CC BY
37"Культурная жизнь Юга России"
№ 2 (31), 2009
хи и создает самостоятельный духовный мир. Жесткость бинарных структур преодолевается через медиацию (снятие дуальности, оппозиционности и конфликтности). Поэтому сюжеты и характеры Лескова так лаконичны и дискретны.
Ироническое сознание следует окольным, непрямым путем («кружение вокруг мнимости»), и этот окружной путь оказывается не самым длинным: обход - одна из форм литоты. В этом, как мы полагаем, и заключен парадокс повествовательной манеры, определившей жанровое своеобразие прозы Лескова, тяготеющей к поэтике анекдота, новеллы и «мозаичной» хроники.
Литература
1. Юнг К.-Г. Душа и миф. Шесть архетипов. М., 2005. С. 338-358.
2. Тамарченко Н. Д. Сказ // Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий. М., 2008. С. 235.
3. Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. С. 311.
4. Озеров Л. Поэзия лесковской прозы // В мире Лескова. М., 1983. С. 262.
5. Кедров К. Фольклорно-мифологические мотивы в творчестве Н. С. Лескова // В мире Лескова. М., 1983. С. 60.
6. Аннинский Л. А. Лесковское ожерелье. М., 1986. С. 116.
7. Там же. С. 264-266.
8. Гуминский В. Органическое взаимодействие (От «Леди Макбет...» к «Соборянам») // В мире Лескова ... С. 255.
9. Аннинский Л. А. Лесковское ожерелье ... С. 159.
N. V. SVITENKO. ARCHETYPE OF TRICKSTER IN N. S. LESKOV'S NARRATIVE MANNER
The author suggests his own concept of Leskov's style paradoxes, determining the typological similarity between Leskov's personage an Jungian trickster archetype.
Key words: author's subjectivity, ambivalence, irony, mythological consciousness, tale, trickster.
М. В. ЮРЬЕВА
ТРАНСЛЯЦИЯ РУССКОЙ СРЕДНЕВЕКОВОЙ КУЛЬТУРЫ В ДРАМАТУРГИИ Д. В. АВЕРКИЕВА
Автор статьи прослеживает влияние древнерусского словесного искусства на драматургию второй половины XIX века. Художественные особенности исторической драмы рассмотрены на примере творчества Д. в. аверкиева.
Ключевые слова: трансляция, эстетическое новаторство, инвариант, драматический конфликт.
Литературное наследие известного драматурга и театрального критика Д. В. Аверкиева (18361905) находится в органической взаимосвязи с теми процессами общественного сознания, искусства и науки 1850-1880-х годов, благодаря которым усилился интерес к духовному наследию Древней Руси в культурном контексте эпохи. Достижения в области истории и этнографии, становление академического литературоведения устремили интеллектуальный пульс времени к поиску национальной идеи, ее философскому осмыслению. «Стремление к самопознанию привело к осознанию связи Я с настоящим и прошлым человечества <...> к изучению объективных отложений человеческой мысли в языке и словесных произведениях» [1]. В этом процессе актуальным становится философское и эстетическое осмысление проблем современности драматургией и театром.
В 1850-1880-е годы - время расцвета национального театра, обретающего новый материал для сценического воплощения, - среди многочисленных жанровых образований особое место принадлежит пьесам на историческую тематику.
Сделать историю предметом искусства считали основной своей задачей драматурги «этнографического» направления.
Культурно-исторические реалии входят в мир художественного произведения через словесно-образный ряд, транслирующий в современность устойчивые мотивы и бытовые приметы старины. Причастность к истории нередко воспринимается писателями очень эмоционально - как родное, но трагически забытое прошлое. Крепость русского уклада, нравственная чистота и цельность внутреннего бытия идеализировались. Средневековый мир виделся как оформленный, завершенный, но необратимо отдаленный во времени. Приобщение к такому материалу, включение его в полемику о настоящем и будущем рождало феномен эстетического новаторства: «Каждый драматург формирует свою систему соотношений между историческим временем, фактом и авторской волей, выстраивающей эти факты в определенной последовательности и подчиняющей их себе» [2]. «Память жанра», «память стиля» работали не только как устойчивое свойство культуры, но и как динамичный творческий фактор.
№ 2 (31), 2009 "Культурная жизнь Юга России" ^
Пересмотр канонов и путей эволюции исторической трагедии, интерес к «народной драме», построение историософских концепций, затрагивающих вопрос национальной самоидентификации - все это стимулировало поиски. Происходило обновление как жанрового репертуара в целом, так и содержательности отдельных его составляющих. Драматурги стремились напитать «воздухом» русской старины комедии и сцены из народной жизни, фарсы, театральные интермедии (интерлюдии) и прологи. Влияние культуры средневековья на литературу этого времени происходит не только на уровне использования отдельных сюжетов и образов. Оно закрепляется путем сохранения «самого взгляда» на природу и человека (Ф. И. Буслаев) - тех «живительных соков», которыми питалось национальное чувство.
