CC BY
58
Библиографический список
1. Кочарли Ф. Вклад в личность. Баку. Писатель, 1978.
2. Горький М. Собрание сочинений, 1951; Т. 14.
3. Фиюзат. 1906; № 1.
4. Талибзаде К. История азербайджанской литературной критики. Баку, Восток-Запад. 2015.
5. Велиев Ш. Фиюзатскаялитературная школа. Баку, Наука, 1999.
6. Алмамедов А. Л. Толстой и азербайджанская литература. Баку, 1972.
7. Мирза Р Дедушка тюркизма. Баку. 2000, 149 с.
8. Ленин В.И. Собрание сочинений: в 55 т. Москва, 1958; Т. 15.
9. Фиюзат. 1906; № 2.
10. Туран А. А. Гусейнзаде. Москва. Салам Пресс, 2008. References
1. Kocharli F. Vklad v lichnost'. Baku. Pisatel', 1978.
2. Gor'kij M. Sobranie sochinenij, 1951; T. 14.
3. Fiyuzat. 1906; № 1.
4. Talibzade K. Istoriya azerbajdzhanskoj literaturnoj kritiki. Baku, Vostok-Zapad. 2015.
5. Veliev Sh. Fiyuzatskaya literaturnaya shkola. Baku, Nauka, 1999.
6. Almamedov A. L. Tolstoj i azerbajdzhanskaya literatura. Baku, 1972.
7. Mirza R. Dedushka tyurkizma. Baku. 2000, 149 s.
8. Lenin V.I. Sobranie sochinenij: v 55 t. Moskva, 1958; T. 15.
9. Fiyuzat. 1906; № 2.
10. Turan A. A. Gusejnzade. Moskva. Salam Press, 2008.
Статья поступила в редакцию 10.03.20
УДК 81'272:81'23
Nikulnikova Ya.S, Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Armavir State Pedagogical University (Armavir, Russia), E-mail: yanagornik@bk.ru
Kovalchook D.A., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Armavir State Pedagogical University (Armavir, Russia), E-mail: kovalchook2006@rambler. ru
Tarasova I.I., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Armavir State Pedagogical University (Armavir, Russia), E-mail: ikoni08@rambler.ru
TRANSFORMATION OF A LANGUAGE NORM IN FICTION: A PRAGMATIC ASPECT. The article observes a current problem of the transformation of linguistic units of different levels in a literary text. The question of the appropriateness of including deviations from linguistic norms in a literary text remains debatable. Particular attention is paid to the fact that the author of a work of art submits the choice of certain language means, including non-literary ones, to some aesthetic purposes. In modern linguistics, the issue of aesthetic, pragmatic, functional motivation for deviations from general language norms is acute. The authors of the article analyze in detail examples of the use in the literary text of various kinds of deviations from literary norms, the expressive possibilities of transforming language units of different levels (phonetic, lexical, morphological, syntactic). This direction may be useful for specialists in the field of linguistics, literary criticism, cognitive linguistics, psycho-linguistics and is promising for further development.
Key words: language norm, language of fiction, norms of fiction, transformation of norms, motivation for deviations from general language norms.
Я.С. Никульникова, канд. филол. наук, доц., Армавирский государственный педагогический университет, г. Армавир, E-mail: yanagornik@bk.ru
Д.А. Ковальчук, канд. филол. наук, доц., Армавирский государственный педагогический университет, г. Армавир,
E-mail: kovalchook2006@rambler. ru
И.И. Тарасова, канд. филол. наук, доц., Армавирский государственный педагогический университет, г. Армавир, E-mail: ikoni08@rambler.ru
ТРАНСФОРМАЦИЯ ЯЗЫКОВОЙ НОРМЫ В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ: ПРАГМАТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ
Статья посвящена актуальной на сегодняшний день проблеме трансформации языковых единиц разных уровней в художественном тексте. Дискуссионным продолжает оставаться вопрос о целесообразности включения отступлений от языковых норм в художественный текст Особое внимание уделено тому факту, что автор художественного произведения выбор тех или иных языковых средств, в том числе и нелитературных, подчиняет некоторым эстетическим целям. В современной лингвистике остро стоит вопрос о эстетической, прагматической, функциональной мотивированности отступлений от общеязыковых норм. Авторы статьи подробно анализируют примеры употребления в художественном тексте различного рода отступлений от литературных норм, экспрессивные возможности трансформаций языковых единиц разных уровней (фонетического, лексического, морфологического, синтаксического). Данное направление интересно специалистам в области языкознания, литературоведения, когнитивной лингвистики, психолингвистики и перспективно для дальнейшей разработки.
