CC BY
139
124
ВЕСТНИК УДМУРТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
УДК 821.161.1-2 Г.В. Мосалева
ТРИЛОГИЯ А.Н. ОСТРОВСКОГО О СМУТЕ: ИСТОРИЯ И ПОЭЗИЯ
Историческая драматургия А.Н. Островского прочитывается вне идеологических стереотипов и идеологем, сформированных в недрах революционно-демократической мифологии и подхваченных советским литературоведением. Подлинно научное и объективное прочтение драматургии А.Н. Островского оказывается невозможным без ее связи с миром православной культуры.
Ключевые слова: идеологические стереотипы, русская история, православная образность, иконичность.
В советском литературоведении было «узаконено» только одно «прочтение» драматургии А.Н. Островского: в русле «революционно-демократической мифологии»1.
Все лучшие контексты ее понимания, связанные с православным мирочувствием автора и его героев, с миром православной образности и символики, до сих пор лежат под спудом. Речь идет, прежде всего, об исторических хрониках Островского - его трилогии о Смуте: «Козьма Захарьич Минин, Сухорук» (1861), «Василий Шуйский и Дмитрий Самозванец» (1867), «Тушино» (1867); а также о пьесах «Воевода (Сон на Волге)» (1865), «Василиса Мелентьева» (в соавторстве с Гедеоновым) (1868).
«Демократическая» критика в лице Д.И. Писарева отнеслась к историческим пьесам Островского уничтожающе-язвительно2. Однако негативное восприятие исторической трилогии Островского не было подавляюще негативным.
Слова одобрения о драматической хронике «Козьма Захарьич, Минин...» высказал в своей рецензии в «Русском вестнике» П.В. Анненков, обратив внимание на изображение Островским народа как «одного живого действующего лица», на интерес Островского к нравам и верованиям3. В сборнике историко-литературных статей 1912 г. был ряд работ (Варнеке, Никитенко, Анненков), посвященных его историческим пьесам4. В частности, Никитенко, разбирая стихотворную хронику «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский», отмечает в ней «замечательные художественные красоты», «действие ...без аффектации»5. Объективное отношение к историческим пьесам Островского пытался восстановить Н.П. Кашин6. Изучая предварительную работу Островского над историческими хрониками, Н.П. Кашин приходит к выводу, что Островский, кроме того, что «великий художник», еще и «великий историк». Он приводит примеры внимательного изучения Островским «Актов Археографической экспедиции», летописей, в частности Никоновской, сказаний, грамот, дневников7. С.К. Шамбинаго защищает пьесу Островского «Козьма Захарьич, Минин, Сухорук» от критики, увлекающейся «либерально-натуралистическим» направлением: «.она (критика) недоумевала, на каком основании «педантический официал и клерикал» Минин изображен поднявшим страну только во имя религии.»8. Он видит в Минине «живое лицо», пишет о «переполнявшем пьесу лиризме»9.
Исторические хроники Островского в советский период были истолкованы негативно и, прежде всего, вследствие явленного в них христианского Идеала. «Марксистский» подход к русской классике был закреплен, в частности, в Литературной энциклопедии 1934 г. В статье А. Цейтлина об Островском пьеса «Козьма Захарьич Минин, Сухорук» получает такую оценку: Островский «рисует историческое прошлое сквозь призму своих неизменно буржуазных симпатий. В драматической хронике «Кузьма Захарьич, Минин, Сухорук» он обращается к эпохе Смутного времени, интересуясь в ней не столько картинами сражений, сколько организаторской ролью нижегородского мясника Минина, собирающего деньги и ополчение для освобождения Москвы. В высокой мере характерно, что действие этой исторической хроники заканчивается восхвалением организаторских талантов Минина. <...> Фигура Минина изображена на широком фоне буржуазного нижегородья, и П.В. Анненков основательно заметил, что Островский интересовался не столько историческими событиями, сколько нравами, понятиями и верованиями эпохи»10. Интересен один момент в этой ссылке на Анненкова: высокую оценку Анненковым «Минина» А. Цейтлин использует для противоположной цели - характерный метод работы советских литературоведов с источниками: вырывать из контекста подходящие для своей «концепции» цитаты. В лучшем случае «Минин» оценивался с точки зрения исторической колористики или периферийных свойств пьесы Островского или, в худшем, - как свидетельство творческой неудачи драматурга. «Марксистский» подход, но уже в ослабленном виде, обнаруживается и в комментировании исторических
ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
2011. Вып. 1
пьес Островского, помещенных в шестой том Полного собрания сочинений (М., 1976). Так, в комментарии к пьесе «Козьма Захарьич Минин, Сухорук» Л.М. Лотман считает «новизной хроники» «политический характер ее конфликта»11, а в качестве «особенности образа народного героя Минина» называет совмещение в нем двух свойств: «простого человека» и «политически мыслящего.. .деятеля»12.
