Научная статья на тему 'От диктатуры пролетариата к общенародному государству: "ликвидация догматизма" или ревизионизм?'

От диктатуры пролетариата к общенародному государству: "ликвидация догматизма" или ревизионизм? Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
3098
250
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ПРОЛЕТАРИАТ / PROLETARIAT / ДИКТАТУРА ПРОЛЕТАРИАТА / DICTATORSHIP OF THE PROLETARIAT / МАРКСИЗМ-ЛЕНИНИЗМ / MARXISM-LENINISM / ИДЕОЛОГИЯ / IDEOLOGY / КПСС / CPSU / ДОГМАТИЗМ / DOGMATISM / ДОГМАТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА / И. В. СТАЛИН / J. V. STALIN / ОБЩЕНАРОДНОЕ ГОСУДАРСТВО / THE STATE OF THE WHOLE PEOPLE / Н. С. ХРУЩЕВ / N. S. KHRUSHCHEV / РЕВИЗИОНИЗМ / REVISIONISM / РУССОИЗМ / ROUSSEAUISM / DOGMATIC SYSTEM

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Никандров Алексей Всеволодович

Статья посвящена проблемам истории и теории квазинаучного и квазимарксистского нововведения Н. С. Хрущева постулата об общенародном государстве. XXII съезд КПСС «констатировал» превращение государства диктатуры пролетариата в общенародное государство. Постулирование концепта общенародного государства в качестве базовой догмы советского общества постепенно привело к снижению роли рабочего класса, несмотря на всю советскую «пролетарскую риторику», что, в свою очередь, неизбежным образом привело к утрате КПСС своей государствообразующей роли. Произошел разрыв с марксистской догматикой, ибо общенародное государство не марксистская формула, а скорее руссоистская; и возникло противоречие между теорией и практикой, которое не могло быть устранено ни со стороны теории, ни со стороны практики. Была утеряна «пирамидальность», иерархичность политической конструкции (народ правящий класс правящая партия), и вместо партийно-пролетарской вертикали развивается советская система сдержек и противовесов партийных и советских органов, оказавшаяся, как показала история, ненадежной.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

The article is devoted to the problems of history and theory of quasi-scientific and quasi-Marxist Khrushchev’s innovation the postulate of “the nation-wide state”. XXII Congress of the CPSU “noted” the transformation of the state of the proletariat dictatorship into a nationwide state. The postulation of the concept of “the nationwide state” as the basic dogma of the Soviet society gradually led to a reduction of the role of the working class despite the Soviet ‘proletarian rhetoric’, which in its turn inevitably led to the loss of the state-forming role of the CPSU. There occurred a break with the Marxist dogmatism since the notion of the ‘nationwide state' is not a Marxist idea, but rather Rousseau’s one; and there appeared an irremovable contradiction between theory and practice which could be removed neither in theory nor in practice. The ‘pyramidal nature’ and hierarchies of political construction (the people the ruling class the ruling party) was lost, and instead of ‘the party-proletarian hierarchy’ there was installed a specific check-and-balance system of party and soviet institutes, which proved to be historically unreliable.

Текст научной работы на тему «От диктатуры пролетариата к общенародному государству: "ликвидация догматизма" или ревизионизм?»

А. В. НИКАНДРОВ

ОТ ДИКТАТУРЫ ПРОЛЕТАРИАТА К ОБЩЕНАРОДНОМУ ГОСУДАРСТВУ: «ЛИКВИДАЦИЯ ДОГМАТИЗМА» ИЛИ РЕВИЗИОНИЗМ?

Статья посвящена проблемам истории и теории квазинаучного и квазимарксистского нововведения Н. С. Хрущева - постулата об общенародном государстве. XXII съезд КПСС «констатировал» превращение государства диктатуры пролетариата в общенародное государство. Постулирование концепта общенародного государства в качестве базовой догмы советского общества постепенно привело к снижению роли рабочего класса, несмотря на всю советскую «пролетарскую риторику», что, в свою очередь, неизбежным образом привело к утрате КПСС своей государствообразующей роли. Произошел разрыв с марксистской догматикой, ибо общенародное государство - не марксистская формула, а скорее руссоистская; и возникло противоречие между теорией и практикой, которое не могло быть устранено ни со стороны теории, ни со стороны практики. Была утеряна «пирамидальность», иерархичность политической конструкции (народ - правящий класс - правящая партия), и вместо партийно-пролетарской вертикали развивается советская система сдержек и противовесов партийных и советских органов, оказавшаяся, как показала история, ненадежной.

Ключевые слова: пролетариат, диктатура пролетариата, марксизм-ленинизм, идеология, КПСС, догматизм, догматическая система, И. В. Сталин, общенародное государство, Н. С. Хрущев, ревизионизм, руссоизм.

