CC BY
660Традиционные ценности русской культуры
Т.А. РАССАДИНА доктор социологических наук, доцент
За последние два десятилетия российской истории целенаправленные преобразования «сверху» по пути кардинального комплексного реформирования общества и спонтанные массовые действия не раз способствовали смене вектора формирующегося ценностного пространства, отношения к идеологическим императивам.
Без идеологии как способа организации идей, символов, традиций, ценностей не существует ни одна социальная система. Кажущееся отсутствие идеологии тоже идеология. Оно активизирует деятельность государства по созданию целостности общества. В настоящее время подчеркивается необходимость такой ценностной системы для социальной консолидации, солидаризации, для культурной интеграции. К тому же в общественном сознании велики ожидания подобных установок от государства. Существует понимание, что эта работа необходима для развития нации, у которой есть общая слава в прошлом, общая воля в настоящем.
Однако проблема формирования идеологии современного российского общества является не только актуальной, но весьма сложной. Печальный исторический опыт, когда сконструированная и навязанная «сверху» идеология превращается в фанатизм ее исповедующих, в истину в последней инстанции, ее роль из консолидирующей трансформируется в доминирующую, господствующую, карающую, - все это, безусловно, заставляет относиться к этим процессам в высшей степени вдумчиво, с этических позиций.
В этой связи возникает масса вопросов о соотношении декларируемых ценностей и состояния ценностей и потребностей общественного сознания, о доминирующих и оппозиционных ценностях, помогающих и мешающих социальной адаптации, о механизмах складывания новой идеологии на основе
ценностных ориентации общественного сознания, о развитии в этом контексте функций гражданского общества, творчества народа в целом, определении вектора общественного развития и др.
Не менее сложным и важным остается вопрос о содержании новой идеологии. Ведущие российские политики заявляют, что основу такой идеологии, новой российской демократии должны составить базовые традиционные ценности национальной культуры. Обращение к самому статусу традиционных базовых ценностей, в которых аккумулированы в виде образцов, норм, принципов представления о достойном, лучшем, авторитетном в культуре, является привлекательным, минимизирует возможности политических спекуляций. Однако и здесь есть над чем поразмыслить. Прежде всего необходимо четко определить и критически оценить содержание традиционных ценностей русской культуры.
Большими возможностями познания мировоззрения давно ушедших поколений обладают культурные памятники, запечатлевшие проявления нравственного духа народа, «идеи и философемы, объективно и ощутимо для всех содержащиеся в воззрениях и учениях русских мыслителей» (СЛ. Франк).
Важный вклад в раскрытие русского национального характера внесли К.А. Аксаков, Н.А. Бердяев, Н.Я. Данилевский, Ф.М. Достоевский, И.В. Киреевский, В.О. Ключевский, К.Н. Леонтьев, Н.О. Лосский, А.С. Пушкин, B.C. Соловьев, Л.Н. Толстой, Н.С. Трубецкой, Н.Ф. Федоров, СЛ. Франк, А.С. Хомяков, П.Я. Чаадаев и др. В их трудах впервые системно и целостно было осуществлено описание традиционных русских черт и их ценностных оснований. Классиками подчеркиваются такие характерные черты русского народа, как: всечеловечность (Ф.М. Достоевский), спонтанность, общинность (В.О. Ключевский), соборность, державность (А.С.Хомяков), государственность (Г.П.Федотов), коммунитарность, иррациональность (Н. А. Бердяев), церковность, соборность (B.C. Соловьев). Н.С. Трубецкой справедливо замечал,
что национальная культура гармонична и отдельные ее части не противоречат друг другу.
В данной статье мы рассмотрим такие взаимосвязанные традиционные нравственные ценности русской культуры, как ценность человека духовного; ценность коллективного; нравственная ценность государства.
Русское этическое сознание всегда полагало самой первой и высшей ценностью духовность, духовное отношение к человеку. Эти категории представляют большие сложности как для теоретической, так и особенно эмпирической интерпретации. Происхождение понятия «духовность» связано с деяниями Святого Духа, описанными в Библии. Дух как философское понятие означает невещественное начало, в отличие от материального природного начала. Дух в человеке - это душевные состояния, обращенные на познание истины, на то, что человек признает высшим и безусловным благом (И.А. Ильин). Дух имеет нравственно-интеллектуальную природу, которая дает возможность осуществлять акт сознания (духа), делать личностное усилие (М.К. Мамардашвили).