Говоря о религиозности героев этой пьесы, Л.М. Лотман разводит героя и автора по разным полюсам: «Религиозность Минина и других героев хроники выступает как черта исторической эпохи, а не как выражение авторского идеала»13. По мнению Л.М. Лотман, религиозность - это мировосприятие людей прошедших эпох, нечто давно преодоленное, и оно никак не может быть разделенным Островским. Свой вывод Л.М.Лотман подкрепляет ссылкой на Ф.Энгельса: «Ф.Энгельс указывал, что все общественные движения феодальной эпохи, вплоть до Французской революции 1789 года, неизменно приобретали религиозную окраску» и даже пытается проникнуть в восприятие «религиозных настроений» людей второй половины XIX в., воспринимающих подобные «настроения», по мнению Л.М. Лотман, «как дань официозному или славянофильскому истолкованию характера русского народа»14.
Таким образом, в советском литературоведении искусственно насаждалось представление об Островском как драматурге-сатирике, изобразителе «темного царства» русской жизни.
Сам Островский придавал огромное значение именно своим историческим хроникам, их воспитывающему влиянию на народные чувства: « .исторические драмы и хроники <...> развивают народное самопознание и воспитывают сознательную любовь к Отечеству. Публика жаждет знать свою историю... Историк передает, что было; драматический поэт показывает, как было, он переносит зрителя на самое место действия и делает его участником события»15. В этих размышлениях интересно понимание Островским специфики отражения жизни историком и поэтом и важно ощущение Островским себя как драматического поэта.
В исторических хрониках Островский выразил свои самые важные мысли об Идеале России, ее искании Небесной Правды. Островский не случайно обращается в исторической драматургии к XVII в., к эпохе Смуты, к переломному моменту в истории русской государственности.
Три пьесы Островского об эпохе Смуты можно рассматривать как своеобразную трилогию: грандиозную эпическую трехчастную картину. Первой по времени создания пьесой в трилогии является, как известно, «Козьма Захарьич Минин, Сухорук» (закончена 9 декабря 1861), затем следуют «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» (закончена 1 мая 1866) и «Тушино» (закончена 5 ноября 1866). Центральной идеей первой пьесы в составе трилогии является собирание сил народа на «святое дело» - на защиту Православной веры от польской интервенции на краю духовно-исторической катастрофы. Осознав и отобразив в ней источники православного (соборного) сознания народа, в двух других хрониках Островский сосредоточился на изображении причин, приводящих к разрушению государства, народа и культуры.
Трилогия Островского о Смуте представляет собой важное звено в развитии драматургии, в создании национально-поэтического эпоса, а, как известно, в основе эпоса лежит судьба нации, с которой соединяется или, точнее говоря, которую символизирует судьба главного героя.
В каждой из трех пьес есть эпические герои, воплощающие собой национальный Идеал, связанный с Православием. Все три пьесы заключают в себе эпическое содержание: им является судьба нации и государства в переломный момент исторического и экзистенциального самоопределения.
В пьесе «Козьма Захарьич, Минин, Сухорук» главный герой - Минин, как и патриарх Ермоген (Гермоген), - эпический герой. В этих персонажах приглушено «личное», оба они относятся к полюсу «святости», и оба являются историческими лицами. Минин входит в историю как народный герой, а патриарх Гермоген причислен к лику всероссийских святых за свой мученический и исповеднический подвиг. Островский изображает Минина как народного героя, в котором «героизм» во внешнем плане «снят», нейтрализован. Он действует, как праведник Божий по благодати, со властию, не от себя, а каждое движение своей души поверяя Богу:
Нет, прочь сомненья! Перст твой вижу ясно.
Со всех сторон мне шепчут голоса:
«Восстань за Русь, на то есть воля Божья»16.
