CC BY
144
ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ И КИТАЙ: НОВЫ1Е ГОРИЗОНТЫ МЕЖДУНАРОДНОЙ РЕГИОНАЛИЗАЦИИ
эксперт Центра по изучению Китая при Институте мировой экономики и политики при Фонде Первого Президента Республики Казахстан (Алматы, Казахстан)
егодня Центральная Азия — одна из «горячих» тем в глобальном масштабе. Не
каждое десятилетие миру открывается регион, привлекающий к себе внимание
возможностями массовой добычи и экспорта углеводородов, выгодного вложе-
ния крупных инвестиций, многообещающего сотрудничества в военной сфере. К тому же регион приобрел известность благодаря другим факторам, усиливающим звучание геополитической тематики. В их числе: противодействие местных правительств экстремистским движениям, обвинения со стороны Запада в авторитарном управлении и нарушениях демократических прав и свобод, а также ренессанс ислама, «цветные революции» и пр. Вместе с тем республики региона находятся под пристальным наблюдением западных держав, о чем свидетельствует немедленная реакция последних на события в ЦА, причем это внимание со временем лишь усиливается1. Здесь активно работают эмиссары не только западных, но и многих других крупных стран. Очевидно, должны быть весьма веские причины, чтобы регион столь интенсивно притягивал к себе даже весьма отдаленные центры силы. Эти причины не лежат на поверхности, как представляется на первый взгляд.
Общественно-политическая эволюция в государствах ЦА мало интересует основную массу зарубежных наблюдателей. Парадоксально, но еще меньше исследуется актуальная в связи с регионом и остро стоящая перед всем миром проблема наркотраффика. В данном случае приоритетными темами для политической аналитики — за исключением вопросов крупного бизнеса (читай: добычи природных ресурсов) — служат тесно сопряженные с ЦА «большая игра» за регион между ведущими державами современности, стратегия России, распространение китайского влияния, то есть геополитическое соперничество в регионе. Многим ясно, что только нефть и газ не могут служить единственной причиной такого ажиотажа. Ведь до тех пор, пока углеводороды добываются и пользуются спросом, они не минуют своего покупателя, причем транспортировать эти ресурсы будут по рентабельным маршрутам, а не по политически выгодным — таков закон экономики, а нарушение его чревато серьезными последствиями, в первую очередь для государ-
1 Существует мнение, что в связи с возникшими проблемами в других частях мира, в частности в Ираке, Запад теряет интерес к ЦA. Признанный американский специалист по региону М.Б. Олкотт подкрепляет это утверждение тем, что демократические реформы в странах ЦA осуществляются не так быстро, как ожидалось на Западе (см.: Олкотт М.Б. Второй шанс Центральной Aзии. М.: Центр Карнеги; Фонд Карнеги за международный мир. Т. XVIII. Москва — Вашингтон, 2005. С. 3). Однако данный тезис можно считать по крайней мере утратившим актуальность за время, прошедшее после издания названной книги, что доказывают факты активизации центральноазиатского направления политики CШA (см.: Лаумулин М. Под крылом хромой утки. CШA в ЦeнтрAзии // Континент, 24 мая — 6 июня 2006, № 10 (171), а также сайт [http:// centrasia.org/newsA.php4?st=1148877300]).
sc
ства-экспортера. Не случайно по поводу казахстанской «трубопроводной политики» говорят, что вряд ли республике необходимы новые трубы, скорее всего, вторым странам нужны гарантированные поставки нефти.
ЦА была (и в общем остается) зависимой от России — транспортировка добываемых в регионе стратегических углеводородных ресурсов фактически на 100% осуществляется через территорию РФ. Лишь Казахстан, также прочно связанный с ней системой трубопроводов, сохраняет относительную независимость своей энергетической политики. Вероятно, развитие южного и транскаспийского направлений поставок энергоносителей из ЦА действительно может оказаться более рентабельными по сравнению с существующими, однако в обозримом будущем этого не случится — пока в Афганистане царит хаос, Пакистан расшатывается изнутри, страны Кавказа находятся под перманентной угрозой из-за отсутствия нормального диалога между Ираном и государствами Запада, а уровень научных разработок не позволяет рисковать экосистемой Каспия. Многочисленные новые проекты транспортировки — и уже осуществленные, и разрабатываемые (Западный Казахстан — Китай, Баку — Тбилиси — Джейхан, Туркменистан — Китай, Узбекистан — Китай, «Набукко») — даже в случае их скорой реализации все же не способны в среднесрочной перспективе коренным образом изменить ситуацию в сфере энергопоставок из региона. По всей видимости, за интенсивными попытками диверсифицировать энергоэкспорт из ЦА скрывается одна задача: нарушить доминирование России в регионе2. Возможные ежегодные поставки энергоносителей (в значительных объемах) в обход РФ способны нанести урон не столько ее экономическим интересам, сколько стратегическим. В целом вопросы, связанные с добычей и транспортировкой энергоресурсов, лишь частично открывают то, что скрывается за геополитической «игрой» в ЦА, каковы ее правила и в чем состоит выигрыш. На наш взгляд, постановка проблемы международной регионализации способна глубже объяснить нынешнюю ситуацию в Центральной Азии.
* * *
Под международной регионализацией в данном случае подразумевается процесс развития новых системных связей между странами отдельного региона и внерегиональ-ными «игроками», которые продвигают интегративные тенденции и приводят к формированию обновленного региона — межстранового образования, объединенного общими хозяйственно-экономическими и военно-политическими интересами вокруг единого центра силы — могущественного государства.
