CC BY
87
11. Сахаров, И.П. Сказания русского народа, собранные И.П. Сахаровым/И.П. Сахаров. - Тула, 2000.
12. Косарев, А. Философия мифа: Мифология и ее эвристическая значимость/А. Косарев. - М.: ПЭРСЭ; СПб.: Универс. книга, 2000.
13. Афанасьев, А.Н. Русские народные сказки/А.Н. Афанасьев. - М., 1990.
14. Гамзатова, П.Р Инобытийное пространство в традиционной культуре и художественных системах (универсальная модель, когнитив-
ные аспекты) / П.Р Гамзатова // Традиционная культура. - 2007. - №1.
15. Неклюдов, С.Ю. О некоторых аспектах исследования фольклорных мотивов // Фольклор и этнография: У этнографических истоков фольклорных сюжетов и образов. Сборник научных трудов. Под ред. Б.Н. Путилова. Л., Наука, 1984.
Статья поступила в редакцию 1.02.09
УДК 82. 091
А.А. Чертыкова, соискатель ХГУ им. Н.Ф.Катанова, г. Абакан
ТИПОЛОГИЯ ХУДОЖЕСТВЕННОГО МИРА ПОЭТОВ-СОВРЕМЕННИКОВ М. БАИНОВА И Б. УКАЧИНА
В статье типологически рассматривается художественное своеобразие поэтического мира ярких представителей хакасской и алтайской литератур второй половины XX века, поэтов-современников М.Р Баинова (1937 - 2001) и Б.У. Укачина (1936 - 2003). Общность тем, образов, приёмов сближает поэтов, в то же время подчёркивает оригинальность и неповторимость каждого.
Ключевые слова: стихи, национальные поэты, взаимосвязь, точки пересечения.
В 50 - 80-е годы XX века выявляется плеяда талантливых национальных поэтов - профессионалов, окончивших Литературный институт имени А.М. Горького (Москва) и местные педагогические вузы. Так, Хакасская поэзия обогатилась новыми поэтическими именами - М. Кильчичакова, М. Чебода-ева, М. Баинова, Н. Тинникова и др., алтайскую поэзию сегодня невозможно представить без имён А. Адарова, Л. Кокыше-ва, Э. Палкина, Б. Укачина, П. Самыка, Ш. Шатинова, Б. Бе-дюрова и др., творчество этих поэтов стало известно далеко за пределами своих республик. Многие из них, начав свой творческий путь со стихов, ярко заявили о себе во всех родах литературы - в прозе, драматургии, художественном переводе, публицистике. Их приход в родные литературы сделал национальные литературы полнокровнее и богаче. Появились новые жанры: баллады, лирическая поэма, роман; обогатилась тематика произведений, возросло художественное мастерство писателей и поэтов, что способствовало сокращению разрыва, отделявшего молодые национальные литературы от наиболее развитых литератур народов нашей страны. Новое поколение поэтов больше тянулось к опыту русской и зарубежной поэзии, но, тем не менее, определяющую роль в их творческих поисках сыграл родной фольклор. Переосмысливая традиционные образы, осваивая приёмы мастерства русских и зарубежных классиков, хакасские, алтайские, а также тывинские, саха-якутские поэты открывают для национальной лирики новые возможности художественного обобщения. Освобождаясь от заказных тем, идеологических установок, многие поэты пересматривают свой творческий путь и обретают себя как творческую личность.
Особый вес и значимость во второй половине XX века приобретают творчества ярких представителей двух национальных литератур - хакаса Моисея Романовича Баинова (1937 - 2001) и алтайца Бориса Укачиновича Укачина (1936 -2003). Это поэты одной эпохи, одного времени, представители среднего поколения поэтов, выпускники одного Литинсти-тута, пришедшие в литературу в 60-е годы XX века. Родившиеся почти в одно время, испытавшие сиротское детство послевоенного времени, они пришли в литературу со своими идеями, темами, оригинальными образами. Немало в их творческом пути сходного, но и немало своеобразного оригинального богатства художественного мира двух поэтов. В их творчес-
ком арсенале по 14 поэтических сборников. Имя их широко известно и в литературе коренного народа и всероссийскому читателю. Пожалуй, вся их судьба достойно запечатлена ими самими и в строчках стихотворений, и на страницах публицистики, у Б. Укачина и в богатой прозе. Чем дальше идёт время, нам, читателям XXI века, тем значительнее становятся творчества крупных национальных художников слова. Романтики по складу характера, они в стихах и поэмах предстают язычниками.
