CC BY
15
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2022. № 5. С. 44-56
УДК 101.1:316(075.8) Научная статья
ФИЛОСОФИЯ ПОЛИТИКИ
ТРАНСФОРМАЦИЯ МАРКСИЗМА В СОВЕТСКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ: НАЧАЛО «ТЕОРЕТИЧЕСКОГО ПОВОРОТА» 1930-х гг.
А.В. Никандров*
Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, 119991, Ленинские горы, МГУ, учебно-научный корпус «Шуваловский», г. Москва, Россия
Аннотация. Статья посвящена началу изменений марксистской теории в СССР, которое было произведено на XVII конференция ВКП(б) (1932). Новый подход к конструированию советского общества был обозначен введением в политический оборот термина «бесклассовое социалистическое общество» и рядом других теоретико-политических инноваций, подготавливающих серьезную трансформацию марксистского учения для теоретического обоснования изменения формы Советского государства. Эти инновации получили свое развитие в последующих политических документах, среди которых важнейшее место занимает Конституция СССР 1936 г.
Ключевые слова: марксизм, И.В. Сталин, В.М. Молотов, социализм, государственная идеология, XVII конференция ВКП(б), бесклассовое социалистическое общество, Конституция СССР 1936 г.
Original article
PHILOSOPHY OF POLITICS
TRANSFORMATION OF MARXISM IN THE SOVIET POLITICAL THOUGHT: THE BEGINNING OF THE "THEORETICAL TURN" OF THE 1930s.
A.V. Nikandrov
Lomonosov Moscow State University, Leninskie Gory, Moscow, Teaching and Scientific Building "Shuvalovsky", 119991, Russia
Abstract. The article is devoted to the beginning of transformation of Marxist theory in the USSR which was accomplished at the XVII AUCPB Conference (1932).
* © А.В. Никандров, 2022
A new approach to the theoretical design of Soviet society was indicated by the introduction of the term "classless socialist society" and a number of other theoretical novelties which prepared the transfiguration of the Marxist doctrine for the theoretical substantiation of the change in the form of the Soviet state. These innovations were developed in subsequent political and party documents, among which the Constitution of the USSR of 1936 occupies the most important place.
Keywords: Marxism, Josef Stalin, Vyacheslav Molotov, socialism, state ideology, XVII AUCPB Conference, classless socialist society, Constitution of the USSR of 1936
Идейной основой Советского государства, а также серьезным орудием в идеологическом противостоянии с США во второй половине ХХ в. был марксизм-ленинизм, учение К. Маркса и Ф. Энгельса в его развитии В.И. Лениным и преобразовании И.В. Сталиным, который создал на основе марксизма государственную идеологию СССР, или систему государственной политической догматики, ставшей доминантой духовной и культурной жизни нашей страны, парадигмой для выстраивания внешнеполитической доктрины. Обладание такой идеологией было одним из необходимых условий для превращения СССР в одну из двух сверхдержав в биполярном миропорядке, который В.Н. Расторгуев называл «самым крупным из осуществленных мировых проектов за всю историю человечества» [1, 95].
Сталинская государственная догматическая система носила одновременно патриотический (россиецентричный) и интернационалистический характер, что являлось отражением базового противоречия СССР — Советского государства и «Советской империи» (о сущности империй и их отличиях от государства см.: [2; 3]). СССР как сверхдержава, окруженная подчиненными государствами восточного блока, нуждался в идеологии, которая носила бы строго интернационалистический характер, и этой теорией был марксизм с его принципом пролетарского интернационализма.
Содержательно сталинская политическая догматика — это свод фундаментальных положений о Советском государстве, его идеале и целях, его месте в мировой политике, его исторической сущности, носящих непререкаемый, установочный характер. Если в отношении теорий, концепций, различных «политических утверждений» можно ставить вопрос о «соответствии истине», то в отношении догматики — нет, так как она и есть истина. Изменения в «догматический корпус» могли вноситься на уровне высшего руководства партии, исключительно авторитетным образом (главой партии, который автоматически считался обладателем истины, — и это относится не только к Сталину) и при условии отсутствия серьезных противоречий с фундаментальными положениями исходной тео-
рии. Если же таковые имелись, была необходима особая длительная процедура «подгонки» теории под запросы государства, интересы которого были, безусловно, выше «интересов теории», текстов и их логики.
