CC BY
34
УДК 82
Т. Д. Пронина
Ценностная архитектоника «Грифельной оды» О. Э. Мандельштама в контексте традиции лирических жанров
В статье предложен анализ одного из конструктивных параметров лирического дискурса - ценностной архитектоники «Грифельной оды» О. Э. Мандельштама. Выявление перформативной стратегии лирического высказывания позволяет автору статьи проследить взаимодействие стихотворения с одической традицией и доказать, что в нем, тем не менее, реализуется иной жанровый инвариант.
Ключевые слова: лирика, жанр, ода, перформативность, стратегия.
T. D. Pronina
Value architectonics of Graphite Ode by O. E. Mandelshtam within the context of lyric genres tradition
The article analyses one of constructive lyric discourse parameters - value architectonics of Mandelshtam's Graphite Ode. The author reveals performative strategy in the lyric discourse which allows to show the relation of the poem to the ode tradition and proves that a different genre invariant is realized in it.
Key words: lyric, genre, ode, performative, stategy.
Существует мнение, что в романную эпоху разрушения канонической поэтики категория жанра в отношении лирики перестает быть релевантной, о чем свидетельствует, например, введение Л. Я. Гинзбург понятия «внежанрового лирического произведения» [5, с. 52]. Одно из направлений современной жанровой теории опирается на понимание жанра как особого типа «строить и завершать целое» [7, с. 173], обоснованное М. М. Бахтиным. В рамках этого направления некоторые ученые ориентируются на концепцию С. Н. Бройтмана, утверждавшего, что в эпоху художественной модальности жанр не «предзадан» автору, но становится «итогом творческого акта», феноменом, «"находимым" в процессе завершения произведения как целого» [3, с. 366]. Развивая мысль М. М. Бахтина, В. И. Тюпа выдвинул теорию перформативных стратегий лирического дискурса, опирающуюся на положение, что всякий речевой жанр (в том числе и литературный) «характеризуется свойственной ему коммуникативной стратегией, позиционирующей инстанции субъекта, объекта и адресата высказываний» [13, с. 112]. Такой дискурсный анализ лирических текстов наиболее продуктивен в отношении выявления жанровой инвариантной модели. Прослеживая инварианты «жанровых зародышей» лирики и их трансформации, В. И. Тюпа выделяет три кон-
структивных параметра перформативных стратегий лирического дискурса. В данной статье будет проанализирован лишь один из них - ценностная архитектоника лирического высказывания.
«Грифельная ода», как известно, стала объектом изучения для целого ряда филологов: И. М. Семенко [11], М. Л. Гаспарова [4, с. 153193], Д. М. Сегала [9], Омри Ронена [1], Д. И. Черашней [14, с. 66-74], В. Б. Микушевича [8, с. 55-62], Г. И. Седых [10, с. 13-25], В. И. Терраса [12, с. 163-171] и других. При знакомстве с этими научными работами выяснилось, что авторы глубоких текстологических исследований (Семенко и Гаспаров) и анализов субъектной (Черашняя) и семантической (Сегал, Ронен и Седых) структур лирического высказывания не ставили перед собой задачу рассмотреть «Грифельную оду» в контексте жанровой традиции.
Заглавие «Грифельной оды», содержащее авторское жанровое обозначение, казалось бы, говорит само за себя. Тот факт, что стихотворение Мандельштама по замыслу своему должно было стать ответом на неоконченную «Оду на тленность» последнего русского одописца -Г. Р. Державина, говорит в пользу авторского жанрового определения и накладывает отпечаток на восприятие стихотворения исследователями. Так, Д. И. Черашняя восклицает в своей статье:
© Пронина Т. Д., 2016
«Это ода - творчеству!» [14, с. 69]. Такое жанровое определение оправдывает отчасти «лирический беспорядок речи», характерный для оды и обусловленный экстатическим состоянием восторга, в котором пребывает лирический субъект, а установка на произнесение произведения вслух легитимирует множество образов, возникающих по принципу звукового соответствия.
