CC BY
23
ного закона при тех же объективных условиях (в расчете на ту же базу), — цель.
Применение данного уравнения позволяет получить довольно подробную количественную картину относительной результативности удерживающего влияния на население.
На практике довольно широко применяется способ определения эффективности норм уголовного права по динамике отдельных видов преступлений, объему возмещения материального ущерба, числу судимостей и по рецидиву. Действительно, если предположить, что правоохранная задача социально обусловлена, она достаточно точно сформулирована при конструировании нормы и что без этой нормы указанная задача не может быть достигнута, то в этом случае степень эффективности правового регулирования будет зависеть от того, насколько эта норма точно соблюдается и насколько достигается неотвратимость ответственности при ее нарушении.
Подобные вычисления распространены в практике правоохранительных органов. В сочетании с анализом конкретных причин преступности они помогают совершенствовать уголовное законодательство и устранять причины и условия, способствующие совершению преступлений.
Соответствующий анализ может и должен осуществляться в качестве первоначального этапа при изучении эффективности норм уголовного права. Вместе с тем картина данного феномена не будет достаточно полной без последовательного исследования влияния социальных факторов. И как уже было отмечено ранее, вычленить удельный вес действия именно нормы уголовного права практически не представляется возможным. Основная сложность здесь кроется в том, что социальная эффективность не исчерпывается измерением фактической эффективности. Очевидно, качественная оценка может базироваться в данном случае на субъективном представлении населения о том, насколько действующему уголовному закону свойственна неотвратимость наказания7.
Большинство рассматриваемых уголовно-правовых концепций эффективности сводятся к тому, что
отдельные нормы уголовного закона совместно с иными социальными факторами воздействуют на общественные отношения. Индивид как участник соответствующих отношений «взвешивает» все ожидаемые внешние издержки своего будущего поведения и после этого принимает один из возможных вариантов. Видимо, именно такой опосредованный характер механизма уголовно-правового воздействия несет в себе определенный социальный эффект.
Резюмируя сказанное, следует подчеркнуть, что определение эффективности уголовно-правовой борьбы с преступностью предполагает сопоставление деятельности правоохранительных органов с теми изменениями, которые корреспондируют с криминогенной ситуацией. Не существует прямой, непосредственной зависимости названных явлений. Эти изменения — результат взаимодействия всей массы факторов, влияющих на преступность, и вычленить долю влияния уголовно-правового воздействия практически невозможно. Поэтому представление об эффективности уголовно-правового воздействия можно составить лишь по корреляции эмпирических показателей уголовно-правового воздействия и изменений в преступности. Однако отмеченное возможно лишь при условии, что такая корреляция не искажена действием каких-либо кризисных социальных явлений.
1 См., например: АминовД.И., Солонин А.Ю. Современные подходы к построению эффективного механизма уголовной политики Российского государства: Монография. М.: Академия экономической безопасности МВД России, 2010.
2 См., например: Алексеев С.С. Механизм правового регулирования в социалистическом обществе. М., 1966. С. 34.
3 Гришанин П.Ф. Механизм уголовно-правовой борьбы с преступностью // Труды Академии МВД РФ. 1997.
4 См., например: Аминов Д.И., Солонин А.Ю. Указ. соч.
5 Осипов П.П. Теоретические основы построения и применения уголовно-правовых санкций. Л., 1976, С. 61.
6 Максимов С.В. Эффективность общего предупреждения преступлений. М.: Академия МВД РФ, 1992.
7 См., например: Аминов Д.И., Солонин А.Ю. Указ. соч.
ЦЕННОСТНЫЕ ОСНОВАНИЯ ПРАВА В ФИЛОСОФИИ РУССКОГО КОНСЕРВАТИЗМА
АЛ. ЗОЛКИН, доктор философских наук
Аннотация. Статья посвящена ценностным основаниям права в философии русского консерватизма. В статье рассматривается право как феномен культуры. Анализируется духовная природа права, определяются основные ценности права.
