CC BY
96
ТИПОЛОГИЧЕСКИЕ ПРИЗНАКИ РЕЧЕВОГО ЖАНРА ДИСКРЕДИТАЦИИ В МЕДИАДИСКУРСЕ
Т.В. Чернышова
Ключевые слова: медиадискурс, медиатекст, типологические признаки, псевдосоциальная оценочность, речевой жанр дискредитации, стратегия «игра на понижение», коммуникативная цель, базовые составляющие речевого жанра, инвариант, варианты наполнения жанровых форм.
Keywords: media discourse, media text, typological features, imaginary social evaluation, speech genre of discredit, the strategy of «shorting», communicative purpose, the basic components of a speech genre, invariant, filling options of genre forms.
В данной статье мы продолжаем рассуждение о возможностях жанровой типизации дискредитирующих медиатекстов [Чернышова, 2013, с. 161-174]. Актуальность данной проблематики обусловлена высокой степенью конфликтности текстов подобного типа, разнообразием наполнения их жанровой формы, а также недостаточной разработанностью методических процедур, позволяющих непротиворечиво выделять из них речевые единицы оценочного и фактологического характера, что часто требуется в ходе проведения лингвистического анализа текстов в лингвоэкспертной практике.
Анализ изучаемых текстов с целью выделения их типологических признаков проводился по следующей схеме, объединяющей несколько методических процедур, направленных на комплексное описание изучаемого объекта: 1) определение оценочного потенциала заголовочного комплекса как относительно самостоятельного элемента текста, который, с одной стороны, выполняет контактоустанавливающую функцию (то есть привлекает внимание читателя к публикации и поэтому должен как-то выделяться на общем нейтральном фоне своей необычностью, экспрессивностью), а с другой, - обозначает тему публикации (тематическое содержание - по М.М. Бахтину [Бахтин, 1996, с. 159-161]), то есть в своей структуре содержит языковые элементы, отсылающие к содержанию текста в целом; 2) констатация факта, послужившего основой для оценочного комментария. Оба эти пункта, а также пункт 6, как пред-
ставляется, ориентированы на описание предметно-смысловой исчерпанности высказывания; 3) выделение на основе текстового анализа речевых актов (далее - РА), с помощью которых реализуется стратегия на понижение (стратегия дискредитации), позволяющих установить речевой замысел или речевую волю говорящего; 4) описание структурно-логических и композиционных особенностей текста и их роли в формировании стратегии «на понижение»; 5) характеристика средств и способов, реализующих стратегию дискредитации (языковых и композиционных). Пункты 4 и 5 характеризуют типические композиционно -жанровые формы высказывания определенного речевого жанра; 6) учет единичности/множественности публикаций оценочного типа, посвященных одному и тому же субъекту речи [Чернышова, 2013, с. 167].
Выделенные типологические признаки позволяют охарактеризовать анализируемые тексты с позиций воплощенного в них речевого жанра дискредитации (РЖд). В качестве инструмента описания используем положения семантической теории элементарных смысловых единиц («semantic primitives») А. Вежбицкой [Вежбицка, 2007, с. 68-80], которые часто используются лингвистами для описания различных речевых актов, далее - РА (Т.В. Булыгина, А.Д. Шмелев, М.Я. Гловинская и др. [Логический анализ языка..., 1993, 1994]) и РЖ (А. Вежбицка, В.В. Дементьев, И.Г. Дьячкова, В.И. Жельвис, К.Ф. Седов и др. [Антология речевых жанров, 2007]), а также в юрислингвистике, когда есть необходимость доказать наличие в спорном высказывании того или иного конфликтного РЖ (К.И. Бринев, Т.В. Чернышова и др.)
Инвариантной формулой РЖ дискредитации в медиакоммуникации может быть следующая:
A. Мы (Я) знаем Х о лице.
Б. Думаем, что ты не знаешь Х о лице.
B. Думаем, что ты должен это знать.
Г. Говорим тебе это, потому что хотим, чтобы ты это знал,
Где Х - негативная оценочная информация о лице.