В рамках духовного универсализма или всечеловечности человек духовный выступает эквивалентом высшего добра, который один «дороже всех царств мира», судьба которого первее всего. Русская культура ставит любовь к другому человеку выше любви к государству, нации, отвлеченной морали, к науке, цивилизации (1, с.172). Любовь полагается высшим добром, которое творит человек для другого человека, такое отношение к человеку считается Божеским, а не просто человеческим. Любовью строится совместная жизнь на земле, из любви родится вера, культура духа. П.А. Флоренский отмечал в русских «перевес начал этических и религиозных над общественными и правовыми» (2, с.644).
Ф.М. Достоевский всечеловечность русской души связывал с ролью примиряющей, соединяющей. «Быть русским, - писал он, - стремиться внести примирение в европейские противоречия окончательно; указать исход европей-
ской тоски в русской душе всечеловечной, всесоединяющей; вместить в нее с братскою любовью всех наших братьев, добиться согласия всех племен по Христову евангельскому закону» (3, с.145). Отсюда традиционное русское миролюбие. Русские практически не инициировали войн, хотя самим часто приходилось защищать свои земли от нападения. Миролюбивая, всечеловечная, всесоединяющая миссия русских есть понимание необходимости ответственности не только за себя. Отсюда характерная черта русского духа -искать всеобщего спасения, нести в себе ответственность за всех.
Любовь русского человека моральная, это любовь жалости и сострадания. Эти качества русских подчеркивают практически все исследователи национального характера. По утверждению B.C. Соловьева, стыд, жалость и благоговение составляют три элементарных переживания, которые являются показателями нравственного отношения к человеку. Стыд регулирует поведение, удерживает человека от чувственных наслаждений, подчиняет телесное духовному. Жалость предполагает признание за другим собственного, только ему принадлежащего права на существование; отношение к другому как к себе. Отсюда - нравственные требования: не делай другому ничего такого, чего себе не хочешь от других (требование справедливости); делай другому все то, чего сам хотел бы от других (правило милосердия). Иными словами, всем, насколько можешь, помогай. Издавна на Руси слово «жалеть» употреблялось в значении «любить», производными нравственными ценностями являлись умения прощать, быть великодушным, незлопамятным. Благоговение понималось как желание творить добро, благость перед обществом, народом, семьей. Эти качества, направленные на другого, требовали от человека «смирения, простоты жизни, самоотвержения». Обратим внимание, что они были присущи всем русским святым. Подобные отношения практически не давали возможности возобладать ценностям гедонистическим.
Эти ценности не навязаны первоначально христианством, их наличие отмечают еще до его принятия на Руси. Вероятно, поэтому так довольно
безболезненно прижилась эта религия на русской почве. Они направляют отношение к другому человеку согласно христианской заповеди «возлюби пришельца как самого себя», рождают признание всех и всего в мире.
Понятия добра и правды были культовыми понятиями на Руси. Отсюда русские пословицы и поговорки: «жизнь дана на добрые дела», «стремитесь добрые дела делать», «в ком правды нет, в том добра мало». Под правдой понималась справедливость, она была мерой совести. По правде жить значит жить по совести. Со временем из понятия правды вырос жизненный принцип, обозначающий порядок, основанный на справедливости и честности («не в силе Бог, а в правде»). Первые законы на Руси (уже не нравственные, а юридические) называли Русской Правдой.
В «Поучении» Владимира Мономаха, киевского князя с 1113 г., в первом документе, раскрывающем светское понимание христианской морали на Руси, подчеркивалась важность внимания, помощи слабому, скромности, гостеприимства, веры в Бога («Всего же более убогих не забывайте... не давайте сильным губить человека.... Паче же всего гордости не имейте в сердце и в уме... более же всего чтите гостя, откуда бы к вам ни пришел, простолюдин ли, или знатный, или посол.... А вот вам и основа всему: страх Божий имейте превыше всего»). В эпоху Средневековья эти правила закреплялись в Домострое как своеобразном своде духовных, нравственных, хозяйственных наставлений.
Созерцательность, довольно низкая роль активного, действенного начала, романтизм придают русскому народу некоторую беспечность («Бог даст день -Бог даст пищу»). Вместе с тем эти черты имеют нравственные основания -осторожность с целью не навредить («утро вечера мудренее»; «семь раз отмерь, один отрежь»); их нельзя оценивать как проявление чистой рациональности.