Ключевые слова: право, духовные основания, ценности, мораль, юридическая наука, философия
VALUES FOUNDATIONS OF LAW IN THE PHILOSOPHY OF RUSSIAN
CONSERVATISM
A.L. ZOLKIN, doctor of philosophy
Annotation. The article is dedicated to values foundations of law in the philosophy of russian conservatism. The article dwells on the law as a phenomenon of culture. The spiritual essence of law is analyzed, the main values of law is specified. Key words: law, social foundations, values, moral, juridical science, philosophy
Основоположники русского консерватизма — славянофилы — вошли в историю отечественной фи-лософско-правовой мысли как последовательные критики формализма западноевропейской юриспруденции, осуществляемой на основе идеи существенного различия исторического развития правовых культур России и Запада. В Западной Европе формирование права они связывали с преимущественным влиянием римского права, а в России — обычного права. В силу этого обстоятельства особенностью западной юриспруденции И.В. Киреевский считал ее формализм: она «отвлеченно выводит логические заключения из каждого законного условия, говоря: форма это самый закон, — и старается все формы связать в одну разумную систему, где бы каждая часть, по отвлеченно-умственной необходимости, правильно развивалась из целого, и все вместе составляло не только разумное дело, но самый написанный разум»1.
Для древнерусской правовой культуры, по мнению славянофилов, был характерен приоритет над законом обычного права, которое, как утверждал И.В. Киреевский, «вырастая из жизни, совершенно чуждалось развития отвлеченно-логического». Именно правовой обычай являлся в Древней Руси источником законодательства, и такая «социологическая» по своей сути модель «законотворчества» рассматривалась славянофилами как правовой идеал: «Закон в России, — писал в связи с этим И.В. Киреевский, — не изобретался предварительно какими-нибудь учеными-юрисконсультами; не обсуживался глубокомысленно и красноречиво в каком-нибудь законодательном собрании и не падал потом как снег на голову посреди всей удивленной толпы граждан, ломая у них какой-нибудь уже заведенный порядок отношений. Закон в России не сочинялся, но обыкновенно только записывался на бумагу уже после того, как он сам собою образовался в понятиях народа и мало-помалу, вынужденный необходимостью вещей, взошел в народные нравы и народный быт»2.
Славянофилы не останавливались на констатации исторических различий между западноевропейской и российской правовой культурой. Они подвергли критике либеральные ценностные основания западноевропейской юриспруденции. Фактически славянофилы пришли к выводу, что идея права, взятая в ее высшем значении, несовместима с обществом, основанным «единственно на личной пользе, огражденной договором». «Личная польза», по А.С. Хомякову,
«как бы себя не ограждала, имеет только значение силы, употребленной с расчетом на барыш»3. Таким образом, славянофилы сомневались в оправданности употребления самого термина «право» применительно к модели личных прав, господствующей в западноевропейском обществе.
Антропология либерализма, признавшая руссоистский тезис о том, что «человек по природе добр», и объявляющая высшей ценностью «суверенную личность», как и антропология радикализма с ее идеалом человека, бросающего вызов традиционным авторитетам — чужды консерватизму. Прежде всего потому, что они не идеализировали эмпирического человека. Например, В.Л. Мещерский неоднократно высказывался: «Вообще человек зверь, в частности он бывает хуже или лучше зверя»; «С тех пор, пока я себя помню, я знал, что человек — зверь и зверь лютей всех лютых зверей на земном шаре; человек ужасен не только тем, что он злее всякого зверя, но тем, что мораль свою применяет к своим зверствам и ею оправдывает себя». По мнению этого русского публициста, делать «культ из фраз о великих правах человека» — значит вступить на скользкую и небезопасную стезю, уводящую от истинных — надчеловеческих — ценностей»4. Другой видный представитель консерватизма, К.Л. Победоносцев, указывал на то, что абсурдно превращать общефилософские категории («свобода», «равенство», «братство») в юридически обязательные права, директивно устанавливаемые государством.
Таким образом, консерваторы не согласны вслед за либералами видеть в индивиде человека вообще, который уже по одной своей принадлежности к «человечеству» должен быть наделен вполне определенными «правами человека». Для консерваторов субъект права не абстрактное физическое лицо, но человек с вполне определенной национальной и сословной принадлежностью, с конкретными потребностями, стремлениями и ожиданиями, причем всякая конструкция личных прав — случайна и произвольна, если она не имеет субстанциональной основы в лице реальной общности, в которую индивид (субъект данных прав) интегрирован. Единство же «человечества» как некого целого консерваторам представлялось эфемерным, ибо человечество не образует и не может образовать солидарной группы, не представляет в мировом масштабе аналога государственной общности. Вследствие чего у «человечества» отсутствуют правомочия устанавливать своим членам права и обязанности.