Поэзии национальных литератур имеют богатый опыт в развитии песен. В большинстве своём песни носили монологический характер, иногда имела форму диалога в тахпахе1 (распространена в поэмах М. Баинова). Своеобразны, музыкальны, пронизаны образами народной устной поэзии стихи М. Баино-ва, напоминающие «Песни Алтая» И. Ерошина (поэта, стоявшего у истоков хакасско-алтайских взаимосвязей с 20-х годов): «Мне дороги до боли эти песни, /Я, как с листьев травы, слова их собирал. / А у народа взял напев чудесный. / Слова горят озёрами средь скал. / И пахнут сладостной травою прямой. / Пусть на степном родимом языке / Они звучат призывно, не устанут, / Звенят, как кровь в отважном степняке [1, с. 10].
Традиция мелодии народной песни, прочно закрепившаяся в памяти поэта песнями матери, бабушки-сказительницы, алыптых-нымахами2 талантливых хайджи3 -земляков, воедино слилась с творческим освоением традиций русского ямбического стиха. Всё это привело к новаторству поэзии Баинова: И пел самозабвенно, пусть иначе,
По-своему, всё, что вчера слыхал.
(«Мои песни», перевод С. Поликарпова)
Позже он добавит:
Тахпахами, пропетыми однажды,
Я трепетал от новой песни каждой...
(«Мечта», перевод Г. Сысолятина)
В противоположность ему об истоках творчества алтайского поэта Б.Укачина читаем в откровениях лирического героя в стихотворении «Утро моей поэзии»:
Ни певцов, ни сказителей славных, признаться,
Не упомнится в нашем ряду.
1 Тахпах (в перев. с хак. яз.) - частушка.
2 Алыптых-нымах - героическое (богатырское) сказание.
3 Хайджи - сказитель.
Если ж всё-таки стал я поэтом...
Я обязан судьбой незабвенным рассветам...
В наших добрых алтайских горах!
(Перевод Б.Слуцкого)
Алтайская природа, жизнь и быт родного народа, судьба человека - источник поэтических размышлений поэта, набирающий поэтическую силу и художественное мастерство.
По мнению исследователя Киндиковой А.В., в современной алтайской поэзии явления нарушения традиционных песенных конструкций, постоянных композиционных приёмов (синтаксических параллелизмов, анафоры, повторов, градаций) и возникновение новых жанровых разновидностей лирики - раздумий над проблемами человеческой жизни, размышление о дружбе, о любви, о природе, медитативной лирики. Это можно увидеть в следующем стихотворении Б.Укачина «Мой Алтай»:
Мой Алтай!
Как долго здесь я не был!
Дай мне песню! Крылья укрепи...
Тучи, кем-то брошенные в небо,
Бродят, что отары по-степи
(Перевод И.Фонякова)
В этом же ряду удачными считаются стихи, определившие творческий поиск молодого ещё поэта: «Песня о дружбе», цикл стихов «Думы солдата», «Родной край».
Знакомство с первыми произведениями молодого поэта позволяет сделать вывод, что в раннем творчестве Б.Укачина определяются основные черты: стремление ко всему новому, что происходит в жизни и литературе, острая публицистичность и полемичность, правда, не получившая ещё чёткого философского осмысления, стремление идти в стихах от частного к общему. Большое значение в профессиональном росте поэтов имел период жизни в столице России - Москве.
Московский период явился плодотворным для многих национальных поэтов, обучавшихся в Литинституте, в творческом плане. В сборниках и алтайских, и хакасских поэтов мы можем найти стихотворения, которые родились в Москве, навеянные новыми знакомствами, открывшимся миром великой русской и мировой литературы. Такими стихами стали у алтайцев «Москва моя студенческая...» и «К новым людям и новым краям.» Лазаря Кокышева, «Разговор с поэтом Леонидом Мартыновым» Паслея Самыка, «Письмо Николаю Рубцову» Бориса Укачина, «На Новодевичьем.» Бронтоя Бедю-рова. У хакасских поэтов это «Следы на сердце», «Живая кровь», сборник «Ливень» Михаила Кильчичакова, «Симфония жизни», «Дума о степи» Моисея Баинова, сборники «Всего хорошего», «К большой дороге» - «Московская тетрадь» Михаила Чебодаева. Во многих произведениях, где косвенно, где открыто, выражается признательность русским учителям и братьям по перу.
Символична перекличка поэтических строк двух поэтов, словно Б. Укачин и М. Баинов рядом шли по Тверской Москвы, в мыслях равняясь на Пушкина. Один, набравший художественно-эстетического опыта в поэзии, уже заканчивал Литин-ститут (М. Баинов). Другой полон порыва к восприятию всего нового в первый год учёбы (Б. Укачин). И это разительно просматривается в следующих строках:
.Я иду по Тверскому,
Иду к нему.
И хотя я Москве —
Как песчинка космосу,
Александр Сергеич,
Дайте вас обниму!
(Б. Укачин «Кто я такой?», перев. Е. Елисеева)
У другого читаем:
Москва моя, как великий гром,
Я шёл на подвиг за тобою;
И на Тверской твой белый дом Шесть лет моею был судьбою.
