Территория, расположенная по долине р. Амур от Хабаровска до Комсомольска-на-Амуре, как наиболее освоенная и транспортно доступная, входит в один из наиболее перспективных туристических районов - Амурский круизный (международный). В настоящее время обсуждается проект объединения уникальных мест Дальнего Востока России в «Восточное кольцо». Хабаровский край позиционирует круиз по Амуру как уникальный туристический продукт.
В последние годы усилилась поддержка развития туризма в пригородной зоне Хабаровска на всех уровнях государственного управления - федеральном [2], краевом [3], муниципальном [4], направленная на активизацию государственно-частного партнерства и поддержку местных инициатив.
В Хабаровском крае в целях выделения территорий наиболее перспективных для создания туристическо-рекреационных кластеров был выполнен анализ географического положения, демографической ситуации, особенностей локализации туристских ресурсов и возможности их сочетания и комбинирования, развития базовой туристической инфраструктуры, транспортной доступности, предпочтений российских и иностранных туристов. В пределах г. Хабаровска, включая прилегающие к нему муниципальные районы, и, прежде всего, это Хабаровский район (в котором выделены три туристические местности -«Воронежская», «Князе-Волконская» и «Краснореченская») и о. Большой Уссурийский, начинает формироваться туристическорекреационный кластер, ориентированный на развитие въездного и внутреннего туризма.
Таким образом, формирование многофункциональной туристической зоны в пригороде Хабаровска направлено на создание современного туристического комплекса Хабаровского края. Активизацию туризма необходимо рассматривать во взаимосвязи с сохранением культурно-исторического и природного наследия Приамурья, развитием транспортной и социальной инфраструктуры, расширением торгово-экономических и культурных связей.
Литература
1. Туристическое районирование территории (на примере Хабаровского края) / З.Г. Мирзеханова, И.Д. Дебелая, Н.С. Карья, В.А. Масличенко. - Хабаровск; Владивосток: ДВО РАН, 2009. 192 с.
2. Государственная программа РФ «Социально-экономическое развитие Дальнего Востока и Байкальского региона до 2025 года» принята распоряжением Правительства Российской Федерации № 466-р.
3. О государственной целевой программе Хабаровского края «Развитие внутреннего и въездного туризма в Хабаровском крае (2013-2020 гг.)». Постановление Правительства Хабаровского края от 26.2012.г. № 211-пр.
4. Паспорт объектов туристского показа Хабаровского муниципального района. Утвержден решением Собрания депутатов Хабаровского муниципального района от 22.03.2011 г. № 139.
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ / JURISPRUDENCE
Аманжолов Ж.М.
Кандидат юридических наук, доцент, Казахский Национальный университета имени аль-Фараби ЦЕЛИ И ПРИНЦИПЫ ООН И ИХ ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ ПРОЦЕССА РЕГИОНАЛИЗАЦИИ В КОНТЕКСТЕ РЕТРОСПЕКТИВНО-ЮРИДИЧЕСКОГО АНАЛИЗА ДЕЯТЕЛЬНОСТИ СЕАТО
Аннотация
Обеспечение региональной коллективной безопасности подразумевает необходимость создания и функционирования определенной системы, которая является не столько организационно-правовым механизмом, сколько незаменимым средством для поддержания международного мира и безопасности. Относительно минимальный, но фундаментальный по значению объем требований к соответствующим региональным соглашениям и организациям закреплен в Уставе ООН, в частности, в рамках статей 1 и 2 данного учредительного акта всемирной организации. В контексте указанных статей представляет интерес анализ вопроса о совместимости региональных соглашений или организаций с целями и принципами ООН в контексте изучения опыта действовавшей во второй половине XX века в Азиатско-Тихоокеанском регионе такого известного учреждения, как СЕАТО. Сформулированные на основе этого выводы могут использоваться как научное толкование и как юридический аргумент в правоприменительной деятельности институционализирующихся в настоящее время новых региональных структур.
Ключевые слова: цели и принципы, Устав ООН, региональные соглашения или организации, совместимость, СЕАТО.
Amanzholov. Zh.M.
