9. Ancoria C. Milizie e Condottieri, in Storia d'ltalia (War commander and militia in Italian history) / ed. by R. Romano, C. Vivianti. in 5 Vols. Vol. I. Turin, Einaudi, 1973. P. 643-665. (In Italian).
10. Anonimo fiorentino. Diario (Anonymous Florentine. Diary) //Aile bocche délia piazza: Diario di anonimo fiorentino (1382-1401) (The mouths of the square: the anonymous Florentine Diary (1382-1401). Florence, 1986. 505 p. (In Italian).
11. Balestracci Duccio. Le armi, i cavalla, I' oro. Giovanni Acuto e i condottieri nell'ltalia del Trecento (The weapons, the horse, the 'gold. Giovanni Acuto and the condottiers in fourteenth-century). Rome, 2003. 178 p. (In Italian).
12. Bosisio Alfredo. Storia di Milano (History of Milan). Florence, 1984. 390 p. (In Italian).
13. Cronicchetta d'incerto // Cronichette antiche di vari scrittori del buon secolo della lingua Toscana. Florence, 1773. 330 p. (In Italian).
14. Dennis E. Showalter Caste, Skill, and Training: The Evolution of Cohesion in European Armies from the Middle Ages to the Sixteenth Century. // The Journal of Military History. 1993. Vol. 57. 407 p.
15. Diario d' anonimo fiorentino dall' anno 1358 al 1389 (Diary of anonymous Florentine (1358-1389) 1/ Cronache dei secoli XIII e XIV (Chronicles (XIII-XIV). Florence, 1876. 241 p. (In Italian).
16. Partner P. The Papal State under Martin V. The Administration and Government of the Temporal Power in the Early Fifteenth Century. London, 1958. P. 178.
УДК 94(671.11:2-545
П. Скиррипа
ЦЕРКВИ АФРИКИ И ПРОЦЕСС РАСПРОСТРАНЕНИЯ ПЯТИДЕСЯТНИЧЕСТВА. ЧАСТЬ 2
Статья посвящена особенностям деятельности локальных церквей, и прежде всего пятиде-сятнических, в Африке. Не отрицая оккультизма и связанных с ним практик, они признают проповедование их активности в той мере, в какой они опираются на оккультизм, и в какой через посредство Бога могут его победить. Этот дискурс в настоящее время соприкасается с особыми тенденциями, вызванными неолибералистским поворотом. Так как оккультизм сосуществует с
модернизацией, пятидесятнические церкви является институтом, который, с одной стороны, стремится нивелировать проблемы, связанные с модернизацией, с другой, соединяется с ее целями и этикой.
Ключевые слова: множественность модернизаций, пятидесятнические дискурсы, постколониальная Африка, оккультизм, евангелие процветания, миссионерское проповедничество, неолибералистский поворот.
Р. Экстра
CHURCHES IN AFRICA AND THE PROCESS OF SPREADING PENTECOSTALISM. PART 2
The article is devoted to peculiarities of activities of local churches, primarily Pentecostal in Africa. Without denial of occult and related practices, they recognize their preaching activity to the extent that they rely on the occult, and how through God they can defeat it. This discourse is currently in contact with the particular trends caused by neoliberalists turn. As the occult coexists with modernization, the
Pentecostal Church is an institution which, on the one hand, seeks to minimize problems associated with modernization, on the other, connects with its objectives and ethics.
Key words: plurality of modernizations, Pentecostal discourses, post-colonial Africa, occultism, prosperity gospel, missionary preaching, neoliberalistic turn.
Проповедование миссионеров, демони-зация традиционных религий и полемика против оккультизма
Миссионерское проповедование, как католическое, так и протестантское, началось в Африке уже в XVII в. То есть, вместе с колониализмом, который становился более органи-
зованным и пронизывающим, добирающемся до всех углов континента. По многим версиям, даже если следует отбросить обобщающие писания, возможно, также дихотомические, оно двигалось вместе с колониализмом, становясь одновременно его лекарственным средством и его авангардом.