The article is devoted to the problems of history and theory of quasi-scientific and quasi-Marxist Khrushchev's innovation - the postulate of "the nation-wide state". XXII Congress of the CPSU "noted" the transformation of the state of the proletariat dictatorship into a nationwide state. The postulation of the concept of "the nationwide state" as the basic dogma of the Soviet society gradually led to a reduction of the role of the working class - despite the

Философия и общество, № 1 2018 18-36

Soviet 'proletarian rhetoric', which in its turn inevitably led to the loss of the state-forming role of the CPSU. There occurred a break with the Marxist dogmatism since the notion of the 'nationwide state' is not a Marxist idea, but rather Rousseau's one; and there appeared an irremovable contradiction between theory and practice which could be removed neither in theory nor in practice. The 'pyramidal nature' and hierarchies of political construction (the people - the ruling class - the ruling party) was lost, and instead of 'the party-proletarian hierarchy' there was installed a specific check-and-balance system of party and soviet institutes, which proved to be historically unreliable.

Keywords: the proletariat, the dictatorship of the proletariat, Marxism-Leninism, ideology, the CPSU, dogmatism, dogmatic system, J. V. Stalin, the state of the whole people, N. S. Khrushchev, revisionism, Rousseauism.

Концепты пролетариата, диктатуры пролетариата, партии как силы, осуществляющей диктатуру пролетариата, - безусловно, составляют фундамент и каркас советской марксистско-ленинской государственной догматики, являются определяющим принципом доктринальных разработок советского государства и основой советской идеологической системы. Под руководством Ленина большевистская партия взяла власть, Сталину же предстояло превратить ленинскую риторику в догматику, догматическую систему, то есть создать ленинизм (марксизм-ленинизм). При этом для теоретического, догматического и риторического оформления «правления пролетариата», при котором партия - выразитель воли класса - propter hoc источник власти и закона, - потребовалось провести практически схоластико-теологическую операцию установления отношений, дистинкций, разграничений в догматической системе «диктатура пролетариата - партия», системе, ставшей основанием для доктринального ее развертывания, системе, задающей основные контуры идеологии. Эту задачу «догматического строительства» Сталин выполнил в настолько сильной степени, что догматическую систему, выстроенную им, можно было только сломать - в конечном счете вместе с партией; но не изменить, «переконструировать». Именно так в итоге и получилось.

«Марксизм - не догма», но чем можно руководствоваться, если не догмами (непререкаемыми положениями)? «Руководство к действию» - это своего рода «политическая инструкция», но можно ли в качестве таковой предложить сомнительные, не утвержденные

авторитетно постулаты, лозунги, речи и прочее, то есть то, истинность чего не установлена и может быть подвергнута сомнению?

С начала 1960-х гг. в теории, в официальных и партийных документах практически монопольно стал употребляться термин «общенародное государство» (как более высокая ступень развития СССР, установленная с отменой диктатуры пролетариата). В тексте Конституции 1977 г. выводится окончательная формула - «социалистическое общенародное государство». «Понятийное движение» в теоретико-догматическом осмыслении и идеологическом оформлении советской государственности предстает таким образом: «вооруженные рабочие» («государство вооруженных рабочих») - диктатура пролетариата (рабочего класса) - социалистическое государство диктатуры пролетариата (рабочего класса) - (советское) социалистическое государство - (социалистическое) общенародное государство. Легко увидеть, как «пролетариат» сначала заменяется «рабочим классом», а затем «уходит» из конструкции; место его замещается «народом»: поначалу с признанием роли пролетариата (рабочего класса) в качестве гегемона (авангарда) народа, затем -практически без упоминания пролетариата (рабочего класса). Пролетариат остался по преимуществу в риторике, догматическая же система претерпевает фундаментальные изменения. Что стало причиной подобного «развития» ленинизма? И что происходит при подобных «догматических операциях»?

Н. С. Хрущев, «дезавуировав» Сталина и заставив партию принять «догму» о культе личности, прервал этим актом коммунистическую «генеральную линию» идейной преемственности. При этом Хрущеву было, помимо прочего, важно показать «разрыв» между Сталиным и Лениным в области учения, «доказать» неправильность и догматическую «неправомочность» сталинского развития ленинизма (притом что «ленинизм» как раз теоретическая новация именно Сталина). На самом деле полная нелепость (не говоря уже об ущербности с точки зрения теоретической и догматической последовательности и логичности) свойственна как раз «построениям» Хрущева, особенно в части «развенчания культа личности». Новая пропагандистская схема Хрущева, в основу которой положены квазиидеологемы «культ личности», «коллективное руководство», «отступление от - возвращение к ленинским идеям», была

не только ошибочной, но по сути заменяла теорию, догматику чисто риторическими конструкциями [см. об этом: Фельдман 2015]. Центральный «постулат» хрущевской схемы - «культ личности» -в качестве ли идеологемы, объяснительной ли конструкции, политического, научного понятия, - совершеннейший абсурд. Но, следует подчеркнуть еще раз, главный вред «постулирования» этого понятия в качестве историко-политической догмы - в разрушении линии партийно-теоретической, догматической преемственности. Это чувствовали многие: так, Милован Джилас пишет: «Да и сама Москва не та, что прежде. Потеряна монополия на новые идеи и моральное право предписывать единственно разрешенную "линию". Порвав со Сталиным, она перестала быть идейным центром. Эпоха великих коммунистических монархов и великих идей закончилась...» [Джилас 1992: 333].

