CC BY
122
Вестник Челябинского государственного университета. 2012. № 8 (262).
Экономика. Вып. 36. С. 33-40.
А. А. Пасс
товарный кризис В ПРЕДВОЕННОМ СССР и меры по его преодолению
Раскрываются причины масштабного товарного кризиса, который разразился в СССР в конце 1930-х — начале 1940-х гг. Показаны усилия центральных и местных (уральских) властей по расстановке приоритетов в распределении имеющихся предметов широкого потребления и продовольствия, а также поиску новых стимулов для их производства.
Ключевые слова: товарный кризис, мобилизационная экономика, спекуляция, нормирование продаж, закрытые распределители, реформа ценообразования.
В конце 1930-х гг. на фоне осложнившейся международной обстановки и угрозы мировой войны в СССР вновь разразился продовольственный и товарный кризис. Ранее, в начале десятилетия, народ уже переживал подобные потрясения, вызванные коллективизацией. Однако реализация первого пятилетнего плана, улучшение работы предприятий легкой и пищевой промышленности, появление «колхозной» торговли и немалого по размерам подсобного хозяйства у крестьян1 привели к некоторому расширению сферы действия товарно-денежных отношений, что способствовало наступлению относительного равновесия на потребительском рынке.
Эти позитивные сдвиги отразились в социальной психологии. После отмены карточек в 1934 г. официальные призывы к аскетизму сменились пропагандой «культурной и зажиточной жизни». То, что раньше объявлялось роскошью, становилось желательным и даже обязательным: украшения, пижамы, косметика, лакированные туфли. Престижно стало пользоваться такси, а у известных людей — деятелей науки и культуры, летчиков, героев труда появились даже личные автомашины. В моду вошли фокстрот и танго, которые ранее считались признаками загнивания и развращенности капиталистического общества. В городских цветочных магазинах моментально раскупались дорогие букеты. С разрешения властей «пошла мода на деньги».
В 1938-1940 гг. увеличение рыночных фондов основных товаров по-прежнему продолжалось, но
1 Примерный Устав сельскохозяйственной артели, одобренный II съездом колхозников-ударников в феврале 1935 г., разрешал члену колхоза иметь в личном пользовании от 0,25 до 0,5 га приусадебной земли, содержать 1 корову, 2 головы молодняка крупного рогатого скота, 10 овец, неограниченное количество птицы, кроликов, до 2 ульев. (См.: Денисевич, М. Н. Индивидуальные хозяйства на Урале (1930-1985 гг.). Екатеринбург, 1998. С. 64.)
уже явно недостаточными темпами: количество предназначенного к реализации продовольствия ежегодно возрастало в сопоставимых ценах в среднем на 0,625 %, а промышленных изделий — на 2,35 %2. Данные в натуральных показателях: килограммах, метрах, штуках — в литературе не приводятся, и вполне вероятно, что этот рост в значительной степени объяснялся инфляцией. В то же время ощутимо сократились поставки в торговую сеть предметов культурно-бытового и производственно-хозяйственного назначения. В историкоэкономических исследованиях отмечается, что в расчете на душу населения рыночные фонды уменьшились по продовольствию — на 12 %, по промтоварам — на 6 %, и дефицит усиливался из-за растущей платежеспособности населения3.
Отечественные авторы4 выделяют несколько причин этого явления. Во-первых, отмечается негативное влияние постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 27 мая 1939 г. «О мерах охраны общественных земель колхозов от разбазаривания», которое запретило аренду колхозных угодий частными лицами5, и те уменьшили свобод-
2 Подсчитано по: Социалистическое народное хозяйство в 1933-1940 гг. М., 1963. С. 539.
3 Социалистическое народное хозяйство в 19331940 гг. С. 540; Дихтяр, Г. А. Советская торговля в период социализма и развернутого строительства коммунизма. М., 1965. С. 100, 101.
4 См. : Осокина, Е. А. За фасадом «сталинского изобилия»: распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации. 1927-1941. М., 1998.
5 М. Н. Денисевич отмечает, что к октябрю 1939 г. в Башкирии под лозунгом борьбы «с частнособственническими устремлениями, рвачами и хапугами» были обрезаны «излишки» земли, находящиеся в пользовании личных подсобных хозяйств у 32 362 колхозных дворов (7,4 % общего числа) и
5 127 единоличников (16,8 % общего числа). (См.: Денисевич М. Н. Индивидуальные хозяйства на Урале... С. 66.)
