CC BY
111
Вестник Челябинского государственного университета. 2020. № 5 (439).
Философские науки. Вып. 56. С. 59-67.
УДК 101.1 DOI: 10.24411/1994-2796-2020-10508
ББК 87.53
ТРАНСФОРМАЦИЯ МЕЖПОКОЛЕНЧЕСКИХ ЦЕННОСТЕЙ И МЕХАНИЗМОВ ИХ ПЕРЕДАЧИ
Л. А. Мясникова, Е. В. Шлегель
Гуманитарный университет, Екатеринбург, Россия
Предмет исследования — процесс изменения ценностей и механизмов их межпоколенческой трансформации. Цель исследования — понять исторические и социокультурные основания данных трансформаций через обращение к социальным институтам и механизмам инкультурации. Основные трансляторы ценностей у поколений X и Y перестали иметь основополагающее значение для формирования ценностей нового поколения, уступив место сфере новых медиа.
Ключевые слова: поколение 2, поколение У, поколение X, ценности, ценностные ориентации, меж-поколенческие механизмы, передача опыта.
Работа над проблемой «отцов и детей» никогда не утратит своей актуальности: процесс передачи базовых ценностей от поколения к поколению и их преемственность — безусловно, важный объект изучения, значимость которого усиливается в моменты переломных социальных трансформаций и кризисных моментов в истории. Сейчас мы наблюдаем, как в условиях быстрого развития информационного общества происходит глубокое изменение системы ценностей вкупе с изменением способов трансляции этих ценностей от старших поколений к молодым. В чём суть изменений ценностных ориентиров поколения Z, в чём их истоки?
В статье В. И. Плотникова, представленной в «Современном философском словаре» под редакцией В. Е. Кемерова, изданном в 1998 г. (и переиздаваемом в более поздний период), ценность определяется как «сложившаяся в условиях цивилизации и непосредственно переживаемая людьми форма их отношения к общезначимым образцам культуры и к тем предельным возможностям, от осознания которых зависит способность каждого индивида проектировать будущее, оценивать "иное" и сохранять в памяти прошлое» [13].
Автор выделяет несколько уровней ценностных ориентаций (индивидуальный, межличностный, межгрупповой, общеродовой, трансцендентный). Главным же в аксиологическом отношении он считает два вопроса, которые непосредственно связаны между собой: «Ради чего живёт человек и куда идёт род человеческий?» [13].
Аксиологическое отношение, по его мнению, обязательно предполагает отношение к будущему. В. И. Плотников связывает эту заботу о будущем вслед за экзистенциалистами и М. Хайдеггером с проективностью человека, со сферой возмож-
ностей и проблемой выбора. Два полюса: индивид и род человеческий связываются культурой, которой овладевают разные поколения, чтобы стать людьми.
Представляется, что ценностные ориентиры различных поколений во многом определяются разными способами овладения культурой (инкультураци-ей), способами приобщения к опыту, накопленному поколениями людей, зафиксированными в социальных институтах, сутью и способами наследования ценностей. При передаче ценностей от одного поколения другому какие-то из них остаются неизменными, другие видоизменяются, какие-то утрачиваются, ибо остаются невостребованными. В процессе передачи формируется традиция как связь между прошлым и настоящим, текущим и грядущим. В традиции «старое и новое» всегда вновь срастаются в «живое единство» [6], однако бывают культурно-исторические периоды, когда «распадается связь времён», происходят глубокие ценностные трансформации. Подобная трансформация происходит на наших глазах.
Речь идёт о поколении, которое принято сейчас называть «Поколение Z». Представителей этого поколения также называют Цифровыми аборигенами, Поколением большого пальца и т. д. Н. Хоув и У Штраус в своей теории поколений вывели поколение X (в российской адаптированной версии рождённые в 1964-1983 гг.) и поколение У (по той же версии рождённые в 1983-2000 гг.) [20], а позднее сказали о поколении Ъ — рождённых в 2000 г. и позднее. С определённой долей оговорок эту классификацию можно отнести и к России. У нас большую работу по исследованию российских «зе-тов» ведёт группа специалистов, возглавляемая Евгенией Шамис. Результаты исследований, научные
публикации и любопытные данные можно найти на официальном сайте «Российская школа теории поколений» — rugenerations.su [21]. «Зеты» — дети «текучей современности», «индивидуализированного общества», постиндустриального «информационного общества», «цифрового общества».
Постиндустриальное общество словно освободилось от «мертвящих объятий своей собственной истории» [2], что привело к «профанизации священного», развенчанию прошлого и отречению от него, «прежде всего от традиций» [2, с. 9], от привычных прав и обязанностей. В «текучей современности» не достаёт ценностных ориентиров, которые могут стать некой путеводной звездой для человека и общества, «цель усилий человека по строительству своей жизни безнадёжно неопределённа, не задана заранее и может подвергаться многочисленным глубоким изменениям» [2, с. 13]. Но если не определена и неопределённа перспектива, то как индивид может проектировать свою жизнь, может ли быть его целью и ценностным ориентиром забота о будущем?