Миссионерское проповедование долго сталкивалось с традиционными религиями. Временами имена местных божков использовались, чтобы переводить имена святых, главным образом, в католической среде. В некоторых случаях пересмотр локального пантеона служил как пусковой механизм для библейских проповедей. Иной раз он использовался для феномена демонизации локальных культов. Миссионеры, принимая нарративы, которые коренились в христианской полемике против западного язычества, утверждались фактически на том, что традиционные культы являлись всего лишь плодами дьявола, который использовал свою власть для обмана пришедших в мир людей и удаления их от Господа.
Я сообщаю, поскольку это очень уместно, о книге одного ученого из Ганы [5]. Текст раскрывает ситуацию изнутри, поскольку ученый является пастором этой церкви, показывает развитие церкви Пятидесятницы в Гане, главным образом останавливаясь на проблеме эк-зорцистского ритуала. В тексте, согласно тому, что в нем описано, интересна, прежде всего, та часть, которая посвящена историческому развитию миссионерского проповедничества. Миссионеры, прибывшие в Гану, были главным образом пиетистами и веслианцами (Пиетисты - последователи учения, возникшего в Гзрмании внутри лютеранства в XVII в. Они придавали особое значение личному благочестию, внутренним религиозным переживаниям, ощущениям общения с Богом, не придавая особого значения христианской догматике. Веслианство (от имени английского проповедника XVIII в. Джона Уэсли) - одно из протестантских методистских учений, проповедующее ревивализм - реформы образа жизни и морали, а не церкви. Веслианцы, в том числе и женщины, проповедовали друг другу, отчитывались, друг перед другом, много занимались социальной работой. Прим. И. А. Красновой). Они прибыли туда, чтобы нести религиозный свет в то, что тогда рисовалось им как сердце мрака, затемненное примитивностью. Миссионеры доблестно противостояли традиционным религиям, рассматриваемым как основы примитивных и диких обычаев, которые, как они понимали, следует разбить уничтожить. Со временем позиции миссионеров в отношении традиционных религий стали более сложными, но рядом со склонностью к большему диалогу оставалась идея их изначального сатанизма.
Такая установка была воспринята полностью африканскими проповедниками, например, Харрисом. Но в этом случае имелось также глу-
бокое различие. Если миссионеры видели традиционные религиозные практики как культы служения ложным идолам, а веру в колдовство рассматривали как пример суеверия и слабости, проповедники христианских африканских церквей, напротив, не испытывали сомнения в их реальности. Харрис не проповедовал ложность традиционных идолов, не подвергал дискуссии конкретность силы колдовства. Просто, базируясь на миссионерском проповедовании, он менял их смысл: они не являлись ничем иным, как выражением дьявола, которого следовало сразить. «Африканские проповедники нацеливали свою миссию против этих сил и демонстрировали могущество Господа в победе над ними при освобождении от них душ правоверных... миссионеры проводили четкую демаркационную линию между христианством и традиционными верованиями, в отличие от африканских проповедников» [5, р. 111].
Миссионерское проповедование вместе с тем требовало создания особого пространства: оккультного пространства. Демонизируя традиционные религиозные практики, оно приравнивало их к сатанинским действам. Даже отрицая их конкретную реальность, оно оставляло пространство действия для африканских проповедников, которые основывали и легитимизировали свою позицию собственно на благости власти более сильной, нежели власть сатаны.
Проповедование и практики против оккультизма основывали один их хребтов актуального дискурса африканских харизматических и пятидесятнических церквей. Конечно, было бы ошибочно думать, что их успех зависел исключительно от этого. Социальные условия континента, сила евангелической миссии процветания с ее амбивалентной функцией в отношении к деньгам, к периоду одновременно демонизируемому, но рассматриваемому как знак могущества Бога, также как дискурс о спасении (исцеления), в такой же мере являлись элементами, которые их отражали. Определив пространство моей установки, я хотел бы здесь остановиться собственно на оккультизме, показывая, с одной стороны, отношение между ним и новой неолибералистской этикой, которая доминировала на континенте после проектов структурного урегулирования, предложенных Интернациональным валютным фондом, а с другой стороны, действиями церквей.