ную продажу сельскохозяйственной продукции. Удар по рыночному хозяйству в то время, как государственные заготовки увеличивались, а централизованное снабжение ухудшалось вследствие формирования стратегических резервов1, ухудшил и без того непростое продовольственное положение. Во-вторых, масштабные военные ассигнования, покрытие государственных расходов за счет эмиссии и фактическое вовлечение страны в локальные боевые действия (ввод войск в Западную Украину, Белоруссию, Бессарабию и Прибалтику) спровоцировали топливно-энергетический и сырьевой кризисы, вызвали заторы на транспорте, от чего в первую очередь пострадали гражданские отрасли. Кроме того, начавшаяся Вторая мировая война и объявленная в сентябре
1939 г. частичная мобилизация породили у населения покупательский бум. В-третьих, сказались репрессии второй половины 1930-х гг. (аресты специалистов), повлекшие перебои в управлении народным хозяйством.
Кризис развивался стремительно и имел всеобъемлющий характер. Еще весной 1938 г. особых поводов для тревоги не было. По свидетельству американского инженера Джона Скотта, работавшего тогда по контракту на Магнитогорском металлургическом комбинате, в уральских городах повсеместно имелись в продаже масло, крупа, мука, молоко и другие продукты «в довольно большом выборе». Одежды, обуви, электротоваров появилось больше, чем в предыдущем году, и их ассортимент был даже лучше, чем в Москве. Потребителям предлагалось много кухонной посуды и фарфора по доступным ценам, правда, мануфактуру завозили редко2.
В 1939 г. картина меняется. Из магазинов исчезли папиросы, водка, соль, костюмы, ботинки. Очереди стали неотъемлемым атрибутом повседневной жизни. Их занимали с ночи. К утру в городских скверах из страждущих образовывались длинные «хвосты». Это «недостойное социалистического быта» явление побудило власти к решительной борьбе с ним. Одним из орудий
1В соответствии с принятым в августе 1940 г. постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) «О плане накопления госрезервов и мобзапасов на 1940 г.» металлы, горючее, сельскохозяйственная продукция в первую очередь предназначались для обеспечения армии на случай войны. (См.: История социалистической экономики СССР в 7 т. : Т. 5. М., 1978. С. 102.)
2 См.: Скотт, Д. За Уралом. Американский рабочий в русском городе стали. М., 1991. С. 296.
стали наряды конной милиции, разгонявшие людей. Устраивались «перевертыши», в результате чего последние оказывались у прилавка первыми. Специальные грузовики увозили очередников за десятки километров, и те потом вынуждены были возвращаться домой пешком. Народ возмущался, но терпел. В ответ на запрещение скапливаться у магазинов потенциальные покупатели взяли привычку прохаживаться у витрин с порядковыми номерами на ладонях3.
В некоторых районах Урала, как, скажем, в Челябинской области, продовольственная ситуация еще более ухудшилась из-за жестокой засухи. Мука на рынке подорожала в 3,5-5 раз. Хлебозакуп удалось осуществить лишь в размере 10 % плана4. В ряде мест власти предприняли попытку возродить карточки. По поводу данного «нововведения» последовала резко негативная реакция Москвы, поскольку еще свежи были в памяти такие органические пороки карточной системы образца начала 1930-х гг., как уравниловка, иждивенчество, отсутствие стимулов к эффективному труду и паразитизм учетчиков нормированного снабжения. Искусственно низкие цены на скудные пайки вели к замораживанию товарооборота: выплаченные населению в виде заработной платы деньги не возвращались в бюджет через торговлю. Государство оказывалось перед необходимостью печатать деньги. В результате вновь раскручивался маховик эмиссионного хозяйства. Не желая повторения этого, Политбюро ЦК ВКП(б) всячески стремилось сохранить открытую торговлю. Там, где поторопились выдать карточки, люди все равно вынуждены были докупать продукты на базаре по завышенным ценам, что спровоцировало сильный социальный протест. Некто Сыромятников из Юмагузинского района БАССР в октябре 1940 г. в письме В. М. Молотову с негодованием говорил
о несознательности колхозников, которые «наравне с рабочим классом и трудовой интеллигенцией пользуются покупкой всех товаров по гос-стоимости из кооперации, а за хлеб на рынке берут столько, сколько им захочется»5. Он просил
3 См.: Осокина, Е. А. Люди и власть в условиях кризиса снабжения // Отечест. история. 1995. № 3. С. 26.
4 ОГАЧО. ПФ. 288. Оп. 3. Д. 500. Л. 67.
