CC BY
79
ЦЕННОСТНОЕ САМООПРЕДЕЛЕНИЕ СОЦИАЛЬНОЙ РАБОТЫ: МЕЖДУ ПРАГМАТИЗМОМ И ГУМАНИЗМОМ
VALUE DETERMINATION OF SOCIAL WORK: BETWEEN PRAGMATISM AND HUMANISM
Д. А. Мельников
В статье рассматривается ценностное самоопределение социальной работы: между прагматизмом и гуманизмом. Становление системы ценностей социальной работы в XX в. проходило под влиянием комплекса идей и идеологических течений.
Ключевые слова: социальная работа, ценностное самоопределение, прагматизм, гуманизм.
Становление социальной работы в XX в. сопровождалось многочисленными попытками соотнести противоречивые ценности и установки, свойственные реальным мировоззренческим и социальным системам, сопоставить в пространстве профессиональной рефлексии и практической реализации альтернативные взгляды и подходы к приоритетам социальной развития и целям индивидуального действия.
Одно из главных критических замечаний касательно возможности положить в основу этики социальной работы фундаментальный для гуманизма кантовский принцип уважения к личности состоит в том, что он может служить опорой для индивидуальных отношений между социальным работником и клиентом, но при этом не принимает во внимание социальный контекст практики социальной работы. Такой акцент на индивидуальности клиента, по мнению М. Хорна, потенциально имеет три негативных последствия: 1) маскирует социальный контекст жизни клиента (например, низкие доходы, отсутствие работы и т. д.); 2) игнорируются последствия структурного неравенства в обществе и процессов, которые создают социальный контекст жизнедеятельности и, следовательно, играют определенную роль в возникновении индивидуальных проблем; 3) внимание фокусируется на неспособности клиента справиться с ситуацией, а не на структурных предпосылках возникновения неравенства в обществе, предопределяющих возникновение социальных проблем. В результате этого может проявиться тенденция к «обвинению» клиентов в наличии у них проблем [1].
Следствием такой деконтекстуализации индивида/ клиента становится то, что их личность и потребности подвергаются риску патологизации в том смысле, что источник «проблемы» обнаруживается в каком-либо персональном ограничении или недостатке клиента. В этом можно обнаружить близкое к философской точке зрения родство понятий уважения к личности и индивидуализма. С. Люкес, в частности, описывает индивидуализм с эпистемологической точки зрения как «...объяснительную доктрину, которая утверждает, что все попытки объяснить социальные
D. A. Melnikov
This article analyzes the value-determination of social work, between pragmatism and humanism. The formation of values of social work in 20th century took place under the influence of a complex of ideas and ideologies.
Keywords: social work, value determination, pragmatism, humanism.
(или индивидуальные) явления должны быть отвергнуты, если они не представлены в полной мере с точки зрения фактов об отдельных людях. Это исключает объяснения социума и проблем человека, основанные на представлениях о динамике социальных сил, структурных особенностях общества, институциональных факторах и так далее» [2].
По мнению многих критиков, принцип самодетерминации, если его интерпретировать с индивидуалистических позиций, обращен к свободе индивида от излишних ограничений и апеллирует к негативной свободе. В то же время представления о самодетерминации могут получать принципиально иное звучание, когда в центр внимания помещаются коллективные права. В этом случае ценности самодетерминанции предстают как право на позитивную свободу, реализуемые для целей общего блага.
Поэтому здесь необходимо проанализировать еще один важный для этики социальной работы концепт «блага», который традиционно в философии анализируется в рамках деонтологической или утилитарной интерпретации общественного блага.
Сразу оговоримся, что оба этих этических подхода, несмотря на свою значимость, не могут быть реализованы в чистом в виде в практике социальной работы. Тем не менее для понимания природы ценностных установок профессии социального работника важно обозначить эти две полярности в этической мысли.
