ПРИКЛАДНАЯ ЭТИКА КАК НОУ-ХАУ: ПО МОТИВАМ ЭКСПЕРТИЗЫ КОНЦЕПТУАЛЬНОЙ МОДЕЛИ ЭТИЧЕСКОГО КОДЕКСА УНИВЕРСИТЕТА Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

В.И. Бакштановский, Ю.В. Согомонов

Ноу-хау как способ существования прикладной этики: по мотивам экспертизы концептуальной модели университетского кодекса

1. Оправдание проекта: еще раз про ноу-хау как атрибутивный признак прикладной этики

1.1. Мотивы оправдания

«Известные мне этические кодексы создавались иначе. Они просто заносились на бумагу, когда моральный консенсус был и без того достигнут... По этой причине они и не требовали никакой особой экспертизы и никакого специального теоретического усилия, как это предполагается настоящим кодексом. Все они написаны профессионалами своего дела без участия профессиональных этиков».

Так говорит один из участников проекта «Экспертиза концептуальной модели этического кодекса» и тем побуждает нас открыть аналитический обзор материалов экспертизы параграфом, оправдывающим1 как «участие профессиональных этиков» (с характерными для их профессии «специальными теоретическими усилиями») в создании кодекса, так и организацию «особой экспертизы». Оправдывающим, прежде всего, посредством характеристики ноу-хау в создании предложенной на экспертизу модели кодекса, в проектировании экспертизы этой модели и, в целом, характеристики ноу-хау развиваемого нами направления

1 Термин «оправдание» здесь употребляется не столько в смысле «очищения от вины, обвинения», сколько в значении «показывая истину, подтверждая на деле» (В. Даль).

прикладной этики - одна из его самоидентификаций может звучать так: «прикладная этика как идея-технология».

Автор, вероятно, не заметил: за представленной на экспертизу моделью кодекса стоит технология обеспечения этико-прикладной идентичности кодексов профессий и/или организаций, существенно отличающаяся от практикуемых в России и за рубежом подходов2. Технология, являющаяся одним из элементов инновационного ноу-хау. И разработка такого ноу-хау - одна из основных амбиций «прикладной этики как идеи-технологии» - направления прикладной этики, положенного в основу проектирования концептуальной модели университетского кодекса и, конкретно, этического кодекса ТюмГНГУ.

Мы исходим из предположения, что не только автор цитированного экспертного текста, но и некоторые из других коллег имели дело лишь с текстом концептуальной модели кодекса и не знакомились предварительно с биографией нашего направления3. А также не обратили внимания на предложенные сайтом проекта концептуальные тексты, в том числе предваряющую проект экспертизы статью «"Дух университета": проектно-ориентированная институционали-зация в этическом кодексе научно-образовательной корпо-

2 Например, на сайте ргое^сз кафедры этики философского ф-та СПбГУ в числе предлагаемых услуг указано создание этического кодекса: «специалисты по этике на основе правил этикета, норм и ценностей общества составят этический кодекс для фирмы, изучив основную идею, ценности фирмы, сферу деятельности, психологическую атмосферу в корпорации». См.: www.proethics.ru/ news.php ?геа^тоге=41

И это сегодня принятая практика не только кафедральных структур. Распространяется практика создания специальных консалтинговых фирм, занимающихся проблемами бизнес-этики. См., напр.: www.incorpore.ru

3 См.: Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В. Прикладная этика: рефлексивная биография направления. Тюмень: НИИ ПЭ ТюмГНГУ, 2007.

рации»4. Предваряющую совсем не формально: в качестве элементов «(технического задания» к работе над кодексом указывалось на особое внимание проекта к таким критериям идентичности предпочитаемого нами формата кодекса, как (а) статус личности, на которую ориентирован кодекс: не только «исполнитель стандартов благопристойности», но субъект морального выбора; (б) мотив морального творчества университетского сообщества (в противоположность бюрократическому «ражу» регламентирования), заинтересованного в саморегулировании профессии; (в) этосный подход - позиция реально-должного; (г) этический статус самого проектируемого кодекса - конвенция о ценностях профессионально-нравственного выбора.

Скорее всего у эксперта не было возможности и ознакомиться с представленным на сайте многошаговым алгоритмом проектирования кодекса, который предполагает не только внешнюю экспертизу модели (ее материалы и обсуждаются в нашей статье), но и внутреннюю (внутрикорпоративную) экспертизу в форме экспертных интервью, фокус-группового интервью, анкетного опроса, «круглых столов», проблемных семинаров, деловой игры и т.д.5. Такого рода многошаговый алгоритм взаимодействия с субъектами морали, в том числе с профессиональными сообществами, применяется во всех наших проектах, связанных с работой над этическими документами6.

4 См.: Новое самоопределение университета. Ведомости. Вып. 33 / Под ред. В.И.Бакштановского, Н.Н.Карнаухова. Тюмень: НИИ ПЭ, 2008.

5 См. об алгоритме проекта: [Электронный ресурс] Материалы электронной научно-практической конференции «Самоопределение университета как научно-образовательной корпорации». - Режим доступа: http://www.tsogu.ru/institutes/nii/folder.2006-12-18.7122125891

6 См., напр.: Тетради гуманитарной экспертизы (3). Медиаэтос: тюменская конвенция - предварительные результаты / Отв. ред. В.И.Бакштановский. Тюмень: Центр прикладной этики: XXI век, 2000.

1.2. Способ оправдания: апелляция к ноу-хау направления

Позволим себе еще одно предположение: если бы уважаемый эксперт ознакомился с ноу-хау, стоящим за такого рода многошаговыми алгоритмами, он бы, вероятно, не приговорил нас от имени Ролза и Хабермаса (и от своего собственного имени?): «авторы проекта совершенно игнорируют господствующие моральные интуиции, бытующие в университетской среде, и хотят загнать их в рационалистический, морально возвышенный кодекс».

Поэтому еще раз обратим внимание на фронестиче-скую природу ноу-хау инициированного и развиваемого нами направления прикладной этики. Фронезис как особое этическое знание-умение, «умение уметь» в ситуации морального выбора, существует в диалоге прикладной этики с субъектом морального выбора; фронезис ценен прежде всего методом передачи знания-умения от субъекта к субъекту. Профилактируя как потенциальный патернализм этической науки, так и нередкое иждивенчество морального субъекта, прикладная этика предполагает инициирование моральной рефлексии субъекта - индивида, группы, профессионального сообщества, общества в целом - обеспеченное ноу-хау этико-прикладного знания7.

И как раз на профилактику «совершенного игноририро-вания господствующих моральных интуиций» и риска «загнать их в рационалистический, морально возвышенный кодекс» рассчитан этосный подход, предполагающий как

7 На первом и втором «Самотлорских практикумах» мы публично предъявили тезисы фронестической концепции прикладной этики и проявили эту концепцию в практике двух этических деловых игр. См.: Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В. Фронезис. Самотлорский практикум. Тезисы научно-практической конференции / Под ред. В.И.Бакштановского. Тюмень, 1987.; Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В., Ганжин В.Т. Фронезис-2. Самотлорский практикум-2. Сб. материалов экспертного опроса / Под ред. В.И.Бакштановского. Москва-Тюмень, 1988; Бакштановский В.И. Самотлорский практикум: воспитание выбором (Редактор представляет проект). Самотлорский практикум-2. Москва-Тюмень, 1988.

проектирование дискурса, так и его конвенциальные ре-зультаты8.

Тем не менее цитата из экспертного текста Б.Н.Кашни-кова - благодарный повод еще раз напомнить о ситуации в прикладной этике, еще раз попытаться преодолеть в сознании ряда коллег мнимые, а то и ложные, в любом случае -неадекватные образы нашего направления. Попытаться, подчеркивая, что это направление не просто декларирует свои амбиции, но и предъявляет теорию, методику и практику ноу-хау этико-прикладного знания - изобретаемое им знание-умение.

Анализируя путь нашего направления в специальной монографии, посвященной его рефлексивной биографии9, мы не случайно посвятили одну из глав атмосфере становления «идеи-технологии прикладной этики». Такой вариант идентификации природы прикладной этики и призван акцентировать намеренное развитие соответствующих технологий в сфере исследования прикладных этик (моралей), во-первых, в сфере проектирующего воздействия результатов этих исследований на практику «малых систем» - во-вторых. Именно поэтому мы постоянно подчеркиваем очевидную риторичность вопроса о том, может ли и должно ли этико-прикладное знание дать субъекту нечто большее, чем квалификацию ситуации морального выбора как «бремени», передав ответственность за выбор всецело самому субъекту. Уточним: передать ответственность за выбор всецело самому субъекту этико-прикладное знание не только может, но и должно - чтобы не подменить нравственные искания личности, сообщества, общества в целом. Но не может и не должно позволить себе «умыть руки»: может и должно создавать многообразные технологии приложения.

о

8 Характерно название одного из созданных в рамках нашего направления этического документа - «Тюменская этическая медиа-конвенция». См.: Тетради гуманитарной экспертизы. Вып.3-4.

9 См.: Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В. Прикладная этика: рефлексивная биография направления.

1.3. Новая ситуация в прикладной этике: два сценария развития

ОТЕЧЕСТВЕННАЯ прикладная этика живет сегодня в иной ситуации, чем в конце семидесятых - начале восьмидесятых, когда прикладная этика реально, в качестве про-ектно действующей концепции представленная практически лишь нашим направлением (намеренно идентифицирующим себя именно таким образом, а не паллиативами - в виде моралеведения, например), боролась за место под солнцем.

Сегодня же повторение подзаголовка одной из первых в центральных издательствах отечественных публикаций о прикладной этике 25-летней давности - «Этика как практическая философия: традиционные образы и современные подходы» - лишь кажется адекватным. Дело в том, что за характеристикой «современные подходы» сегодня стоит множество парадигм, которые, разумеется, необходимо идентифицировать по критерию инновационности-тради-ционности.

В свое время, открывая книгу «Прикладная этика: рефлексивная биография направления», мы поставили в эпиграф цитату из З.Баумана: «Понятие, которое мы рассматриваем как очевидное и ясное (если вообще его рассматриваем), отнюдь не является таковым... Его внешняя понятность происходит исключительно от частого употребления. Оно имеет долгую и пеструю, редко вспоминаемую историю».

Эта цитата из работы, посвященной феномену свободы, была значима для нас в связи с тем, что тема прикладной этики сегодня не только «носится в воздухе», но уже и живет в нем - в виртуальной атмосфере Интернета. «Носится» и «живет» потому, что в последнее время тема прикладной этики привлекает все больше исследователей, активно рефлексируется практиками. Однако внешняя понятность этой темы нередко возникает исключительно от частого употребления.

Стремительно надвинулась «академическая легитимация» прикладной этики, произошло перемещение этико-прикладного знания от «края исследовательской ойкумены», от «задворок» советского, да во многом и постсоветского этического мейнстрима - к «центру этической Вселенной». Ушла дилемма «либо философская этика - либо этика прикладная». Сегодня сама прикладная этика составляет большую Ойкумену10. Однако величина заселенной и продолжающей заселяться «территории» может радовать, но не должна успокаивать: сформировались два сценария развития прикладной этики - инерционный и инновационный. И как раз с применением стоящего за вторым сценарием ноу-хау связана одна из задач оправдания нашего проекта.

Коротко говоря, инерционный сценарий развития прикладной этики - это «сырьевой», экстенсивный, по сути пассивный сценарий: расширение предметного поля отечественной прикладной этики, прежде всего за счет освоения достижений наших зарубежных коллег. На наш взгляд, этот сценарий несет с собой определенные риски.

Прежде всего, в его рамках трудно избежать и/или преодолеть коэволюционные тенденции банализации природы прикладной этики. Одна из тенденций (она относится к сфере этического теоретизирования), на наш взгляд, упрощает феномен приложения, отождествляя практическую этику и этику прикладную. Вторая (она относится к практике создания прикладных этик в рамках самопознания ряда профессий и/или профессионально-этической рефлексии специальных научных дисциплин) - упрощает феномен морали.

Рискованный момент развития первой из этих тенденций: стремление удержать этическую идентичность прикладных этик оборачивается затруднением в сфере собственно приложения, реально замещаемого аппликацией мо-

10 Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В. Ойкумена прикладной этики: модели нового освоения. Том первый. Тюмень: НИИ ПЭ Тюм-ГНГУ, 2007.

рально-философского знания на практические ситуации. Рискованный момент развития второй тенденции: стремление к прагматичности профессионально-этических проектов нередко оборачивается их параморальностью (с этой точки зрения важно взвесить плюсы и минусы разрабатываемой в рамках концепции организационной этики идеи передачи акта морального выбора от индивида к организации).

Иначе говоря, в первом случае риск банализации задач и возможностей прикладной этики - следствие «сверхзаботы» об этической идентичности прикладной этики. Речь идет о последствиях обеспечения этой, весьма важной, заботы лишь потенциалом философской этики. Отсюда и ограниченные образы-модели прикладной этики, которые готовы принять и продвигать лидеры отечественного этического знания.

Как мы уже неоднократно писали, такие рискованные последствия создаются неотрефлексированностью интервала эффективности идущего от аристотеля формата-метафоры «этика - практическая философия» применительно к современной морали и системе этического знания. Античный формат-метафора, акцентирующий практическую направленность этики в статусе «философии поступка», не только не фиксирует разницу между практичностью и собственно приложением, но отождествляет эти характеристики. Один из итогов такого отождествления - неизбежные, с позиций философской этики, ограничения методологического и технологического плана, в том числе и относительно ноу-хау в сфере технологий приложения.

Во втором случае речь идет о том, что формально открытый прикладной этике мир профессиональных и надпро-фессиональных практик - через принятую и понятную идею социальной ответственности профессий, продвижение гуманитарных технологий менеджмента и т.д. (сегодня никого не удивишь профессионально-нравственными кодексами, этическими комитетами, этическими офисами, этическим аудитом и т.д.) - нередко видит в этике лишь инструмент

социальной и/или корпоративной ответственности11. Многие разработчики прикладных этик (прежде всего это авторы, не работающие в сфере собственно этического знания, но исследующие прикладную этику с позиции конкретных профессий и видов человеческой деятельности) в своей исследовательской деятельности и, особенно, при написании учебных программ и учебных пособий пренебрегают этической идентичностью прикладных этик, вольно-невольно интерпретируют и, соответственно, конструируют прикладные этики как параморальные «правила игры», «функционально желательные стандарты поведения», «регламенты», этикетные правила; или же некритически используют потенциал философской этики, положения которой просто накладываются этими разработчиками на профессионально-этические проблемы, механически апплицируются.

Отвечая на вызовы - острые моральные проблемы, порожденные самим развитием науки и техники, гражданского общества и профессий (в т.ч. медицины и биологии, бизнеса и политики и т.д.) - «внутренняя» моральная рефлексия специалистов в конкретных видах-сферах человеческой деятельности склонна видеть в прикладной этике скорее функцию «обслуживания», например, во имя повышения эффективности профессии. С нашей точки зрения, прикладная этика не только «обслуживает» одну из сфер человеческой деятельности, профессий, повышая их эффективность, но и соучаствует в общеморальном творчестве, соучаствует как партнер и соавтор, а не «младший брат». «Милость» прикладной этике, оказываемая «функционализмом», примитивизирует актуальность ее развития, отказывая ей в надфункциональности, в высокой миссии, в служении. В итоге, например, широко распространенное требование социальной ответственности профессии нередко

11 См., напр.: Саморегулирование журналистского сообщества. Опыт. Проблемы. Перспективы становления в России. 2-е изд., испр. и доп. / Под ред. Ю.В. Казакова. М.: Стратегия, 2004.

интерпретируется как ответственность реактивно-адаптивная и сводит моральность к легальности.

В итоге обе доминирующие сегодня тенденции в развитии прикладной этики нередко дают эффект квазиприкладной этики: либо квазиприкладная, либо квазиэтика.

Такая оценка ситуации в прикладной этике дает основание заключить, что речь должна идти об инновации в прикладной этике, предполагающей напряженный поиск пути между выращиванием прикладной этики на основе парадигмы этики как «практической философии», с одной стороны, и из частнонаучного знания - с другой. Поиск маршрута, не «отменяющего» ни практичность философской этики, ни моральную рефлексию частных наук-технологий, продуцирующих свои образы прикладной этики, но ориентированного на изобретенние именно прикладной и именно этики.