Интерес к внутреннему миру порождает чуждость механическому мировоззрению, рационализму, недоверие умозрительным теориям, защищает от плоского материализма. Главная цель познания - не объяснение физического
мира и решение практических проблем, а понимание человека, постижение России. А.В. Юревич справедливо замечает: «Склонность к созерцательности, неприятие рационализма и эмпиризма имели в российской интеллектуальной традиции морально-этические корни, выраставшие из православия. В частности рационализм ассоциирован с эгоизмом, с безразличием к общественной жизни и невключенностью в нее» (5, с. 17). Естественным следствием созерцательности являются оторванность от практических проблем, особое состояние - широта русской души, открытость («душа нараспашку»), вечное стремление в даль светлую, мечтательность.
Понимание ценности духовного будет более ясным в сопоставлении с отношением к своей альтернативе - материальному. Бескорыстие, неприязнь к богатству, презрение к накопительству отличают ценностные отношения русских. Доброе отношение к человеку всегда было предпочтительнее, нежели материальное благополучие. Собственность вообще не имеет нравственного значения. B.C. Соловьев писал: «Нажива, корысть создают мир, оторванный от мира реальностей, отбытия» (4, с.58). Минимальная степень материального благосостояния являлась необходимым условием для достойного человеческого существования. В этом причина презрительного отношения к мещанству.
Одним из аспектов негативного отношения к материальному благополучию было неверие в благородное самоограничение человека. Нельзя сказать, что в России не было интереса к материальному процветанию: были крупные промышленники, сильное купечество, вообще деревенская хозяйственная основательность. Однако в русском живо чувство, что собственность владеет нами, а не мы ею, что владение богатством означает принадлежность ему, что в богатстве задыхается духовная свобода, что в любом обмене всегда есть обман. Вместе с тем не было постыдным принятие подарков, милостыни («дают-бери»), даже попрошайничество («просящему-дают»). Осознавалось, что область материальных отношений имеет право на существование, но важно воплощение в ней высшего духовного
начала. Согласно B.C. Соловьеву, материя имеет право на свое одухотворение. Но одухотворение не приходит само собой, оно дело совершенствования человеческой жизни, дело свободного воспитания и самовоспитания человеческого духа, его внутреннее просветление благодатными силами.
Ядро русской культуры - внутреннее преобразование личности, направленность к нравственному абсолюту, нравственный максимализм. Невозможность выстроить в реальной практике в силу сложности задачи почитаемые ориентиры порождала склонность к мифологизации бытия, потребность жить скорее в придуманном мире, чем в реальном. Направленность к нравственному абсолюту, сложность и противоречивость сущности человека являются одними из причин, порождающих амбивалентность характера. Эта особенность и не относится к категории ценностных, но выступает в качестве значимой поведенческой характеристики.
Таким образом, отношение к человеку в русской национальной культуре одухотворенное, ценность человека, его душевное самочувствие превыше всех земных благ, сила человека в сострадании, понимании, совестливости, душевности, открытости, умении сопереживать, миролюбии, ответственности за себя и других.
С отношением к человеку связана другая нравственная ценность -коллективность, «огромный перевес» (Н.Я. Данилевский) общенародного над индивидуальным. По мысли Н.Н. Моисеева, «основной разлом цивилизаций проходил, вероятнее всего, по характеру места личности в семье, племени и обществе в целом, в понимании степени соотношения ее личной свободы и способности индивидуума подчинять свои действия общей необходимости» (6, с.12). Ценность коллективного ярко характеризует своеобразие русской культуры, в отличие от культуры мусульманского Востока, католического и, в особенности, протестантского Запада. Речь идет о Востоке и Западе не как частях света, а как «двух принципах, двух идеях», пронизывающих жизненный строй сообществ. «Сосредотачиваясь, углубляясь, замыкаясь в самом себе,
созидался человеческий ум на Востоке» (7, с.32), а потому основной социальной силой мусульманского Востока является сила исключительного единства и подчинения, коленопреклонение перед историческим авторитетом. Это выражается в отрицании множественности идей, мнений, самостоятельности поступков, в тотальном господстве нравов, обычаев, порождающих позицию пассивной созерцательности данностей. Напротив, «..раскидываясь вовне, излучаясь во все стороны, борясь со всеми препятствиями, развивался человеческий ум на Западе» (7, с.32). Западная цивилизация развивалась быстро, непрерывно, причиной тому было стремление каждой отдельной личности к самоутверждению, жизненному успеху. Преклонение западного человека перед авторитетом разума, независимости, целеустремленности дало богатое разнообразие внешних форм социальных отношений, создало ценность сильной личности, «частной отдельности», формализованных отношений, закона, права.
