Научная статья на тему 'Типологические черты «Невольничьего повествования» и «Повествование о жизни Фредерика Дугласа, американского невольника. Написано им самим» Фредерика Дугласа (1845)'

Типологические черты «Невольничьего повествования» и «Повествование о жизни Фредерика Дугласа, американского невольника. Написано им самим» Фредерика Дугласа (1845) Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
432
94
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ЖАНР / "НЕВОЛЬНИЧЬЕ ПОВЕСТВОВАНИЕ" / ДОКУМЕНТАЛЬНЫЙ ЖАНР / ПУБЛИЦИСТИЧЕСКИЙ ЖАНР / ХУДОЖЕСТВЕННО-ПУБЛИЦИСТИЧЕСКИЙ ЖАНР / АВТОБИОГРАФИЯ / АФРО-АМЕРИКАНСКИЙ ФОЛЬКЛОР / ФРЕДЕРИК ДУГЛАС / ОЛАУДА ЭКВИАНО / БЕНДЖАМИН ФРАНКЛИН / ПРОБЛЕМА ВЫБОРА / ГРАМОТНОСТЬ / СВОБОДА / ИДЕНТИФИКАЦИЯ

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Удлер И. М.

В статье анализируется лучшее произведение жанра «невольничьего повествования» (slave narrative) «Повествование о жизни Фредерика Дугласа, американского невольника. Написано им самим» Ф. Дугласа (1845) в сопоставлении с произведениями его предшественников из XVIII начала XIX веков и современников и выявляется новаторство книги Ф. Дугласа.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Типологические черты «Невольничьего повествования» и «Повествование о жизни Фредерика Дугласа, американского невольника. Написано им самим» Фредерика Дугласа (1845)»

И. м. Удлер

типологические черты «невольничьего повествования.» и «повествование о жизни фредерика Дугласа, американского

невольника. НАПИСАНо ИМ САМИМ» ФРЕДЕРИКА ДУГЛАСА (1845)

В статье анализируется лучшее произведение жанра «невольничьего повествования» (slave narrative) - «Повествование о жизни Фредерика Дугласа, американского невольника. Написано им самим» Ф. Дугласа (1845) - в сопоставлении с произведениями его предшественников из XVIII - начала XIX веков и современников и выявляется новаторство книги Ф. Дугласа.

Ключевые слова: жанр, «невольничье повествование», документальный жанр, публицистический жанр, художественно-публицистический жанр, автобиография, афро-американский фольклор, Фредерик Дуглас, Олауда Эквиано, Бенджамин Франклин, проблема выбора, грамотность, свобода, идентификация.

«Повествование о жизни Фредерика Дугласа, американского невольника. Написано им самим» Ф. Дугласа (Narrative of the Life of Frederick Douglass, an American Slave. Written by Himself, 1845)1 создано по уже сформировавшимся к 40-м годам XIX века законам жанра, и вместе с тем оно глубоко новаторское, образовавшее новые традиции, являющееся лучшим образцом «невольничьего повествования» как художественно-публицистического жанра, а потому обеспечившее внимание читателей к другим slave narratives.

Главный и достойный образец, на который, по-видимому, ориентировался Ф. Дуглас, - это книга О. Эквиано «Увлекательное повествование о жизни Олауда Эквиано, или Густава Вазы, африканца. Написано им самим» (Interesting Narrative of the Life of Olaudah Equiano, or Gustavus Vassa, the African. Written by Himself, 1789)2, о чем свидетельствуют заглавие, темы грамотности, свободы, религии, разоблачение рабства и расизма, установка на документальность и широкое включение фактического, документального материала, понимание роли музыки и песни в жизни чернокожих, проблема идентификации, показ эволюции автобиографического героя, начиная с детства и отрочества, и его прихода к участию в аболиционистской деятельности.

Заглавие Narrative of the Life of Frederick Douglass, an American Slave. Written by Himself явно следует за заглавием The Interesting Narrative of the Life of Olaudah Equiano, or Gustavus Vassa, the African. Written by Himself. Но и отличия, начиная с заглавия, существенны. Уже в заглавии Ф. Дуглас отказался от внешней увлекательности, убрав прилагательное "In-

teresting", и первым среди авторов «невольничьих повествований» идентифицировал себя как одного из американских невольников ("an American Slave").

Второе, европейское «имя» Эквиано - Густав Ваза - против его воли было навязано ему английским рабовладельцем и является напоминанием о рабстве.

Фредерик Бейли, бежав на Север, предложил аболиционисту, оказавшему ему помощь, выбрать для него (в том числе и из соображений безопасности) новое «имя» свободного человека, непременно сохранив его первое имя «Фредерик», данное ему матерью при рождении («чтобы сохранить мою идентичность»)4. Мистер Джонсон, в это время увлеченно читавший поэму В. Скотта «Дева озера», предложил фамилию Дуглас, которую Ф. Дуглас, обретя свободу, носил до конца своих дней и передал своим потомкам - свободным людям. У Фредерика Дугласа, родившегося в неволе, рано лишившегося матери, никогда не знавшего своего отца, работавшего в доме хозяина, на плантациях, на судоверфях, прожившего двадцать лет в рабстве, бежавшего из штата Мэриленд на Север и ставшего свободным и высокообразованным человеком, посвятившим всю свою жизнь и творчество борьбе за ликвидацию рабства, другой жизненный опыт, чем у африканца Эквиано, что не могло не сказаться на его книге.

Существенны и отличия от многих других произведений этого жанра, написанных до и после книги Ф. Дугласа.