Идея нового освоения ойкумены прикладных этик исходит из принципиальной важности качества «вхождения» этико-прикладного знания в мир профессиональных и над-профессиональных практик. Именно в этой ситуации значим особый - по сравнению с практической этикой - потенциал ноу-хау этико-прикладного знания.

Преодолеть инерционный сценарий - продолжение движения по накатанной за последние годы «сырьевой» трассе, расширяя и расширяя предметное поле прикладной этики, и дождавшись, наконец, когда этот «сырьевой» ресурс иссякнет, - значит реализовать сценарий инновационный, формируя прикладную этику как высокотехнологичное знание.

1.4. Прикладная этика как высокотехнологичное знание

Напомним: мы намеренно подчеркиваем, что развиваемое нами направление прикладной этики вполне соответствует формату научно-практических изобретений. Разработка парадигмы «прикладная этика как идея-технология» и собственно технологий этико-прикладного знания ни по времени возникновения, ни по эффективности не отстают

от зарубежного опыта.

При этом не трудно предположить, что привычно воспринимаемые как «инженерные» термины «изобретение», «технология» и т.п. режут гуманитарно настроенный слух. Хотя давно уже вошли в тезаурус социально-технологического и гуманитарного знания. Так же, как и термин «ноу-хау». Поэтому, подчеркивая известную условность, метафоричность употребления такого рода терминов в наших работах12, мы в то же время отмечаем, что эта условность не безгранична: например, за идентификацией нашего направления как ноу-хау стоит уже упомянутая выше идея фронезиса. Рассматривая технологичность этического знания как один из ключевых факторов его квалификации в качестве этико-прикладного, а программы, эталоны, проекты, экспертные заключения, кодексы, этические комиссии, методики и т.п. продукцию прикладных исследований и разработок как «опредмеченную силу» прикладной этики, важно интерпретировать их как фронестические технологии (на этапе создания и в процессе их применения).

Не забывая о том, что понятие «фронезис» используется в различных методологических подходах и, соответственно, трактуется и употребляется далеко не однозначно, выделим разделение Гадамером технического и гуманитарного ноу-хау, различение элементарной аппликации знания как технической процедуры - и интерпретации как творческой конкретизации.

Фронезис - один из гносеологических и социокультурных идеалов этико-прикладного знания, не просто профи-лактирующий риск его технократической трансформации при освоении достижений социально-технологического,

12 Начиная с уже давней работы: Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В. Введение в теорию управления нравственно-воспитательной деятельностью / Отв. ред. В.В. Петров, В.А.Чурилов. Томск: Изд-во Томск. ун-та, 1986.

Ср.: Абрамов Р.К. Дефиниционистские метафоры в теоретической социологии // Социологический журнал. 2008. № 4.

проектно-ориентированного и т.п. знания, но и дающий основание для интерпретации технологий приложения этического знания как этического ноу-хау. Как гносеологический идеал прикладной этики идея фронезиса проявляется и в мягком теоретизировании, и в мудрости индивидуального морального выбора, и в технологиях связи первого со вторым. Идея фронезиса технологична и в снятии противоречия между научным знанием и собственно практическим умением. Напомним, что диалогическая, «понимающая» природа фронезиса предполагает не просто передачу «готового» результата научного исследования для «внедрения», но совместный (эксперта и субъекта, принимающего решение) поиск решения проблем.

Итак, в рамках второго сценария речь идет не столько о расширении ойкумены прикладной этики, сколько о новом ее освоении. Новом, прежде всего, относительно смысла прилагательного «прикладная» применительно к существительному «этика». Соответственно - относительно отмеченного выше эффекта квазиприкладной этики.

А смысл нового освоения во многом связан с ноу-хау технологий этико-прикладного знания. В нашем опыте разработаны и внедрены в практику технологии: этического проектирования (например, этической комиссии профессиональной ассоциации в «несудебном» - консультативном формате; конвенции профессионального сообщества журналистов или миссии университета; экспериментального проектирования - в соавторстве с Ю.В. Казаковым - корпоративной институции профессионально-этической экспертизы «Центр медиаэкспертизы»); этической экспертизы (научной, общественной, гражданской); один из примеров -экспертиза проекта этнонациональной политики в регионе; этического консультирования ассоциаций и организаций (например, рефлексии ценностных ориентиров технологий гражданской активности НКО - таких, как общественная экспертиза, переговорная площадка, гражданские экспедиции, гражданский контроль, общественные дебаты, общест-

венные слушания и т.п.); этического моделирования (серия этико-прикладных игр, применяемых в большинстве наших проектов); управленческого воздействия на нравственно-воспитательную деятельность (на примере трудового и учебного коллективов); учебного (в рамках «этического практикума») и исследовательского «кейс-стади» (самопознание образовательной - университета и журналистской корпораций).

Многообразие технологий формировалось в процессе изобретения и развития гуманитарной экспертизы и консультирования - таково было первоначальное собирательное название технологий прикладной этики. Инвариантный элемент этической идентификации этих технологий - потенциал испытания выбором. Поэтому мы с первых шагов разработки и применения идеи-технологии гуманитарной экспертизы квалифицировали ее как технологию испытания моральным выбором.

1.5. Краткое отступление в биографию технологии «гуманитарная экспертиза»13

В сборнике материалов экспертного опроса «Самотлор-ский практикум-2» можно найти двадцатилетней давности суждение А.А.Гусейнова, высказанное им в связи с предложенным в анкете - вслед за вопросом об эффективности традиционных и возможности новых видов практического приложения этики - вопросом о целесообразности разработки технологии «гуманитарная экспертиза»: «Я вообще не думаю, что следует много рассуждать об этической экспертизе без того и до того, как будут налицо хотя бы несколько успешных опытов такой экспертизы» (курсив наш. - В.Б. и Ю.С.)14.

13 См. подробнее в главе «Лаборатория гуманитарной экспертизы» в нашей монографии «Прикладная этика: рефлексивная биография направления».

14 Самотлорский практикум-2. Сб. материалов экспертного опроса. С. 21.

Выполнение «условия» А.А.Гусейнова легко обнаружить в биографии нашего направления. Биографии рефлексивной - мы проектировали ее, а не «плыли по течению». Проектировали благодаря установке на неадаптивную активность к доминирующим в науке парадигмам, на уклонение от чисто реактивного поведения в отношении и к практическим ситуациям, и к ситуациям в науке. Речь идет о не отменяемых ни моментами интуитивности научного поиска, ни влиянием обстоятельств инициативных акциях по вовлечению научного сообщества и практических институций в рефлексию проблематики прикладной этики, в том числе с помощью ее технологий (например, игрового моделирования); о систематической организации критики в свой адрес, в том числе в рамках инициированных самим направлением дискуссий.

Напомним некоторые из акций гуманитарной экспертизы, подчеркивая, что гуманитарная экспертиза как технология прикладной этики не знает периодов лишь «академической» востребованности. Практически всегда она жила в ситуации острого «социального заказа», а нередко - опережала его. При этом очевидно, что требования такого «заказа» имели свои социокультурные основания.

* Начнем с цикла гуманитарных экспертиз процесса нового освоения в Тюменском нефтегазовом регионе. Имея самостоятельное значение, проанализированное в специальных работах15, эти экспертизы принесли нам опыт «экспертизы экспертиз» - гуманитарной экспертизы подходов и результатов серии частнонаучных экспертиз и, в содержательном плане, опыт рефлексии этической значимости понятия «человеческое измерение».

15 См., напр.: Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В. Введение в политическую этику. Москва-Тюмень: Ин-т проблем освоения Севера СО АН СССР, Философское общество СССР, Гл. 4. 1990; Этика Севера. Т.1. / Под ред. В.И. Бакштановского, Т.С. Караченцевой. Томск: Изд-во Томск. гос. ун-та, 1992. С. 5-29.

Так, например, в рамках проекта «Арктическая политика: человеческое измерение»16 была предпринята экспертиза концепции сбалансированного развития, точнее - идеи, которой еще только предстояло развернуться в концептуальную систему. В процессе экспертного опроса и построенного на его основе игрового моделирования версиям сбалансированного развития Севера предстояло, во-первых, отстоять себя средствами морального обоснования и оправдания не только перед альтернативными императивами типа «закон-тайга» или «человек человеку и природе -Друг», но и перед результатами реконструкции стоящих за идеей сбалансированного развития нравственных идеалов, ценностей, норм и, во-вторых, испытать себя на толерантность к иным моральным ценностям, на сотрудничество с ними.

Экспертиза стала и испытанием гипотезы авторов проекта о том, что одна из трудностей морального выбора заключается в возможно маскирующем характере стратегии идеи «сбалансированного развития», за которой могут стоять скрытая конкиста, прогрессорство, высокомерие индустриально-урбанистической цивилизации и т.п. Профилакти-рующим средством эксперты посчитали идею «сбалансированной аксиологии».

Гуманитарная экспертиза Ямальского конфликта17 мотивировалась не только политическим давлением на процесс принятия решений о дальнейших судьбах Ямала (государство нуждалось в дополнительных миллиардах кубометров газа и этим определялись реальные способы решения конфликта между ведомствами и территорией, центром и регионом, коренными народностями и мигрантами,

16 Арктическая политика: человеческое измерение / Под ред. В.И. Бакштановского. Тюмень: Ин-т проблем освоения Севера СО АН СССР, 1990.

17 Ямальский конфликт: гуманитарная экспертиза / Под ред. В.И. Бакштановского. Тюмень: Тюменский научный центр СО АН СССР, 1991.

современными и будущими поколениями, между человеком и природой). Важный для нас мотив заключался в том, что различными исследовательскими группами в стране уже была проведена серия частнонаучных экспертиз по многим аспектам освоения Ямала, однако эти экспертизы не содержали в себе в проявленном виде гуманитарного подхода к характеру взаимодействия всех сторон, вовлеченных в конфликт. Причины этому: дисциплинарная узость лежащих в их основании парадигм (технико-технологическая, экологическая, социальная, экономическая и т.п.), ведомственная предназначенность (в том числе научная ведомственность) экспертиз. Используемые в них парадигмы содержали «гуманитарный аспект» лишь в качестве признания необходимости «учета человеческого фактора». Задача нашей экспертизы - попытка «экспертизы экспертизы», коллективного рефлексивного анализа как средства проявления базовых ценностей и ценностных ориентаций, из которых исходили частнонаучные экспертизы. Проектом экспертизы предполагалась реконструкция ценностных приоритетов в поведении конфликтующих сторон и поиск гуманитарных ориентиров, способных комплементировать и сбалансировать конфликт интересов всех субъектов, в том числе и тех, кого считали лишь «объектами» решения судьбы Севера. Тем самым «Ямальский конфликт» трактовался как ситуация морального выбора, нравственного конфликта, столкновения многих правд, противостояния различных систем моральных ценностей.

* «На пути к гражданскому обществу». Моральная ситуация перепутья переходного периода - от советского к постсоветскому - предмет этой экспертизы, проблематизи-рованной нравственными оппозициями «рынкофилия» -«рынкофобия»18. Две задачи: диагностика конфликтного состояния общественной нравственности в ситуации перехода

18 См.: На пути к гражданскому обществу: нравственные оппозиции (материалы экспертного опроса) / Под ред. В.И.Бакштановского. М.: Прометей, 1991.

к рынку, трактуемой как ситуация морального выбора; и экспертиза восприимчивости-невосприимчивости духовно-нравственной ситуации в обществе к обновлению.

Вниманию экспертов были предложены материалы предварительной оценки отношения обыденного морального сознания к рыночной экономике, представленные в сконструированной нами таблице. В ней были даны характерные для лексики тех лет ценностные суждения носителей двух условно выделенных, идеализованных позиций -«рынкофобов» и «рынкофилов». Их полярность отражала, на наш взгляд, реальность раскола в моральном сознании общества, дух нетерпимости и недиалогичности, интонации и методы идейно-нравственного противостояния. Конкретные этапы работы, предложенные экспертам: а) экспертная оценка системы ценностных суждений «за» и «против» рынка; б) дополнение набора ценностных суждений как в группе «рынкофилий», так и в группе «рынкофобий»; г) выяснение мировоззренческих оснований той и другой системы ценностных суждений; д) классификация нравственных конфликтов в современной ситуации; е) определение возможного поля консенсуса между рынкофобическими настроениями и аргументацией в защиту рынка.

* Обращаясь к опыту последних лет, выделим проект, в котором более или менее наглядно проявились существенные признаки гуманитарной экспертизы - «моральный выбор журналистов».

В рамках проекта была проведена серия экспертиз ситуации кризиса идентичности профессионального сообщества. «катастрофа? Кризис? Рождение нового?» - эти варианты диагноза отражали типичные оценки ситуации, данные участниками экспертного опроса, в свою очередь были предложены для «экспертизы экспертизы» участникам проблемного семинара (и в экспертном опросе, и в работе семинара участвовали по большей части одни и те же эксперты). Придать рациональный характер экспертизе ситуации, смягчить катастрофичность либо цинизм настроений

помогло предложение авторов проекта профессиональному сообществу отрефлексировать современную профессионально-нравственную ситуацию сми в терминах этоса -«духа» и «правил игры» отечественной прессы.

Авторы проекта предполагали, что результаты такой экспертизы позволят профессиональному сообществу сконструировать «зеркало» («свет мой, зеркальце, скажи.»), посмотревшись в которое отечественная журналистика сможет отрефлексировать специфику нравственной жизни постсоветского общества в целом, нравственной жизни журналистской корпорации - особенно.

В свою очередь, проведенная в рамках экспертизы диагностика послужила средством профилактики неадекватных результатов самоопределения профессионального сообщества к мировому и отечественному опыту саморегулирования, в том числе - опыту кодифицирования профессиональной морали журналиста.

* Проект «Будь лицом!»19, заказанный Гражданским форумом Тюменской области. Круг потенциальных пользователей созданных по итогам проекта «Рабочих тетрадей» -исследователи процесса становления гражданского общества в современной России; гражданские активисты, стремящиеся разобраться в ценностных ориентирах и социальных технологиях своей деятельности; госслужащие, заинтересованные в эффективном взаимодействии властных структур и общественности; журналисты, считающие, что миссия избранной ими профессии связана с целенаправленным формированием в нашей стране основ гражданского общества.

Такая адресность проекта - не формальная отписка в аннотации. За ней - опыт спроектированного процесса самопознания институции «гражданский форум тюменской области». Этот замысел «тетрадей» представлен в заго-

19 «Будь лицом!» Рабочие тетради Гражданского форума / Отв. ред. В.И. Бакштановский. Тюмень: Центр прикладной этики: XXI век, 2004.

ловке введения с помощью метафоры «зеркало». В этом проекте такая метафора многофункциональна. Во-первых, она характеризует своеобразную экспертную систему, дающую гражданскому форуму возможность (не)узнать себя в системе «зеркал». Экспертная система состоит из трех основных структур: лидеров некоммерческих организаций, журналистов, исследователей. Такое сочетание позволяет совместить внешнюю экспертизу с внутренней, а также представить природу и «дух» гражданского общества в двух аспектах: с точки зрения нормативной, идеальной модели и с точки зрения отечественных реалий.

Во-вторых, метафора «зеркало» напоминает, что самопознание - процесс не только трудный, но и рискованный. Тем не менее, членам форума стоило «посмотреться в зеркало», т.к. это один из способов решить вопрос о трансформации форума, прежде всего за счет комбинации в нем социальных технологий, характерных для институций, учрежденных «при власти», - и технологий, изобретенных самоорганизующимися гражданскими ассоциациями для взаимодействия с властью. «Заглянуть в зеркало» проекта важно и для представителей власти, и для СМИ.

Нетрудно заметить, что как виды, так и результаты аннотированных выше экспертиз многообразны. При этом очевидно, что наша версия технологии «гуманитарная экспертиза» - как и концепция прикладной этики в целом - не возникла сразу в ее современном виде. Она становилась и развивалась по мере теоретико-методологических исследований и практического применения их результатов, порождающих новые задачи для исследователей.