5 Ниже будет показано, что ассортимент сельской потребительской кооперации в 1939-1940 гг. был чрезвычайно беден как по причине общего кризисного положения в стране, так и вследствие переброски ее товарных фондов в города.
Председателя Правительства везде установить государственные цены на продукты. Кстати, в Казани (Татарская АССР) Совнарком автономной республики 15 мая 1940 г. именно это и сделал. Крестьяне отреагировали единодушным решением «в город ничего не возить». Уже 4 июня регулирование отменили. Наркомторг СССР, проинформированный об инциденте в Татарии, не посчитал возможным поддержать предложение товарища Сыромятникова, ибо оно «не будет способствовать расширению колхозной торговли»1.
Неудивительно, что пребывающий в растерянности лояльный обыватель объяснял обрушившиеся напасти происками спекулянтов. Основания для подобных умозаключений были. Отдельные граждане, имеющие отношение к сфере торговли, пользовались служебным положением в корыстных целях. Приходуя товар, они сразу вносили деньги в кассу, а после втридорога его перепродавали. Кое-кому пригодились родственные связи в других, относительно более благополучных областях и республиках, откуда шли посылки с вещами, пополнявшими ассортимент местных «барахолок». Органы НКВД выявляли и задерживали таких «предпринимателей», над ними устраивались показательные процессы с суровыми приговорами. Например, газета «Челябинский рабочий» 1 июня 1939 г. сообщила об аресте граждан Р. и М. и конфискации у них 500 м различных тканей, 21 пары брюк, 11 пар обуви. Образ вра-га-перекупщика прочно закрепился в обыденном сознании, которое в перепродаже с целью наживы видело причину дефицита, а не его следствие.
Знакомство с документальными материалами и прессой тех лет наталкивает на мысль, что часть партноменклатуры сама искренне разделяла это заблуждение. Чкаловский обком ВКП(б) в январе
1940 г. обязал правоохранительные органы тщательно изучить «формы, методы и источники спекуляции, вскрыть ее подполье и повести с ней непримиримую борьбу методом социалистического соревнования»2. По области прокатились облавы. Во время одной из них в Орске арестовали отца и сына Кредышевых. Ремесленники-пимокаты, они имели патент на изготовление валенок из шерсти заказчика и были зарегистрированы в финуправ-
1 См.: Кризис снабжения 1939-1941 гг. в письмах советских людей // Вопр. истории. 1996. № 1. С. 17, 18, 20, 23.
2ЦДНИОО. Ф. 371. Оп. 4. Д. 29. Л. 91-93.
лении. Сырье приобретали в колхозах и на базаре. Вина кустарей заключалась в том, что готовую продукцию они сбывали на рынке «по спекулятивной цене». К удивлению милицейского и партийного начальства, нарсуд не нашел в действиях подозреваемых криминала и оправдал их, за что судью назвали пособником преступных элементов3.
Сегодня кажется бесспорным утверждение, что огосударствленная и централизованная экономика мобилизационного типа уже самим фактом своего появления предопределила отставание и перекосы в развитии социальной сферы4. Но тогда системный характер кризиса, если и осознавался кем-либо из правящей элиты, то открыто о нем не говорили, так как это означало бы официальное признание слабости СССР Поэтому первоначально предпринимались идеологически выверенные пропагандистские кампании. И только затем были сделаны шаги, направленные на совершенствование отдельных сторон сложившегося механизма производства и распределения.
Уникальность рассматриваемого периода состояла также в том, что, с одной стороны, областное начальство оказалось перед необходимостью обеспечить выполнение напряженных плановых заданий при категорическом запрете на введение карточек. С другой стороны, оно видело возмущение трудящихся снижением уровня жизни и обязано было реагировать, чтобы предотвратить эксцессы. Те чиновники, которые привыкли полагаться на авторитет центра, обращались к Москве с просьбами о помощи и зачастую отстаивали интересы вверенных им территорий в ущерб соседям-землякам. Например, Свердловская область за 9 месяцев 1939 г. в расчете на 1 жителя получила колбасы — на 16 %, масла — на 34,5 %, шерстяных тканей — на 29 % больше, чем Молотовская область5. Зам. председателя Центросоюза Сидоров летом 1939 г. признал крайнюю неравномерность отгрузки товаров в регионы. По его словам, кому-то выделяли 9 % фондов, а кому-то 200 %6. Руководители без «связей», пробовали действовать самостоятельно, сделав акцент на местных источниках пополнения потребительского рынка и кое-где добились успеха. Так, в Сарапульском районе (Удмуртская
3Там же. Оп. 3. Д. 411. Л. 114.