Русь - это уже не Восток, но и не Запад. Здесь человек «принадлежит миру, мир - ему». В центре духовных интересов русского представление о том, что судьба человека, его благо зависят от спасения всего мира. Потому столь ценен порядок человеческих отношений, которые рассматриваются не как механическое сцепление, а как истинное воссоединение людей. «Личное не стоит бессмертия. В нравственной сфере это создает тему коллектива, круговой поруки», -пишет Г.П. Федотов (8, с. 182). К.А. Аксаков называл это качество в русском народе «хоровым началом»; С.Н. Трубецкой говорил об идее «соборного сознания»; П.А. Флоренский выразил свое видение в концепции «всеединства». Сообщество людей представляется построенным на любовном единении, на жертвенном сотрудничестве всех в духовном общественном организме. А.С. Хомяков называл единство многих на основе общей любви к Богу, Божьей Правде соборностью. Этим термином пользовался и Н.А. Бердяев. Для него соборность - это русская идея. Истоки соборности в общине, где все решали сельский сход, мир, вече как катализаторы народной правды.
В русском языке «соборность» происходит от слова «собор». Соборность -это форма жизни русского «Мы-мировоззрения», в отличие от «Я-мировоззрения», основанного на понятии «Я» как индивидуальном, замкнутом, самодостаточном сознании. О. Шпенглер называл русское сознание магическим, т. е. основывающимся на восприятии реального присутствия всеобщего духа в сообществе. В таком сознании «Я» не только входит в «Мы», но в каждом «Я» внутренне содержится «Мы», так как оно является последовательной опорой, глубочайшим корнем и живым носителем «Я». Соборность подразумевает внутреннюю гармонию между живой личной душевностью и надындивидуальным единством.
Представление об индивидуальной сфере, заключенной в самой себе, чуждо русскому мышлению и понимается как индивидуализм, к которому на Руси относились с предубеждением. Соборность и индивидуализм - антиподы. Соборность содержит в себе идею и цель преодоления индивидуализма, псевдогероического соперничества, разделяющего людей, вызывающего зависть. Русские ценили недемонстративную деловитость, любовь к общему труду. Издавна на Руси складывалась, строясь по принципам соборности, общинная форма существования социального организма. Н.Ф. Федоров, характеризуя сущность и способы функционирования общины, писал: «В ней не может быть вражды между отцами и детьми; общинные отношения создают механизм круговой поруки в общем, а не личном спасении; цель общинного труда не в получении наибольших доходов, но в стремлении к удовлетворению лишь действенных потребностей, к прочному и надежному обеспечению существования, а не к роскоши»(7, с. 146).
Нравственное требование согласия между людьми в межличностных и социальных отношениях, найдя свои основания в коллективистском, общинном, медленно зреющем сознании русского человека, подчиняло его, когда наступал момент действовать. Воодушевленные ощущением причастности к общему делу, чувствуя плечо другого, русские творили чудеса
коллективного подвига. Это было не раз в нашей истории на фронтах трудовых и ратных. Русским кажется, будто «на людях и смерть красна», «умирать, так умирать всем». Жить не для себя, не для других, а со всеми и для всех -душевная потребность русского народа.
Единство и согласие ценятся и на Востоке, но эти основания унифицируют личность в этой культуре. На Руси единство и согласие не отрицают ценности человеческой индивидуальности. Подчеркнем особо этот момент, поскольку он чаще всего вытесняется, не замечается многими исследователями. Для русских единство не поглощает, а возвеличивает каждую единицу, с другой стороны, различие личностей скрепляет их единство. Подтверждение мы находим у Н.А. Бердяева, не отрицавшего персоналистичности русской общинности. СЛ. Франк, характеризуя сущность «духовного коллективизма», писал: «во-первых, он ничего общего не имеет с экономическим и социально-политическим коммунизмом; во-вторых, ...не враждебен понятиям личной свободы индивидуальности, а мыслится как ее крепкая основа» (9, с.486).
