ТРАНСФОРМАЦИЯ ИНФОРМАЦИОННОГО ПРАВА ПОД ВЛИЯНИЕМ ЦИФРОВИЗАЦИИ Текст научной статьи по специальности «Право»

ИНФОРМАЦИОННОЕ ПРАВО

УДК 349 DOI: 10.31249/iajpravo/2023.03.13

КОДАНЕВА С.И.1 ТРАНСФОРМАЦИЯ ИНФОРМАЦИОННОГО ПРАВА ПОД ВЛИЯНИЕМ ЦИФРОВИЗАЦИИ. (Обзор)

Аннотация. Цифровые технологии, такие как «умные» устройства, «умные дома», цифровые платформы и т.д. меняют то, как распространяется информация. Пользователи цифровых технологий оставляют свои цифровые следы, которые позволяют идентифицировать их реальную личность и образуют информационное тело или цифрового двойника. Владельцы цифровых технологий получают свободный доступ к этим данным, формируя собственное «мягкое право» в отношении права на полученную информацию. Эта практика поднимает комплекс вопросов о необходимости трансформации традиционных подходов информационного права к защите персональных данных, праву на цифровое наследие и правам цифровых платформ на использование чужого контента. В настоящем обзоре представлены три монографии иностранных авторов, посвященные этим вопросам.

Ключевые слова: персональные данные; конфиденциальная информация; информационное тело; цифровое наследие; интернет-платформы; умный дом.

KODANEVA S.I. Transformation of information law under the influence of digitalization. (Review)

Abstract. Digital technologies such as smart devices, smart homes, digital platforms, etc. are changing the way information is distributed. Digital technology users leave their digital footprints that

1 Коданева Светлана Игоревна, ведущий научный сотрудник отдела правоведения ИНИОН РАН, канд. юрид. наук.

152

allow them to identify their real identity and form an information body or digital double. Owners of digital technologies get free access to this data, forming their own "soft right" in relation to the right to the information received. This practice raises a set of questions about the need to transform traditional approaches of information law to the protection of personal data, the right to digital heritage and the rights of digital platforms to use someone else's content. This review presents three monographs by foreign authors devoted to these issues.

Keywords, personal data; confidential information; information body; digital heritage; internet platforms; smart home.

Для цитирования: Коданева С.И. Трансформация информационного права под влиянием цифровизации. (Обзор) // Социальные и гуманитарные науки: Отечественная и зарубежная литература : ИАЖ. Сер. 4: Государство и право. - 2023. - № 3. - С. 152-164. DOI: 10.31249 /iajpravo/2023.03.13

Введение

Развитие цифровых технологий во многом основано или связано с использованием персональных данных или пользовательского контента, доступ к которым является основой для роста новых цифровых компаний и развития их бизнеса. Это поднимает комплекс сложных правовых вопросов в сфере информационного права. В настоящем обзоре представлены три монографии, авторы которых анализируют различные аспекты трансформации информационного права под влиянием развития цифровых технологий.

Защита персональных данных пользователей «умного дома». Марк Бёрдон (профессор школы права Квинслендского технологического университета, Австралия) в своей монографии анализирует проблему сохранения конфиденциальности и защиты персональных данных в современных условиях всепроникающей цифровизации. В качестве предмета для анализа он берет «умный дом», основу которого составляет множество устройств, собирающих, обрабатывающих и передающих данные. Соответственно, М. Бёрдон начинает свое исследование с рассмотрения технических особенностей «умного дома» демонстрируя все разнообразие инструментов сбора и передачи данных. При этом он показывает, что, как правило, в этом процессе задействованы несколько ком-

паний, устанавливающих и контролирующих соответствующее оборудование, собирающих коллекции данных и затем обменивающиеся ими. Также автор подчеркивает две важные особенности «умного дома». Во-первых, датчики передают не персональные данные о пользователях, а данные о пространстве, в котором они помещены и которое они мониторят. Однако эти данные после их обработки позволяют получать информацию о пользователях, благодаря которой можно выявлять скрытые привычки и наклонности, о которых даже сам человек не всегда подозревает. Во-вторых, пользователь просто не может понять истинную сложность систем сбора и обработки данных, особенно когда системы «умного дома» позволяют получать представление о его естественной деятельности и поведении. Это приводит автора к вопросу о том, насколько действующее законодательство способно защитить конфиденциальность личного пространства человека, использующего «умные устройства», и его персональные данные.