Речь идет о становлении нового региона, когда на смену традиционным связям между странами приходят их отношения с новым лидером. От интеграции этот процесс отличает главным образом то, что не только (и не столько) экономика служит движущим фактором объединения — подоплекой регионализации выступают стратегические интересы, которые и «руководят» процессом. Это — во-первых. Во-вторых, регионализация развивается как бы не между странами, а вокруг определенной страны, выступающей в роли геополитического центра. Кроме того, вопреки существующему стереотипу такое объединение не обязательно происходит между культурно
2 Публикации вполне четко отражают курс в этой сфере США и других государств Запада в отношении ЦА (см., например, материалы на вэб-сайте [www.eurasia.org]: Коэн А. Безопасность, энергия и демократия: американские интересы в Средней Азии; Хэнкс Р., Глисон Г. Региональное электроэнергетическое объединение: панацея от экономических бед Центральной Азии?).
близкими нациями — когда громче всего «звучат» геополитические интересы, многие расхождения игнорируются. Главное условие успешной регионализации заключается в том, что государство-лидер должно быть достаточно сильным стратегически, чтобы обеспечивать устойчивое развитие его партнеров и не допускать возникновения угроз их безопасности.
На наш взгляд, с некоторых пор страны ЦА (одни раньше, другие позже) начали движение именно в этом направлении — к сближению с одним из центров силы, то есть наметилось начало регионализации региона и завершение транзитного периода в геополитике его стран, когда, несмотря на изменение ситуации и расклада сил, отношения между государствами продолжали строиться на основе старых связей3. Дело в том, что регионализация пространства требует участия по крайней мере одного «игрока», комплексный стратегический потенциал которого будет служить достаточно мощным центром притяжения и мотором для экономик «стран-сателлитов». Это, в свою очередь, сулит значительные выгоды и преимущества «государству-локомотиву». За роль такого центра силы и разворачивается сегодня пресловутая геополитическая игра в ЦА.
Экономическая интеграция в рамках региона и его последовательно выстроенное прагматическое и диверсифицированное сотрудничество с внерегиональными державами и соседними странами, безусловно, были бы предпочтительными, прежде чем государства ЦА вступят в более тесные отношения с глобальным рынком. Учитывая наличие комплексных социально-экономических связей между недавними советскими республиками, их интеграция была бы вполне реальной, особенно при участии в этом процессе России, и могла бы оказаться весьма полезной для них. Если будущее СНГ изначально вызывало большие вопросы, подпитывавшиеся аморфными задачами организации, ее сложной структурой и неоднозначным происхождением, то, например, ЕврАзЭС в том составе, в котором оно функционирует сегодня, имело бы весьма внушительные перспективы, начни эта структура свою активную деятельность, по крайней мере, со второй половины 1990-х годов. Однако следует признать, что, к сожалению, время для «нормальной» экономической интеграции в ЦА упущено — к настоящему моменту позиции стран в интеграционных переговорах не стали ближе, но значительно повысилась активность внешних «игроков». Государства региона не сумели воспользоваться имевшимися у них преимуществами, и активная позиция президента Казахстана с его интеграционными проектами не получила практической поддержки.
Итак, пока в ЦА «пробуксовывали» интеграционные процессы, получили развитие новые тенденции: различные внерегиональные центры силы продвигали свои стратегии в отношении ее республик. В результате внимание всех без исключения республик Центральной Азии в последние годы акцентируется не на сотрудничестве друг с другом, а на анализе различных проектов, предлагаемых Западом, Китаем, Россией, Индией, Японией и пр. Вместе с тем выделяется следующий момент: хотя страны ЦА и разобщены (более того, возможно, никогда не были столь далеки друг от друга политически), они интересуют внешних «игроков» прежде всего не по отдельности, а как
3 Такой подход характерен для ряда экспертов. «В последнее время в некоторых геоэкономических кругах высказывается мысль о том, что Центральная Азия становится частью нового экономического и геополитического порядка, формирующегося в Евразии. Этот процесс характеризуется расширением рынков в сторону государств Юго-Восточной Азии, Китая, Кореи, Индии, Турции и России. Процесс развивается на фоне замедления (говорят даже о стагнации) экономического прогресса Европы, на которую ранее ориентировались многие страны СНГ во главе с Россией. Усиление «азиатской» парадигмы и укрепление евразийской экономической самостоятельности (в случае реализации интеграционных проектов РФ и ЦА) может иметь далеко идущие стратегические последствия» (Лаумулин М. ШОС — «грандиозный геополитический блеф»? Взгляд из Казахстана // Russie.Nei.Visions, July 2006, No. 12 [www.ifri.org]).
цельный регион4. Это проявляется, в частности, в том, что ныне любые события в ЦА — будь то политический кризис или президентские выборы в отдельной республике — наблюдатели оценивают не в проекции влияния этих реалий на будущее последней, а прежде всего с точки зрения их перспективного воздействия на регион в целом. То есть извне ЦА воспринимается как целостная субстанция, и от работы ее отдельных систем зависит амплитуда развития всего данного пространства. Это важно понимать для оценки политики мировых держав в отношении государств Центральной Азии.