Здесь, не вдаваясь в общеизвестные детали, следует упомянуть, что в философском учении об этике существует две классические этические парадигмы - утилитарная этика (этика «последствий») и деонтологическая этика («этика долга»). Этика последствий концентрирует свое внимание на том, что является хорошим или плохим, вредным или полезным в ее последствиях. Например, социальные стремления, выраженные в принципе максимизации пользы для наибольшего числа членов общества, - это отражение идей этики последствий. Отличительная черта деонтологической этики - рассмотрение определенных действий или человеческого поведения как обязательных, - например, требование всегда говорить правду (принцип правдивости), незави-
симо от последствий. Деонтологическая этика считает моральные принципы абсолютными и утверждает, что они налагают на нас абсолютную обязанность им подчиняться. Обе эти парадигмы основополагающей моральной философии, по отдельности или в сочетании, могут использоваться в этической оценке человеческой деятельности и поведения.
Утилитарный подход, в свою очередь, утверждает, что действия и убеждения являются хорошими или плохими не потому, что они таковы по своей природе, а благодаря своим последствиям. С этой точки зрения в контексте социальной работы ценность самоопределения как позитивной свободы заключается не в ее «сакральной» самоценности, но в тех преимуществах, которые получает человек в результате обретения возможности самоопределения. Другими словами, ценность самоопределения важна как идеал функционирования личности, а не как форма выражения неких конечных истин и убеждений.
Различия между деонтологической и утилитарной этикой важно учитывать при анализе проблем социальной работы, поскольку оценки существующего положения дел и стратегии действий, выработанные на основе той или другой концепции, будут обращать внимание на существенно различные аспекты социальной действительности. Кроме того, по мнению М. Хорна, опираясь на философское обоснование принципов этики, представленное в этих учениях, можно найти ключи для понимания и разрешения очевидных этических противоречий в практике социальной работы.
Объясняя разрыв этической теории социальной работы с ее практикой, Дж. Пирсон полагает, что в то время как официальные этические принципы социальной работы подробно регламентируют права клиента, на другой стороне уравнения (то есть там, где права клиент ограничиваются) они предлагают только самые общие указания: этика социального работника в теории предлагает строить отношения с клиентом без принуждения и ограничений, хотя на практике социальный работник, конечно же, не может предложить ничего подобного. Для социального работника обычной является ситуация, когда он предстает одновременно и официальным лицом бюрократической организации, и в той же степени человеком, вовлеченным в эмоционально окрашенные «отношения помощи» с клиентом [3].
Здесь важно отметить два важных момента:
• традиционно обсуждение ценностей в социальной работе имеет тенденцию концентрироваться исключительно на отношениях между социальным работником и клиентом.
• социальная работа, как это видно из предыдущих рассуждений, осуществляется в организациях, подотчетных местным органам власти, требования которых в обязательном порядке влияют на то, как «работают» профессиональные ценности в каждой конкретной ситуации. Дж. Пирсон иллюстрирует это, приводя два набора ценностей. Сперва он дает список «традиционных» профессиональных ценностей, а затем, исходя из реальности практики социальной работы, приводит список «скрытых ценностей», на которые опираются организации и госу-
дарственная бюрократия, оплачивающие труд большинства социальных работников.
В соответствии с «традиционным» списком:
1. Клиент имеет право рассчитывать на то, что его общение с социальным работником будет иметь конфиденциальный статус.
2. Клиент имеет право определять цели и направление собственных действий (принцип самоопределения).
3. Клиент имеет право рассчитывать на то, что социальный работник не будет его осуждать и оценивать («непредвзятое отношение»).
4. К клиенту следует относиться с теплом и положительными эмоциями, независимо от его действий («принятие»).
5. В основе вышеперечисленных положений лежит общий принцип индивидуации, согласно которому каждый человек уникален и по факту рождения имеет внутренне присущее ему достоинство и ценность [3].
Однако то, что не пишется в декларациях, но обнаруживается в реальной практике, формирует «скрытый» список установок и правил. Этот список зачастую содержит прямо противоположные нормы и ценности. Пирсон перечисляет следующие «скрытые» нормы:
1. Общение клиента с должностными лицами государственных организаций (в области социальной работы) имеет характер публичного знания, поскольку касается бюджетных денег, траты которых необходимо учитывать и анализировать.
2. Клиент не может быть свободен в своих действиях, поскольку они могут нарушать права других людей и противоречить обязательствам и приоритетам государственной службы.
3. Действия клиента, в отношении которых не удается достичь соглашения, не должны оставаться без оценки;
4. Права клиента как гражданина не дают ему права рассчитывать на безусловное принятие как человека, независимо от его действий: он может быть признан нарушителем социальных норм;
5. Клиенты как объекты крупной организации с большим количеством бюрократических функций неизбежно будут рассматриваться в рамках процедур административного аппарата как статистические единицы [3].