1.6. Этико-прикладные игры как фронестическая технология

Наиболее наглядное ноу-хау прикладной этики - игровое моделирование в формате этико-прикладных (шире -гуманитарных) игр.

ИГРОВАЯ методология, игровое моделирование, широко известное прежде всего в виде метода деловых игр, тра-

диционно применяется (независимо от того, опираются ли его сторонники на специальное изучение результатов философии и методологии игры или нет) как средство имитации процесса принятия решений в искусственно организованных ситуациях выбора управленческого, политического, экономического, экологического, педагогического и пр. планов.

Атрибутивная черта феномена игры - способность воспроизводить все виды человеческой деятельности благодаря двуплановости, интегрируя при этом: (а) самоценность процесса игры, самовыражения личности, - и результативность игровой деятельности; (б) «условность» - и «серьезность»; (в) импровизацию - и организованное поведение.

Деловая игра характеризуется «проживанием» реальных ситуаций выбора в искусственных условиях, имитированием решений, оценок, поступков в обстоятельствах выполнения той или иной - заложенной в сценарии игры - роли, исполнением роли как способом представления себя «со стороны», действиями по системе игровых правил, соревновательными стимулами и т.п. Вариабельность условий, решений, оценок, поступков, возможность и необходимость акта выбора, поиска творческого решения особо важны для деловой игры как таковой.

Технология «отико-прикладные игры» отличается особым вниманием к деятельности участников игр как субъектов морального выбора. Конфликтная природа самой игровой деятельности, закодированность в правилах игрового поведения принципов и норм культуры разрешения конфликта, конкуренции и сотрудничества, успеха и поражения сопрягаются с конфликтностью нравственных норм в ситуации выбора. Столкновение традиции и инновации (особенно, когда новое приходит в облике зла, а должное достигается насущными и потому не адекватными средствами), конфликт ценностей, принадлежащих разным нормативно-ценностным системам, экзистенциальный риск мораль-

ного выбора - значимые предметы этико-прикладных игр.

Определяя координаты для этико-прикладных игр, мы ориентируемся на трактовку игры как деятельности. В ряду видов человеческой деятельности игра может быть здесь представлена прежде всего с точки зрения ее интенсивного воздействия - прямого и косвенного - на формирование ситуации свободы выбора. Эта ведущая черта игровой деятельности базируется, кроме собственного вариативного потенциала игры, т.е. особых отношений игрового феномена с «возможностями», на способности игры воспроизводить все другие виды человеческой деятельности и достигаемой в процессе реализации этой способности культуры «умения уметь». Все эти моменты в свернутом виде «заложены» в потенциал этико-прикладных игр.

Особое место занимает способность игры драматизировать диалог конфликтующих структур (позиций, норм, смыслов, правил и т.п.), задавать соперничеству-сотрудничеству участников игры ситуацию экстремальной борьбы с задачей (и, конечно, с условными носителями тех или иных способов ее решения). Но важна и способность игры ставить ее участников в такие обстоятельства, при которых декларируемые цели проясняются с помощью предъявляемых для реализации этих целей средств (например, социальных технологий).

В то же время для этико-прикладных игр важно то обстоятельство, что проблема «условного» - «серьезного» в ее метафизическом «измерении» не сводится (независимо от того, хорошо это или плохо) к проблеме преодоления правил. В таких играх «серьезный» элемент - не просто то или иное «дело» (моделируются ли, например, политический конфликт, этническая ситуация или проблемы деятельности НКО). Само это «дело» становится серьезным - в гуманитарном плане - в том случае, если игра содержит экзистенциальный контекст, т.е. не сводится, например, лишь к функции «допинга» или к развлекательно-динамизирующему фактору, а создает контекст человеческой свободы

как экзистенциальный фундамент, смысл дела. Тем самым выполняя свою экспериментальную роль (в подготовке к реальному освоению ситуации, решению проблемы), этико-прикладные игры помогают осваивающему конкретный вид человеческой деятельности субъекту освоить и смысл этой деятельности.

Тема моральной позиционности (конфликтности) в эти-ко-прикладных играх представляется стержневой. Без мотивации свободного выбора, самоопределения к той или иной позиции участники игры не примут предлагаемого им статуса - статуса морального эксперта, игра потеряет для них смысл игры как таковой. Разумеется, моральная позиционность не противопоставляется здесь традиционно отрабатываемым на разного рода деловых играх предметно-профессиональной позиционности, организационно-ведомственной конфликтологии и т.п. Более того, поскольку редки «чистые» этико-прикладные игры, постольку и этические конфликты, ситуации морального выбора в целом присутствуют на гуманитарно ориентированных деловых играх скорее в ткани других позиционных интересов или их конфликтов. Отличие же состоит в том, что этико-прикладные игры моделируют конфликт не только профессиональных ролей, но моральных субъектов.

ИЮНЬ 1989 года. Ханты-Мансийск. «Самотлорский практикум-2»20. Тема практикума-игры: «Этос и этнос: социально-этическая справедливость как объект политического решения». Цель практикума: гуманитарная экспертиза и консультирование альтернативных политических решений проблем выживания, убережения и содействия развитию коренных народов Севера.

Алгоритм игрового поиска включал три этапа. Первый, диагностический этап, был посвящен анализу моделей по-

20 Обстоятельное описание всего проекта, включая процесс его реализации и анализ результатов, см.: Бакштановский В.И, Согомо-нов Ю.В., Чурилов В.А. Этика политического успеха. Москва-Тюмень, 1997.

литического решения, которые возникли на предварительной экспертизе. Итог первого этапа - отбор тех моделей, которые участники практикума посчитали целесообразными для дальнейшего игрового испытания. В процессе такой селекции формировались команды - целевые научно-практические бригады, объединенные признанием той или иной модели политического решения. Их задача - не столько победа одной команды над другой, сколько «соперничество с проблемой».

Второй этап игры - проверка отобранных (или вновь созданных) вариантов посредством ситуационного испытания конкретных «болевых точек» современной жизни района нового освоения. Критерий подбора ситуаций - положения международных юридических документов, посвященных народам Севера. Разумеется, учитывая специфику региона. Третий этап - поиск способов доведения апробированных моделей до уровня социально-технологических предложений и рекомендаций. Планируемый итог практикума - проект «Гуманитарная платформа политического решения этнической проблемы на Тюменском Севере». Основному содержанию этого проекта предстояло войти в проект «Закона о Ханты-Мансийском автономном округе» (в его целевую часть и разделы, содержащие пакет социально-технологических решений).

Программа практикума предлагала его участникам для проживания в режиме игры три наиболее активно выдвигаемые идеализованные модели политического решения и этическую проблематизацию каждой из них.

Модель 1. Невмешательство. Сторонники этой модели исходят из убеждения, что управлять национальными процессами мы еще не умеем («еще не научились»), а скорее эти процессы и вовсе «неуправляемы». Следовательно, для субъекта политического решения гуманнее в такой ситуации не брать на себя ответственность, уклонившись от выбора.

Нравственно ли это решение? Оцените, пожалуйста, контраргументы, выдвинутые группой участников пилотажного моделирования:

«Принять модель "Невмешательство", опасаясь неведомых и непрогнозируемых последствий управленческих решений, значит обречь коренные народности Севера либо на самоуничтожение (слабая степень приспособляемости к новым условиям, нежелание и неумение переходить на новые технологии, низкий уровень жизни, грамотности, широкое распространение алкоголизма и т.п.), либо на уничтожение, поскольку рано или поздно их поглотит процесс промышленного освоения, обремененный отчуждением от человека как целей, так и средств».

Модель 2. Заповедная зона. Ее поборники предлагают исключить некоторые территории, где традиционно проживали коренные народности, из процесса промышленного освоения. Эти земли закрепляются за коренными народностями в форме национального поселка, района, управление которыми предельно автономно. Предполагается, что именно таким путем удастся восстановить традиционный образ жизни и тем самым, как минимум, устранить социальный дисбаланс, предотвратить физическое исчезновение этноса, а возможно, и достичь этнического возрождения.

Насколько нравственным, справедливым может быть такое решение? Выскажите, пожалуйста, свое мнение по поводу следующих сомнений группы участников пилотажа:

«Модель "Заповедная зона" противоречит стремлению нашего общества к единому идеалу социальной справедливости. В то же время решение о создании подобных "зон" приведет к тому, что часть народов страны будет открыта историческому прогрессу, а другая - выключена из него, искусственно или добровольно загнанная в условия резервации. Сегодня мы создадим "заповедные зоны" для коренных народностей Севера, а завтра для других, более развитых, народов? Наконец, не придем ли мы к тому, что соз-

дание искусственных барьеров породит историческую "смерть" всем тем народностям, которые ныне не способны соревноваться с развитыми регионами страны».

Модель 3. Культурная ассимиляция. Субъект политического решения расценивает как аморальные и несправедливые и первую («стыдно уклоняться»), и вторую («по сути - это резервация», насильственно возвращающая этнос в «патриархальную первобытность») модели. Сторонники модели 3 (при всем их многообразии - от «профессоров» до «миссионеров») предлагают в качестве альтернативы контролируемую обществом ассимиляцию культур, своего рода «подтягивание» их до уровня современной цивилизации. При сохранении народной самобытности такое решение даст возможность «вписать» этносы Тюменского Севера в единый современный тип сознания, а через него -в новый тип общественного уклада.

Допустимо ли этически такое решение, нравственно ли навязывать свои ценности другим народам насильственно? Квалифицируйте, пожалуйста, альтернативное суждение группы пилотажного моделирования:

«Не говоря об утопичности стремления поднять уровень цивилизации коренных народностей до такой степени, когда они вольются в единый культурный массив страны, модель эта безнравственна априорно. Не обманываем ли мы сами себя, навязывая чуждые коренным народностям урбанистически-индустриальные ценности и жизненные идеалы, полагая, что у нас с ними общие смысложизненные представления, установки и приоритеты?! Традиционные образы жизни и мыслей настолько разительно отличаются от современных, что коренные народности не только не готовы, но, безусловно, и не хотят иной культуры, иной системы ценностей. Они не видят в "ином" альтернативы: за них выбор уже осуществил обычай».

На практикум были приглашены ученые, партийные, советские, комсомольские работники, деятели культуры, представители средств массовой информации. Им пред-

стояло принять на себя роли участников заседания «Президиума Совета народных депутатов автономного округа». Такого рода органа управления тогда, в 1989 году, еще не было. Но через моделирование деятельности этого гипотетического института как своеобразной переходной институции предстояло достичь нового уровня политической культуры в решении национальных проблем, ориентации политических решений на ценности права и требования общественной нравственности, на достижения гуманитарного знания.

Три момента игры оказались весьма драматичными. Во-первых - драма самих коренных народностей, среди которых есть приверженцы всех упомянутых экспертами моделей решения. Можно ли говорить об общей судьбе для всех народов Севера? Во-вторых - драма власти, стремящейся совместить гуманизм с реализмом, прагматизмом. Удастся ли ей сотворить нечто большее, нежели «меньшее зло»? В-третьих - драма гуманитариев, рискнувших перейти от традиционной (критической) позиции в отношении к политическим решениям к позиции конструктивной, пытающихся участвовать в политической деятельности при неразвитости политической этики в ситуации переходного периода.

Итоги игры показали, что на перепутье вышли все структуры общества - не только профессиональные политики и этнические общности, но и те, кто исследуют политику и этнос, социогуманитарное сообщество. И каждая структура, и каждый в структуре стоят перед выбором. «Трудно быть богом?». А легче ли выжить этносу? Легко ли политическому деятелю выбрать справедливую модель? А быть экспертом, обреченным призывать минимизировать зло? Каждый выбирает сам за себя?

Оставляя за рамками характеристики технологии «эти-ко-прикладные игры» опыт целого ряда этико-прикладных игр21, отметим здесь, что в рамках проекта «Этический кодекс университета» запланирована одноименная игра.

21 «Профессионально-нравственный кодекс трудового коллекти-

1.7. Этическое проектирование как ноу-хау

Технология «этическое проектирование» изобреталась и применялась нами на стыке 70-80-х годов ушедшего века. Речь идет о проектировании системы управления нравственно-воспитательной деятельностью в производственных и учебных коллективах22. При этом уже на старте отечественных этико-прикладных исследований и разработок особое внимание обращалось на специфику проектирования в сферах нравственной жизни и нравственного воспитания: проблематизировалась задача определения и соблюдения интервала эффективности проектного подхода к этим сферам.

Разумеется, одновременно с расширением предмета применения этой технологии развивалась и сама технология этического проектирования. Обратившись, например, к анализу одного из «случаев» создания элементов инфраструктуры саморегулирования профессиональных ассоциаций в наших проектах последних лет - Тюменской этической медиаконвенции (ТЭМК), всесторонне описанном в упомянутой выше монографии «Моральный выбор журналиста», можно увидеть ноу-хау претворения базовых прин-

ва» (задача - проектирование), «Аттестация морально-деловых качеств руководителя» (задача - обучение), «Арктическая политика: человеческое измерение» (задача - исследовательская), «Самот-лорский практикум-1» (задача - исследовательская), «Выборы» (задача - проектирование), «Партия в ситуации выбора» (задача - экспертиза), «Гуманитарная экспертиза вероятных последствий политического решения о либерализации цен» (задача - экспертиза), «Модели этической комиссии журналистского сообщества» (задача - обучение), «Профессионально-этические правила госслужащих» (задача - проектирование) и др.

22 См.: Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В. Введение в теорию управления нравственно-воспитательной деятельностью; Сб.: «Управление нравственным воспитанием в трудовом коллективе: союз теории и практики» / Под ред. В.И.Бакштановского. Тюмень, 1982; «Опыт прикладных исследований и разработок, их экспериментального внедрения в управление воспитательной работой» / Под ред. В.И.Бакштановского. Тюмень, 1983 и др.

ципов этического проектирования: в направлениях пред-проектной работы, в подходах к конструированию стартовой модели Конвенции, в процедуре ее обсуждения и доработки, в итоговой версии Конвенции, в анализе уроков проекта.

Но прежде - о некоторых из базовых принципов.

Один из них предполагает пределы конкретизации норм общественной морали в профессиональных этиках. В проектировании ТЭМК речь шла о процессе взвешивания «за» и «против» формата «Минимальный стандарт» как нормативной части Конвенции, а в качестве ориентира был предложен «интервал эффективности» инструментализа-ции нормы: пока такая процедура оставляет субъекту возможность выбора и решения, пока выбором рекомендуемого «стандартом» конкретного решения, средства, действия прямо или косвенно задевается какая-либо нравственная ценность.

Другой принцип ориентирует на проектирования польдеров - образование «территории» профессиональной этики как отвоеванной у стихии, защищенной и возделанной. ТЭМК воздействовала на стихийный процесс саморегулирования журналистской профессии как инструмент собирания атомизированного профессионального сообщества.

В качестве базового принципа этического проектирования мы рассматриваем создание институции или элемента инфраструктуры прикладной этики при непосредственном соавторстве с коллективом организации или профессиональными сообществами. Например, в проектировании Конвенции задачей исследователей было не поддаться соблазну самим, вместо журналистов, написать искомый документ, а потом лишь предложить его на «одобрение журналистским массам».

Еще один принцип. На всех этапах этического проектирования акцентируется его «сверхзадача»: не просто помочь субъекту - организации, ассоциации и т.п. - в стремлении, например, активизировать процесс саморегулирова-

ния, но и попытаться повлиять на мотивы такой активизации. Важно проблематизировать в сознании субъекта феномен фактического доминирования утилитарных мотивов саморегулирования - в случае с журналистами эти мотивы отражают опасения «цеха» в связи с намерениями власти и бизнеса ограничить свободу слова - и усилить мотив самокритики «цехом» моральной ситуации, в которую он сегодня вовлечен.