Ключевые слова: языковая норма, язык художественной литературы, нормы художественной речи, трансформация норм, мотивированность отступлений от общеязыковых норм.
Язык художественной литературы нередко ошибочно называют литературным языком. Сегодня большинство исследователей считает его функциональным стилем литературного языка. Для художественной речи свойственно использование широкого спектра языковых средств, не только входящих в литературную норму, но и просторечий, социальных и профессиональных жаргонизмов, диалектизмов и т.д. Отбор и использование таких средств писатель подчиняет особым, эстетическим целям.
В тексте художественных произведений различные средства языкового выражения складываются в стилистически и эстетически единую, оправданную систему, к которой неправомерно применять оценки нормативности/ненормативности, прилагаемые к конкретным функциональным стилям русского литературного языка [1].
Говоря о том, как в тексте художественной литературы сочетаются языковые средства, художественные тропы, стилистические приемы, которые использует писатель, как он преобразует понятия в символы и т.д., мы тем самым определяем предмет стилистики художественной речи. Максимально четко и последовательно принципы и методы данной научной дисциплины отображены
в трудах Виноградова В.В., Бахтина М.М., Жирмунского В.М., Ларина Б.А., Винокура Г.О. и др.
Нормы языка художественной литературы настолько широки, что выходят отдельными сторонами за пределы литературного языка. Языку художественной литературы присущ синтез разговорных и книжных средств, органичное соединение форм устной и письменной речи. Важно отметить, что разговорная речь находит свое отражение в языке художественной литературы в своеобразном, препарированном виде, главным образом потому, что многие структурные качества разговорной речи, связанные с ее устной формой, неподготовленностью и непосредственностью общения говорящих, не способны быть перенесены в письменный текст художественной литературы в чистом виде. Общение автора и читателя является опосредствованным и односторонним, оно не имеет обратной связи.
В лаборатории писателя нормы художественной речи имеют индивидуальные черты, отображая его художественные взгляды и языковые вкусы, жанр и идею произведения. Если стиль официального документа в принципе безличен, стандартизован, шаблонен, то стиль художественного произведения индивидуа-
лен, оригинален и неповторим. Языковые шаблоны и штампы, встречающиеся в тех или иных литературных произведениях, свидетельствуют об их низком художественном качестве (если, разумеется, эти шаблоны и штампы не вводятся автором в художественных целях) [2].
Широта норм художественной речи и их индивидуально-творческое преломление вовсе не означают их неопределенность или необязательность. Если судить по тому, сколько труда писатель вкладывает в каждую фразу, в каждое слово (а ведь писатели наделены и знанием, и чувством языка), можно заключить, что нормы художественной речи не менее, а более строги, чем нормы других функциональных стилей. В принципе любое или почти любое слово может быть включено в художественный текст, но при непременном соблюдении одного условия: оно должно отвечать и коммуникативной, и эстетической целенаправленности произведения. А.С. Пушкин говорил о необходимости соблюдения «соразмерности и сообразности». Этим объясняется безуспешность попыток оценить язык литературного произведения лишь с позиции общеязыковой нормы. Непонимание этой истины приводит к дискуссиям о природе языка художественной литературы и к такому методу «критики по стилю», который сводится к оценке языка писателя лишь на основании вырванных из художественного целого произведения отдельных слов и выражений.
Диалектическая сложность и противоречивость самих норм языка художественной литературы порождает споры по коренным вопросам словесного искусства. Сама по себе большая концентрация внелитературных элементов в повествовании недостатком считаться не может, нужно учитывать лишь то, насколько мотивированно использование этих слов. Художественное повествование не должно превращаться «в ребус для читателей».
Сегодня особо остро ставится вопрос о эстетической, прагматической, функциональной мотивированности отступлений в художественном тексте от общеязыковых синтаксических норм [3]. Так, приведем пример из итальянского цикла стихотворений А. Вознесенского, где упоминается легендарная волчица, которая «кормит ребенка высохшими сосцами, словно гребёнка с выломленными зубцами».