Достаточно полный перечень типологических черт «невольничьего повествования» дал Дж. Олни в статье с полемическим названием «Я родился»: невольничьи повествования как

автобиография и литературное произведение» ( "I Was Born ": Slave Narratives as Autobiography and Literature)5, полемическим, ибо Дж. Олни, теоретик и знаток жанра автобиографии, не считает slave narrative ни автобиографией (за исключением «Повествования» Ф. Дугласа), ни произведением художественной литературы, хотя и признает, что «афро-американская литературная традиция, бесспорно, по проблематике, а также очень часто по содержанию и форме берет свое начало в этом жанре»6.

В своей статье Дж. Олни перечислил отличительные черты «любого или всех» «невольничьих повествований» XIX века: «выгравированный портрет или фотография субъекта повествования; подтверждения подлинности ("authenticating testimonials"), помещенные в начале или конце; стихотворные эпиграфы, поэтические отрывки в тексте, стихи в приложении; ...авторские отступления - декламации, адресованные читателю, и пассажи, по стилю напоминающие историю приключений, романтический или сентиментальный роман; ошеломляющее разнообразие документов -письма, купчие, газетные вырезки, извещения о невольничьих аукционах или о беглых рабах, свидетельства о бракосочетании, о выкупе, о рождении и смерти, завещания, отрывки из юридических законов, помещенные перед текстом, в самом тексте, в примечаниях, в приложениях; проповеди и антирабовладельческие речи и статьи в приложении, свидетельствующие о деятельности автора в настоящем»7.

Дж. Олни называет также в качестве постоянных черт первую фразу «Я родился.» с указанием места рождения; обрывочные сведения о родителях; описание жестокости рабовладельцев, надсмотрщиков, описание истязаний рабов; отчет о препятствиях, которые пришлось преодолевать, чтобы, вопреки запретам рабовладельцев, овладеть грамотой; описание рабовладельцев-«христиан», живущих отнюдь не по-христиански; описание пищи, одежды, труда рабов; рассказы о продаже рабов на аукционах и насильственном разделении семей; описание патрулей, неудачной попытки побега, преследований беглецов; описание во всех деталях удавшегося побега и встречи в свободных штатах с квакерами, которые предоставляют беглецу убежище; принятие нового имени, связанное с обретением нового статуса свободного человека; размышления о рабстве8.

В книге Ф. Дугласа можно найти все эти типологические особенности, но все они транс-

формированы, выражают индивидуальное «я» автора, своеобразны, соединены с новыми чертами.

Ф. Дуглас, создавая историю своей жизни в рабстве, как и другие авторы «невольничьих повествований», стремился к точному воспроизведению фактов. На это всячески нацеливали невольников белые аболиционисты. Документальность и связанный с ней эффект достоверности призваны были донести до аудитории подлинную правду жизни в рабстве, увеличить количество сторонников ликвидации рабства. Ф. Дуглас особенно остро ощущал необходимость быть предельно внимательным к фактической стороне его пребывания в рабстве и потому, что сторонники рабства все чаще обвиняли его в фальсификации: беглый раб не может быть таким прекрасным оратором.

Ф. Дуглас начинает свою книгу с канонической фразы "I was born...", в которой называет место своего рождения: «Я родился в Такэхоу, в двенадцати милях от Истона, округ Тэлбот, Мэриленд» [47]. Он вводит в свою книгу реальные географические названия мест, где находились хижина его бабушки, дома и плантации его хозяев-рабовладельцев, ферма «объездчика рабов». На берегу Чесапикского залива он оплакивал свою несвободу, в тюрьму в истоне его заключили после неудачного первого побега. он дает точную, детальную топографию мест, где прошли его детство, отрочество и юность: Восточный берег, Сент-Микэлс, ручей Такэхоу, реки Уай и Майлс, названия плантаций; названия шлюпов, на которых его несколько раз отправляли в Балтимор; портовый город Балтимор; адрес, по которому он жил в Балтиморе; улицы Балтимора, на тротуарах которых он учился грамоте; верфи, где он также учился грамоте, работал учеником плотника, конопатчиком, где ему чуть не выбили глаз белые расисты; название парохода, на котором он, беглый раб, добирался из Нью-Йорка в Нью-Бедфорд.

Топографическая точность Дугласа позволила исследователям Б. Куорлзу и Д. Престону пройти по всем адресам его книги. Не случайно Б. Куорлз, готовя к переизданию в 1960 году «Повествование» Дугласа, точную копию издания 1845 года, снабдил его картой штата Мэриленд, выделив округ Тэлбот и указанные в книге географические названия и адреса9. А Д. Престон предварил свою книгу «Юный Фредерик Дуглас: годы жизни в Мэриленде»10 картой родного округа Дугласа, на которой указал не только все описанные Дугласом планта-

ции и фермы, но и дорогу длиной в двенадцать миль, по которой тайком по ночам приходила к ребенку его мать; дорогу длиной в пятнадцать миль, по которой Дугласа и других беглецов волочили привязанными к лошадям, отправив с плантации Фриленда в тюрьму в Истоне.

Ф. Дуглас называет даты описываемых событий (начиная с марта 1832 года, когда он, четырнадцатилетний, уже мог датировать события), подлинные имена и фамилии плантаторов, священников, фермеров, надсмотрщиков, работорговцев, капитанов судов, невольников, аболиционистов-северян. Его книга содержит точные описания труда и быта рабов, их ежемесячного пайка, одежды, которую выдавали на год, немногих праздников, положения женщин, детей, раздела скота и рабов после смерти рабовладельца. Б. Куорлз много времени провел в архивах Мэриленда и нашел в архивных документах всех белых людей, названных Дугласом. В редких случаях Дуглас давал имена или фамилии с небольшими ошибками, ибо зачастую воспринимал их на слух. Например, «человек, которого он назвал Уильямом Гамильтоном, на самом деле был Уильямом Гамблетоном; Гар-рисон Уэст из "Повествования" был Гарретсо-ном Уэстоном, и священник, которого Дуглас называл мистером ивери, был преподобным Джоном Имори»11. На основе тщательной проверки географических названий, имен и фамилий, некоторых событий Б. куорлз сделал вывод о том, что в книге нет ни одного вымышленного персонажа или места действия12.