В поисках национального характера на сцену выводятся «старые типы» исторической русской жизни. В новых жизненных обстоятельствах собственно историческая драма нацелена на художественное осмысление событий, в которых русский мир находится на грани гибели, духовной катастрофы, в предчувствии коренных преобразований: борьба за княжеский престол и польская интервенция, новгородская вольница и Смутное время, правление Ивана Грозного и опричнина. Исторический факт, выступая в роли инварианта, порождает многочисленные сюжеты с драматическими конфликтами, в которых прошлое открывается во множественности отражений и субъективных иллюзий.
Сочетание авантюрной интриги и психологической разработки характеров обеспечило исторической драме 1850- 1880-х годов огромный зрительский интерес, она «начала входить в моду, и почти все драматурги сочли долгом попробовать силы в этом жанре» [3]. Писатели «этнограф ичес-кого» направления ориентировались не только на зрительские симпатии: театральное действо мыслилось ими как «культурная прививка», поставщик образцов, эталонов облика и поведения. В театр, по наблюдению А. Н. Островского, шли не только завсегдатаи, но и те, кому «по недостатку образования еще недоступно серьезное чтение»; там они впервые приобщались к современному искусству и к «новым для себя проблемам и формам жизни» [4].
В своей хронике театральной жизни А. И. Вольф приводит характерное изречение: «Кто-то сказал в то время, что гимназистам незачем учить русскую историю, пусть только ходят в Александринский театр и там увидят исторические картины всех эпох» [5]. 30 декабря 1868 года в этом театре была впервые исполнена пьеса Д. В. Аверкиева «Комедия о российском дворянине Фроле Скабееве и стольни-чей Нардын-Нащекина дочери Аннушке», а в 1872 году в московском Малом театре состоялась премьера другого сразу ставшего знаменитым произведения - «Каширской старины». Этим пьесам была суждена долгая сценическая жизнь: «Фрол Скабеев» и «Каширка» (так любовно на-
зывали пьесу зрители) не сходили с бенефисных афиш 70-х годов XIX века.
Литературная судьба самого драматурга сложилась менее благополучно. Многие его произведения, блеск и талант, «духовное здоровье» и «творческое зерно» которых разглядел в свое время Ф. М. Достоевский, со временем стали известны лишь узкому кругу читателей. Они до сих пор находятся на периферии исследовательского внимания. Пьеса Аверкиева «Темный и Шемяка» (1873) аккумулирует типологические черты исторической драмы второй половины XIX века, одновременно демонстрируя стратегию ее развития.
Основу сюжета составляют летописные рассказы о княжеских междоусобицах XV столетия. Преобразование древнерусской повести в драматургическое произведение породило особую поэтику и атмосферу: затянутая экспозиция погружает читателя (зрителя) в перипетии борьбы. Сложный узел личностных и общественных противостояний, скрещение множества интересов, «из которых драматург не может выделить ни одного правого», исключает стройность конфликта, «разрушает собственно драматическую природу произведения, привнося в него черты повествовательного жанра» [6]. Каждая сцена являет собой замкнутый, рельефно очерченный мир, в котором герои - от главных до эпизодических - обретают психологическую прорисованность и социальную речевую адекватность. Подобный кумулятивный принцип «нанизывания» сцен и сюжетов характерен для книжности средневековья и произведений устно-поэтического творчества. Драматург стремится не к копированию исторического антуража, а к фиксации репрезентирующих черт национального характера и эпохи в целом. Обновление поэтического языка происходит путем перевода древнерусского слова на русский язык и использования речевых формул древней Руси. Автор маркирует узловые моменты развития драматического конфликта переходом на стихотворную организацию речи. На фоне таких фрагментов мастерское построение нестихотворных диалогов создает иллюзию врасплох застигнутой жизни.
Событийная канва разворачивается во многочисленных перипетиях. Смысловой уровень произведения усложнен за счет аллюзий и интертекстуальных включений. Знаток летописей и отечественной истории, Аверкиев понимал, почему древнерусская книжность избегала частного и случайного, как дорожила она общим, повторяющимся, легко узнаваемым. «Принцип аналогии» утверждал моральный кодекс средневековья, связующий поколения.