Советское государство, двигаясь по пути «построения социализма в одной стране», столкнулось с необходимостью пересмотра некоторых важнейших принципов марксистско-ленинской теории, в числе которых — постулаты о мировой пролетарской революции, о государстве диктатуры пролетариата, об отмирании государства; принцип классов и классовой борьбы. Эти положения необходимо было элиминировать или риторизировать, иными словами, преобразовать в нужном ключе, — и с этой целью возникла потребность в осуществлении своего рода «теоретического поворота» в интерпретации марксизма. Такого рода комплекс идейных инноваций вполне правомерно назвать «перенастройкой», «деформацией» марксизма, равно как и его «диалектическим», или «творческим», развитием, преодолением «разрыва между теорией и практикой»; однако суть ясна: не развитие государства определялось теорией, но теория преобразовывалась под запросы (необходимость марксистского обоснования) изменчивой политики Советского государства. Сложно не согласиться с утверждением о том, что «Сталин отодвигал классический марксизм и разрабатывал свою версию "марксизма-ленинизма", которой и надлежало стать светской религией» [4, 4], однако нельзя забывать и о том, что «классический марксизм», по убеждению Сталина, должен выражать интересы государства, служить ему и, исходя из этого, любые изменения в классическом марксистском «корпусе» были допустимы и оправданны, а «пасовать перед буквой марксизма» — наоборот, совершенно недопустимо.
Сложнейшая и многогранная политико-теоретическая работа по переосмыслению «классического марксизма» проводилась советскими партийными и государственными деятелями и учеными под руководством Сталина с начала 1930-х гг., то есть с начала знаменитого «сталинского поворота», «термидора», или «преданной революции» (Л.Д. Троцкий), или «великого отступления» (Н.С. Тимашев) (см.: [5; 6]). «Великодержавный поворот» сопровождался «теоретическим поворотом», осуществление которого, то есть пересмотр и коррекция ряда марксистско-ленинских постулатов, было прервано войной, после войны возобновлено; достигло кульминации в проекте Третьей программы ВКП(б) 1947 г. (см.: [7]). В этом проекте государство диктатуры пролетариата объявлялось исчерпавшим свою историческую миссию и превратившимся во всенародное государство (это главная инновация проекта). Руководство партии собира-
лось принять программу на XIX съезде, проведение которого было намечено на знаменательный 1948 г. (100-летие выхода в свет «Манифеста Коммунистической партии»), однако съезд в этом году не состоялся, а в 1952 г. на все же состоявшемся съезде было объявлено о создании комиссии по переработке программы партии, как будто никакого проекта и не было составлено. Причины того, что проект 1947 г. не был принят в качестве новой программы партии, известны одному лишь Сталину. В 1961 г. на XXII съезде КПСС Третья программа была принята — это и был переработанный стилистически (но не концептуально) проект 1947 г.: вместо «всенародного» было представлено «общенародное» государство.
Суть изменений в теории сводилась к следующему.
Поскольку государство диктатуры пролетариата должно быть преобразовано во всенародное государство (это итог всех операций по реконцептуализации марксизма), то необходимым образом преобразовывались ключевые понятия:
- классов: пролетариат и крестьянство становились дружественными классами, затем они вместе с интеллигенцией сливаются в едином концепте «трудящиеся» (временном теоретическом субституте категории «народ»);
- классовой борьбы — ее источники помещались главным образом за пределами Советского государства, а не внутри (за исключением борьбы отживающих капиталистических элементов), ведь «советские классы» есть классы дружественные, а «настоящая» классовая борьба может наличествовать только в антагонистических обществах;
- пролетариата и диктатуры пролетариата: происходила последовательная замена самого слова «пролетариат» на словосочетание «рабочий класс», с последующим «растворением» рабочего класса в бесклассовом социалистическом обществе трудящихся.