Philosophy Doctor in Law, associate professor, Kazakh National University named after Al Farabi PURPOSES AND PRINCIPLES OF THE UNITED NATIONS AND THEIR IMPLICATIONS FOR regionalization process in the Context of Retrospective LEGAL ANALYSIS ACTIVITIES SEATO
Abstract
Securing of regional collective security means the necessary to form and function of definite system, which is not just organized legal mechanism, but it is an insignificant way of maintaining International peace and security. Relatively minimal, but fundamental to the value of the volume requirements relevant regional organizations and is enshrined in the UN Charter, in particular, under Articles 1 and 2 of the constitutive act of the world organization . In the context of these items are of interest to analyze the compatibility of regional agreements or organizations with the purposes and principles of the UN in the context of studying the experience of acting in the second half of the XX century in the Asia- Pacific region such well-known institutions such as SEATO. Formulated on the basis of the findings can be used as a scientific interpretation and as a legal argument in law enforcement currently institutionalized new regional structures.
Keywords: Purposes and Principles, UN Charter, Regional arrangements or organizations, consistent, SEATO.
Введение в суть вопроса
Общеизвестно, что цели и принципы ООН в достаточно развернутом виде закреплены в ст.ст. 1 и 2 Устава организации. Признано, что отражение их в таком универсальном международном договоре придает им силу юридически обязательных норм поведения суверенных субъектов по наиболее жизненно важным вопросам международных отношений. Соответственно каждые из них в отдельности можно рассматривать как предмет стремления всемирной организации достичь конкретно определенных задач в необходимых правовых, экономических, социальных, гуманитарных направлениях, а также в сфере обеспечения военнополитической безопасности, и как концентрированно выраженные, обобщенные и основополагающие правила поведения, способствующие реализации первых. В этом смысле «региональные органы и соглашения», как они обозначены в Главе VIII Устава ООН, должны принимать активное участие в содействии и осуществлении целей и принципов ООН как путем сотрудничества с организацией, так и в ее рамках.
Не вдаваясь подробно в их суть, нормативное содержание и виды, применительно к Азии и Азиатско-Тихоокеанскому региону отметим, что на протяжении периода времени, охватываемого 50-70 гг. прошлого ХХ века, в данных географически, экономически и политически связанных районах были созданы и в дальнейшем функционировали довольно немалое количество региональных по характеру организаций коллективной безопасности, в состав которых были вовлечены многие государства и которые свою деятельность с формальной международно-правовой точки зрения определяли в соответствии с этими целями и принципами ООН. Среди них можно отметить АНЗЮС (так называемый «малый Тихоокеанский пакт»), АНЗЮК (союз Англии, некоторых азиатских и тихоокеанских государств), АЗПАК (Азиатско-Тихоокеанский совет), Багдадский пакт, СЕНТО (Организация Центрального договора), СЕАТО (Манильский пакт), АНЗАМ (Соглашение Британского Содружества). Одновременно выдвигались инициативы учреждения НЕАТО (Организации договора для Северо-Восточной Азии) и ПАТО (Организации Тихоокеанского договора, или
95
«Тихоокеанского сообщества»). Кроме того, в случае вступления Японии и Канады в АНЗЮС, предполагалось переименовать его в ДЖАКАНЗЮС.
Учитывая значимость рассматриваемого вопроса для современного процесса регионализации - начиная от Европейского Союза, в рамках которого формируется собственное «Сообщество безопасности» и до Совещания по взаимодействию и мерам доверия в Азии (СВМДА), возможно представляющее собой единый общеазиатский механизм сотрудничества и безопасности, обратимся в этой связи в качестве лишь отдельного, но в необходимой степени достаточного примера к договору, имевшему место в практике взаимоотношений европейских и азиатско-тихоокеанских государств, но по сути предусматривавшему взаимодействие и сотрудничество государств в регионе Юго-Восточной Азии (в широком смысле для Азии), а именно к документу, который был подписан 8 сентября 1954 г. в Маниле после окончания Женевской конференции по урегулированию ситуации в Индокитае и учредил соответственно создание такой региональной организации, как СЕАТО (сокращенное название, происходящее от начальных букв английского наименования - South East Asia Treaty Organization (Организация Договора Юго-Восточной Азии) с Тихоокеанской хартией и протоколом к ним и, который вступил в силу 19 февраля 1955 г. В СЕАТО в качестве членов вошли следующие восемь государств - США, Великобритания, Франция, Австралия, Новая Зеландия, Таиланд, Филиппины и Пакистан.