Действительно, в «Грифельной оде» можно обнаружить присущую жанру оды вертикальную конфигурацию, в основе которой В. И. Тюпа усматривает древнейший архетип «мирового древа», предполагающий трехъярусное мироустройство. Это провоцирует определение ее ценностной архитектоники как вертикального откровения хвалы. К «верхнему миру» относятся такие образы, как «Звезда с звездой; На мягком сланце облаков / Молочный грифельный рисунок; крутые козьи города; отвес; изумленная крутизна», тогда как к «среднему» - «кремнистый путь, сон в густой ночи под теплой шапкою овечьей; подошва гор на твердой почве и трижды повторенное «здесь» (Здесь пишет страх, здесь пишет сдвиг/ [...]/ Здесь созревает черновик).
Смещение точки зрения, движение взгляда субъекта лирического высказывания метко прослежено Д. М. Сегалом в его статье «О некоторых аспектах смысловой структуры „Грифельной оды"». Наблюдение исследователя подтверждает наличие двух соотнесенных миров: «верхнего» и «среднего». Однако нетрудно заметить, что в стихотворении не явлен свойственный одическому сознанию императивный характер соотносительности верха и низа. «Верх» в «Грифельной оде» нельзя назвать «вечным» одическим верхом, к которому стремится лирический субъект. Он, скорее, «мечется» в пространстве в неистовом поиске. То, что верх в данном лирическом высказывании не становится абсолютной ценностью, подтверждается введением в стихотворение инверсированного одического топоса. Строки <Как мусор с ледяных высот - / Изнанка образов зеленых - / Вода голодная течет, / Крутясь, играя, как звереныш» представляют собой нарочито сниженную отсылку к образу Кастальского ключа - этого источника вдохновения для многих одописцев. Если в жанровой традиции это источник творчества, вдохновения, он питает душу и воображение поэта, то здесь вода голодная течет, как мусор, она не только грязна и ничего не дает, она еще и готова отнять, поглотить лирического субъекта, как воды Леты. «Перевернутость» одического топоса удваивается за счет метафоры изнанка образов
зеленых: «зеленые берега отражаются в быстро текущей воде» [9, с. 290].
Образ воды, проходящий лейтмотивом через все стихотворение (Кремень с водой, с подковой перстень, Здесь созревает черновик / Учеников воды проточной и снова в последнем стихе -Кремень с водой, с подковой перстень), находится в синкретическом единстве с образом времени: Им проповедует отвес, / Вода их учит, точит время. Лирическим субъектом декларируется возвратное движение бытия: Обратно в крепь родник журчит / Цепочкой, пеночкой и речью, - характерное для перформативной стратегии покоя (идиллии). Об интенсивном взаимодействии в «Грифельной оде» категорий природы и культуры писали все, кто анализировал данное лирическое высказывание. В ранней лирике Манде льш-тама, в стихотворениях, перформативную стратегию которых можно определить как идиллическую, природа и культура находятся в неосинкретическом единстве. Именно такое, «нераздельно-неслиянное» их со-бытие - то условие, которое обеспечивает подлинно гармоничное состояние мирозданию. Такое видение идет в разрез с жанровой традицией «классической» идиллии, мир которой мог существовать только на лоне природы, а цивилизация (культура) служила разрушающим идиллию фактором.
Если оперировать введенными Ф. Шиллером категориями «наивной» и «сентиментальной» поэзии, то наивных образов в «Грифельной оде» мы не найдем: каждый природный образ, взятый в отдельности, уже «оброс» литературными связями, как бы прошел через толщу культуры. Так, кремень - это не только и не столько минерал, это - кремень из старой песни («Выхожу один я на дорогу» М. Ю. Лермонтова). Оттуда же и пресловутые звезда с звездой, возникающие в стихотворении Мандельштама не как таковые, а как могучий стык предшественника. Обратно в крепь журчащий родник цепочкой, пеночкой и речью отсылает сразу к нескольким прототекстам: к стихотворениям Г. Р. Державина «Пеночка», «Цепочка», написанных в идиллической стратегии покоя, к его же оде «Христос», а через нее - к 113 псалму из Ветхого завета.
