CC BY
42
18. Баталов В. Я. Зэр одзын. Кудымкар, 1990. С. 103.
19. Коми-пермяцкий язык... С. 311.
20. Баталов В. Я. Указ. соч. С. 20.
21. Образцы коми-зырянской речи. Сыктывкар, 1971. С. 131.
22. Там же. С. 134.
23. Жилина Т. И., Бараксанов Г. Г. Присыктыв-карский диалект и коми литературный язык. М., 1971. С. 276.
УДК=811.351.43
Н. М. Барахоева
ТИПЫ КОСВЕННЫХ НАКЛОНЕНИЙ В СИСТЕМЕ ИНГУШСКОГО ГЛАГОЛА
В статье рассматриваются типы косвенных наклонений в системе ингушского языка. Предлагается новый перечень граммем косвенных наклонений в ингушском языке: юссив, гортатив (инклюзивный, эксклюзивный - оптатив), дезидиратив, конъюнктив и т. д. Также констатируется взаимосвязь ирреальной и эпистемической модальности в ингушском языке.
The problem of types of oblique mood in the Ingush language is put forward and solved in the article.
A new set of the oblique mood grammemes in Ingush is offered: yussiv, gortativ (inclusive, exclusive - optative), conjunct and dezidirative etc. The connection of the oblique mood and the mood of epistemic modality is shown.
Ключевые слова: ирреальная модальность, наклонение, оптатив, гортатив, юссив, дезидиратив, конъюнктив.
Keywords: unreal modality, mood, optative, gortative, yussive, dezidirative, conjunctives.
В предлагаемой статье нами описываются граммемы косвенных наклонений в ингушском языке. Так как мы ограничены рамками статьи, то изложение материала, обнаруженного нами в рассматриваемом языке, будет излагаться в констатирующем варианте, что отнюдь не означает бесспорности результатов наших исследований.
Как известно, содержание ирреальной модальности сводится к выражению ситуаций, которых нет или не может быть в реальной действительности, т. е. «модальные показатели этого типа описывают некоторый "альтернативный" мир, существующий в сознании говорящего в момент высказывания» [1]. Семантика ирреальной модальности, в основном, группируется вокруг значений возможности.
Как известно, грамматическим средством реализации модальных значений в языке является грам-
© Барахоева Н. М., 2010 50
матическая категория наклонения. Так, модальные значения выражения точки зрения говорящего реализуются показателями косвенных наклонений, противостоящих прямому (изъявительному) наклонению (индикативу). Изъявительное наклонение, как известно, - это значение модальности, которое предполагает реализацию ситуации, совпадающей полностью с окружающей действительностью и имеющей полную парадигму временных форм.
Эпистемические наклонения выражают различные эпистемические оценки (эпистемической вероятности г1ор, водаш хургва, ваха хургва, г1ор-гволаш хургва / может быть, пойдет; эписте-мического ожидания - водаш хургвар, ваха хур-гвар / предполагается, что пойдет; прерванного ожидания, удивления - водаш хиннав, ваха хиннав / оказывается идет, оказывается пошел (ассертив), (миратив)).
Грамматические формы желательного наклонения возникают на основе показателей желания. Так, в ингушском языке имеется граммема желания (дезидиратив): додадалар, дахадалар, г1оргдалар - (хоть бы сходил бы ты); имеются три формы времени: настоящее, прошедшее, будущее. Граммема условно-желательного наклонения (коньюнктив-дезидиратив): додаре, даха-даларе, г1оргдаларе-если бы пошел - объединяет в себе показатели значения условности и желания действия, имеет три формы времени: прошедшее, настоящее, будущее.
Если в форме желательного наклонения в качестве главного значения выступает желание говорящего, то в форме условно-желательного наклонения в качестве главного выступают показатели модального значения желания с выражением условия, равно как и повелительное наклонение (императив) совмещает в себе значения желания говорящего с выражением значения побуждения к желаемому действию.
