CC BY
22
чего следовала, по крайней мере частично, отрицательная оценка. Самоубийство, которое на начальной стадии знакомства с романом, несмотря на религиозные предубеждения, не вело к отрицанию всего произведения, было позднее отвергнуто Достоевским из славянофильской, религиозно-православной перспективы как западноевропейская болезнь, и эта оценка была интегрирована в его борьбу против западников, Таким образом, отрицание "Вертера" (полное или частичное) проходит в S9 веке через противостоящие друг другу политические и духовные течения. Лишь деактуализация позволяет ему в конце 19-го века вновь явиться в позитивном свете, один какой-нибудь аспект произведения, обусловленный тогдашним горизонтом проблем, избирался обычно как определяющий и помещался в основу оценки. Содержательную полноту интерпретационных возможностей мы находим разве что у г-жи де Сталь в начале 19-го века и затем, более чем через столетие, у Луначарского, соединявшего свою общественно-политическую (марксистскую) точку зрения с литературоведческой культурой.
ПРИМЕЧАНИЯ
; Сталь Ж. де. О лшературе, рассмотренной в свячи с общественными установлениями. М,, 1989. С. 231-23.1.
2Berkov Р. Literarische Wechselbeziehungen zwischen Russíand und Westeuropa im 18. Jahrhundert. ВН.. 1968. S. 179
3Кюхельбекер B.K. Путешествие. Дневник Статьи. Л., ¡479. С. 332.
4Sagne:> G. L'ennui dans ia littérature française de Flaubert a Laforgue (1848-1884). P., 1969. P. 70.
5 Frank J.G. Pushkin und Goethe / Slavonic and East European Review 26 ( 1947). P. ] 47.
6Cm Bei'kov P Op. eil. S 172-176.
^Gronicka A. von. The Russian [mage of Goethe. Univ. of Pennsylvania, 1968. P. 88. "Siehe Rezeptionsaesthetik / Hrsg. von Warning. Muenchen, 1975. S. 355.
Перевел с немецкого M. И. Бен г
И. М. Удлер
Традиция шкоды героических Беглецов б творчестве Фредерика Дугласа 40-х — начала 50~х г'ОДОК
В 1825 г. в Соединенных Штатах было опубликовано первое "невольничье повествование'" "Жизнь Ульямса Граймза, беглого раба", вслед за которым были изданы "невольничьи повествования" Ч. Болла (1836), М. Роупера (1837), Дж. Уильямса (1838), классические образцы жанра кризисных 40 - 50-х годов - произведения Ф. Дугласа (1845), Л. и М. Кларков (1846), У. У. Брауна (1847). Г. Бибба (1849), Дж. Пеннинг-тона (1849), Дж. Хенсона (1849), С. Норфапа (1853), С. Р. Уорда (1855), Дж. Томпсона (1856). Так на протяжении грех предшествовавших Гражданской войне десятилетий сложилась традиция "школы героических
беглецов"1, обогатившей американскую и мировую литературу новым, специфически американским жанром "невольничьего повествования" (slave narrative).
В "невольничьих повествованиях" используется уже ставшая к началу XIX века традиционной форма пуританских дневников, автобиографий, записок автобиографического характера, "предназначенных для запечатления пуританского опыта, жизни по Божьим заповедям". "Невольничьи повествования" используют аналогичную форму для рассказа о бегстве из рабства"2. Они воспроизводят путь раба к свободе и человеческому достоинству, в самом процессе рассказа о себе обретающего свое "я". В этом рассказе соединились американская литературная и афро-американская фольклорная традиции, трансформировались пикарескный роман, роман воспитания, ""история успеха", история "человека, который создал себя сам".