Этот документальный материал, который не мог не внушать доверия читателям, Ф. Дуглас дает от своего имени, в своем восприятии («Я часто просыпался на рассвете от душераздирающих криков моей тети...», «Я никогда не забуду.», «Я сам видел.», «Я сам слышал.», «Нет слов, чтобы выразить.», «В этот момент я увидел более ясно, чем когда-либо.») и использует для развернутой аргументированной полемики с рабовладельческой системой.

Он создает целую галерею рабовладельцев, надсмотрщиков, «объездчиков негров», фермеров, нанимавших у рабовладельцев рабов. крупным планом даны индивидуализированные социально-психологические портреты южного аристократа, самодура, деспота, жестокого тирана, полковника Эдварда Ллойда и членов его многочисленного семейства; главного надсмотрщика в огромных владениях семьи Ллойдов капитана Аарона Энтони, получавшего наслаждение от наказания рабынь

плетьми, и его родственников; скупого, безжалостного, капризного и набожного Томаса Олда, его родственников в Балтиморе Хью Олда и Софии Олд; образованного и воспитанного южного джентльмена Уильяма Фриленда и его матери, отправивших Фредерика в тюрьму; невежественного, примитивного, хитрого «объездчика негров», арендатора Эдварда Коу-ви; надсмотрщиков - пьяницы, сквернослова и садиста Пламмера, жестокого Сивиэ (очень подходившая ему фамилия, по характеристике Дугласа), «доброго надсмотрщика» Хопкинса, надсмотрщика из надсмотрщиков Остина Гора. Разное происхождение, разное материальное положение, образование, разные характеры, показанные с большим психологическим мастерством. Но всех их сближает отношение к рабам как недочеловекам, жестокость и насилие по отношению к рабам, жизнь за счет труда рабов.

Портреты, созданные Ф. Дугласом на основе совершенного владения языком (лексикой, синтаксисом, интонацией, ритмом), лаконичны и убедительны.

Глубокий психологизм документальных портретных очерков, вписанных в контекст эскизных набросков родственников, соседей, знакомых, также совершающих чудовищные преступления против рабов, сочетается с яркой образностью в изображении насилия над бесправными рабами. Автор воспроизводит реальные картины жизни в рабовладельческом штате Мэриленд: неоднократно повторяющиеся садистские истязания Аароном Энтони тети рассказчика, красавицы Хестер, показанные глазами потрясенного ребенка; хладнокровный расстрел Гором раба Демби, пытавшегося в отчаянии спрятаться в ручье от наказания бичом; убийство миссис Хик рабыни за то, что девочка-подросток, не спавшая уже несколько ночей, не услышала ночью плач ребенка миссис Хик и не подошла к нему; убийство мистером Бондли голодного старика-раба, принадлежащего полковнику Ллойду, за то, что посмел ловить рыбу в его владениях; убийство мистером Томасом Ланменом двух рабов. Дуглас предоставляет убийцам слово, например Т. Ланмену: «Я слышал, как он в теплой компании, смеясь, говорил между прочим, что он просто благодетель своей страны и что, если другие последуют его примеру, мы избавимся от "проклятых черномазых" ("the d_d niggers")» [68].

Ф. Дуглас подводит итог: ни один из рабовладельцев и надсмотрщиков, совершивших уголовные преступления по отношению к ра-

бам, не был наказан. Мало того, общественное мнение было целиком на стороне палачей и убийц. Он констатирует с великой горечью: «Существовала поговорка, которую знали даже белые дети, о том, что полцента стоит убить "черномазого" и полцента его похоронить» [69]. Ф. Дуглас подчеркивает, что это не единичные случаи, а система: «Я заявляю с полной ответственностью: убийство раба или любого цветного человека в округе Тэлботе штата Мэриленд не является преступлением ни для судов, ни для общества» [68].

Особо следует сказать об отношении авторов «невольничьих повествований» к религии.

Религией рабов на американском Юге стало христианство (методистская, баптистская церкви с их личностным подходом, с тезисом о вознаграждении земных страданий в загробном мире). «Для народа, угнетенного рабством, гонения на ранних христиан и мучения распятого Христа были понятными. <...> Из нищеты Иисуса Христа, из Его жизни во благе и служении, из Его смерти и установления Его церкви на земле рабы были в состоянии извлечь существенные аналогии и сделать необходимые выводы. <...> религия предоставила рабам не только способы бегства от испытаний каждодневной жизни, но также и возможность утвердить себя как личность»13.

Христианская религия и Библия оказали сильнейшее воздействие на их мировидение, нравственные ценности, жизненное поведение и творчество.

О глубине влияния христианской религии свидетельствует и то, что многие авторы «невольничьих повествований» (Соломон Бейли, Джосая Хенсон, Ной Дэвис, Джереми Уэсли Лоугьюэн, Джеймс Пеннингтон, Сэмюэл Рин-гоулд Уорд) стали проповедниками.

Вместе с тем практика христианской церкви на американском Юге, оправдывавшей рабство, была подвергнута авторами «невольничьих повествований» резкой критике с точки зрения основ христианской религии и морали.

Начало было положено в XVIII веке, когда Юпитер Хэммон, нью-йоркский поэт и эссе-ист14, в своей поэме A Dialogue Between the Kind Master and the Dutiful Servant писал от имени слуги, что он не может следовать путем своего религиозного хозяина, так как тот рабовладелец и дурно обращается с рабами. Поэтому он не является истинным христианином. Эта мысль была продолжена и получила дальнейшее развитие в произведениях беглых рабов

XIX века, где подчеркивается резкий разрыв между сутью христианства и его воплощением в жизнь рабовладельцами.