Наряду с условно-желательным наклонением в ингушском языке существует и граммема сослагательного наклонения: г1оргдар, аргдар, со-царгдар, что соответствует русскому пошел бы, сказал бы, остановился бы.
Следующее из косвенных наклонений, выделяемых в ингушском языке, - это императив, считающийся в языкознании универсальным наклонением, которое в различных языках проявляет различное количество вариантов-подтипов [2]. Так, различают виды побуждения по степени категоричности побуждения (просьба, совет, требование, разрешение, предложение совершить действие). В ингушском языке указанные значения передаются разными морфологическими формами императива (совмещенными с выражением различных форм и степеней вежливости): ала!, алал!, алалахь!, алал хьай! / скажи!, скажи непременно, скажи потом, скажи, пожалуйста!.
Н. М. Барахоева. Типы косвенных наклонений в системе ингушского глагола
При этом обращаем внимание и на возможность реализации значения временной дистанции в этих формах. Так, формы алал, алалахь предполагают разную временную дистанцию в осуществлении действия: алал! / скажи сейчас (бли-жайщее время), алалахь! / скажи потом, через время (отдаленное будущее). Помимо этого ингушские формы императива различаются и по выражению адресата обращения, содержащегося в форме императива. Сам по себе императив предполагает, что адресатом побуждения, содержащегося в высказывании говорящего, является слушающий, т. е. второе лицо. Но возможны и такие формы императива, которые обращены одновременно к первому и к третьему лицу. Если говорящий обращается к первому лицу, обычно императив выражается как побуждение к совместному действию с говорящим: дахалда (вай), оалалда (вай)! / (да) будем мы жить!, (да) скажем мы!). Если же говорящий обращается к третьему лицу, то прямое побуждение переходит в косвенное, например, в ингушском языке имеются побудительные глаголы типа - дахийта (в, й, б) / пусть живет, алийта! / пусть говорит! При этом в обоих случаях мы имеем не морфологически образованные формы побуждения, а показатели двух самостоятельных наклонений: приглашение к совместному действию - горта-тив (гортатив, совмещенный с оптативом) (оалалда (вай)) и косвенное побуждение - юс-сив (алийта), совмещенный с каузативом.
Оптатив рассматривается в лингвистике как грамматическая глагольная категория, выражающая желание говорящего [3]. В естественных языках существуют различные способы актуализации данного значения. Имеются языки, в которых данная категория выражена морфологическими средствами, и языки, в которых эта категория выражена не морфологическим путем. Известно, что кавказские языки принадлежат к тем языкам, в которых оптатив (мы понимаем данную граммему в ее широком смысле - выражение желания или пожелания) грамматикализован на уровне глагольных форм.
В частности, анализу оптатива в восточно-кавказских языках посвящена работа Н. Р. Добру-шиной [4]. В данной статье автором рассматриваются все глагольные формы, специализированные для передачи семантики желания, т. е. и формы желательного наклонения, и формы так называемого гортатива автором объединяются в общую граммему оптатива. Соответственно, Н. Р. Добрушина выделяет в восточно-кавказских языках, в том числе и в чеченском, два типа оптатива - перформативный оптатив - «наклонение, предназначенное для выражения пожелания добра и зла адресату, третьему лицу или (реже) себе» [5]. «Оптатив второго типа выра-