Что касается претворения базовых принципов в процессе проектирования ТЭМК, то приведем здесь один из видов предпроектной работы, на основе которой рабочая группа сформировала первую версию Конвенции. Возможно, «говорящие» заголовки текстов участников экспертных опросов («Тетради гуманитарной экспертизы», вып.3) дадут некоторое представление о дискурсе предпроектного этапа. Л.В.: «Журналистскую профессию минимальным стандартом не исчерпать». Г.Г: «Журналист ежедневно стоит перед моральным выбором. Такая у него работа». Е.Г.: «Каждый журналист считает себя достаточно моральным. Но часто то, что приемлемо для одного, не приемлемо для другого». В.Г: «Прежде всего такую конвенцию между собой должны заключить издатели». В.З.: «Журналист не может профессионально состояться, если для него не значима такая ценность, как порядочность». В.А-К.: «Когда перед ними возникнет моральная дилемма, будет что положить на чашу весов». Е.К.: «В конвенции должны быть два уровня требований: то, что журналисты считают неприемлемым, и то, к чему они стремятся как к идеалу». В.К: «Моральный закон нужен, чтобы мы помнили: работаем в одном "цехе"». А.О.: «Самое важное, чтобы конвенция закладывала основу для размышления о том, что - нравственно, а что - безнравственно». Ю.П.: «Из всех мотивов создания конвенции важнее защита от массы непрофессионалов в самих СМИ».

Кроме того, подчеркнем, что предложенный рабочей группой эскиз стартового варианта Конвенции, сфор-

мированный по итогам предварительных семинаров и экспертных опросов, характерен гипотетическим стилем: «вероятно», «представляется целесообразным» и т.п. В начале текста коллегам по проекту предлагался возможный вариант структуры Конвенции, в котором доминировали нетрадиционные для кодексов разделы: Проблемная ситуация - Задачи - Мотивационный комплекс - Самоопределение к корпоративной миссии - Журналист как субъект морального выбора - Минимальный стандарт профессионально правильного поведения - Экспертно-консуль-тативная комиссия - Комментарии.

Затем шли предложения рабочей группы и ее аргументы по каждому из элементов этой структуры. Именно предложения, во-первых, и аргументы в гипотетической форме - во-вторых. Например, в разделе «Проблемная ситуация» рабочая группа проекта предлагала журналистам подумать о целесообразности зафиксировать тезис о том, что конвенция - попытка отразить новую ситуацию, определяющую место СМИ в обществе на стыке веков; понять реальную природу прессы, не вписывающуюся ни в дилемму «либо часть пропагандистской машины - либо рыночно-демократические СМИ», ни в дилемму «либо обслуживание власти - либо удовлетворение информационных запросов потребителей». Далее отмечалось, что в этом разделе, вероятно, уместно обратить внимание на то, что профессиональное сообщество воспринимает моральный кризис как ситуацию, побуждающую не к панике, а к трезвости и мужеству, и потому принимает серьезный вызов, который представляют собой тенденции цинизма, релятивизма и нигилизма. В разделе «Задачи» предполагалось целесообразным отметить осознание сообществом того факта, что у ряда журналистов идея любого профессионального кодекса вызывает вполне понятное настороженное отношение (а то и отторжение, ибо они воспринимают «моральные кодексы» как некие вериги для творческой свободы), и сформулировать тезис о том, что, вероятно, этой настороженности

можно и необходимо противопоставить представление о саморегулировании «цеха», в том числе опирающееся на мировой опыт. Здесь же предлагалось объяснить, почему сообщество выбрало модель конвенции. Среди возможных аргументов в пользу формата этического соглашения сообщества: (а) выбор рубежа, который сообщество готово взять на себя и с которым может согласиться мораль общественная, и (б) попытка уйти как от романтического морализаторства, так и от вульгарного инструктажа.

Процесс работы профессионального сообщества на следующих этапах проектирования Конвенции можно представить на основе вступительных слов ведущего на итоговом семинаре участников проекта к каждому «шагу» алгоритма семинара. Например, в своем вступительном слове ко второму этапу работы семинара, посвященному разделу Конвенции под названием «Корпоративная миссия: поиск идентичности», ведущий проблематизировал тему с помощью образов «зеркало» - «зеркальщик» и привел типичные суждения рецензентов и участников экспертизы по поводу проекта текста данного раздела. Наиболее наглядные из них - в метафорических тезисах участников проекта: «Услышав словосочетание "миссия журналистики", многие коллеги начинают использовать ненормативную лексику или притворяться деревенскими дурачками: "какая такая миссия?"». «Пресса - зеркало общества. Но не в том смысле, что этика прессы не может не быть выше этики общества». «Журналист - не зеркало. Журналист - зеркальщик». «Может быть, журналистика и зеркало жизни, но в это зеркало можно по-разному смотреть и разное видеть. И само зеркало (мы) может быть разным». «Я отражаю жизнь методом кинокамеры, такой, какая она есть». «Обыкновенным солнечным зайчиком ничего не сделаешь. СМИ, как выпуклое зеркало, собирают свет в пучок и направляют его в нужное место». Определиться в отношении этих дискуссионных подходов и предложил участникам семинара ведущий.

На следующем этапе семинара, после просмотра его участниками очередного телесюжета, ведущий в своем вступительном слове обратил внимание на проблематиза-цию журналистами в экспертных опросах и на семинарах поведения в ситуациях выбора. «Как опознать ситуацию морального выбора, отличить ее? На мой взгляд, просто: когда сталкиваются добро со злом, когда вы можете поступить либо нравственно, либо безнравственно» (Ю.П.). «Разделяю суждение, по которому самое трудное - не "прозевать" ситуацию выбора, не пройти мимо "не узнав" ее. Журналисту такое не позволительно: его решения часто чреваты ответственностью социального масштаба, журналистика - "орудие массового поражения"» (Г.Г.). По мнению большинства участников проекта раздел «Журналист в ситуации морального выбора» необходим. Но какую роль придать этой теме в конвенции? В этом задача работы семинара.

Определенное представление о потенциале технологии «этическое проектирование» может дать анализ эффективности работы над Конвенцией, обращенный к ее последней версии.

* Проектная деятельность привела журналистов к вполне успешному формулированию оснований, по которым создаваемый ими этический документ называется именно конвенцией.

* Проектная деятельность привела журналистов к вполне успешному формулированию тезиса о том, что их конвенция может и должна сыграть для «цеха» собирающую роль: принятие или непринятие Конвенции, особенно такого ее раздела, как «Минимальный стандарт», послужит основанием, с одной стороны, консолидации атомизированного сообщества, с другой - отлучения от сообщества тех, кто не хочет или не может принять элементарные правила профессионального поведения.

* Участники проекта инициировали трактовку создаваемой ими Конвенции как рационально сформулированных

предложений от сообщества журналистов к общественному договору, увидели в Конвенции возможность соглашения с властью, медиабизнесом и обществом по поводу принимаемых сторонами «правил игры» и «вытекающих» из такого взаимного принятия последствий.

* Проектная деятельность стала для участников работы над Конвенцией способом пройти между двумя опасностями: Сциллой административного регулирования нравственной жизни «цеха», в том числе и в виде разного рода «Высших советов по этике», и Харибдой моральной анархии, в том числе в виде абсолютного отказа от любых форм влияния нравственного опыта общества на индивидуальные профессионально-нравственные решения. В этой связи показательно появление в тексте Конвенции такой формулировки: «Наша конвенция - способ преодоления превратных образов кодекса журналистской этики, представлений о том, что: (а) ее вполне заменяют общечеловеческие заповеди или (б) наоборот, правила профессиональной морали сводятся либо к административно-служебным инструкциям, либо к сугубо технологическим правилам ремесла».

1.8. Проблема самоопределения исследователей и разработчиков прикладной этики к основным парадигмам

КАК БЫЛО указано в 1.3. формирование двух сценариев развития прикладной этики - отражение множества парадигм, которые мы полагаем возможным и необходимым ти-пологизировать по критерию инновационности.

В то же время известна классификация парадигм прикладной этики без акцентирования этого критерия: прикладная этика (а) является приложением этической теории к практике и восходит своими истоками к античной древности; (б) представляет собой новейший вариант профессиональной этики; (в) выступает как совокупность особого рода практических моральных вопросов современности; (г) может быть интерпретирована как новая стадия развития этики,

характеризующаяся тем, что теория морали прямо смыкается с нравственной практикой общества23.

Мы полагаем, что отдавая личное предпочтение позиции «г», автор ограничил набор версий прикладной этики -фактически оставив за рамками классификации наше направление в прикладной этике. Даже если и имел в виду это направление в характеристике одной из перечисленных версий, например, версии «а», потому что в такой характеристике прикладной этики утеряна возможность различить аппликацию, «наложение» идей и принципов «практической философии» - и приложение проектно-ориентированного и технологически оснащенного этического знания.

С нашей точки, зрения уместна иная классификация парадигм. При этом до последнего времени мы полагали возможным ограничиться выделением четырех концептуальных версий прикладной этики: (а) современная разновидность практической этики, предметным полем которой являются открытые моральные проблемы; (б) практическая этика, предметным полем которой являются конкретные виды человеческой деятельности; (в) применение этических концепций к частным ситуациям; (г) прикладная этика - это, с одной стороны, сами нормативно-ценностные подсистемы, конкретизирующие мораль (этика бизнеса, журналистская этика, биоэтика и т.п.), и, с другой стороны, теория конкретизации морали, проектно-ориентированное знание, фронестические технологии приложения.

Последняя в списке версия принадлежит авторам этой статьи. И не трудно догадаться, что инновационный сценарий - амбиция именно этой версии. Остальные версии фактически остаются в формате «этика - практическая философия». Традиционном формате, предполагающем идею наложения (аппликации) философского этического знания на практические проблемы.

23 Гусейнов А.А. Размышления о прикладной этике // Общепрофессиональная этика. Ведомости. Вып. 25. Тюмень: НИИ ПЭ, 2004. С. 153.

В то же время есть основания включить в этот список версий парадигму прикладной этики как этики организационной (иначе - деловой, но не в смысле бизнес-этики), институционализирующейся в организациях, методологически опирающейся на идеи социального конструктивизма и применяющей для функционирования моральных ценностей социальную инженерию. Эта парадигма претендует на смену подхода к ряду традиционных решений этических проблем, в том числе переносит львиную долю ответственности от индивида на организацию (не коллектив). Субъект морали - организация; этические проблемы решаются через создание институциональных фактов как факторов, детерминирующих желаемые последствия24. Полагаем, что это инновационная парадигма. Конструктивная версия прикладной этики. Технологически обеспеченная версия.

Кстати, на первый взгляд в ней можно обнаружить большое сходство с версией прикладной этики, развиваемой НИИ ПЭ. Однако, на наш взгляд, уязвим тезис о передаче ответственности за моральный выбор от индивида -организации.

Определим предпосылки адекватного самоопределения исследователей и разработчиков к парадигме, развиваемой НИИ ПЭ.

ПЕРВАЯ предпосылка: внимание к тезису о том, что эти-ко-прикладное знание - это, во многом, создание нового этического знания. Прежде всего, знания проектно-ориен-тированного.

Аргументация тезиса опирается на трактовку акта приложения в современных методологических концепциях про-ектно-ориентированного знания, которая наглядно проявляется через сравнение двух ситуаций. В одной из них речь идет о попытке применить уже существующее, «изготовленное для чего-то другого "знание"» не по функции, а «приделывая устройство, которое нам позволяет использо-

24 См., напр.: Васильевене Н. Управление ценностями - смена парадигм этики // Облики современной морали. М.: МГУ, 2009.

вать полученную конструкцию как "приклад" или "протез"». В другой ситуации вместо «изготовления протезов» «значима задача изготовления сразу того, что должно использоваться»25.

Аргументация этого тезиса опирается и на характеристику проектно-ориентированного знания в прикладной этике через подчинение познания нормативно-ценностных подсистем задаче их развития, в том числе конструирования моделей инфраструктуры нормативно-ценностных подсистем; разработке технологий связи этического знания с моральной практикой; проектирования целевых и инструментальных блоков социально-управленческих программ (например, кодексов и конвенций); создания институций экспертизы, принятия и исполнения решений (этических офисов фирм, этических комиссий ассоциаций и т.д.) и т.п.

И еще раз: важнейшее «техусловие» освоения методологических предпосылок из внеэтических сфер знания -формирование особого стиля проектной деятельности в сфере прикладной этики, предполагающего опору на моральное творчество субъекта.

ВТОРАЯ предпосылка - преодоление мнимых, а то и ложных образов нашего направления. Так, например, на совсем недавней конференции «Облики современной морали» в МГУ дважды прозвучали критически интонированные упоминания об управленческом «грехе» этого направления прикладной этики. Правда, это была мягкая интонация - по сравнению с непримиримой критикой управленческой «ипостаси» прикладной этики, в ситуации которой мы работали на первом этапе биографии направления. Работали - на первом этапе, но эхо живо и сегодня.

Однако и по поводу первого этапа пора, наконец, остановить аффективные реакции. Остановить, признав, что реально мы развивали концепцию связи этики, морали и вос-

25 См., напр.: Попов С.В. Проблема гуманитарного знания // Материалы Второго Методологического конгресса (18-19 марта 1995 г.). Сайт «Методология в России» www.circle.ru.

питания через каналы социального управления, представленную в целом ряде наших публикаций 70-80-х годов26 и обобщающей их монографии «Введение в теорию управления нравственно-воспитательной деятельностью»27.

Если бы давние и сегодняшние критики нашего направления перечитали эту монографию, то не смогли бы пройти мимо поставленной в ней проблемы модернизации образа этики как «практической философии». И это было объяснимо ситуацией в этическом знании тех лет. Каков был широко распространенный, и в этом смысле традиционный, ход рассуждений исследователей о связи этики и морали с точки зрения практичности теории? Моральное сознание обнаруживает тягу к этике, а этика, в свою очередь, - к моральному сознанию. Именно в точках взаимного пересечения их влияние друг на друга оказывается наиболее полным и эффективным, ибо моральное сознание отражается и выражается в этической теории в той мере, в какой сама эта теория ощущает потребность в практическом воплощении; и, с другой стороны, способность этики воздействовать на моральное сознание зависит от того, насколько само моральное сознание стремится к теоретизированию. Выделялись три точки такого пересечения: этика помогает моральному сознанию в выработке наиболее общих понятий (пример - возникновение самого понятия морали); ориентирует его при выборе ценностей, их суборди-

26 См.: Прикладная этика и управление нравственным воспитанием. Томск: Изд-во Томск. ун-та, 1980; Научное управление нравственными процессами и этико-прикладные исследования. Новосибирск: Наука, 1980; Нравственная жизнь трудового коллектива и планирование воспитательной работы. Тюмень, 1981; Этика. Мораль. Воспитание: прикладные аспекты / Под ред. В.А. Алексеева, В.И. Бакштановского. Новосибирск, 1982 и др.

27 Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В. Введение в теорию управления нравственно-воспитательной деятельностью. С. 249276. См. также: Момов Васил, Бакщановски Владимир, Согомонов Юрий. Приложната етика: Необходимост, проблематика, възпи-тателни воъзможности. София: Наука и изкусство. 1988.

нации и координации; помогает обосновать нравственное требование.

Возможно, наша неудовлетворенность такой версией практичности этики и обращение к социально-управленческому каналу связи этики с практикой подкреплялась интерпретацией одного из тезисов Маркса о Фейербахе: этика при самом максимальном практическом потенциале лишь помогала понимать мир, но не проектировать его, в то время как мир этого ждал и требовал? Во всяком случае, с этим тезисом перекликалась ориентация прикладной этики на миссию «производительной силы». Благодаря ситуационному анализу тенденций в практике и в собственно этическом знании мы сформулировали задачу не просто выявлять объекты для реализации прикладных задач этики и не просто реагировать на течение нравственной жизни в формах нормативного знания, но и целенаправленно проектировать нравственно-воспитательную деятельность, создавая и развивая в этической теории потенциал, способный удовлетворить потребности стратегии и тактики социально-управленческих программ в этой сфере. Преобразующее воздействие научного знания на моральную практику - не просто выход этика-теоретика, спрятавшегося в «башне из слоновой кости» и ограничивающегося этическим просвещением, в практику, но трансформация исследователя (и преподавателя этики) в активного и технологически оснащенного участника социально-инженерной, социально-проектировочной деятельности.