Р. И. Косолапов, справедливо утверждая, что «ленинско-ста-линская преемственная линия в руководстве советским обществом была уже с середины 50-х гг. подменена хорошо замаскированным ползучим ревизионизмом», заключает: «Внешне все подавалось так, что Хрущев атакует и развенчивает "культ личности" Сталина во имя якобы восстановления норм и традиций ленинизма, социалистической демократии. <...> Реально же. главным объектом атаки была диктатура рабочего класса - марксистская формула, замененная на XXII съезде КПСС антинаучным, фантастическим клише "общенародное государство"» [Косолапов 1999: 30]. В Третьей программе КПСС, принятой на XXII съезде, говорится: «Обеспечив полную и окончательную победу социализма - первой фазы коммунизма - и переход общества к развернутому строительству коммунизма, диктатура пролетариата выполнила свою историческую миссию и с точки зрения задач внутреннего развития перестала быть необходимой в СССР. Государство, которое возникло как государство диктатуры пролетариата, превратилось на новом, современном этапе в общенародное государство, в орган выражения интересов и воли всего народа» [Материалы. 1961: 396]. При этом многие (если не большинство) авторов проектов новой Программы КПСС, как показывает, например, С. С. Згоржельская, критически относились к «устранению» из нее диктатуры пролетариата: так, «с точки зрения М. А. Суслова, отказ от лозунга диктатуры

пролетариата ставил бы под сомнение политическую гегемонию рабочего класса, а следовательно, руководящую роль единственной выразительницы его интересов - коммунистической партии»; однако «под давлением Н. С. Хрущева положение о диктатуре пролетариата было исключено» [Згоржельская 1997: 21-23]. Понятно, что в своих официальных выступлениях Суслов всецело следует «новой линии»: «Идеи общенародного государства и партии всего народа - не плод кабинетных размышлений...»; «Свою руководящую роль рабочий класс после долгой и окончательной победы социализма осуществляет уже не через диктатуру пролетариата» [Суслов 1972: 369].

Руководящая роль рабочего класса остается (погружаясь все более и более в риторику), но ее институционализация ликвидируется: «Рабочий класс - единственный в истории класс, который не ставит целью увековечить свое господство. <...> В условиях победившего социализма и вступления страны в период развернутого строительства коммунизма рабочий класс Советского Союза по собственной инициативе... преобразовал государство своей диктатуры во всенародное государство. <...> Впервые у нас сложилось государство, которое является не диктатурой какого-либо одного класса, а орудием всего общества, всего народа» [Материалы. 1961: 185]. Впрочем, происходят изменения и в риторике: так, М. В. Попов проницательно замечает, что если в Программе 1961 г. за рабочим классом осталась руководящая роль в строительстве социализма, то «в брежневский период ее вытеснила другая формула - у рабочего класса ведущая роль» [Попов 2014: 271]. Различие отнюдь не риторическое! Если «руководящий» - в какой-то степени политический предикат, то «ведущий» - скорее метафорический: «ведущую роль» можно трактовать уже практически как угодно. Так, А. И. Фурсов подчеркивает, что «рабочий класс был лишен положения субъекта диктатуры, ему была оставлена некая ведущая роль.» [Фурсов 2017: 663].

Что же происходит с партией, поскольку «нет почвы для диктатуры одного класса»? Партия рабочего класса попросту получает «новый статус» - «партия всего советского народа»: «Наша марксистско-ленинская партия, возникшая как партия рабочего класса, стала партией всего народа. В этом проявляется моно-

литное единство и могущество советского общества, спаянного единством интересов и мировоззрения» [Материалы. 1961: 224]. Современный российский ученый М. В. Попов расценивает изъятие из партийной программы принципа диктатуры пролетариата как контрреволюцию: «.Правящая партия решила выбросить из своей Программы диктатуру рабочего класса, то есть больше не быть партией диктатуры рабочего класса, а заодно и вообще партией рабочего класса» [Попов 2014: 270]. Но тогда и сам рабочий класс необходимым образом теряет свои качества силы и превосходства, теряет историческую призванность, превращаясь из класса-диктатора в «первого среди равных» среди классов и социальных слоев советского общества (то есть возвращаясь к предреволюционному состоянию квазигегемонии).

Все эти странные новшества подавались как торжество «ленинских норм», а ведь Ленин, создатель партии, был категорически против «расширения социальной базы» партии, создания некоей «общенародной партии» и т. д., настаивая на том, что партия «непосредственно и всецело . представляет интересы только одного пролетариата, только с его классовым движением стремится слиться в одно неразрывное целое» [Ленин 1959: 310].

Неожиданный и чересчур резкий разрыв с прежними теоретико-политическими и идеологическими конструкциями, осуществленный на XXII съезде партии, вызвал подчас жесточайшую критику. Китайские коммунисты заклеймили новшество Хрущева как ревизионизм: с «избавлением» от диктатуры пролетариата - квинтэссенции марксизма - XXII съезд, по их мнению, полностью отходит от марксизма.

Лидер коммунистов Албании Энвер Ходжа пишет о послеста-линском руководстве СССР, предъявляя «хрущевцам» такие обвинения: «Ревизионисты захватили власть не для процветания Советского Союза, а для возвращения его назад, для превращения его. в капиталистическую страну, для подчинения его экономически мировому капиталу, для заключения тайных и открытых соглашений с американским империализмом, для подчинения народов и стран народной демократии...» [Ходжа 2010: 22].