4 См.: Корнаи, Я. Дефицит. М., 1990. С. 153.
5ГАНИОПДПО. Ф. 105. Оп. 5. Д. 73. Л. 217.
6 РГАЭ. Ф. 484. Оп. 1. Д. 3479. Л. 14.
АССР) в 1940 г. доля товаров, полученных в децентрализованном порядке, достигала 40 % розничного оборота1.
Эта задача обрела особую актуальность в связи с тем, что надежды на быстрое возведение цехов ширпотреба на крупных промышленных предприятиях (из уральских заводов в проекте участвовали ЧТЗ, Усть-Катавский вагоностроительный завод и др.) не оправдались. Набрав в 1937 г. целевых кредитов на сотни тысяч рублей, флагманы индустрии к середине 1939 г. выпуск гражданской продукции так и не начали. Там, где она все же изготавливалась, делали то, что позволяла технология основного производства, а действительные запросы людей не удовлетворялись. Уфалейский завод металлургического оборудования в мае 1939 г., в разгар весенне-посевных работ, вместо ведер, леек, лопат, в которых остро нуждались огородники, предлагал приобрести у него металлические печки2.
Несовершенным был механизм реализации товаров. Сначала они накапливались на оптовых базах Наркомторга, нередко расположенных в значительном отдалении от производителя, а затем ввозились в область в качестве централизованных рыночных фондов, предназначенных для госторговли. Помимо временных затрат, это приводило к ненужному удорожанию, росту встречных перевозок и перегрузке транспорта3.
Кризисная ситуация грозила выйти из-под контроля. Правительство спешно налаживало систему снабжения в крупных промышленных центрах. Трудящихся металлургической, топливной, энергетической и некоторых других стратегических отраслей прикрепили к спецраспределите-лям, куда перетекала большая часть ресурсов из общедоступных торговых точек. Например, в открытой сети Молотовской области, где обслужи-
1 РГАЭ. Ф. 484. Оп. 5. Д. 2724. Л. 70.
2 См.: Челябинский рабочий. 1939. 30 мая.
3 Писатель М. Зощенко еще в 1928 г. в фельетоне «Природа и люди» высмеял этот порядок: «Три рубля семь гривен — средняя кастрюлька с крышкой и с ручкой за те же деньги. Это, ей-богу, недорого! Да оно дешевле и нельзя. Очень уж этот товар дефицитный. Его надо много возить. Из Ленинграда в Москву и обратно. Вот оно и выходит. Туда-назад повезли — оно и округляется. Спасибо еще, что... в международных вагонах не везут, а то бы знаете, набежало. А так. хорошая, симпатичная кастрюлька, побывавшая в Москве кастрюлька, которая не протекает, несмотря на дальнюю дорогу, стоит. недорого!» (См.: Зощенко, М. Избранное. М., 1983. С. 581, 582.)
валось 65 % населения, оставалось лишь 2-3 % товарной массы4. Для особо нуждающихся районов изыскивались дополнительные фонды. В частности, в III квартале 1939 г. на Урал было направлено, сверх намеченного, 28 тыс. т муки, 5 тыс. т зерна, 375 т манной крупы5. Реализовывались эти продукты исключительно среди рабочих и служащих госпредприятий и учреждений.
Чтобы совсем не оголять полки магазинов, юридическим лицам запретили производить покупки в розничной торговой сети как по безналичному расчету, так и за наличные деньги. Приобрести что-либо они могли только на мелкооптовых базах и строго по утвержденным ли-митам6. Для простых граждан устанавливались разовые нормы продажи товаров, причем с апреля по октябрь 1940 г. они были снижены по мясу, макаронам и крупе — с 1 до 0,5 кг, по маслу — с 0,2 до 0,1 кг и по сахару — с 1 кг до 0,4 кг7. Отметим, что непереводимое на иностранный язык словосочетание «отпуск в одни руки», будучи запущенным в обиход, быстро превратило очереди в подобие семейных клубов. Частичному ослаблению ажиотажного спроса способствовало повышение в январе 1939 г. цен на ткани, готовое платье, белье, трикотаж, стеклянную посуду, обувь и металлические изделия8.
В целях экономии государственных запасов с декабря 1939 г. в деревне полностью прекратилась торговля мукой и мучными изделиями. Если в крестьянских семьях привыкли перебиваться домашней выпечкой из зерна, выданного по трудодням или выращенного в подсобном хозяйстве, то прочие лица (учителя, рабочие МТС) снабжались хлебом напрямую по спискам через коопе-
4 См.: Осокина, Е. А. Люди и власть. // Отечест. история. 1995. № 3. С. 26.