В поисках ответа на этот вопрос М. Бёрдон анализирует европейское и американское право в данной сфере, демонстрируя два принципиально разных подхода к защите персональных данных. Так, согласно Общему регламенту защиты персональных данных, гражданам ЕС предоставляется максимально широкая и комплексная защита их персональных данных. При этом защите подлежит любая информация, относящаяся к субъекту персональных данных, а не только непосредственно информация о нем. Судебная практика в ЕС подтвердила такой подход, признав данные о геолокации и данные с электронных гаджетов персональными. Кроме того, согласно праву ЕС, оператор обязан получить от субъекта персональных данных информированное и добровольное согласие, которое в любой момент может быть отозвано. Это означает, что оператор обязан информировать субъекта персональных данных о том, какие данные собираются, в каких целях и т.д. Использовать собранные персональные данные в ЕС можно только в тех целях, для которых они были собраны.

В США используется совершенно иной подход, основанный на аналогии между персональными данными и собственностью, а также на признании важности поддержки возможности коммерческого использования персональных данных. Кроме того, особенностью американской правовой системы является отсутствие еди-

ного нормативного акта, комплексно регулирующего вопросы защиты персональных данных. Автор называет это секторальным подходом, при котором отдельные нормы о защите персональных данных разбросаны по разным отраслевым законам. При этом под персональными понимают только данные о человеке (например, его имя). Кроме того, правила получения согласия на обработку персональных данных в США минимальны и сводятся к «уведомлению и согласию».

Таким образом, в правовой системе ЕС сбор данных устройствами «умного дома» будет признан сбором персональных данных, а в правовой системе США - нет, поскольку, как было отмечено, датчики умного дома собирают информацию не о человеке, а о пространстве.

Далее М. Бёрдон обращается к вопросу о том, насколько традиционный подход к защите персональных данных соответствует архитектуре «умного дома». Автор показывает, что современные технологии, такие как устройства «умного дома», размывают устоявшиеся физические, информационные, моральные и правовые границы. Так, датчики позволяют контролировать перемещение людей, что делает физические стены бесполезными. Многообразие собираемых данных, сложность механизмов их обработки и возможности получения на их основе самой конфиденциальной информации о пользователе размывает информационные границы, стирая грань между персональными и открытыми данными. Дом перестает быть личным пространством, где человек может вести себя совершенно естественно - «умный дом» вторгается в его личное пространство, в том числе в самые интимные моменты его жизни, и тем самым размывает моральные границы.

Наконец, правовые границы неприкосновенности личной жизни и защиты персональных данных также оказываются размыты. М. Бёрдон утверждает, что жесткие правовые рамки, установленные правом ЕС совершенно неприменимы к отношениям, возникающим в связи с использованием устройств «умного дома». Так, информированное согласие требует от оператора раскрыть, какие данные собираются и для каких целей. Однако, как было показано выше, архитектура сбора и обработки данных, а также полученных результатов, раскрывающих поведенческие стереотипы пользователя, слишком сложна для понимания субъекта персо-

нальных данных, чтобы он мог дать действительно информированное согласие. Поэтому компании ограничиваются формальным соблюдением предписаний закона, получая от пользователя подпись на согласии на обработку персональных данных и не объясняя ему реальный смысл этого согласия.

Далее автор показывает, что традиционный подход является бинарным, т.е. предполагает взаимодействие двух субъектов: оператора и субъекта персональных данных. «Умный дом», напротив, основан на множественности субъектов, которые собирают и обмениваются коллекциями данных, что реконфигурирует границы отношений между пользователями, поставщиками услуг «умного дома» и других сопутствующих услуг, например, страхования.