"'Невольничье повествование" было вызвано к жизни потребностями аболиционистского движения и стало основным жанром аболиционистской литературы, оказало воздействие на другие жанры американской литературы. Так, "Хижина дяди Тома" Г. Бичер-Стоу выросла из "повествований невольников" о жизни в рабстве. Одним из главных прототипов дяди Тома стал Дж. Хенсон3, прототипами Джорджа Гар-риса - JI. Кларк4 и Ф. Дуглас. "Невольничьи повествования" повлияли и на читательское восприятие этой книги. Теснейшим образом соединились в восприятии читателей 50-х годов "Хижина дяди Тома" (1852) и вышедшая в 1853 году с посвящением Г. Бичер-Стоу книга беглого раба С. Норфапа "Двенадцать лет в неволе", которую он сам назвал еще одним ключом к "Хижине дяди Тома"4.
Первое произведение афро-американской художественной литературы - повесть Ф. Дугласа "Раб - герой" (март 1853) - ведет свое происхождение от "повествований героических беглецов", положивших начало афро-американской литературе. Но и южная романтическая литература (книга очерков, плантаторский роман) реагировала на "невольничьи повествования", являясь их "полной противоположностью и отрицанием"6. "Невольничьи повествования" оказали наибольшее воздействие на сознание северян накануне Гражданской войны. Переведенные на иностранные языки, они произвели глубокое впечатление на читающую публику во всем мире. В них справедливо увидели и специфически американский литературный жанр.
Автор одной из первых рецензий в США на "повествования беглых невольников" Эфраим Пибоди (1849) увидел в "приключениях беглого раба" "современную Одиссею" и посчитал их вкладом Америки в мировую литературу: "Без колебаний мы помещаем эги книги среди самых замечательных произведений эпохи. - замечательных картинами рабства, увиденными глазами рабов, замечательных представлением в новом свете смешанных элементов американской цивилизации и не менее замечательных яркой демонстрацией сильной и действенной любви к свободе в индивидуальном сознании"7. И современный исследователь литературы черных американцев Г. Франклин также считает, что
"невольничьи повествования" - "жанр, которым Соединенные Штаты обогатили мировую литературу"8.
Главой "школы героических беглецов" в американской литературе XIX в. является Ф. Дуглас. Среди множества "невольничьих повествований" лучшим является "Повествование о жизни американского невольника Фредерика Дугласа, написанное им самим", написанное по уже сформировавшимся к 40-м годам законам жанра и глубоко новаторское, образовавшее новые традиции, ставшее классическим образцом "невольничьего повествования" как явления литературы, обеспечившее внимание читателей к произведениям этого жанра.
Г. Т. Краузер обратил внимание на то. что в последовавших за первой автобиографических книгах Ф. Дугласа '"В рабстве и на свободе" (1855). "Жизнь и эпоха Фредерика Дугласа" (1881; 1892) автор, "вместо того, чтобы писать продолжение первой книги и не включать пребывание в рабстве в свои автобиографии... предпочитает время от времени перерабатывать и дополнять рассказ об этом; он возвращается к пребыванию в рабстве и освобождается от него снова и снова"9.
Действительно, в книге "В рабстве и на свободе"10 из 25 глав 21 посвящена пребыванию в рабстве. Во втором, дополненном и переработанном издании "Жизни и эпохи Фредерика Дугласа"" 22 главы посвящены пребыванию в неволе, а остальные 31 могли бы вместить в себя рассказ о жизненных успехах бывшего раба, с которым во время Гражданской войны несколько раз советовался президент Линкольн. Однако эти страницы посвящены главным образом "эпохе Фредерика Дугласа". Пребывание в неволе важно для Дугласа-писателя, ибо он хочет показать историю "обращения", процесс роста самосознания черного американца, его страстную одержимость свободой. Поэтому киша Ф. Дугласа, в отличие от большинства предшествующих "невольничьих повествований", не сводится только к фактической, событийной, драматической стороне. К тому же такое важное событие, как побег, традиционно являющееся кульминацией, Дуглас только констатирует, предпочитая использовать прием умолчания, подтекст.