Вышеназванный договор в исследуемом контексте интересен прежде всего, тем, что отчетливо показывает, как в условиях блокового противостояния, идеологического противоборства, конфронтации, конкуренции и военно-политической напряженности в международно-правовой науке осуществлялось толкование юридических рамок создания и функционирования региональной системы безопасности в соответствии с нормами, определенными для этого Уставом ООН, и в особенности в течение первых десятилетий после его введения в действие.
Анализ соответствия учредительного акта СЕАТО целям и принципам ООН
Как отмечалось в одном из номеров Бюллетеня Государственного департамента США, изданном вслед за принятием Манильского пакта, «цели СЕАТО провозглашены в преамбуле «Договора о коллективной обороне Юго-Восточной Азии» и в Тихоокеанской хартии, являющейся приложением к договору» [1, р. 17]. Вместе с тем цели организации наряду со ссылками на принципы ООН были закреплены и в самом основном тексте договора. Так, в частности, если в преамбуле пакта «договаривающиеся стороны...» подтвердили «свою веру в цели и принципы Устава Организации Объединенных Наций и свое желание жить в мире со всеми народами и правительствами» [2], то в ст. 2 текста документа стороны поставили перед организацией цель «.препятствовать подрывной деятельности, направленной извне, против их территориальной целостности и политической стабильности» [2]. Однако, как подчеркивали советские юристы, например, среди них Н.С. Мерзляков, «эти торжественные заверения не имеют под собой никакой почвы: в действительности цели «Договора об обороне Юго-Восточной Азии» находятся в резком противоречии с целями и принципами Организации Объединенных Наций» [3, с.35]. С ним был солидарен и индийский специалист по международному праву Р.К. Каранджия, который писал, что «договор, подписанный в Маниле, представляет собой вопиющее нарушение духа и буквы Устава Организации Объединенных Наций» [4, р.52]. Он обосновывал свою позицию тем, что «многие из .принципов, упоминаемые в преамбуле, не только игнорируются в тексте договора, но в текст этот искусно вставлены оговорки, подрывающие эти самые принципы» [4, р.53]. В подтверждение к сказанному в резолюции Конференции юристов стран Азии, которая проходила в Калькутте с 25 по 30 января 1955 г. говорилось, что цель, изложенная в ст. 2 Манильского пакта является формальностью, тогда как «в действительности подлинная цель заключается в создании предлога для вмешательства во внутренние дела соответствующих азиатских стран путем квалификации в качестве «подрывной деятельности» тех народных движений, которые неугодны вмешивающейся стороне» [5, с. 153].
Оговорка в строгом ее юридическом понимании в тексте договора, хотим заметить, на самом деле была одна и заявлена со стороны США. Она гласила, что США, подписывая настоящий договор, заявляют о том, «что признание ими факта агрессии и вооруженного нападения и их согласие с параграфом 1 статьи 4 применимы только к коммунистической агрессии» [2]. Все это позволило ученым периода «холодной войны» сформулировать мнение о том, что Манильский пакт, имея «антикоммунистическую направленность», находится «тем самым в противоречии с принципом мирного сосуществования и другими целями и принципами Устава ООН» [3, с. 37], и, что больше, «договор о создании СЕАТО. » олицетворяет собой «фактическое признание того, что блок СЕАТО служит именно целям борьбы с коммунизмом, с социалистическими странами» [6, с. 15]. В то же время они почему-то «не обращали внимания» на то, что в абзаце 2 того же параграфа 1 указанной статьи договора говорилось и о том, что «о мерах, принятых в соответствии данным параграфом, должно быть немедленно сообщено Совету Безопасности Организации Объединенных Наций» [2]. Тем не менее оно не помешало и самим авторам отойти от идеологической, пропагандистской риторики и прийти к следующим однозначным выводам: договор о создании СЕАТО не является как таковым региональным соглашением об обеспечении безопасности в Азии и соответственно сам СЕАТО тоже не представляет собой региональную организацию. «Эта организация некоторых людей для защиты некоторого района» [4, р.72]; «это организация, создание которой невозможно оправдать какими бы то ни было положениями Устава ООН» [4, р.72]; основная ее цель состоит в том, чтобы предоставить США «легальное право на интервенцию в Индокитае» [7, с.29] или подавить национально-освободительное движение народов Азии, которые были провозглашены «в так называемой «Азиатской доктрине президента США Джонсона» [8, с. 14].