Шесть долгих лет
(Из поэмы М. Баинова «Симфония жизни», перев. В.Журавлёва)
В общности чувств - возвышенности, торжественности -выдаётся и разность. У алтайского автора - в обращении к Москве-городу, памятнику Пушкина обнажённая молодость восторга, искрящая открытая радость:
Я не зря о вас думал.
К Москве подлетая,
Если встречи с вами,
Как с юностью, ждёшь.
И просили вам кланяться Кедры Алтая,
Вам поклон посылала Алтайская рожь.
Вы и в нашем селе Не чужой человек...
У хакасского поэта - преобладает великое чувство благодарности столице, осознание роли и места поэта в обществе, готовность к философскому осмыслению действительности: Пил знания твои до дна я.
И был мой белый конь Пегас Тобою выращен, родная,
И вот он,
В дальний путь готов...
Единство ключевых слов, образов: Москва, Тверская, Пушкин, образ «кедра» - «ветки дедовской тайги» - словно символизируют тесное сотрудничество центра и регионов России, дружбу народов, желание постичь новые высоты, в то же время неизменная гордость родной землёй и осмысление предназначения собственного «я»:
С этой площади Вижу я всю планету.
И хочу сказать ему,
Кто я такой...
(Б. Укачин «Кто я такой?», перев. Е. Елисеева)
У Баинова читаем:
О, Пушкин! В этот тихий час,
Явившись с пашен урожая,
Приветствую по-русски Вас,
Язык Ваш светлый уважая.
И, сняв ушанку из пурги,
Уже в московской панораме Я ветку дедовской тайги Кладу сегодня перед Вами.
(Из поэмы М. Баинова «Симфония жизни», перевод В. Журавлёва)
Учёба в столице, московские годы молодости, что для алтайцев, что для хакасов становились особой эпохой зрелости и становления личности.
В трактовке ведущей темы Родины, судьбы коренного народа, раскрытии национальных начал у поэтов тюркоязычных народов Южной Сибири много общего. Всё это у них воплощается в аллегорических, почти тотемных образах флоры и фауны: берёзы и кедра, камней и рек, степей и гор, коней и собак, турпана и орла. В стихотворении Б. Укачина «Моя родина» ощущается кровная связь поэта с отчим домом, с землёй предков:
Моя родина — мои шаги От зимы до весны.
Моя родина — мои стихи [2, с. 17-18].
(Перевод Б. Слуцкого)
Понятие дома у алтайского и хакасского поэтов связано с образами родного очага, того кровного, что единит тюркских народов с древними истоками. И в социальной, и в нравственной сфере жизни «дом» занимает немалое место. Потеряв его, человек превращается в перекати-поле, лишается своих корней, истоков. Лирический герой, живущий в ритме современности, всем сердцем прикипел к родному краю - дому:
Здесь - мой край.
И ничуть не надо.
Что в рассветной, плывучей мгле Мне слышней бывает отсюда Поступь Времени на Земле [3, с. 15]..
(Перевод Б. Слуцкого)
Контрастны чувства лирического героя М. Баинова:
Что дом мой нет —
Твоя вина,
Война, жестокая война! [4, с. 9]
(Перевод С. Поликарпова)
Горечь утраты близких: отец не вернулся с фронта, мать умерла в начале войны, трудовое детство - лишают чувство кровного дома поэта, но не безграничной любви к родной земле, малой родине, той Хакасии, куда возвращается он не раз.
«Родина», «дом», «шёл», «шаги», «земля» - приводят к философскому осмыслению мотива дороги. Это вечное движение, поиск всего сущего, лучшего, неуспокоенность, одержимость. И, в конечном счёте - расставание, столь привычное в наше время, с родным домом, избой, юртой, уход в крупные города, обретение нового дома, смысла жизни, движение к человеческому счастью. Сиротское детство не сломило ни того, ни другого поэта. Интересны сходные воплощения мотивов путей, дорог в образы жеребёнка (в раннем творчестве), коня (в зрелый период), образ Времени.
На поиск новых тем, героев, в нелёгкую дорогу борьбы, преодолений, противостояний отправляется лирический герой М. Баинова:
Столетий тяжесть на спину взвалив,
Выходит в путь мой белый жеребёнок... [5, с. 46] «Белый жеребёнок» превращается затем в стремительного «лунолобого» коня, который помчит поэта к его «синему небу». Конь - один из главных персонажей поэзии хакасов и алтайцев, как и других тюркских народов.
Этот образ является точкой пересечения во взаимосвязи поэзии двух творческих индивидуальностей, представителей двух литератур, их национальных миросозерцаний. Алтайский литературовед А.В. Киндикова, широко исследовавшая творчество Б. Укачина [Г-А, 2005], отмечает, что «образ коня является любимым образом поэта» [6, с. 58]. В сборнике «Автопортрет» он представляет нам не только метафорический портрет своего современника, но и портрет своего Времени: Времени бег непрерываем В моих венах,
Где прошлое и грядущее вместе поют [7, с. 4].