«Зетов» называют «интровертированными индивидуалистами» [12, с. 26]. Справедливость этой характеристики подтверждается и научными исследованиями: изучая социально-психологические особенности ментальности нового поколения, А. В. Гаврилова отмечает, что представителям «зетов» присущи независимость от группы, нестабильность, индивидуализм, они открыты всему новому, не доверяют авторитетам и сами характеризуют своё поколение как «разобщённое» [5]. Гаджет — атрибут телесности поколения Z, а не просто «сподручное средство». Это средство коммуникации принципиально изменило суть самой коммуникации, в том числе коммуникации межпоколенческой. Прежде чем осуществлять анализ ценностных ориентиров поколения Z, необходимо более пристальное внимание уделить «нестыковке опыта» двух старших поколений — «иксов» и «игреков». Именно эти поколения пережили настоящий кризис ценностей, их болезненную ломку. Поколение X и частично поколение Y рождены в Советском Союзе. Им прививали в детстве социалистические идеалы во многом теми же средствами, социокультурными практиками, как и предшествующим поколениям советских людей. Главными из социальных институтов в процессе передачи ценностей (и вообще в процессе инкуль-турации) являются семья, система образования (детские ясли, садик, школа...), молодёжные объединения, как формальные (октябрята, пионеры,
комсомольцы), так и неформальные (дворы, сообщества по интересам, то есть секции, кружки и т. д.), культурные организации (библиотеки, театры, музеи) и, конечно же, книги. Поколение X размещается как бы на самом «лезвии бритвы», на грани культурного изменения и излома.
Что же было характерно для этого поколения? Во-первых, в культурологическом плане это переход от «литературоцентризма» к «аудио» или «звукосфере» [10, с. 62]. Литературоцентризм был порождён «Эпохой Гуттенберга». Книги, литература были основным учителем и транслятором опыта, культуры в целом. При этом, как отмечает В. Мартынов, литературное произведение (особенно поэтическое) было тесно скореллировано со способом письма, с обучением буквам, слогам, словам посредством их написания. Долгое время в советских школах дети учились писать перьями (№ 11 и 12), обмакивая их в чернильницы. Необходимо было овладеть особыми тактильно-мускульными навыками: правильно держать ручку, правильно окунать перо в чернильницу, правильно, в соответствии с образцом в прописях, выводить палочки, крючочки, затем буквы и слова. Причём при написании надо было где-то делать нажим, а где-то писать тонко, без нажима. Важен был и наклон буквы. «Таким образом, в процессе письма были вовлечены и зрительные, и аудиотак-тильные ощущения, и мускульные, и голосовые усилия, — словом, в этом процессе была задействована вся совокупность психофизической природы обучающегося» [10, с. 43]. Ибо писание крючочков сопровождалось хоровым скандированием слов «нажим-тонко» и задавало особый поэтический ритм, «поэзия буквально пульсировала в крови», «ритм и рифма есть естественное следствие письма, осуществляемого в режиме «нажим-тонко» [10, с. 44]. Особо хочется подчеркнуть, что речь идёт именно о социокультурной обусловленности телесных навыков, соединённых с «духом эпохи».
Советские 60-е гг. — время поэтов, которые собирали огромные залы (А. Вознесенский, Е. Евтушенко, Р. Рождественский, Б. Ахмадулина), со сборниками которых оставались в тишине своих комнат (В. Тушнова, Ю. Друнина и др.). Серьёзные изменения у поколения X происходят с переходом к пользованию шариковой ручкой: оно не предполагало регулировки толщины линий, «с её помощью никак невозможно овладеть навыками мускульной артикуляции, а это значит, что мускульная тактильная предрасположенность к поэтическому ритму и рифмам просто не могла
сформироваться» [10, с. 45]. В 1970-80-е гг. поэзия соединилась с музыкой, с бардовской песней (А. Галич, Ю. Визбор, В. Высоцкий, Б. Окуджава). Рождалось советское рок-движение, для которого кумирами были не битники (как для предыдущего поколения), которые при всём их отторжении от «культуры отцов» ориентированы на художественные тексты, а мелодичные Beatles. Если раньше люди проводили время за чтением и осмыслением книг, обсуждали, слушали и декламировали любимые произведения, то отныне свободное время зачастую было посвящено музыкальным записям, игре на гитаре, репетициям неформальных рок-групп. Важным стало не только и не столько значение слова, но его звучание. «В пространстве рок-культуры происходит катастрофическая девальвация письменности и письменного текста. Текст превращается в некое подсобное, «подручное» средство» [10, с. 63].