Проблема соотношения индивидуальных прав и индивидуальных обязанностей решалась консерваторами на основе представлений об индивидуальном долге, выражаемых посредством понятий «ответственность», «обязательство», «честь». Именно чувством долга, уверяли и К.Л. Победоносцев, и
М.Н. Катков, и Л.А. Тихомиров, и И.А. Ильин, должны скрепляться отношения человека с государством, но отнюдь не ненадежным — во всех отношениях — основанием личного интереса. Юридическая регламентация личного статуса должна вносить свой вклад в воспитание в индивиде чувства «мы», чувства сопричастности ценностям общегосударственного и общенационального значения. Регламентация же, построенная на культивировании индивидуальных прав, деформирует правосознание человека, развивая в нем до патологических размеров чувство эгоцентричного «я».
Именно негативные этические последствия фило-софско-правового индивидуализма вызывали критическое отношение к этой традиции у многих русских мыслителей. В частности, теоретик евразийства Н.Н. Алексеев указывал, что признание личности основной правовой ценностью — это главная догма новейшей философии права. «Истина, что право существует для человеческой личности и для ее охраны, — полагал он, — является как бы философско-право-вой аксиомой»5. С понятием изолированной личности связаны производные от нее понятия, которые обычно и считаются основными правовыми ценностями: понятия эгоизма и интереса, понятия свободы и равенства. На них строятся определения различных правовых явлений и самого права: «право есть обузданный эгоизм», «право есть защищенный интерес», или «область внешней свободы», или «равновесие между свободой и равенством». «Но нет никакого труда показать, — продолжает Н.Н. Алексеев, — что между эмпирическим фактом живой человеческой личности и идеей права нет и не может быть ровно никакой логически необходимой связи. Материальные, нравственные, культурные и всякие иные потребности личности всегда являются чисто историческими изменчивыми величинами. При одних условиях они могут способствовать развитию права, при других — могут прямо препятствовать ему»6.
Создается впечатление, что консерваторы недооценивали личностные аспекты права, жертвовали ими в пользу надличностных ценностей. Однако это не так. Для русского консерватизма характерен отчетливо выраженный персонализм, который резко контрастировал с идеей индивидуализма, заложенной в западноевропейской традиции правопонимания. Так, философско-правовая доктрина И.А. Ильина характеризовалось двумя ключевыми моментами, которые можно обозначить как «реалистическая антропология» (необходимость учета действительных возможностей человека и их пределов) и «духовная перспек-
тива» (возможность преодоления несовершенства индивидуальной и социальной жизни служением высшим ценностям). В силу этого И.А. Ильин постоянно напоминал о несводимости категории «правосознания» к тому, что «человек сознает свои права и о них думает». Право он рассматривал как духовный феномен. Духовным философ называет такое состояние души, которое «является восприятием, переживанием и осуществлением верховной, объективной ценности»7. Связь между духом и правом можно выразить так: необходимые формы духа составляют основы правосознания. В основе права всегда лежит живое и правое притязание человека на духовность, притязание на духовно-необходимые формы жизни, теоретическим выражением которых являются аксиомы правосознания.
Таким образом, И.А. Ильин формулирует позицию, которая не может рассматриваться ни как апология существующего социально-политического порядка в духе консерваторов-охранителей, ни как ностальгическое воспоминание о легендарном прошлом в духе консерваторов-романтиков. Его позиция достаточно радикальна: в основе права лежит не сила (государства или личности), а притязание на духовно-необходимые формы жизни, необходимые формы духа составляют основы правосознания.
И.А. Ильин, осмысляя опыт русской революции и гражданской войны, пришел к выводу о существенных дефектах правосознания российского общества и решительно призвал к полному обновлению юридической науки. «Общую теорию права, — писал он, — придется пересмотреть всю. Самые идеи права и государства, отмиравшие в пустой отвлеченности, прикрепятся внизу к живой глубине правоощущаю-щего духа и вверху к единой, объективной цели права и государства»8. Таким образом, юридическая наука должна строиться не просто как наука о «праве», но как наука о «праве в нормальном правосознании»9.
