CC BY
14Е.В. Беляева Тип нравственности современного общества и действенность этического кодекса
Мораль действенна в любом обществе, поскольку оно способно к самоорганизации и самовоспроизводству. Она как раз и выступает способом такой самоорганизации с помощью норм и ценностей. Поэтому для производства действенных кодексов поведения этическая теория должна соответствовать конкретному типу нравственности данного социума. Конечно, этика выполняет по отношению к нравственной реальности функцию критики и идеалполагания, формулировки должного в его отношении к сущему. Однако без определенной корреляции между типом нравственности и характером этической теории трудно обеспечить практическую эффективность последней. Применительно к этическому кодексу университета очевидно, что его действенность зависит от того, в какой степени он учитывает нравственные интуиции как преподавателей, так и студентов. И пусть университетское сообщество - это образованная, «лучшая» часть общества, оно в миниатюре отражает нравственные отношения в целом.
Если считать традиционную нравственность, нравственность обществ модерна и постмодерна тремя основными историческими типами нравственности, можно поставить вопрос о том, к какому из них принадлежит наше общество и, соответственно, какого рода механизмы обеспечивают действенность ее норм и ценностей.
Участники проекта «Этический кодекс университета» характеризуют нравственную природу российского общества как традиционную, слабо поддающуюся модернизации. Р.Г. Апресян пишет: «Российское общество нелиберально как вследствие авторитарного подавления его собственно органами власти и администрации, так и вследствие непри-
знания ценности личности, ее автономии и достоинства на низовом - народном - уровне. В целом, в обществе доминируют ценности патерналистского коммунитаризма (порой приобретающие форму административного коммунитаризма), с одной стороны, и анархического эгоцентризма - с
- 1 г->
другой»1. В силу этого организационная культура университета, как отмечает О.Б. Томилин, даже в идеале тяготеет к семейно-клановому варианту2.
Между тем квалификация современной системы нравственности требует уточнений, так как, несмотря на «возвратный» характер всех российских модернизаций, они не могли не сказаться на типе ценностных ориентаций и способе моральной регуляции поведения наших современников. Кроме того, влияние глобальной постмодерной цивилизации (пусть недолгое и причудливое) также не следует сбрасывать со счетов.
Представление о сочетании традиционных, модерных и постмодерных элементов в системе нравственности современного общества частично можно составить на основе социологических данных, полученных белорусскими социологами за последние 30 лет. Общность исторического прошлого и сходство трансформационных процессов в Беларуси и России позволяют принять во внимание результаты сходных по тематике исследований. Объем данной статьи, к сожалению, не позволяет развернуто представить эти исследования, составляющие эмпирическую базу для нижеследующих выводов. Большинство ученых делают вывод о смешанном, плюралистическом характере современной нравственности3, однако характер этой «смеси» нуждается
1 Апресян Р.Г. Об этическом кодифицировании университетской жизни. Условия возможности // Этический кодекс университета. Ведомости. Вып. 34 / Под ред. В.И. Бакштановского, Н.Н. Карнаухова. Тюмень: НИИ ПЭ, 2009. С. 77-78.
2 Томилин О.Б. «Отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина» // Этический кодекс университета. Ведомости. Вып. 34. С. 130.
3 Кириенко В.В. Белорусская ментальность: истоки, современ-
в уточнениях.
Общая номенклатура ценностей традиционной нравственности (коллективизм, трудолюбие, патриотизм, почитание старших) сохраняет свое значимое место в нравственной жизни современного российского и белорусского общества, при этом содержательное наполнение и инструментальное воплощение этих ценностей таково, что оно позволяет воспринимать моральные инновации без разрушения нравственной ткани социума. Сообщества общинного типа выступают главными коллективными субъектами нравственности; господство сообществ, а не общества является характерной чертой социальных взаимодействий.
В отношении ценностей модерна в общественном сознании наблюдается диспропорция между осознанием необходимости их освоения и сложившимися ментальными характеристиками народа. Ценности модерна относятся к ценностному резерву морального сознания, но именно в нем за последние десятилетия произошли наиболее существенные сдвиги4. После непродолжительных попыток импортировать эти ценности в чистом виде, в системе нравственности белорусского общества произошла актуализация автохтонных концептов, выполняющих аналогичные функции. Так свобода была интерпретирована как независимость («незалежнасць»); принцип индивидуализма функционирует в контексте самоутверждения субъекта, стремящегося к личной свободе как независимости от социальных институтов; моральная регуляция индивидуального субъекта осуществляется на базе «инорационального» феномена
ность, перспективы. Гомель: ГГТУ им. П.О. Сухого, 2009; Титаренко Л.Г. Национальная идентичность и социокультурные ценности населения в современном белорусском обществе. Минск: РИВШ, 2006; Яковук Т.И. Динамика ценностных ориентаций белорусской молодежи периода системной трансформации общества. Брест: БГТУ, 2003.