5 РГАЭ. Ф. 484. Оп. 1. Д. 3239. Л. 179-181; Д. 3240. Л. 7, 8.
6 См.: Постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 23 февраля 1940 г. «Об обеспечении кассового плана Госбанка на 1 квартал 1940 г.» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1020. Л. 77-80.)
7 См.: Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) 10 апреля 1940 г. «О нормах продажи продовольственных товаров в одни руки» и постановление СНК СССР от 21 октября 1940 г. «О нормах отпуска продовольственных товаров и некоторых промышленных товаров в одни руки в розничной торговой сети» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1021. Л. 83, 84; Д. 1028. Л. 62, 63).
8 Собрание постановлений и распоряжений правительства СССР. 1939. № 20. С. 131.
ративные буфеты. Их дневной паек в Чкаловской области состоял из 200-граммовой горбушки, щедро сдобренной ячменными и кукурузными добавками1.
Однако вследствие недорода голодали все категории сельских тружеников. В апреле 1940 г. Л. П. Берия в донесении И. В. Сталину и В. М. Молотову писал: «По сообщениям ряда УНКВД республик и областей за последнее время имеют место случаи заболевания отдельных колхозников и их семей по причине недоедания»2.
С прилавков сельпо также исчезли сахар, моющие средства, табак, которые по распоряжению вышестоящих инстанций переадресовывались горторгам. В частности, Экономсовет при СНК СССР в конце 1939 г. разрешил исполкому Молотовской области переключить 350 т сахара из фондов села на снабжение основных промышленных центров области3. Поездки в крупные населенные пункты стали для колхозников обычным способом покупки, там они совершали каждое пятое приобретение, попутно подрабатывая «отхожим промыслом» и торгуя на базарах кто чем может. В период между уборкой урожая и новой посевной «деревенский десант» в город увеличивался, еще больше нагнетая социальную напряженность. Достаточно сказать, что на его долю падало примерно 13 % всех товаров, реализованных горторгами в 1939 г.4 Приостановить эту сезонную миграцию было призвано постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 25 января 1939 г. «О работе потребительской кооперации», которое преследовало цель разукрупнения сельпо и организации в каждом из них по-нескольку магазинов. Планировалось шире развернуть торговлю лесоматериалами и за счет межрайонного маневрирования товарными остатками и уценки неликвидов снизить, хотя бы отчасти, давление платежеспособного спроса села на город.
Но и после осуществления указанных мероприятий на одного крестьянина приходилось различных продуктов и изделий в 4,5 раза мень-
1ЦДНИОО. Ф. 371. Оп. 4. Д. 106. Л. 163, 164; РГАЭ. Ф. 484. Оп. 1. Д. 3669. Л. 56.
2 См.: Осокина, Е. А. Легенда о мешке с хлебом: кризис снабжения 1936/37 года // Отечест. история. 1998. № 2. С. 104.
3РГАЭ. Ф. 484. Оп. 1. Д. 3669. Л. 158.
4 См.: Чернявский, У Денежные доходы населения и
розничный товарооборот // Плановое хозяйство. 1941.
№ 5. С. 82.
ше, чем на одного горожанина5. Сельские жители, например, Чкаловской области, реально купили в 1940 г. различных тканей лишь 4,2 м, кожаной обуви только 0,27 пары, хозяйственного и туалетного мыла соответственно всего 0,8 и 0,6 куска в расчете на человека6. Некоторые горе-руководители продолжали обвинять колхозников в нехватке товаров в городах и требовали прекратить выдачу им сопроводительных документов. Поскольку у тружеников села в то время не было паспортов, то без письменного разрешения председателя сельсовета они не имели права покидать место жительства.
Чтобы хоть как-то компенсировать падение товарооборота в деревне, Экономсовет позволил разбронировать и продать промтовары, оставшиеся после прошлогодней хлебозакупочной кампании. Удмуртский облпотребсоюз за счет этого увеличил оборот на 86 тыс. р.7 Но выделение новых фондов для села, объем и направление то-варопотоков по-прежнему ставились в прямую зависимость от хода хлебозакупа у колхозов, и даже те товары, на которые фактически были получены наряды, не отгружались кооперации до момента выполнения плана. Напомним: в том году в ряде районов Урала свирепствовала засуха. Однако задание заготовительным управлениям облпотребсоюзов не скорректировали, и это предопределило его провал. Сложилась нелепая ситуация: получить автопокрышки, кровельное железо, гвозди и т. д. кооперативные организации могли, если бы вывезли весь закупленный хлеб на государственные приемные пункты, что было невозможно из-за отсутствия покрышек. Как следствие, рядовые колхозники не дождались от сельпо обещанных товаров за сданное продовольствие.