Если на Востоке согласие было пассивным и созерцательным, на Руси согласие и единство сопровождались активной действенностью (вера без дел мертва). Эта действенность направлялась туда, где что-то не ладится, где беда; выражалась в проявлении взаимопомощи и взаимовыручки (помочи и толоки называли их на Руси). Отметим, что эти формы отношений имеют исключительно неинституциональный, фиксированный лишь в нравственных традициях народа характер. Отношения взаимопомощи следует отграничивать от благотворительности. Эти акции имеют в своей основе лишь чувство жалости к человеку, который не в состоянии поддержать условия своего существования. Тем более важно отграничивать от найма как некоей формы социального обмена. Взаимопомощь, имея действенный характер, предполагала активное стремление к деятельности в меру возможностей стороны, которой
помогают, ее собственную помощь самой себе наряду с помощью извне (не что иное, как признание в другом человеке личностного начала).
На Руси в отношениях между людьми разной степени знакомства существовал обычай побратимства. Вплоть до 1917 г. побратимство освящалось церковью, что давало в некотором роде статус родства. Можно говорить не только об обычае братания, но вообще о братском отношении к Другому как принципе отношений. Под небратскими отношениями разумели все юридико-экономические отношения, сословность и международную рознь.
Здесь кроется еще одна сторона соборности как противопоставление жесткому иерархическому социальному порядку - непринудительное общение. На Руси понимание общественных и частных отношений было практически одинаковое. Русский ожидает от других доброты, совести, искренности, сам строит свои отношения исходя из этих ценностей; не любит формальные правила взаимодействий, условности в общении. И хоть в государственной жизни господствовала монархия со строгими законами, в общественной жизни, по замечанию А.С. Хомякова, была бытовая демократия. Привычная атмосфера жизни русских - вольность неофициального быта, нестесненность индивидуальности. «На Западе души убивают, занимаясь усовершенствованием государственных форм, полицейским благоустройством, совесть заменяется законом, внутренние побуждения - регламентом, даже благотворительность превращается в механическое дело» (7, с.267). Россия цельна, непрерывна, богатая содержательно, поляризованная снаружи.
По мысли В. Ковалева, «России не хватает формы, Европе -содержания»(7, с. 309). Европу ведет абсолютная личность, Россию -абсолютный дух. В основании отношений у русских - неформальность, добровольность, свобода. Если на Западе в регуляции человеческих отношений первое место отводится праву, закону, то у русских - общественному мнению как моральному авторитету, а также авторитету старших, который является стимулом для формирования общественного мнения, неформальным органом
власти, охраняющим нравственные традиции. Неформальные отношения порождают ценность открытости, социабельности (в отличие от социальности в нормирующем смысле) в общении, в целом в образе жизни в противовес индивидуализму как некоей закрытости образа жизни. В России развито индивидуальное, семейное общение, нет «семейного и индивидуального изоляционизма» (12, с.258). Свобода духа позволяет смело, откровенно, широко общаться с друзьями и знакомыми, делиться мыслями, переживаниями, спорить на неформальной почве. Ради хороших отношений русские готовы уступить, «отдать последнее». На Руси широко распространенными являлись различные коллективные формы совета, общения.
Рассматривая отношение русских к коллективу, мы коснулись отношения к государству как способу организации общественной жизни. Вопрос отношения к государству очень широкий. В рамках данной статьи представляет интерес лишь этический аспект этой проблемы. Отношение к государству как к традиционной ценности связано с тем, как структура, функции государства, политический режим реализуют свободу, права граждан, защищают их. По словам Н.Я. Данилевского, «правительственная власть имеет силу материальную и еще больше нравственную» (11, с. 195).
Народы, которые создали свое государство, как правило, испытали в своей истории зависимость, подчинение или преобладание над собой другой социальной силы. Мощный толчок тысячелетнему процессу развития государственности на Руси дали нашествие варягов, раздробленность Руси, ее удельная система. Вероятно, непосредственным толчком к созданию государственности явилось татарское нашествие. «Жизнь при монголах не представима... Иго вышло долгое. Люди дичали в лютом терпении» (Ю. Трифонов). Именно в эту эпоху проявилась готовность народа к принятию «гражданской свободы взамен племенной воли» (11, с.234); это был стимул для развития национального самосознания русских, формирования нравственной
ценности государства. В это время возникла идея единства Руси, неотторжимая от идеи сильной княжеской власти.