Церкви, оккультизм и неолиберализм
Если проследовать по улицам Аккры, столицы Ганы, то так же, как и в других крупных африканских городах, легко столкнуться с оккультизмом. Маленькие лавочки и также
странствующие продавцы продают журналы, в которых часто встречаются истории о колдовстве. В популярных изданиях с определенной регулярностью читатели могут обнаружить на первых страницах огромные фото кадавров, сопровождаемые заголовками, которые отсылают к хронике «последнего ритуального убийства». Этим термином обозначаются те убийства, в которых приносятся человеческие жертвы с целью умилостивить и расположить к себе дьяволов, чтобы стяжать богатства; а также те случаи, в которых смерть причиняется из желания заполучить человеческую кровь и органы с целью использования их в колдовских практиках. Оккультизм, однако, проявляется также в производстве фильмов и видео: в Гане, к примеру, можно найти серию фильмов под заголовком «Дьявол», посвященных этим темам. Также в Нигерии мы находим многие произведения, которые отсылают, более или менее явно, к колдовству. Такие фильмы и видео транслируются в городских кинозалах, больших и малых, по всему континенту, переносятся на CD и DVD, продаются на рынках и на углах улиц.
Оккультизм, какутверждают многие антропологи в своих этнографических исследованиях о колдовстве, также присутствует в повседневных дискурсах. Аварии автомобилей и маленьких автобусов, пропажа детей, и прежде всего, приобретение в короткое время богатств некоторыми индивидами часто различными путями возводятся к колдовству. Также в проповедях церквей, пятидесятнической, прежде всего, колдовство и оккультизм присутствуют как постоянный элемент; во время культовых сборищ можно услышать свидетельства обращенных, которые ранее, прежде чем стать правоверными (born again), использовали колдовство часто с целью обогащения. Речь идет об индивидах, которые расплачивались за последствия своих злокозненных действий, спасаясь затем, в частности, переходом в пятидесятничество. Те же самые свидетельства можно прочесть во многих пропагандистских публикациях, издаваемых той же самой церковью.
Даже политика не избегает оккультизма: распространяются слухи (rumors), которые можно услышать на площадях и в местах, где часто собираются люди, в повседневной жизни слухи часто ассоциируются с правящими лицами, и еще более, политиками, занятыми в оккультных действиях. В Камеруне, например, слухи ассоциируют власть президента с его оккультными практиками. Несчастья, которые случаются с людьми, ему близкими, ин-
терпретируются как цена, которую он должен уплатить дьяволу, чтобы тот гарантировал ему свою тайную поддержку [3, р. 226-246].
Речи и практики, которые ссылаются на колдовство, встречаются в большей части африканских стран. В противоположность тому, что должно казаться очевидным, они не только не сосредотачиваются в границах сельских ареалов, но дело обстоит совершенно иначе: есть города, которые являются опорой этого феномена. Мисти Бастиан сообщал о распространении колдовства в городах Нигерии: «Города и их пригородные территории-сателлиты фактически наполнены многими выходцами из старых лесных ареалов континентальной Нигерии. Исчезновение деревьев и подлеска в воображении жителей континентальной Нигерии вовсе не обязательно означает исчезновения тех духовных сущностей, которые в свое время обитали в некоем ареале их домов. Вопреки тому, что они кажутся лишенными чар, города Нигерии становятся местом современной магии: креатуры леса расцениваются как предприниматели..., ...находя наилучший способ, чтобы вовлечь в свой силок архаичной жизни ныне живущих людей» [2, р. 75].
В этнографических и антропологических дебатах темы оккультизма определенно являются центральными. В этих дебатах с силой отклоняется идея о том, что устойчивость оккультизма и еще более, его распространение в городских ареалах могут быть истолкованы как «трудность модернизации», согласно идее, что такой феномен - модернизация страны - изначально был жестко противопоставлен «традиционному африканскому мышлению», и отсюда последовали все трудности, которые эта последняя вызывала и вызывает, и утверждается, что реакции на трудности обусловлены стремительным социальным изменением, находящемся в действии.