Белые аболиционисты, анонимные авторы, редакторы, составители предисловий, руководствуясь утилитарным принципом пользы для аболиционистского движения, покровительственно требовали от рассказчиков только достоверных фактов, живописующих ужасы рабства. В центре внимания Ф. Дугласа, вопреки традиции, две противоположные тенденции, определяющие духовную жизнь чернокожих и вступающие в борьбу: превращение в духовного раба, низведение до уровня животного (отсюда такое количество анималистических образов12) и стремление невольника стать человеческой личностью, свободной и духовно независимой, даже если он находится в оковах рабства.
На примере собственной жизни, с помощью честного самоанализа, фиксируя внимание на ключевых моментах духовного "обращения", пробуждения самосознания (обучение грамоте, чтение "Колумбийского оратора", получение символического подарка - африканских "корней", оказание сопротивления насилию, стремление к свободе), Дуглас показал процесс обретения невольником человеческого
достоинства, интеллектуальной независимости, воли к сопротивлению, наконец имени, способности свободно говорить и писать, обретение своего "я", процесс идентификации черного американца - путь, который предстоит пройти многим героям афро-американской литературы.
Эта история о том, "как раб стал человеком", воспроизведена Ф. Дугласом в библейских образах преисподней (рабства и духовной слепоты), вмешательства Провидения, откровения, обращения в истинную веру, ухода Адама из ложного рая - цветущего сада полковника Ллойда, сада, огороженного забором, вымазанным смолой, вознесения из преисподней в небеса свободы, воскрешения. Символичны белые парусники. Они обозначают для героя свободу и ассоциируются с белыми ангелами грядущей свободы.
Герой извлекает поучительные уроки из остро драматическою эпизода физического сопротивления объездчику рабов Коуви (одна из главных притч книги): "Это было великое вознесение из преисподней рабства к небесам свободы. Мой долго подавлявшийся дух наконец-то воспрянул, трусость отступила, освободив место открытому неповиновению, и я твердо решил, что, сколько бы я ни оставался рабом юридически, я больше никогда не позволю себе быть рабом по духу" [1, 59]. Единоборство шестнадцатилетнего юноши, снабженного африканским талисманом - '"корнями", с Коуви, которое означало для героя воскрешение, обретение чувства внутренней свободы, является подлинной кульминацией книги. Побег лишь закономерное следствие обретенного состояния духа. Поэтому (а не только потому, что не хочет выдавать рабовладельцам тайну) автор так скупо пишет о побеге. Таким образом, используя подтекст, Ф. Дуглас обратился к воображению читателей. Кроме того, он включил их в "игру" творчества, предлагая им поставить себя на место персонажей [1. 144].
Он непринужденно соединяет два временных плана: время воспоминаний и время создания воспоминаний, так же как психология и мировосприятие автобиографического героя (ребенка, подростка, юноши) корректируются, дополняются мыслями, позицией, чувствами повествователя с дистанции времени и жизненного опыта.
Ф. Дуглас включил в круг персонажей книги и авторов предисловия У. Л. Гаррисона и У. Филлипса. До книги Ф. Дугласа белые авторы предисловий к "невольничьим повествованиям" обычно главные усилия сосредоточивали на том, чтобы удостоверить авторство книги, правдивость рассказа, причем порой им не удавалось избегнуть покровительственного тона. Ф. Дуглас завершил книгу описанием аболиционистского митинга, на котором впервые выступал и где его слушал У Л. Гаррисон, о чем последний с восхищением написал в предисловии. Письмо У. Филлипса, обращение к "дорогому другу" Дугласу, также внутренне связано как с предисловием Гаррисона, так и с самой книгой. Существует внутреннее единство предисловия, письма к другу, книги, приложения, написанных тогда единомышленниками, участниками борьбы с рабством. Содержание книги вставлено в раму - аболициони-
стское движение, в котором участвуют У. Л. Гаррисон, Ф. Дуглас и его книга.