4 Титаренко Л.Г. Национальная идентичность и социокультурные ценности населения в современном белорусском обществе. С. 44.
совести; традиционное трудолюбие из самоценности стало главной инструментальной ценностью.
Элементы нравственности постмодерна в белорусском обществе встречаются на уровне личностных образцов и малых социальных групп, но ничем не фундированы на уровне социальных институтов и общественных отношений. Большинство постмодерных ценностей (толерантность, экология, новая половая мораль) имеют в моральном сознании белорусов традиционное или модерное обоснование.
В процессе современной социальной трансформации в белорусском обществе произошла выработка оригинальных нравственных концептов, адекватных историческим вызовам эпохи, а также менталитету и социокультурным особенностям белорусского народа: свобода как ценность модерна была ассимилирована в религиозно-традиционном контексте и интерпретирована как личная духовная независимость; в качестве реакции на процессы модернизации и постмодернизации произошло укрепление локальных типов патриотизма и коллективизма; устойчивая ценность низовых аффилиационных сообществ становится предпосылкой эволюции коллективизма в постмодерный коммунита-ризм; традиционная терпимость и постмодерная толерантность образовали единый непротиворечивый концепт; экологические ценности постматериалистической культуры освоены на идейной платформе модерна; трудолюбие в различных версиях утвердилось как универсальное нравственное качество для решения социальных проблем; ориентация на теплые, сердечные отношения как идеал социальной коммуникации выступает механизмом ассимиляции «чужого» морального опыта.
Таким образом, устойчивость комплекса, образованного традиционным, христианским и советским моральным наследием, позволила легитимировать модерные и постмодерные нравственные феномены в качестве неотрадиционных. Эта тенденция, как антитеза фундаментализации традиционной нравственности, выступает эффективным
способом трансформации систем нравственности в глобализирующемся мире.
В результате современная система нравственности осуществляет свою действенность за счет различных процедур. Традиционные ценности по определению транслируются за счет традиции, но кроме того - за счет индивидуального выбора моральных субъектов, основанного на рациональных («инорациональных») основаниях. Кроме того, традиционные ценности воспроизводятся на уровне низовых сообществ и выступают способом их коммунальной самоорганизации. В этом плане университетское сообщество вполне может быть таким субъектом нормативно-ценностной самоорганизации, для которой сформулированный этический кодекс - не более чем декларация очевид-ностей. В таком сообществе наиболее эффективной была бы этическая комиссия в роли «совета старейшин», которая за счет личного примера и авторитета своих членов могла бы упорядочивать его нравственную жизнь.
В принципе нормативные кодексы - детище эпохи Модерна, они рассчитаны на рационального индивидуального субъекта и рационализированные процедуры принятия и осуществления норм кодекса. В какой степени университетское сообщество является группой автономных индивидов, объединенных представлениями о своей миссии и общественной задаче, в той степени действенным окажется такой кодекс.
Интеллигентскому сознанию весьма импонирует, что основным субъектом морального выбора в кодексе Тюм-ГНГУ назван университетский профессионал. Таким образом, Кодекс апеллирует к морали личности, а не к общественной морали, функционирование которой в нашем обществе вызывает известные трудности5. Однако наши ав-
5 Беляева Е.В. Общественная мораль в современной Беларуси // Общественная мораль: философские, нормативно-этические и прикладные проблемы / Под ред. Р.Г. Апресяна. М.: Альфа-М., 2009. С. 272-292.
тономные субъекты удивительным образом организуют сообщества, тяготеющие к тем или иным формам традиционализма, что вызывает законные опасения относительно действенности любого нормативного документа и соответствующей этической инфраструктуры. Поэтому создатели Кодекса ТюмГНГУ разумно отказались наделить этическую комиссию функциями «морального начальства» или «морального суда», что было поддержано и другими участниками дискуссии. «Исследовательская группа "Этический поворот" полностью разделяет точку зрения, в соответствии с которой комиссия должна быть не карательной, а эксперт-но-консультативной инстанцией с рекомендательными функциями»6.
Если историческое развитие движется в направлении постмодерна и «пострациональной морали», то для действенности морали будет необходимо не только формирование кодексов, рассчитанных на рационального субъекта, но и создание этической среды, сетевой нравственной коммуникации, ценностного самоопределения сообществ в не-кодифицированных формах. В этом отношении Кодекс ТюмГНГУ как раз и пытается создать такую среду. Его структура, включающая мировоззренческое обоснование, мотивы и намерения, не только очерчивает, но и «распахивает» поле нравственных проблем, с которыми сталкиваются университетские профессионалы. Его действенность обеспечивается не только этической комиссией, но и его внутренней дискуссионностью, наличием коммуникативных площадок для обсуждения действительных нравственных проблем сообщества: «процесс важнее приговора».