Ключ к адекватному прочтению взаимодействия природы и культуры в рамках лирического высказывания Мандельштама лежит в строках: «Блажен, кто называл кремень / Учеником воды проточной. / Блажен, кто завязал ремень / Подошве гор на твердой почве». Полюсами, между которыми располагается потенциальное множе-
Ценностная архитектоника «Грифельной оды» О. Э. Мандельштама в контексте традиции лирических жанров
ство смыслов первой метафоры, являются предельно овеществленное, природное понимание образа кремня как минерала, обнаруживаемого в осадочных горных породах (кремней могучее сло-енье), и предельно развоплощенное, культурное его понимание, отсылка к блестящему в стихотворении М. Ю. Лермонтова кремнистому пути. Проточная вода в стихотворении, символ быстротекущего времени, отсылает к державинской реке времен. С одной стороны, кремень как минерал обтачивается водой и временем (Вода их учит, точит время), учится у воды, приобретает форму, утрачивает в то же время отдельные частицы. С другой, кремнистый путь из старой песни учится у державинской реки времен, которая «топит в пропасти забвенья / Народы, царства и царей». Иными словами, и природный, и культурный образ в этой метафоре проходит испытание временем, приобретая благодаря этому свои подлинные очертания.
Вторая метафора восходит к Священному Писанию, благодаря чему вновь встречаются два плана - культурный и природный. Тот, кто не завязал ремень и даже не «развязал» однажды, - это Иоанн Предтеча из Евангелия от Марка (1,7): «И проповедовал, говоря: идет за мною Сильнейший меня, у Которого я недостоин, наклонившись, развязать ремень обуви Его». Вторая часть метафоры не только переносит реминисценцию в природный план (подошве гор на твердой почве), но и, по мнению М. Л. Гаспарова, вновь возвращает в план культурный: «Поэт, завязывающий ремень горной подошве на верной почве, тем самым объявляет себя предтечей будущей поэзии, вырастающей не из людских традиций, а из горных пород. А его собственным прообразом остается тончиевский Державин, барски развалившийся у подошвы каменной горы» [4, с. 161, 174].
Установленная связь с известным портретом кажется весьма убедительной, но интерпретация исследователя, отталкивающаяся от того, что лирический субъект «Грифельной оды» «объявляет себя предтечей будущей поэзии», не выдерживает критики. Анафора «блажен» относится не к самому лирическому субъекту, а к третьему лицу. Блажен тот, чье творчество учится у природы, питается ею, становится ее продолжением. Самонадеянность такого рода была чужда лирическому субъекту поэзии Мандельштама, лирическое «я» которого в одном из стихотворений «Камня» испытывало страх, тоску щемящую перед самим моментом вдохновения, но никак не ощущение собственной значимости: «Что, если вздрогнув не-
правильно, / Мерцающая всегда, / Своею булавкою заржавленной /Достанет меня звезда?».