Писатель поставил в своей книге, начиная с заглавия, национальные американские проблемы: рабства во всей его бесчеловечности, показанного изнутри, глазами его жертвы-раба, начинающего оказывать сопротивление; опустошающих последствий рабства для черных и белых американцев (например, притчевого характера история миссис Оулд; психологические портреты рабовладельцев и надсмотрщиков); расизма на Юге и на Севере; государственной системы, охраняющей расизм; роли музыки как средства духовного выживания черных. В автобиографической книге Ф. Дугласа нашли яркое воплощение национальный характер черного американца, его жизненная философия стойкости и веры в человека, его стремление к свободе.
В русле "школы героических беглецов" родилось и первое прозаическое художественное произведение афро-американской литературы - романтическая повесть Ф. Дугласа "Раб-герой". Повесть публиковалась в марте 1853 г. в "Фредерик Дуглас пейпер", а через несколько месяцев в аболиционистском сборнике стихов, эссе, художественной прозы "Автографы во имя свободы", среди авторов которого были Г. Бичер-Стоу, Р. Хилдрег, Дж. Уиттьер. Роман У. У. Брауна "Клотель, или Дочь президента" появится позже, в ноябре 1853 года.
В основе повести лежат подлинные события - бунт невольников в 1841 году на судне "Креол", которое шло из Хэмптона (штат Виргиния) в Новый Орлеан, где был самый крупный невольничий рынок на американском Юге. Бунт возглавил Мэдисон Вашингтон. Избежав большою кровопролития, страшных жестокостей восстания Нэта Тернера. проявив твердость, решительность, но и человечность по отношению к белым членам экипажа и пассажирам, он добился тою, что судно было приведено на Багамские острова, то есть в британские владения. Там 134 бывших невольника получили свободу.
Сюжет, связанный с бунтом невольников, получил широкое распространение в американской литературе 50-х годов: роман Р. Хилдре-та "Белый раб, или воспоминания беглеца" (1852), повесть Г. Мелвилла "Бенито Серено" (1855), роман Г. Бичер-Стоу "Дред: История великого злосчастного болота" (1856). Ф. Дуглас ценит в этом сюжете возможность изображения чернокожего американца как героической личности.
У Ф. Дугласа в 50-е годы был свой пангеон чернокожих героев: Франсуа Доминик Туссен-Лувертюр, один из руководителей восстания рабов на Гаити в 90-е годы ХУШ в., отменивший там рабс1во; Денмарк Вези, тщательно подготовивший в 1822 году восстание в Чарлстоне (Южная Каролина); Нэт Тернер, руководитель восстания в штате Каролина летом 1831 года; Джозеф Синк и Мэдисон Вашингтон, возглавившие первый в 1839 году, а второй в 1841 году бунты на невольничьих судах".
Мэдисон Вашингтон особенно привлекал Дугласа тем, что всячески сдерживал проявления насилия со стороны восставших. Кроме того, писатель видел некоторое сходство в их биографиях. "Оба, Ва-
шингтон и Дуглас, начали предпринимать первые попытки бегства в 1835 году, и оба привлекали к себе общественное внимание, будучи уже свободными, осенью 1841 года"14. Судно "Креол" в повести построено в Балтиморе, где Дуглас работал в свое время конопатчиком на верфи. Он совершил побег, переодевшись в одежду матроса. В судьбе Мэдисона Вашингтона писатель увидел героический вариант истории освобождения
А между тем значительная часть публицистики Дугласа содержит полемику с предубеждением белых современников о том, что в характере чернокожего нет ничего героического И чаще всего в качестве доказательства Ф Дуглас ссылается на личность и пример М. Вашингтона. Позже, в 1861 году, в "Дугласе мансли" он опубликует эссе "Черный 1ерой" о стюарде У. Тилмэне, который завладел захваченной южанами шхуной северян и доставил ее на Север: "Только любовь к свободе вдохновляла и поддерживала его, как она вдохновляла Ден-марка Вези, Натаниэла Тернера, Мэдисона Вашингтона, Туссена-Лувертюра, Шилдза Грина, Коуплэнда и других героев до него . "1,\ Таким образом, выбор писателем именно этого подлинного события и этого героя не случаен.