В целом действенность этического Кодекса определяется тем, к какому историческому типу принадлежит то или иное университетское сообщество, и в какой степени этот документ выступает элементом его саморегуляции. Если же работники придерживаются утилитаристской ори-
6 Сафронов П.А. Способы создания этических миров // Этический кодекс университета. Ведомости. Вып. 34. С. 150.
ентации по отношению к своему университету, а то и вообще не образуют сообщества, они разрушают не только высокий этический стандарт, но подрывают собственный статус и обессмысливают собственное существование. Поэтому этический кодекс (пусть и неписаный) в каком-то смысле всегда будет действенным, так как без него самосохранение университетского сообщества проблематично.
Препятствий же к действенности Кодекса предостаточно. Чтобы университетское сообщество не превращалось в закрытую корпорацию с узкогрупповыми интересами, необходим общественный контроль над выполнением общественной миссии, возложенной на данную профессию. Однако суть этой общественной миссии на нынешнем этапе отнюдь не очевидна. Большинство имеющихся этических кодексов и деклараций прямо отмечают, что они являются реакцией на изменившуюся роль и место университета в общественной жизни. Если считать, что новое общество будет обществом знания, то, удивительным образом, именно статус учреждений, производящих знания и знающих, ставится под вопрос. Поэтому само университетское сообщество, будучи наиболее рефлексивным, стремится сформулировать свою новую миссию, хранит «высокие академические и этические стандарты поведения» (Бухарестская декларация) и предлагает их обществу. Профессионалы вырабатывают и предлагают обществу нравственный идеал: «миссия науки и образования как гуманистически мотивированных профессий не отменяется» (Кодекс Тюм-ГНГУ). В этом плане Кодекс - это действительно «послание миру», сигнал о наличии неких ценностей, на которые общество может опереться в период трансформации. Действенность кодекса обеспечена и уважением миссии университета, и статусом профессии преподавателя-исследователя.
Если общество не возлагает этой миссии, то «высокие стандарты» будут выглядеть как аристократические предрассудки в обществе, ставшем демократическим. Общество
может возлагать на университет вовсе не миссию, а функцию, предъявлять требование быть не «высшим», а равным среди прочих учреждением. Общество может менять номенклатуру необходимых и уважаемых профессий. И как могут сохранить свое достоинство профессионалы, когда их профессия (некая конкретная предметная практика) уходит в прошлое и оказывается общественно ненужной? Например, не только перевод с шумерского, но и перевод с английского перестал быть значимой самостоятельной профессией. Конечно, не хочется «цинично согласиться с профессиональными деформациями» (Кодекс ТюмГНГУ), но ведь моральное сознание любые инновации воспринимает как моральные деформации! Вопрос в том, как не пропустить конструктивную новизну в нравственных процессах современности, новизну как на уровне конкретных норм, так и на уровне их мировоззренческого обоснования? Если университет только хранит классические этические стандарты, не сообразуясь с динамикой общественной среды, то он превращается в социальный заповедник (который тоже имеет свои - вполне достойные - социальные задачи).
Кроме того, наше общество не является «обществом знания», наше общество - в состоянии модернизации (или социальной трансформации). В этих условиях вовсе не превращение в бизнес-корпорацию представляется наибольшей опасностью для исполнения профессионалами своей миссии. Основной социальный заказ по отношению к университету состоит в культурной «диспансеризации» молодого поколения. Преподаватели осматривают студентов, проводят анализы (тесты), ставят диагноз и предлагают желающим способы улучшения ситуации. В бурных волнах социальной жизни университет выполняет роль лагеря для перемещенных лиц, пункта временного содержания. «Массовизация» образования в наших условиях привела к тому, что большинству студентов не нужно высшее образование, они пребывают в стенах учебного заведения в ожидании (замужества, окончания срока призыва в армию, про-
сто взросления). Повышение «бэкграунда» и социализация - это максимум того, в чем они нуждаются. Поэтому и этический кодекс для них должен опираться на иные мировоззренческие ориентиры. Это не значит, что для них не должны быть значимы нормы академической добросовестности, предписанные кодексом, однако «служение в профессии» и стремление к профессиональному успеху - в этом случае -никак не выступают мотивами их соблюдения.