жает желание или мечту говорящего и не используется для обозначения благословений и проклятий» [6]. Этот вариант оптатива автор именует дезидиративным оптативом. Анализируя различия между типами желания, выражаемыми двумя вариантами оптативов, автор ссылается на слова А. Вежбицкой «Основное различие между благословением и проклятием, с одной стороны, и выражением желания, с другой, состоит в признании могущества слов в первом случае и их бессилия во втором» [7]. Указывает автор также и на то, что оптатив семантически родственен юссиву, и случаи совмещения юссива и оптатива в языках нередки. Кроме того, следует обратить внимание и на то, что Н. Р. Добрушина смешивает чеченские формы дезидиратива с формами желательного наклонения ингушского языка. Дело в том, что в литературном чеченском языке, как известно, имеется лишь одна форма дезидиратива - форма на -хьара, соответствующая ингушскому дезидиративу на -далара: алахьара -оалдалара / сказал бы, г1охьара - г1овалара / сходил бы и т. д. (то есть, если пользоваться терминологией Н. Р. Добрушиной, данная граммема будет именоваться дезидиративным оптативом). Вследствие этого автор выводит три формы оптатива в чеченском языке, причем форма чеченского языка, которая как раз и соответствует тому перформативному оптативу, который автор и ищет в чеченском языке (форма на -йла, соответствующая ингушской форме на -лда, именуемая нами гортативом, совмещенным с оптативом: оалийла - оалалда / да скажут), почему-то остается автором неопознанной: «вторая форма оптатива на -jla ограничена обращением ко 2-му лицу: с помощью этой формы можно пожелать добра или зла только собеседнику. Других употреблений у нее нет. Семантическое распределение форм перформативного оптатива на -hara и на -jla пока неясно» [8]. Можно дополнить лишь, что чеченская форма на -йла практически полностью семантически соответствует гортативу, совмещенному с оптативом, ингушского языка, и может употребляться для выражения значения побуждения в адрес 1-го, 2-го или 3-го лица.
Что касается соотношения типов желания в формах дезидиратива и гортатива, то мы бы в данном случае немного иначе охарактеризовали семантические расхождения между семантикой желания, выражаемого дезидиративом, и желания (а точнее, пожеланием), выражаемого гор-тативом. Дезидиратив выражает желание, мечту субъекта: вахавалара / жил бы, а гортатив (или совместная форма наклонения) - пожелание говорящего: дахалда (вай, уж, шо) / да будем (-ете, -ут) жить. Очевидно, неверным было бы объединять два данных значения в один тип наклонения - оптатив (во всяком случае, в ингушском
языке). Обоснованием такой точки зрения служит, на наш взгляд, хотя бы тот факт, что не всегда истинное желание субъекта совпадает с тем пожеланием, которое им произносится вслух, когда он переходит в роль говорящего. К тому же в системе ингушского глагола в одной граммеме совмещены два значения - гортатив (выражает пожелание осуществления действия первым лицом совместно с другими участниками речевого акта) и оптатив (пожелание, адресованное второму, третьему или первому лицу).
Мы в ингушском языке рассматриваем дезидиратив как самостоятельную граммему, т. е. дифференцированно от гортатива, тем более что в данном языке имеются глагольные морфологические формы для выражения каждого из указанных типов желания. Отметим также и тот факт, что в ингушском языке гортатив - форма, выражающая совместное действие, чаще всего в своем прямом значении (в значении выражения благословений или проклятий) образуется от ограниченного количества глаголов типа даха (в, й, б) / жить, лела / ходить, 1е / оставаться -дахалда / да будем жить, маьрша лелалда, маь-рша 1алда / да будем счастливы (удачливо ходить), да оставайтесь свободными и т. д. То есть здесь представлены те глагольные лексемы, от которых чаще всего образуются формы благословения и проклятия. Все эти глаголы, как мы видим, по своей морфосинтаксической характеристике являются непереходными.
Однако образование морфологической формы гортатива возможно и от любых других глаголов ингушского языка. Однако в этом случае значение побуждения несколько нивелируется. Семантика побуждения некоторым образом переходит в семантику пренебрежительного допущения ситуации или события, причем пожелание адресовано 2-му лицу: Из болх болба 1а а / да удастся и тебе эта работа. Цигара д1аг1ойла хьо а / Да уйдешь ты и подальше оттуда.