Не менее (если не более) суров и пристрастен немецкий маоист Вилли Дикхут, который в своей крайне ангажированной, по накалу

антисоветизма и русофобии (что довольно неожиданно) не уступающей иным «шедеврам» подобного рода книге, вменяя в вину Н. С. Хрущеву и последующим руководителям партии ревизионизм, делает слишком далеко идущие выводы, настаивая на том, что все их теоретические и практические шаги были направлены на захват власти бюрократией и реставрацию капитализма в СССР. «ХХ съезд, - пишет немецкий маоист, - был отправной точкой фундаментальных изменений социалистической структуры Советского Союза. Началось все с государственного переворота Хрущева... Этот переворот привел бюрократию к власти» [Диккут 2004: 29] . Предав дело Ленина и Сталина, бюрократы-ревизионисты, продолжает Дикхут, «отменили диктатуру пролетариата и восстановили капитализм, но не как частный капитализм, а как капитализм нового типа. Вместо рабочего класса власть над народом сегодня осуществляет ревизионистская бюрократия, новая буржуазия» [Там же: 1]. Ergo, «провозглашение "общенародного государства". было лишь грандиозным трюком руководящих ревизионистов ради ликвидации диктатуры пролетариата, установления диктатуры бюрократических капиталистов, новой буржуазии, и введения капитализма нового типа» [Там же: 61].

М. В. Попов полагал «изъятие» диктатуры пролетариата контрреволюцией, делая довольно спорный вывод: «. Правильно будет считать, что политическая контрреволюция произошла в СССР в 1961 году. Октябрь 1961 года следует считать началом переходного периода от коммунизма к капитализму» [Попов 2014: 270]. А. И. Фурсов замечает, что «партия. и пролетариат, ранее объединенные в диктатуре пролетариата, теперь как бы разводились» [Фурсов 2017: 663].

Конечно, обвинения в восстановлении капитализма, сделках с империализмом и пр. столь же тяжкие, сколь и незаслуженные; что касается «ревизионизма» - такое обвинение вменить вполне можно. Но главное не в этом. Что изменяется с введением догмата общенародного государства? Происходит разрыв с марксистской догматикой, если не ее разрушение: ведь «общенародное государство» - не марксистская формула, а скорее руссоистская; возникает

* В названии книги фамилия автора, Вилли Дикхута, написана ошибочно: «Диккут».

зазор, брешь между теорией и практикой, которая не устраняется ни со стороны теории (догматики), ни со стороны практики. Остается риторика, но долго она не работает.

«Высокая догматика», насыщенная силой, мощной энергетикой, - догматика пролетариата - теряет эту силу, ибо пролетариат -сердце человеческой эмансипации (Маркс), класс, преображенный революционной энергией, «призванный к господству» (Лукач), обладающий волей к власти и совершенно чуждый всякому реформизму, подкупу со стороны капитала («неподкупный пролетариат»); класс, который, сам будучи истиной истории (ибо его интересы совпадают с интересами человечества), обладает истиной как оружием; класс, порождающий партию, которая в свою очередь пересотворяет, формирует его уже в качестве мессианского класса и ведет к власти; этот мессианский класс перестает быть основой конструкции, а значит, перестает быть, превращаясь постепенно в обычный, «бернштейнианский» рабочий класс, «пролетариат без нимба», обладающий правами, за которые следует бороться, и т. д. (собственно, реальный рабочий класс, никакой «волей к власти» не обладавший).

Если перейти от метафизики к уровню «банальной политики», то, во-первых, в этом плане интересен взгляд Пьера Бурдьё, который, по словам В. Н. Расторгуева, уверен в том, что рабочий класс «представляет собой не что иное, как артефакт, т. е. не реальный факт, а факт искусственный, сфабрикованный - нечто, созданное политиками специально для того, чтобы бороться за власть. Благодаря этому изобретению у политиков появляется совершенно новый ресурс - они выступают уже не от себя лично (кто они такие, чтобы с ними считаться?!), а от целого восходящего класса» [Расторгуев 2017: 75]. Во-вторых, следует согласиться с утверждением Т. И. Ойзермана, который о реальном пролетариате справедливо говорил: «.Весь исторический опыт рабочего движения ХХ в., вся история социал-демократических партий показывают, что рабочий класс всех развитых капиталистических стран борется за улучшение своего положения в рамках существующего, т. е. капиталистического, строя. не стремясь к упразднению капиталистических производственных отношений, во всяком случае, революционным путем» [Ойзерман 2003: 56]. Впрочем, одно дело быть обычным

рабочим, получающим приличную зарплату, совсем другое - чувствовать принадлежность к мессианскому классу, озаренному историей, обладающему особой внутренней силой, вооруженному особым знанием, представленному в политике и истории особой боевой пролетарской партией, наделенной истинным знанием правильного пути.