Переконструировались место и роль партии в советском обществе: поскольку авангардная роль рабочего класса риторизиро-валась, то партия становилась «напрямую» авангардом всех трудящихся, а затем всего народа; вводился новый конструкт «блок коммунистов и беспартийных» (подробнее см.: [8]).
Процесс теоретического переосмысления и реконструирования базовых марксистских концептов, как уже было отмечено, был достаточно длительным. Однако с точностью можно определить, когда и кем конкретно он был начат. Отсчет «теоретического поворота» следует вести с XVII конференции ВКП(б) (1932), а первым, кто высказал довольно неожиданные и нетривиальные идеи, контрастирующие с марксистскими аксиомами, был «второй человек
в государстве» (как говорили в те годы, «ближайший соратник товарища Сталина») В.М. Молотов. Понятно, что инициировал поворот Сталин, но лично быть первым он не пожелал. Вообще Сталин, по всей видимости, хотел представить весь процесс поворота как естественный, то есть, собственно, не поворот даже, а логичное и последовательное развитие самой теории, проводимое советскими марксистами — как политиками, так и учеными; теория развивается как бы сама собой, следуя собственным мотивам (без сомнения, неотрывным от «практики социализма»), а вовсе не подчиняясь некоей «высокой инспирации».
XVII конференция ВКП(б) проходила в самом начале 1932 г. (с 30 января по 4 февраля), она была посвящена подведению итогов развития промышленности и составлению директив второй пятилетки (1933-1937). Главным докладчиком на этом партийном форуме был Г.К. Орджоникидзе. Выступления других участников конференции (включая Н.И. Бухарина, Н.М. Шверника, В.В. Куйбышева) в прениях по докладу Орджоникидзе были посвящены сугубо экономическим вопросам. Сталин на конференции присутствовал, но не выступал. Доклад Молотова «О второй пятилетке» был озвучен на шестом заседании, 2 февраля, вторая часть этого доклада называлась «Политическая установка второй пятилетки». Эта политическая установка была представлена в тезисах Политбюро ЦК партии к составлению Директивы второго пятилетнего плана (они публиковались в советской прессе).
Заявлялось, что «основной политической задачей второй пятилетки являются окончательная ликвидация капиталистических элементов и классов вообще, полное уничтожение причин, порождающих классовые различия и эксплуатацию, и преодоление пережитков капитализма в экономике и сознании людей, превращение всего трудящегося населения в сознательных и активных строителей бесклассового социалистического общества» [9, 143]. В Директивы к составлению второго пятилетнего плана народного хозяйства СССР (1933-1937) эта формулировка вошла без изменения [9, 278]. В прессе иногда помимо устойчивого выражения «бесклассовое общество» употреблялось несколько неожиданное и контрастирующее с марксистской идеологией словосочетание «внеклассовое общество». Установка кажется более чем преждевременной, но это если не учитывать необходимость постулирования «бесклассового социалистического общества» в качестве идейного «трамплина» для дальнейшего введения всенародного государства, которое, конечно же, не может быть классовым. Иначе сложно понять, какую цель преследует риторика бесклассового общества.
В.М. Молотов дает развернутый комментарий к тезисам ЦК и касается прежде всего политических вопросов — о социализме, о классах и их ликвидации «вообще», о рабочем классе, о государстве. Утверждая, что «марксизм-ленинизм учит тому, что социализм — это уничтожение классов, что социализм — это создание бесклассового общества», он останавливается на обсуждении вопроса о ликвидации классов вообще, приравнивая к ней ликвидацию капиталистических элементов: «Полная ликвидация капиталистических элементов и полное уничтожение причин, порождающих классовые различия и эксплуатацию, означает тем самым и ликвидацию классов вообще. Если нет капиталистических элементов, т.е. нет эксплуататоров, и если полностью ликвидированы источники классовых различий — о каких же классах можно тогда говорить? Тогда и о классах в собственном смысле слова уже говорить нельзя» [9, 143].