Две метафоры, «спаянные» в параллелизм, содержат явную отсылку к Нагорной проповеди: «Блаженны нищие духом; ибо их есть Царствие Небесное. / Блаженны плачущие; ибо они утешатся» (Мф 5, 3-4). Отсылка подкрепляется стихом из третьей строфы: Им проповедует отвес. Возвращаясь к гипотезе о следовании «Грифельной оды» одической жанровой традиции, можно было бы сказать, что двукратным «блажен» лирический субъект утверждает некие позитивные ценности восхваляемого объекта. Однако в стихотворении Мандельштама вертикаль не становится ценностным вектором, что, вкупе с отсылкой к Евангелию, не позволяет определить перформативную стратегию лирического высказывания как стратегию хвалы. В Нагорной проповеди, к которой столь явно отсылает читателя Мандельштам, речь не идет об утверждении вечных ценностей. В ней, по выражению автора руководства к изучению Священного Писания Нового Завета, «говорится преимущественно о внутренней настроенности человеческой души и излагаются не требования в категорической форме, а лишь условия, при соблюдении которых достижимо для человека вечное блаженство» [2, с. 122]. Что касается «Грифельной оды», речь следует вести не о «малом времени» идиллии с ее вечным круговоротом, а об открытости ценностной архитектоники будущему, ее обращенности к нему, ее проективности, характерной для контрэлегической стратегии. Двойная метафора становится своеобразным темпоральным порогом, открывающим измерение будущего, подготавливаемое в действительности образами молочного грифельного рисунка, бреда овечьих полусонок, свинцовой палочки молочной, воздуха прозрачного леса, нарывающего плода, зреющего винограда, паука, грифельных визгов, горящего мела, черновика воды проточной - словом, всех образов, несущих семантику ожидания, надежды, потенциального воплощения и метаморфозы.
«Грифельная ода» - точное и выразительное описание творческого процесса, рождения произведения из самых недр природы, культуры и человеческого сознания, но это произведение только должно состояться, хотя оно рождается для читателя уже по мере чтения готового лирического текста. Оно представляет собой не что иное, как «перформатив волеизъявления: "да будет так!"» [13, с. 141]. Само «воление» лирического субъекта амбивалентно по своей сути: «И я хочу вложить персты / В кремнистый путь из старой песни, /
Как в язву, заключая в стык - /Кремень с водой, с подковой перстень». Лирический субъект хочет, подобно Фоме Неверующему, убедиться в подлинности кремнистого пути, в его жизненности, в том, что он все еще продолжает свое существование уже в новом качестве - не как природный объект, а как часть культуры.
Перекодировка христианских символов как этических максим и перевод их в эстетическую плоскость, за которой для Мандельштама стоят собственные этические установки, создает особую временную перспективу: Фома вложил перст в ребра Христа воскресшего - настоящего и грядущего, - лирический субъект «Грифельной оды» хочет вложить персты в реальность, уже воплощенную в лирическом высказывании, которое ценностно приравнивается к телу Христову. Иными словами, лирический субъект хочет не просто прикоснуться к прошлому, но войти в него и сделать его длящимся - продолжить традицию, заключив в стык и природные образы - кремень с водой, и культурные - с подковой перстень. Объединив в своем акте воления природу и культуру в неразрывное целое, лирический герой манифестирует тем самым особую творческую программу, согласно которой художественная реальность, им творимая, вберет в себя все мироздание таким, какое оно есть, - противоречивым, амбивалентным, нежным и гневным, и сохранит его для вечности.
Слова самого Мандельштама в «Разговоре о Данте» в равной степени применимы к «Божественной комедии» и к «Грифельной оде»: «Стихи ... сформированы и расцвечены именно геологически. Их материальная структура бесконечно важнее пресловутой скульптурности. Представьте себе монумент из гранита или мрамора, который в своей символической тенденции направлен не на изображение коня или всадника, но на раскрытие внутренней структуры самого же мрамора или гранита. Другими словами, вообразите памятник из гранита, воздвигнутый в честь гранита и якобы для раскрытия его идеи» [6, с. 223].
Так и «Грифельная ода» - поэтический «памятник», написанный в честь поэзии и для раскрытия ее предназначения. И в этом смысле лирическое высказывание встраивается в целую литературную традицию поэтических памятников, идущую от переводов оды Горация к Мельпомене Ломоносова и Державина через поэтическое осмысление темы бессмертия Пушкиным к трансформации этой традиции у Мандельштама и Бродского.