В 1980-е гг. всё ещё в квартирах советских людей стояли книжные шкафы, полные книг, но учителями жизни становились рок-звёзды, а способствовали этому появившиеся в семьях магнитофоны. Справедливости ради следует подчеркнуть, что советский (или антисоветский?) рок, как и рок российский, не отказался от значения слова, от смысла. Всё же — «поэт в России больше, чем поэт».
Эпоха Гуттенберга утверждала печатное слово в качестве силы. Просвещение отдавало литературе функцию «сеять разумное, доброе, вечное», формировать «волю к возвышенному». Литература должна была «чувства добрые» вызывать. Но идея возвышенного, его пафос в 1970-80-е гг. терпит фиаско. В. Мартынов справедливо утверждает, что новые литературные и художественные направления (концептуализм, соц-арт) означали смерть возвышенного. Пафос сменился цинизмом, эпиграммой, пародией. В то же время пафос оставался дискурсом советской идеологии, которая уже не переживалась как значимая для людей. Формально ещё соблюдали ритуалы (парады, демонстрации, собрания). Ещё звучали советские лозунги, но они не трогали людей. Даже глубокой ненависти не вызывали, их просто игнорировали. Никакой веры в идеалы коммунизма не было, как не было уже ни очарования «квартирников» с политическими и культуроориентированными спорами, ни тем более веры в силу диссидентов. «Иксы» — тогда тинейджеры, совсем юные люди, пожалуй, не могли ещё определиться с целями, поскольку будущее для них не было аксиологиче-ски ценным. Скорее их волновали повседневные
задачи, а «забота о будущем» связывалась разве что с выбором профессии и вуза.
На это поколение оказывали влияние не столько формальные объединения (например, комсомол), сколько неформальное общение с друзьями. Пожалуй, «двор» уже не имел того влияния, какое он оказывал на предыдущие поколения, не было «братства двора». Но друзья были в основном из ближнего окружения, из своего района. Жёсткой родительской опеки не было, время структурировали самостоятельно. С родителями и с семьями надо было считаться, на семью можно было опереться. Оставались понятия «благополучная семья» и «менее благополучная семья». Но не было уже ни совместного семейного чтения, ни совместного просмотра телепрограмм с последующим обсуждением. Даже наличие живых ветеранов войны — дедушек и бабушек — не заставляло осмыслять свою причастность к их подвигам. Их любили, уважали, могли писать про них сочинения в школе (если заставят), но интересно было другое.
И вот по этим-то молодым людям прокатился каток истории: война в Афганистане, перестройка, крах СССР, «лихие 90-е». Успешные и уважаемые родители становились нищими, заслуженные артисты или доценты — «челноками». Рабочие-передовики производства оказывались на улице. Производства закрывались. Идеологи, вчера па-фосно звавшие служить социализму, либо становились «никем», либо ловко подгребали под себя «народное богатство», выбиваясь наверх. С одной стороны, все представители этого поколения отмечают пьянящее ощущение свободы: все запреты были сняты, а «всё, что не запрещено, — можно». С другой стороны, свобода несла незащищённость: выбирайся сам, любыми средствами, на Родину надеяться нечего. Жертвовавшие собой в Афганистане парни чувствовали, что их предали, сбивались в стаи, в «бригады». «Хорошие девочки» нередко становились проститутками. Ценностью стало выжить и, по возможности, добыть средства для «красивой жизни». Пожалуй, ценностью оставалась дружба, свой круг. Глашатаями ценности были рок-группы («Кино» с В. Цоем, «Агата Кристи», «Аквариум», «Наутилус-Помпилиус»), при-блатнённый шансон и эстрада. Все эти противоречивые аспекты в качестве «нормальных» для того времени утверждало и кино. Увеличение свободы обернулось увеличением энтропии. Кому-то заданные ранее, уже переосмысленные моральные нормы позволяли карабкаться и выкарабкаться,
а для кого-то все нравственные начала рухнули, чему помогали обрушившиеся на Россию наркотики, порнография, беспредел. «Фактически становление молодёжи происходило в условиях ценностной аномии и перестройки практически всех значимых с точки зрения процесса социализации институтов. Воспитательная функция из системы образования была устранена, а семьи поставлены перед необходимостью зарабатывать деньги в условиях так называемого "дикого рынка"» [15]. Ценности передавали всё те же социальные институты, но содержание и направленность инкультурации были иными.