Основными признаками литературного языка являются его нормализация и кодификация. Исследования отечественных лингвистов второй половины ХХ века укрепили позиции русского литературного языка, способствовали росту речевой культуры. Наиболее богатые экспрессивные возможности открываются, конечно, на лексическом уровне. «Сейчас слова мертвы, и язык подобен кладбищу, но только что рожденное слово было живо, образно... Эта потеря формы слова является большим облегчением для мышления. но искусство не могло удовольствоваться этим выветрившимся словом», - писал В. Шкловский в статье «Воскрешение слова» [4].
В конце XIX века в рамках модернизма сформировалось вначале литературное направление предсимволизма (И.Ф. Анненский), а затем и старших символистов (Д.С. Мережковский, Г.Н. Гиппиус, Ф.К. Сологуб, В.Я. Брюсов и др.). Предсимволисты и символисты активно использовали прием смешения восприятий, или синестезии, когда зрительные ощущения описываются как слуховые, а слуховые - как вкусовые и т.п. Фактически речь здесь идет о нарушении лексической сочетаемости. Особенно ярко это явление можно наблюдать у самого И.Ф. Анненского: эмалевых минут; как цепи розовых минут Между запиской и свиданьем; сумрак розовый струится; звенело солнце; услышу мрака дуновенье; тем ярче себя ж узнавал; желанье жить все ярче будит; Когда на бессонное ложе Рассыплются бреда цветы; Все глазами взять хочу я Из темнеющего сада; Возможность пить благоуханья Из чаши ливней золотых; упиваясь медным свистом.
Такой же эффект неожиданности, парадокса создает оксюморон - еще более контрастное нарушение лексической сочетаемости, когда сочетаются слова с противоположным значением. Этот прием используют многие поэты: «Фиолетовые руки / На эмалевой стене / Полусонно чертят звуки / В звонко-звучной тишине» (В. Брюсов «Творчество»; синестезия и оксюморон); «Все, что так нежно ненавижу и так язвительно люблю» (В. Ходасевич). Особенно часто оксюморон встречаем в произведениях И. Северянина: «благочестивый русский хулиган; в своей гордыне кроткий и гордый в кротости; трагичный юморист, юмористичный трагик; и солнечна была его тоска; безумствующий умник». И современные поэты используют оксюморон: «хитрые шаги, чреватые успехом» (Е. Евтушенко); «Эмиграция - долгий срок заключения на свободе» (М. Мерман).
Мастера художественного слова XX - XXI вв. нередко используют окказионализмы в своих произведениях. Мастером создания окказиональных слов -авторских неологизмов - является поэт-футурист В. Маяковский. Его стихи, и без того яркие и выразительные, щедро усыпаны множеством окказионализмов. Приведем несколько характерных и узнаваемых примеров: «голоштанный» - в поэме «Владимир Ильич Ленин»; «дрыгоножество» о балерине Кшесинской в той же поэме; «сердцелюдый» - в поэме «Про это»;
«испавлиниться» встречаем в строках трагедии «Владимир Маяковский»; «молоткастый» и «серпастый» - в «Стихах о Советском паспорте»; в стихах различных лет находим «задолицая», «мясомясой» и «быкомор-да» и, конечно же, знаменитое «верблюдокорабледраконьи» в «Пятом Интернационале».
Важно отметить, что способы образования окказионализмов поражают своим разнообразием. Так, у В. Маяковского мы можем встретить окказиональные грамматические формы, где несклоняемые существительные превращаются в склоняемые, существительные singularia tantum употребляются в формах множественного числа: армии Ромеев и Джульетт, Пуанкаре - Пуанкарей, вслед за Бенуями; не имеющих поэзий, неразбери-любвей, мебелях.
Многие поэты образуют формы степеней сравнения и краткие формы от относительных прилагательных и даже причастий: ураганней, американистей, чайнее, сделаннее, запоминаемее (В. Маяковский), железней (А. Блок), отч и зряч (М. Цветаева). Ср. также примеры из современных произведений:
«- Так ты, выходит, тот самыйЖихарь, который...
- Тот самый, - сказал богатырь.