Как следует из типологии текстов [Чернышова, 2013, с. 161-174], вариантов реализации этой типовой формулы может быть как минимум четыре - в зависимости от той информации о личной и общественной деятельности субъекта публикации, которой располагает автор медиа-текста.
Иллокутивный элемент модели - общий для всех РЖд: «Субъект публикации - плохой человек; все, что он делает - плохо (Х), так как делает это он ради собственной выгоды; он делал это плохо в прошлом, будет делать это плохо в будущем и т.п.».
Рассмотрим возможные варианты наполнения жанровых форм дискредитации в медиатексте.
Вариант 1.
A. Мы (Я) знаем Х о лице.
Б. Мы знаем, что Х является негативно ценным в социуме и осуждается (вариативный компонент модели РЖд).
B. Думаем, что ты не знаешь Х о лице.
Г. Думаем, что ты должен это знать.
Д. Говорим тебе это, потому что хотим, чтобы ты это знал,
где Х - негативная оценочная информация о лице.
Стратегия дискредитации, маскируемая под личное мнение автора статьи, представленная в данном варианте РЖд, не содержит аргументации и фактологической информации, но изобилует негативной авторской оценочностью; построенное таким образом высказывание представляет собой обобщенное отрицательное суждение говорящего, опирающееся на национальные аксиологические представления и не поддерживаемое в медиатексте системой доказательств (фактов) [Чернышова, 2013, с. 166].
Например, в публикации «Мертвые сраму не имут?» (Московский комсомолец на Алтае, 6-13 июля 2011 года), повествующей об очередной олимпиаде сельских спортсменов, проходившей в минувшие выходные в одном из районов края, говорится о том, что нехватку средств для проведения этого спортивного мероприятия местные власти «пытались решить с помощью своего высокопоставленного земляка - депутата АКЗС, председателя Союза крестьянских и фермерских формирований Алтая А.Б.... Увы, вопреки ожиданиям А. продемонстрировал себя куркулем». Использованная автором в качестве общественно значимой оценки поведения депутата АКЗС лексема куркуль («Неодобрительное, разговорное, употребляемое как бранное слово. Жадный, скупой человек» [Химик, 2004, с. 206-207] представляется недостаточно мотивированной всем предшествующим и последующим контекстом, а информация о сельской олимпиаде дается автором лишь с целью концентрации внимания на личности А. как возможного кандидата в АКЗС нового созыва.
Вариант 2.
А. Мы (Я) знаем, что лицо совершило Y.
Б. Уверены, что Y - это Х, п.ч. лицо всегда совершает Х (вариативный компонент модели РЖд).
(Далее см. пункты В, Г, Д варианта 1),
где Х - негативная оценочная информация о лице.
Стратегия дискредитации, маскируемая под личное мнение автора статьи, в данном варианте РЖд строится таким образом, что приводимые в качестве аргументов факты сами по себе не являются дискредитирующими, но становятся таковыми, благодаря эмоционально -риторическим структурам, ориентированным на создание негативно-оценочной тональности текста, в свою очередь, ориентированной на реализацию дискредитирующей коммуникативной стратегии. Приводимым в публикации фактам дается субъективно-оценочный комментарий, направленный на заведомо отрицательную оценку поведения личности субъекта речи, снижающую его статус, хотя сама описываемая ситуация может быть истолкована по-разному (несовпадение «серьезности» приводимых фактов и оценочного комментария) [Чернышова, 2013, с. 166].
Часто подобный оценочный комментарий представлен только в заголовках и не поддерживается содержанием текста. Таковыми, например, являются следующие заголовки серии публикаций газеты «Московский комсомолец на Алтае», посвященных вступлению в должность руководителя одного из вузов: «Картина маслом. Кошка скребет на свой хребет..»; «Пыль в глаза, деньги на ветер... Аврал - это по-нашему»; «По дороге разочарований» и т.д.