Перейдем теперь на более высокий уровень теоретической дискуссии о ценностях и этических принципах социальной работы и попробуем проанализировать философию, стоящую за ними, и тип идеологии, которые они представляют. Основные характеристики социальной работы как системы социально-философских представлений проявляются через определенные нравственные идеалы. Применяясь на практике, философские убеждения и идеалы, рассмотренные нами ранее, становятся атрибутами профессиональной идеологии социальной работы. Обратимся теперь к анализу специфических философских и идеологических ориентиров социальной работы.
Философия социальной работы представляет собой чрезвычайно разнородную комбинацию различных на-
правлений или тенденций социальной мысли. Но в современной литературе традиционно выделяют три философские традиции, которые в наибольшей степени повлияли на становление профессии и ее теории. Эти тенденции, как их описал А. Кит-Лукас, можно представить как гуманистическую, позитивистскую и утопическую линии в обосновании социально-философских основ профессии [4].
Эти три линии объединяют различные школы этической мысли, которые так или иначе рассматривали вопросы философской этики, в том числе такие, как, например, субъективизм, эмотивизм, идеализм, прагматизм, натурализм и т. д. Но эти различия между школами вполне укладываются в логику, предложенную Кит-Лукасом.
Термин идеология здесь используется для обозначения системы убеждений и взглядов, которые выражает мировоззрение определенной группы людей, в котором отражаются их представления о желаемой действительности, природе человека и общества. Это интеллектуальная позиция и набор идей и идеалов, которые формулируют основные устремления и личные интересы группы. Как определяют П. Бергер и Т. Лукман, «...когда какое-либо определение действительности идет вместе с конкретными властными интересами, его можно назвать идеологией» [5].
Идеология состоит из больших идей, которые приводят людей в движение, социальных целей, которым они посвящают себя, реформируя общество. Интернализуясь, эти убеждения становятся образом мира, основание на котором человек строит свою идентичность и Я-образ. Идеология обеспечивает легитимность для личных убеждений и интересов, дает опору на ценности референтной группы, состоящей из людей со схожими убеждениями, с которыми человек чувствует солидарность, объединяет с единомышленниками, предлагает способ восприятия и интерпретации событий и чувство сопричастности истории и т. д.
Таким образом, она дает защиту, поддержку, моральную цель, вдохновение, смысл собственного предназначения, а также особый вид идентичности. В контексте профессиональной жизни идеология означает возможность сформировать зрелую профессиональную идентичность. Идеология может мотивировать и поддерживать стремление применять ценности и принципы профессиональной практики. Но она одинаково может как помогать с пользой применять эти принципы на практике, так и вводить в заблуждение, искажая восприятие реальности и рационализируя деструктивное поведение.
Социальная работа является гуманистической профессией, отдающей первенство ценностям человеческого уважения и достоинства, самореализации, личной автономии, светской рациональности и исторической преемственности, в контексте социальной ответственности и участия, справедливости и равенства. Основой этих этических установок является принцип человеческой взаимопомощи. Этика социальной работы тесно связана с представлениями о человеческой гуманности, с ценностью сознательного, исторически укорененного, целостного жизненного опыта, со стремлениями обеспечить возможности для удовлетворения основных потребно-
стей каждого человека. Гуманизм предполагает утверждение свободной воли человека и права на этический экзистенциальный выбор в жизни. Гуманистические ценности формулируются в противовес теистическим этическим традициям и этике пуританского самоотречения и материального успеха [6].
Как это сформулировал еще в конце XIX в. Джеймс Хантингтон, социальная работа «представляла собой революционный поворот мысли в нашем обществе - поворот от религиозного служения Богу к светской традиции "служения человечеству"» [7].
Любопытно, что сама Джейн Адамс предпочитала описывать деятельность сеттльмент-центров как «гуманитарные усилия» и называла их работу не филантропией (благотворительностью), а «хорошим гражданством», подчеркивая именно секулярный характер их деятельности [8].
Известный философ Эдвард Линдеман описал социальную работу в качестве «гуманитарной веры» и «гуманизма в действии» [9].