(Перевод И. Фонякова)
Здесь поэт «Времени бег» отмечает не случайно. Он поклонник стремительного движения времени. Одно из стихотворений («Быстроногий монгол») посвящается бегуну-сопле-меннику Гэндэ. Бег олицетворяет достижение намеченной цели: «Остановится - умру». Обращение к вечному другу кочевника коню является достаточно распространённым мотивом в фольклоре и литературе алтайцев. В творчестве алтайского поэта кони присутствуют как необходимый атрибут. Одиннадцатилетним мальчиком он пошёл работать в колхоз, помогать табунщикам. Любовь к лошадям сохранилась у него навсегда: им, аргамакам, скакунам автор посвящает множество
своих стихов: «Стихи о коне», «Бег аргамака», «Монолог табунщика Яшная, обращённый к любимому коню Ак-Боро», «Дайте мне, эй, аргамака, коня», поэму «Коновязи».
Сходные с баиновскими встречаем эпитеты в произведениях алтайца, характеризующие коня: «солнцеподобные, луноподобные белые кони».
На Алтае, как и в Хакасии, и Туве достатком в доме, богатством мужчины издревле считали доброго коня и ружьё: Если это есть у меня —
Всё остальное придёт ко мне.
Б. Укачину и М. Баинову удалось достичь психологической глубины в раскрытии внутреннего мира, национального характера лирических героев во взаимоотношениях с этим другом жизни:
Никогда тобой не нахвалюсь И за всё свершённое добро Дай тебе я в ноги поклонюсь,
Умный мой, прекрасный Ак-Боро.
(«Монолог табунщика Яшная...», пер. И. Фонякова) У Баинова читаем:
Простите, Кони, труженики Кони,
Я помню бич свой, помню вашу боль...
Себя чуть выше кузова в фургоне И жаркий пот, и въедливую соль.
Целую Вас
я в бархатные губы...
(«Дорога — вечная тревога», перевод Н. Закусина) Интереснымм связующим срезом в художественно-эстетической системе поэтов является цветовая символика, что позволяет говорить о близости мировидения и в то же время индивидуальности каждого рассматриваемого поэта. Развёрнутые цветообозначения в поэтике Баинова и Укачина, их семантическая близость - это тема и задача отдельной работы, однако нельзя оставить без внимания ключевые эпитеты цвета в поэтике поэтов, которые несут смыслообразующие элементы. Среди гаммы красок в произведениях алтайского поэта: «зелёного кедра» - «изумруда свеченье», «лазурного неба»
- «голубого небосвода», «белой луны» - «серебряного шара», «черёмухи цвета» ... - доминирует цвет белый. У Баинова это выражено в эпитетах («белый снег», «белая степь», «белый месяц», «белое весны кипенье»), подчёркивающие чистоту помыслов человека, преодолевающего на своём жизненном пути множество «лебедей-метелей»:
Сколько над землёю лебедь — метелей С той поры промчалось, вдалеке пропало... [8, с. 5-6]
У Баинова белый цвет - оптимистичный, цвет активный, жизнеутверждающий. В горах Алтая искони белый цвет также считался священным. Борис Укачин не раз акцентирует на этом наше внимание при описании идиллических картин: Часто я в снах моих вижу картину всё ту же:
...Белые кони спускаются с неба кругами,
Воздух вдыхают прохладный и девственно-чистый, Трогают землю — как будто целуют — губами,
Мирно катаются в мягкой траве шелковистой («Лошади в океане», перевод И. Фонякова)
Эти и другие символы цвета: «синий цвет - это неба све-ченье...» (образ Вечности), «цвет надежды и роста - зелёный» (Дух бессмертия) [9, с. 40-41] - встретятся не раз в других поэтических творениях национальных поэтов.
С точки зрения языческой и раннехристианской религии белый цвет представляет собой цветовую основу картины мира,
эквивалентный со светлым днём, солнечной системой, в языческой мифологии с «верхним миром». Иными словами, цветовая семантика в произведениях поэтов с большей степенью осознанности реализуют философскую, эстетическую и психологическую значимость их сходного художественного мира. Семантика цвета позволяет выявить как глубинную общность мировидения южносибирских поэтов, так и своеобразие национального восприятия, определяющие социальные отличия картин мира хакаса М. Баинова и алтайца Б.Укачина.
Стихотворения и поэмы Б.Укачина 60-х годов «На осеннем рынке», «Слепой поэт» «У колыбели сына», «Стихи о коне», «Характеры», «Улыбка» выражают духовный мир современника, получили всесоюзное звучание и признание. В сборнике стихов «Ветка горного кедра» (1966) поэт показал свою творческую индивидуальность, те изначальные символы, которые он в дальнейшем плодотворно развил. Знаменательно само название сборника. Растительный образ «ветки горного кедра» перекликается с «белой берёзой» М. Баинова, олицетворяющей собой родину-мать.