Резюмируя содержание вышеприведенных точек зрения следует еще раз отметить, что Манильский пакт был заключен в условиях биполярного мира, т.е. тогда, когда по определению американского дипломата и профессора международного права Ф. Джессепа - одного из авторов теории так называемого «промежуточного состояния» (status mixtus) между миром и войной, наиболее разработанной им, кстати, как раз в год принятия рассматриваемого договора, в международных отношениях существовало «состояние принципиальной вражды и напряженности» (т.е. «холодная война») [9, р. 100], в рамках которых проблемы, возникающие между сторонами, были «настолько. глубоки, что разрешение какого-либо отдельного вопроса не может их устранить» [9, р. 100]. Не вступая собственно в полемику с ученым и специалистом по поводу его теории, нужно подчеркнуть, что, следовательно, и действия государств, в основе которых лежали преимущественно военно-политические и обусловленные ими технические, нежели социальные, экономические, исторические и географические факторы, проявились с правовой точки зрения в подписании именно такого регионального договора и в создании именно такой региональной организации. Деятельность государств, направленную на укрепление безопасности и стабильности в указанном регионе вопреки мнениям вышеприведенных авторов как в 50-70-е гг. XX века, так и сейчас необходимо признать именно таковой, т.к. понятия «региональное соглашение» или «региональный орган», «учитывая различия регионов и ситуаций, возникающих в них» [10, с.184], (отсюда соответственно и «региональные действия»), до сих пор «не были уточнены ни в рамках ООН, ни в рамках.» других «региональных соглашений и региональных организаций» [11, с. 139]. Поэтому «обвинять» ни Манильский пакт, ни СЕАТО в «полной несовместимости» с целями и принципами ООН не приходится. Соответствие этому критерию тем не менее остается актуальным и открытым и по сей день - в условиях продолжающихся тенденций и попыток деидеологизации и деполитизации международно-правовых отношений, удовлетворения насущной потребности в обеспечении верховенства права в системе регионального и межрегионального взаимодействия по вопросам безопасности и в связи с дальнейшим функционированием созданных в период со второй половины XX века множества региональных и субрегиональных организаций, в том числе таких азиатских или азиатско-тихоокеанских учреждений, как АСЕАН, включая ее отдельные механизмы - Региональный форум по безопасности (АРФ), «АСЕАН + 3» и «АСЕАН + 6» (Восточно-Азиатские саммиты), Ассоциация сотрудничества государств Южной Азии (СААРК), Диалог по сотрудничеству в Азии (ДСА), Лига арабских государств, Организация экономического сотрудничества, Организация исламского
96
сотрудничества (ОИС), Организация сотрудничества государств Персидского залива, Азиатский Форум Боао, Форум островов Тихого океана (ФОТО), которые видят собственные перспективы в неизбежной трансформации в соответствии с изменениями характера современных угроз и вызовов общей безопасности и в выработке комплексного подхода к ее обеспечению. Следует в указанном аспекте говорить также о необходимости реализации новых региональных инициатив и развитии уже реализуемых. В первом случае это, например, не только инициатива Казахстана по созыву СВМДА, но и предложения Австралии и Японии об образовании Азиатско-Тихоокеанского и Восточно-Азиатского Сообществ безопасности, во втором случае - это инициатива Сингапура об укреплении и реформировании деятельности Совета по сотрудничеству в области безопасности в АТР и высказываемые в последнее время идеи о расширении военно-политических функций Организации Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС), которые не столько отвечают духу и велению времени, сколько и национальным интересам государств-членов. По справедливому замечанию Н.А. Ушакова, исследовавшего актуальные проблемы обеспечения региональной системы безопасности, позиция ООН в вопросах совместимости с ее целями и принципами поэтому сохраняется неизменной, т.е. она и впредь «должна быть официально подтверждена путем признания... объединения государств в качестве региональной организации, что и имеет место на практике» [12]. «В свою очередь», - продолжает автор, - «региональный орган, состоящий из членов ООН, должен исходить из наличия связи своей деятельности в сфере поддержания международного мира и безопасности с главной ответственностью за это, возложенной на ООН всеми ее членами» [12].