Следующее поколение — У — младшие сёстры, братья и дети поколения X — уже люди общества постмодерна. Они взрослеют в совсем ином обществе, нежели их родители. Общество расколото на богатых и бедных. Между ними чётко устанавливаются социальные границы (не только финансовые). Есть у родителей деньги — получишь приличное образование (часто не в России), будешь иметь карьерный рост, из элиты не выкинут. Если их нет — либо прозябай, либо рвись наверх, вдруг да будет шанс на успех, успеешь его ухватить — поднимешься по социальной лестнице. Юность «игреков» совпала с гламурной эпохой, с более-менее экономически стабильными годами. В России, как и на Западе, тоже возникло общество потребления, где основная ценность — иметь всё и желательно сразу. Чрезвычайно значим имидж, видимость, престижные вещи, место жительства, резко возросла роль визуального. Ценность семьи фактически исчислялась деньгами, а сама же традиционная модель семьи, состоящая из двух, а порой, трёх поколений, исчезла. На её смену пришло временное сожительство, а позже иные суррогатные формы брака.
Задача родителей — финансово обеспечить взросление детей. К спорту, к музыкальному, языковому воспитанию уже не относились как к хобби, способствующему гармоничному развитию. За секции, кружки, школы, курсы надо было платить, и это было способом «вложения средств». Не было дворового равноправия, нужно было смотреть, с кем дети общаются, обезопасить детей от «дурного влияния». В школе формальных организаций (кроме классов) не было. Система обучения всё более алгоритмизировалась, схематизировалась. На смену книге, кино, театру, телевидению, которые уже не сеяли «доброе, вечное», пришли компьютеры, предполагающие эту алгоритмизацию. Хотя весьма ценными и модными были тусовки
в клубах, всё же это было время формирования индивидуализированного общества. Из трёх типов связей — длительных (родственные, семейные), среднесрочных (дружеские, соседские, профессиональные), кратковременных доминируют последние. «Это модульное отношение функционального характера, каждый из участников которых взаимозаменяем» [14]. Об обществе постмодерна З. Бауман писал: «Наша культура — первая в истории, не вознаграждающая долговечность и способная разделить жизнь на ряд эпизодов, проживаемых с намерением предотвратить любые их долгосрочные последствия и уклониться от жёстких обязательств, которые вынудили бы нас эти последствия принять» [1]. Вряд ли в этой ситуации ценностное отношение следует связывать с заботой о будущем. «Конец социального» (приговор Ж. Бодрийяра) [3] вывел на арену множество достаточно замкнутых, недолговечных, временных объединений: субкультур, «гардеробных сообществ» (З. Бауман), тусовок. Как уже было сказано, на место общности пришли вовлечённости, не требующие обязательств.
Итак, способы передачи традиционных ценностей оказались трансформированы. Меняется опытная база. Поколение Ъ, можно сказать, уже «родилось с гаджетом в руках». Сегодня основную функцию транслятора ценностей играют не привычные нам социальные институты, а сфера медиа. Но не традиционные медиа (периодическая печать, радио, телевидение), а медиа новые. Именно новые массмедиа утверждаются в качестве того нового социального института, который теперь распространяет знания в самом широком смысле этого слова. Мы находимся в среде, в которой миллионы устройств ежесекундно передают огромные массивы информации [19]. Каналов передачи информации сегодня невероятное количество, представители нового поколения готовы её воспринимать без перерывов круглосуточно все 7 дней в неделю. Никакие средства общения в прошлом ни по оперативности сообщений, ни по широте охвата, ни по скорости распространения не могут идти в сравнение с современными медиа. Кроме того, сейчас каждый пользователь может сам стать создателем медиаконтента. Кирилл Мартынов в своей работе «Век писателей: текст и письмо в новых медиа» весьма точно замечает: «Главная революция состоит в том, что мы теперь не только читатели, но и авторы текстов (а также, во вторую очередь, фотографий, фильмов и подкастов). Мы не только знакомимся с публикациями авторов, но и ежедневно сами публикуем информацию»
[11, с. 4]. Это не значит, что ранее молодые люди не пробовали «творить» художественные тексты, но опубликовать их было не так просто. Теперь же вопросы качества, цензуры и даже орфографии стали не столь значимыми.
С одной стороны, появляются перспективы неограниченной коммуникации, с другой стороны, та же коммуникация часто превращается в одностороннюю передачу информации. И как ни парадоксально, при множестве виртуальных контактов возрастает чувство межличностного отчуждения. Отсутствие реального контакта, глубины и искренности, заинтересованности, использование маски, которая задаёт модель и речевого, и этикетного, и тематического общения, придаёт ему характер квази-, псевдообщения, углубляет чувство вакуума, оторванности от реального социума [16]. Мы можем говорить о суррогатном характере общения в окружающем нас информационном обществе.