М. Баинов и Б. Укачин в своём творчестве продуктивные билингвисты. Они в равной степени хорошо владели, писали на русском и родных языках. Потому в поэтике видно двуединое восприятие мира, взаимопроникновение в их творчестве двух культур - славянской и тюркской. Но в отличие от Б.Ука-чина хакасский поэт М. Баинов, в совершенстве владея русским языком, создавал свои произведения на образцовом хакасском языке. Его преданность родному языку восхищает. Этим он высоко поднимал роль и неисчерпаемое богатство языка немногочисленного хакасского народа. Доктор филологических наук В.Г. Карпов говорил: «Даже я, лингвист хакасского языка, зачастую встречаю в произведениях поэта неизвестные мне слова! Древние, забытые он возвращает их в живую словесную жизнь. Такое богатство словаря, поэтической лексики трудно ещё у кого найти в Хакасии. Вот почему творчество Моисея Баинова изучается в школах республики. Юное поколение должно знать свой родной язык во всех его звуках и красках» [10, с. 31].
В 70-е годы поэты на пути творческой зрелости. Выравнивается полнота философского осмысления, ощущение судьбы, вольности и поэтической одухотворенности Б. Укачина с хакасом М. Баиновым. Удивительны следующие строки единомыслия двух поэтов-современников:
У Укачина -
Как ветер не свищет. Как вьюга не злится —
Мне стойкости хватит на битву с судьбой.
Я с кем-нибудь даже могу поделиться...
(«Ветка горного кедра», перевод И. Фонякова) Позже у него же читаем:
Всего удивительнее — Человек,
Потом — этот мир: океаны и горы,
Потом — бесконечного неба просторы,
И вновь — Человек. И опять — Человек...
(Перевод И. Фонякова)
У Баинова -
Не бог я и не чародей,
Судьбу свою рукою строю,
Я — человек среди людей И я — герой среди героев.
И потому, растя сады,
Хочу по замыслу поэта,
Чтоб добрые мои следы Остались на тебе, планета
(Из поэмы «Симфония жизни», перевод В. Журавлёва)
Строки - заповеди, программы поэтов. У Б. Укачина появляется новизна в некоем символе, скрытом для нас за обра-
зом лирического героя. У алтайского и хакасского поэтов в 70-е годы усиливается лирическое «я» как естественная форма самовыражения, самораскрытия характера современника. В лирическом герое синтезируется субъективное, присущее автору, и объективное, существующее вне его и его определяющее: история народа, время, эпоха.
Постигая секреты русского стихосложения, воспринимая уроки инонациональной поэзии, поэты неотрывны от «национального колорита»: специфическое, родное растворено в языке, в самой поэтической ткани стиха. Они продолжают насыщать стихотворную строку элементами родного фольклора и этнического мировидения, стремясь, как отмечал ещё М. Горький, через фольклорное, национальное выразить мировое, общечеловеческое. В структуре стиха, используя «лесенку» В. Маяковского, они не отошли от традиционной национальной жанровой специфики, видя в ней немалые потенциальные возможности. В этом их поддерживал творческий опыт и других малых народов - Р. Гамзатова, К. Кулиева, Н. Хикмета,
Ч. Айтматова.
С середины 70-х и 80-х годов в литературе стало наблюдаться возвращение к национальным традициям - к краткости формы, ёмкости содержания стиха (двустишия, четверостишия). В хакасской литературе ещё в 50-е годы обратился к стихам-миниатюрам (рубаи) хакасский поэт М.Е. Кильчичаков. Его последователями в 60-70-е стали М. Баинов, Н. Тиников,
В. Майнашев, А. Халларов, Г. Кичеев, в 90-е годы молодой поэт С. Майнагашев. Из алтайских поэтов к подобным миниатюрам тяготел и Б. Укачин, Ш. Шатинов, Б. Бедюров, А. Са-руева и др.
Интерес к национальной истории и народной психологии, к современным темам проявлялся у алтайского поэта Б. Ука-чина в сборниках стихов: «Бег аргамака» (1973), «Голос снега» (1975), «Дар годов» (1979), у хакасского поэта М. Баинова
- «Я пришёл к тебе» (1966), «Солнечные капли» (1973), «Текущие реки» (1976).
А в сборниках «Чудо - птица любви» (1983), «Весенние цветы - осенние звёзды» (1986), «Прогноз погоды» (1993) Б. Укачина, «Песня о свете» (1977), «Встреча на Венере» (1982), «Дорога - вечная тревога» (2000) М. Баинова вновь отразились духовные биографии поэтов.
В образной и философско-эстетической системе поэзии уже зрелого периода Моисея Баинова повсюду сквозит его слитность с языком народных сказаний. Главный критерий красоты на земле для поэта - труд человека и всё то, что создано его руками. Так, воспевая землю как женщину-мать, поэт говорит:
Золотые колосья на твоей груди,
Как бахрома красотою стелются.