Чем обусловлено такое отношение к региону, в котором не только ни один интеграционный проект в общем практически не реализован, но и даже границы между отдельными странами заминированы? Мы считаем, что в данном случае на отношение к ЦА влияет политика главных внерегиональных «игроков» — России и Китая. Поскольку их курс в регионе ориентирован на сохранение его целостности и геополитической одновек-торности, это не может не находить отражения в центральноазиатской политике в целом. Для РФ и КНР вопрос заключается не просто в том, чтобы удержать республики ЦА от чрезмерного сближения с Западом; геополитическим проигрышем Москвы и Пекина обернется вариант, при котором регион расколется, а его отдельные страны войдут в «поле игры» третьих государств. Это требует от России и Китая осуществления в ЦА довольно ресурсозатратной политики, которая тем не менее приносит больше плодов им, чем их соперникам.
Позиции и поведение Запада относительно ЦА отличны от российских и китайских. Весьма красноречива следующая выдержка из выступления Р. Баучера, помощника Госсекретаря США по делам Южной и Центральной Азии: «Соединенные Штаты поддерживают развитие полностью суверенных, демократических и процветающих стран Центральной Азии, сотрудничающих с Америкой и друг с другом в продвижении региональной безопасности и стабильности... В стратегическом и индивидуальном плане народы этих государств получают возможность реализации своей независимости — не с опорой на один рынок или державу, а обладая рядом вариантов. Наша политика состоит в том, чтобы помочь им»5. Таким образом, в настоящей геополитической игре борьба идет за регион, однако если каждый прочий внерегиональ-ный «игрок», как мы предполагаем, будет удовлетворен, заполучив хотя бы одну из республик ЦА в качестве своего союзника, то для Москвы и Пекина ситуация гораздо сложнее, а ставки — выше.
Между тем даже короткая 15-летняя история новой Центральной Азии показывает, что происходящие в ней процессы не вписываются ни в традиционные формулы развития регионов, ни в ряд имевшихся для ЦА сценариев. С одной стороны, не сбылись высказывавшиеся предположения относительно «раскола» региона на страны, одни из которых будут тяготеть к мусульманскому югу, другие — к северному соседу и т.д., с другой — не оправдались надежды на быструю и эффективную внутрирегиональную интеграцию. Что же происходит с ЦА и какое будущее ждет ее в свете набирающих обороты процессов глобализации и соперничества между державами? По нашему мнению, международная регионализация наиболее точно отражает подлинные геополитические процессы в регионе.
4 Более того, американские специалисты пытаются «привязать» ЦА к Афганистану, призывая «изменить карту региона». Видимо, по их расчетам, это может способствовать его переориентации с российско-китайского направления на западное. О концепции «Большой Центральной Азии» см.: Старр Ф. Партнерство для Центральной Азии // Россия в глобальной политике, июль — август 2005, № 4 или на сайте [http:// www.globalaffairs.ru/numbers/15/4506.html].
5 Из выступления Р. Баучера 26 апреля 2006 года в подкомитете по Ближнему Востоку и Центральной Азии Комитета по международным отношениям Палаты представителей США [www.usinfo.state.gov].
S3
•к -к -к
Следует отметить, что в данной статье термин «регион» будет применяться лишь в международном аспекте (упускаем узкий смысл — «географическая область отдельного государства») и в двух «состояниях»: реальном (геополитическом) и потенциальном (геостратегическом). При этом в отношении предмета нашего исследования оба последних не являются общепринятыми, но, на наш взгляд, вполне обоснованны. Во-первых, в современной политологии понятие «регион» традиционно используют для определения группы стран, объединенных общими географо-климатическими, этническими и культурноисторическими характеристиками. Относительно ЦА нет единства мнений, но мы придерживаемся того из них, согласно которому регион — в силу общности комплекса своих характеристик — составляют (в данном случае) государства постсоветской Азии: Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Туркменистан и Узбекистан. Любое «расширительное» применение дефиниции «Центрально-Азиатский регион» (например, «Большая Центральная Азия» с Афганистаном или «Центральная Азия — Туркестан» с Синьцзяном и пр.) провоцирует излишнюю политизацию понятия. «Расширительное» применение вполне оправданно чисто в географическом смысле, как это имеет место, в частности, в Большой советской энциклопедии6.
Согласно реальной ситуации, состояние региональных дел в Центральной Азии — наличие пяти весьма близких друг другу, родственных по всем естественным и социокультурным характеристикам республик. В то же время, хотя географически это пространство, бесспорно, является регионом, на практике страны, его составляющие, слабо связаны друг с другом и пытаются соседствовать в режиме максимальной автономии.
Что касается второй сущности термина, то в контексте нашего исследования понятие «регион» может служить дефиницией результата процесса международной регионализации. Пока неотчетливый, но потенциально заключающий в себе основное содержание и концепцию развития международных отношений в ЦА, процесс регионализации должен в итоге привести к формированию принципиально нового для данного геополитического пространства образования — региональной системы, основанной не только на традиционных связях, но и на структуре, на нижнем уровне интегрированной внутри себя в единое пространство прочными хозяйственно-экономическими и социально-политическими связями между составляющими ее странами, а на верхнем — интегрированной в глобальный рынок как отдельная экономико-политическая единица, а не группа геополитически близких стран. К тому же это должна быть система, обеспечивающая безопасность всех ее звеньев.