Ученые спорят, когда же произошел отказ от принципа диктатуры пролетариата. Так, А. Н. Медушевский, признавая, что «основным постулатом марксистско-ленинской идеологии явился метафизический тезис о "диктатуре пролетариата", который составлял легитимирующую основу всех конституций советского образца», утверждает, что отказ от принципа диктатуры пролетариата - длительный процесс, первым этапом которого стал «отказ от идеи мировой революции и принятие тезиса о возможности построения социализма в одной стране»; далее - «отказ от формулы диктатуры пролетариата наметился в Конституции 1936 г.»; и дальше, конечно, идут XXI и XXII съезды партии [Медушевский 2017: 629-630]. Г. А. Шмавонян находит в Конституции 1936 г. истоки «радикальной "руссоизации" марксистской концепции диктатуры пролетариата» [Шмавонян 2011: 151]. И в самом деле, риторика народного суверенитета, власти трудящихся и т. п. в Конституции 1936 г., в трудах Сталина, советских ученых-обществоведов после 1936 г. отчасти перекрывает догматику диктатуры пролетариата, но «догматический каркас» под сомнение это не ставит.

Есть также одна настораживающая деталь, на первый взгляд не столь и важная. В своем докладе «О проекте Конституции Союза ССР» в термине «диктатура пролетариата» Сталин заменяет слово «пролетариат» на словосочетание «рабочий класс». Обоснование по виду логичное: «Взять, например, рабочий класс СССР. Его часто называют по старой памяти пролетариатом. Но что такое пролетариат? Пролетариат есть класс, лишенный орудий и средств производства...» и т. д. Далее, подводит итог Сталин: «Можно ли после этого назвать наш рабочий класс пролетариатом? Ясно, что нельзя» [Сталин 1945: 510-511]. Но ведь само слово «пролетариат» включает, как уже было подчеркнуто, особую энергетику, смысл и т. д., - стоило ли менять овеянный историей и борьбой концепт-

идеологему-теологему на куда как более нейтральное, блеклое словосочетание, социологическое понятие «рабочий класс», совершенно лишенное смысловой насыщенности? Вряд ли здесь выручает сталинское определение: «Рабочий класс СССР - это совершенно новый, освобожденный от эксплуатации, рабочий класс, подобного которому не знала еще история человечества» [Сталин 1945: 511].

Таким образом, есть немало оснований вместе с А. Н. Меду-шевским признать, что «отказ от формулы диктатуры пролетариата наметился в Конституции 1936 г.», и вместе с Г. А. Шмавоняном обнаруживать в ней истоки «радикальной "руссоизации"» концепции диктатуры пролетариата. Однако нет никаких оснований соглашаться с Этьеном Балибаром, утверждающим, что «именно советские коммунисты, под руководством Сталина, довольно открыто и осмысленно, впервые в истории "отставили" понятие диктатуры пролетариата. Они сделали это в 1936 году по случаю принятия новой советской конституции» [Балибар 2008: 21].

«Радикальный руссоизм» Конституции 1936 г. компенсируется рядом принципиальных теоретических моментов, конструкций, оговорок (не говоря о том, что сама конституция для Сталина - риторика по преимуществу). Во-первых, следует прислушаться к сталинским словам. Отвечая зарубежным критикам, ставившим в вину составителям проекта Конституции, что он, проект, «оставляет нетронутой диктатуру рабочего класса», Сталин сказал: «Я должен признать, что проект новой Конституции действительно оставляет в силе режим диктатуры рабочего класса, равно как сохраняет без изменения нынешнее руководящее положение Коммунистической партии СССР» [Сталин 1945: 523]. Во-вторых, в теории и Основном законе носителем суверенитета признан не просто народ, а «трудящийся народ», «трудящиеся»; собственно «народ» будет введен только в Конституции 1977 г.: «Новая Конституция впервые вводит понятие "народ". Конечно, прежнее понятие "трудящиеся" в большой мере совпадает с понятием "народ". Однако нельзя не отметить, что народ есть более высокая ступень консолидации советского общества» [Кукушкин, Чистяков 1987: 198]. Но «трудящийся народ» - практически (и политически) синоним одного только пролетариата. Рабочий класс - не только «диктатор»,

но и класс ведущий, класс-гегемон, он не сливается ни с какими иными классами; партия является именно его авангардом, а не крестьянства; так выходит, что «союз» пролетариата с крестьянством -едва ли равноправный союз. В-третьих, в теории совершенно логично постулируется слияние государственного и народного суверенитета в социалистическом обществе, составленном из «дружественных классов», образующих единый народ с единой волей и «всенародной собственностью» (а собственность, согласно марксистской теории, есть основа суверенитета). И. Д. Левин утверждает: «Государственный суверенитет в СССР есть в то же время и народный суверенитет, как государственная собственность - всенародная собственность» [Левин 2003: 276]. В-четвертых, сохранение «режима диктатуры рабочего класса» необходимо в связи с враждебным капиталистическим окружением; классовая борьба переходит на международный уровень - таковы императивы «марксистско-ленинской геополитики». В-пятых, притом что классовые антагонизмы исчезают, «классовая борьба» внутри СССР, понимаемая как проекция враждебных геополитических сил, не исчезает, но даже обостряется. В-шестых, и это главное, партия, которая увенчивает и скрепляет всю монолитную конструкцию диктатуры рабочего класса, немыслима вне этой диктатуры, и наоборот - диктатура рабочего класса немыслима без партии.