Хорошо бы сегодня рационально отнестись к этой концепции, разделив критику (а) идеологической составляющей, (б) отстаиваемого нами образа «практической философии», (в) разработки социально-управленческого канала связи этики, морали и воспитательной деятельности. Критика в рамках позиции «а» в постсоветских обстоятельствах вполне понятна. Критика в рамках позиции «б» предполагает дискуссию. Что касается критики в рамках позиции «в», то неплохо было бы вспомнить о вполне легитимном со-

временном термине «этическая инфраструктура»: разве не элементы такого рода инфраструктуры мы проектировали в рамках «системы управления нравственно-воспитательной деятельностью в трудовом коллективе»? В том числе в цикле деловых игр28.

На наш взгляд, чтобы рационально отнестись к концепции, разрабатываемой в первом периоде биографии нашего направления прикладной этики, важно, во-первых, учесть позицию автора послесловия к первой столичной публикации нашей работы по прикладной этике Ф.Н.Щербака. Рассмотрев основные критические замечания в адрес нашей концепции и практики ее реализации, поддержав иные из них, Ф.Н.Щербак пришел к следующему выводу: «В конечном счете, дело не в сторонних рекомендациях, а в том реальном опыте, который уже накоплен и который явственно заявил о себе практическими делами, плодотворным сотрудничеством ученых и практических работников тюменских предприятий, интересными публикациями»29.

Во-вторых, рационально отнестись к позиции, разрабатываемой в этом периоде жизни нашего направления, значит учесть, что прошедшие годы не отменили многие из представленных в ней идей, аргументов и выводов. Во всяком случае, не отменили тезиса о том, что преобразующее воздействие научного знания на моральную практику предполагает технологическое обеспечение этой задачи, выразившееся уже на первом этапе жизни направления в разработке институций (например, «целевых бригад»30); технологий «приложения» (методы гуманитарной экспертизы и консультирования, этического практикума, включающего реше-

28 См.: Бакштановский В.И. Самотлорский практикум: воспитание выбором (Редактор представляет проект).

29 См.: Щербак Ф.Н. Послесловие // Бакштановский В.И. Этика как «практическая философия»: традиционные образы и современные подходы. С.60.

30 См., напр.: Чурилов В.А. Практика научного управления нравственным воспитанием: от заказа до внедрения // Прикладная этика и управление нравственным воспитанием. Томск, 1980.

ние этических задач, анализ конкретных ситуаций морального выбора, игровое моделирование и т.д.); в реальном проектировании инфраструктуры прикладной этики, в том числе этических документов (кодексов, конвенций, миссий и т.п.). А социально-управленческий канал приложения этики, в том числе к нравственно-воспитательной деятельности, не отменяется и сегодня, в ситуации ухода от гиперидеологизации, свойственной советской практике.

В-третьих, рационально отнестись к концепции, разрабатываемой в первом периоде жизни нашего направления, значит иметь в виду и новый момент в нашей версии прикладной этики - выход за рамки социально-управленческого канала приложения, прежде всего за счет потенциала становящегося гражданского общества в целом, профессиональных сообществ - особенно.

СЛЕДУЮЩУЮ предпосылку адекватного самоопределения исследователей и разработчиков прикладной этики к нашей парадигме представим в виде напутствия сформировавшейся на философском факультете МГУ группе «Этический поворот».

«Нас интересует прикладная этика. Мы не знаем, что такое прикладная этика. Мы хотим в этом разобраться», - пишете вы в своем Манифесте. «(Согласия по поводу природы прикладной этики нет», - констатируете вы. Как быть?

* Мы надеемся, что вы - и преподаватели, и студенты -позаботитесь, чтобы в будущем в учебниках для магистров прикладной этики не навязывалась лишь одна из практикуемых сегодня парадигм прикладной этики. Может быть, продвинете в образовательные программы предложенную нами типологизацию предмета избранной магистрами специализации, содержащую набор из четырех (пяти) парадигм?

* Мы надеемся, что вы не поддадитесь соблазну эклектически собрать от каждой из парадигм «все то, что надо». Мы полагаем необходимым оценить эффективность разных

парадигм анализом их реального эффекта в конкретной практике. Целесообразно классифицировать задачи, адекватные для каждой из парадигм прикладной этики. Обозначить «интервал эффективности» концептуальных подходов, стремящихся определить судьбу прикладной этики.

Если вы примете наше предложение об «интервале эффективности», то предпринять идентификацию парадигм прикладной этики, исходящих из трактовки этики как практической философии, можно по следующим критериям: * Совместим ли формат «этика как практическая философия» с целенаправленным воздействием этического знания на моральную практику, инициируемым социальными институтами? * Допускает ли этот формат привнесение в этику, привычно определяемую в качестве философского знания, языка и смыслов ряда характеристик современной методологии, таких, например, как проектно-ориентированное знание? * Санкционирует ли разработку и применение современных технологий приложения (в отличие от наложения) - кроме веками практикуемого кейс-стади - моделирования, проектирования, экспертизы и т.п.?

При этом допустима и целесообразна кооперация сторонников разных парадигм в целевых проектах. Не «дружить», но кооперироваться в конкретных проектах. Не «вокруг» проекта, а используя потенциал каждой из парадигм, ориентируясь на конечный результат. Возможно, это удастся в проекте «Этический кодекс университета», к участию в котором приглашены сторонники всех пяти парадигм.

ЗАВЕРШАЯ тему двух сценариев развития прикладной этики, обратим внимание, что формирование инновационного сценария становится все более возможным и благодаря тому, что в последние годы в прикладной этике стали заметны два обнадеживающих тренда.

Первый из них - признаки динамики в развитии некоторых парадигм прикладной этики, опирающихся на традиционную интерпретацию этики как практической философии. В том числе - приход моральных философов в прикладную

этику с обновленной версией «практической философии»: концепция общественной морали, эффективное освоение потенциала ситуационного анализа и т.д. Наглядный пример - вып.32 журнала «Ведомости» НИИ ПЭ, посвященный «КПД» практичности разных версий прикладной этики.

Второй признак обнадеживающих трендов в прикладной этике - программа щадящей самокритики авторов данной статьи. Для нас успех парадигмы в том, чтобы превзойти самого себя вчерашнего. Такая задача предполагает (а) развитие идеи конкретизации общеобщественной морали; (б) развитие идеи проектно-ориентированного знания; (в) разработку технологии целевых проектов, комплексирую-щих потенциал разных парадигм практичности этики.

Возможно, все это вместе смягчит «угрозу» Р.Г.Апресяна, который не просто вопрошает: «нужно ли называть это именно "прикладной этикой"»?», но и намекает: «Чем это не этика как таковая, с расширенными - называемыми пока (разрядка наша. - В.Б. и Ю.С.) "прикладными" - задачами и функциями?».

2. Обоснование проекта:

еще раз о ноу-хау этико-прикладной экспертизы

Задача этого параграфа - вписать анализируемый в данной статье конкретный проект экспертизы концептуальной модели этического кодекса в общий формат технологии «этико-прикладная экспертиза» как ноу-хау нашего направления и, в то же время, выделить особенности технологии экспертизы в данном проекте.

2.1. Эскиз технологии «этико-прикладная экспертиза»

ИССЛЕДОВАТЕЛИ феномена экспертной деятельности и практикующие эксперты (нередко та и другая роли совпадают в одном лице) вовлечены в давнюю и все еще далекую от завершения дискуссию о сущности экспертизы. Об этом свидетельствуют опубликованные материалы рефлексии профессиональных сообществ политологов и эконо-

мистов, гражданских экспертов, исследования философов и методологов31.

На наш взгляд, один из способов определиться с понятиями «эксперт» и «экспертиза» - характеристика побуждающей инициировать экспертизу ситуации как проблемной. Запрос на экспертизу - от лица, принимающего решение (ЛПР), группы, принимающей решение (ГПР), от субъекта, которому необходимо разобраться в ситуации, или же инициативная экспертиза (в том числе и в режиме «до востребования») от исследователей или проектировщиков и т.д. -возникает прежде всего в проблемной для этих субъектов ситуации, новизна и сложность которой не дают возможности скопировать предшествующий опыт, воспользоваться имеющимся набором знаний и оценок, применить стандартное решение. Это - ситуация неопределенности, свидетельствующая о рискованности выбора, о противоречивости его последствий при предпочтении любой альтернативы; нередко - ситуация нравственно-конфликтная. Степень новизны, глубина противоречия, масштаб риска, мера ответственности и прочие признаки проблемной ситуации выбора требуют особой компетентности и, соответственно, особых процедур выбора из альтернативных вариантов, в том числе - проведения экспертизы.

В большинстве случаев происходит следующее: когда понимание нестандартной ситуации не «дается» накопленному опыту или «готовому» знанию, а последствия каждой из веера альтернатив трудно обозримы для привычной точки зрения, необходимо посоветоваться с авторитетом (ав-

31 См., напр.: Политики и эксперты // Pro et Contra. Весна. 2003; «Чем больно наше экспертное сообщество?» // Независимая газета. 2000. 17 мая; Проблемы становления экспертного сообщества в России: экономисты. М., 2003; Гражданский форум. Год спустя. М., 2003; Общество, эксперты и правящий класс России в 2003 году. Круглый стол клуба «Гражданские дебаты». www.Kreml.org.ru; Этюды по социальной инженерии: От утопии к организации. М.: УРСС, 2002.

торитетами), чьим мнением мы дорожим, опыту которо-го(ых) мы доверяем, суждения и оценки которого(ых) обладают достоверностью. Эксперт в этом случае выступает как человек, который, по словам Нильса Бора, «знает, какие в его области могут быть совершены грубые ошибки и как их избежать».

НЕКОТОРЫЕ уточнения, распространяемые и на этико-прикладную экспертизу.

Первое: экспертиза может быть не только предваряющей решение, проект, действие и т.п., но и экспертизой «постфактум»; в этом случае ее результаты могут послужить «уроком» для решений и действий в последующих ситуациях.

Второе: экспертиза в случае ее обращенности к надындивидуальному субъекту - субъекту-организации, субъекту-профессиональному сообществу, субъекту-обществу может быть как внешней, так и внутренней. В практике наших исследований и разработок второму виду уделяется особое внимание прежде всего как процедуре самопознания - организации (например, университета, Гражданского форума), ассоциации (журналистов, например), незримого колледжа (сообщества городских профессионалов, например). Мы практикуем и сочетание двух видов экспертизы.

Третье: значим факт многообразия не только предметов экспертизы, но ее возможных заказчиков. Среди них в нашем опыте можно выделить три вида: (а) наиболее реальный вплоть до сегодняшнего дня субъект принятия решений - «управленческий корпус»; (б) набирающий определенный вес «заказчик» в виде самоуправленческих структур общественной жизни, НКО и т.д.; (в) исследовательские структуры.

В ситуации заказа первого типа значимы особые «тех-условия»: «понимающая этика» не должна стать этикой «прислуживающей», ангажированность социальным заказом не допускает утраты научной принципиальности. Разумеется, экспертиза обязана быть критичной в отношении к

содержанию любого типа «заказа».

В позиции «заказчика» этико-прикладной экспертизе важно обнаружить наиболее распространенную особенность - прагматизм, предполагающий чаще всего апелляцию «к человеческому фактору», неадекватные представления о действительной роли морали и воспитания: морализаторство как подмена социальной и экономической политики средствами воспитательного воздействия; использование морали как инструмента манипуляции человеком, средства формирования «удобной» и «послушной» личности и т.д. Редко можно увидеть в «заказе» понимание внутренних противоречий современной моральной ситуации (между нравами и моральной идеологией, консерватизмом и авангардизмом в духовных идеалах, тенденциями традиционализма и инноваторства в нравственных исканиях и т. д.).

Например, заказ на «Самотлорский практикум-2» потребовал от авторов этико-прикладной экспертизы профилактики против бюрократизации уже самого назначения гуманитарной экспертизы - в ином случае игровое моделирование могло выродиться в «бюрократические игры», в заигрывание с демократией, наукой, в имитацию перестройки. Предстояло профилактировать два «соблазна» для экспертов: исчерпать свои стремления влиять на практику принятия решений сотрудничеством лишь с «аппаратной» структурой в управленческой деятельности, с одной стороны, поддаться патерналистским притязаниям, сциентистскому экстремизму - с другой.

ЭТИЧЕСКУЮ интерпретацию заказа на экспертизу - и соответствующую проблематизацию работы участников экспертных интервью - можно представить на примере упомянутого в первом параграфе проекта «Будь лицом!». Как уже было сказано выше, предметом этико-прикладной экспертизы в формате «"зеркало" для Гражданского форума» здесь стали ценностные ориентиры идеологии и практики социальных технологий гражданского участия. Актуальность такой экспертизы была связана с заложенным в ней

потенциалом самопознания двух значимых институтов гражданского общества - НКО и СМИ, входящих в Гражданский форум Тюменской области, и самого Гражданского форума, рассматриваемого в качестве социальной технологии взаимодействия власти и общества. Проблематизация экспертизы достигалась обращением к нередким случаям заблуждения, а то и самообмана, проявляющихся в идентификации и самоидентификации отечественных институтов гражданского общества.

Две процедуры проекта: (а) экспертный опрос руководителей некоммерческих организаций - участников Гражданского форума Тюменской области, призванный проявить позиции, суждения и оценки экспертов в отношении деятельности руководимых ими НКО, других НКО в Тюменской области, гражданской жизни современного российского общества в целом, работы Гражданского форума Тюменской области в том числе; (б) экспертиза ценностных оснований

V ЧУ п

социальных технологий гражданской активности. В рамках первой процедуры отметим такую этическую проблематиза-цию рефлексии экспертов, как подлинность-неподлинность общественных организаций с точки зрения ценностей гражданского общества, в частности, самооценку своих НКО через «приложение» гипотезы о том, что бывшие советские организации, сохранившиеся и в «постсоветской» ситуации, нередко являются квазигражданскими организациями, ибо, как и прежде, они сориентированы на роль «приводного ремня» от власти к объединенному в общественные организации населению. В рамках второй процедуры - «взаимного аудита» представителей тюменских НКО и СМИ - этическая проблематизация экспертизы была сконцентрирована вокруг проектирования совместной для этих институтов гражданского общества «повестки дня» общественных экспертиз.

С точки зрения особенностей этической проблематиза-ции данного проекта экспертизы выделим двухуровневое «испытание выбором»: через ценностное измерение на-

правленности социальных технологий гражданского участия, во-первых, через искусство выбора методов гражданской активности - во-вторых. Например, «испытание выбором» такой актуальной гражданской технологии, как общественная экспертиза, предполагающая особую отрефлекси-рованность своего инструментария. При этом речь шла не просто об этических ограничениях, обычно накладываемых обществом на использование любых технологий, но об анализе смысловых аспектов этих технологий. Смыслов, проявляющих не только прагматические цели, но и (не)согла-сование этих целей с ценностями гражданского общества: общественная экспертиза - не только инструмент деятельности институтов гражданского общества; она должна способствовать развитию самих этих институтов.

В СООТВЕТСТВИИ с особенностями рассматриваемого в этой статье проекта, посвященного экспертизе модели кодекса университета, сосредоточимся на ситуациях инициирования этико-прикладной экспертизы самими исследователями (в нашем случае - авторами концептуальной модели).

Еще раз обратимся к проекту «Самотлорский практи-кум-1» - как к примеру «заказа» на экспертизу, идущему от исследователей. Как уже было отмечено выше, сверхзадача проекта - проектирование биографии нашего направления через вовлечение научного сообщества в рефлексию идеи и технологий прикладной этики, в том числе и заведомо критическую рефлексию. Соответственно, в программировании и экспертного опроса, и деловой игры были отражены исследовательские интересы.

Включенный в акцию экспертный опрос предлагал этическому сообществу отрефлексировать гносеологический идеал современной этики, оценить эффективность традиционных и (не)возможность новых видов практического приложения этического знания, предложить свои идеи в «банк» развития в сферах нравственной жизни и этического знания. Предваряя эти направления экспертизы, мы попро-

сили экспертов диагностировать «болевые точки» и «точки роста» ситуации в нравственной жизни и в сфере этического знания.