Твои руки не белы, как молочный сыр,
А такие, как пожелтевшая пшеница.
(Подстр. перев. П. Троякова)
В других строках читаем:
Земля, как женщина в истоме,
Ждала любви заветный плод...
Она рождала пахарей, поэтов,
Как та земля,
где мой родимый аал...4 [11, с. 30-31]
Лирический герой осознал, что в жизни очень важно внести свой вклад, оставить след и тем самым стать неразделимой частицей всего мира:
Она не дева с красивыми очами И не конь с твёрдым копытом.
И не хлеб, чтоб попробовать.
4 Аал - селенье, деревня.
Я понял это,
И теперь я иду по этой дороге жизни,
Чтобы приобщить себя к ней,
Чтоб истину земную в ней найти.
(Подстр. перев. П. Троякова) Нравственная цель определена, намечена, чтоб её достигнуть, нужно прожить немало. Для образной передачи колорита жизни поэт часто вносит в ткань повествования элементы, отражающие хакасский быт и обычаи. В переводах стихов на русский язык не все они сохранены. Но, тем не менее, читая произведения М. Баинова в переводах С. Поликарпова, сумевшего сохранить многие особенности оригинала, читатель ощущает эту особенность жизни незнакомого ему народа:
Над моей колыбелью в истоках утра Повесили пуговицу из перламутра,
Богородской травой окурили свежей,
Положили связку когтей медвежьих,
А старухи в заклинанья меня пеленали,
Чтобы духи колыбель мою миновали.
Это о рождении человека. Его, как видим, встречают с заботой, охраняя разными талисманами, заклинаньями. Такие заклинания и благопожелания, связанные с рождением ребёнка, бытуют также и у алтайского народа. Это «Благопожела-ние ребёнку», «Благопожелание огню», «Заклинание медвежьей головы», «Проклятие врагу» Б. Укачина и др. Мотивы благо-пожелания в стихотворении «У колыбели сына» вырастают до нравственных уроков жизни:
Нужно жить человеком, добро отделяя от зла.
Это трудное дело. Не всем по плечу и по росту.
... что быть Человеком - не просто [12, с. 19-20]. Национальные традиции гармонично находят место в современной поэзии, выражая их общечеловеческую направленность. Вот, М. Баинов описывает смерть матери, не забывая деталь обрядов похорон:
На сани мать скрипучие легла,
Легла с дорожной торбой вечной пищи.
Куда ж ты едешь, мама, погоди! [13, с. 14]
Здесь мы видим не только этнографическое описание обычаев, но и почитание национальных традиций, воплощённое в художественное выражение искренней любви людей к ушедшему из жизни человеку. «Торба вечной пищи» должна, по поверью, помогать человеку в его трудных дорогах в «том мире». Переходы, своеобразные перетекания этнографических в художественные детали характеризуют мастерство поэтов. Так, М. Баинов деталь о пеленании образно переносит для изображения определённого периода времени в истории своего народа, олицетворяя его в виде младенца:
Уже народ мой вышел из пелёнок.
Родной брусники втягивая сок,
Окреп он нынче всем на удивленье...
В этом образно-поэтическом видении поэта заключается и своеобразие художественного мира его поэзии. Здесь он опирался не только на традиции хакасского фольклора, но и на опыт своих предшественников и современников, особенно ярко проявившегося в творчествах И. Котюшева, И. Костякова, М. Кильчичакова. Включение в художественное произведение этнографического материала - одно из необходимых условий реалистического отображения жизни народа, история которой преломляется в судьбах героев. Поэтому этнографический материал, конкретизируя место, время, национальную среду, в которой происходит действие, выступает наиболее распространённым и выразительным средством типизации. Умело использованный этнографический материал помогает раскрыть эволюцию мировоззрения современного человека, обус-
ловленную действительностью. Б. Укачин в стихотворении «Материнский подарок» с полным пониманием и уважением, с доброй улыбкой человека, относящегося к древним обычаям своего народа, расшифровывает смысл тех оберегов, которые его мать зашила вместе с отпавшей пуповиной:
Треугольник из твёрдой кожи —
По-алтайски зовут: байры.
Весь расшитый, с игрушкой схожий,
Он придуман не для игры...
(Перевод И. Фонякова)
Древние наши предки осваивали мир на уровне своего мифопоэтического мышления. По их представлению, окружающий мир существует в гармонии с человеком. Об этом свидетельствуют обычаи, традиции, ритуалы, сохранившиеся до сегодняшнего дня. Новое же поколение, осмысливая мир через архаическое мировоззрение народа, стремится продолжить древние традиции предков. Это не наивность, а мудрость народов, уже давно, далеко до нынешних экологических проблем понявших, что только при уважительном отношении к окружающей среде человек может благополучно существовать.