Однако возникает вопрос: как соотносятся в советском политическом дискурсе до первой половины 50-х гг. понятия «диктатура пролетариата»/«государство диктатуры пролетариата» и «(советское) социалистическое государство»? Не является ли понятийно «(советское) социалистическое государство» развитием и замещением, если не преодолением «диктатуры пролетариата»? Нет, не является, ни понятийно, ни практически. Так, Д. И. Чесноков говорит, что формы диктатуры пролетариата могут меняться, сущность же остается: «Советская власть как политическая форма диктатуры пролетариата характеризуется исключительной гибкостью. Она изменяется и развивается по мере развития социалистического государства.» [Чесноков 1952: 99]. Здесь советский ученый опирается на положение Ленина, гласящее, что «переход от капитализма к коммунизму, конечно, не может не дать громадного обилия и разнообразия политических форм, но сущность будет при этом

неизбежно одна: диктатура пролетариата» [Чесноков 1952: 116]. Ленин же, вспомним, в свою очередь опирается на положение Маркса о диктатуре пролетариата как о переходе к обществу без классов, то есть о достаточно долгом историческом периоде.

Впрочем, в работе 1964 г. Д. И. Чесноков в соответствии с новыми установками партии трактует диктатуру пролетариата совершенно иным образом: «Диктатура пролетариата порождена специфическими условиями переходного периода от капитализма к социализму и представляет собой политическую организацию общества в этот период. В таких условиях социалистическое государство является не чем иным, как диктатурой пролетариата. С решением задач переходного периода, с победой социализма, ликвидацией эксплуататорских классов. диктатура пролетариата перестает быть необходимой, а государство диктатуры пролетариата перерастает в государство общенародное». И далее: «Некоторые люди, считающие себя последовательными марксистами. утверждают, будто социалистическое государство остается государством диктатуры пролетариата вплоть до высшей фазы коммунизма. Подобные утверждения свидетельствуют о схоластическом и догматическом подходе этих горе-теоретиков.». И еще: «Догматики и сектанты, распространяющие период диктатуры пролетариата на весь период социализма, по существу разделяют ошибочное положение Сталина об обострении классовой борьбы при социализме.» [Его же 1964: 267-277].

Как в итоге диктатура пролетариата - рабочего класса вписывается в новые теоретические рамки «народа-суверена» и какое место занимает партия? И. Д. Левин пишет: «Власть рабочего класса опирается на волю и активную поддержку всех трудящихся, осознавших, что интересы диктатуры рабочего класса - это всенародные интересы. Народный суверенитет Советского государства - это диктатура рабочего класса, опирающаяся на союз с крестьянством, на поддержку всех трудящихся, на их единодушную волю к построению коммунизма под руководством рабочего класса, под руководством коммунистической партии» [Левин 2003: 275]. Прибавим к этому определение роли партии, которое дает Д. И. Чесно-ков: «Направляющей и руководящей силой, вносящей единство и целеустремленность в деятельность социалистической надстрой-

ки, является коммунистическая партия. Партия руководит социалистическим государством, всеми массовыми общественными организациями, объединяет работу всех без исключения государственных, хозяйственных, общественных организаций и направляет их к одной цели - к коммунизму» [Чесноков 1952: 24]. Получается мощный образ народа во главе с пролетариатом как некоей единой, целеустремленной силы, сметающей все преграды на пути к коммунизму.

Итак, диктатура пролетариата, «самая мощная и самая могучая власть из всех существующих до сих пор государственных властей» (И. В. Сталин), не теряет силы, остается в теории и политике. Тем не менее следует признать, что словосочетания «диктатура пролетариата», «диктатура рабочего класса» начиная где-то с середины 30-х гг. употребляются значительно реже, чем раньше, что совершенно не означает отказа от этой формулы и принципа (возможно, нежелательность сугубого подчеркивания «диктаторского» характера «правления пролетариата» была связана с международной обстановкой). Народ, трудящиеся получают в риторике, возможно, непропорционально большое место, но это компенсируется особого рода теоретическими конструкциями, нововведениями -своего рода сдерживающей «контрриторикой». При этом и «народ», и «трудящиеся» - понятия, в сравнении с пролетариатом, рабочим классом, нечеткие, размытые. Единый властвующий народ -это практически приближение к коммунизму, политической предпосылкой которого можно полагать слияние государственного суверенитета и суверенитета народа в некий небывалый в истории «сверхсуверенитет» (во всяком случае, такие мотивы советских политиков и пытающихся «подыграть» им теоретиков прочитываются в формуле «общенародное государство»). При этом «единый властвующий народ» - не безобидное понятие, ведь в конечном счете оно не может терпеть и исключает наряду с собой иную инстанцию силы, власти и права, каковой была партия (а сохранив концепт диктатуры пролетариата, можно было эту инстанцию и сохранить). Здесь было важно теоретико-догматическое лавирование, эквилибристика: не потерять главное, «не сломать» основной элемент конструкции «пролетариат - партия - государство -народ». Это удавалось Сталину, но не удалось последующим руко-

водителям Советского государства, растворившим догматику в риторике.