В этом аспекте СЕАТО как правовая форма организации международного сотрудничества группы из восьми государств, принадлежащих к различным континентам, имела в лице этих государств специфические и характерные для своей эпохи общие интересы, цели, задачи и особенности, которые формально были приведены в соответствие с требованиями Устава ООН. Последнее в утверждении позволяет говорить о том, что деятельность СЕАТО, как бы строго ее не критиковали, осуществлялось в принципе на основе нормативных положений, свойственных для региональной системы безопасности и находилось если и не полностью во взаимной, но в достаточно опосредованной связи с универсальной системой - ООН - в деле поддержания мира и безопасности. Фактически налицо существование регионализма, обращенного к Юго-Восточной Азии (или для Юго-Восточной Азии), и, пожалуй, первой его модели в азиатской части света. Так можно говорить потому, что речь в данном случае идет не об определении региона как конкретного географического, социально-политически целостного и экономически-инфраструктурно взаимосвязанного района, а как о системе международных отношений, «локализованных» на территории Юго-Восточной Азии. И когда такая система отношений государств посредством заключения регионального соглашения становится объектом международно-правового регулирования, формируется и соответствующий регион, а также связанные с ним процессы в юридическом смысле. Но вместе с тем следует признать, что как таковое понимание регионализма вступил в открытое противоречие с отдельными положениями Устава ООН, и главным образом, в виде «антикоммунистической оговорки», в подтексте указывающей на пресловутую «советскую угрозу» и ее влияние. Подобная оговорка, которая отрицает объективное наличие и различие общественно-политических систем и устройств и не согласуется с принципом «мирного сосуществования государств», между тем несовместима с объектом и целями Устава ООН как многостороннего международного договора. В случае с СЕАТО это - отступление от правила, которое, следовательно, считается противоречащим эффективному осуществлению объекта и целей Устава как учредительного акта универсальной организации.
Небезынтересным представляется в этой связи акцентировать внимание и на двух значимых обстоятельствах. Первое - это то, что официальные лица западноевропейских государств-участников Манильского пакта вплоть до его заключения не раз признавали, что Уставу ООН соответствуют только такие региональные международные организации, которые учитывают необходимость сосуществования государств с различными системами общественного устройства. Например, представитель Франции М. Шуман, выступая в 1950 г. в Политическом комитете Генеральной Ассамблеи ООН, в частности, заявил: «.делегация Франции откажется признать любую региональную организацию, которая будет противоречить духу Устава Организации Объединенных Наций, имеющего своей целью мирное сосуществование различных или даже противоположных систем» [13, с.64]. При подписании Манильского пакта Франция, однако, уже не придерживалась данной официальной позиции, и скорее всего причина здесь заключалась не только и не столько в ее пассивной роли, сколько не в последнюю очередь и в том, что договор этот «стал компромиссным вариантом, выработанным в ходе англо-американских дискуссий» [14, c.98] или англо-американских противоречий в районе Тихого океана и Юго-Восточной Азии [15, с. 105].
Суть второго обстоятельства состоит в том, что США заявляя о «антикоммунистической оговорке» в то же самое время ограничили свои обязательства, что, как следствие, предоставляло им односторонние преимущества, а остальные государства-члены ставило в неравные условия. Таким образом, «объем обязательств этих участников. оказывался более широким, по сравнению с тем, что брали на себя Соединенные Штаты» [14, c.99]. В этом смысле действительно сложно определить логическую последовательность отношения и действий США к многостороннему сотрудничеству в области совместной безопасности. Министр иностранных дел Новой Зеландии К. Вебб поэтому после подписания Манильского пакта неслучайно заявил, что «американская оговорка исключала шансы на присоединение к блоку в будущем ряда азиатских стран» [16, с.137]. Заявление одновременно указывало на то, что состав участников договора до конца не отвечает интересам всех государств-членов: больших, средних и малых. С этими утверждениями в определенной степени были согласны и сами США, а также Великобритания, которые хотели бы видеть более расширенную организацию с участием Японии, Тайваня, Южной Кореи, Индии, Бирмы (Мьянмы), Индонезии и Цейлона (Шри-Ланки). «Этого, однако, не произошло» [14, с.98]: большинство из них, после обретения политической независимости, «предпочитали оставаться нейтральными...» в противостоянии «между западными странами и коммунистическим блоком» [14, с.98] или больше приходили к мысли о том, что для развития им «нужны не блоки, а всемерное развитие дружественных отношений.» [15, с.119].