Откроем книгу Ф.И. Чуева. Молотов говорит: «Советую почитать Ленина "Политика и экономика в эпоху диктатуры пролетариата". Конец 1919 года. Я сейчас вам могу привести своими словами, а потом вы прочитаете, чтобы углубиться. В данном случае я точно передаю смысл. Что такое социализм? Сказано так: социализм есть уничтожение классов. Уничтожить классы можно только при диктатуре пролетариата. Для этого нужна диктатура пролетариата. Без этого классы уничтожить нельзя» [10, 569]. Безусловно, речь идет о классах как таковых, не только о «капиталистических элементах»; понятно, что «уничтожение классов» есть процесс очень длительный, ставить его в качестве задачи одной (или больше чем одной) пятилетки немыслимо. И без сомнения, служит этой задаче диктатура пролетариата, существование которой, согласно классическим канонам марксизма, распространяется на длительный исторический период постепенного перехода к коммунистическому (бесклассовому и безгосударственному) обществу. Но в 1932 г. развитие теории определялось уже не «классическим марксизмом» (а, к примеру, «тезисами ЦК», то есть, просто говоря, Сталиным). Поэтому и цель — построение «бесклассового социалистического общества» — ставилась как реально достижимая, то есть ставилась в порядок дня: «Осуществление задачи — задачи создания бесклассового социалистического общества во втором пятилетии — превращается в практическую задачу» [9, 145].
Что же происходит с теми классами, существование которых все же не отрицается, пусть это и классы не «в собственном смысле слова», — с рабочим классом и крестьянством? Они преображаются в процессе построения социализма. Молотов проводит идею, которая
позже будет усилена Сталиным в докладе «О проекте Конституции Союза ССР» (1936), где вождь будет рассуждать о том, какие классы остались после того, как «все эксплуататорские классы оказались ликвидированными». Соответственно, эти классы — «совершенно новый рабочий класс», «совершенно новое крестьянство», с ними плотно слита «совершенно новая, трудовая интеллигенция», которая «является теперь равноправным членом советского общества, где она вместе с рабочими и крестьянами, в одной упряжке с ними, ведет стройку нового, бесклассового социалистического общества». При этом «грани между рабочим классом и крестьянством, равно как между этими классами и интеллигенцией — стираются, а старая классовая исключительность — исчезает. Это значит, что расстояние между этими социальными группами все более и более сокращается» [11, 549-550]. В этом же докладе Сталин ex cathedra утверждает переименование пролетариата в рабочий класс.
Переименование классов в «социальны группы», конечно же, не случайно. Сталину важно наметить замещение понятия класса каким-либо нейтральным термином. Особенно ярко это прослеживается в знаменитом пассаже из интервью Рою Говарду того же 1936 г. (но раньше), в котором, как кажется, Сталин использует все мыслимые возможности языка, чтобы нивелировать классы, и выстраивает совершенно запутанную картину: «Наше общество состоит исключительно из свободных тружеников города и деревни — рабочих, крестьян, интеллигенции. Каждая из этих прослоек может иметь свои специальные интересы и отражать их через имеющиеся многочисленные общественные организации. Но коль скоро нет классов, коль скоро грани между классами стираются, коль скоро остается лишь некоторая, но не коренная разница между различными прослойками социалистического общества, не может быть питательной почвы для создания борющихся между собой партий. Где нет нескольких классов, не может быть нескольких партий, ибо партия есть часть класса» [12, 14]. Из этой картины, в принципе, следует, что и одной партии быть не может, «коль скоро нет классов», а «партия есть часть класса». Классов одновременно нет, и они в то же время мистическим образом существуют, как и партия; классов нет, но «классовая борьба» обостряется; и эта классовая борьба также, видимо, «совершенно новая». Все эти сталинские идеи в неявном виде содержатся в молотовском докладе 1932 г.
На конференции 1932 г. Молотов не говорит о «совершенно новых классах», но подводит мысль к такой постановке: поскольку рабочий класс взял в свои руки власть и средства производства, то «это уже не пролетариат в прямом смысле слова, каким он был в
капиталистическом обществе», равным образом и крестьянство — «не старые крестьяне-единоличники дореволюционного времени» [9, 144-145]. Делается это пока что довольно осторожно, однако в продолжение идеи ликвидации «классов вообще» по мере уничтожения капиталистических элементов логично ставится вопрос и о ликвидации «самого рабочего класса».