В «Повествовании» Ф. Дугласа это сквозная тема. Подвергнув в основной части своей книги резкой критике церковь и практику христианства на Юге, он счел необходимым снабдить книгу полемическим приложением, в котором пишет об огромной разнице между «христианством этой страны и истинным христианством». Он, как и другие авторы «невольничьих повествований», верующий человек, христианин, и он объясняет: «Я люблю чистую, миролюбивую и справедливую религию Христа; следовательно, я ненавижу продажную, рабовладельческую, избивающую женщин плетьми, грабительскую, несправедливую и лицемерную христианскую религию этой страны. Поистине я не вижу никаких оснований, кроме самых лживых, называть религию этой страны христианской» [153].

Политические задачи борьбы с рабством обусловили жанровые особенности «Приложения» - соединение ораторской речи, использующей лексический и синтаксический параллелизм, высокий библейский стиль, инвективы, прямые цитаты из Библии, с памфлетом, углубляющим сатирическое изображение набожных рабовладельцев в основной части книги.

На рабовладельческом Юге церковь и ее служители, с точки зрения Ф. Дугласа, - преступное орудие рабовладельческого общества: «Колокольчик распорядителя на аукционе и церковные колокола звенят в унисон, и душераздирающий крик раба тонет в громких молитвах его набожного хозяина. Религия и работорговля идут рука об руку. невольничья тюрьма и церковь располагаются рядом. Звон кандалов и цепей в тюрьме и торжественное богослужение можно услышать в одно и то же время. Торговцы телами и торговцы душами людей <...> являются сообщниками. Торговец жертвует церкви золото, забрызганное кровью, а церковь в ответ освящает его дьявольский бизнес авторитетом христианства. Религия и разбой - союзники дьявола, одетые в ангельские одеяния, ад, прикидывающийся раем» [154-155].

Ф. Дуглас приводит строки из сатирического стихотворения Дж. Г. Уиттьера «Церковники-угнетатели». В нем поэт-аболиционист обличает служителей церкви, которые «проповедуют и похищают людей» [155].

Ф. Дуглас включил в памфлет и свои собственные стихи - пародию на «небесный

союз», духовный гимн, который часто пели в церквях Юга [157-159].

Внутренняя связь, внутреннее единство, публицистический характер присущи всем составным частям книги Ф. Дугласа. Повествованию самого Дугласа, который в заглавии подчеркнул, что книга написана им самим, предшествуют предисловие Уильяма Ллойда Гаррисона и письмо к Дугласу соратника Гар-рисона, известного аболициониста Уэнделла Филлипса.

По сложившейся традиции авторы подобных предисловий главные усилия сосредоточивали на том, чтобы удостоверить авторство книги, ее правдивость, расположить читателей к личности автора, причем зачастую им не удавалось избегнуть покровительственного тона15.

У. Л. Гаррисон, следуя традиции, также удостоверяет авторство Ф. Дугласа: «Это произведение целиком и полностью написано им самим.» - и подчеркивает, что тоже соответствовало канону, документальную точность «Повествования» [38]. Но для Гаррисона, общественного деятеля и публициста, главное - на материале жизни и книги Ф. Дугласа, достоинствами которой он справедливо восхищается, на документальном материале, известном ему самому, доказать читателям необходимость борьбы с рабством, привлечь в ряды аболиционистов новых борцов, использовать страницы книги как ораторскую трибуну. «Никаких компромиссов с рабовладением! Никакого Союза с рабовладельцами!» [42] - так заканчивается предисловие У. Л. Гаррисона, в котором он отдал дань уважения личности Ф. Дугласа и силе воздействия его книги.

У. Л. Гаррисон, рассказав об аболиционистском митинге, на котором он слушал первое выступление Ф. Дугласа перед белыми, собрании, описанием которого Дуглас завершил свою книгу, как бы включил себя не только в ряды ее читателей, но и ее персонажей, стал частью текста Дугласа. Создается своеобразная рама - аболиционистское движение, в котором участвуют У. Л. Гаррисон, Ф. Дуглас, его книга, направленная против рабства.

открытое письмо У. Филлипса, обращенное к «дорогому другу», также связано как с предисловием У. Л. Гаррисона, так и с «Повествованием» Ф. Дугласа своей публицистической, антирабовладельческой направленностью.

Таким образом, предисловие Гаррисона, письмо Филлипса, «Повествование» самого Дугласа, основная часть и «Приложение», ко-

торое является заключением, написаны единомышленниками, равноправными участниками борьбы с рабством, являются публицистическими по содержанию и подаче материала, служат политическим задачам борьбы с рабством и представляют, в отличие от других «повествований беглых рабов», внутреннее единство.

композиционное единство книги создается и авторским приемом обрамления. Для Дугласа, за плечами которого прометеевская история овладения не огнем, но словом16, как и для его предшественников, чрезвычайно важно показать читателям, что он написал свою книгу сам. Тема грамотности, прочно соединенная с обретением свободы, проходит через всю книгу и вставлена в очень важное для него, личностное кольцо обрамления. Не только в заглавии стоит знаковая формула "Written by Himself', а портрет автора сопровождается факсимильной подписью, но и последняя страница текста заканчивается словами: "I subscribe myself, FREDERICK DOUGLASS. LYNN, Mass., April 28, 1845" [159]. книга Ф. Дугласа, в отличие от большинства «невольничьих повествований», не сводится только к фактической, событийной стороне. К тому же такое важное событие, как успешный побег, традиционно являющийся кульминацией, Дуглас только констатирует, предпочитая использовать прием умолчания, психологический подтекст. В центре внимания Ф. Дугласа, вопреки традиции, две противоположные, борющиеся между собой тенденции, определившие его духовную жизнь: превращение в духовного раба, низведение его до уровня животного (отсюда такое количество анималистических образов17) и стремление невольника стать человеческой личностью, свободной и духовно независимой, даже если он находится в оковах рабства, поиск и обретение своего «я». Факты, события трансформируются в «историю воспитания», в исповедь, в автобиографию. Документ и автобиографию роднит достоверность. «Для автобиографии действительно важно, идет ли речь об убедительной (проверенной) истине или же нет. Основной категорией жанра является его достоверность»18. Но большинство документальных и посему достоверных «невольничьих повествований» не являются автобиографиями, ибо им не хватает личностного начала, психологизма, воссоздания истории души. В «Повествовании» Дугласа внимание автора направлено на становление и идентификацию личности в условиях рабства,

проблему выбора, поиск и обретение свободы.