Несмотря на то, что деятельность СЕАТО ограничивалась лишь 50-70 гг. XX века, проведенные по ней исследования позволяют судить о попытках отдельных государств Азии к созданию региональной системы безопасности, в рамках которой приоритет традиционно отдавался оборонным связям. При этом применительно как и к любой другой, типичной для периода «холодной войны» организации суть коллективной обороны заключалась в том, что, как подчеркивают Р. Коэн и М. Михалка, относительно сильное государство, номинально или реально угрожающее менее сильному государству, подталкивало последнего к поиску союзников, т.е. к созданию альянса, способного осуществлять коллективный отпор с целью защищать своих участников от внешней агрессии и вследствие этого была обращена во вне [17, с.8-10]. В этом контексте можно говорить о том, что СЕАТО представляла собой формально оптимизированный институциональный механизм «компромиссов и консенсусов, материализованных главным образом в рамках американской схемы безопасности в Азиатско-Тихоокеанском регионе» [18, р.3]. Вместе с тем по прошествии времени среди некоторых государств-членов СЕАТО постепенно преобладала позиция о пересмотре представлений и взглядов об обеспечении совместной безопасности. В частности, пришедшее к власти в 1972 г. лейбористское правительство Новой Зеландии во главе с Н. Кирком проявило новый подход к решению внешнеполитических проблем [19, с.126] и официально объявило, что «малые страны» в новой международной обстановке не могут всецело полагаться на своих протекторов и должны отстаивать собственные интересы [19, с.126]. Он же неоднократно выступая с официальными заявлениями о необходимости выхода за рамки сугубо военно-политической составляющей организации и развития новых форм отношений с Азией путем реализации социально-экономических и иных программ, настаивал на замене СЕАТО «организацией действительно характерной для региона, без идеологических обертонов., которая была бы создана для его изолирования от идеологического вмешательства великих держав» [20, р. 173]. В дальнейшем действия государств-членов сбалансировать деятельность СЕАТО не
97
принесли желаемых результатов: в организации усилились разногласия, она оказалась в кризисе и не смогла проявить способность эффективно перестроиться. Исходя из этих обстоятельств Совет министров СЕАТО на своей очередной сессии 24 сентября 1975 г. вынужден был принимать решение об упразднении (роспуске) учреждения. Официально оно прекратило свое функционирование 30 июня 1977 г.
Итоговые замечания по деятельности СЕАТО для современного процесса регионализации
Вышеизложенное, в том числе приведенный фактический пример о соответствии деятельности СЕАТО Уставу ООН наглядно показывает, что в целом значение целей и принципов всемирной организации как для государств-членов, так и для самих региональных органов или соглашений заключается в том, что они служат для всех без исключения из них своеобразным «сводом правил» или «руководством к действиям», т.е. соответственно в обязывающей форме устанавливают необходимые нормы должного поведения и являются фундаментальной основой для детальной регламентации сферы их ответственности. И при этом, к примеру, важным для СВМДА как будущего производного (вторичного) субъекта международного права является не столько закрепление соответствующих положений об обеспечении региональной безопасности в качестве целей или принципов организации (например, в принятой в его рамках Декларации принципов, регулирующих отношения между государствами-членами СВМДА от 14 сентября 1999 г.), сколько конкретно осуществляемый им вклад в поддержание регионального мира и стабильности. Говоря другими словами, цели и принципы ООН, закрепленные в правовом акте - Уставе, принимая вид требований, юридически обязывают их добросовестное осуществление как государствами-членами, так и региональными учреждениями независимо от времени их образования и создают вследствие обладания высшей юридической силой не подлежащие нарушению взаимные права и обязанности между ними и ООН. Неследование хотя бы одному из них или их игнорирование, в частности, путем заявления обусловленной идеологическими соображениями оговорки, и причем с предоставлением односторонних преимуществ в ущерб интересам остальных государств-участников, в результате не только не повышает гибкости применения заключенного регионального соглашения, но и способствует тому, что, во-первых, число его участников не становится больше, а во-вторых, достижение общего согласия по многим положениям документа превращается в затруднительный процесс. В итоге создавшееся положение изменяет общее соотношение договорных прав и обязательств, приводит к менее сплоченному составу государств-участников, и что немаловажно, отражается практически на внутренних намерениях, желаниях, готовности и способности последних противостоять возникающим кризисным явлениям и выполнять взятые на себя обязательства. И к тому же если учитывать особенно то, что в преамбуле учредительного акта региональной организации они, как правило, фиксируют приверженность целям и принципам ООН, но впоследствии выражают свое отношение к этому обязательству как к общедекларативному положению, забывая о том, что вводная часть и закрепленные в ее рамках нормы являются важной частью договора1. В этой связи по верным замечаниям отдельных специалистов, важно обратить внимание и на саму основную часть Устава ООН, вернее на тот пробел, который содержится в его тексте. Дело в том, что в этом акте универсальной организации отсутствуют контроль за исполнением указанного обязательства и санкции в отношении его нарушителей [21, c.27], и, следовательно, отсутствует и «механизм роспуска международных организаций в случае нарушения ими общепризнанных принципов и норм современного международного права, закрепленных в Уставе ООН» [21, с.28].