Экспертный опрос состоял из двух этапов - он был повторен в рамках подготовки «самотлорского практикума-2». Большая часть вопросов первой анкеты была сохранена - с определенной конкретизацией. Так, например, диагностический вопрос о «болевых точках» и «точках роста» ситуации в нравственной жизни и в сфере этики был конкретизирован в анкете предваряющей формулой «перестройка как ситуация морального выбора». Но в тематический блок «этическая теория и моральная практика» анкеты был добавлен прямой вопрос об отношении к идее гуманитарной экспертизы.

Очевидно, что второй этап экспертизы дал более эври-стичный эффект.

ВОЗМОЖНЫЙ способ формулирования исследовательского «заказа» представим на примере проекта, посвященного анализу нравственных оппозиций «рынкофи-лия-рынкофобия»32. В тексте анкеты наш заказ на экспертизу выглядел следующим образом: «а) просим оценить полноту представленной в таблице совокупности ценностных суждений. Мы будем благодарны за все внесенные вами дополнения и коррективы. При этом мы меньше всего ждем от экспертов редакционных, стилистических и даже смысловых уточнений к предъявленным позициям. Нам важнее: б) дать анализ реальной "силы", влиятельности того или иного совокупного суждения и связанного с ним образа рынка (антирынка). Мы, разумеется, понимаем неравнозначность сил "фобии" и "филии" в восприятии их моральным сознанием: "левая" колонка таблицы дана в опыте каждого либо как система догматов, либо через личную ос-

32 На пути к гражданскому обществу: нравственные оппозиции (материалы экспертного опроса) / Под ред. В.И.Бакштановского. М.: Прометей, 1991.

ведомленность о ситуации на рынке, в то время как "правая" - почти не дана в непосредственном опыте советского человека и поэтому может восприниматься как сумма "из-мов"; в) просим вас также дать комментарий относительно тех ценностных суждений, в которых сфокусированы наиболее острые проблемы современного нравственного конфликта; г) наконец, последний аспект нашего заказа на этот этап консультации: провести анализ мировоззренческих оснований (идеалов-ценностей-норм), детерминирующих социальное бытие приведенных суждений».

2.2. Экспертный опрос

как инструмент этико-прикладной экспертизы

Сразу укажем на трудность инвариантного описания ноу-хау этико-прикладных экспертных опросов: в разных проектах такие опросы могут значительно отличаться друг от друга. Поэтому прибегнем к методу «собирания» более или менее общего каркаса ноу-хау экспертного опроса из фрагментов описания наших прошлых проектов.

С точки зрения типологии выделим, во-первых, экспертные опросы, имеющие самостоятельное значение (таковы, например, в нашем опыте, опросы «На пути к гражданскому обществу», «Рациональный регионализм», «Городские профессионалы»), и, во-вторых, опросы, предшествующие деловым играм (так, например, деловой игре «Партия в ситуации выбора» предшествовал опрос специалистов в различных отраслях науки, публицистов, партийных работников разного ранга) или практикумам (диалогическим семинарам, посвященным экспертизе материалов предшествующих экспертных опросов: например, проекты «Тюменская этическая медиаконвенция», «Профессионализм современного журналиста: сервисное ремесло на информационном рынке - или гражданственность высокой профессии?».

Другое основание типологизации наших экспертных опросов - целевое. Один вид таких опросов - диагностика си-

туации. Пример - рассмотренные выше экспертные опросы в рамках «Самотлорских практикумов» 1 и 2. Как было показано выше, в этом двухэтапном экспертном опросе значительную роль играла оценка ситуации в сфере теоретизирования и в сфере нравственной жизни. При этом особая задача экспертов заключалась в соотнесении диагнозов нравственной ситуации - ее «болевых точек» и «точек роста» - в советском обществе первых лет перестройки, трактуемой авторами проекта как ситуация морального выбора, с диагнозом (не)готовности отечественной этической теории ответить на вызовы перестройки, прежде всего - экспертным потенциалом прикладной этики.

Третий вид - консультативные опросы. Примеры -проекты «Ямальский конфликт», «Арктическая политика», «Апология успеха», «"Двадцать лет спустя": экспертиза-консилиум моральной ситуации в российском обществе».

Четвертый вид - опросы, посвященные самопознанию корпорации-организации и/или корпорации-профессиональ-ной ассоциации. Примеры такого рода опросов - проекты «Становление духа корпорации: правила честной игры в сообществе журналистов»; «Становление духа университета: опыт самопознания».

Еще один вид - интервью, предметом и задачей которых являются рефлексивные биографии. Примеры: рубрика «Жизнь в профессии» в журнале «Ведомости» НИИ ПЭ, рубрика «Биография побед и поражений» в журнале «Этика успеха».

ПРОДОЛЖИМ собирание общего каркаса технологии «экспертный опрос» обращением к теме программирования опроса. Выделим, во-первых, постановку задач опроса. Обратившись к представленному выше опросу «На пути к гражданскому обществу», мы увидим три задачи, стоявшие перед авторами проекта и, соответственно, перед экспертами: диагностика конфликтного состояния общественной нравственности в ситуации перехода к рынку; прогноз возможностей и путей выхода из этого состояния; обсуждение

идеи консенсуса, формирование системы необходимой рациональной аргументации для обеспечения диалога конфликтующих сторон по отношению к проблеме моральности рынка в целом.

В соответствии с этими задачами программировались конкретные этапы работы, предложенные нами экспертам: экспертная оценка системы ценностных суждений «за» и «против» рынка - дополнение набора ценностных суждений в группах «рынкофилий» - «рынкофобий» - выяснение мировоззренческих оснований той и другой системы ценностных суждений - классификация нравственных конфликтов в современной ситуации - определение возможного поля консенсуса между рынкофобическими настроениями и аргументацией в защиту рынка. Работа над первыми тремя этапами осуществлялась с помощью предложенной экспертам таблицы, в которой моделировался набор типичных ценностных суждений против рынка и за него. Работа над следующим этапом осуществлялась с помощью предложенной для экспертизы типологии конфликтов. Реализация последнего этапа опроса предполагала высокую степень самостоятельности экспертов в консультировании алгоритма консенсуса, предложенного нами в качестве механизма организации диалога сторон.

Еще один элемент программирования экспертизы -формулировка ее направлений, чаще всего представленная в виде анкеты. В нашей практике применялись как относительно простые анкеты, так и более сложные. Примером первого типа могут служить задаваемые участникам проекта «Моральный выбор журналиста» вопросы, а точнее - темы, направления предложенных экспертам размышлений. 1. Какие сюжеты, образы, ассоциации возникают в вашем сознании в связи со словами «ситуация морального выбора»? 2. Какие типичные и уникальные ситуации морального выбора из вашей практики вам вспоминаются? 3. В какой степени можно говорить, что выбор профессии журналиста - это и моральный выбор? 4. Какая из известных со

времен М.Вебера альтернатив - «служение в профессии» и «жизнь за счет профессии» - доминирует в нашей журналистике? 5. Можете ли вы принять суждение о том, что широко распространенные ссылки на необходимость для журналиста (наемного работника) исполнять волю владельца СМИ на деле являются скорее основанием для «сбрасывания» личной ответственности? 6. Возможен ли профессионализм без ориентации на успех? Что таится за уклонением от профессионального успеха? 7. Какие моральные уроки дала «психодрама» с НТВ? Как вы прокомментируете полемику Б.Немцова и Е.Альбац во время экстренного выпуска «Итогов»?

ФОРМИРОВАНИЕ экспертной системы - еще один элемент каркаса ноу-хау экспертного опроса. Рассмотрим два проекта.

Еще раз обратившись к экспертному опросу в рамках проекта «Самотлорский практикум-2», отметим, что репрезентативность гуманитарной экспертизы естественным образом отличается от экспертизы естественно-научной, технической и т. п. Если специалисты по узкой проблематике -в сфере физики, экономики, кибернетики и т. д. - известны, их круг ограничен, то по вопросам морали и воспитания, казалось бы, все могут быть экспертами. Точнее, однако, считать, что все люди равны в оценке конкретных поступков; в анализе же, например, состояния общественной нравственности систематическое обсуждение вопросов, применение научных подходов дают преимущество теоретикам.

Не считая собственный уровень самокритичности пределом возможного и необходимого, мы стремились пригласить экспертов, известных своей традиционной оппозицией к этико-прикладным исследованиям, привлечь и тех гуманитариев, скептицизм которых в отношении притязаний этической теории воздействовать на нравственную жизнь и воспитание выявлен в ряде ярких публикаций.

Особым видением нравственной жизни общества отличается и художественное познание. Поэтому приглашения в

проект были направлены исследователям, публицистам, писателям, журналистам. Инициативная группа не возлагала на себя роли «выборщиков», выступающих в роли «сверхэкспертов». Ориентируясь на критерий «первоначального списка», мы обращались прежде всего к специалистам, проявившим интерес к материалам «Самотлорского практикума-1». Труднее было с включением в проект деятелей культуры. Здесь большое значение играл имидж интереса к моральной проблематике, активное участие в обсуждении вопросов духовной деятельности Перестройки.

В проекте «На пути к гражданскому обществу» мы испытали гипотезу об экспертно-ролевой репрезентации внутри интересующего нас публичного дискурса. Учитывая строгую направленность опроса-консультации, мы исходили из приоритетности внутри социально-гуманитарного знания следующих экспертных специализаций (научных жанров): философия, социология, этика, психология, филология. Кроме этого, были представлены и другие гуманитарные специализации - политология, правоведение, футурология.

АЛГОРИТМ аналитического обзора материалов экспертного опроса - последний элемент в нашем эскизе технологии «экспертный опрос».

Основной тип алгоритма - соответствие структуры программы (анкеты) опроса структуре анализа его материалов. В качестве наглядного примера приведем аналитическое послесловие к материалам экспертного опроса в рамках проекта «Городские профессионалы»33. Это послесловие мы построили по симметричному в отношении программы экспертизы алгоритму, в рамках которого в самой рубрикации послесловия доминировала либо проблематизация экспертных текстов, либо их типологизация с констатацией ярких примеров.

Рубрика 1: «Самоидентификация со средним классом:

33 См.: Городские профессионалы: ценности и правила игры среднего класса. 20 рефлексивных биографий / Под ред. В.И.Бакштанов-ского, С.М.Киричука. Тюмень, 1999.

мотивы выбора и решения». Проблематизация рубрики: можно ли считать, что тема проекта актуальна, если известное число его участников не принимают самоидентификацию со средним классом? Рациональная реакция на этот факт предполагает внимание к тому, какую самоидентификацию все же принимает эта часть экспертов.

Рубрика 2: «Образы среднего класса: попытка "примерки"». Проблематизация рубрики: участники проекта «примерили» на себе различные версии образа человека среднего класса: «состоявшейся личности», «человека середины», «буржуа» и т.д. Чтобы увидеть богатство подходов, например, к теме «серединности», достаточно обратиться к ряду заголовков опубликованных текстов: «Не хочу быть, как все. Но избираю такой способ самореализации, который приемлют моя совесть, сознание самодостаточности»; «Принцип "мало-помалу" - это, наверное, не про меня. В любой ситуации я стремлюсь сделать максимум возможного»; «"Средний" - не значит "троечник". "Средний" - основательный "хорошист"»; «Человек середины твердо стоит на земле, не становится на ходули, чтобы казаться более значимым, его реальная ценность исключает чувство неполноценности»; «Средний класс - это люди социальной нормы, носители духа "золотого сечения"»; «Человек середины постоянно уворачивается от угрозы слишком низкого падения и, в то же время, не очень-то рассчитывает на слишком большой успех».

Рубрика 3: «Профессионализм: самодостаточная ценность?». Проблематизация рубрики состояла из риторического вопроса и контрвопроса. Риторический вопрос: не следует ли из текстов интервью, что суждения участников проекта о природе ценности профессионализма и ее роли в этосе среднего класса нуждаются в комментариях меньше всего? Ведь статус этой ценности в этосе среднего класса представлен в предельно категорическом суждении: «Спрашивать человека, идентифицирующего себя со средним классом, насколько важна для него такая ценность, как

профессионализм, значит задавать ему риторический вопрос». Вполне определенны и суждения других авторов: «самоидентификация с профессионалом для меня самая значимая»; «может быть, лучше говорить не о среднем классе, а именно о прослойке профессионалов». Содержательный вопрос: однако не приводит ли трактовка центральной роли профессионализма в системе ценностей среднего класса к трактовке этой ценности как самодостаточной? Например, в тех случаях, когда обсуждается вопрос о разнице между профессионализмом советских и постсоветских времен («профессионал в любом режиме, в любой среде, даже в безвоздушной, остается профессионалом. Профессионализм - абсолютная категория»). И т.д.

Существенным элементом алгоритма анализа материалов экспертных опросов мы считаем формулирование специальных ограничений. Например, в том же послесловии к проекту «Городские профессионалы» мы выделили ряд «техусловий». Во-первых, о том, что наш проект является начальным этапом долговременной работы. Поэтому здесь мы предпринимаем лишь оперативный, по «горячим следам», анализ, не предполагающий обстоятельного разбора текстов участников проекта (последнее - задача последующей работы). Во-вторых, о том, что в данном обзоре мы обращаемся лишь к суждениям участников проекта, оставляя для следующего этапа работы анализ биографических аспектов жизненного пути и деловой карьеры, представленных в их текстах. В-третьих, о том, что самый обстоятельный анализ не может отменить самоценности опубликованных в этой книге экспертных текстов. И мы позволили себе предположить, что после того, как сойдет поверхностная актуальность проблематики, эти тексты могут получить статус «свидетельства эпохи». Разумеется, этому предположению не повредит и известная доля скепсиса. Тем не менее публикация этих текстов - публичный итог проекта. В-четвертых, о том, что необходимо трезво понимать пределы эффективности собственно этического под-

хода, не отменяющего и не заменяющего экономического, политологического, социологического и др. подходов, способных в своей совокупности дать комплексный образ феномена среднего класса, но не являющихся задачей данного проекта. И наконец, последнее ограничение: авторы заранее просили прощения у тех участников проекта, которые посчитают, что их тексты интерпретированы неадекватно. Разумеется, вина в таком случае полностью лежит на авторах.

3. Проект «Экспертиза концептуальной модели этического кодекса университета»: аналитический обзор экспертных суждений

3.1. Программа экспертизы и алгоритм аналитического обзора

Как уже сказано в «Предварительных замечаниях к проекту», открывающих публикацию текстов экспертов в этом выпуске «Ведомостей», программируя экспертизу, мы ждали от участников проекта аналитических суждений по поводу концептуальных оснований проектирования этического кодекса университета, (не)приемлемости предложенных критериев этической идентичности проектируемого кодекса, (не)конструктивности модельных параметров формата кодекса научно-образовательной корпорации.

Чтобы повысить эффективность проекта экспертизы, мы стремились сконструировать своеобразную экспертную систему проекта. Критерии этой системы: многообразие концептуальных подходов, аспектов анализа модели кодекса, разносторонность практического опыта проектирования. Соответственно, в нашем «заказе» коллегам были сформулированы как инвариантная задача, так и персональные задания.

Что касается общей для всех задачи, то она вытекала из целей электронной научно-практической конференции «Самоопределение университета как научно-образователь-

ной корпорации», на сайт которой были ориентированы все участники проекта.

Что касается персонификации задач, то одним участникам проекта предстояло отнестись к предложенным на экспертизу материалам с точки зрения личного опыта проектирования этических документов университета; другим -взвесить концепцию Кодекса с точки зрения своих представлений о феномене самоопределения университета; третьим - с точки зрения своей концепции университетской этики.

* В предложении А.А.Гусейнову в качестве возможных предметов особого внимания мы говорили: (а) о совместимости идеи автора об этике профессора как аппликации норм общечеловеческой морали с предложенной на экспертизу моделью кодекса; (б) о том, что известно множество стереотипных аргументов против профессиональных кодексов как неэффективных инструментах (они приведены в преамбуле к нашей модели кодекса): «могли бы вы с ними поспорить?»; (в) о том, что наша модель кодекса предполагает приоритет профессиональных ценностей (и именно эти ценности считает предметом университетской этики) над ценностями университета как корпорации-организации. Но большинство сегодняшних кодексов построено в прямо противоположном ключе: «мы ожидаем вашу экспертизу на эту тему. Остальные акценты вашей экспертизы - на ваше усмотрение».