В современной этнографии, напротив, благодаря анализу оккультизма стала объектом дискуссии идея модернизации. Я ссылаюсь на ту концепцию, которая рассматривает модернизацию как западную модель, и поэтому идентифицирует «модернизацию» с постепенным и максимальным сближением в Западом. Таким образом, новым считается только то, что в своих формах, в риторике, в практиках, в технических и технологических достижениях копирует западные модели. Эта точка зрения сегодня оспаривается; в частности, отстаивается множественность модернизаций посредством использования английского неологизма «modernities». Признать множественность
модернизаций, - толкуемых как особенные исторические опыты развития, неповторимые где бы то ни было, - означает фактически признать, что существует конструкция и реконструкция культурных программ и множественных социальных устройств, которые не могут рассматриваться как прогрессирующее сведение к доминантной модели, или лучше, к образующей матрице, В этом смысле понятие «множественные модернизации» содержит скрытый отказ от парадигмы модернизации, который выше мною описан. Охватывая эту вторую перспективу, оккультные практики таким образом не могут быть интерпретированы как пережитки прошлого, как культурная форма, предназначенная к исчезновению, сдуваемая с пути ветром модернизации; они, напротив должны рассматриваться как конституирующая часть того особенного исторического опыта, который и есть африканская модернизация в ее множестве оттенков, меняющихся от страны к стране.
Говоря таким образом об оккультизме в этом контексте, не стоило бы придавать ему смысл рефлексии о практиках, предназначенных к исчезновению с наступлением общества технологически продвинутого и секуляризованного. Устойчивость оккультизма делает собственно спорным нарратив о модернизации в его западной версии, которая имеет тенденцию к прогрессу, как технической победе, утверждению светского мышления и секуляризации. Говорить о том, что оккультизм сосуществует с модернизацией в Африке, означает по существу вести речь о других вариантах модернизации.
О связях между новыми практиками оккультизма и неолибералистскими экономическими формами, сегодня доминирующими на континенте, сейчас говорится много. К примеру, Биргитта Мейер показывает, как обогащение связано с новой неолиберальной этикой [4, р. 236-255]. Оно рассматривается не как обогащение само по себе, но в виде способов, в которых рассказывается, как оно представлено в расхожих историях и повествованиях, которые распространены по африканским странам. Например, в упомянутой статье Мейер говорит о рассказах, в которых утверждается, что богатство должно исходить от дьявола или от оккультных действий традиционных жрецов. Во всех случаях богатство предстает как плата за жизнь единокровного родственника, принесенного в жертву именно с такой целью. В других случаях стерильность (лишение детородной функции) (также жертвуется жизнь, на сей раз потенциальная) есть цена за обогащение.
Также в моем этнографическом опыте имеются примеры такого рода. В Эфиопии распространены слухи, утверждающие тот факт, что богатый собственник очень крупных гостиниц в столице обязан своим богатством детям, которых принес в жертву к подножию огромной сикоморы, находящейся в холле одной из его гостиниц.
Колдовство разрывает связи семейной солидарности и соседства. Оно становится метафорой того, как упорный поиск богатства уничтожает местные (локальные) ценности. Через эти дискурсы проверяется мораль капиталистического экономического обмена. В пяти-десятнических церквях есть много рассказов, которые относятся к богатствам, добытым сатанинским путем. Это богатства, недолго остающиеся: дьявол ничто не дает даром. Истории о них часто кончаются трагедиями со смертями членов семьи, и выкуп состоит в религиозном обращении, которое гарантирует защиту от действий дьявола. Если товары и деньги - инструменты дьявола, то спасение лишь в лоне пятидесятнической веры.
Не должно все же думать, что пятидесят-нический дискурс исчерпывается критикой морали обмена. Прежде всего, в версии евангелия процветания открывается возможность дифференцированного свободного выбора. Амбивалентность товаров и денег, которые обуславливают отталкивание и притягательность синтезируется в этом соглашательстве. Евангелие процветания, по сути, проповедует не только спасение, но и возможность добиться благополучия на этой земле. Проповедники, которые им вдохновлялись, рассматривали материальное богатство как благословение Господа. Более всего Церковь, но также и индивид, под непосредственным покровительством Господа, могут накапливать богатства. Вот почему, как знаки Божественного благословения, они должны быть предъявляемы для демонстрации того, насколько Господь могуществен и благосклонен к тем, кто истинно верует в него.