В других подобных текстах оценочный потенциал заголовка поддерживается на протяжении всего текста. Например, 30 ноября 2013 года на сайте редакции журнала «Бизнес-курс» была опубликована статья под названием «Валентина С. - жертва "ошметков полежаевского режима"». Заголовок содержит оценочную лексему ошметки, задающую негативно-оценочный вектор интерпретации содержания статьи в целом, ср.: ошметки: «прост. Куски грязи, остатки изорванных вещей» [Ожегов, 1986, с. 419]; «разг.-сниж. Куски грязи или обрезки, обрывки чего-л.» [Современный толковый словарь..., 2001]), слово употреблено в переносном значении «жалкие, ничтожные остатки чего-л.» - в данном случае это ошметки полежаевского режима, то есть последователи прежней команды министра культуры Омской области. Новый глава характеризуется в статье как «...полежаевский кадр, превративший Омскую драму в живой труп, активно продолжает это «трупное» дело с культурой Омской области. За 20 лет в Омске, извините, объелись полежа-евскими «фельдфебелями» в культуре, искусстве. Чиновники, работающие под его руководством, - как управленцы в культуре, искусстве; намертво засели в окопах, карточные марионетки; преступники, воры, мошенники в чиновничьих и директорских мантиях!...; шайка-лейка, добивающая остатки культуры, искусства в Омской области и т.п. Избранная ими стратегия руководства - как стратегия деградации, безду-
ховности, ... план отката и т.д. При этом фактологическая составляющая текста - по М.М. Бахтину, его предметно-смысловая исчерпанность очень скудна и может быть сведена к следующей фразе текста: «...Наши
творческие коллективы не выдерживают никакой конкуренции как с Екатеринбургом, Новосибирском, так и почти со всеми регионами России, не говоря уже о Москве и Питере».
Вариант 3.
А. Мы знаем Х о группе лиц.
Б. Мы знаем, что некое лицо является руководителем (начальником, директором, заведующим и т.п.) этой группы лиц.
В Уверены, что лицо знает о том, что группа лиц делает Х, и сам делает Х (Б. и В. - вариативные компоненты модели РЖд)
Г. Думаем, что ты не знаешь Х о лице.
Д. Думаем, что ты должен это знать.
Е. Говорим тебе это, потому что хотим, чтобы ты это знал,
где Х - негативная оценочная информация о лице.
Стратегия дискредитации в подобных текстах носит «наведенный» характер: автору достоверно неизвестно, участвует ли руководящее лицо в негативно ценной деятельности сотрудников или нет. Факт причастности руководителя к социально осуждаемой деятельности при этом может быть выражен либо вербально, либо вытекает из контекста и композиционного расположения частей текста.
Так, например, в статье «Закон против "крокодила"», опубликованной в газете «Московский комсомолец на Алтае» (30.05.-06.06.2012, № 23) и посвященной проблемам противодействия распространению наркомании и токсикомании, а также мерам, которые краевые и федеральные органы власти, общественные и профессиональные объединения принимают для их разрешения, нет информации, указывающей на то, что владелец аптеки знал о том, что его сотрудники торгуют запрещенными к продаже препаратами. В то же время в заголовке текста -«Закон против "крокодила"», который отражает тему публикации (лексема крокодил употреблена в переносном значении и обозначает наркотик кустарного изготовления - дезоморфин), а также в содержании статьи есть информация о возможной причастности владельца к данным событиям, на что указывают следующие фрагменты текста: Спросите любого таксиста - он вам расскажет, по какому адресу едут наркоманы за сырьем для очередной дозы» (имеется в виду адрес «Аптеки Щ.»; В феврале 2012 года .сотрудники МВД зафиксировали безрецептурный отпуск кодеинсодержащих препаратов... Мировой судья назначил владелице аптеки штраф в размере три тысячи рублей, который впослед-
ствии был отменен; Сейчас аптека по-прежнему продолжает работать; работники Краевого управления по здравоохранению и фармацевтической деятельности уже обращались в прокуратуру с просьбой провести внеплановую проверку; Однако лишить аптеку лицензии пока оснований нет; собранных на сегодняшний день документальных подтверждений для обращения в суд недостаточно и др.