Периодически звучавшие призывы равномерно и пропорционально удовлетворять нужды работников аграрного и промышленного секторов нарушались самими инициаторами подобных обращений. При этом некоторые руководители Наркомторга прибегали к невинным с их точки
5 Подсчитано по: Народное хозяйство СССР в 1960 г. М., 1961. С. 9; Плановое хозяйство. 1941. № 5. С. 78.
6 Подсчитано по: Корнилов, Г. Е. Рост материального благосостояния колхозного крестьянства Урала накануне Великой Отечественной войны (1938-1941) // Материальное благосостояние тружеников уральской советской деревни 1917-1988. Свердловск, 1988. С. 61.
7ЦДНИУР. Ф. 16. Оп. 1. Д. 3020. Л. 4.
зрения уловкам. Например, фонды по таким дефицитным позициям, как мука или керосин, старались отгружать в конце отчетного квартала или года, и торговые организации, особенно сельские, по причине недостатка времени и транспорта, из-за осенней распутицы не успевали получить их полностью. Затем фонды, как якобы невостребованные, аннулировались.
За подобные «упущения» кооператоров строго наказывали партийные комитеты. Так, бюро Соль-Илецкого РК (Чкаловская обл.) 15 марта 1939 г. объявило выговор с занесением в учетную карточку члену ВКП(б) председателю райпотребсоюза Щавелеву за невыборку 95 % (!) выделенного району количества ржаной муки, что создало большие трудности с хлебом и вызвало недовольство трудящихся1. «У сильного всегда бессильный виноват»,— лучше И. А. Крылова об этом случае и не скажешь. А вот еще пример чиновничьих манипуляций. О нем поведал председатель Ныробского райпотребсоюза (Молотовская область) Зверев на совещании руководящих работников и секретарей первичных парторганизаций кооперативной торговли, состоявшемся 2325 мая 1939 г. в Молотове. При получении по наряду хлопчатобумажной ткани на 100 тыс. р. ему вручили письмо, содержащее приказ отдать половину Усольлагу и лесозаготовителям. Зверев недоумевал, зачем все записали на счет райпотребсоюза, лучше бы сразу дали товара на 50 тыс. р.2
По-видимому, данные приемы применялись повсеместно, чтобы завуалировать резкое уменьшение объема выделяемых селу фондов, сокращение и превращение централизованного товарооборота в разновидность закрытого распределения. Фактически же, в системе жизнеобеспечения страны незадолго до войны возникла ситуация, которую Нарком торговли СССР А. В. Любимов в конце 1940 г. в докладной записке в СНК характеризовал как отсутствие свободной торговли3.
В то время как основные товарные ресурсы по распоряжению правительства реализовывались в городах, накопления деревенских жителей извлекались в бюджет другим способом — через увеличение доли натуральных и денежных налогов. В апреле 1940 г. произошли важные изменения в политике централизованных заготовок и заку-
1 ЦДНИОО. Ф. 12. Оп. 12. Д. 264. Л. 63, 64.
2 ГАНИОПДПО. Ф. 105. Оп. 5. Д. 201. Л. 124.
3 См.: Осокина, Е. А. За фасадом «сталинского изо-
билия». С. 215.
пок, выразившиеся в том, что теперь базой для их исчисления стала служить не площадь обрабатываемых земель, а общее количество закрепленных за колхозом угодий4. Понятно, что после этого нововведения поставки сельскохозяйственных продуктов в счет выполнения производителями своих обязательств перед государством намного возросли, а количество остающихся в их распоряжении излишков, которые продавались по свободным ценам, сократилось. Соответственно уменьшились и суммы выручки. Так называемый «гарнцевый сбор» натурой, взимавшийся с крестьян за пользование государственными, кооперативными и колхозными мельницами, крупорушками и маслобойками, был заменен денежной платой. Возросли также ставки сбора за право торговли на городских «колхозных рынках». Подобные оперативные мероприятия привели лишь к более или менее приемлемому для властей перераспределению товаропотоков между различными социальными слоями и производителями и при всей их стабилизирующей роли ситуацию в целом улучшить не могли.