Почему в ЦА не сработала интеграция, с обретением республиками региона суверенитета довольно отчетливо провозглашавшаяся целью их сотрудничества? Почему потребовалось расширить традиционное понятие «регион» в отношении ЦА и какую роль способен сыграть в регионе Китай? По нашему мнению, нынешняя ситуация всецело обусловлена меняющимся миропорядком. Центральноазиатские страны оказались в критически сложных условиях: перед вызовами глобализации и новыми правила-
6 Центральная Азия — природная страна в Азии, включающая пустынные и полупустынные равнины, плоскогорья и нагорья. Ограничена на востоке южной частью Большого Хингана и хребта Тайханшань, на юге — продольной тектонической впадиной верхнего Инда и Брахмапутры (Цангпо). На западе и севере граница Центральной Азии соответствует горным хребтам Восточного Казахстана, Алтая, Западного и Восточного Саяна, приблизительно совпадая с государственной границей между СССР, с одной стороны, Китаем и Монголией — с другой. Площадь Центральной Азии, по разным оценкам, от 5 до 6 млн кв. км. На ее территории расположены большей частью Китай и Монголия. Население Центральной Азии составляют монгольские народы (халха и др.), китайцы, уйгуры, тибетцы и др. (см.: Центральная Азия // Большая советская энциклопедия, 1975).
ми сосуществования государств на международной арене. И хотя по всем объективным критериям республики ЦА составляют самодостаточный регион, фактически они лишились исторического шанса на полноценную региональную интеграцию: не успев завершить необходимый путь национального самоопределения, они оказались вовлеченными в процессы глобализации. Тем самым, несмотря на то что внутрирегиональная интеграция значилась в программах всех здравомыслящих центральноазиатских политиков одной из приоритетных задач, за 15 лет независимости она не продемонстрировала отчетливой тенденции к развитию. Учитывая меняющуюся международную ситуацию, с сожалением можно констатировать, что будущее региона — за активными внере-гиональными акторами. Если глобализация с ее «укрупнительными» тенденциями и транснациональными формами — реалии сегодняшнего дня, то регионализация в ЦА будет осуществляться по китайскому, российскому, западному или южно-азиатскому варианту.
Итак, любой вопрос в рамках обширной геополитической тематики — от направления транспортировки энергетических ресурсов и до специфики Шанхайской организации сотрудничества — сегодня вписывается (для внешних наблюдателей) в простую схему: регион постепенно освобождается от комплексов постсоветской Азии и выходит в самостоятельное «плавание», балансируя между чрезмерным сближением с РФ и отдалением от нее. Однако в современном мире (особенно в местных геополитических условиях) у стран ЦА мало шансов интегрироваться в мирохозяйственную систему, не став предварительно сателлитом одного из фигурирующих центров силы7. Последние — в зависимости от собственных краткосрочных и долгосрочных интересов — выстраивают свои отношения с республиками региона, предпринимая усилия для их перевода на свою орбиту.
Понятно, что сегодня страны ЦА воспринимаются почти исключительно в качестве объектов международной политики, в частности процессов регионализации. При этом роль республик скорее рефлекторна — реагировать на внешние вызовы, создаваемые помимо России (традиционного центра притяжения для них) другими активными участниками разворачивающегося геополитического соревнования. Между тем такая ситуация вполне закономерна. Регион, страны которого экономически слабы, никогда не участвовали (по большому счету) в международных делах и имеют в глазах внешних наблюдателей достаточно размытые образы, не может обладать силой влияния. Но в действительности, несмотря на неоднозначную репутацию и ограниченные ресурсы, на нынешнем этапе развития многое зависит собственно от правительств стран региона. Хотя эти республики выступают скорее в качестве объектов современной политики, тем не менее роль руководства в пяти «станах» не сводится к чистому пассиву: будущая региональная конфигурация ЦА зависит (прежде всего и главным образом) от выбора самих ее стран — от их предпочтений во внешней политике. При всей объективной для данных республик ограниченности возможностей геополитического маневрирования, интеграцию, перспективы которой рассматриваются здесь, навязать извне нельзя. Ее можно лоббировать, но в конечном счете лишь обоюдное притяжение сторон и постановка взаимоудовлетво-ряющих стратегических задач способны запустить механизмы регионализации. Без этого финансовые вливания, политическое давление и прочие инструменты, применяемые вли-
7 Этому, кстати, препятствуют не только внешние, но и сугубо субъективные причины, заложенные в политике республик региона по отношению друг к другу. В своей внешнеполитической деятельности они максимально дистанцируются от соседей, стараясь доказать собственную самодостаточность, в то время как более тесное сотрудничество с соседями по региону и координация с ними своих внешнеполитических курсов заметно усилили бы их позиции и оказали бы позитивное воздействие на взаимоотношения с различными центрами силы. Парадоксально, но международные организации с участием стран ЦА проявляют жизнеспособность при том условии, что в их состав входят Россия или Китай.
ятельнейшими акторами международной политики, не приведут их к главной цели — последние не сумеют направить региональные центростремительные тенденции на себя в пику интересам остальных претендентов.
Тезис о решающем значении внешнеполитического курса стран ЦА в разворачивающейся регионализации подтверждает ситуация, сложившаяся в конце 2006 года в Туркменистане: кончина президента С. Ниязова обусловила вызов для всех вовлеченных в центральноазиатскую геополитику «игроков», бросивших свои ударные силы на «прощупывание» его преемников. В данном случае сводить все вопросы к газовым ресурсам страны — на наш взгляд, упрощение и излишняя политизация вопросов энергетики. Положение гораздо сложнее и не характеризуется лишь проблемой, касающейся маршрута экспорта газа Туркменистана. Скорее всего, эта республика не может далее игнорировать реалии, изолировав себя от международных дел в Каспийско-ЦентральноАзиатском регионе, что было бы равносильно политическому самоубийству ее нового руководства. Ныне от нового главы государства зависит выбор внешнеполитической направленности, следовательно, в Ашхабаде будет «решаться» ряд интриг предстоящей регионализации ЦА: кто из участников геополитического состязания получит новый козырь, появятся ли дополнительные стимулы для региональной или международной интеграции?