Кроме того, сочетание «Аптека Щ.», часто употребляемое в публикации, представляет собой название городского объекта (полное наименование - «Аптека ИП Щ. Н.Г.») и как название выполняет, как минимум, две функции: 1) информативную: указывает на тип объекта (аптека - «Учреждение, в к-ром продаются /или изготовляются и продаются / лекарства, лечебные средства, предметы санитарии и гигиены» [Ожегов, 1986, с. 26]); 2) коммерческую: являясь коммерческим наименованием, название «Аптека Щ.» представляет собой словесное наименование физического лица, позволяющее отличить его от других владельцев аналогичных объектов: например, «Аптека ИП Кутякова Т.М.», «Аптека ИП Бабаева М.В.» и др. С точки зрения структурной организации названия подобного типа образованы по следующей модели: «имя существительное, указывающее на специализацию объекта + инициалы и фамилия индивидуального предпринимателя, осуществляющего ту или иную предпринимательскую деятельность». Таким образом, второй компонент названия аптеки прямо указывает на фамилию ее владельца -Н.Г. Щ. (в том случае, если она действительно является ее владельцем). Однако читатель должен сам решить, знал ли владелец о незаконной деятельности сотрудников аптеки или нет.
Вариант 4.
A. Мы знаем Х о поведении и привычках лица в обыденной жизни.
Б. Думаем, что ты не знаешь Х о поведении и привычках лица в обыденной жизни.
B. Думаем, что и в общественной (профессиональной) деятельности лицо делает Х (А, Б, В - вариативные компоненты модели РЖд).
Д. Думаем, ты должен это знать.
Е. Говорим тебе это, потому что хотим, чтобы ты это знал,
где Х - негативная оценочная информация о лице.
Стратегия дискредитации в текстах, реализующих данную модель РЖд, основывается на фактах из частной жизни субъекта речи (псевдосоциальная оценочность). «Псевдосоциальную (деструктивную) оценоч-ность» можно охарактеризовать следующим образом:
1) как правило, центром публицистического текста, содержащего, «деструктивную оценочность», является субъект (персона), прямо или косвенно соотносимый с каким-либо социально значимым событием, при этом само событие уходит на второй план и не интересно автору;
2) в тексте отсутствует информация фактологического характера и преобладает оценочное мнение автора;
3) автор сознательно уходит от позиции социальной оценки и заменяет ее узкопрофессиональными, корпоративными, групповыми интересами, носящими подчас заказной характер, выдаваемыми в тексте за интересы общества в целом;
4) стратегия «деструктивной оценочности» разрушительна по своей сути - неплодотворна (ср.: «деструктивный» - ведущий к разрушению чего-либо, разрушительный, неплодотворный» [Современный словарь., 1992, с. 191]);
5) она не предполагает диалога, чаще всего позиция автора - это монолог, нередко обладающий признаками агрессии (стратегии на понижение образа субъекта речи);
6) авторские суждения выражены в форме утверждения; вопросы, если они и присутствуют, часто носят риторический характер;
7) оценки субъекту речи часто выражены при помощи ненормативной лексики и фразеологии, заимствованной из языковых пластов, выходящих за пределы литературного языка (просторечной, грубо-просторечной, вульгарной, обсценной и пр.);
8) «деструктивная оценочность», которая, кстати, тоже может быть как позитивной, так и негативной, направлена на создание крайне отрицательного образа субъекта речи, часто через использование разнообразных приемов и тропов (гипербола, иносказание и пр.); повествование нередко носит ироничный (насмешливый, саркастический характер) [Чернышова, 2011, с. 104-111].