О моральном долге и о последствиях забвения его идет речь в пьесе Аверкиева «Темный и Шемяка». Изображенные в ней русские князья в борьбе за московский престол оказались готовы на кровную месть, на попрание нравственных законов. Они забыли о внешних врагах (в первую очередь - об Орде), сделав Русь заложницей меж-
"Культурная жизнь Юга России"
78 ^^^^^^^^^^^^^^^^^
№ 2 (31), 2009
доусобных сражений. В событиях XV столетия прозреваются древние сюжеты: о съезде князей в Любиче, об ослеплении Василька Теребовльского и - шире - отсылка к ветхозаветной истории о Каине и Авеле.
Коллективная психология, пропитывающая древнерусские тексты, в пьесе «Темный и Шемяка» становится психологией индивидуальной. Воспроизведение русской исторической жизни и ее героев на современной сцене утверждает континуальность важнейшего процесса, который необходим и сам по себе и как поучение современникам. Так в драматургии XIX века находит отражение представление о непрерывности истории и о взаимодействии времен.
Литература
1. Потебня А. А. Эстетика и поэтика. М., 1976. С. 426.
2. Дудина Т. П. Эволюция этико-эстетической мысли в русской драматургии XIX века: автореф. дис. ... д-ра филол. наук. Елец, 2006. С. 5.
3. Вольф А. И. Хроника петербургских театров с конца 1855 до начала 1881 г. Ч. III. СПб., 1884. С. 32.
4. Журавлева А. И. Русская драма эпохи А. Н. Островского. М., 1984. С. 6.
5. Вольф А. И. Хроника петербургских театров ... С. 34.
6. Лотман Л. М. История русской драматургии: Вторая половина XIX - начало ХХ века (до 1917 г.). Л., 1987. С. 328-329.
М. V. YURYEVA. TRANSLATION OF RUSSIAN MEDIEVAL CULTURE INTO D. V. AVERKIEV'S DRAMA
The author investigates the influence of Old Russian verbal art on the second half of the XIX century's drama. Art features of a historical drama are analyzed on the example of D. V. Averkiev's creative work.
Key words: translation, aesthetic innovation, invariant, drama conflict.
А. г. НАГАПЕТ0ВА
ПРОБЛЕМА БЕСКОНФЛИКТНОСТИ И ЕЕ РЕАЛИЗАЦИЯ В СОВЕТСКОЙ «ПРОИЗВОДСТВЕННОЙ» ПРОЗЕ 1920-1930-х ГОДОВ
Опираясь на анализ художественной прозы 1920-1930-х годов, автор статьи исследует традиционную для эпохи соцреализма проблему бесконфликтности в произведениях производственной тематики.
Ключевые слова: производственная проза, бесконфликтность, соцреализм, конфликт, человек труда.
Постреволюционные авторы превозносили «вагранок огненную вьюгу», «победный бег маховика», лефовцы считали необходимым свести функции искусства к непосредственному описанию производственных процессов. Только тогда, по их мнению, изображение человека труда приобрело бы подлинность, размах и героический характер. Лирике противополагался жесткий практицизм, чувствам - здравый расчет, и все-таки именно тема трудовых будней проложила для ранних советских писателей путь к познанию нового созидательного процесса как сложного и занимательного. Вследствие подхода, соответствовавшего партийной идеологии, представителей рабочей профессии (сталеваров, плавильщиков, литейщиков и др.) стремились показать одухотворенными личностями, сделать их тип участия в жизни эталоном для подражания.
Реальность поражала энтузиазмом, масштабами созидания, развернувшегося после Великой Октябрьской социалистической революции. Строительство понималось как воплощение в жизнь идеалов переустройства действительности. Поэтому атмосферой праздника окружена даже самая тяжелая физическая работа. Как отмечено в критике советских лет, в 1930-е годы трудовая тема советской литературы позволяла
«органически сочетать в себе социально-классовые и философско-исторические акценты, существенно обновляя в то же время характер художественных конфликтов и повествовательный стиль» [1]. Утверждения по поводу «органического сочетания», бесспорно, были обязательны в условиях тогдашнего общества. Свобода и жизненная сила советского гражданина должны были быть сосредоточены в труде. Грандиозность замыслов нашла отражение, например, в таких произведениях, как роман «Гидроцентраль» (1931) Мариэтты Шагинян.
Объективная реальность не требовала от «производственной» прозы изображения психологических нюансов. Отсутствие многогранности признавали даже исследователи, певшие дифирамбы литературе 1930-х годов: «Человеческая личность, взращенная социалистическим строем, человек-труженик во всем великолепии его человеческих качеств ускользал от проникновенного взора художника, любующегося главным образом плодами трудов человека» [2]. В ходе художественного воплощения «спущенных сверху» идеологических установок «страдала сама идея романа как синтетической, объемной картины мира, хотя жанровые формы подчас соблюдались, т. е. романы имелись, но до истинно художественно-