- Который, - подтвердил водяник. - Которее не бывает» (М. Успенский).
Среди лексических окказионализмов можно выделить следующие структурные разновидности:
- абстрактные существительные, которые были в моде уже у символистов. Легко образуются новые: лунность (С. Есенин); глушизн, труженичество, разводство, рьянство (это все в 1 стихотворении М. Цветаевой), захладелость (Б. Пастернак), альфонсизм (И. Ильф и Е. Петров);
- бессуффиксные существительные: треньк, вымах, фырк, рыд, звяк (В. Маяковский), ржавь, хмарь, сырь, мреть (С. Есенин), сонь (И. Северянин), порх (М. Цветаева), захолодь (Б. Пастернак);
- отвлечённые и собирательные существительные, образованные с помощью суффикса -¡(ё): людьё, гостьё, дамьё, громадьё (В. Маяковский) и др.;
- суффиксальные, а также префиксальные и конфиксальные образования: напоэтился, перепонял, безматерьялье (А. Чехов, письма), обездарят, запесочат (И. Северянин), изласкало, расперегрянуло; «Распрабабкиной техники скидывай хлам» (В. Маяковский), жизняночка и умиранка; полразговорца (О. Мандельштам); выдышаться, переуступка (М. Цветаева), «Кто иглызасле-зил; рога истесав об ограды» (Б. Пастернак), водопадствовать, самолетство-вать, кордильерствовать, океанствовать, горизонтствовать (С. Кирсанов).
Часто можно встретить в художественном тексте примеры окказиональной трансформации фразеологизмов: «Не знаю, решена ль загадка зги загробной» (Б. Пастернак); неразрывные враги (М. Цветаева). Очень много примеров контаминации и других искажений фразеологизмов у Е. Ильфа и Е. Петрова: продержимся впереди автопробега, снимая пенки, сливки и тому подобную сметану с этого высококультурного мероприятия; за баллотированного двух небаллотированных дают, не будьте божьей коровой, почем опиум для народа, кузнечики ковали свое маленькое счастье, терять нечего, кроме запасных цепей. В 80-е годы грамматическую, лексическую, семантическую трансформацию фразеологизмов активно использовал А. Башлачев: «И дышать полной грудью на ладан; Я тебя люблю, по колено мне трын-трава; Мне с моею милою - рай на шабаше». Или такое превращение избитой идиомы в развернутую метафору: «Сожженной губой я шепчу, что, мол, я сгоряча, да в сердцах, я в сердцах. А в сердцах - да я весь, я в сердцах. И каждое бьется об лед, но поет, так любое бери и люби».
В сказе «Левша» Н.С. Лесков использует фонетические неправильности окказионального характера как средство характеристики персонажа. Писатель показывает причины появления таких новых слов под влиянием переосмысления иноязычных слов на основе народной этимологизации. Например:
«Подали мелкоскоп, и государь увидел, что возле блохи действительно на подносе ключик лежит».
«Мы на буреметр ... смотрели: буря будет - потонуть можешь.».
«Перед каждым на виду висит долбица умножения».
«Подали ему ихнего приготовления горячий студинг в огне.».
«А граф Кисельвроде велел, чтобы обмыли левшу в бане, остригли в парикмахерской и одели в парадный кафтан с придворного певчего.».
Н.С. Лесков представляет в своем произведении переосмысленные слова иноязычного происхождения: «микроскоп» представляется «мелкоскопом», «барометр» осознаётся как «буреметр», «таблица умножения» осознаётся как «долбица умножения», т. к. очень трудно запоминалась, её приходилось долго зубрить, «долбить», «пудинг» осознаётся как «студинг» (от слова «студень»), граф Несельроде как Кисельвроде. Данный прием позволяет писателю создать форму «сказовости» художественного произведения, стилизировать повествование.
Подобные фонетические отклонения от норм имеют явно выраженный семантизированный характер, они вносят в речь персонажа дополнительные смысловые оттенки [5].