В Отчетном докладе о работе Правительства VII съезду Советов (1935) Молотов повторит мысль об изменениях в классовом составе: «Наш рабочий — это уже не старый рабочий, это уже не лишенный средств производства пролетарий... Это класс, сознающий свое значение, что он хозяин промышленности и всей страны. <.> Наш колхозник — это уже не старый, забитый крестьянин, безнадежно тянувший лямку и получавший бесконечные пинки от начальства. Другими становятся и наши служащие, инженеры, интеллигенция» [13, 46]. Все эти идеи не кажутся особо примечательными, но в плане «приближения к бесклассовому обществу» имеют, конечно, важное значение, более важное, чем простая констатация изменений облика классов; именно данная постановка кладет начало большой волне теоретического «стирания граней» между классами. В докладе «Об изменениях в Советской Конституции» на VII съезде Советов Молотов скажет: «Мы идем по пути построения бесклассового общества. Капиталистические элементы в нашей стране уже ликвидированы. Одна из самых важных задач советской власти теперь заключается в ликвидации разницы между рабочим классом и крестьянством на основе обеспечения полного торжества социализма в нашей стране» [13, 83].
Вернемся к XVII конференции партии. Далее встает вопрос о государстве. Совершено ясно, что ни о какой ликвидации государства речи быть не может и в тезисах ЦК этот вопрос не затрагивается. Наоборот, «на данной стадии дело еще идет об укреплении пролетарского государства, об усилении его мощи» [9, 145]. Обоснований два — задачи ликвидации капиталистических элементов, то есть «внутреннего» классового врага, и наличие внешнего капиталистического окружения, то есть враждебных классовых сил империализма, «внешнего» классового врага, который подпитывает энергию внутреннего. Эти силы не вырастают изнутри советского общества, не имманентны ему, и если при любом обострении соответствующей классовой борьбы первый «классовый враг» — враг «отживающий», то со вторым врагом дело обстоит сложнее и борьба с ним продлится дольше. Усиление мощи государства вполне оправданно, но почему пролетарского государства, пролетарской диктатуры? Представляется, что риторика пролетарской диктатуры, представляющей собой
необходимый элемент в государственной конструкции с партией рабочего класса во главе, востребована не только для установления места партии и оправдания «обострения классовой борьбы», но и для того, чтобы обозначить грань между государством диктатуры пролетариата и будущей новой конструкцией (государство бесклассового социалистического общества — как оно будет называться?), которая являться диктатурой пролетариата уже не может и не будет.
Небезынтересно в этом плане выступление на конференции А.И. Стецкого, в котором рельефно подчеркнуто, что на этапе дальнейшего построения социализма (то есть продвижения к бесклассовому обществу) пролетарская диктатура остается в силе. Стецкий резко возражает неким теоретикам, которые из того, что «наша страна вступила в период социализма», «сделали вывод с прямолинейностью, ничего общего не имеющей с диалектикой Маркса-Ленина... что деньги уже отмирают, что пролетарская диктатура должна уже начать ликвидироваться, растворяться, самораспускаться». — Стец-кий настаивает: «Здесь нужно полным голосом сказать, что пролетарская диктатура была, есть и останется во второй пятилетке и за ее пределами на обозримый период и что это пролетарское государство мы должны укреплять. <.> Оно станет иным к концу пятилетки, но оно все же останется государством пролетарской диктатуры» [9, 191].