В связи с этим хочется затронуть общую ориентацию университетского этического кодекса на сообщество профессионалов. Мораль профессионалов (не профессиональная этика) является разновидностью трудовой морали, которая имеет ряд исторических разновидностей. Для традиционного общества было характерно противопоставление трудолюбия, присущего тем, кто занят физическим трудом, и служения - более высокой добродетели, которая отличала лиц духовного и военного сословия, а также «служителей муз». Общества модерна не без влияния протестантской этики возвели все виды труда в ранг служения, сформировали представление о ценности профессионального труда. Таким образом, провозглашенная в Кодексе ТюмГНГУ ориентация на служение в профессии, «возвышение службы до служения» - это установки культуры модерна. Чем успешнее российское общество будет осуществлять курс на модернизацию, тем более действенным окажется такой кодекс. И, в свою очередь, функционирование именно такого кодекса будет способствовать воспитанию субъектов модернизационного процесса.
Однако трудолюбие как принцип традиционной нравственности и профессионализм как добродетель модерна в равной степени подвергаются эрозии в зрелом постиндустриальном обществе. З.Бауман отмечает упадок культуры труда и профессионального отношения к работе в условиях гибкой занятости и мобильности рабочей силы7. Профес-
7 Бауман З. Глобализация. Последствия для человека и общества. М.: Весь мир, 2004. С. 157-158.
сиональный работник, преданный своему делу, предъявляющий права на свою работу, становится обузой для глобальной экономики, а значит, как ни странно, безнравственным для эпохи постмодерна субъектом. Позитивные оценки процессам в сфере занятости дают те, кто полагают, что современное общество отличает «экспансия творчества... как антитезы труда»8. Так, В.Л. Иноземцев пишет о постэкономическом обществе как обществе не профессионалов, а инноваторов, для которых труд из деятельности по созданию продукта все более становится деятельностью, направленной на самореализацию личности9. А.И. Неклесса полагает, что именно для России наиболее подходит «интеллектуальная экономика, где основным источником экономического богатства является творчество»10.
Между тем реалии посмодерна стали предпосылкой для проведения различий между классическим творчеством и современным понятием «креатив». Очевидно, что изначально представления о творчестве восходят к концепции Божественного Творения: творения из ничего, обусловленного лишь потенциями творца; творения как создания идей-образцов; творения как самоценного акта, результаты которого являются благом в силу своего происхождения и не нуждаются в доказательстве своей полезности. Креативность же - детище постмодерной культуры, отказавшейся от метафизических, в том числе религиозных, оснований сознания и деятельности. Если творчество предполагает создание новой сущности, то креативность может довольствоваться производством феноменов, а то и симулякров, когда достаточно произвести очередное «различие», чтобы стать автором некой «новизны». Если в основе творчества лежит создание самодостаточных идей, воплощенных за-
8 Иноземцев В.Л. За пределами экономического общества. М.: Academia; Наука, 1998. С. 199.
9 Там же. С. 222-226.
10 Неклесса А.И. Эпилог истории // Глобальное сообщество: новая система координат (подходы к проблеме). СПб., 2000. С. 250.
тем в произведениях, креативность изначально ориентирована на создание продукта (читай, товара). Результатом креатива не обязательно является самобытное произведение, им может быть компиляция, коллаж, способ их позиционирования и продажи интеллектуального продукта, подбор известных технологий для разрешения новой ситуации. Даже в области духовного производства креативными являются идеи, с помощью которых можно воздействовать на социальную практику, в то время как концепции творчества предполагали самоценность духовного, вне зависимости от его практического применения.
В классической культуре творчество мыслилось как универсальное свойство человеческой природы, но проявляющееся в особых сферах жизни. Демократичность креативной деятельности состоит в том, что она возможна не только в «творческих профессиях», но и в любых других.
По мере обретения нравственного самосознания «креа-тивщики»-инноваторы начнут отличать свой трудовой этос как от трудолюбия, так и от профессионализма. Возможно, именно модульный субъект эпохи Постмодерна отойдет от установки на преданность бизнес-корпорации, поскольку всякая его социальная роль - не более чем временная маска. А вот стремление к саморазвитию и самостоятельному выбору духовных ориентиров - постоянная установка; поэтому избрание себе миссии станет главной обязанностью таких моральных субъектов. В той степени, в которой в нашем обществе возможно их распространение, профессионалы будут вытесняться инноваторами, а установка на служение сменится установкой на творчество (или креатив). Если же традиционализм славянской культуры окажется непреодолимым, то распространятся не столько профессионалы, сколько сотрудники, ориентированные на традиционное трудолюбие.
Итак, перспективы действенности морали в нашем обществе - открытые. Какие-то паттерны нравственности образуются в любом случае, а рефлексия по поводу их сущ-
ности и статуса укрепит такие нормативно-ценностные структуры, которые позволят социуму решить свои исторические задачи. Кодекс университета способен выполнить функцию такой рефлексии, а значит, оказаться действенным. Может быть, его установки на реально-должное и не станут сущим, но у него есть шансы превратиться из документа, осмысляющего реальность, в элемент самой нравственной реальности.