Итак, пока представляя собой регион лишь географически, Центральная Азия вступает в процесс своей регионализации — становления региона, который, по всей видимости, будет строиться при активном участии одной (или нескольких) внерегиональных держав. Иными словами, именно регионализация (как альтернатива региональной интеграции), присущая странам, упустившим по той или иной причине шанс осуществить интеграционную программу в рамках своего региона, служит ключом ко всем основным процессам, ныне происходящим в ЦА. При этом если для одних участников данного процесса регионализация — естественная тенденция и путь к выживанию, то для других — борьба за новый передел мира на постиндустриальном этапе.
В целом в повестке дня подавляющего большинства аналитиков, занимающихся проблемами региона, значится два главных вопроса: в чью сферу влияния могут в итоге войти его государства и что противопоставить усилиям Китая, чтобы не допустить его триумфа в этой сфере? Геополитика ЦА привлекает к себе преимущественное внимание, поскольку она определяет основных «игроков», географию трубопроводов и направления торгово-экономической активности в целом. От того, кто победит в этой игре интересов, для всех ее участников зависит многое. Если взглянуть на положение дел шире, то от развития центральноазиатской регионализации будет зависеть и дальнейший миропорядок. Ведь если Китай, рассматриваемый многими как основной претендент на победу, сумеет включить ЦА в зону своих жизненных интересов, то это существенным образом отразится на месте России и США в мире.
* * *
Переходя от теории центральноазиатской геополитики к ее практике, следует прежде всего отметить большое количество разнообразных геополитических «игроков», претендующих на определенные формы сотрудничества со странами региона. Пожалуй, наиболее близкий исторический аналог подобной геополитической ситуации — история бывших федеральных субъектов СФРЮ, добившихся независимости, а затем постепенно вовлеченных в европейскую интеграцию (в более раннее время они вошли в программы НАТО по безопасности). Тем не менее необходимо признать, что в их случае не наблюда-
лось серьезных геополитических разногласий, так как географически эти территории — часть Европы, то есть западного мира, следовательно, особых альтернатив регионализации у них не было. Даже Сербия с ее «исторической обидой» на Запад, тактически тяготея к другому геополитическому центру — Москве, будет, вероятнее всего, все больше сближаться с Западом, поскольку стратегически ей выгоднее регионализация с ним, а не с Россией. Другой пример борьбы за геополитическую ориентацию и распределение зон между различными центрами силы — нынешняя Украина между Западом и РФ. Однако в данном случае речь идет лишь об отдельном государстве, а не о регионе; кроме того, Россия уже явно проиграла эту «битву».
По всей видимости, нынешняя ситуация с ЦА уникальна. Согласно логике развития «азиатская парадигма» (о ней писал М. Лаумулин, цитировавшийся выше) имела наивернейшие шансы для Центральной Азии конца ХХ — начала XXI веков. Тем не менее Запад лишь все более утверждается в своем желании «бороться» за ее стратегические умы. Апелляция к пресловутым углеводородным запасам региона — при фактическом рассмотрении положения дел — в данном случае все же неизбежна: ни Соединенные Штаты, ни государства Европы, ни уж тем более Китай не могли остаться равнодушными к ЦА в силу даже одного энергетического фактора. В этом контексте напрашиваются аналогии с Ближним Востоком — его «распределение» между державами началось еще до обнаружения там «черного золота»; кроме того, огромное значение для последних имело геостратегическое положение указанной зоны. Однако превращение нефти в планетарный энергоисточник № 1 существенно усугубило ситуацию для стран Ближнего Востока. Те из них, которые оказались вне международной регионализации, то есть каким-то образом не примкнули к тому или иному центру силы или ушли от него, сегодня геополитические аутсайдеры, чье развитие чрезвычайно затруднено сложными отношениями с рядом государств мира (например, Ирак с его 9,6% мировых доказанных запасов нефти, Иран — с 11,5% нефти и 14,9% газа, а также Ливан, Сирия и некоторые другие).
Ныне проблема ЦА заключается в том, что она выступает объектом стратегических притязаний чрезмерно большого (для нее) числа держав. Это требует от республик региона проводить весьма энергозатратную внешнюю политику, что затрудняет концентрацию на отдельных приоритетных направлениях. С одной стороны, эти республики жестко «привязаны» к России, от патерналистского внимания которой любая из них не сможет избавиться за короткий срок (даже при наличии твердого намерения), с другой — могущественный Запад не намерен отказываться от своих планов относительно региона. Кроме того, сосед ЦА — самая амбициозная и многообещающая молодая держава Китай.
Складывающаяся ныне общая ситуация свидетельствует, что КНР имеет наибольшие преимущества в осуществлении регионализации Центральной Азии под своей эгидой.
* * *
Получив исторический шанс стать ведущим государством планеты, КНР не могла проигнорировать возможность играть роль регионального лидера на геополитически свободном от влияния Запада пространстве ЦА. С учетом географического фактора на стороне Пекина были основные преимущества. Вместе с тем за последние 10—15 лет неимоверно возросли финансовые возможности Китая, недавно занявшего второе место в мире по золотовалютным резервам. Но главное его оружие, пожалуй, умение стратегически планировать свою политику.