В Минине нет ничего от героя-резонера17, да и вообще, на наш взгляд, применять к объяснению эпических героев Островского (в высшей степени народных) театральные амплуа неверно. Герои Островского не схематичны, они живут не в узком пространстве театральной сцены, а принадлежат самой жизни.
126
Г.В. Мосалева
В письме к актеру Ф.А. Бурдину, исполняющему роль Минина, А.Н. Островский давал ему «дружеский совет», зная слабость Ф.А. Бурдина к «завываниям» (по оценке М.Н. Островского18 - брата драматурга): «Оставь ты свою сентиментальность, брось бабью расплываемость, будь на сцене мужчиной твердым, лучше меньше чувства и больше резонерства, но твердого. Минин не Дева Орлеанская, т.е. не энтузиаст, он также и не плакса; он резонер в лучшем смысле этого слова, т.е. энергический, умный и твердый»19. С актером А.Н. Островский говорил на языке театра, но в этот образ он вкладывал другое, эпическое содержание.
Почти четыре года спустя в письме к тому же адресату А.Н. Островский писал: «Современных пиэс я писать более не стану, я уж давно занимаюсь русской историей и хочу посвятить себя исключительно ей - буду писать хроники, но не для сцены; на вопрос, отчего я не ставлю своих пьес, я буду отвечать, что они не удобны, я беру форму «Бориса Годунова». Таким образом, я постепенно отстану от театра»20. Этому решению не суждено было сбыться, но из него видно стремление автора выйти за рамки драматургии в пространство национального эпоса.
А.Н. Островского не пугал неуспех его исторических пьес, он его даже предвидел21.
«Лишним людям», разочарованным или озлобленным героям-романтикам, «титулярным советникам», незначительным героям-чиновникам Островский противопоставлял личность героическую, «горячую», энергичную, жертвующую собой Правды ради. В исторической драматургии Островский задался целью создать характеры героические, неординарные, поэтому и события в исторической драматургии тоже были «необыкновенными».
В своей эпической трилогии, трагедийно-просветляющей по мироотношению, Островский включался в создание иной по сравнению с писателями революционно-демократического направления концепции русского характера, основными свойствами которого были боголюбие, храбрость, честность, открытость, веселость, добродушие.
Примечательно, что именно в 1860-е гг. появляется и «Война и мир» Л.Н. Толстого, где писатель останавливается на 1812 г. как необыкновенном, проясняющем, всемирно значимом событии. Русская литература Нового времени ко второй половине XIX в. нашла возможность художественного выражения эпического потенциала, присущего древнерусской словесности, в рамках светской литературы. Ведь многие жанры древнерусской словесности были эпичны по своей внутренней сути: это и агиография, и хожения, и летописи. Трилогия Островского имеет черты и летописи, и жития22.
Пьеса «Козьма Захарьич Минин, Сухорук» - первая по времени создания в составе цикла и в то же время вершинная. Сюжетом «Минина» является собирание народных сил на «святое дело» - защиту Отеческой веры. Животворной и созидательной силой России, по мысли Островского, является Православная вера. Нет ее, нет нации, государства, культуры: «Подняло Россию в то время не земство, а боязнь костела, и Минин видел в земстве не цель, а средство. Он собирал деньги на великое дело, как собирают их на великое строение»23.
«Минин» - самая исповедная пьеса Островского, в которой неверующих героев нет вообще. Даже отрицательные герои в ней религиозны по меньшей мере на уровне словесного жеста. Мы отмечали тот факт, что «Минин» - это своеобразная пьеса-молитва24, в которой молитвенный настрой автора и героев образуют одно целое.
Православная вера осознается героями пьесы через идею «света и чистоты» («ясносиятельная и непорочная»):
Нам вера православная да церковь Дороже всех сокровищ на земле25.
Крепость веры и чистосердие рождают «чудеса» и «чудотворения». Вообще, область «чудесного» и «таинственного», «мистически-религиозного» связана у Островского именно с верой, и изображается она с позиции христианского реализма. В итоге истинная Россия осмысляется Островским как «Царство веры», как «Господне Царство», с народом которого «хоть в монастырь честной, хоть на небо»26.
Возможно ли, чтоб попустил погибнуть Такому царству праведный Господь!27
ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
2011. Вып. 1
«Твердость» и «непорочность» героев-нижегородцев - качества «вымоленные», «благодатные», они проявляются в героях как результат их личного покаяния и как следствие «чудесного дара».