В понимании партийных деятелей бесклассовое общество не тождественно коммунизму, но является определенным этапом в приближении к нему. Так, в докладе Н.А. Скрыпника отношения бесклассового и коммунистического обществ представлены таким образом: «В дальнейшие пятилетки нам придется работать, чтобы осуществить предпосылки дальнейшего развернутого перехода нашего бесклассового социалистического общества в полное коммунистическое общество с достижением всех тех черт, которые являются отличительными чертами коммунизма. Перед нами стоит сейчас не эта дальнейшая широкая задача построения коммунизма. Кто так думает, тот себя обманывает, тот заранее становится на путь "левых" заскоков. Наша партия ставит своей задачей в эту пятилетку реальное, практическое построение бесклассового социалистического общества для того, чтобы на этой базе работать дальше для осуществления коммунистического общества» [9, 206]. Н.А. Скрып-ник, подчеркивая реалистичность выполнения поставленной задачи, напоминает о словах Сталина на XVI съезде партии о том, что «до построения социалистического общества и уничтожения классовых различий еще далеко», с пафосом настаивает на том, что никакого противоречия здесь нет: «Только лишь слепой, не желаю-
щий видеть развивающиеся силы социалистического строительства, может увидеть какие-либо противоречия между тем положением, которое выдвигал еще год тому назад т. Сталин на XVI съезде партии и что было принято всей партией, и теми задачами, которые выдвигаются теперь» [9, 205]. Создается впечатление, что Скрыпник прекрасно понимает, что суть дела не в «практическом построении бесклассового социалистического общества», а именно в развороте политической мысли, развороте внезапном, оставляющим открытыми массу вопросов, «закрыть» которые можно лишь с помощью риторики. Пассаж о пролетариате рельефно показывает нюансы такого подхода.
В выступлении Скрыпника нетривиально поставлен вопрос о «трансформации пролетариата»: «Уничтожается ли пролетариат? <...> Растворяется ли пролетариат в общей массе трудящихся? Ни в коем случае! <...> Пролетариат не растворяется в общей массе трудящихся, но он их переделывает на свой лад, дает им свои классовые черты. организует их вокруг себя в единую трудящуюся силу» [9, 206]. Это уже апология пролетариата, представляемого как своего рода магический класс. Вообще пролетариат в учении Маркса, по сути, политическая теологема, которая была создана и введена в общественную мысль настолько мощно и уверенно, что имеет определенную силу и поныне, а в 20-30-е гг. ХХ в. магизм пролетариата и его Der Wille zur Macht были настолько могущественны, что оказывали воздействие не только на политиков и идеологов, и без того пролетарских, но и на таких мыслителей, которые были довольно далеки от марксизма. Одним из таких мыслителей был Алексей Федорович Лосев.
В заметках начала 30-х гг., которые А.Ф. Лосев писал для себя по мотивам пребывания в лагере, на основе идей Платона, Аристотеля, Плотина, Паламы, Руссо, Гегеля, Маркса, Ленина сформулировано что-то вроде религиозно-эстетического, музыкально-экстатического пролетарского платонизма. Его герой говорит от имени пролетариата: «Мы — пролетариат, и притом не вообще пролетариат, а специально революционный, активно-действующий революционный пролетариат» [14, 335]; «Мы — антитеза всякому субъективизму, и потому мы исповедуем внеличное, коллективное, внеличный коллективизм» [14, 337]. Здесь очевидна завороженность Лосева Марксом с его «пролетарской мистикой». Но вдруг происходит неожиданный поворот мысли. Классики, как и их книги, мертвы без тех, кто вселяет в них дух, и вот герой Лосева говорит: «Даже марксизм, если его брать как теорию, вовсе не есть наше учение, и никому он не поможет. Меньшевики ведь тоже марксисты. <.> Мы
руководствуемся не теорией, хотя бы трижды марксистской, и не практикой, хотя бы трижды революционной. Мы руководствуемся тем конкретнейшим преломлением и объединением того и другого, и притом объединением в данный момент, в настоящую минуту, которое именуется ВКП(б) и реально функционирует через ее ЦК. Никакой логикой, никакими чисто жизненными наблюдениями вы за этим не угонитесь; и ни в какие логические формы вы этого не вместите» [14, 358].
Казалось бы, диктатура рабочего класса будет еще долго оставаться центральным постулатом советской политической мысли, учитывая то положение, согласно которому партия представляет собой авангард рабочего класса, а не советского народа (который пока не «сконструирован»). Однако первый шаг по элиминации диктатуры пролетариата делается в тексте Конституции 1936 г., «Конституции победившего социализма».