Литературным первоисточником, на который опирался Ф. Дуглас и который художественно переосмыслил, стал жанр "невольничьего повествования" с его сюжетом-историей злоключений раба и счастливого избавления от рабства, документалишом (прототипы есть и у белых персонажей - мистера Листуэлла, Тома Гранта), установкой на "уаное слово", рассказом от первою лица, использованием пословиц и поговорок, музыкальным ритмом повествования, основанном на повторах и импровизации, с влиянием музыкального фольклора на эмоциональную тональность, на трактовку сюжета н персонажей.
Но он во многом и отступил от канона "Невольничье повествование" либо выросшая из него автобиография превратились под пером Дугласа в психологическую романтическую повесть с психологически разработанным характером главною героя и мотивировкой его поступков. с романтическими исповедями трех персонажей, с монологами и диалогами, экзотическими пейзажами, с усложнившейся композицией, в основе которой инверсия и обрамление, с приемами умолчания и романтической тайны, литературной игры
Приемом контрапункта Дуглас соединил главную историю "обращения " раба в свободного человека с исгорией "обращения" под влиянием личности М. Вашингтона жителя штата Огайо Листуэлла и его становления на путь аболиционистского "служения", с историеи "обращения" первого помощника на судне "Креол" южанина Тома Гранта. История М Вашингтона соединяется и с символически-обобщенным персонажем - штатом Виргиния, давшим Америке четырех из первых пяти президенюв. Вместо традиционного зачина '"невольничьих повествований" "Я родился...", повесть начинается и кончается темой матери Виргинии, давшей Америке отцов-основателей, "государственных деятелей и героев"16, таких, как Патрик Генри, Томас
Джефферсон и описанный достаточно узнаваемо, но неназванный Джордж Вашингтон.
В этот разряд великих виргинцев вписывает повествователь героя с его знаменитыми именем, и фамилией, доблестно сражавшегося за свободу, окруженного романтической тайной, также неназванного, имя которого можно найти "только в списках невольников его родного штата"17. Это имя, с точки зрения повествователя, требует к себе внимания писателя.
Виргиния представлена и романтическим волшебным лесом, где скрывается Мэдисон Вашингтон, - раем и адом, и реалистически изображенной закусочной с ее посетителями-работорговцами и конокрадами, во дворе которой колонна рабов дожидается отправления на невольничий рынок. Работорговля в Виргинии - тема заключительного диалога между двумя белыми моряками. Именем и фамилией героя Виргинии Мэдисона Вашингтона заканчивается повесть.
В отличие от "невольничьих повествований", в произведении Ф. Дугласа сложная система рассказчиков-слушателей, вступающих в диалог. Так, м-р Листуэлл, слушавший истории Вашингтона трижды, в свою очередь, исповедуется перед Мэдисоном и становится "информатором" повествователя. Рассказ морского офицера Тома Гранта о поступках и словах Вашингтона на судне "Креол" встречает враждебные реплики виргинца Джека Уильямса. В этом многоголосии возникает эффект "точек зрения".
С помощью искусной композиции, в которой большую роль играют сквозные образы-символы, система лейтмотивов, автор соединяет героев белых и чернокожих, северян и южан, темы Виргинии и Америки, темы войны за независимость и борьбы за свободу невольников.
Итак, "школа героических беглецов" стояла у истоков афро-американской литературы. На жанр "невольничьего повествования" опирался Ф. Дуглас, создавая свою романтическую повесть - первое художественное произведение афро-американской литературы - и художественно-публицистическую автобиографическую трилогию, классическую афро-американскую автобиографию, "самое американское из американских жизнеописаний"18.
ПРИМЕЧАНИЯ
! Quarles В Introduction // Douglass F. Narrative of the Life of Frederick Douglass, an American Slave, Written by Himself. Cambridge, i960 P. XV] (далее ссылки на страницы этого издания приводятся в тексте).