Принцип минимизации данных также невыполним. Для того чтобы «умный дом» был «умным», требуется повсеместный и постоянный сбор данных. При этом закрепленные в праве принципы ограничения раскрытия и целевого сбора персональных данных направлены на обеспечение того, чтобы личная информация использовалась только для определенных целей и, как правило, могла быть раскрыта только для этих целей. Однако сенсорные коллекции позволят идентифицировать множество различных моделей поведения, которые будут выходить за рамки цели сбора данных и их использования. Например, сенсорные данные о поведении водителя также могут быть использованы для определения состояния его психического здоровья. Соответственно, в условиях плотной сенсорной среды правовая граница между первичными целями сбора и последующим вторичным использованием данных также становится размытой.

Наконец, использование многих умных устройств, как правило, предполагает трансграничность передачи данных, что ставит вопрос о выборе применимого права и, по мнению автора, размывает границы национального права, требуя формирования единых общемировых подходов.

Таким образом, по мнению М. Бёрдона, «умный дом» размывает само понятие традиционных границ конфиденциальности человека во всех ее проявлениях и сводит к минимуму возможности всех участников процесса сбора данных создавать, поддерживать и управлять такими границами. Поэтому автор предлагает новый подход к трансформации законодательства о защите персо-

нальных данных во всем мире, основанный на четырех принципах: 1) отказ от включения в состав персональных всех данных, которые позволяют идентифицировать конкретное лицо, поскольку современные цифровые технологии позволяют идентифицировать практически любого человека на основании любых, в том числе и открытых данных; 2) комплексный подход к определению персональных данных, аналогичный тому, что использован в Общем регламенте по защите данных ЕС; 3) отказ от принципов минимизации сбора персональных данных и сбора данных для определенных целей с заменой этих принципов принципом справедливого сбора и обработки данных; 4) отказ от подхода, основанного на формальном соблюдении требований закона в пользу подхода, основанного на осознании ценности конфиденциальности и обеспечения открытого и доверительного диалога между пользователями «умного дома» и компаниями, осуществляющими сбор и обработку данных.

Правовое регулирование посмертной конфиденциальности пользователей цифровых сервисов. В монографии Эдины Харбиньи (доктора права, старшего преподавателя школы права университета Астона, Англия) поднимаются вопросы сохранения посмертной конфиденциальности пользователей социальных сетей, виртуальных игровых миров и электронной почты. Автор анализирует возможность наследования учетных записей (аккаунтов) пользователей и пишет о важности сохранения баланса интересов всех участников коммуникаций в цифровом пространстве: провайдеров цифровых платформ, пользователей, их онлайн-друзей, родственников и наследников.

Начинает автор с теоретических вопросов, связанных с возможностью признания указанных учетных записей цифровыми активами либо договорными обязательствами. Важность данного вопроса связана с особенностями англосаксонской системы права, в которой защита прав собственности намного выше, чем обязательственных прав.

Как отмечает Э. Харбинья, некоторые авторы полагают, что режим собственности можно распространить и на информацию, содержащуюся в аккаунтах. Однако она не согласна с таким подходом, прежде всего потому, что эта информация включает персональные данные. Автор анализирует последствия признания по-

следних собственностью и приходит к выводу, что введение персональных данных в оборот значительно снизит гарантии их защиты и возможности субъекта персональных данных их контролировать.

Поэтому она полагает, что учетные записи следует относить к разновидности договорных обязательств. Именно в таком качестве их рассматривают и цифровые платформы, которые в своих пользовательских соглашениях прямо указывают на то, что акка-унты принадлежат соответствующей социальной сети или сервису электронной почты, а пользователь приобретает только право пользоваться ими.

Договорная природа учетной записи в системе общего права означает, что со смертью пользователя договор перестает действовать, т.е. аккаунт не может являться объектом наследования. Автор полагает, что такой подход в целом обоснован, поскольку платформы должны заботиться о сохранении конфиденциальности пользовательского контента. При этом, по мнению автора, передача прав доступа к аккаунту наследникам или родственникам покойного будет нарушением посмертной конфиденциальности.