Добившись желаемого за счет организационных мер, правительство увидело смысл в дальнейшем усилении регламентации и вскоре расширило группу планируемых промтоваров с 6 до 30 наименований. Среди них: ткани, швейные изделия, трикотаж, обувь, велосипеды, мотоциклы, спички, керосин, мыло, папиросы, лесоматериалы. По данной номенклатуре утверждались годовые и квартальные планы объема товарной продукции, внерыночный фонд по ведомствам, рыночный — с выделением города, села, целевых назначений (скажем, совпартактиву) и отдельных торгов в республиках, краях и областях. Ассортимент планируемого продовольствия включал 17 позиций, в число которых попали сахар, соль, мясопродукты, рыба, кондитерские изделия, консервы. По каждому из этих продуктов ежеквартально, а по муке и крупе — ежемесячно утверждался баланс поступления и расхода централизованных ресурсов5. Существовали еще группы «регулируемых» товаров (65 наименований, среди них: меховые изделия, радиоприемники, гвозди, галантерея, детские игрушки и др.), по которым шкала использования была не столь дифференцированной.
4 См.: Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. Т. 2. М., 1967. С. 749.
5 См.: Дихтяр, Г. А. Советская торговля. С. 102, 103.
Претерпела изменения процедура планирования. Еще в конце 1937 г. был образован Экономический Совет при СНК СССР. На него возложили рассмотрение среднесрочных народнохозяйственных программ и контроль за их выполнением. Если до середины 1938 г. объемы товарооборота рассчитывались и представлялись на утверждение правительства Наркомторгом СССР, а Госплан лишь давал по ним свое экспертное заключение, то со второй половины 1938 г. главный планирующий орган стал разрабатывать свои варианты товароснабжения страны. Но особенности потребительского спроса в отдельных районах учету не поддавались. В ноябре 1940 г. в Кургане (Челябинская обл.) нельзя было купить мыло, одеколон, посуду, в то время как в глубинке все это залеживалось на прилав-ках1. К тому же инструктивные материалы порой поступали на периферию с большим опозданием, что создавало путаницу и снижало их ценность.
Абсолютизация идеи централизованного планирования проявилась как в бюрократических экспериментах по созданию всевозможных «снабов» и «сбытов», от которых якобы зависела бесперебойная работа торговли, так и в разнарядках на продукцию предприятий местного подчинения, к каковым относились и артели промкооперации. Обкомы партии и облисполкомы были лишены права распоряжаться этой продукцией и слабо интересовались перспективой развития собственного производства, ориентируясь на ввоз товаров из других регионов. Например, в Челябинске торговали привозными конфетами, печеньем, повидлом, сушеными и маринованными грибами, а все потому, что пи-ще-промысловый союз в 1936 г. ликвидировали и 6 профильных кооперативов, способных в значительной степени удовлетворить потребность в данных продуктах, лишились поддержки и с тех пор влачили жалкое существование2. Из Ленинграда, Одессы, Свердловска в область завозилась гончарная посуда, столовые приборы, утюги, бытовой инструмент, чемоданы и даже веники! В Коми-Пермяцком автономном округе при наличии огромного неудовлетворенного спроса на предметы домашнего обихода, металлоизделия и мебель в 1932-1939 гг. количество
промартелей сократилось с 52 до 123. Вот так незначительные, на первый взгляд, ошибки в управлении оборачивались серьезными материальными и морально-психологическими издержками.
Понимая, что одними приказными методами не обойтись, власти решили воздействовать на мотивацию производственных и торговых организаций через реформу ценообразования. До 1939 г. единый порядок определения розничных цен отсутствовал. Правительство утверждало твердые расценки только на некоторые артикулы, и большинство прейскурантов торги составляли сами. Они прибавляли к стоимости изделия накидки, идущие на покрытие издержек обращения и формирование собственной прибыли, что значительно удорожало товар.
Структура цены выглядела так:
Себестоимость Прибыль Налог с оборота Торговая накидка
Отпускная цена предприятия
Оптово-отпускная цена
Розничная цена
Особенно сильные различия в стоимости наблюдались по товарам, изготовленным промысловыми кооперативами и мастерскими, принадлежащими различным торговым системам, а также по товарам, закупленным децентрализованно. На продукцию из полноценного фондового сырья распространялись цены, действующие в государственной промышленности. Калькуляцию на остальные изделия готовили конвенционные бюро при местных органах Наркомторга или союзы кустпромкооперации, или непосредственно артели. Поскольку себестоимость производства на плохо оснащенных кустарных предприятиях значительно превышала средний уровень общественно необходимых затрат, то и сами кооперативные товары обходились потребителям дороже.