Предлагаем рассматривать в ингушском языке два типа гортатива. Первый тип граммемы указывает на пожелание осуществления действия, адресованное лишь второму и третьему лицу. Второй же тип гортатива актуализирует пожелание исполнения действия, адресованного первому, второму и третьему лицу, а также и призыв к совместному действию. Различия в семантике данных типов гортатива обусловливаются, очевидно, разнорефентностью данных типов граммемы гортатива. Различия в референтной соотнесенности типов гортатива определяются мор-фо-синтаксичесикими особенностями исходной глагольной лексемы. Так, гортатив от переходных глаголов имеет значение выражения побуждения, адресованное 1-му или 3-му лицу: дешал-да (1а, цо) / да прочитает (ты, он). И в этом
случае на первый план выступает значение оптатива (эксклюзивное по(желание)). Гортатив же, образованный от непереходных глаголов, выражает значение побуждения, адресованное 1-му, 2-му или 3-му лицу: г1олда (со, хьо, из, вай) / да пойдет (я, ты, он, мы). И здесь на первый план выходит значение гортатива (инклюзивное пожелание, пожелание совместного действия).
Имеется в ингушском языке, как мы уже указывали, и форма для выражения граммемы юс-сива также. Как известно, юссив рассматривается в лингвистике в качестве глагольной формы, передающей косвенное побуждение, адресованное третьему лицу: вахийта из / пусть идет (он). Как видим из примера, в ингушском языке юссив передается кумулятивно с граммемой каузатива, т. е. ингушский язык не располагает специальной формой для передачи граммемы юссива. Каузатив, обращенный к первому лицу в системе ингушского глагола, чаще всего выступает в значении пермиссивного каузатива, не совмещенного с юссивом. Именно поэтому, полагаем, что в качестве юссива в ингушском языке может функционировать лишь фактитивный каузатив, который в принципе передает побуждение, адресованное лишь третьему лицу.
Таким образом, в ингушском языке мы можем противопоставить четыре типа побуждения: императив - ала!, алал!, алалахь!, алал хьай!!, обращенный ко второму лицу; гортатив, совмещенный с оптативом - дахалда вай!, т. е. выражающий приглашение и обращенный к первому и второму лицам или, точнее говоря, ко всем присутствующим в случае гортатива и ко второму и третьему лицу в случае с оптативом дахал-да шо / живите и здравствуйте вы; бахалба уж / да живут и здравствуют они; юссив вахийта! / пусть живет, обращенный к третьему лицу.
Исходя из вышеизложенного, мы можем констатировать в ингушском языке следующие значения и типы наклонений в зоне ирреальной модальности: а) необходимость (принуждение) -императив, необходимость (пожелание) - горта-тив, совмещенный с оптативом, гортатив, не совмещенный с оптативом, юссив, совмещенный с каузативом; б) возможность - условное наклонение - поссибилатив, сослагательное наклонение (конъюнктив); в) желание - желательное наклонение (дезидиратив), условно-желательное наклонение.
Примечания
1. Плунгян В. А. Общая морфология. Введение в проблематику. М.: УРСС, 2003. С. 312.
2. Храковский В. С. Типология императивных конструкций. СПб., 1992. С. 179.
3. Остин Дж. Слово как действие / пер. с англ. // НЗЛ. Вып. XVII: Теория речевых актов. М.: Прогресс, 1986. С. 106.
А. П. Ушакова. Сравнительно-сопоставительная характеристика прилагательных с формантом -лев.
4. Добрушина Н. Р. Семантическая зона оптатива в нахско-дагестанских языках // Вопросы языкознания. 2009. № 5. С. 48-76.
5. Там же.
6. Там же. С. 49.
7. Там же. С. 48.
8. Там же. С. 71.
УДК 811.161.1+811.163.3
А. П. Ушакова
СРАВНИТЕЛЬНО-СОПОСТАВИТЕЛЬНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ПРИЛАГАТЕЛЬНЫХ С ФОРМАНТОМ -ЛЕВ В РУССКОМ И СЕРБСКОМ ЯЗЫКАХ
В статье рассматривается вопрос об истории притяжательных прилагательных с суффиксом -лев в русском языке и проводится сопоставительный анализ данной конструкции с сербским языком, прослеживаются особенности перевода притяжательных имен прилагательных на сербский язык.
The article deals with the history of possessive adjectives with the suffix -лев in the Russian language. The author compares this category with the Serbian equivalent and explores various problems of translating the adjectives from Russian into Serbian.