Литература
1. The Department of State Bulletin. September 20, 1954. № 795. - 409 p.
2. The South-East Asian Collective Defence Treaty (with Protocol and Pacific Charter). Manila. Sept. 8, 1954. London, 1957. - 13 p.
3. Мерзляков Н.С. СЕАТО. - М.: Издательство Института международных отношений, 1958. - 231 с.
4. Karanjia R.K. SEATO. Security or menace? - Bombay, 1956. - 118 p.
5. Резолюция Конференции юристов стран Азии. Калькутта (Индия). 25-30 января 1955 г. // Международная жизнь. № 4. -1956. - С. 95-97.
6. Халоша Б. Военные блоки империалистов - угроза миру. - М.: Издательство «Знание», 1965. - 32 с.
7. Сухарьков И.А. СЕАТО - против народов Азии. - М.: «Знание», 1970. - 29 c.
8. Андрюхин М. Г еноцид - тягчайшее преступление против человечества. - М.: Г осюриздат, 1961. - 128 с.
9. Jessup Ph. Should International Law Recognize an Intermediate status between Peace and War // American Journal of International Law. January 1954. № 1. - 1131 p.
10. Мохаммад Т. Глобальная и региональная системы коллективной безопасности на современном этапе (международноправовые аспекты): дис. докт. юрид. наук. - СПб., 2004. - 404 с.
11. Кривчикова Э.С. Международно-правовые основы европейской безопасности // Европейское международное право: Учебник / Отв. ред. Ю.М. Колосов, Э.С. Кривчикова, П.В. Саваськов. - М.: Междунар. отношения, 2009. - 408 с.
12. Ушаков Н.А. Правовое регулирование использования силы в международных отношениях // URL: http://www.pravo.vuzlib.org/book_z747_ page_12.html (дата посещения: 05.03.2014).
13. Официальные отчеты Генеральной Ассамблеи. Пятая сессия, Первый комитет. Краткие отчеты заседаний. Т. I. - Нью-Йорк, 1950. - С. 50-52.
14. Игумнова Л.В. Новая Зеландия и АНЗЮС: путь к независимой внешней политике: дис. канд. истор. наук. - Иркутск, 2004. -279 с.
15. Смирнов Ю., Софинский В. СЕАТО - агрессивный блок колониальных держав. - М.: Государственное издательство политической литературы, 1957. - 145 с.
16. Mckinnon M. From ANZUS to SEATO // New Zeland in World Affairs. Vol. 1. 1945-1957. - 143 p.
17. Коэн Р., Михалка М. Безопасность на базе сотрудничества: новые перспективы международного порядка / Р. Коэн, М. Михалка. Публ. № 3. Гармиш Партенхирхен. 2001. - 91 c.
18. Capie D. An Elite Anglo Saxon Club: Race, Civilization and the Making of America’s Alliances // Paper presented to the 45th annual meeting of the international studies Association. - Montreal, Quebec, 17-20 March 2004. - P. 365-366.
19. Тимошенко В.Н. Концепция «малой страны» и внешняя политика Новой Зеландии в конце XX века // Вестник Челябинского государственного университета. № 6. 2009. - С. 123 -132.
20. Mckinnon M. Independence and Foreign Policy. New Zealand in the World Since 1935. - Auckland: Auckland Univ. Press, 1993. -330 p.
21. Султанов Э.Ш. Международно-правовые аспекты деятельности Организации Исламская Конференция: дис. канд. юрид. наук. - М., 2005. - 140 с.
^Поскольку в ней формулируются цели договора, и кроме того, она используется при толковании договора.
98