Одной из функций социальной работы, как мы уже отмечали, стала гуманизация социальных институтов и урбанизированного, технологического, массового общества.
Вторая линия развития профессиональной идеологии социальной работы связана с ориентацией на позитивистские подходы в познании и объективные научные знания. Социальные работники с конца XIX в. (хотя эта традиция характерна для духа всего Нового времени) возлагали большие надежды на этические идеалы науки: логическую рациональность, утилитаризм, открытость критике, объективность, универсализм и веру в прогресс. Это период становления социальных наук и психологии уже в том виде, какими мы сегодня их знаем. В это время Э. Дюргейм и М. Вебер создают программу построения социологического знания, Дж. Уотсон и З. Фрейд предлагают две платформы для развития психологии. Поэтому дух позитивизма и веры в то, что объективность и рациональность науки поможет переустроить мир, был символом времени. Примером такого позитивизма и натурализма в психологии стал бихевиоризм. На ней основаны принципы психического детерминизма в классическом фрейдизме и социального детерминизма в экспериментальной, радикальной социологии.
Но по мере становления профессии стало ясно, по замечанию М. Сипорина, что некоторые декларируемые в социальной работе обязательства придерживаться научных ценностей, по всей видимости, являются риторическими. Например, П. Халмос утверждал, что использование достижений науки социальными работниками в реальной практике представляет собой в скорее миф, чем реальность [10].
В свое время с помощью протоколов теста ММР1 Р. Торндайк выявил «синдром социальных работников», который он обозначил как «резко негативный предиктор научной продуктивности», поскольку социальные работники были сильно мотивированы оказывать помощь другим людям посредством прямого личного контакта. То есть социальные работники не заинтересованы в научных
поисках истины, а в большей степени стремятся быть полезными клиенту. В целом это объясняло общую неприязнь к статистике у социальных работников [6].
Однако справедливости ради стоит добавить, объясняться это может и особенностями построения абстрактных научных исследований с их статистическими процедурами, в которых социальные работники не видели для себя возможности применить свои профессиональные принципы.
Тем не менее в последние десятилетия позитивистские подходы получили гораздо больше возможностей для широкого признания. С конца 1960-х гг. постоянно рос поток эмпирических и статистических исследований практики. Во многом это было связано с сознательными усилиями построить научный фундамент социальной работы. Несмотря на то, что в настоящее время общепринятым фундаментом для социальной работы стала концепция «доказательной практики» (evdence-based practice), построенная на позитивистской оценке профессиональных фактов и их эмпирическом (статистическом) подтверждении, но до сих пор в социальной работе сохраняется осторожное, критическое отношение к редукционизму позитивистских подходов, предпочтение гуманитарных подходов сциентизму.
Еще одной традиционной особенностью социальной работы была склонность к обращаться к утопизму как философии мечты. В социальной работе всегда высоко ценилась преданность идеям «создания высшего блага», «хорошей жизни для хороших людей», «хорошего, ответственного общества».
Известный социолог Карл Манхейм в классической работе «Идеология и Утопия» [11] определяет утопизм как состояние ума, несовместимое с состоянием реальности, несогласие с тем, что происходит вокруг. Это побуждает людей трансформировать существующую историческую действительность в соответствии со своими представлениями. Он выявил ряд идеологических форм, которые назвал «утопической ментальностью», и раскрыл их характер. В частности, он выделяет следующие типы утопий: мистический и хилиастический тип (под хилиазмом в широком смысле понимают учение о периоде торжества правды Бога на земле), романтический, консервативный, либеральный, гуманитарный и социалистический (коммунистический) типы. Теория и практика социальной работы не свободны от этих штампов и в той или иной степени воспроизводит их. Радикальный и романтический образ совершенного человека и идеального общества, вера в неограниченные возможности самодетерминации человека и его самореализации в этике социальной работы смешиваются с консервативным взглядом на человека как существо, обладающего свободой воли и природными инстинктами и потому непредсказуемого и управляемого не только добрыми намерениями.
Утопический импульс в области социальной работы, особенно когда обсуждение этических основ профессии только началось с наступлением XX в., иногда напоминал религиозный прозелитизм и мог казаться мессианским и
профетическим обязательством помогать людям достичь спасения и искупления своих грехов. В какой-то степени такой мотив мог усилиться и по мере возрастания влияния на социальных работников теории Фрейда, с ее метафорой первородного греха под видом психопатологии, инстинкта смерти и психической болезни [6].