Для лирического субъекта «Грифельной оды» принципиально значимо возвратное движение бытия, возвращение к истокам и даже уничтожение во имя созидания. Но это не заклинание бытия вернуться назад и не жажда вечного повторения, это желание вернуться к традиции, войти в нее для обретения импульса дальнейшего движения, творческого порыва. Поэтому лирический субъект позиционирует себя как ученик. Его ученичество особо рода, это не следование заветам Святого писания, а его поэтическое переосмысление, инверсия. Все оппозиции в стихотворении, созданные лексическими и контекстуальными антонимами, уравниваются и становятся синкретически связанными фигурой лирического субъекта.
Ни заявленная в заглавии принадлежность к одической традиции с ее вертикальной ценностной архитектоникой, ни характерная для поэтического мышления Мандельштама идиллическая идея о том, что только воплощенная в слове, вошедшая внутрь поэтической реальности, действительность обретает подлинное бытие, не могут претендовать на статус жанровой стратегии данного текста. Осознание собственного предназначения, выливающееся в форму воления это предназначение выполнить, - вот та магистральная линия, которая обеспечивает данному лирическому высказыванию целостность и завершенность.
Библиографический список
1. Архиепископ Аверкий (Таушев). Четвероевангелие. Апостол. Руководство к изучению Священного Писания Нового Завета [Текст] / Архиепископ Аверкий (Таушев). - М. : Православный Свято-Тихоновский Гуманитарный Университет, 2010. - 841 с.
2. Бройтман, С. Н. Историческая поэтика [Текст] : учебное пособие / С. Н. Бройтман. - М., 2001. - 420 с.
3. Гаспаров, М. Л. «Грифельная ода» Мандельштама: история текста и история смысла [Текст] // РЫ1о^юа, 1995, т. 2, № %. - С. 153193.
4. Гинзбург, Л. Я. О лирике [Текст] / Л. Я. Гинзбург. - М. : Советский писатель (Ленинградское отделение), 1974. - 484 с.
5. Мандельштам, О. Э. Сочинения. В 2-х т. Т. 2. Проза [Текст] / Сост. и подгот. текста С. Аверинцева и П. Нерлера; Коммент. П. Нерлера. - М. : Худож. лит., 1990. - 464 с.
6. Медведев, П. Н. Формальный метод в литературоведении [Текст] // Бахтин М. (Под маской). Фрейдизм. Формальный метод в литературоведе-
119
Ценностная архитектоника «Грифельной оды» О. Э. Мандельштама в контексте традиции лирических жанров
нии. Mарксизм и философия языка. Статьи. - M.,
2000. - 640 c.
7. Mикушевич, В. Б. Двойная душа поэта в «Грифельной оде» Mандельштама [Текст] // Сохрани мою речь № 3/1. - M., 2000. - С. 55-62.
S. Сегал, Д. M. О некоторых аспектах смысловой структуры «Грифельной оды» [Текст] // Литература как охранная грамота. - M. i Водолей Publishers, 2006. - 976 с.
9. Седых, Г. И. Опыт семантического анализа «Грифельной оды» О. Mандельштама [Текст] // Научные доклады высшей школы, Филологические науки, № 2, 197S. - С. 13-25.
10. Семенко, И. M. Поэтика позднего Mан-дельштама. От черновых редакций - к окончательному тексту [Текст] / Предисловие Л. Гинзбург. Составление С. Василенко и П. Нерлера. - M. i Ваш Выбор ЦИРЗ, 1997. -144 с.
11. Террас, В. «Грифельная ода» О. Mан-дельштама [Текст] // Новый журнал, кн. 92, 196S.- С. 163-171.
12. Тюпа, В. И. Дискурс [Текст] / Жанр. - M., 2013. - 211 с.
13. Черашняя, Д. И. О двух «Грифельных одах» в русской поэзии. Литературное произведение и литературный процесс в аспекте исторической поэтики: Mежвузовский сборник научных трудов [Текст] / Д. И. Черашняя. - Кемерово, 199S. - 192 с..