3 Miller К , Katopes P. J Slave Narratives // Black American Writers: Bibliographical Essays. L.. 1978. Vol. l.P 21.
" Henson J. The Life of Josiah Henson, Formerly a Slave, Now an Inhabitant of Canada, as Narrated by Himself/Ed. by S. A. Eliot. Boston. 1849.
4 Clarke L. G. Narrative of the Sufferings of Lewis Clarke, During a Captivity of More than Twenty-five Years, Among the Algerins of Kentucky, One of the So-Called Christian States of North America, Dictated by Himself. Boston, 1845.
5Northup S. Twelve Years a Slave: Narrative of Solomon Northup. a Citizen of New-York, Kidnapped in Washington City in 1841 and Rescued in 1853, from a Cotton Plantation near the Red River in Louisiana. Dictated to David Wilson. Auburn, 1853.
r' Cm.. Gates H. L. Binary Oppositions in Chapter One of "Narrative of the Life of Frederick Douglass an American Slave Written bv Himself // Critical Essays on Frederick Douglass / Ed. by W. L. Andrews. Boston, 1991. P. 79-80
7 Peabody E. Narratives of Fugitive Slaves // Ibid. P. 24
* Franklin H. B. The Victim as Criminal and Artist. Literature from the American Prison. N. Y , 1978. P. 5
9Couser G. T. American Autobiography: The Prophetic Mode Amherst, 5979. P. 51,
'"Douglass F. My Bondage and My Freedom. N. Y.; Auburn, 1855.
11 Douglass F. Life and Times of Frederick Douglass: His Early Life as a Slave, His Escape from Bondage, and His Complete History to the Present Time, Written b\ Himself / New. rev. ed Boston" 1892
12 Cm.: Franklin H. B. Animal Farm Unbound // Frederick Douglass's "Narrative ofthe Life of Frederick Douglass" / Ed by H. Bloom N. Y.; New Haven; Philadelphia, 1988. P. 29-43.
11 Cm.' Waldo E. M„ Jr. The Mind of Frederick Douglass Chapel Hilt; L„ 1984 P 253-278.
u Stepto R. B. The Storytelling in Early Afro-American Fiction: Frederick Douglass's "The Hc-roic Slave" // Critical Essays on Frederick Douglass... P. ill.
15The Life and Writinas of Frederick Douglass /~Ed by Ph. S Foner Vols. I-V. N. Y„ 1952. Vol III P. 134
16 Douglass F. The Heroic Slave // Three Classic African-American Novels / Ed. bv W L Andrews. N. Y., 1990. P. 25.
"Ibid
1S Redding J S Let Freedom Ring// Critical Essays on Frederick Douglass... P. 59.
А. Г. Бент
Повести П. Трэверс: литердтурный текст и культурный контекст
Объектом исследования в данной статье является серия книг английской писательницы П. Трэверс (3906-1996) о Мэри Полпинс. Однако их рассмотрение помещено в специфический контекст, соединено с характеристикой и системным анализом английской игровой культуры, как она складывалась на протяжении последних двух столетий. Подобный подход обладает несомненной актуальностью, В наше время активно разрабатывается проблематика, связанная с языками культуры. Любой язык, в том числе и языки культуры, выдвигает ряд принципиальных аспектов: язык является системой, он обладает определенной знаковостью (семиотикой), он имеет собственный вокабулярий, свой синтаксис, наконец, даже свою графику. Понятие языка культуры и вытекающие из него признаки мы рассматриваем в качестве общего плана. С помощью этого языка культуры прочитан корпус литературных текстов, обладающий содержательной замкнутостью и завершенностью. Речь идет об интерпретации литературного произведения на основе такого конвенциального языка культуры.
В качестве прототипа выбраны книги "Осень Средневековья" И. Хейзинги и "Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса" М, М. Бахтина. Причины такой ориентации, думается, понятны. Оба прославленных автора обращаются к исследованию