Неолибералистский поворот большей части африканских государств и политика доступа к интернациональным рынкам привели к поощрению частной инициативы, которая для некоторых заканчивалась обогащением, а в целом производила прогрессирующее обнищание части населения. При этом возникала конкуренция западных товаров, которые часто становились знаком и мерилом стремлений, которые невозможно было реализовать. Деньги и товары таким образом в одно и то же время становились объектом желания и символом
соприкосновения с новой социальной и экономической реальностью, в которой групповая солидарность уступала место индивидуальному предпринимательству, а экономика обмена противостояла экономике, пропитанной местной моралью.
Эта амбивалентность, как я говорил, существует в дискурсах неопятидесятнических церквей, которые охватываются евангелием процветания.
С одной стороны, фактически, деньги, а еще более товары, рассматриваются как средство, которое дьявол использует, чтобы интенсифицировать свое злобное влияние на мир, с другой, они - символ благосклонности Бога к правоверным и обращенным, в частности. Отсюда предъявляется размер богатств некоторых проповедников-пятидесятников, которые выставляют напоказ свою одежду по последней моде, разъезжают на Мерседесах и других роскошных машинах.
Резюмируя, я хотел бы подчеркнуть, два аспекта, которые всплывают, хотя, естественно, и не являются единственными в проповедовании пятидесятников. С одной стороны, дискурс против оккультизма. Оккультизм в своем обосновании имеет длинные корни, порожденные проповеднической деятельностью миссионеров и демонизацией традиционных религий. Создается таким образом пространство, в котором изгоняются демоны, ведьмы и традиционные божки, все отмеченные знаком сатанизма. Сила изначальных локальных церквей, и прежде всего пятидесятнических, состоит в том, что они не отрицают оккультизма и связанных с ним практик. Создавая их в реальности, они легитимизируют проповедование их активности в той мере, в какой они опираются на оккультизм, и в какой через посредство Бога могут его повергнуть.
Этот дискурс сопрягается сегодня с особыми тенденциями, вызванными неолибералист-ским поворотом. Двойственное отношение к товарам и деньгам отражается в амбивалентности, которую мы находим в дискурсах церквей. Поскольку оккультизм сосуществует с модернизацией, харизматические и пятиде-сятнические церкви кажутся в этот момент институтом, который, с одной стороны, стремится исцелять раны, наносимые модернизацией, с другой, соединяется с ее целями и этикой.
Такой дискурс, конечно же, не может быть универсален, ибо крайне различаются реальности, с которыми он сталкивается на конти-
ненте. Прежде всего, дифференцируется и варьирует комплекс церквей, которые пытаются его проводить. Дело не только его в размытости его границ, но прежде всего мы находимся перед лицом панорамы, подобной кипящей магме и находящейся в состоянии непрерывной эволюции, внутри которой сосуществуют институты, формы проповедования и практики, которые часто между собой контрастируют. Произведенные этнографические исследования, если сложить их вместе, развернут перед нами комплексную реальность, которая не будет укладываться ни в какие жесткие и определенные рамки. То, что я хотел здесь представить, есть только одна тенденция, очень сильная сегодня, которая сейчас развертывается вокруг проповедования евангелия процветания. Она интересна в своей соприка-саемости с версиями модернизации, которые утверждаются на африканском континенте.
Наррации и дискурсы, концентрирующиеся вокруг оккультизма и форм сатанинского обогащения, и более широко, вокруг злокачественности разворачивающегося в мире процесса, фактически также порождают реальность. Это дискурсы перформативные, поскольку ощутимо пересоздаюттопосы о модернизации, как бы склоняя ее к религиозным идиомам. По многим версиям речь идет о критическом дискурсе реальности в той мере, в какой он принимается, следуя Аппадураи [1], то есть идее, что воображаемое не должно расцениваться как уход от реальности, но, напротив, как социальное пространство, в котором она проектируется, о чем я имел случай более пространно заявлять в другом месте [6]. Если мы последуем такой концепции, то можем сказать, что подобные дискурсы позволяют управлять амбивалентностью, связанной с товарами и богатствами, позволяют отражать в морали экономические формы, сегодня господствующие, и менять их. В том смысле они изменяют их, что конструируют реальность, объясняющую их в религиозных идиомах. Связь с экономическими и политическими практиками таким образом оказывается в центре религиозных дискурсов. Пя-тидесятнический дискурс так выражает модернистскую теологию, что идея модернизации может склоняться как внутрь традиционного просветительства, так и внутрь секуляризации, запуская политическое действие и социальную рефлексию собственно в рамках религиозной идиомы. В этом, вероятно, и заложен один из ключей его обновляющейся притягательности.