Тем не менее этот же утопический импульс был и движущей силой типичного либерализма и социал-реформизма, свойственного социальным работникам [12].
Но, как заметил Э. Девайн, между идеалом социальной работы - хорошей жизни для всех - и имущественным идеалом максимальной денежной прибыли всегда был вечный и непримиримый конфликт [цит. по: 6].
Социальные работники в целом предпочитали и предпочитают эволюционные, а не революционные подходы к социальным реформам и социальным действиям. Так что существует и прагматическая сторона этого утопизма. Но что остается неизменным, - так это то, что социальные работники сохраняли веру в свои утопические и социально-реформистские идеалы даже во время разочарования в утопических идеях, заката утопического мышления и подъема политического консерватизма и репрессий.
Еще одна тенденция, обнаруживающаяся в формировании ценностных приоритетов социальной работы, связана с движением профессионализации социальной работы и поиском ею своего поля компетенций. Общая профессионализация социальной работы вывела на первый план идеал служения, приоритета интересов клиента как признак профессионализма. Такой прагматический взгляд на этику социальной работы во многом опирался на идеологию утилитаризма. Прагматический взгляд на реальность - утилитарная ориентация на пользу как критерий блага - означала, что в профессии важны ценности технической компетентности и самостоятельности в работе, объективности и рациональности, самосознания и самодисциплины, ответственного поведения, этической целостности в отношениях с клиентами и коллегами. Роберт Мертон эксплицировал понятие профессии и показал, что она должна состоять из трехуровневой композиции социальных ценностей: 1) ценность, возложенная на систематическое знание и интеллект, - познание; 2) ценность, возложенная на технические навыки и развитые в обучении способности, - реализация действий; 3) ценность, возложенная на соединение этих знаний и умений для блага других людей, - помощь. Именно сплав этих трех ценностных измерений в понятии профессии дает уважение людей (Merton, 1960 [цит. по: 13]).
П. Халмос утверждает, что концепция профессионализма как системы ценностей социальной работы способствует максимальному признанию важности мастерства, заинтересованной эмпатии (в которой личность подчинена профессиональной роли и отождествляется с ней) и профессиональной целостности, проявляющейся в стиле работы, внушающем доверие [10].
Ч. Франкель подчеркивает ее позитивное значение для формирования профессиональных ценностей как регулятивных идеалов: профессионализм означает признание цен-
ности индивидуальных усилий и опыта как основы профессиональной компетентности, самокритичности и моральной беспристрастности в действиях, опору на факты и ясные принципы как качества хорошего профессионала [12].
Он признает, что разговоры о профессиональных ценностях часто были лишь завуалированными способами повышения экономического статуса профессии, а не только частью выполнения своего общественного призвания. Но при этом он убежден, что моральный долг профессионала состоит в том, чтобы делать осознанный выбор и принимать профессиональные решения на основе фактов и этических принципов. Этот выбор означает в том числе и необходимость принять чью-либо сторону в социальном конфликте и действовать на основе этого выбора с целью изменить статус-кво. Без профессиональных идеалов надежда человека, по его мнению, создать свободное и организованное общество является напрасной. Но, как отмечает Ч. Франкель, нужно понимать, что между социальными и профессиональными ценностями существует как тесная взаимосвязь, и так противоречия, поэтому социальные работники вынуждены искать баланс между противоречивыми требованиями общества (когда, например, ценности социального равенства часто противоречат ценностям справедливости и признания индивидуальных заслуг) и профессиональными идеалами.
Можно полагать, что процессы профессионализации и их концептуальное оформление имеют важное значение для специалиста, поскольку подтверждают его квалификацию и дают ему право рассчитывать на высокий статус в обществе и доход (хотя для социальной работы такие выводы выглядят менее справедливыми, чем для других профессий). Еще важнее то, что идея профессионализации социальной работы обеспечивает моральную поддержку для специалиста, помогает ему решать этические конфликты в его профессиональной деятельности и приобщает его к альтруистическим, коллективистским и гуманистическим ценностям и стандартам профессии. Как замечает М. Сипорин, поскольку в социальной работе всегда силен дух протеста против социальной несправедливости, который притягивает неравнодушных людей, мотивированных на борьбу за свои идеалы, то профессиональное вовлечение в теорию и практику социальной работы помогает социализировать представителей потенциально анархической интеллигенции [6].