Далее автор анализирует имеющуюся судебную практику, показывая различие подходов стран англосаксонской и континентальной систем права (в частности ФРГ). Э. Харбинья критикует позицию судов как США, так и ФРГ, поскольку полагает, что они нарушают принцип посмертной конфиденциальности. При этом она полагает, что признание прав близких родственников на доступ к пользовательскому контенту покойного и к его учетной записи может не соответствовать как его интересам, так и интересам его онлайн-друзей. Поэтому она считает, что в случае конкуренции интересов, родственники не должны иметь безусловного приоритета.

Однако автор признает право самого пользователя распорядиться своим «цифровым наследием». Она подробно анализирует специальные сервисы выбора «доверенного лица», предоставляемые Facebook и Google, показывая, что с правовой точки зрения эти возможности еще недостаточно проработаны, хотя и являются важным шагом в направлении обеспечения посмертной конфиденциальности и защиты интересов пользователей в отношении их учетных записей после их смерти.

Автор приходит к заключению о необходимости принятия законодательства, обязывающего все цифровые платформы предоставлять своим пользователям возможность выбора судьбы их «цифрового наследия», причем делать это в явной форме (например, задавая соответствующий вопрос при регистрации и регулярно предлагая пересмотреть свои распоряжения относительно учетной записи). При этом, как она полагает, законодательно следует закрепить приоритет подобных распоряжений перед правами родственников и наследников, выраженных в обычном завещании.

Соотношение свободы информации и защиты интеллектуальной собственности в Интернете. Джоан Элизабет Грей (кандидат юридических наук, преподаватель Факультета креативных индустрий Квинслендского технологического университета, Австралия) в своей монографии анализирует, как меняется представление о свободе распространения информации под влиянием цифровых гигантов (на примере компании Google). Так, с момента своего создания Google ставил под сомнение приоритет частной собственности перед интересами общества, такими как свободный доступ к информации, технологическое развитие, наука и образование, потратив сотни миллионов долларов на лоббирование изменения традиционных подходов к защите авторского права и созданию «безопасных гаваней» для информационных посредников1, доказывая правительствам по всему миру, что снижение авторско-правовой защиты приведет к ускорению технологического развития, а это позволит создать новые рабочие места и увеличит поступления в государственные бюджеты [2, р. 45].

Кроме того, Google доказывает, что «создание контента больше не является прерогативой исключительно профессионалов, индустрия контента теперь сосуществует с более широким творческим сообществом, а потребители контента взаимодействуют, реагируя на контент и в этом процессе порождая новые культурные жанры» [цит. по: 2, с. 47-48].

1 В период с 2012 по 2016 год Google потратила более 82 млн долл. США на лоббирование правительства США. В период с 2014 по 2018 год компания провела 207 встреч с официальными лицами Европейской комиссии и только в 2017 г. потратила более 6 млн евро на лоббирование своих интересов в Европе [2,

р. 41].

Дж. Грей полностью разделяет взгляд компании на необходимость переосмысления баланса между частными и общественными интересами, подчеркивая, что новые технологии, особенно Интернет, многократно увеличивают скорость распространения любой информации, ее доступность и возможности обычных пользователей по ее творческой переработке. Соответственно, как она полагает, традиционные подходы к авторскому праву как к противопоставлению творческого меньшинства, создающего произведения, и остального большинства, их поглощающего, сегодня полностью устарели и требуют переосмысления с позиции указанных выше общественных интересов, прежде всего, права всех людей свободно получать и распространять информацию, а также использовать ее для развития новых цифровых технологий [2, р. 3-5].

Автор подробно анализирует судебную практику, сформировавшуюся в результате отстаивания Google данной точки зрения. Так, в 2006 г. Google выиграл дело по иску Блейка Филда, что позволило защитить действия Google по копированию всех файлов, размещенных в Интернете, с помощью «безопасной гавани». Кроме того, в этом деле суд отошел от принципа авторского права «отсутствие запрета не означает согласия» и признал, что поскольку истец не воспользовался технической возможностью протокола (robots.txt), который сделает невозможным его копирование для Google, то тем самым дал подразумеваемое согласие [2, р. 67-68]. Аналогичное решение было принято в 2006 г. и по иску Гордона Паркера, который разместил отрывок из своей новой книге в USENET - системе интернет-объявлений [2, р. 69-70].