Таким образом, мы вновь убеждаемся, что алтайские и хакасские поэты по своему мировосприятию в большинстве своём остаются язычниками при гармоничном восприятии других религий (христианской, мусульманской, буддизмом и др.) Это и почитание огня, обожествление природы, поклонение хозяину Земли (духу огня, гор, рек и т. д). Не случайно истоки силы своей поэзии видят в природе, в поэтически тонком понимании явлений природы, черпая отсюда новые темы, образы и символы. Вот как об этом говорит М. Баинов:
Цепко сросся с землёй я травинкой степною...
Хилой не с чего быть песне, вскормлённой мною.
(Перевод С. Поликарпова)
Это чувство слитности с родной землёй постепенно становится образностью восприятия, когда в каждом явлении поэт видит частичку самого себя, частичку всего живого. И тогда в стихах М. Баинова появляются слова и сравнения, где не всегда проведёшь грань между одушевлённым и неодушевлённым мирами: «какой бедой / Судьба стреножила крыла», «слова горят озёрами средь скал», «Раскатывало солнце колесницей / Весною Над Родиной моей...», «Камыш качается прибрежный / От зоревого ветра пьян...», «Осыпаются года / На голову серебряной капелью» (пер. С. Поликарпова) и т. д.
Диалогичное мировидение воплотилось во многих произведениях и алтайского поэта Б.Укачина, воспевающего красоту родных мест посредством мифологем голубого кедра, гор, камней Алтая. Стихотворение-монолог «Я - горного кедра колючая ветка!» - это своеобразная форма автобиографической исповеди, олицетворяющий стойкость и непоколебимость лирического героя перед жизненными трудностями:
Секло меня, било дождями и снегом,
Но я продолжаю — назло — зеленеть Я — горного кедра, одетого небом,
Колючая, гордая, крепкая ветвь! [14, с. 6]
(Перевод И. Фонякова)
Образ «горного кедра колючей ветки» становится визитной карточкой характера поэта. Подобное миросозерцание можно проследить и в стихотворениях «Ночь в горах». «Мой Алтай! Поклон тебе от сына!» и др. Если образ кедра и гор упоминаются у многих поэтов, в том числе и поэзии М. Баинова, то Б. Укачин - один из немногих, воспевших камни родных мест. Оно обусловлено не только мифологией и обрядовой поэзией фольклора, но и образами жизни народа, живущего столетия среди гор и рек. Замечательно стихотворение «Морские камни»: в разноцветье камней словно таится отдельная легенда жизни, уга-
дываемая в их волшебном перешёптывании. В другом стихотворении «Тайны родных камней» поэт ведёт разговор о душах камней, каждый из которых имеет также свою историю.
Тема природы в произведениях Б. Укачина и М. Баинова едина с темой родины, родной земли. И, как правило, этот пафос любования природой, красотой земли не впрямую, а косвенно влиял и на осмысление главной темы многих произведений. Она для поэтов является олицетворением могучих сил различных чувств: жизни, родины, любви, разлуки. Они черпают в ней нежность, лиризм и возвышенность души. Укачин и Баинов посредством картин природы выражают чувство патриотизма, взаимосвязь и единство человека и родной земли. Это мы видим у Укачина в стихотворениях «Наедине с природой», «Свети», «Тень Рериха», «Голос снега», у Баинова -«Здесь природа не знает тебя, человек», «Горит жемчужиной...», «Прошла страда...», «Осенний дождь...», «Выросла калина...», «Стихи в новогоднюю ночь».
Своеобразно олицетворение счастья в образах, вновь почерпнутых из растительного мира, у обоих поэтов:
1) Где ж ты, мой голубой цветок,
Где ж ты, бессмертие моё,
Корень счастья, поисков итог,
Пламени живого остриё?
(Б. Укачин «Голубой цветок»)
2) Зардеет утром кисть рябины В дождинках светлых, как слеза,
Как грустный взмах руки любимой,
Как та последняя гроза.
(М. Баинов «Когда закат как жеребёнок... ) Как мы видим, у Укачина поиск этого пламенного чувства выражается в образе голубого цветка, у Баинова этот накал уже пережитых чувств воплотился в вызревшей алой кисти рябины накануне грустной разлуки. В этом их индивидуальность, оригинальность в используемых художественно-выразительных приёмах.
Столь же многолик и мир животных, которых поэты любят удивительно нежно, сочувствуя их судьбе. Это мы видим в стихотворениях: «Мычит белая корова», «Исчезнувшие птицы», «Рассказ охотника», «Верблюдица, у которой умер детёныш», «Чёрный щенок, старик Атраш и я» - у Б. Укачина; «Моленье волка» «Я спал в обнимку с белогрудкой...», «Богатырские кони», «Бег тёмно-сивого коня» - у М. Баинова. Кроме излюбленного у тюрков образа коня поэты вводят образы марала, собаки, коровы (корова - символ благополучия семьи, собака - верный друг человека и т.д.) В языческой мифологии
Библиографический список
природа может представать в облике разных живых существ -живых сил, добрых и злых.