на примере собственной жизни, с помощью честного и тщательного самоанализа, фиксируя внимание на ключевых моментах духовного «обращения», пробуждения самосознания, Дуглас показал процесс обретения невольником человеческого достоинства, интеллектуальной независимости, воли к сопротивлению, наконец имени, способности свободно говорить и писать, обретения своего «я», процесс идентификации афроамериканца - путь, который предстоит пройти многим героям афро-американской литературы и публицистики.

В «Повествовании» Ф. Дугласа отчетливо звучит характерная для этого жанра тема провиденциализма. Тем не менее, много раз оказываясь в ситуации выбора, автобиографический герой делал его совершенно сознательно, анализируя ситуацию и чувствуя себя свободным и несущим бремя ответственности за этот выбор. По мере изменения его состояния выбор становился все более осознанным и свободным.

Спасительную роль провидения Ф. Дуглас связал с главным смыслом своей жизни - обретением свободы для него и его народа. Во имя этой главной цели на протяжении всей своей жизни он делал выбор. Проблема выбора в центре его «Повествования».

Первый выбор был сделан в детстве, когда он услышал, как его хозяин Хью Олд строжайше запрещает жене учить мальчика грамоте, ибо грамотный раб не захочет оставаться рабом. Рассказчик оценивает слова Олда и как факт сакральный, еще одно вмешательство провидения («откровение», показавшее «путь от рабства к свободе»), и как «бесценную инструкцию», полученную от хозяина [78]. Убежденная и эмоциональная речь Олда подтолкнула к размышлениям, которые Ф. Дуглас воспроизводит в фольклорной музыкальной тональности: «В то время как я был глубоко опечален утратой помощи моей хозяйки, я был глубоко обрадован ценным наставлением, которое по чистой случайности получил от моего хозяина. <...> То, чего он больше всего опасался, я больше всего желал. То, что он больше всего ценил, я больше всего ненавидел. То, что ему казалось величайшим злом, которого следует тщательно остерегаться, для меня было величайшим благом, которого следовало усердно добиваться. И доказательства вреда обучения меня грамоте, которые он так пылко приводил, только вдохнули в меня желание и решимость учиться» [78-79]. Дальнейшая его жизнь в Бал-

тиморе обрела смысл. Отныне хлебом насущным для него стал «хлеб знаний» [83].

Несмотря на строжайший запрет мистера Олда и установленную за ним слежку, с помощью белых сверстников на улице он научился читать, а затем и писать, используя в качестве образца буквы, которыми корабельные плотники судостроительной верфи помечали готовые детали, прописи в учебнике по правописанию Уэбстера и исписанные школьные тетради мастера Томаса. «Моими тетрадями были дощатый забор, кирпичная стена и мостовая; вместо пера и чернил - кусок мела. <...> Таким образом, после долгого, утомительного труда я наконец преуспел в умении писать» [87].

Рассказчику запомнились на всю жизнь две книги - сборник упражнений по правописанию и первая купленная им книга - учебное пособие по ораторскому мастерству «Колумбийский оратор», составленное в 1797 году учителем и писателем из Массачусетса калебом Бингхэ-мом. «Колумбийский оратор» включал в себя теорию и лучшие образцы ораторского искусства, начиная с античности и кончая XVIII веком, в том числе речи, направленные против рабства, на защиту свободы и демократии. По справедливому замечанию Д. Блайта, «будущий великий оратор и проповедник свободы не мог найти более полезной и содержательной книги»19. По учебному пособию автобиографический герой учился не только искусству красноречия, но и американскому духу Просвещения и свободы. Много раз он перечитывал диалог между рабовладельцем и рабом, трижды совершавшим побег, и мысленно участвовал в дискуссии на стороне раба. Впервые пришло осознание немоты, неумения выражать словами свои мысли. Чтение «Колумбийского оратора» вызвало желание «выразить свои мысли и опровергнуть доказательства в защиту рабства» [84]. Может быть, тогда и родился один из лучших ораторов и публицистов своего времени, который лучше других сумел выразить мысли и чувства своего народа. Чтение привело к осознанию своего положения раба, стало толчком для мучительных размышлений, принесших глубокие страдания, пробудило душу героя. Подросток прошел через мучительный кризис обновления (так страдал, что хотел умереть и умер бы, если бы не возникла надежда на свободу). Показательно, что автор употребил слово "existence", «существование», которое вместило мысли о смерти и появившуюся надежду.

В результате в него «ударила свобода». «Серебряная труба свободы вознесла мою душу к вечному бодрствованию. Мне явилась свобода, чтобы не исчезнуть больше никогда. <...> Она смотрела с каждой звезды, она улыбалась в тишине, она дышала вместе с ветром и присутствовала в каждой буре» [85]. Это первое в книге Ф. Дугласа, хотя и не последнее, стихотворение в прозе, посвященное свободе. Выбор всегда связан с этапами обретения свободы. Первым и самым главным этапом стала грамотность, овладение умениями понимать письменное слово и самому писать.