Перевод И. А. Красновой
Источники и литература / References
1. Appadurai A. Modernitá in polvere. Dimensioni culturali della globaiizzazione (Powder of modernity. Cultural aspects of globalization). Rome, 2001. (In Italian).
2. Bastían M. L. Vulture Men, Campus Cultlsts and Teenaged Witches: Modern Magics In Nigerian Popular Media // Magical Interpretations, Material Realities: Modernity, Witchcraft and the Occult in Postcolonlal Africa /Ed. H. L. Moore, T. Sanders. London-New-York, 2000.
3. Flsiy C. F., Geschlere P. Witchcraft, Development and Paranoia in Cameroon: Interactions between Popular, Academik and State Discourse // Magical Interpretations, Material Realities: Modernity, Witchcraft and the Occult In Postcoloniai Africa / Ed. H. L. Moore, T. Sanders. London-New-York, 2000.
4. Meyer B. Delivered from the Powers of Darkness?: Confessions of Satanic Riches in Christian Ghana // Africa. 65, 2, 1995.
5. Onylnah O. Pentecostal Exorcism: Wtchraft and demonology In Ghana. DEO Publlscing, Dorset (UK), 2012.
6. Schirripa P. Chlese e globaiizzazione nelle antropologie afrlcaniste contemporanee (Churches and globalization in modern anthropology studies of Africa) // Sapere antropologici, media e societá civile nell' Italia contemporánea (Anthropological knowledge. the media and civil society in the modern Italy) I ed. by L. Faldlni, E. Pill. Vol I. Roma, 2011. (In Italian).
УДК 355.121
В. H. Суряев
КОМПЛЕКТОВАНИЕ КОРПУСА ОФИЦЕРОВ РУССКОЙ АРМИИ: ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ ЦЕНЗ (1900-1914 гг.)
Развитие военно-политической обстановки в мире отчетливо демонстрирует необходимость дальнейшего укрепления обороноспособности Российской Федерации. Фактором первостепенного значения при этом является обеспечение такого уровня образования офицерского состава, который позволит ему выполнять свои профессионально-должностные обязанности в любой обстановке, Существенную помощь в решении этой
задачи может оказать учет опыта прошлого. Настоящая статья посвящена анализу мер, предпринимавшихся для совершенствования образования будущих офицеров в военных училищах в период, предшествовавший Первой мировой войне.
Ключевые слова: юнкера, офицеры, общее и военное образование, военно-учебные заведения, преобразование юнкерских училищ.
V. N. Suryaev
STAFFING OF RUSSIAN ARMY OFFICERS: EDUCATION QUALIFICATION (1900-1914)
The development of the military-political situation in the world clearly demonstrates the importance of further enhancing the combat potential of the Armed Forces. A factor of prime importance in this case is to ensure that the level of education of officers, which will allow them to meet their professional duties in any environment. In this regard, the study of the experience of command staff training in a complex international situation, the beginning of the twentieth
century, is very important. This article is devoted to the consideration of measures aimed at improving the training of future officers in the military system of secondary education in the Russian army in the period preceding the First World War.
Key words: cadets, officers, general and military education, military-educational institutions, the transformation cadet schools.
Функционирование любой государственной организации в решающей степени зависит от ее руководителей. К армии, ввиду специфики социальных связей и отношений, существующих в ней, данное положение относится в большей мере, чем к любому другому социальному институту. «Качество состава корпу-
са офицеров имеет решительное влияние на качество всей армии. <...> Каковы офицеры, такова и армия» [13, с. 45, 54], - писал один из военных теоретиков конца XIX - начала XX столетий.
В рассматриваемый период времени главными обязанностями офицерского состава яв-