В 2007 г. Google выиграл спор по иску компании Perfect 10, которая размещала в Интернете за плату фотографии «для взрослых». Суд признал, что копирование Google этих фотографий и размещение в своих поисковых сервисах является «преобразующим», поскольку сделано с целью поиска информации, а не развлечения. Кроме того, суд отдал приоритет не фактору коммерческого использования и последствий для рынка и доходов истца, а «общественному благу» и «преобразующему воздействию». Этот прецедент стал важной поворотной точкой в американской судебной практике, связанной с использованием цифровыми платформами чужой интеллектуальной собственности [2, р. 70-73].

Следующий спор был связан с сервисом Google Books, в котором по соглашению с рядом библиотек, первой из которых стала библиотека Оксфордского университета, размещались оцифрованные книги. Сервис осуществляет полнотекстовый поиск, и пользователь может видеть, сколько раз используется интересующее его слово или выражение и в каком контексте. Гильдия авторов подала в суд, утверждая, что оцифровка и хранение на серверах Google книг без разрешения правообладателей, а также предоставление пользователям коротких выдержек из книг для ознакомления является нарушением авторских прав. Однако суды вновь встали на сторону Google. В решении 2013 г. было указано, что хотя само по себе сканирование и хранение книг является нарушением авторского права, однако Google Books стал «важным исследовательским инструментом, предоставляющим новый и эффективный способ для читателей и исследователей находить книги и осуществлять интеллектуальный анализ данных» [2, р. 74-82].

Наконец, еще одной важной победой Google стал спор с Viacom International (глобальная медиаорганизация, которая производит и распространяет контент для телевидения, кино, радио и Интернета) относительно приобретенной Google незадолго до иска социальной сети YouTube. Истец утверждал, что на YouTube распространяется пиратский контент, Google об этом знает, но никак не пресекает нарушения. Важность этого дела заключалась в распространении на Google защиты «безопасной гавани». Суд признал общую осведомленность Google о распространении пользователями социальной сети пиратского контента, однако указал на то, что онлайн-посредник должен владеть не «общей информацией о нарушениях», а «конкретными данными о конкретных нарушениях», что он не должен сам искать эти нарушения, а должен только реагировать на жалобы правообладателей. Таким образом, американские суды переложили ответственность за защиту авторских прав на самих правообладателей, вновь отдав приоритет свободе распространения информации и защитив платформы, на которых она распространяется [2, р. 85-88].

Однако столь явный приоритет в защите интересов цифровых гигантов демонстрировали только американские законодатели и суды. В Европе, как далее показывает Дж. Грей, Google столкнулся с гораздо большими сложностями и даже, напротив, с

крайне негативным отношением. Во-первых, суды Бельгии отказались признавать неприменение создателями сайтов протокола robots.txt как «подразумеваемого согласия» на использование их контента [2, р. 104].

Во-вторых, в Европе законодатели отдельных стран, а затем и Еврокомиссия в качестве меры борьбы с Google стали вносить изменения в законодательство, распространяя авторско-правовую защиту на новости, которые традиционно рассматривались как информация, т.е. не являлись объектом гражданских прав. Google использовал все имеющиеся в его распоряжении средства, начиная от принуждения европейских медиахолдингов к заключению выгодных ему соглашений и заканчивая многомиллионными грантами на «развитие цифровых инноваций». Однако все это не помогло, и Еврокомиссия в 2016 г. рекомендовала ввести авторское право для издателей прессы, а в 2019 г. Европейский парламент проголосовал за введение авторского права для европейских издателей прессы. Google раскритиковала это нововведение и пригрозила закрыть Google News в Европе, хотя автор полагает более вероятным то, что Google постарается использовать свою рыночную силу, чтобы принудить европейские медиахолдинги заключить соглашения на выгодных ему условиях [2, р. 113].