В качестве средства комического изображения персонажей писатели нередко используют и трансформацию норм в области словоизменения, в употреблении грамматических форм. Морфологические неправильности, как и фонетические, в большинстве случаев не затрагивают смысловую сторону речи и относятся к числу речевых отклонений несемантизированного типа. Однако в широком художественном контексте они нередко приобретают оттенок комической характеристики персонажа. Так, например, в комедии Д.И. Фонвизина «Бригадир» в общем контексте этого комедийного жанра слово «негодница», употреблённое бригадиром применительно к своему сыну, воспринимается с явным комизмом:
«Люди станут говорить, что у эдакого-то бригадира, человека заслуженного, есть сын негодница» (Д.И. Фонвизин).
Комизм в данном случае порождается несоотнесённостью слова «негодница» по роду со словом «сын», что и характеризует бригадира в общем контексте как человека малообразованного, недостаточно владеющего русским языком, т.е. создает индивидуальный портрет персонажа.
В комедии «Бригадир» Д.И. Фонвизина комический оттенок создаётся и за счет неправильного образования и употребления форм глагола:
«Не изволите ли и вы проходиться?» (Д.И. Фонвизин).
В данном случае герой комедии употребляет глагольную форму «проходиться» в значении «пройтись».
Для создания комической характеристики героев отклонения от норм русского словоизменения нередко использует А.С. Пушкин в «Капитанской дочке». Так, в репликах Андрея Карловича встречаем:
«Что такое ешовы рукавиц? Это, долшно быть, русска поговорк».
«Так он ещё помнит стары наши проказ?»
В этих примерах наблюдаем явление языковой интерференции.
Следуя пушкинской традиции, другой писатель - В.Я. Шишков - в своём историческом повествовании «Емельян Пугачёв» аналогичным образом изображает речь губернатора Оренбурга, показывая плохое знание им русского языка. В речи губернатора писатель сочетает фонетические и морфологические отклонения от норм русской литературной речи:
«А-а-а, паньмайт... О! Вот вам рюсская герой. Похвально, очшень похвально».
«Господа! У меня созрел в голова очшень лючший прожект» (В.Я. Шишков).
В речи губернатора-немца писатель выделяет морфологические отклонения от литературных норм «рюсская герой», «созрел в голова», «очшень люч-ший» вместе с фонетическими: «паньмайт», «рюсская», «очшень», «лючший» и другими. Подобные сочетания морфологических и фонетических отклонений В.Я. Шишков использует и для стилистически сниженной речи повстанцев, бунтующих крестьян:
«Среди крестьян началось брожение... Пьяные кричали:
- Не поддадимся хранчюзской образине.
- Братцы! Надо бучу зачинать. Сжегчи всё окаянное гнездо, шарахать хранчюза, чтоб утёк» (В.Я. Шишков).
В качестве речевых средств характеристики использует морфологические погрешности в речи своих героев и замечательный русский писатель Н.В. Гоголь. Так, дама в «Мёртвых душах» говорит «ребёнки плачут», в то время как в русском литературном языке во множественном числе используется только форма «дети». В другом произведении - в комедии «Ревизор» городничий склоняет неизменяемое иноязычное слово инкогнито:
«Он хочет, чтобы его считали инкогнитом» (Н.В. Гоголь).
В комедии «Женитьба» один из героев Н.В. Гоголя употребляет окказиональную глагольную форму «обознакомились»:
«С нами были и аглицкие офицеры, и сначала... было очень странно: не понимаешь друг, друга, - но потом, как хорошо обознакомились. начали свободно понимать» (Н.В. Гоголь).
А в «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифорови-чем» герой использует глагольную форму «одолжайтесь»:
Библиографический список
«Иван Никифорович даёт вам прямо в руки рожок свой и прибавит только:
- Одолжайтесь».
Морфологические неправильности как средство комической характеристики персонажа нередко встречаются и у Н.С. Лескова. Так, в рассказе «Воительница» в речи Домны Платоновны можно встретить многочисленные примеры трансформированных форм данного уровня:
«В доме у этого генерала роскошь такой: зеркала, ланпы, золото везде.».
«Господи! - думаю, - уж не сделалось ли ей помрачение смыслов?».
«Помилуйте, - говорю, - ваше высокоблагородие, меня так и так сейчас обокрадено».
«Ведь вот, ты скажи, что с сердцов человек иной раз делает: сама назавтри к ней только грандеву пригласила, а сама её нынче же вон выгоняю».
«Всем ведь известно, какое лицо на бале бриллиантовое колью сфен-дрил».