А ведь «передача—преемственность» является неким таинством, осуществляемым только в личном общении посредством некоего рукопожатия, благословления или шаманского прикосновения» [10, с. 53]. В семье этот механизм фактически разрушен. Ребёнок вскоре после рождения остаётся не с постоянно работающей мамой, а с гувернанткой. Но и процесс социализации тоже принципиально иной. Речь вновь идёт о «дворе». Для ребёнка двор представлялся некой тренировочной площадкой, на которой он мог осваивать некоторые правила и элементы взрослой жизни, это важный этап в процессе социализации. А. В. Грецкий точно замечает, что «первый раз попадая в песочницу, дети приобретают навыки поведения в обществе, психический опыт и другие знания, умения и навыки, которые будут проецироваться в дальнейшей жизнедеятельности» [7, с. 123]. Двор является социальным пространством, в котором происходит «проба себя как взрослого» — осваиваются нормы и правила недоступного, но такого желанного «мира мам и пап». Именно дворовые практики позволяют перенять ряд важных ценностей и моделей поведения от старших товарищей, ибо возрастная структура во дворе всегда была неоднородной: младшие братья гуляли вместе с компаниями старших братьев, прыгающие на скакалке и в «классики» восьмилетние девчушки прислушивались к беседам 14-летних, почти «взрослых» девиц. Дворовая культура выполняла важнейшую функцию формирования у детей навыков самостоятельности, развивала опыт межличностных коммуникаций. Как уже было отмечено, дворовая
культура практически сошла на нет. И тут нельзя пенять исключительно на Интернет и гаджеты. В больших городах все дворы огорожены, массовые детские миграции «А пойдёмте к соседнему дому поиграем с теми ребятами» осуществить всё сложнее. Ещё одну причину называет Н. Конрадова: «По соображениям безопасности или из желания заполнить расписание своих детей развивающими занятиями, родители больше не выпускают своих детей одних играть во двор. Дворовые сообщества разрушились — в них остались только "беспризорные" дети из неблагополучных семей» [9].
И нельзя забывать ещё об одном весьма частом явлении — просто-напросто перегруженности некоторых детей, которых родители записывают в несколько секций разом, лишь бы ребёнок постоянно был чем-то занят. Многие видят в этом возможное спасение от тех же пресловутых гад-жетов — «если ребёнок всё время чем-то занят, у него не будет времени на бесполезное пребывание в социальных сетях». Но на двор-то и детскую коммуникацию без присутствия взрослых времени не остаётся. В итоге все функции, которые когда-то брало на себя пространство двора, берёт уже киберпространство. И родители «зетов» зачастую просто не в силах помешать этому. И не только потому что не выдерживают конкуренцию с сетью.
Если посмотреть на ситуацию с точки зрения средств, которые развивают и задействуют моторные телесные навыки, о которых мы писали ранее, то, условно говоря, ребёнку, чтобы написать текст, теперь «достаточно двух пальцев» [10].
Недавно по телевидению в связи с приближением юбилея Победы в Великой Отечественной войне показывали письма фронтовика — деревенского парня, неожиданно найденные на чердаке его потомками. Помимо содержания, поражает удивительно красивый почерк. Ясно, что солдат не выписывал буковки специально, у него не было условий для этого. Ясно также, что он не прирождённый каллиграф, так как подобное написание можно видеть у многих представителей того поколения.
Будучи вузовскими преподавателями, мы часто сетуем на неразборчивую писанину студентов. Но те «письмена», которые были ещё лет 10-15 назад, сейчас оцениваются чуть ли не как «каллиграфический шедевр». При этом нынешних студентов никак нельзя считать глупыми.
Помимо «двух пальцев», дети активно используют зрение, сфокусированное до уровня экрана гаджета. Обширная информация, которую им нужно перерабатывать, выдаётся им малыми до-
зами (исследователи часто говорят о «клиповом мышлении» у поколения Ъ). Очевидно, отсюда в их ментальности внимание к деталям, а не к целому. Кроме того, визуальный облик окружающего пространства стал более унифицированным, так как многие исторические здания городов уничтожены или малозаметны за современной хайтековской архитектурой, а «спальные районы» вообще единообразны. Часто мир экрана гораздо более эстетичен, виртуальная реальность кажется более реальной.
Процессы обучения, общения, обретения собственного «я» происходят посредством общения с гаджетом. Эти интровертные индивидуалисты, как и все люди, нуждаются «во взгляде другого», который должен подтвердить, удостоверить их объективное существование, на чём и настаивал экзистенциализм.
Для нового поколения ценность другого зависит от лайков. Чтобы подтвердить, что «я есть», необходимо создать и раскрутить свой аккаунт в социальных сетях («ВКонтакте», «Фейсбук», «Инстаграм»), выложить там свои фотографии и создать себе тот образ, который ты захочешь. И получить комментарии, репосты, лайки. «Не за-постил — не было» — вот краткая суть онлайн-существования нового поколения.