Так, в статье «Блеф», опубликованной в газете «Московский комсомолец на Алтае» 14-21 сентября 2011 года представлена информация о бывшем главе администрации одного из районов г. Барнаула - Л. Для создания негативного образа используются разнообразные средства и способы:
- фактологическая информация со ссылкой на неавторизованный источник, содержащая подробности ее личной жизни: «некоторым показалось, что даже сейчас, оставшись не у дел, она продолжает пользоваться услугами служебного автопарка ... райадминистрации»;
- утверждение о фактах, не имеющих отношение к профессиональной деятельности Л.: «Есть и другие случаи использования Л. былого ад-
министративного ресурса - она и ее близкие до сих пор пользуются У1Р-палатами трансмашевской больницы едва ли не как своей собственностью»;
«В качестве примера мы могли бы назвать недавнее приобретение Л. недвижимости в Чехии, которую экс-чиновница оформила на дочь»;
- акцентирование внимания на особенностях ее характера и темперамента - причем не всегда понятно, почему они подаются как негативные: «Во время этих застолий (неформальных дружеских фуршетов) она демонстрирует блистательные ораторские способности, позволяющие ей играть роль тамады праздничных мероприятий. Что она успешно и выполняет»;
- оценочная информация, приписывающая Л. негативные мысли и чувства: «Даже после своей скоропалительной отставки бывшая глава Октябрьского района Л. не может обрести желанного покоя. Правда, ее сегодняшняя гиперактивность носит своеобразный характер»; «отставная чиновница по-прежнему демонстративно позиционирует себя как человека с большим будущим и светлыми горизонтами»; «Видимо, таким образом она более чем прозрачно пытается намекать своим собеседникам, что все те, кто ее сегодня игнорируют, завтра об этом горько пожалеют»; «Цель может быть более глубинной - пустить окружающим пыль в глаза... Впрочем, бывшая чиновница знает, где надо надувать щеки от важности, а где нет».
Рассмотренные в данной статье варианты наполнения жанровой формы текстов декретирующего типа не являются вполне исчерпанными. Причину этого, как представляется, указал в своей работе М.М. Бахтин: «Богатство и разнообразие речевых жанров необозримо, потому что неисчерпаемы возможности разнообразной человеческой деятельности и потому что в каждой сфере деятельности вырабатывается целый репертуар речевых жанров, дифференцирующийся и растущий по мере развития и усложнения данной сферы. Особо нужно подчеркнуть крайнюю разнородность речевых жанров (устных и письменных)» [Бахтин, 1996, с. 159]. Например, еще один вариант наполнения изучаемой жанровой формы, в котором реализуется особый вид социальной оценочности, на наш взгляд, воплощают в себе публичные и публицистические тексты иронического типа.
Таким образом, использование семантической теории элементарных смысловых единиц А. Вежбицкой для моделирования РЖ дискредитации представляется весьма продуктивным, поскольку позволяет выявить не только основные структурно-композиционные и языко-стилевые особен-
ности изучаемого жанра, но и определить речевой замысел или речевую волю говорящего, то есть коммуникативную цель медиатекста.
Литература
Антология речевых жанров. Повседневная коммуникация. М., 2007.
Бахтин М.М. Проблема речевых жанров // Бахтин М.М. Собр. соч. М., 1996. Т. 5.
Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Оценочные речевые акты извне и изнутри // Логический анализ языка : язык речевых действий. М., 1994.
Гловинская М.Я. Русские речевые акты со значением ментального воздействия // Логический анализ языка : ментальные действия. М., 1993.
Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1986.
Современный словарь иностранных слов. М., 1992.
Современный толковый словарь русского языка. СПб., 2001.
Химик В.В. Большой словарь русской разговорной речи. СПб., 2004.
Чернышова Т.В. Современный медиатекст сквозь призму оценочности (на материале текстов, вовлеченных в сферу судебного разбирательства) // Журналистика и культура русской речи. 2011. № 1.
Чернышова Т.В. Типологические признаки медиатекстов с псевдосоциальной оце-ночностью // Филология и человек. 2013. № 4.