Следует отметить, что, хотя Дж. Грей отстаивает приоритет общих интересов на доступ к информации перед частными интересами правообладателей, она вынуждена признать, что Google руководствуется, прежде всего, своими экономическими интересами. Это означает, что угрозу авторскому праву несут не столько демократические требования защиты прав граждан на свободу информации, сколько новые цифровые бизнесы, которым для успешного развития необходимо нарушать чужие авторские права.

Ярким подтверждением этому являются гл. 6 и 7 монографии, в которых автор наглядно показывает, как меняется отношение Google к авторскому праву. Так, например, в социальной сети YouTube теперь встроена система автоматического выявления пиратского контента, а наиболее крупным поставщикам контента, таким как Walt Disney Co., Time Warner Inc. и EMI предоставлена возможность «цифровой дактилоскопии», при которой используемые Google алгоритмы сами выявляют «пиратский» контент и осуществляют в отношении него выбранные правообладателями

действия (например, удаляют или переводят монетизацию контента на правообладателя). И если данная система позволяет обжаловать неправомерно удаленный контент, то в ряде случаев Google предоставил некоторым крупным правообладателям право самостоятельно удалять контент, в результате чего процедура обжалования не работает. Дж. Грей приводит примеры, когда были удалены лекции профессоров по авторскому праву, которые в качестве примеров для наглядности использовали различные музыкальные произведения. При этом, как подчеркивает автор, подобные технологии и практики не только выходят за рамки требований к «безопасной гавани», установленных действующим законодательством, но и противоречат позиции о нейтральности информационного посредника, которую Google в свое время удалось отстоять в судах. Таким образом, Google создал собственное квазиправовое регулирование, которое поддерживает претензии на частную собственность в ущерб общественным правам на доступ к контенту и его использованию. Она полагает, что это является симптомом более широкой тенденции к выработке правил частного авторского права и обеспечению их соблюдения в сфере управления цифровыми авторскими правами. Причину же формирования этой новой тенденции автор видит в том, что, во-первых, цифровым гигантам стало выгодно сотрудничать с гигантами индустрии контента, а во-вторых, по мере своего роста и развития цифровые гиганты создают сервисы, продающие доступ к контенту. Соответственно, интересы Google все больше совпадают с интересами индустрии контента [2, р. 133].

Автор делает вывод, что цифровые гиганты становятся монополистами, диктующими свои правила игры всему миру, и в этой экосистеме частного нормотворчества Google является главным хищником, поскольку компания владеет и контролирует значительную часть Интернета, а ее подходы к «защите авторских прав» на практике просто приводят к «установлению собственных норм». Подход Google имеет далеко идущие последствия, поскольку в силу своей влиятельности эта компания способна устанавливать правила, нормы и стандарты, обязательные для всех пользователей Интернета во всем мире. При этом процесс ее «частного нормотворчества и правоприменения» абсолютно не-

прозрачен, но привлечь ее к ответственности практически невозможно [2, р. 150].

Заключение

Обзор научной литературы по информационному праву показывает, что традиционные подходы к защите конфиденциальной информации и персональных данных все больше размываются под влиянием новых технологий, что требует их пересмотра и выработки единого, признанного во всем мире правового регулирования. При этом формируется новая тенденция - усиления частного регулирования цифровых гигантов, которое не сдерживается демократическими инструментами общественного обсуждения и принятия решений, а потому, как правило, направлено на защиту не общественных интересов, а интересов цифровых гигантов (транснациональных корпораций) в ущерб правам пользователей. Эта тенденция требует самого пристального внимания со стороны правительств национальных государств и выработки правовых рамок, ограничивающих произвол цифровых платформ.

Список литературы

1. Burdon M. Digital data collection and information privacy law. - New York : Cambridge univ. press, 2020. - 322 p.

2. Gray J.E. Google rules: The history and future of copyright under the influence of Google. - New York : Oxford univ. press, 2020. - 228 p.

3. Harbinja E. Digital death, digital assets and post-mortem privacy. - Edinburgh : Edinburgh univ. press. - 2023. - 266 р.