В Конституции 1936 г. источником власти становятся «трудящиеся»: именно «трудящимся города и деревни» в лице Советов принадлежит вся власть (ст. 3). Где же здесь рабочий класс и его диктатура? Она присутствует, но несколько неожиданным образом: Советы депутатов, составляющие политическую основу СССР, определяются как «выросшие и окрепшие в результате свержения власти помещиков и капиталистов и завоевания диктатуры пролетариата» (ст. 2). Диктатура пролетариата предстает как исторический фактор формирования Советов, то есть получается, что классическая формулировка «республика Советов как форма диктатуры пролетариата» неявным образом дезавуируется. Недаром спустя долгие годы, вспоминая разговор со Сталиным, состоявшийся около 1952 г., Молотов будет говорить: «В частном разговоре он признал, что у нас уже нет диктатуры пролетариата. Да, он мне лично так говорил, но говорил это очень нетвердо. Только лично мне. То ли он меня прощупывал, а может, для того, чтобы немножко самому разобраться. И если вчитаться в нашу Конституцию, Сталин там немного заложил против диктатуры пролетариата. Но это, собственно, сказано в прозрачной форме. Там примерно сказано так, что наша Советская власть родилась в 1917 году как диктатура пролетариата и стала властью всех трудящихся. Уже "всех трудящихся". Поэтому нашей страной управляют Советы депутатов трудящихся. Советы-то были и остались, но они были Советами рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. А теперь уже классового деления нет. По-моему, это в завуалированном виде пересмотр: не диктатура пролетариата, а власть трудящихся» [10, 354]. Так получается, что текст Конституции предоставляет возможность «историзировать»
диктатуру пролетариата, объявить ее исполнившей свою историческую миссию; а поскольку «трудящиеся» и есть «народ», то «власть» (то есть государство) является принадлежащей народу, государство таким образом предстает как всенародное.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ
1. Расторгуев В.Н. Социальная реконструкция в современном мире: идеалы и реальность, цивилизационная миссия России // Философия политики и права: Ежегодник научных работ. Вып. 7. Общественные идеалы и реальное общество. К 150-летию со дня рождения П.И. Новгородцева / Под общ. ред. Е.Н. Мощелкова, О.Ю. Бойцовой; Науч. ред. А.В. Никандров. М.: Издатель Воробьев, 2016. С. 78-98.
2. Мюнклер Г. Логика господства над миром: От Древнего Рима до США. М.: Кучково поле, 2015. 398 с.
3. Рогов И.И. Теория империологии. М.: Книжный мир, 2017. 992 с.
4. Гайда А.В.,Любутин К.Н. Российские версии философии марксизма: Иосиф Сталин (1879-1953) // Научный ежегодник Института философии и права Уральского отделения РАН. 2001. № 2. С. 3-16.
5. Антология позднего Троцкого. М.: Алгоритм, 2007. 608 с.
6. Timasheff N. The great retreat. The growth and decline of communism in Russia. N.Y.: E.P. Dutton & Co, 1946. 470 p.
7. Сталинское экономическое наследство: планы и дискуссии. 1947-1953 гг.: Документы и материалы / Сост.: В.В. Журавлев, Л.Н. Лазарева. М.: Политическая энциклопедия, 2017. 647 с.
8. Никандров А.В. Несостоявшаяся res publica restituta 1948 г.: истоки изменения основного принципа государственного строя СССР в советском политическом дискурсе 30-х годов // Государство и право. 2019. № 2. С. 120-132.
9. XVII конференция ВКП(б): Стенографический отчет. М.: Партиздат, 1932. 296 с.
10. Чуев Ф.И. Молотов: Полудержавный властелин. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 1999.
736 с.
11. Сталин И.В. Вопросы ленинизма. Изд. 11-е. М.: Госполитиздат, 1952. 652 с.
12. Беседа товарища Сталина с председателем американского газетного объединения «Скриппс-Говард ньюсмейкерс» г-ном Рой Говардом 1 марта 1936 года. М.: Партиздат, 1937. 16 с.
13. Молотов В.М. Статьи и речи. 1935-1936. М.: Партиздат, 1937. 272 с.
14. Лосев А.Ф. «Я сослан в ХХ век...»: В 2 т. М.: Время, 2002. Т. 1. 573 с.