В конечном счете «руссоизация» государства «руссоизирова-ла», то есть обезличила, распылила, и партию, превратив ее из классового авангарда, выразителя воли пролетариата, из volonté générale класса (что имело смысл, даже учитывая специфическое отношение Руссо к принципу представительства), в безликую volonté de tous всего народа (вспомним слова из текста гимна СССР 1977 г. «Партия Ленина - сила народная», а уже не «сила класса»). Надо подчеркнуть, что в принципе «партия всего народа», своего рода метапартия, - весьма сомнительный политико-теоретический конструкт: вбирая в себя весь народ, бывшая «боевая партия» становится бесклассовой, бескачественной, над-народной и потому вне-народной. Об этом говорит А. И. Фурсов, делая акцент на противопоставлении народа и партноменклатуры (то есть партии, ставшей уже незаконно правящим квазиклассом): «Если ранее, по крайней мере формально-теоретически, руководящая роль компартии обусловливалась тем, что она выступала авангардной частью рабочего класса, то теперь эта роль приобретает самодовлеющий характер, что абсолютно отражало превращение партноменклатуры в квазикласс. А рабочий класс растворялся в народе, пусть и в качестве ведущей силы, т. е. его роль и значение снижались» [Фурсов 2017: 663].

Так благодаря «руссоистским экзерсисам» Хрущева из умной и идейно вооруженной партии КПСС превращается, распыляясь, в некий коллективный интеллект народа, - собственно, Л. И. Брежнев в выступлении 1970 г. так и выразился: «Партия выступает как организующее ядро всей общественной системы, как коллективный разум всего советского народа» [Брежнев 1973: 581]. Вообще, в утверждении о всенародном характере партии существует возможность движения к абсурду: всенародная партия, сливаясь с народом, становится народом, народ же - становится партией. Восторженный советский комментатор пытается расшифровывать это, мягко сказать, неожиданное высказывание: «КПСС - партия научного коммунизма, коллективный разум советского народа, его сознательный авангард - творчески решает проблемы коммунистического строительства, вносит много нового в сокровищницу марксизма-ленинизма» [Ермолаев 1983: 175].

Последним ударом по партии и пролетариату стал совсем уж сомнительный тезис о «становлении бесклассовой структуры общества» (что является, согласно основоположникам, делом весьма далекого будущего, а именно коммунизма) - как задачи уже социалистической ступени коммунистической формации, выдвинутый XXVII съездом КПСС в развитие достаточно туманных в смысле сущности и перспективы постулатов «полного уничтожения классовых различий», «стирания граней»: «Преодоление различий между этими классами (крестьянством и рабочим классом - А. Н.), утверждение в нашей стране общества без классов произойдут в основном в исторических рамках первой, социалистической фазы коммунистической формации» [Материалы. 1986: 155]. По сути получалось, что «стирание» пролетариата в движении к социальной однородности приведет партию (предназначенную «отмереть» только при достижении коммунизма) к превращению в бескачественную структуру (то есть к прекращению существования) уже при социализме.

«В рамках "концепции единства общественной и государственной форм народовластия", - говорит А. Н. Медушевский, - советские юристы обосновывали тезис об "общей государственной воле советского народа, выраженной в законодательстве", трансформации воли народа в государственную волю, а последней - в волю коммунистической партии» [Медушевский 2017: 518]. Как происходит эта трансформация? «Официально» воля народа, конструировали советские теоретики, выражается не через партию, а через государство, но при посредстве партии (учитывая, что партия пронизывает государство, одновременно являясь и не являясь им): «Объективированная воля народа, выраженная через государственные и общественные организации при руководящей роли КПСС, и является суверенной волей народа», ведь «только Советское государство как определенная форма организации населения, которая способна охватить всех без исключения граждан, может быть выразителем их воли в условиях советского общества» [Безуглов 1970: 39]. Однако «единство деятельности государственных органов и общественных организаций при осуществлении суверенной воли народа обеспечивается руководящей ролью Коммунистической партии Советского Союза» [Там же: 48]. Но при этом «воля

народа», советская volonté générale, как и у Руссо, не совпадает с «волей всех»: «.Общенародная воля - это не воля всех без исключения. <...> Верховенство суверенной воли народа предполагает подчинение ей тех, кто проявил к ней свое безразличие или несогласие» [Безуглов 1970: 45]. Следовательно, некая инстанция должна определять, в чем состоит общенародная воля, прочитывать и интерпретировать, определять содержательные моменты и вектор, а затем вменять народу то, что он должен волить.

Совершенно очевидно, что в этой «юридической конструкции», претворявшейся в жизнь советскими «практиками», партия, по виду становясь выразителем всего и вся, теряет не то чтобы монолитность, но даже определенность, как бы расплывается, рассеивается в этом всенародном океане. Теряется «пирамидальность» политической конструкции (народ - правящий класс - правящая партия в их гармоничном единстве), завершенность в догматике, теории, риторике и практике. Вместо «иерархии гегемонии/авангарда», партийно-пролетарской вертикали развивается советская система сдержек и противовесов партийных и советских органов - система вроде бы надежная, но, как оказалось, недостаточно. Пролетариат - «фундаментальная референция» ленинско-сталинского государства, соль земли - растворяется в народе.