Ключевые слова: категория, посессивность, субъект и объект действия, принадлежность, декомпозиция, патроним, мотивирующая основа, регулярная форма.
Keywords: category, possessiveness, the subject and object of an action, decomposition, patronymic, motivation al root, regular form.
Традиционно в исследованиях по вопросу о выражении притяжательное™ в исторические периоды существования русского языка, а также других славянских языков отмечается, что основным средством выражения принадлежности было притяжательное прилагательное, а использование родительного принадлежности ограничивалось определенными условиями [1].
Так, для древнерусского языка выделяют суффиксы притяжательных прилагательных -овъ (-евъ), -инъ, которые сохранились в русском языке, а также *-j(b), *-j(a), *j(e), утратившиеся в истории русского языка [2]. Остатками их являются такие названия городов, как Ярославль (город Ярослава), Владимир (древнерусское - Володимирь) и другие.
В русском языке есть фамилия Яковлев с формантом -лев, которому, как правило, не дается объяснение в трудах по исторической грамматике русского языка. В сербском языке данный суффикс находит объяснение.
Авторы «Грамматики сербского языка» выделяют суффиксы притяжательных прилагатель-
© Ушакова А. П., 2010
ных и их значение: «Суфикс -ов/-ев... типичан )е за значе ску класу присво)них придева као што су: - братов, дететов, Славков, младиЬев, стри-чев, кралев, ДрагиЬев - чи)е )е значе не припа-да е, т). ко)и значе да по)ам уз чи)е име придев сто)и припада, по било чему, ономе што значе мотивне именице (по власништву: брашова к ига, по сродству: другова сестра, по службеном односу: во/ников старешина и т. д.).
Суфикси -овлев / -евлев / -овли / -евли -заступлени су у типу изведених придева као што су: братовлев, синовлев, мужевлев, ко)и означа-ва)у припада е по)единцу означеном мотивном реч)у (брашовлева к ига)» [3]. Имена прилагательные типа (братовли, синовли, мужевли) в сербском языке имеют качественное значение (свойства): брашовла лубав.
«Суфикс -ин... врло )е продуктиван у образо-ва има типа: сестрин, женин, Зоричин, Марианн, лавичин, землин, песмин, ружин, суди/ин, пашин, Агин, Ивин, материн и сл». [4]. Они обозначают прежде всего принадлежность: «(Мари/ина к ига) и припада е врсти означено) мотивном именицом (ружино уле), чиме и придеви на -ин поста)у описни» [5].
Таким образом, в качестве продуктивных суффиксов со значением единичной принадлежности в сербском языке употребляют суффиксы притяжательных прилагательных -ов, -ев, -овлев, -евлев, -ин.
О преимущественном употреблении в сербохорватском языке притяжательных прилагательных по сравнению с родительным падежом свидетельствуют многие ученые. Так, М. Стевано-вич отмечает: «Природа српскохрватског )езика захтева да се увек, када год )е то могуЬе, за оз-начава е припадан>а употреби посесивни придев. Ипак се генитивом самосталних речи, каткада и прецизни)е, одре1у)е припада е. А у извесним случа)евима ни)е ни могуЬа употреба придева у ово) служби» [6].
П. А. Дмитриев, опираясь на работы югославских лингвистов, отмечает, что притяжательные прилагательные сербохорватского языка распадаются на два разряда: собственно-притяжательные и притяжательно-относительные. Собственно-притяжательные прилагательные образуются от имен существительных, обозначающих одушевленные предметы, с помощью суффиксов -ов, -ев, -лев, -овлев, -евлев, -ин (син - синов, /еж -/ежев, Мирослав - Мирославлев, брат - бра-товлев, муж - мужевлев, сестра - сестрин) [7].
Как видим, наряду с перечисленными выше суффиксами в сербохорватском языке со значением принадлежности отмечены также имена прилагательные с формантом -лев.
Об истории суффикса -лев говорится в монографии Р. Мароевича, который приводит разные