REFERENCES
1. Rastorguev V.N. Sotsialnaya rekonstruktsiya v sovremennom mire: idealy i real-nost', tsivilizatsionnaya missiya Rossii [Social Reconstruction in the Modern World: Ideals and Reality, Civilizational Mission of Russia]. Philosophy of Politics and Law. Annual of Scientific Articles. Iss. 7. Social Ideals and Real Society: dedicated to the Paul Novgorodt-sev's 150th Anniversary. Ed. by E. Moschelkov, O. Boitsova, A. Nikandrov. Moscow: Editor A.V. Vorobev, 2016. P. 78-98. (In Russ.)
2. Munkler G. Logika gospodstva nad mirom: Ot Drevnego Rima do SSHA [The Logic of World Domination from Ancient Rome to the United States]. Moscow: Kuchkovo Pole, 2015. 398 p. (In Russ.)
3. Rogov I.I. Teoriya imperiologii [Theory of Imperiology]. Moscow: Knizhnyi Mir, 2017. 992 p. (In Russ.)
4. Gaida A.V., Lyubutin K.N. Rossiyskiye versii filosofii marksisma: Iosif Stalin (1879-1953) [Russian Versions ofMarxist Philosophy: JosefStalin (1879-1953)]. Scientific Yearbook of the Institute of Philosophy and Law of Ural Branch of Russian Academy of Sciences. 2001. N 2. P. 3-16. (In Russ.)
5. Antologiya Pozdnego Trotskogo [Antology of Late Trotsky]. Moscow: Algorithm, 2007. 608 p. (In Russ.)
6. Timasheff N. The Great Retreat. The Growth and Decline of Communism in Russia. N.Y.: E.P. Dutton & Co, 1946. 470 p.
7. Stalin's Economic Legacy: Plans and Discussions. 1947-1953: Documents and Materials. Comp.: V.V. Zhuravlev, L.N. Lazareva. Moscow: Political Encyclopaedia, 2017. 647 p. (In Eng.)
8. Nikandrov A.V. Failed Res Publica Restituta 1948. The Origins of Changes in the Basic Principle of the USSR's State System in the Soviet Political Discourse of the 1930s. Social Sciences. A Quoterly Journal of the Russian Academy of Sciences. 2019. Vol. 50, N 1. P. 79-97 (In Eng.).
9. XVII konferentsiya VKP(b). Stenograficheskiy otchet [XVII AUCPB Conference: Stenografic Report]. Moscow: Partizdat, 1932. 296 p. (In Russ.)
10. Chuev F.I. Molotov: Poluderzhavny vlastelin [Semi-Souvereign Ruler]. Moscow: OLMA-PRESS, 1999. 736 p. (In Russ.)
11. Stalin I.V. Voprosy leninizma [Questions of Leninism]. 11th ed. Moscow: Gos-politizdat, 1952. 652 p. (In Russ.)
12. Beseda tovarischa Stalina s predsedatelem amerikanskogo gazetnogo ob'edininiya Scpipps-Howard Newsmakers gospodinom Roy Howardom 1 marta 1936 goda [Comrade Stalin's Interview to the President of the American Newspaper Assotiation Scpipps-Howard Newsmakers Mr. Roy Howard on March 1, 1936] Moscow: Partizdat, 1937. 16 p. (In Russ.)
13. Molotov V.M. Stat'i i rechi [Artickes and Speeches]. 1935-1936. Moscow: Partizdat, 1937. 272 p. (In Russ.)
14. Losev A.F. "Ya soslan v XX vek" ["I was exiled to the 20th century"]. In two vol. Vol. I. Moscow: Vremya, 2002. 573 p. (In Russ.)
Информация об авторе: Никандров Алексей Всеволодович — кандидат политических наук, доцент кафедры философии политики и права философского факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, тел.: +7 (903) 626-48-03; [email protected]
Information about the author: Nikandrov Aleksei Vsevolodovich — Candidate of Political Science, Associate Professor, Department of Philosophy of Politics and Law, Faculty of Philosophy, Lomonosov Moscow State University, tel.: +7 (903) 626-48-03; [email protected]
Поступила в редакцию 03.02.2022; принята к публикации 09.06.2022