По вере Минину является в видении Преподобный Сергий Радонежский, и это видение связано с плоскостью особой мистической реальности, а фактом его чудесного явления служит «благоуханье». В эпилоге пьесы весь народ предстает как единое тело, единая Церковь. Сюжет обретения Веры, точнее, возвращения к истинной Вере, сверхсюжет пьесы: именно Православная вера объединяет нижегородцев, нацию, Россию, она дороже «красоты земной», материального богатства, даже «риз золотых» «святых икон», наконец, дороже земной жизни. Сюжет Веры, как видим, сотериологичен: в его основе идея Спасения души человека, нации и государства в целом.
«Святые жертвы» нижегородцев, их единодушный и полный отказ от всего земного, принимаются Богом, и Минин ощущает покровительство «святому делу» «грозных сил небесных», среди которых действуют «полк ангелов и Божья благодать!»28. Ополчение новгородцев незримо соединяется с полком ангелов, на что указывает семантико-звуковое соответствие этих двух слов.
Эту хронику можно назвать и самой «светоносной» пьесой Островского. В ней автор обозначает движение от сумерек к рассвету (от третьего к четвертому действию). Физический свет здесь соединяется с божественным (нетварным) светом (сияние икон, лампадок и молитвенной комнаты Минина), с помощью которого занимается «заря освобождения» «Святой Руси». Православная вера осмысляется народом как идея «света и чистоты» («ясносиятельная и непорочная»): «Нам вера православная да церковь / Дороже всех сокровищ на земле». Прежде усомнившийся в Минине дьяк Семенов видит «ясно» «цветущий берег райский».
Если Смута является осуществлением своеволия, зла и утратой образа Божия - без-образием (как это изображено в двух последних пьесах трилогии), то в противовес ей - единение сил народных в покаянии, молитве и укреплении веры (как в «Минине») ведет к возвращению Образа, иконично-сти29. Именно в «Минине» «икона» и «молитва» определяют смысл художественной образности, расширяющей поле изображаемой святости. И напротив, в двух последних пьесах мы видим «убывание святости».
В ситуации «вероотступничества» и «глумления над верой» Островский показывает две возможности для сохранения души: исповедничество ценой жизни и юродство. В «Дмитрии Самозванце», помимо юродивого Афони, есть Иванушко-дурак, который в последней сцене уже не говорит, а «хохочет». Юродивые, странники еще могут остаться в «поврежденном» ложью мире, и реакция на этот Антимир30 у них чаще одна - смех. Там же, где Антимир выступает вместо мира Божественного, нет места «божьим людям». В «Тушино» нет юродивых и невинных дурачков, и Смех становится принадлежностью Антимира - мира Антихриста. Но этот «смутный мир» у Островского лишен свойства универсальности, он помещен в свои временные (исторические) границы, связанные с темой Божьего Суда.
Основным языком художественного воплощения святости у Островского является церковно-книжная традиция - Священное Писание, церковная поэзия, гимнография. Именно органичное переплетение церковно-книжной традиции с народно-поэтической составляет своеобразие мира, созданного Островским в трилогии о Смуте.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См.: Есаулов И.А. Русское народное сознание в литературе («Гроза» Островского и «Капитанская дочка» Пушкина) // Пасхальность русской словесности. М., 2004. С. 186-227.
2 Писарев Д.И. «Мотивы русской драмы» // Литературная критика: в 3 т. Л., 1981. Т. 1. С. 357, 358. 3Анненков П.В. О «Минине» г. Островского и его критиках // Рус. вестн. 1862. №9. С. 410.
4 Александр Николаевич Островский: Его жизнь и сочинения: сб. ист.-лит. ст. / сост. Покровский. М., 1912.
5 Никитенко А.В. Исторический и поэтический элементы в пьесе «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» // Александр Николаевич Островский... С. 209.
6 В 1912 г. вышла книга Н.П. Кашина «Этюды об Островском» (М., 1912), в которой ученый-источниковед серьезное внимание уделил в том числе и историческим пьесам Островского (с. 151-261). См. также: Кашин Н.П. Исторические пьесы Островского // Творчество А.Н. Островского: юбилейный сб. / под ред. С.К. Шамбинаго. М.; Пг., 1923. С. 241-284. В этом же сборнике был ряд работ (Варнеке, Никитенко, Анненкова), посвященных его историческим пьесам.