Казалось бы, Интернет создаёт возможность публичности, формирования общностей. Как было отмечено, общности эти неустойчивы, непостоянны, необязательны. Эта новая публичность не предполагает ни серьёзного погружения в обсуждаемую проблему, ни рациональной аргументации, ни стремления к решению обсуждаемых вопросов, как социальных, так и общекультурных. Просто высказывается мнение, появляется эмоциональный отклик. Да и обсуждаемые темы чаще носят сугубо частных характер, не имеют общественного значения. При колоссальном росте числа контактов и количества информации коммуникация достаточно поверхностная: зачастую происходит обмен даже не текстом, а картинками, гифками, смайликами, мемами и видеозаписями развлекательного характера. К слову, вынужденная самоизоляция в период пандемии COVID-19 выявила запрос поколения Ъ на «оффлайновые» личностные контакты.
Тем не менее доступность информации заставляет её как-то осмыслять, интерпретировать, из де-
талей складывать пазлы. У «зетов» явно прослеживается заинтересованность в решении глобальных проблем экологического плана, стремление создавать масштабные проекты, устраивать акции (переработка отходов, волонтёрские акции по очистке берегов водоёмов, городских зелёных зон, проектные флэшмобы). Вплоть до обращения в высшие политические инстанции с призывами «решить проблему». «Зеты» очень активно участвуют в волонтёрском движении. По данным Ассоциации волонтёрских центров, количество волонтёров в России с 2014 г. возросло втрое: «У нас в стране 15 % [населения] волонтёров < . > Их было 5 % в 2014 году, сейчас их 15 %, это подтверждают все три социологические службы: ВЦИОМ, ФОМ и Высшая школа экономики» [17]. На закрытии Форума «Доброволец России» 5 декабря 2019 г. Президент РФ Владимир Путин заявил, что в России более 15 миллионов волонтёров. Значительная часть из них принадлежит к поколению Ъ. Участие в социально полезной деятельности предоставляет подросткам возможность проявить себя, заявить о своей жизненной позиции, найти своё место в системе общественных отношений [8].
В наше время они вновь вернулись к чтению (пусть и электронных) книг. Сами создают или присоединяются к созданию литературных текстов, снимают видеоролики, музыкальные клипы (с собственными песнями), то есть делают авторский контент. Для старших поколений их песни кажутся странными (уходит драйв, появляются «ноющие» мелодии, в которых между прочим гораздо меньше цинизма, больше претензий на глубину). Для нынешнего молодого поколения характерен интерес к советскому, «ностальгия по непрожитому» [18]. То есть в каком-то новом формате ценностные ориентации «генерации Ъ» направлены на будущее и обращены к прошлому.
Есть надежда, что традиция как мост между прошлым-настоящим-будущим сохранится, что такое поколение сможет наследовать социально-культурное богатство и ценности. Может быть, именно «зетам» удастся внести свой вклад в преодоление опасной тенденции, намеченной Д. Быковым: «XXI век оказался, пока оказался, веком реанимации самых опасных практик века ХХ» [4, с. 466].
Список литературы
1. Бауман, З. Индивидуализированное общество / З. Бауман ; пер. с англ. под ред. В. Л. Иноземцева // Центр гуманитарных технологий. — URL: https://gtmarket.ru/laboratory/basis/4993
2. Бауман, З. Текучая современность / З. Бауман. — СПб. : Питер, 2008. — 240 с.
3. Бодрийяр, Ж. В тени молчаливого большинства, или Конец социального / Ж. Бодрийяр ; пер. с фр. Н. В. Суслова . — Екатеринбург : Изд-во Урал. ун-та, 2000. — 96 с.
4. Быков, Д. Л. Время изоляции, 1951-2000 гг. / Д. Л. Быков. — М. : ЭКСМО, 2018. — 477 с.
5. Гаврилова, А. В. Социально-психологические особенности ментальности нового поколения / А. В. Гаврилова // Вестн. Удмурт. ун-та. Серия: Философия. Психология. Педагогика. — 2016. —Т. 26, вып. 2. — С. 58-63.
6. Гадамер, Х. Г. Истина и метод: основы философской герменевтики : пер. с нем. / Х. Г. Гадамер. — М. : Прогресс, 1988. — 704 с.
7. Грецкий, А. В. Генезис двора как социально-культурного и педагогического феномена / А. В. Грецкий // Сборник работ 69-й научной конференции студентов и аспирантов Белорусского государственного университета, 14-17 мая 2012 г. : в 3 ч. — Минск : Изд. центр БГУ, 2013. — Ч. 3. — С. 122-125.
8. Иванова, И. В. Саморазвитие личности подростков в процессе социально полезной деятельности / И. В. Иванова // Ярослав. пед. вестн. — 2019. — № 4 (109). — С. 15-22.