* Обращаясь к Ю.В.Казакову, мы в своем заказе писали, что, во-первых, ждем в его тексте не холодную критику, а прежде всего консультацию проектировщикам кодекса, консультацию и теоретико-методологическую, и конструкторскую. Во-вторых, мы называли возможные предметы «особого внимания» эксперта:

(а) стереотипные аргументы против профессиональных кодексов как неэффективных инструментов (они приведены в преамбуле к нашей модели кодекса): «могли бы вы с ними поспорить? или, наоборот, поддержать своими аргумен-

тами?»; (б) речь у нас в проекте идет о кодексе профессиональной этики, а в большинстве университетов разрабатывают кодексы корпоративной (организационной) этики; причем, мы подчеркиваем в своей модели, что императивы корпоративной (организационной) этики должны быть подчинены ценностям этики профессии. «Возможно, вы подвергнете экспертизе этот наш подход?»; (в) «возможно, вы захотите сравнить нашу модель с моделями журналистских кодексов, которые вы исследовали, в том числе и с точки зрения их концептуальных оснований?»; (г) «конечно, в своей экспертизе-консультации вы не сможете пройти мимо рубрики "Минимальный стандарт" в нашей модели, в том числе и относительно места, предназначенного этой рубрике в нашей модели - "реально-должное"»; (д) «не считаете ли вы целесообразным примериться к нашей модели кодекса университета с позиции такого формата, как журналистские "кодексы практики"?»; (е) «возможно, вы предложите свой образ кодекса университета?».

* А.В. Прокофьеву мы предложили предпринять экспертизу нашей модели этического кодекса, соотнося ее с моделью консультируемого им этического кодекса философского факультета МГУ. Аналогичное предложение мы направили и группе «Этический поворот», проектирующей этот кодекс.

* В приглашении А.Ю. Согомонову мы указывали на возможные предметы особого внимания коллеги: речь шла и о стереотипных аргументах против профессиональных кодексов, и о представленной в модели кодекса идее подчинения императивов корпоративной (организационной) этики ценностям этики профессии. «И, может быть, самое главное: не проанализируете ли вы (не)возможность существования-выживания-развития университетской этики - прежде всего в ипостаси кодексов - в отечественных реалиях?!».

* О.Б.Томилину сформулировали следующий заказ: (а) «хорошо бы услышать ваше суждение о роли разработки таких кодексов в контексте заявленного властью процесса

упорядочения и оптимизации отечественной высшей школы, выявления и придания особого статуса университетам»; (б) естественно, что мы ждали от эксперта отношения к идее вмонтировать императивы корпоративной этики в формат этического кодекса профессии, при установке на доминирование профессиональной этики над этикой корпоративной. О.Б.Томилин участвовал в наших прежних экспертизах, представляя «менеджеристскую» точку зрения по поводу миссии университета.

* Характерна ситуация с предложением Г.Л.Тульчинс-кому. Получив текст эксперта в ответ на инвариантную задачу, мы направили коллеге «дополнительное задание». «1. Хорошо бы более обстоятельно дать ваш тезис о роли разработки этических кодексов в контексте наметившегося процесса упорядочения и оптимизации отечественной высшей школы, выявления и придания особого статуса университетам. 2. Вы, конечно, уже ответили в своем тексте по поводу нашей идеи вмонтировать императивы корпоративной этики в формат этического кодекса профессии. Но можно ли развернуть вашу позицию по поводу надуманности идеи дуализма профессиональной этики и корпоративного самосознания применительно к университету?».

Очевидно, что эксперты обладают значительной степенью свободы в отношении к «заказу».

Так, Б.Н. Кашников на предложение принять участие в экспертизе ответил: «С интересом знакомлюсь с вашими материалами. Должен сразу предупредить, что я считаю создание подобного кодекса делом в наших конкретных условиях преждевременным и может быть даже вредным, поскольку провал здесь хуже чем бездействие. Не знаю, стоит ли мне дальше развивать эту мысль». Наш ответ был таким: «Разумеется, вы вольны все это подвергнуть критике (тотальной, частичной и т.д.). Кстати, один из авторов слишком минимизировал текст. А нам хотелось бы обстоятельного разбора. В том числе и от вас - по поводу преж-

девременности и даже вредности кодекса. И аргументации вашего тезиса о провале, который хуже чем бездействие».

А.В. Прокофьев принял «заказ» практически полностью, согласившись дать «текст, тематически соответствующий проекту НИИ ПЭ, построив его "как обобщение параллельного опыта составления кодекса академического сообщества"».

А.Ю. Согомонов предпочел включить поставленные перед ним вопросы в концептуальную проблематизацию этического кодекса современного университета как социального и нравственного феномена.

А группа «Этической поворот», не успевая дать сравнительный анализ предложенной на экспертизу модели и той модели, по которой они работают в МГУ, заявила особую позицию: «представляется непродуктивным строить работу в области этической кодификации посредством критического разбора существующих разработок. На наш взгляд, безотносительно к степени адекватности возможной критики таких инициатив, каждая из них представляет чрезвычайно ценную попытку создания рабочего языка описания той ситуации, которая сложилась в российской высшей школе на настоящий момент. Здесь важно не столько обозначить эффективные критические ходы, сколько организовать постоянную коммуникацию исследователей в области академической этики».

Менее свободны были два участника проекта, которым была предложена экспертиза модели Этического кодекса университета в режиме skype-интервью с авторами проекта. Для интервью с Н.Васильевене были сформулированы следующие вопросы. «1. Общее впечатление от модели кодекса? 2. Если бы вам пришлось проектировать этический кодекс университета, в который вы недавно перешли, что из нашей модели вы посчитали бы целесообразным заимствовать? А что посчитали бы неприемлемым? 3. Считаете ли возможным применить к предложенной на экспертизу модели вашу концепцию соотношения профессио-

нальных этик и этики организации? 4. Как выглядит наша модель при ее сравнении с известными вам корпоративными кодексами? 5. Известны ли вам случаи, когда в корпоративных кодексах проблематизировались бы профессионально-этические вопросы? Если "да", то как эти вопросы соотносились с этикой организации: подчиненно? равно? приоритетно? 6. Есть ли в вашем личном опыте проектирования кодексов технология совмещения (согласования) позиций профессионально-этических и позиций этики организации (позиций менеджеров)?».

Как было показано в предшествующем параграфе, выстраивая алгоритм аналитического обзора, можно пойти разными путями. В данном случае проект экспертизы не предусматривал анкеты как унифицированного задания. В то же время у этой экспертизы была вполне очевидная прагматичная миссия - повлиять на следующий этап работы над моделью Этического кодекса.

Поэтому мы построили особый алгоритм анализа суждений экспертов: о мотивах создания кодекса - о моральной субъектности - о «наивном рационализме» методологии проекта - о формате кодекса в связи с проблемой этической инфраструктуры - о структуре кодекса - о смысле выделения в кодексе двух видов этики: профессиональной и корпоративной - о действенности кодекса - уроки на перспективу.

При этом сосредоточенность алгоритма обзора именно на такой проблематизации дает возможность, с одной стороны, продемонстрировать грани ноу-хау нашего направления и, с другой - извлечь уроки для его развития.

3.2. «Декларация о намерениях»

«КОДЕКС представляется мне проектом утопическим, предметом самолюбования моральной философии как бессилия в действии. При всех благих пожеланиях авторов морального кодекса, он упадет на вполне определенную моральную почву и будет интерпретирован в со-

ответствии с господствующими моральными стандартами. Он превратится в репрессивный инструмент в руках университетских чиновников, которые не замедлят превратить комиссию по этике в гильотину творческой мысли и свободной морали», - пишет Б.Н.Кашников. «Я вполне разделяю опасения Б.Н.Кашникова, что попытки этического кодифицирования в условиях отсутствия в университетских коллективах/сообществах качества моральной субъектности могут привести к тому, что принятые кодексы, помещенные в золоченые папки, будут пылиться в кабинетах ректоров пока не забудутся за ненадобностью, либо окажутся инструментом в сугубо административной политике», - пишет Р.Г.Апресян.

Как видим, эксперты предполагают утопическими мотивы разработчиков модели, совсем не озабоченных рискованными последствиями своих благих намерений, в том числе превращением результата «самолюбования моральных философов» в инструмент моральной полиции.

В свою очередь А.А.Гусейнов понял мотивацию разработчиков предложенной для экспертизы модели иначе, полагая, что модель отвечает на внешние и внутренние вызовы современным университетам. «В основе модели лежат две главные идеи о противоречиях: 1) между профессиональными и корпоративными интересами; 2) между профессиональными (ориентированными на знания) и прагматическими (ориентированными на выгоду в целом) мотивами в жизни университетского сообщества. Здесь, на мой взгляд, точно обозначены основные вызовы, перед которыми оказались университеты в современном демократически-рыночном обществе и которые задают основные линии напряжения и конфликтов как во внутренней жизни университетов, так и в их взаимоотношениях с внешним миром», - пишет А.А.Гусейнов.

Кроме того, А.А.Гусейнов предположил, что у разработчиков модели был пропедевтический мотив. С его точки зрения, эта модель «призвана стать своего рода этической

пропедевтикой, призванной помочь коллективу подключиться к обсуждению, дать самые общие и необходимые для этого этические знания. Если общий замысел предлагаемой модели заключался именно в таком теоретико-методологическом обеспечении самого процесса коллективной разработки этического кодекса, то он вполне удался».

А.В.Прокофьев не обозначил задачу проникнуть в мотивацию нашего проекта, но, представляется, эксперт предполагает такую мотивацию очевидной. Основание для такого предположения - начало его рассуждений о теоретических диспозициях: «(Начну с аксиоматического и несомненного утверждения. Этическое регулирование поведения сотрудников представляет собой одну из основ эффективной работы любой организации».

Вполне созвучна нашим намерениям соответствующая современным концепциям этических кодексов трактовка А.В. Прокофьевым такого рода документов как нормативных деклараций, которые фиксируют «ожидания сообщества по отношению к своим членам». Благодаря кодексу сотрудники, у которых «развито чувство принадлежности к сообществу», могут «рассматривать соответствие своего поведения определенным нормам не как абстрактный моральный долг, а как одно из проявлений профессионализма и условие полноправной принадлежности к уважаемой и ценимой ими корпорации, в конечном итоге как условие сохранения связи со "значимыми другими"».

А.Ю. Согомонов внимательно отнесся к такому мотиву проектирования этического кодекса, как преодоление распространенных «антикодексных» стереотипов и проанализировал феномен негативной солидарности в вопросе «Может ли современный университет обойтись без этического кодекса?», определив в качестве его основы легитима-ционный кризис, «(утрату доверия как к современным нормам и ценностям, так и, в первую очередь, к рескриптам, их закрепляющим. Чаще всего, соглашаясь на социально-

"предсказуемое" поведение, выстроенное в логике нравственного "мейнстрима", современный человек проявляет крайне негативную реакцию в отношении любых морализирующих текстов, особенно тех, которые регламентируют "линию правильности" поведения организационного человека... Эту "линию правильности" он сам держит в себе и всегда раздражается, когда ему об этом напоминают, а тем более, когда поучают быть "правильным". Быть нравственным внутри университетского сообщества? Разумеется! Но для чего об этом писать и постоянно об этом напоминать? Мы же все взрослые люди и работаем не в начальном образовательном учреждении. Такова стандартная (абсолютно поверхностная) реакция на университетские кодексы: без них вполне можно обойтись».

Возвращаясь к цитированным в начале рубрики критическим замечаниям экспертов, напомним себе и другим, что в качестве задач проекта «Экспертиза концептуальной модели...» мы сами поставили задачи формулировки мотивов создания и кодекса, и прогнозирование вероятных последствий реализации проекта. Напомним также, что, акцентируя в названии своей статьи в качестве атрибута прикладной этики ее ноу-хау, мы имели в виду не просто инструментарий, но и его работу на смысловые задачи.

Не случайно одна из особенностей этой модели - обстоятельная Преамбула, в структуре которой (а не в «объяснительной записке», как это принято в практике создания кодексов) специально выделены рубрики «Проблемная ситуация». «Мотивы». «Намерения».

Разумеется, правы те из коллег, которые предупреждают о риске манипулятивных, имитационных мотивов в практике создания университетских кодексов. Нельзя упустить из виду феномен квазикодексов, кодексов-фикций, кодексов-суррогатов. Но ответ на эту ситуацию может быть разным: в диапазоне от «не ввязываться из-за риска...» до

«осознавая риск, профилактировать его в самой модели кодекса».

И разве не с осознанием отмеченных в критических замечаниях экспертов вероятных последствий связаны две вполне внятно заявленные цели Этического кодекса университета - самопознание профессии и «демонстрация флага»?

Актуальность самопознания профессии весьма возрастает в проблемной ситуации, характеристика которой дается в одноименной рубрике предложенной на экспертизу модели кодекса. Представляется, что в своем экспертном заключении А.А.Гусейнов принял эту характеристику: «объективным является столкновение между мотивами профессиональной добросовестности, в основе которых лежит нацеленность на истину и ее трансляцию в педагогическом процессе, и прагматическими мотивами, которые предполагают внешний успех, имеют, как правило, конъюнктурную природу. Существуют такие пространства общественной жизни, для которых подчинение механизмам рыночной эффективности является губительным. Пространство профессиональной научно-образовательной деятельности, несомненно, - и даже в первую очередь - относится к ним. Здесь рыночные механизмы могут быть с пользой применены в крайне ограниченных размерах и только в тех пунктах, в которых речь идет об условиях научно-образовательной деятельности, но не о ней самой».

А теперь посмотрим на сам текст модели. В рубрике «Мотивы» читаем: «...забота корпорации о репутации, доверии общества, о конкурентоспособности университета, необходимость "демонстрации флага"», а в рубрике «Намерения»: «сориентировать менеджмент университета на небюрократическое назначение кодекса, на роль кодекса в самопознании, самоопределении и нравственном развитии университета».

Зададимся вопросом: можно ли сказать, что такого рода мотивация создания кодекса менее актуальна, чем его создание «в ответ на конфликтную ситуацию»? «Идеальным путем разработки кодекса» Р.Г. Апресян считает «случай» философского факультета МГУ: «Решение о разработке этического кодекса и последовавшие проектные разработки были ответом на определенную конфликтную ситуацию, получившую к тому же публичный резонанс». Возможно, наоборот, не надо ждать возникновения такого рода ситуаций? Разумеется, в «случае философского факультета МГУ» легче мотивировать коллектив на работу над кодексом. Но стоит ли этому завидовать?

Особая грань темы мотивов проектирования этических кодексов - их востребованность профессиональным сообществом, корпорацией-организацией, обществом, с одной стороны, проблема (со)авторства кодекса - с другой. В терминах некоторых из экспертов нашей модели - это проблема моральной субъектности.

3.3. О моральной субъектности и креации кодекса

ТОЧНЕЕ было бы сказать «еще раз о моральной субъектности». Мы посвятили этой теме (не в такой терминологии) значительную часть статьи о проектно-ориентирован-ной институционализации «духа университета» в этическом кодексе научно-образовательной корпорации («Ведомости» НИИ ПЭ, выпуск 33), предложенной участникам экспертизы на сайте проекта.

«Главный недостаток проекта - отсутствие морального субъекта, от лица которого мог бы быть реализован кодекс. Кодекс явно не затребован ни преподавателями, ни студентами, ни, даже, чиновниками. Нет на него пока и заказа от высшего руководства. Хотя отдельные ректоры, конечно, могут заиметь каприз украсить подобным декором фасад своего университета».