Историческую миссию русской интеллигенции мыслитель связывал с пониманием и познанием дефектов и недугов своего и общенационального правосознания. Задача русского правоведения — прийти в этом на помощь интеллигенции и всему народу: юристы должны осуществить это самопознание прежде всех и глубже всех и повести по этому пути за собой интеллигенцию и народ. Этот процесс и должен стать основой государственного обновления России.
Однако проблема не ограничивается только тем, чтобы русское национальное правоведение поставило перед собой эти задачи, но и в том, чтобы оно нашло для них правильное разрешение. Для этого И.А. Ильин, считает необходимым прежде всего испытать, увидеть и понять, что право и государство, которые регулируют, конечно, не внутренние, а внешние деяния человека, тем не менее живут именно внутренними, душевными состояниями его, и притом не безразлично какими, а именно душевно-духовными.
«Строить право, — писал И.А. Ильин, — не значит придумывать новые законы и подавлять беспорядки; но значит воспитывать верное и все углубляющее и крепнущее правосознание»10.
Человек творит право и государство именно чувством, волей и сознанием, не «просто» внешними поступками, но длительными, устойчивыми и содержательно-верными напряжениями души и духа. Юристу, способному только к формальным анализам, и политику, стремящемуся к максимальному расширению публичных полномочий, конечно, может казаться, что сущность юриспруденции сводится лишь к поиску надежного механизма, регулирующего внешние возможности и поступки человека. Настоящий, нефиктивный субъект права, по убеждению мыслителя, способен чувствовать, желать и мыслить предметную цель права и государства, он способен переносить духовные напряжение своей личности на право и государство. «Быть нефиктивным субъектом права, — писал И.А. Ильин, — значит быть духовно зрелою личностью — вот первооснова правосознания, вот аксиома философии права, длительное пренебрежение к которой таит в себе возмездие»11.
Идеи И.А. Ильина об обновлении юридической науки, об обогащении ее духовным содержанием актуальны и сегодня. Новая Россия, получившая в наследство негативный опыт авторитарной и тоталитарной куль-
туры, инфицированная в последнее десятилетие XX в. идеями вульгаризированного либерализма, должна прислушаться к тем выводам и положениям, к которым пришли лучшие представители российской философии, своим умом и совестью осознавшие трагические повороты отечественной истории.
1 Киреевский И.В. Полн. собр. соч. М., 1861. Т. 1. С. 207.
2 Гам же. С. 207-208.
3 Хомяков А.С. Мнение иностранцев о России // О старом и новом. М., 1988. С. 92-93.
4 Цит. по: КарцовА.С. Правовая идеология русского консерватизма. М., 1999. С. 137 -138.
5 Алексеев С.С. Основы философии права. СПб., 1998. С. 110.
6 Там же. С. 122.
7 Ильин И.А. О сущности правосознания // Собр. соч.: В 10 т. Т 4. М., 1994. С. 309.
8 Ильин И.А. Основные задачи правоведения в России // Собр. соч.: В 10 т. М., 1999. С. 226.
9 Там же. С. 226.
10 Там же. С. 221.
11 Там же. С. 224.
АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ ОПЕРАТИВНО-РАЗЫСКНОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА В ЦЕЛЯХ ВЫЯВЛЕНИЯ И РАСКРЫТИЯ ВЗЯТОЧНИЧЕСТВА
П.И. ИВАНОВ,
профессор Академии управления МВД России, доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист РФ IvanovPI@mail.ru
12.00.12 - Криминалистика; судебно-экспертная деятельность;
оперативно-разыскная деятельность
Аннотация. В настоящей статье автором рассматриваются некоторые проблемы совершенствования оперативно-разыскного законодательства в интересах своевременного выявления и раскрытия взяточничества как наиболее распространенного вида коррупции. автором сформулированы в ней предложения по решению изложенных проблем.
Ключевые слова: социальная опасность коррупции, взяточничество как вид коррупционного проявления, криминализация власти, борьба со взяточничеством, проблемы и пути их решения