9. Конрадова, Н. А. Конец дворовой жизни / Н. А. Конрадова // СНОБ: журнал. — URL: http://www. snob.ru/selected/entry/14142.
10. Мартынов, В. И. Пёстрые прутья Иакова: частный взгляд на картину всеобщего праздника жизни / В. И. Мартынов. — М. : Классика XXI, 2010. — 159 с.
11. Мартынов, К. К. Век писателей: текст и письмо в новых медиа / К. К. Мартынов // Логос . — 2015. — Т. 25, № 2 (104). — С. 1-11.
12. Сапа, А. В. Поколение Z — поколение эпохи ФГОС / А. В. Сапа // Инновац. проекты и программы в образовании. — 2014. — № 2. — С. 24-30
13. Современный философский словарь / под общ. ред. В. Е. Кемерова. — Лондон, Франкфурт-на Майне, Париж, Люксембург, Москва, Минск : ПАНПРИНТ, 1998. — 1064 с.
14. Соловьёв, Э. Г. Информационное общество / Э. Г. Соловьёв // Новая философская энциклопедия : в 4 т. — 2-е изд. — М. : Мысль, 2010. — С. 143.
15. Сулакшин, С. С. Система ценностей российской молодёжи: экспертная оценка / С. С. Сулакшин, Н. А. Хвыля-Олинтер // Центр научной политической мысли и идеологии. — URL: http://rusrand.ru/ docconf/sistema-cennostey-rossiyskoy-molodeji-ekspertnaya-ocenka.
16. Филиндаш, Е. В. Особенности информационного общества, инициирующие одиночество в среде российской молодёжи / Е. В. Филиндаш // Вестн. ун-та. — 2015. — № 8. — С. 243-248.
17. Число волонтёров в России утроилось за пять лет // ТАСС: информационное агентство России. — URL: https://tass.ru/obschestvo/6529522
18. Шлегель, Е. В. Ностальгия по непрожитому: привлекательность мифа о советском прошлом для поколения Z / Е. В. Шлегель// Вестн. Гуманитар. ун-та. — 2019. — № 3 (26). — С. 87-93
19. Шлегель, Е. В. Подходы и маркеры в поколенческом анализе общества / Е. В. Шлегель // Вестн. Гуманитар. ун-та. — 2019. — № 1 (24). — С. 103-109.
20. Howe, N. Generations: The History of America's Future, 1584 to 2069 / N. Howe, W. Strauss. — New York : William Morrow & Company, 1991. — URL: https://archive.org/details/GenerationsTheHistoryOfAmer icasFuture1584To2069ByWilliamStraussNeilHowe/page/n3/mode/2up
21. RuGenerations — Российская школа теории поколений. — URL: http://rugenerations.su
Сведения об авторах
Мясникова Людмила Александровна — доктор философских наук, профессор, профессор кафедры социально-культурного сервиса и туризма, Гуманитарный университет. Екатеринбург, Россия. comfort-voyage@ mail.ru
Шлегель Елена Владимировна — преподаватель факультета журналистики и медиакоммуникаций, аспирант 3-го курса направления «Философия, этика и религиоведение», Гуманитарный университет. Екатеринбург, Россия. shleg-elena@yandex.ru
Bulletin of Chelyabinsk State University. 2020. No. 5 (439). Philosophy Sciences. Iss. 56. Pp. 59-67.
TRANSFORMATION OF INTERGENERATIONAL VALUES AND MECHANISMS OF THEIR TRANSFER
L.A. Myasnikova
Liberal Arts University, Ekaterinburg, Russia. comfort-voyage@mail.ru
E.V. Shlegel
Liberal Arts University, Ekaterinburg, Russia. shleg-elena@yandex.ru
The subject of this article — transformation process of values and mechanisms of its transfer from senior generation to junior one. The goal of research is to understand, what are the reasons of these transformations and trace its historical and sociocultural background. Authors believe that "test facility" has changed as time passed, that basic values translators of generation X and generation Y (family, schools, books etc.) nevermore have foundational impact in forming of values of new generation and were replaced by new media and social network industry. Media industry firmed as new social institute, that nowadays broadcast knowledge in the broadest sense of the word.
Moreover, phenomenon of "experience mismatch" between two elderly generation X and Y is reviewed in this article. These two generations are the ones, which were decimated by history and lived through actual crisis of values and its painful demolition.
However, authors give opinion that, despite isolation from other generations, tradition as a bridge between past, present and future will remain, and that generation Z will be able to inherit social and cultural wealth and values.
Keywords: Generation Z, generation Y, generation X, values, value systems, intergenerational mechanisms, transfer of experience.