Историки отмечают, что понятие государственной власти укоренилось в духе народа, включало полное доверие, чувство любви к ней, верность и преданность; проявлялось в дисциплине, или даре повиновения, а также в энтузиазме, или беспредельной готовности к самопожертвованию. Самодержавная воля являлась идеалом для народа, обладала побудительным воздействием для мобилизации общества к единению и целостности независимо от единичных интересов. Власть западного монарха была основана на государственных началах, на праве, законе, «внешней правде». В России образцом власти во многом служила восточная деспотия с безграничной личной властью. П.Я. Чаадаев точно замечает: «В русском народе есть что-то неотвратимо неподвижное, безнадежно нерушимое, а именно - его полное равнодушие к природе той власти, которая им управляет... Идея законности, идея права для русского народа бессмыслица...» (12, с.200-201).
Воля Великого князя на Руси - это и есть закон. По наблюдениям Р. Гейденштейна, существовало «немного законов, даже почти один - почитать волю князя законом» (13, с.356). Более того, на Руси полагалось, что то государство, которое нуждается во многих законах, крайне расстроено. Русские твердо веровали и открыто признавали, что воля князя есть воля Бога, и повиноваться ей следует как воле Божьей во всех делах, прикажет ли он постыдное или честное, хорошее или дурное. Не случайно в народе говорят: «один Бог и Великий государь это ведают», «Бога бойтесь, князя чтите», «наш Великий государь все сам знает», «он единым словом может распознать все узлы и затруднения», «чтобы мы ни имели, когда преуспеваем и находимся в добром здравии, все это мы имеем по милости Великого князя». СМ. Степняк-Кравчинский писал: «Политические условия на Руси и ожесточенная борьба не на жизнь, а на смерть с чуждыми, враждебными племенами и враждебной религией, борьба, продолжавшаяся четыре столетия, превратили
главу государства в постоянного военного диктатора, столь преданно поддерживаемого народом, что противиться ему считалось преступлением» (14, с.54).
Каков же был в глазах народа им же сотворенный идеал? Образ князя был радушным, гостеприимным, милостивым, кормящим всех знатных и незнатных, немощных. Князь виделся охранителем страны, блюстителем правды, заботящимся о распространении веры, благости края, призрении убогих и сирых. Если бы тогда заурядному московскому человеку сказали, что власть государя есть вместе с тем и его обязанность, должность, что, правя народом, государь служит государству, общему благу, это показалось бы путаницей понятий, анархией мышления. Представлялось, по утверждению В.О. Ключевского, что Московское государство есть государство московского государя, а не московского или русского народа (15, с.51). Служить целому государству и народу и не думать о себе - вот великие черты народного духа, создавшего этот идеал.
Нельзя не видеть отсутствие властолюбия народа, нежелание вмешиваться в управленческие дела, даже отвращение к ним. Подобное отношение, как правило, вызывалось ощущением некомпетентности в подобных делах. Личная ориентация на власть была малопривлекательной и в силу таких духовных ценностей, как умеренность, непритязательность, благоразумие в пользовании свободой. Последнее качество позволило осуществить раскрепощение крестьян в 1861 г. в считанные недели (во Франции это осуществлялось в течение нескольких десятилетий).
Способность беспрекословно подчиняться государственной власти зародила мысль у некоторых наблюдателей, что русский народ имеет больше склонности к рабству, чем к свободе. В самом деле, зачастую после смерти хозяина несколько крепостных могли быть отпущены на волю, но они тотчас сами находили себе хозяина. Однако если цели власть имущих были противны народному убеждению, появлялось молчание («народ безмолвствует»), пробуждалась энергия, самодеятельность народа, бессознательное влечение к
свободе, не облагороженное воздействием культуры и разумных социальных институтов, легко переходящее в произвол, в своевластие страстей, в разбойничью «вольницу», в народный бунт, «бессмысленный и беспощадный», и, наконец, втиранию.
В русских традициях всегда была ценна сильная власть. Любое ослабление государственного правления в России не принималось народом, бросавшим весь свой авторитет, силу на укрепление твердой, жесткой централизованной власти вне закона. Многочисленные восстания и бунты в России стремились не к смене типа правления, а к установлению своей, как правило, неправовой жесткой власти (самозванцы, позже - большевики, разогнавшие Учредительное собрание).