Профессионализм для социальных работников является основным оплотом обороны и компенсаторным источником силы в противостоянии бюрократическим механизмам в работе организаций, что делает его необходимым оружием в борьбе с бюрократией.
Тем не менее социальные работники, становясь профессионалами, должны подтвердить честность и целостность профессиональной приверженности идеалам служения. Например, Т. Маршалл утверждал, что «профессионализм как идея основан на реальном характере тех или иных услуг. Это не искусное изобретение эгоистичного ума» [14].
П. Халмос добавляет интересный аргумент, что преднамеренное ролевое моделирование идеала служения выступает способом социализации будущего профессионала
в начале пути, максимизирует для него значение профессиональных ценностей, идеалистических стандартов и этических качеств, накладываемых профессиональной ролью социального работника. Как рассуждает Халмос, профессиональный работник, конечно, продает свои услуги, но он также принимает участие в социальной деятельности, которая оказывается формой морального идеализма. И, как это часто бывает с идеалистическими конструкциями, в худшем случае мы имеем здесь ситуацию разыгрывания роли, акт, если хотите, симуляции или притворства. Но достаточно длительное, устойчивое воспроизведение такого притворства постепенно становится тем, что Р. Мертон назвал «самосбывающимся пророчеством»: «Общество часто ожидает, что мы будем вести себя лучше, чем мы есть на самом деле. Мы всегда придерживаемся требовательной позиции в отношении морали, в отношении того, что есть приличия, и требуем от себя - и от других - постоянных усилий для сохранения гармонии с нашими стандартами и представлениями... Мы проходим через притворство, потому что надеемся, что наши устремления изменят нас. Это как если бы мы могли заставить себя отличаться от того, каким мы себя знаем на самом деле» [10].
В общественно-политическом измерении эти линии развития пресеклись в концепции социального государства и идеологии всеобщего благосостояния. Можно утверждать, что идеология социальной работы как профессиональной дисциплины, ее структура убеждений и стремлений связана с развитием идеологии социального благосостояния. Идеал благосостояния по определению должен быть первичным для социальной работы. В ранних дискуссиях о социальном благосостоянии как ценности этот идеалистический, трансцендентный, возвышенный аспект общего блага занимал видное место. Поэтому, как отмечает Франкель, здесь приходится говорить об «идеале», а не «идее» благосостояния, поскольку оно неотрывно от ценностей милосердия и справедливости. Идеология благосостояния включает много элементов и в той или иной степени содержит идеалы и гуманизма, и утопизма, и позитивизма, и профессионализма. Как раз в отношении последнего на первых этапах формирования профессии существовала тенденция поставить во главу угла техническую экспертизу специалистов по социальной работе, чтобы замаскировать проявления существенных идеологических конфликтов, которые возникают при формировании социальной политики в отношении ее приоритетов.
Огромную роль в становлении идеологии социального благосостояния сыграла концепция социального государства (или государства всеобщего благосостояния), которая и до сих пор является обоснованием профессиональной роли социальных работников. По замечанию Т. Маршалла, социальное благосостояние как идеология имеет различные измерения - богатства и счастья, индивидуализма и коллективизма, равенства и доступных для всех общественных ресурсов, «справедливой возможности для каждого пользоваться плодами коллективного труда», организации «взаимопомощи на основе общего гражданства» и т. д. [14].
Признание идеологического характера социальной работы обнаруживается уже в первых профессиональных публикациях. Например, в 1896 г. Александр Джонсон указывает на функцию агента благотворительности (по сути - социального работника) стимулировать моральное реформирование общества: «Рациональное обоснование благотворительности, этические основы которой мы пытаемся связать с развитием социальной работы, можно найти в том эффекте, который акт помощи оказывает на субъекта благотворительных действий и косвенно на его жизненный путь, а не в том благе, которая она приносит получателю, и ни в ее вторичных эффектах в его судьбе. Именно развитие альтруизма, форм заботы о других, которые в один прекрасный день заменяют эгоизм и его заботу о себе в качестве руководящего мотива на жизненном пути, привело к появлению и санкционировало социальное становление благотворительности» (Johnson A., 1896 [цит. по: 6]).