Руководствуясь восточным менталитетом и дипломатической мудростью, Пекин — при всех его успехах на центральноазиатском направлении — не выступает, подобно Вашингтону, с «громкими» инициативами. Так, предложенный в 2006 году проект создания единой энергосистемы в Центральной и Южной Азии (от Казахстана до Индии), способствующий, по мнению его авторов из Госдепартамента США, интеграции экономик обоих азиатских регионов8, на взгляд с Востока, слишком «прямолинейный», непродуманный и неподготовленный шаг. К тому же, имея существенный интерес к углеводородным ресурсам региона, Пекин прежде всего позаботился о налаживании доверительного диалога с элитами республик региона, а также создал в нем эффективный институт, посредством которого подобные инициативы могли быть впоследствии продвинуты без ущерба для имиджа КНР. Такая структура начала формироваться в конце 1990-х годов, а с 2001 года стала известна под названием «Шанхайская организация сотрудничества». Сегодня она успешно выполняет ставящиеся перед ней задачи, включая усилия по созданию Энергетического клуба ШОС.
Деятельность данного образования играет на руку прежде всего Китаю, поскольку ШОС, по имеющемуся авторитетному мнению, — проект Пекина9. Это утверждение, может быть, небесспорно, но у нас есть возможность наблюдать следующее явление: любые трубопроводные коридоры из ЦА сопряжены с технической сложностью и большими финансовыми затратами ввиду географических особенностей региона. Однако нефтепровод Атасу — Алашанькоу уже функционирует, а газопровод в направлении КНР проходит последние стадии утверждения, в то время как при кажущихся огромных финансовых и прочих ресурсах большинство давно обсуждающихся западных проектов до сих пор остается на бумаге.
В свете недавних событий в ЦА складывается впечатление, что она приближается к черте, за которой в дальнейшем балансирование между интересами различных держав может оказаться для стран региона невозможным. «Геополитика в Центральной Азии в последнее время стала порождать соперничество», — отметил авторитетный индийский эксперт10. Во многом благодаря деятельности ШОС за относительно короткий период центры тяжести нарушены, в результате чего все «здание» центральноазиатской геополитики пришло в опасное колебание. Еще недавно, после начала возглавляемой США антитеррористической операции в Афганистане, отмечалось, что «Китай оказался в наибольшем проигрыше в войне против терроризма в Центральной Азии. Де-факто каждый пункт его стратегии по распространению своего и уменьшению американского влияния обернулся неудачей»11. Однако уже сегодня многие авторитетные западные китаеведы, в частности Лайл Голдштейн, фактически признают успех политики КНР в ЦА и призывают «проигравшее» правительство США поддержать китайские инициативы, касающиеся региона12. Китай обсуждает с государствами ЦА смелые интегративные проекты и уверенно отрицает необходимость укрепления сотрудничества с Западом, Россия демонстрирует полную лояльность к Китаю, а также одобряет инициативы в рамках ШОС. Однако партнерство РФ с бывшими союзными республиками осуществляется не всегда ровно и однозначно. И если на нынешнем этапе регионализация должна рассматриваться в приоритетном порядке как краеугольный камень центрально-
8 Из выступления Р. Баучера 26 апреля 2006 года...
9 Из интервью К.Л. Сыроежкина «Для Китая ШОС — инструмент, позволяющий «сидеть на двух стульях» от 14 марта 2007 г. // Радио-интервью на вэб-сайте [www.inkar.info].
10 Bhadrakumar M.K. Foul Play in the Great Game // Asia Times, 12 July 2005.
11 С. Бланк цитируется по Goldstein L. China in the New Central Asia: The Fen (RMB) is Mightier than the Sword // The Fletcher Forum of World Affairs, Winter 2005, Vol. XXIX, No. 1. P. 13.
12 Ibid. Op. cit. P. 13—34.
азиатской политики, то очевидно, что ЦА не может продвигаться по этому пути одновременно в нескольких направлениях. Если углублять сотрудничество с НАТО, то не следует надеяться на продолжение такового в формате ОДКБ; если отправлять углеводороды по одному маршруту, то другие поставки могут быть возможны, скорее всего, по «остаточному» принципу.
Как уже отмечалось, ШОС явилась предусмотрительно подготовленной «площадкой» для реализации КНР своей политики в отношении ЦА. В этой связи указанную организацию можно рассматривать в качестве главного инструмента регионализации по китайскому сценарию. С некоторых пор ШОС вполне успешно предпринимает практические шаги, направленные на то, чтобы выступить в роли системообразующего фактора, парадигмы прогрессирования региона, обеспечивающей главные условия для продолжения существования ЦА как политического и экономического субъекта международной политики: безопасность региона и возможности для эффективного взаимодействия его стран. Можно с уверенностью утверждать, что без ШОС эти два фактора развития ЦА находились бы в менее «организованном» состоянии — и безопасность, и многостороннее сотрудничество требовали появления в регионе «центра тяжести», подобного ШОС.