одним из существенных побудительных мотивов учиться писать для дугласа стала возможность написать для себя пропуск, что он и осуществил во время побега из Балтимора. Значение слова «аболиционист» он, еще будучи рабом, также узнал из письменного слова - из балтиморской газеты «Америкэн». С тех пор он стал читать газеты и искать в них все, что имело отношение к аболиционизму и осуждению рабства.

Таким образом, тема грамотности в книге Дугласа играет даже большую, чем у О. Эквиа-но, роль и имеет другие функции в этой жизненной истории.

Второе стихотворение в прозе в «Повествовании» Ф. Дугласа - знаменитый лирический монолог-иеремиада юного Фредерика, изливающего трогательно и горестно душу свою, мольба о свободе, обращенная к Богу: «O God, save me! God, deliver me! Let me be free! Is there any God? Why am I a slave? I will run away. There is a better day coming» [106-107]. Монолог перекликается со спиричуэлс Better Days Are Coming, We'll Soon Be Free, Lord, Remember Me, Nobody Knows the Trouble I've Had, Song of the Coffle Gange, завершается прямой цитатой: «Наступят лучшие дни» - и предшествует решающему и воплощенному в поступке выбору раба в пользу свободы духа.

Автобиографический герой оказал физическое сопротивление «объездчику рабов» Коуви, выбирая между существованием на положении животного и обретением статуса человека. Рассказчик извлекает поучительные уроки из этого остро драматического эпизода (одна из главных притч книги): «Это было великое вознесение из преисподней рабства к небесам свободы. Мой долго подавлявшийся дух наконец-то воспрянул, трусость отступила, освободив место открытому неповиновению, и я твердо решил, что, сколько бы я ни оставался

рабом юридически, я больше никогда не позволю себе быть рабом по духу» [113].

Результат осознанного выбора, единоборство с коуви, ставшее для героя воскрешением, обретением чувства внутренней свободы, является подлинной кульминацией книги. Удавшийся побег лишь закономерное следствие обретенного состояния духа. Не случайно автор так скупо пишет о побеге даже в последней, третьей версии автобиографии.

Ф. Дуглас обращается в «Повествовании» к самой проблеме выбора, которая встает перед рабами, думающими о побеге. он воспроизводит ситуацию коллективного выбора, когда несколько рабов, которым он предложил бежать с фермы Фриленда, обсуждают альтернативу: остаться в рабстве или бежать на Север. Процесс выбора его товарищам по рабству дался нелегко, в спорах, колебаниях и сомнениях.

«Иногда ситуация представлялась нам такой: <...> С одной стороны, рабство, безжалостная, пугающая нас реальность. <...> С другой стороны, на неопределенном расстоянии, в мерцающем свете Полярной звезды, за крутыми холмами и снежными вершинами находилась сомнительная свобода, зовущая нас придти и воспользоваться ее гостеприимством. Этого иногда было достаточно, чтобы заставить нас колебаться. Но когда мы позволяли себе представить наш путь, мы приходили в ужас. Всюду мы видели неумолимую смерть, выступающую в разных обличьях. То это был голод, заставляющий нас поедать собственную плоть; то мы боролись с волнами и тонули; то нас нагоняли преследователи и ужасные овчарки разрывали нас в клочья; нас жалили скорпионы, преследовали дикие звери, кусали змеи, и, наконец, когда мы почти достигали желанной цели после того, как мы переплывали реки, сражались в лесу со свирепыми зверями, ночевали в лесу, страдали от голода и холода, нас настигали преследователи и убивали нас, сопротивляющихся, в том месте, куда мы так стремились. Эта картина ужасала нас и заставляла думать, что

"мириться лучше со знакомым злом,

чем бегством к незнакомому стремиться"» [123-124].

Мифологически-фольклорную картину воображаемого рабами бегства автор завершил цитатой из монолога Гамлета «Быть или не быть», поместив выбор рабов в один ряд с трагическими колебаниями шекспировского героя.

Страхи рабов не были надуманными, выбор делался в суровых, жестких условиях, и все-

таки он был сделан в пользу свободы, хотя бы и ценой жизни.

«Придя к твердому решению бежать, мы превзошли Патрика Генри, выбравшего свободу или смерть. В нашем случае свобода была очень неопределенной и почти определенной смерть в случае неудачи. Что касается меня, я предпочитал смерть безнадежному существованию в рабстве» [124]. Таким образом, Ф. Дуглас обращается, что делает неоднократно в своем творчестве, к традициям Американской революции. П. Генри, член законодательной ассамблеи Виргинии, выступавший за независимость колоний, закончил свою знаменитую речь в Ричмонде 23 марта 1775 года словами: «Для меня нет иного выбора, кроме как свобода или смерть». В 1920 году П. Генри был включен в «Галерею славы великих американцев».

Перед второй, удавшейся попыткой бегства автобиографический герой еще раз формулирует для себя альтернативу, из которой делает выбор: «не требовалось большого воображения, чтобы представить самые страшные сцены, через которые я должен был бы пройти в случае неудачи. Ужас рабства и блаженство свободы были постоянно в моем сознании. Это был для меня вопрос жизни и смерти. но я оставался тверд в своем решении.» [143]

После обретения юридической свободы в 1846 году Ф. Дуглас последовательно осуществлял выбор в пользу свободы своего порабощенного народа, каким бы трудным ни был для него этот выбор.

история о том, «как раб стал человеком», воспроизведена Ф. Дугласом в библейских образах преисподней (рабства и духовной слепоты), вмешательства провидения, откровения, обращения в истинную веру, ухода Адама из ложного рая - цветущего сада полковника Ллойда, сада, огороженного забором, вымазанным смолой, вознесения из преисподней в небеса свободы, духовной смерти и воскрешения. Символичны белые парусники. Они обозначают для героя свободу и ассоциируются с белыми ангелами грядущей свободы.