Размышления о природных началах всесущего приводит поэтов к высшим образцам философской поэзии. Философская лирика не всегда является субъективным показателем роста того или иного художника, у рассматриваемых поэтов она по-своему точно и зримо отражает эпоху, время, духовное нравственное начало в жизни народа, нации.
К теме природы относим и стихотворение-песню М.Баи-нова, где остро чувствуется национальная психология, усиливаемая просторечной лексикой:
Земная влага!
Я к тебе припал
Запёкшими, жаркими губами.
Воскресший, вновь дорогой зашагал.
Душа светла, как степь под небесами [15, с. 16].
Жизненные силы, соки родной земли питают поэта оптимизмом, задают пафос самобытной философичности его стихам. Если в русской лирике момент трагической раздвоенности существования человека и природы порождал немало великолепных стихотворений, (начиная с тютчевских строк «Не то, что помните вы, природа...» и др.), то лирический конфликт алтайской и хакасской поэзии перенесён скорее из сферы философской в нравственную и социальную плоскость. Природа для алтайца, хакаса - и мать, и кормилица, которую необходимо беречь; заступница и защитница, которая укроет от неприятеля, поможет спастись в момент опасности... Отсюда кровная с ней связь.
Пейзаж в алтайской и хакасской поэзии, и лучших её образцах, продуман до мельчайших деталей. В отличие, скажем, от кавказской лирики, где минимум примет-символов, а превосходство торжества эпитетов, сравнений, олицетворений. Пейзажные зарисовки в алтайской поэзии зачастую конкретны и поэтически возвышенны, в них видится глаз скотовода, охотника и зверолова. В хакасской же поэзии - картины созданы с натуры под углом зрения степняка-пастуха, путника-пев-ца. Здесь каскад ярких образов, точных этнографических деталей, риторических восклицаний. Пейзажная лирика гармонична с философско-аналитической - лирика отражения перерастает в осмысление действительности, где личностное начало пробивается сквозь прозу жизни.
Поэтический мир поэтов - движение к себе, к освобождению от прямых влияний. Это путь к мастерству - познание себя в контексте времени, исторического опыта народа.
1966.
1. Баинов, М. Я пришёл к тебе. Стихи и поэмы / М.РБаинов. - М.: Советский писатель,
2. Укачин, Б. Земля синего неба / Б.Укачин. - М.: Советский писатель, 1970
3. Укачин, Б. Ветка горного кедра: стихи и поэмы. Перев. с алт. / Б.У.Укачин. - М.: Советская Россия, 1974.
4. Баинов, М. У озера Прон / М.РБаинов // Я прише к тебе: сборник стихов и поэм. Перев. с хак. яз. - М.: Советский писатель, 1966.
5. Баинов, М. Путешестие во времени / М.Р Баинов // Я пришёл к тебе: стихи и поэмы. Пер. с хак. - М.: Советский писатель, 1966. - пер.
С. Поликарпова.
6. Киндикова, А.В. Творчество Бориса Укачина: тематическое и жанровое своеобразие / А.В. Киндикова. - Горно-Алтайск: Горно-Алт. респ. типография, 2005.
7. Укачин, Б. Автопортрет: стихотворения и поэмы. Пер. с алт. - М.: Современник, 1987.
8. Баинов, М. Выросла калина.../ М.Р Баинов // Текущие реки. - М.: Современник, 1976. - Перевод А. Медведева.
9. Чащина, Л.Г. Концепция взаимоотношений человека и природы в философской лирике Г. Кондакова / Л.Г. Чащина // Вестник ТГУ: Диалог культур: Эстетические функции алтайских фольклорно-мифологических элементов в русской литературе Горного Алтая XX века. - Томск: ТГУ, 2003.
10. Карпов, В.Г. / В кн. В. Полежаева «Первая женщина из Чилан». - Абакан: Хакасское кн. изд-во, 1997.
11. Баинов, М. Дорога - вечная тревога / М.Р Баинов. - Абакан: Хак. кн. изд-во, 2000.
12. Укачин, Б. Эхо вечного Алтая: стихотворения и поэмы. Пер. с алт. / Б.У. Укачин. - М.: Современник, 1979.
13. Баинов, М. О матери / М.Р Баинов // Я пришёл к тебе. - М.: Советский писатель, 1966. - Перевод С.Поликарпова.
14. Укачин, Б. Ветка горного кедра / Б. Укачин. - М.: Молодая гвардия, 1966.
15. Баинов, М. Харлана / М.Р Баинов // Я пришёл к тебе: Стихи. - М.: Советский писатель, 1966. - Перевод С. Поликарпова.
Статья поступила в редакцию 21.03. 09