Если же сопоставить ШОС с инструментами регионализации, имеющимися у других участников геополитического соперничества, то такое сравнение явно в пользу Китая. Да, Россия по-прежнему сильна в регионе, превратив его в свою ресурсную базу, однако такое положение не может долго сохраняться при общей ситуации вокруг ЦА. В первые годы после развала СССР и в ходе дальнейшей эволюции Москве удавалось сохранять в регионе фактическое лидерство (хотя с переменным успехом) благодаря лояльности руководства его республик и инерционности их политики в целом. Кроме того, весь остальной мир относился к новым независимым «станам» с большой долей опаски, что отвечало интересам РФ. Однако на рубеже тысячелетий стало заметно, что уже сама Россия начала злоупотреблять хорошим отношением к ней лидеров стран региона и проводить в ЦА «инерционную» политику. Это могло привести к печальным последствиям для РФ, поскольку к тому времени в общих чертах оформилась стратегия Запада в отношении ЦА. Ее государства могли быть вовлечены в сферу все более повышающей активность западной политики так же, как сегодня в нее вовлечен, например, Азербайджан. Вместе с тем мы считаем, что России помог в этом случае Китай, а вернее, то, что интересы двух стран на тот момент совпали (это и позволило им скооперировать усилия). Вот почему сегодня главной интригой центральноазиатской регионализации можно считать будущее взаимоотношений Москвы и Пекина: смогут ли они оставаться стратегическими партнерами в условиях, когда Китай пытается осуществить регионализацию ЦА под своей эгидой, и как отразятся на республиках региона отношения двух гигантов?
Итак, за 15 лет изменилось многое. Россия продолжает оставаться лишь одним из ключевых «игроков» на геополитическом пространстве ЦА. Ее авторитет в среде местных правящих элит уже не столь непреложный, отношения же с нею строятся строго на деловой, а не идеологической основе. Так, в плане вопросов регионализации можно отметить, что за истекший период РФ потерпела в регионе серьезное стратегическое поражение, допустив появление ШОС, — теперь она вынуждена признать полное право КНР на участие в попытках «обустроить» дальнейшую судьбу ЦА. Недавний визит президента Казахстана Н. Назарбаева в Россию продемонстрировал неизменность близких отношений РК и РФ; более того, они интенсифицируются, что неизбежно коснется и других стран региона. В этом плане республики ЦА и Россию связывает,
наряду с трубопроводами, многое, однако проблему могут создать отношения между Москвой и Пекином. РФ не застрахована от вовлечения в экономическую сферу могущественного Китая13 — еще в конце 1990-х годов ученые США били тревогу по поводу усиления КНР и оттеснения России на второй план в центральноазиатской политике14.
Рыхлость и слабая «инструментальная» подкрепленность политики Запада, инерционность действий России, а также «вакуум силы» в Центральной Азии подтолкнули Китай к лидерству в регионе.
* * *
Международная регионализация — часть процесса глобализации, его продолжение на местном уровне, а не противоречащее ему явление, как может показаться, если исходить из самого термина. Для национальных правительств регионализация не означает отказа от своего суверенитета. Как показывает практика, от подобного шага воздерживаются не только молодые государства. Наблюдение за ходом европейской интеграции доказывает, что и умудренные политическим опытом европейские нации не готовы делиться своей независимостью. Если относительно интеграции ЕС речь идет о прагматичном слиянии государственных полномочий (с тем чтобы каждая из стран-участниц могла нарастить свой потенциал), то регионализация ЦА будет проходить, скорее всего, по формуле «фарватера» — следования «государств-сателлитов» курсом внешней и оборонной политики страны-лидера, что, безусловно, подразумевает и теснейшие торгово-экономические связи между ними. На практике это происходит посредством преимущественной ориентации экономики малых государств на «лидера», тесных военно-политических контактов, действия режима взаимных преференций. Очевидно, что такие отношения строятся на основе усложнения процесса принятия решений: это неизбежно, поскольку «переплетаются» интересы нескольких стран, но при рациональном подходе такая цена мирного и устойчивого развития не кажется чрезмерной.
Хотя планетарное сообщество и существует (по форме) как система обособленных, независимых друг от друга государств, однако фактически оно, пожалуй, никогда не функционировало в таком режиме. Для этого базовым принципом взаимоотношений между странами мира должна была бы служить изоляция. В реальности же в ходе многосложных политико-экономических контактов между отдельными государствами устанавливались отношения взаимозависимости и сотрудничества разной степени интенсивности, а в международных делах страны издревле выступали в союзнических ролях. Больше всего преуспевали, как правило, те из них, чьи партнеры оказывались сильнее и надежнее. В любом случае внешние связи предполагают возникновение определенной зависимости друг от друга сторон, вступающих в контакт. Наиболее концентрированное выражение этот феномен получает в процессах глобализации.
13 Как отметил известный российский китаевед В. Гельбрас, «китайский вопрос — это вопрос дальнейшего существования России. Впервые в истории Россия стала во всех отношениях малой страной по сравнению с Китаем. В связи с этим России еще предстоит в полной мере осознать новую ситуацию и примириться с ней, что сопоставимо с гигантским национальным и социально-психологическим потрясением» (Гельбрас В. Китайский фактор внутренней и внешней политики России [http://www.carnegie.ru/ru/pubs/books/volume/ 48315.htm]).
14 См.: Olcott M.B. Russian-Chinese Relations and Central Asia. В кн.: Rapprochement or Rivalry: Russia-China Relations in a Changing Asia / Ed. by Sherman Garnett. Washington: Carnegie Institute for International Peace, 2000. P. 391.
1GG
Согласно законам общественно-политического развития малые или слабые государства (исключительно в смысле их комплексных мощностей) неизбежно оказываются втянутыми в экономическую и политическую сферы той или иной региональной державы (если таковая имеется на данном геополитическом пространстве). Неминуемое притяжение к центру силы обусловливает определенную зависимость от страны-лидера. Альтернатив такому сценарию фактически не существует, особенно в условиях современного противоречивого международного порядка. Ситуация осложняется, если в регионе появляется больше чем одна безусловная сила, что создает предпосылки для борьбы между лидерами.