Характерная особенность книги Ф. Дугласа - связь с афро-американским фольклором.

Самые знаменитые страницы его книги -о пении рабов с плантации, идущих получать паек.

Ф. Дуглас первым обратил внимание на глубокий смысл песен, которые поют невольники: «Я иногда думаю, что если внимательно вслушаться в эти песни, то они скажут больше об

ужасах рабства, чем целые тома философских сочинений на эту тему. <...> Каждый звук был свидетельством против рабства и молитвой об освобождении от его оков» [57-58].

Он первым обратил внимание и на художественный синтез противоположностей и его причины: «Я всегда поражаюсь, когда здесь, на Севере, встречаю людей, утверждающих, что песни рабов свидетельствуют о том, что невольники довольны своей судьбой и счастливы. Это абсолютно неверно. Невольники поют, потому что они глубоко несчастны.» [58]

Ф. Дуглас осмысливает и свой собственный опыт: «Я часто пел, чтобы заглушить тоску, но редко - чтобы выразить радость» [57]. И он призывает читателей вслушаться в эти песни, в которых «о печальном поется радостно, о радостном печально», в которых «звучат одновременно и величайшая радость, и глубочайшая печаль» [57].

Особенности афро-американского фольклора, как и породившее их народное мировосприятие, свойственны и прозе Ф. Дугласа, который умеет передать сопряжение противоположных чувств уныния и оптимизма, отчаяния и радости, охватывавших его душу, широко пользуется антонимами, парадоксами, горьким юмором чернокожих американцев, рассказывает о трагических событиях сдержанным тоном, пользуется приемом умолчания и недосказанности.

Следует отметить и черты устной проповеди в стиле прозы Ф. Дугласа: проповеднические приемы вовлечения слушателей, где «мы» включает слушателей, риторические приемы и восклицания, инвективы, юмор и иронию, ораторскую, проповедническую интонацию, включение притч, библейскую образность, особенности синтаксиса (синтаксический параллелизм, нанизывание).

У Р. О'Милли были все основания охарактеризовать книгу Дугласа как «текст, предназначенный для того, чтобы его проповедовали»20.

Биографии беглецов из рабства обогатили историю борьбы американского народа за свободу, стали продолжением героических страниц борьбы американского народа за независимость, великой революционной традиции XVIII века. лучше всех о том, что думали и чувствовали эти люди, рассказал Ф. Дуглас в своей книге.

Вводя в свою книгу подлинные даты, имена, географические названия, яркие подробности жизни невольников, психологически точно очерченные характеры рабовладельцев и надсмотрщиков, драматические эпизоды, огром-

ный фактический материал, почерпнутый из жизненного опыта и разоблачающий преступления рабовладельцев и надсмотрщиков, свою собственную историю поисков свободы и своего «я», Ф. Дуглас ставит национальные американские проблемы: рабства во всей его бесчеловечности, показанного изнутри, глазами его жертвы - чернокожего раба, начинающего оказывать сопротивление; опустошающих последствий рабства для черных и белых американцев; расизма на Юге и Севере; американской государственной системы, охраняющей рабство и расизм; христианской религии, извращенной рабовладельцами и превращенной в орудие в руках рабовладельцев; роли афро-американской музыки как средства духовного выживания невольников.

Постановка этих проблем, а также сама подача материала (беспощадная, документальная точность и художественная образность, психологизм, связь с афро-американской фольклорной традицией, ораторские инвективы, ирония, перерастающая в сарказм памфлета, открытая полемика с рабовладельческим обществом и его религией, моралью, правом, экономикой, публицистический поиск истины, стремление недвусмысленно и четко сформулировать свои взгляды на рабовладельческую систему в США, стремление воздействовать на общественное мнение, убедить американцев в необходимости ликвидации рабства) делают книгу Ф. Дугласа ярким художественно-публицистическим произведением, классикой жанра slave narrative и афро-американской автобиографии.

Интересно сопоставить мотивы, побудившие авторов двух знаменитых автобиографий Б. Франклина и Ф. Дугласа написать свои книги, и автобиографических героев.

Б. Франклин объясняет свои побуждения в обращении к сыну: «Выбившись из бедности и безвестности, в которой я родился и рос, и достигнув в сем мире благосостояния и некоторой известности, притом что до сих пор моя жизнь протекала счастливо, я полагаю, что потомкам моим небезынтересно будет узнать, какими средствами я, милостью Божией, этого достиг, и, буде иные из этих средств покажутся им пригодными и для них, они пожелают последовать моему примеру»21.

Во многом его книга - рассказанная в духе просветительских идей история "self-made man", история обретения героем из низов жизненного преуспеяния, достатка благодаря самообразованию, самовоспитанию, личным

достоинствам, разуму, здравому смыслу, трудолюбию и энергии.

В «Автобиографии» Б. Франклина «впервые

совершилось художественное открытие нацио-

22

нального характера»22.

Главная цель Ф. Дугласа - «пролить свет на американскую рабовладельческую систему и ускорить приход радостного дня освобождения миллионов чернокожих братьев в оковах.» [159], помочь невольникам обрести себя и свободу.

Автобиографическая проза Ф. Дугласа -история невольника, проделывающего мучительный путь от рабства к свободе, внутренней и внешней, поиск и обретение своего «я». Это художественно-публицистическое открытие характера афроамериканца, его жизненной философии стойкости и веры в человека, его стремления к свободе.