Единый народ с единой волей - где здесь место хотя бы гегемонии, не говоря уже о роли авангарда (тем более диктатора) -пролетариата? Соответственно, и бывшая партия рабочего класса едва ли может удержать силу/власть над всем народом как «новой исторической общностью людей» - здесь нужны совершенно иные институты и способы государственной организации; равно как и особое авторитетное решение, некая авторитетная теория, способная стать убедительной политической доктриной. Жизненно необходимо было, так сказать, auctoritatis interpositio: новое развитие теории мог бы осуществить авторитетный политик-мыслитель и/или идеолог марксизма-ленинизма, личность, придающая силу идеям, какой мог бы стать, допустим, очередной глава партии (но не обязательно), но такового не нашлось. Или же теория могла быть сведена к прежней линии, но нарушение догматической преемственности уничтожило и эту возможность, и здесь не помогли

слабые попытки брежневских теоретиков и идеологов сделать что-либо в этом направлении. Такова ирония истории и теории: если некоторые видные итальянские исследователи политической мысли второй половины ХХ в. (Гальвано делла Вольпе, Лючио Коллетти) предпринимали попытки вывести основы учения Маркса из политической мысли Руссо, то руководство СССР 60-х гг. ХХ в. попыталось на практике свести, редуцировать воплощенный в государственном и партийном строительстве марксизм-ленинизм к руссоизму.

Чем вызваны теоретические нововведения Хрущева? Понятно, что невозможно сбросить со счета и своего рода «всеобщую демократизацию», и взрывообразное развитие социальных реформ 60-х гг. как мировой тренд - здесь и «Великое общество» Линдона Джонсона, и общая для Запада концепция-установка Welfare state, и распад колониальной системы, и многое другое, вплоть до ag-giornamento Второго Ватиканского собора. Важнейшим, если не определяющим, фактором развития этих тенденций в капиталистическом мире было существование мировой социалистической системы. Именно благотворному воздействию СССР и советского блока Запад обязан своими достижениями в социальной сфере. «Простой факт существования в мире антикапиталистической системы - соцлагеря - обусловил такие изменения капитализма, которые не только не были предусмотрены исходным "проектом", но и противоречили социальной природе капсистемы» [Фурсов 2017: 293]. Ирония (опять-таки истории и теории) состоит в том, что советская идеология и политика подверглись обратному влиянию собственных же принципов; руководители СССР, оказавшись не на высоте положения, были вынуждены уже вслед за Западом проводить собственное aggiornamento системы, теории и идеологии -во многом в стиле Запада, по западным образцам, обставляя это трескучей риторикой «для народа, во имя народа».

Литература

Балибар Э. О диктатуре пролетариата. Б. м. : Contr, 2008.

Безуглов А. А. Суверенитет советского народа. М. : Знание, 1970.

Брежнев Л. И. Ленинским курсом. Речи и статьи: в 2 т. Т. 2. М. : Изд-во полит. лит-ры, 1973.

Джилас М. Лицо тоталитаризма. М. : Новости, 1992.

Диккут В. Реставрация капитализма в СССР. М.; СПб. : Слово; Победа, 2004.

Ермолаев А. И. КПСС - партия рабочего класса, авангард советского народа: Исторический процесс развития КПСС в партию всего народа. М. : Мысль, 1983.

Згоржельская С. С. Борьба консервативной и реформаторской тенденций в общественно-политической жизни СССР. 1953-1964 годы: авто-реф. дис. ... канд. ист. наук. М., 1997.

Косолапов Р. Горбачевский термидор // КПСС: Взлет и крушение. Компартия России: Начало биографии. Современный этап коммунистического движения в России. Материалы науч. конф. общества «Российские ученые социалистической ориентации» / под общ. ред. И. П. Осадчего. М. : Былина, 1999.

Кукушкин Ю. С., Чистяков О. И. Очерк истории Советской Конституции. М. : Изд-во полит. лит-ры, 1987.

Левин И. Д. Суверенитет. СПб. : Юридический центр Пресс, 2003.

Ленин В. И. Полн. собр. соч.: в 55 т. 5-е изд. Т. 6. М. : Гос. изд-во полит. лит-ры, 1959.

Материалы XXII съезда КПСС. М. : Политиздат, 1961.

Материалы XXVII съезда КПСС. М. : Изд-во полит. лит-ры, 1986.

Медушевский А. Н. Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке. М.; СПб. : Центр гуманитарных инициатив, 2017.

Ойзерман Т. И. Марксизм и утопия. М. : Прогресс-Традиция, 2003.

Попов М. В. Социальная диалектика. СПб. : Изд-во полит. лит-ры, 2014.

Расторгуев В. Н. Философия политики. Методология политического планирования. М. : Юрайт, 2017.

Сталин И. В. Вопросы ленинизма. М. : Гос. изд-во полит. лит-ры, 1945.

Суслов М. А. Избранное. Речи и статьи. М. : Изд-во полит. лит-ры, 1972.

Фельдман Д. М. Терминология власти. Советские политические термины в историко-культурном контексте. М. : Форум: Неолит, 2015.

Фурсов А. И. Борьба вопросов. Идеология и психоистория: русское и мировое измерения. М. : Книжный мир, 2017.

Ходжа Э. Хрущев убил Сталина дважды. М. : Алгоритм, 2010.

Чесноков Д. И. Советское социалистическое государство. М. : Гослитиздат, 1952.

Чесноков Д. И. Исторический материализм. М. : Мысль, 1964.

Шмавонян Г. А. Проблемы института советского правительства в юридической науке 20-х и 30-х годов ХХ в. // Труды Института государства и права РАН. 2011. № 3. С. 142-166.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.