Когда в начале 1990-х годов в ЦА сформировались независимые государства, в мире их еще долго воспринимали как «советские» республики, не представляли отдельно от России и априори включали в ее сферу влияния — на зависть другим центрам силы, мечтавшим о таких лояльных странах-партнерах. Казалось, такое положение несет в себе запас прочности, достаточный для сохранения статус-кво в регионе еще на несколько десятилетий, хотя те факты, что по соседству с данными государствами располагается Китай и три из пяти республик ЦА имеют общую с ним границу, уже тогда многие воспринимали как вызов. Было ясно, что КНР находится на волне националистического подъема, которая могла поднять ее на небывалый уровень могущества и влияния не только в Центральной Азии, но и в мире. Даже в самых смелых научных прогнозах не предполагалось, что Пекин сможет повлиять на баланс сил в регионе, по крайней мере в первой четверти XXI века.
Кроме собственно российского фактора и многих общих для РФ и республик ЦА интересов (и особенностей), существовали амбиции других внешних «игроков», чьи ставки в региональной игре были весьма внушительными — это должно было препятствовать возможному распространению в регионе китайского влияния. Считалось, что при всех геоэкономических козырях Пекина у него не хватит ни опыта, ни связей для выхода на приоритетные позиции в ведении дел со странами Центральной Азии, поскольку прямые системные контакты между Китаем и республиками региона отсутствовали в течение почти полувека.
Тем не менее нынешняя ситуация в ЦА свидетельствует о новой конфигурации сил, в которой КНР занимает одну из лидирующих позиций. Положение, сложившееся в последние годы, примечательно тем, что Китаю удалось обойти США. Пекин продемонстрировал гениальные дипломатию и политику, сумев добиться важных стратегических побед, не провоцируя при этом обострения отношений с региональными или внерегио-нальными «игроками».
* * *
Раскрыть лежащую в основе данной статьи тему — сложная задача. Если говорить об узкопрофессиональных, политологических кругах, то проблемы Центральной Азии они обсуждают широко и активно, но при этом специалисты оперируют, как правило, информацией, знакомой всем в равной степени. То есть авторы, пишущие о геополитических и геоэкономических процессах, происходящих в странах региона, заведомо редко могут претендовать на обладание новыми сведениями. Их задачи — переосмысливать то, что в принципе уже широко известно, а также с максимальной достоверностью интерпретировать события и процессы. В этой связи у китаеведов, владеющих расширенными знаниями о КНР — одном из ключевых «игроков» в ЦА, есть определенные козыри, с помощью которых у них есть возможность сделать более точные оценки и прогнозы. Вот поче-
му в нашей статье приводится множество ссылок на мнения известных специалистов по Китаю.
В целом анализ реалий в ЦА с точки зрения регионализации проливает свет на перспективы большого клубка международных противоречий на этом пространстве, по крайней мере, позволяет осуществить попытку расширить понимание регионального взаимодействия — если не уходя от вопроса энергетического сотрудничества, то углубляя его.
В новой обстановке, сложившейся в ЦА, геополитические «игроки», как представляется, сталкиваются с ранее неизвестными правилами игры, появление которых обусловлено следующим фактом: в принятии данными государствами решений многое отныне будет определяться уже не интересами поддержания статус-кво и балансирования, что наблюдалось еще до недавнего времени, а необходимостью выстраивать «новый региональный порядок» в свете актуализирующихся угроз безопасности — как внешних, так и внутренних. В связи с этим каждая республика ЦА будет, по-видимому, прилагать усилия для «упорядочивания» своего международного сотрудничества — на двусторонней основе и в региональном формате. В этом свете усовершенствование в Центральной Азии коллективной системы безопасности — одна из основных задач. Именно в силу смены подходов к региональному взаимодействию Китай получает в ЦА дополнительные преимущества, поэтому государства региона находятся в разном положении, но всем им не хватает уверенности в будущем: они связывают с КНР как большие надежды, так и серьезные опасения.
С одной стороны, активная позиция Китая в регионе обусловливает для стран ЦА множество новых возможностей для углубления многостороннего, в том числе двустороннего сотрудничества с ним, раскрытия богатого потенциала такого взаимодействия и интенсификации всестороннего обмена с Пекином; подобные отношения выступают ключевым фактором благополучного развития всего региона. С другой стороны, все это подразумевает рискованное сближение с восточным соседом, значительно доминирующим по экономическому и военному потенциалу, а также необходимость переложить на органы ШОС часть задач по обеспечению национального развития и безопасности, полагаясь на коллективные механизмы решения.
Тем не менее (при прочих равных условиях) ни ход геополитической конкуренции, ни вероятные отклонения от намеченного в рамках ШОС курса отдельных республик ЦА не сумеют изменить общую тенденцию трансформации Китая в главную региональную державу. У этого дисциплинированного и целеустремленного «игрока» есть все предпосылки, необходимые для достижения поставленных целей. Между тем Шанхайской организации сотрудничества придается стратегическое значение в наборе «инструментов» Пекина, который намерен претворять в жизнь свои планы в отношении Центральной Азии большей частью путем дальнейшего продвижения проекта ШОС. Таким образом, перспективы Организации определяют потенциальное место Китая в ЦА и взаимоотношения с ним республик региона. Что касается регионализации Центральной Азии, то ЦА пытается интегрироваться в глобальный рынок, сохранив при этом не только географическую, но и стратегическую целостность. Однако при наличии такого соседа, как современная КНР, вариантов для этого у Центральной Азии исключительно мало — большинство из них находится у Китая.