Эта функция морального реформирования, как показал П. Халмос, применима к «идеологии консультирования» (или психотерапевтической идеологии) и «идеологии служения личности». Он считает, что идеология консультирования есть по сути доктринальная «вера», включающая в себя систему нравственных ценностей, в которой любовь используется в качестве элемента терапевтического мастерства. Консультанты выступают «антиполитическими секуляризаторами милосердия» XXI в. и «моральными наставниками». Он выделяет три основные ценности в этой идеологии: принятие и смирение, честные и близкие отношения между двумя людьми как инструмент научения, культивирование открытого и правдивого самопознания взамен лицемерия и самообмана. Эти ценности разделяют, как он называет, «профессии служения личности», к которым он относит учителей, врачей и другой медицинский персонал, социальных работников и т. д. Они составили свой набор профессиональных ценностей, который представляет собой сплав классических принципов Гиппократа и христианских традиций «добрых самаритян». Эта «идеология служения личности» стала моральной силой в обществе, которая преображает его и порождает новую эру социальной ответственности и заботы, морального реформирования власти, морального обновления в нашем обществе, действия идеалистических стандартов за счет роста профессионализма, что влияет на общий культурный и нравственный климат в обществе и представляет собой весомый вклад в процесс и характер социальных изменений.
Существует необходимость прояснить преимущества, возможности и ограничения идеологии социальной работы. Например, различные модели социальной работы порождают такие идеологические обязательства, которые могут фрагментировать профессиональное единство и цели. Тем не менее есть профессиональная и гуманистическая этика, которая требует как объективности, так и сострадания, и это накладывает ограничения на идеологические споры и политические процессы, в которых социальные работники как профессионалы могут участвовать.
Таким образом, становление системы ценностей социальной работы в XX в. проходило под влиянием комплекса идей и идеологических течений. Ключевые школы этической и социальной мысли, повлиявшие на формирование профессиональной этики, были связаны с традициями утилитарного или деонтологического толкования представлений о благе через понятия, соответственно, пользы и долга, которые социальная работа вынуждена была диалектически интегрировать в своем профессиональном мировоззрении. Кроме того, становление аксиосферы социальной работы происходило также под комплексным влиянием концепций гуманизма, позитивизма, утопизма и прагматизма. Нетрудно заметить, что интеграция столь разнородных социально-философских взглядов выглядит крайне сложной задачей, которая тем не менее успешно решалась социальными работниками на протяжении XX в.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Horne M. Values and Social Work. Aldershot: Ashgate, 1999.
2. Lucies C. Ethical challenges to counseling practice // Contemporary Issues in Counseling / P. K. S. Patrick (ed.). Boston, MA: Pearson, 2007. Р. 159186.
3. Pearson G. The Deviant Imagination, London: Macmillan, 1975.
4. Keith-Lucas A. Ethics in Social Work // Morris R. et al., Encyclopedia of Social Work. New York: National Association of Social Workers, 1971.
5. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М.: Медиум, 1995. 323 с.
6. Siporin M. Introduction to Social Work Practice. N.Y.: Macmillan Publishing, 1975. 468 p.
7. Huntington J. Philanthropy and Morality // Addams J. et al. Philanthropy and Social Progress. N.Y,1893. Р.157-204.
8. Addams J. The Objective Value of a Social Settlement / Addams J., et al. Philanthropy and Social Progress. New York: Crowell, 1893.
9. Lindeman E. Science and Philosophy: Sources of Humanitarian Faith // Social Work as Human Relations. New York: Columbia University Press, 1949.
10. Halmos P. The Faith of the Counsellors. London: Constable, 1965. Р. 106-123.
11. Манхейм К. Идеология и утопия / пер. М. И. Левиной // Диагноз нашего времени / отв. ред. и сост. Я. М. Бергер. М.: Юрист, 1994. С. 7-276.
12. Frankel Ch. Some paradoxes in the ideal of welfare. New Orleans: Tulane University, School of Social Work, 1965.
13. Emmett D. Ethics and the Social Worker // The British Journal of Psychiatric Social Work. 1962. VI. Р. 1-8.
14. Marshall T. Class, Citizenship and Social Development. Garden City, N.Y.: Doubleday Anchor, 1965.