Насколько полным было доверие к государю, пожалуй, настолько оно отсутствовало по отношению к господам. Именно они на местах реализовывали неведомые народу указы высшей власти, казенные люди приходили в дома, как правило, с целью отнять, забрать, наказать. Кроме того «в обращении с низшими себе были высокомерны, и часто тот, кто унижал и сгибался до земли перед старшим, вдруг делался надменным, когда богатство или важную должность отдавали ему...» (13, с. 249-250). Случаи взяточничества, казнокрадства среди воевод, вымогательства, с которыми боролся сам государь, также вряд ли добавляли авторитета власть имущим. В массовом сознании всегда присутствовало противопоставление «они» (государство) и «мы» как следствие, отстранение, отчуждение.
Высокая нравственная ценность человека формировала своеобразие гражданских отношений, делая правосознание русских нестрогим и в этом смысле бесформенным. Это проявлялось в сложности отказа или отстранения от отношений знакомства, приятельства, дружбы, родства в делах казенных. В этом смысле Россия всегда была далека от жесткого официального порядка, от бюрократии в веберовс-ком понимании, от гражданского общества.
Моральные ценности добра, справедливости в русском традиционном понимании также не связываются с законностью и правом, а порой и противопоставляются им. «Как вас судить: по закону или по справедливости?» - грозно вопрошал барин. «По справедливости, батюшка», - ответствовали крепостные крестьяне. Отсюда вытекает исторический и жизненный опыт: «закон, что дышло - куда повернешь, туда и вышло». Господство государства, крепостников-помещиков, общины над жизнью основной массы населения -крестьян - при отсутствии частной собственности на землю укоренили уравнительность в сплаве с патернализмом - надеждой не на себя, а на помощь сверху, от Бога или доброго царя. Повторим, община не только распределяла между крестьянами землю, но и поддерживала попавших в затруднительное положение, обрабатывала наделы нетрудоспособных. Обратная сторона такой опеки и уравнительности - иждивенчество.
Таким образом, верности государству придавался нравственный смысл, его интересы признавались выше интересов общества и отдельной личности. В отношении русского народа к государству на протяжении многих столетий прослеживаются: доверие как к социальному институту; вера в способность охранять жизнь, честь, свободу, собственность граждан, ценить свободный общинный труд, творить справедливость; верность, преданность, беспрекословное повиновение, служение государству и народу, готовность к самопожертвованию; преклонение перед верховной властью, упования на нее как на главную, самоопределяющуюся силу, творящую самые важные законы жизни общества; ответственность за целостность отечества, его судьбу; отсутствие личных притязаний на власть; ценность установленного порядка; отсутствие ценности закона, права как механизмов государственного строительства.
Исследование содержания традиционных ориентиров русской культуры в аспекте отношения к человеку, коллективу, государству позволяет операционально представить своеобразие составляющих этих ценностей.
Предпринятый анализ рассматривается как способ постижения самих себя в прошлом и настоящем, шаг на пути утверждения своей самобытности, страхующий от эгоцентризма, самообольщения, как платформа для определения перспектив собственного роста.
Ссылки
1.БердяевН.А. О назначении человека. М., 1993.
2. Флоренский П. Соч. В 4 т. М., 1994, т.1.
3. Русская идея. М., 1992.
4. Соловьев B.C. Избранное. М., 1990.
5.Юревич А. В. Психологические особенности российской науки// Вопросы философии, 1999,
№ 4.
6.Моисеев Н.Н. Современный антропогенез и цивилизационные разломы. Эколого-политологический анализ//Вопросы философии, 1995, № 1.
7.Россия и Европа. Опыт Соборного анализа. М.,1992.
8. Федотов Г.П. Судьба и грехи России. В 2-х т. СПб., 1992, т.2.
9. Франк С.Л. Духовные основы общества. М., 1992.
10. Лосский Н.О. Условия абсолютного добра: Основы этики; Характер русского народа. М., 1991.
11.Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М., 1991.
12. Чаадаев П.Я. Соч. М., 1989.
13.Размышления о России и русских. Штрихи к истории русского национального характера / Сост. ОК. Иванова. М., 1994.
14.Степняк-Кравчинский С.М. Россия под властью царей. М., 1964.
15.Ключевский В.О. Курс русской истории. Соч. В 8 т. М., 1957, т.З.