В приведённых примерах, как видим, Н.С. Лесков сочетает фонетические погрешности ланпы, грандеву с морфологическими, в частности, с употреблением слова роскошь в мужском роде (отсюда сочетание «роскошь такой»), с просторечными падежными формами смыслов, сердцов, с простонародной старой формой наречия «назавтри». Вместо существительного «колье» употребляется форма «колью»; вместо глагольной формы «обокрали» употребляется причастная форма «обокрадено», а также просторечно-жаргонное слово «сфендрил» в значении «украл» и т.п.
Поиск новых художественных средств затрагивает также сферу синтаксиса и пунктуации. В языке художественной литературы ХХ века активно используется парцелляция, именительный темы. Гораздо частотнее в это время становятся номинативные и эллиптические предложения: «Ночь. Улица. Фонарь. Аптека» (А. Блок); «Двадцать первое. Ночь. Понедельник. Очертанья столицы во мгле» (А. Ахматова). Намного активнее используется тире как авторский знак: «Я рук не ломаю! Я только тяну их - Без звука! Как дерево - машет - рябина - В разлуку, Вослед журавлиному клину» (М. Цветаева). Или: »Отказываюсь плыть - Вниз -по теченью спин» (М. Цветаева).
Однако любое отступление от языковой нормы в художественном тексте правомерно тогда, когда оправдывается эстетической задачей автора, является осмысленным, намеренным и не нарушает понимания между ним и читателем. Эстетические нормы допускают функционально мотивированное употребление в художественной литературе языковых средств книжной речи, литературно-разговорной речи и нелитературных средств - просторечных, диалектных, жаргонных, устаревших, различного рода отклонений, связанных с межъязыковой интерференцией. Иностильные и нелитературные средства выполняют в художественной литературе не коммуникативные, а различные эстетические функции изобразительно-художественную, социально-речевой характеристики персонажа, местной и этнической характеристики, исторической стилизации, сатирико-юмористи-ческого комизма. Эта мысль является принципиальной для понимания природы художественного творчества и текста. Адекватная интерпретация ненормативных явлений в художественных текстах возможна тогда, когда читатель способен осмыслить мотив их использования.
1. Виноградов В.В. О языке художественной литературы. Москва, 1959.
2. Гальперин И.Р Текст как объект лингвистического исследования. Москва, 1981.
3. Нестеров М.Н. Проблемы лингвостилистического изучения жанров художественной речи. Брянск, 1982.
4. Шанский Н.М. Анализ художественного текста. Сборник статей. Москва, 1975.
5. Панина М.А. Комическое и языковые средства его выражения. Москва, 1996.
References
1. Vinogradov V.V. O yazyke hudozhestvennoj literatury. Moskva, 1959.
2. Gal'perin I.R. Tekstkakob'ektlingvisticheskogo issledovaniya. Moskva, 1981.
3. Nesterov M.N. Problemy lingvostilisticheskogo izucheniya zhanrov hudozhestvennojrechi. Bryansk, 1982.
4. Shanskij N.M. Analiz hudozhestvennogo teksta. Sbornik statej. Moskva, 1975.
5. Panina M.A. Komicheskoe i yazykovye sredstva ego vyrazheniya. Moskva, 1996.
Статья поступила в редакцию 06.03.20
УДК 81
Ali Madaeni Avval, Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer Department of Russian Language and Literature, University of Tehran (Iran), E-mail: amadayen@ut.ac.ir
Seyed Reza Hosseininejad, Postgraduate Department of Russian Language and Literature, University of Tehran (Iran), E-mail: Seyedrezahosseini69@yahoo.com Seyed Hasan Zahraei, Cand. of Sciences (Philology), Professor, Department of Russian Language and Literature, University of Tehran (Iran), E-mail: hzahraee@ut.ac.ir
CONSIDERATION OF THE PRODUCTIVITY OF SUFFIX -ЕЦ WITH THE MEANING OF THE PERSON, MOTOVATING ADJECTIVES IN THE RUSSIAN LANGUAGE IN COMPEARISON WITH THE PERSSIAN LANGUAGE. The article discusses the suffix -ец, as an active suffix, forming names with the meaning of a person in Russian in terms of productivity and construction of structures that express the meaning of the person. In Russian, these constructions are formed by adding