Дж. Т. Казер обратил внимание на то, что в двух последовавших за первой автобиографических книгах Ф. Дугласа «Моя жизнь в рабстве и на свободе» (1855), «Жизнь и эпоха Фредерика Дугласа» (1881; 1892) автор, «вместо того, чтобы писать продолжение первой книги и не включать пребывание в рабстве в свои автобиографии. предпочитает время от времени перерабатывать и дополнять рассказ об этом; он возвращается к пребыванию в рабстве и освобождается от него снова и снова»23.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Действительно, в книге «Моя жизнь в рабстве и на свободе» из двадцати пяти глав двадцать одна посвящена пребыванию в рабстве. Во втором, дополненном и переработанном издании «жизни и эпохи Фредерика Дугласа» двадцать две главы посвящены пребыванию в неволе, а остальные тридцать одна могли бы вместить в себя рассказ о жизненных успехах бывшего раба, с которым во время Гражданской войны несколько раз советовался президент линкольн. Однако эти страницы посвящены главным образом «эпохе Фредерика Дугласа». Пребывание в рабстве важно для автора, ибо он хочет показать историю «обращения» раба в веру свободного человека, процесс роста самосознания афроамериканца, его страстную одержимость свободой. «Невольничье повествование» стало в его дальнейшем творчестве архе-типическим ядром автобиографии и повести.

Примечания

1 Douglass, F. Narrative of the Life of Frederick Douglass, an American Slave. Written by Himself.

Boston : Anti-Slavery Office, 1845. xvi, 125 p.

2 Equiano, O. The Interesting Narrative of the Life of Olaudah Equiano, or Gustavus Vassa, the African. Written by Himself. London : Author, 1789. Vol. 1. 278 p. Vol. 2. 255 p.

3 Точно так же за Ф. Дугласом в формулировке заглавия (и не только) будут следовать многие авторы «невольничьих повествований», например Г. Бибб (Narrative of the Life and Adventures of Henry Bibb, an American Slave, Written by Himself, 1849). У. У. Браун, Г. Б. Браун и другие при переиздании своих книг изменят названия, сделав их аналогичными названию книги Дугласа, включив самоидентификацию "an American Slave". Так, У. У. Браун заменит название Narrative of William W. Brown, a Fugitive Slave. Written by Himself (1847) во втором издании своей книги на Narrative of William W. Brown, an American Slave. Written by Himself (1849).

4 Douglass, F. Narrative of the Life of Frederick Douglass, an American Slave. Written by Himself ; ed. with an introd. by H. A. Baker, Jr. New York : Penguin Classics, 1986. P. 147. Далее все цитаты из «Повествования» Ф. Дугласа приводятся в тексте в квадратных скобках по этому изданию, идентичному изданию 1845 года.

5 Olney, J. 'I Was Born" : Slave Narratives as Autobiography and Literature // The Slave's Narrative / ed. by Ch. T. Davis, H. L. Gates, Jr. Oxford ; New York, 1985. P. 148-175.

6 Ibid. P. 168.

7 Ibid. P. 151-152.

8 Ibid. P. 152-153.

9 Douglass, F. Narrative of the Life of Frederick Douglass, an American Slave. Written by Himself / ed. with an introd. by B. Quarles. Cambridge, Mass. : Harvard University Press, 1960. xxiv, 163 p.

10 Preston, D. J. Young Frederick Douglass : The Maryland Years / D. J. Preston. Baltimore ; London : The J. Hopkins University Press, 1980. 242 p.

11 Quarles, B. Introduction / B. Quarles // Douglass, F. Narrative of the Life of Frederick Douglass, an American Slave. Written by Himself. Cambridge, Mass., 1960. P. xxii.

12 Ibid. P. xxi.

13 Williams, K. J. They Also Spoke : An Essay on Negro Literature in America, 1787-1930 /

K. J. Williams. Nashville, Tennessee : Townsend Press, 1970. Pp. 51-52.

14 Hammon, J. America's First Negro Poet : The Complete Works of Jupiter Hammon of Long Island ; ed. with an introd. by S. A. Ransom, Jr. ; biographical sketch of J. Hammon by O. Wegelin ; critical analysis of the works of Jupiter Hammon by V. Loggins. Port Washington, N. Y. : Associated Faculty Press : Kennikat Press, 1983. 122 p.

15 См.: Stepto, R. B. From Behind the Veil : A Study of Afro-American Narrative. Urbana ; Chicago ; London : University of Illinois Press, 1979. P. 7-9.

16 Baker, J. The Journey Back : Issues in Black Literature and Criticism. Chicago ; London : University of Chicago Press, 1980. P. 38.

17 См.: Franklin, H. B. Animal Farm Unbound // Frederick Douglass's "Narrative of the Life of Frederick Douglass" / ed. and with the introd. by H. Bloom. New Haven ; Philadelphia, 1988. P. 2943.

18 Медарич, М. Автобиография / Автобиографизм // Автоинтерпретация : сб. статей / под ред. А. Б. Муратова, Л. А. иезуитовой. СПб., 1998. С. 8.

19 Douglass, F. Narrative of the Life of Frederick Douglass, an American Slave. Written by Himself / ed. with an introd. by D. W. Blight. Boston ; New York : St. Martin's Press, 1993. P. 112.

20 O'Meally R. G. The Text Was Mean to Be Preached // Frederick Douglass's "Narrative of the Life of Frederick Douglass / ed. and with the introd. by H. Bloom. New Haven ; Philadelphia, 1988. P. 94.

21 Франклин, Б. Автобиография // Брэдфорд У. история поселения в Плимуте ; Франклин Б. Автобиография. Памфлеты ; Кревекер Сент Джон де. Письма американского фермера : пер. с англ. М., 1987. С. 327.

22 Франклин, Б. Автобиография / Б. Франклин ; пер. с англ., подготовка текста, комм. М. Кореневой. М. : Моск. рабочий, 1988. С. 8.

23 Couser, G. T. American Autobiography : The Prophetic Mode. Amherst : The University of Massachusetts Press, 1979. P. 51.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.