References
1. Bauman Z. Individualizirovannoe obshchestvo [The Individualized Society]. Centr gumanitarnyh tekh-nologij [Center for humanitarian technologies], available at: https://gtmarket.ru/laboratory/basis/4993, accessed 25.03.2020. [in Rus].
2. Bauman Z. (2008) Tekuchaya sovremennost' [Liquid Modernity]. St. Petersburg, Piter Publ. 240 p. [in Rus].
3. Bodrijyar J. (2000) V teni molchalivogo bol'shinstva, ili Konets sotsial'nogo [In the shadow of the silent majority, or the end of the social]. Yekaterinburg, Ural'skiy universitet Publ. 96 p. [in Rus].
4. Bykov D.L. (2018) Vremya izolyatsii, 1951-2000 gg. [Time of isolation, 1951-2000]. Moscow, Eksmo Publ. 477 p. [in Rus].
5. Gavrilova A.V. (2016) Vestnik Udmurtskogo universiteta [Bulletin of Udmurt University], vol. 2, pp. 5863. [in Rus].
6. Gadamer H.G. (1988) Istina i metod: osnovy filosofskoj germenevtiki [Truth and method: foundations of philosophical hermeneutics]. Moscow, Progress Publ. 704 p. [in Rus].
7. Greckij A.V. (2013) Sbornik rabot 69-j nauchnoj konferencii studentov i aspirantov Belorusskogo gosu-darstvennogo universiteta [Collection of works of the 69th scientific conference of students and postgraduates of the Belarusian state University in 3 vol. Vol. 3]. Minsk. Pp. 122-125. [in Rus].
8. Ivanova, I.V. (2019) Yaroslavskijpedagogicheskij vestnik [Yaroslavl pedagogical Bulletin], no. 4 (109), pp. 15-22. [in Rus].
9. Konradova N.A. Konets dvorovoy zhizni [The end of a domestic life]. SNOB [SNOB], available at: http:// www.snob.ru/selected/entry/14142, accessed 05.04.2020. [in Rus].
10. Martynov V.I. (2010) Pyostrye prut'ya Iakova: Chastnyy vzglyad na kartinu vseobshchego prazdnika zhizni [Variegated rods of Jacob: a Private view of the picture of the universal holiday of life]. Moscow, Klas-sika XXI v. Publ. 159 p. [in Rus].
11. Martynov K.K. (2015) Vek pisatelej: tekst i pis'mo v novyh media [The age of writers: text and writing in new media]. Logos Publ. vol. 25, no. 2 (104), pp. 1-11. [in Rus].
12. Sapa A.V. (2014) Innovacionnye proekty i programmy v obrazovanii [Innovative projects and programs in education], no. 2, pp. 24-30. [in Rus].
13. Sovremennyy filosofskij slovar' [Modern philosophical dictionary]. (1998) V. E. Kemerov (eds.). London, Frankfurt am main, Paris, Luxembourg, Moscow, Minsk: PANPRINT Publ. 1064 p. [in Rus].
14. Solov'yov E.G. (2010) Informacionnoe obshchestvo [Information society]. Novaya filosofskaya encik-lopediya v 4 t. [New encyclopedia of philosophy in 4 vol.]. Moscow, Mysl' Publ. 143 p. [in Rus].
15. Sulakshin S.S., Hvylya-Olinter N.A. Sistema cennostej rossijskoj molodezhi: ekspertnaya ocenka [The value system of Russian youth: expert assessment]. Centr nauchnoj politicheskoj mysli i ideologii [Center for scientific political thought and ideology], available at: http://rusrand.ru/docconf/sistema-cennostey-rossiyskoy-molodeji-ekspertnaya-ocenka, accessed 21.02.2020. [in Rus].
16. Filindash E.V. (2015) Vestnik universiteta [Bulletin of the University], no. 8, pp. 243-248. [in Rus].
17. Chislo volontyorov v Rossii utroilos' za pyat' let [The number of volunteers in Russia has tripled in five years]. Informacionnoe agentstvo TASS [News agency TASS], available at: https://tass.ru/obschestvo/6529522, accessed 02.04.2020. (In Russ.).
18. Shlegel' E.V. (2019) Vestnik Gumanitarnogo universiteta [Bulletin of the Humanities University], no. 3 (26), pp. 87-93. [in Rus].
19. Shlegel' E.V. (2019) Vestnik Gumanitarnogo universiteta [Bulletin of the Humanities University], no. 1 (24), pp. 103-109. [in Rus].
20. Howe N., Strauss W. (1991) Generations: The History of America's Future, 1584 to 2069. New Yorkm William Morrow & Company, available at: https://archive.org/details/GenerationsTheHistoryOfAmericasFu-ture1584To2069ByWilliamStraussNeilHowe/page/n3/mode/2up
21. RuGenerations, available at: http://rugenerations.su