14. Ronen, O. An Approach to Mandel'shtam, «Bibliotheca Slavica Hierosolymitana» [Tekst]. -Jerusalem i The Magnes Press of the Hebrew University, 19S3, xxiv + 396 pp.
Bibliograficheskij spisok
1. Arhiepiskop Averkij (Taushev). Chetvero-evangelie. Apostol. Rukovodstvo k izucheniju Svjashhennogo Pisanija Novogo Zaveta [Tekst] / Arhiepiskop Averkij (Taushev). - M. i Pravoslavnyj Svjato-Tihonovskij Gumanitarnyj Universitet, 2010. - S41 s.
2. Brojtman, S. N. Istoricheskaja pojetika [Tekst] i uchebnoe posobie /. S. N. Brojtman. - M.,
2001. - 420 c.
3. Gasparov, M. L. «Grifel'naja oda» Man-del'shtamai istorija teksta i istorija smysla [Tekst] // Philologica, 1995, t. 2, № %. - S. 153-193.
4. Ginzburg, L. Ja. O lirike [Tekst] / L. Ja. Ginzburg. - M. i Sovetskij pisatel' (Leningradskoe otdelenie), 1974. - 4S4 s.
5. Mandel'shtam, O. Je. Sochinenija. V 2-h t. T. 2. Proza [Tekst] / Sost. i podgot. teksta
S. Averinceva i P. Nerlera; Komment. P. Nerlera. -M. : Hudozh. lit., 1990. - 464 s.
6. Medvedev, P. N. Formal'nyj metod v literaturovedenii [Tekst] // Bahtin M. (Pod maskoj). Frejdizm. Formal'nyj metod v literaturovedenii. Marksizm i filosofija jazyka. Stat'i. - M., 2000. -640 c.
7. Mikushevich, V. B. Dvojnaja dusha pojeta v «Grifel'noj ode» Mandel'shtama [Tekst] // Sohrani moju rech' № 3/1. - M., 2000. - S. 55-62.
8. Segal, D. M. O nekotoryh aspektah smyslovoj struktury «Grifel'noj ody» [Tekst] // Literatura kak ohrannaja gramota. - M. : Vodolej Publishers, 2006. - 976 s.
9. Sedyh, G. I. Opyt semanticheskogo analiza «Grifel'noj ody» O. Mandel'shtama [Tekst] // Nauchnye doklady vysshej shkoly, Filologicheskie nauki, № 2, 1978. - S. 13-25.
10. Semenko, I. M. Pojetika pozdnego Mandel'shtama. Ot chernovyh redakcij - k okoncha-tel'nomu tekstu [Tekst] / Predislovie L. Ginzburg. Sostavlenie S. Vasilenko i P. Nerlera. - M. : Vash Vybor CIRZ, 1997. - 144 s.
11. Terras, V. «Grifel'naja oda» O. Mandel'shtama [Tekst] // Novyj zhurnal, kn. 92, 1968. -S.163-171.
12. Tjupa, V. I. Diskurs [Tekst] / Zhanr. - M., 2013. - 211 s.
13. Cherashnjaja, D. I. O dvuh «Grifel'nyh odah» v russkoj pojezii. Literaturnoe proizvedenie i literaturnyj process v aspekte istoricheskoj pojetiki: Mezhvuzovskij sbornik nauchnyh trudov [Tekst] / D. I. Cherashnjaja. - Kemerovo, 1998. - 192 s..
14. Ronen, O. An Approach to Mandel'shtam, «Bibliotheca Slavica Hierosolymitana» [Tekst]. -Jerusalem: The Magnes Press of the Hebrew University, 1983, xxiv + 396 pp.
Дата поступления статьи в редакцию: 20.04.2016 Дата принятия статьи к печати: 29.06.2016