Не было единообразия и в процедуре отнесения транспортных расходов на поставщиков и покупателей. На часть номенклатуры изделий устанавливались цены «франко-станция (пристань) назначения», и, следовательно, доставка учитывалась в оптовой цене продукции. Но оставалось много позиций, на которые про-
1 См.: Красный Курган. 1940, 26 нояб.; 11 дек.
2 См.: Челяб. рабочий. 1940. 16 апр.
3 Звезда. 1939. 6 июля.
должали действовать расценки «франко-стан-ция (пристань) отправления», и расходы по железнодорожным или водным перевозкам прибавлялись к отпускной цене промышленности. Значительная пестрота сохранялась в порядке возмещения издержек по автогужевым транспортировкам. По одним товарам (водка) они покрывались за счет торговых скидок, по другим (соль, керосин, рыба, консервы, мыло, обувь) — путем дополнительной наценки, по третьим (хлебопродукты) — их компенсировали финансовые органы из местного бюджета. При этом в различных регионах применялись разные коэффициенты выплат.
Сложной и запутанной оставалась система изъятий в государственный бюджет. Кроме налога с оборота, как основной формы получения государством чистого дохода, на некоторые предметы (галантерея, фотопринадлежности, часы) распространялась так называемая специальная надбавка, введенная в 1931 г. для дифференциации городских и сельских розничных цен. С 1936 г. такие товары, как металлическая посуда, кровати, электробытовые приборы, печное литье, стекло оконное, облагались дополнительным сбором в том случае, если они продавались населению. Усиление административного вмешательства в процесс распределения материальных благ требовало унификации ценообразования.
В 1939 г. на значительную часть основных предметов потребления правительство ввело твердые государственные розничные цены «франко-станция(пристань) назначения», дифференцируемые по отдельным территориальным зонам или поясам. Отменялись любые торговые, транспортные и бюджетные накидки. Товары одной группы в городе и деревне стали стоить одинаково. Расходы по выгрузке и перевозке до места реализации учитывались при предоставлении скидок конкретным торгующим организациям, в зависимости от расстояния между ними и железной дорогой. В отпускную цену промышленности была включена также тара и упаковка. Собственный доход государства формировался отныне исключительно за счет налога с оборота, размеры которого устанавливались по каждому артикулу в процентах к стоимости товара или в абсолютных размерах. Теперь цена отражала следующие экономические категории:
Себестоимость Прибыль Сбытовая торговая скидка с налога с оборота Налог с оборота (чистый)
Отпускная цена без налога с оборота (прейску рантная)
Валовая сумма налога с оборота
Розничная цена (прейскурантная)
Новую систему ценообразования отличал ряд достоинств. Во-первых, фиксировалась среднеотраслевая себестоимость изделия и торговая скидка на него. Это создавало заинтересованность в уменьшении издержек среди производителей и торгующих организаций, поскольку увеличивало их прибыль. Во-вторых, твердые розничные цены были выгодны потребителю, так как гарантировали реальную заработную плату и облегчали общественный контроль. В-третьих, промышленные предприятия стали стремиться к сокращению дальности перевозок, что также повышало их долю дохода в структуре цены1.
Главный недостаток же заключался в том, что прейскуранты распространялись и на продукцию кооперативов, независимо от того, из какого сырья она изготовлена: планового, добытого самостоятельно или утиля. Не делалось различий между мелкими артелями, ориентированными на гражданскую продукцию, и крупными предприятиями, работающими, в том числе, и на армию, что в конечном итоге связывало местную инициативу и наносило ущерб развитию социальной инфраструктуры.
В целом, мероприятия правительства по стабилизации товарного обращения, предпринятые в 1939-1940 гг., можно подразделить на две категории — административные и экономические. В обстановке углубляющегося кризиса снабжения они представляли собой естественные, основанные на соображениях политической целесообразности и, во многом, спонтанные решения в рамках общего курса на усиление позиций государства в жизнеобеспечении населения. Регулирующую функцию рынок товаров и услуг постепенно утрачивал, и она сосредоточивалась в ведомствах. Подчеркнем, что среди немногих относительно самостоятельных (и легитимных!) субъектов экономических отношений кооперативная промышленность и торговля сохранили свои идентификационные признаки и способность адаптироваться к неблагоприятной для них институциональной среде, что позволило им сыграть роль буфера, ослабившего тяжесть кризиса в некоторых регионах страны, в частности, на Урале.
1 См.: Малафеев, А. Н. История ценообразования (1917-1963 гг.). М., 1964. С. 214.