7 Кашин Н.П. Исторические пьесы Островского. С. 241-284.
8 Шамбинаго С.К. Из наблюдений над творчеством Островского // Там же. С. 293.
128
Г.В. Мосалева
9 Там же.
10 Цейтлин А. Островский // Лит. энцикл. М., 1934. Т. 8.
11 См.: Лотман Л.М. Историческая драматургия А.Н. Островского (1861-1865) // Островский А.Н. Полн. собр. соч.: в 12 т. / под общ. ред. Г.И. Владыкина, И.В.Ильинского, В.Я. Лакшина и др. М., 1973-1980: Т. 6. С. 542. Здесь и далее ссылки на это издание.
12 Там же. С. 547.
15 Островский А.Н. Полн. собр. соч. Т. 12. С. 122.
16 Там же. Т. 6. С. 34, 35.
17О Минине как герое-резонере пишет А.И. Овчинина. См.: Овчинина И.А. Русская история и национальный характер в пьесе А.Н.Островского «Козьма Захарьич Минин, Сухорук» // Духовно-нравственные основы русской литературы: сб. науч. ст.: в 2 ч. Кострома, 2007. С. 206.
18 По отзыву М.Н. Островского «Минин» имел успех, но об игре Бурдина он высказывался критически. То, от чего предостерегал Бурдина Островский, превзошло его опасения: Бурдин «сам себе верен не был, являлся то грубым мужиком, то слезливой бабой, то восторженным героем, - в некоторых местах он до того завывал, что превосходил сам себя» (Островский А.Н. Полн. собр. соч. Т. 11. С. 248.
19 Там же. С. 239.
20 Там же. С. 228.
21 См. письмо А.А. Григорьеву: «Неуспех "Минина" я предвидел и не боялся этого: теперь овладело всеми вечевое бешенство (курсив автора), и в Минине хотят видеть демагога. Этого ничего не было, и лгать я не согласен» (Там же. С. 165).
22Так, Н.П. Кашин ставит вопрос об источниках образа Марфы Борисовны в «Козьме Захарьиче, Минине.»: «Личность Марфы Борисовны невольно вызывает в памяти трогательный образ Юлиании Муромской». См.: Кашин Н.П. Этюды об Островском: в 2 т. М., 1912. Т. 1. С. 176. Ссылаясь на современных Островскому знатоков источников, Е.Г. Холодов пишет о влиянии летописей и народного языка на «Минина» Островского. См.: Холодов Е.Г. Мастерство Островского. М., 1963. С. 113-115. 23 Островский А.Н. Полн. собр. соч. Т. 11. С. 165.
См. об этом: Мосалева Г.В. Религиозность героев как выражение авторского идеала в исторической драматургии А.Н.Островского // Православие в контексте отечественной и мировой литературы. Арзамас, 2006. С. 273279; Ее же. Идея «святости» и ее поэтическое воплощение в исторической драматургии А.Н. Островского // А.Н. Островский. Материалы и исследования. Шуя, 2006. С. 107-116.
25 Островский А.Н. Полн. собр. соч. Т.6. С. 69.
26 Там же. С. 78.
27 Там же. С. 33.
28 Там же. С. 34.
29Об иконе и иконичности см.: Лепахин В. Икона в русской художественной литературе. М., 2002. 30 Лихачев Д.С. Историческая поэтика русской литературы. Смех как мировоззрение. СПб., 1997.
G. V. Mosaleva
A.N. Ostrovsky's Trilogy on the Times of Revolt: History and Poetry
A.N. Ostrovsky's historical drama is read independently of ideological stereotypes and ideologems rooted in revolutionary-democratic mythology and carried on by the Soviet literary studies. A truly academic and objective reading of A.N. Ostrovsky's drama is impossible without linking it with the Orthodox culture.
Keywords: ideological stereotypes, Russian history, the Ortodox imagery, iconolatry.
Мосалева Галина Владимировна, доктор филологических наук, профессор ГОУВПО «Удмуртский государственный университет» 426034, Россия, г. Ижевск, ул. Университетская, 1 (корп. 2) E-mail: [email protected].
Mosaleva G.V., doctor of philology, professor Udmurt State University
462034, Russia, Izhevsk, Universitetskaya str., 1/2 E-mail: [email protected]
13 Там же.
14 Там же.
14
Поступила в редакцию 15.12.10