Солидарен с этой критикой и Р.Г.Апресян: «Вновь... хочу сослаться на замечание Б.Н.Кашникова относительно

необходимости прояснения - как на уровне теории, так и на уровне практики - того, кто выступает моральным субъектом в деле этического кодифицирования, а затем регулирования. В представленной модели этического кодекса университета "народ безмолвствует". Не ясно, каким потребностям коллектива ТюмГНГУ, его отдельным профессиональным группам или группам интересов (которые не сводятся к интересам профессии) отвечает предлагаемая модель этического кодекса университета, на какие конфликты откликается? В этих условиях не исключено, что этический кодекс будет работать именно на администрацию ТюмГНГУ и окажется дополнительным средством воздействия администрации на коллектив и его отдельные подразделения».

КОММЕНТАРИЙ к суждениям экспертов начнем с фрагмента нашего давнего - около двух десятков лет - изобретения, «Кодекса для кодификаторов», в котором даны такие правила: «Формирование кодекса "снизу" не панацея! "Запретительный" образ морали "внизу" так же силен, как и "наверху"; Договаривайся! Профессиональная мораль - в отличие от этики любви и дружбы - живет по законам рациональности. Эти законы - "правила игры" - создают-

« 34

ся на основе конвенций» .

Далее напомним, что в упомянутой выше концептуальной статье в качестве критериев идентичности формата «Этический кодекс университета» были заявлены (а) статус личности, на которую ориентирован кодекс: не просто «исполнитель стандартов благопристойности», но субъект морального выбора; (б) мотив морального творчества университетского сообщества (в противоположность бюрократическому азарту регламентирования), заинтересованного в саморегулировании профессии.

Обосновывая эти критерии в указанной статье, мы писали, что не только общеобщественная или индивидуаль-

34 См.: Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В. Этика профессии: миссия, кодекс, поступок.

ная мораль, но и их приложение к сегментированной жизни общества, к сфере профессии, основаны на возможности выбора и способности выбирать. Отмена этого базового условия моральности в некоторых т.н. «этических кодексах», которые мы показали в обзоре практики кодифицирования, порождает лишь квазиэтические документы. Конечно, не стоит тотально подозревать университетских администраторов в корыстной - бюрократической - мотивации регламентирования. Есть и мотив заботы о корпоративной культуре (если только речь идет именно о культуре).

Однако и самого по себе формального предпочтения морального творчества бюрократическому азарту регламентирования не достаточно. Важен смысл, вкладываемый в понятие морального творчества применительно к аутентичности этического кодекса. В нашем подходе речь, во-первых, идет о том, что к проектированию кодекса университета полностью относится общий вывод, согласно которому в процессе конкретизации общественной нравственности ставится и решается вопрос о подлинном развитии содержания общеморальных повелений.

Поэтому креация кодекса, если это не инициированный «сверху» бюрократический регламент, предполагает отражение в его содержании фундаментального выбора субъекта в пользу моральности как самоопределения к той или иной системе нравственных ценностей; феномена приложения как конкретизации общеобщественной моральной системы применительно к «малым системам»

Обратившись к тексту предложенной на экспертизу модели кодекса, легко обнаружить, что концептуальный тезис о статусе личности как субъекта морального выбора представлен в качестве необходимого критерия. В соответствии с концепцией проектирования кодекса планируется, что при трансформации модели в полный текст этического документа статус субъекта морального выбора будет конкретизирован с помощью тезиса об осознанном решении относительно сложившихся в профессии нравов и отстаиваемых

ею нравственных норм: либо намеренный выбор последовательного исполнения профессионального долга; либо предпочтение позиции «двойной морали»; либо циничное подчинение профессиональным деформациям.

Безусловно, креация кодекса предполагает отражение в его содержании проблемы творческого решения по применению моральных требований в поступке. Укажем на наличие в тексте модели фрагмента о моральном выборе в ситуациях нравственного конфликта, требующих поступиться одной нравственной ценностью ради осуществления другой (при столкновении ценностей общей морали и морали профессиональной; ценностей разных профессий; ценностей одной и той же профессии; ценностей профессии - и корпорации-организации).

Речь идет, конечно, не о кодексе-решебнике. Самый аутентичный и эффективный кодекс не отменяет последнюю инстанцию морального выбора - индивидуальное решение. Поэтому проектирование кодекса ориентировано на «фро-незис», «этическое умение» в сфере принятия моральных решений.

Моральное творчество - «образ жизни» этического кодекса университета: способ его создания и способ существования.

ОБРАТИВШИСЬ к программе проектирования кодекса, предложенной вниманию экспертов на сайте проекта, нетрудно заметить особую роль «внутренней экспертизы», представляющей собой систему акций, организующих моральное творчество университетского профессионального сообщества.

1. Цикл интервью с преподавателями и научными работниками университета по проблемам, сфокусированным на анализе ситуации университета: (а) взвешивание потенциала саморегулирования базовых профессий научно-образовательной деятельности университета (преподавателя и научного работника) через анализ университетской практики, выявление типичных ситуаций, предполагающих

регулирование с помощью этического кодекса; (б) рефлексия планируемых и не планируемых эффектов применения этического кодекса университета: укрепление имиджа университета? профилактика коррупции? повышение качества образования? укрепление солидаристических отношений в коллективе университета? и т.д.; (в) анализ (невозможности влияния этического кодекса на практикуемые профессиональные стратегии преподавателей и научных работников, на существующий статус базовых профессий научно-образовательной деятельности университета, (неуместности применения международного опыта этического регулирования университетов («Бухарестская декларация...»); (г) прогнозирование сферы применения этического кодекса университета (для чего и для кого он создается; чему служит; кому реально необходим).

2. Фокус-групповое исследование, посвященное формированию первого варианта текста «Декларации об этическом кодексе ТюмГНГУ».

3. «Круглый стол» с участниками проекта «Жизнь в профессии» (ж. «Ведомости» НИИ ПЭ. Вып. 31). Тема «круглого стола»: «Ценности базовых профессий научно-образовательной деятельности университета как основа этического кодекса». Задача «круглого стола» - экспертиза первого варианта текста «Декларации об этическом кодексе ТюмГНГУ».

4. Серия ректорских проблемных семинаров.

5. Этическая деловая игра.

Не смягчает ли эта программа и в целом описанный выше подход к проектированию кодекса приговор от имени Ролза и Хабермаса?

ПРОЯСНИМ и ситуацию с инициаторами и авторами кодекса. По мнению Р.Г. Апресяна, в ТюмГНГУ «этический кодекс, проект которого разрабатывается экспертами, задается "сверху"». И хотя «его автором выступает не администрация, а ученый совет», но «по существу» этот совет - «орган "верховного" управления».

Вряд ли технология проектирования кодекса нашего университета может быть определена как создание кодекса «сверху». Часть аргументов по этому поводу мы привели, рассуждая о «моральной субъектности».

Еще один аргумент связан с вопросом об инициаторах и авторах кодекса. «Как создается университетский этический кодекс?», - спрашивает А.Ю. Согомонов. И отвечает: «Это никем не кодифицировано. Ad libitum - как угодно!». И все-таки? «Чаще все-таки он пишется «узким» авторским коллективом. Хотя проблема не столько в написании, сколько в его экспертизе и публичном предъявлении. Написать может, в принципе, и один человек, подобно тому, как один человек создает новое знание. Но должен ли этический кодекс после этого обсуждаться и в дальнейшем редактироваться по результатам открытых дискуссий? Насколько публичными должны быть эти дискуссии? И кто в конце концов выступает "экспертом" по отношению к текстам этических кодексов в университетах?». И заключает: «На все эти и подобные вопросы нет готовых ответов».

Ответы есть, но они разные. С точки зрения Б.Н.Каш-никова, правильные кодексы пишутся «профессионалами своего дела без участия профессиональных этиков». С точки зрения Р.Г.Апресяна, «участие специалистов (в области этики или какой-либо иной, сопряженной с ней) целесообразно, но, как показывает разнообразный мировой опыт создания этических кодексов, по большому счету, и не обязательно».

Есть свой ответ и у нас. И он мотивирован не «грозящей нам катастрофой» - безработицей. Но в праве и обязанности «профессиональных этиков», работающих в сфере прикладной этики, участвовать в создании кодекса. Тем более, если эти профессиональные этики служат в университете. В праве и обязанности быть как инициаторами, так и авторами этических документов, институализирующих «дух университета». Точнее, соавторами - именно такую пози-

цию предполагает наша технология «этического проектирование».

И еще одна реплика. Комментируя критические суждения экспертов, полагающих, что наш проект пренебрегает проблемой «моральной субъектности», мы в то же время не готовы разделить своеобразную версию «моральной субъектности», которую, вероятно, имеет в виду Н.Васильевене: «В рубрике "Намерения" говорится "поддержать тех, кто понимает необязательность совпадения профессионального и 'денежного' успеха, или вообще не ориентирован на распространенные критерии успеха...". Хотя в целом можно согласиться с этим тезисом, но всё же кодексы поддерживают не столько субъектов, сколько объективированные (разумеется, принимаемые субъектами) ценности, принципы, нормы», - пишет Н. Васильевене. На наш взгляд, риск такого подхода - как уже отмечено выше - в уверенности в том, что можно идентифицировать организацию в качестве морального субъекта. Мы еще вернемся к этому подходу в рамках обзора суждений экспертов по поводу представленной в модели кодекса позиции дуализма профессиональной и корпоративной этик.

3.4. О «наивном рационализме» и потенциале этосной методологии

«Полагаю, что авторы придерживаются наивной модернистской, рационалистической концепции морали. Они полагают, что стоит создать рациональную систему моральных норм или кодексов, как все тут же изменится... Современная этика поступает иначе. Например, Ролз... вводит концепцию рефлективного равновесия, посредством которой мы сначала пытаемся прояснить моральную интуицию, потом создаем соответствующую этическую концепцию и далее движемся взад и вперед, подобно челноку... Нечто подобное имеет в виду и Хабер-мас, когда пишет, что облегчающий достижение консенсуса связующий принцип должен твердо установить, что

в качестве действенных принимаются только те нормы, которые выражают всеобщую волю».

Ряд наших аргументов, защищающих концептуальную модель этического кодекса университета от упрека в «наивном рационализме», уже приведены выше.

Еще один аргумент содержится в самом тексте предложенной на экспертизу модели кодекса.

«Метафора "минимальный стандарт" как этосный уровень системы моральных требований ("реально-должное"), соответствующий особенностям формирования профессиональной этики в становящемся гражданском обществе.

"Минимальный стандарт" как способ совместить ригоризм и реалистичность в требованиях кодекса, преодолеть, с одной стороны, ханжество завышенных требований к субъектам научно-образовательной деятельности университета в условиях вполне определенной ситуации в обществе; с другой стороны - попустительские оправдания ссылками на нравы, оборачивающимися уцениванием должного. "Минимальный стандарт" по силам большинству субъектов научно-образовательной деятельности университета уже сегодня».

ЗА ЭТИМ фрагментом - два «профилактических» аргумента нашей «защиты».

Во-первых, уже представленный выше такой критерий этической идентичности кодекса, как конвенциональность. Конвенциональность - процесс и результат организации этического дискурса в университете. Конвенциональность -момент проектно-ориентированной рефлексии переходного характера ситуации в университетском сообществе. Модель проектируемого документа отражает ситуацию не столько зрелого профессионального сообщества, сколько прото-сообщества, атомизированного «цеха», этапа собирания профессиональной корпорации. Конвенциональность отражает и переходное состояние нравственной ситуации как в обществе, так и в университете, которое трудно регулировать идеальным сводом принципов и норм.

При этом одно дело, когда на старте проекта его участники слышат буквальный перевод термина конвенция, и совсем другое - прийти к пониманию связи степени эффективности формулируемых сообществом самообязательств и меры их конвенциональности.

Конвенциальность - процесс и результат формирования идеи и текста кодекса на основе организованного этического дискурса, процедура которого, как известно, соответствует требованиям диалогичности, равенства участников процесса, установки на понимание, поиска взаимоприемлемых решений, консультирования ради конструктивности и т.д.

Второй из «профилактических» аргументов нашей «защиты», наглядно проявившийся в тексте фрагмента модели кодекса - реализация в этой модели этосного подхода, критерия реально-должного. Равная значимость каждого из составляющих этого критерия - должного и реального, их сбалансированность в смысло-ценностном самоопределении университета операционализируется сочетанием в профессионально-этических самообязательств высокой меры и минимального стандарта.

Высокая мера (не путать со стереотипом «высокомерие») не дает возможности в прагматических заботах забыть о должном - сохранении идентичности Университета, идентичности базовых профессий его научно-образовательной деятельности как высоких профессий в ситуации риска - массовизации образования и его включенности в индустрию «образовательных услуг».

Минимальный стандарт показывает реалистичность смысло-ценностного самоопределения университета, возможность управления ситуацией риска, преодоления гравитации патоса - девальвирующих высокую профессию нравов «сферы услуг».

Этосный подход дает и возможность ответить утвердительно на вопрос о трех вариантах масштаба модели Этического кодекса университета, о которых спрашивает

А.А.Гусейнов: модель типовая? персонифицированная? общетеоретическая? «Какова связь предлагаемой модели с Тюменским государственным нефтегазовым университетом (ТюмГНГУ)? Является ли она типовой моделью, разработанной в ТюмГНГУ, или она предназначена для ТюмГНГУ и ее следовало бы именовать "Модель этического кодекса Тюменского государственного нефтегазового университета"?».

Следует признать, что эксперт имел все основания задавать такой вопрос. В тексте концептуальной модели не очень трудно обнаружить попытку решить сразу две задачи. Первая: разработать кодекс конкретного университета. И в этом смысле она, говоря словами А.А.Гусейнова, «предназначена для ТюмГНГУ и ее следовало бы именовать "Модель этического кодекса Тюменского государственного нефтегазового университета"». Вторая: заложить основы модельного кодекса Университета, инварианта, который мог быть предложен другим университетам, но не любым, а рефлексирующим ситуацию своего самоопределения. И в этом смысле она является, говоря словами А.А.Гусейнова, «типовой моделью, разработанной в ТюмГНГУ». Вот и Б.Н.Кашников полагает, что «авторы поставили перед собой куда более дерзновенную задачу - очертить контуры этического кодекса отечественного университета как такового».

Мы признательны А.А.Гусейнову за квалификацию нашей модели как «типовой в общенаучном смысле - в ней предлагается общая, универсально-значимая структура и нормативная основа создания этического кодекса для современного университета. Понятая таким образом, она заслуживает высокой оценки)». В то же время, стоит поспорить с экспертом, заключившим, что эта модель типовая, «ибо в ней нет никакой привязки к Тюмени и нет никакого запаха нефти и газа». Мы полагаем, что запах нефти и газа - совсем не обязательный признак конкретизации кодекса. Хотя тема локальности кодекса актуальна и для эти-

ческого дискурса в рамках внутренней экспертизы концептуальной модели, и для внешней.

Так, например, А.Ю.Согомонов настаивает, что «современный университет не существует как инвариантная модель, в каждом конкретном случае мы имеем дело с культурно-институциональной индивидуальностью отдельного университета ("яркой и самобытной" или "серой и невзрачной" - в данном случае не имеет принципиального значения)». И в рассуждениях Ю.В.Казакова, в семинарских циклах которого к участию приглашаются в университетских городах и студенты, и преподаватели, о «духе университета» как «специфике того особого, не уличного "воздуха", которым напитаны аудитории и лаборатории Казанского, Уральского, Новосибирского, Ростовского, Воронежского, Поморского или Санкт-Петербургского университетов», мы видим, что эта специфика проявляется «характером участия в общей работе, реакциями на те ситуации профессионально-морального выбора, личного и группового самоопределения, которые предлагаются аудиториям в форме проблемных печатных и электронных публикаций, и т.д.».

И на наш взгляд, дело не «в запахе нефти и газа». Важнее - содержание отражающих «болевые точки» и «точки роста» данного университета норм и конфликтов, представленных в кодексе. И, безусловно, содержание заявленных в тексте кодекса мотивов его создания. В целом, важнее этосные признаки самоопределяющегося университета.

С точки зрения вопроса о сочетании в кодексе критериев универсальности и локальности представляется важным замечание А.В. Прокофьева о том, что этические документы, регулирующие жизнь зарубежных университетов, «призваны разрешать те конкретные проблемы, которые стоят перед университетом "здесь и сейчас". С этим связана постоянная смена редакций кодексов и правил поведения, а также введение в них специальных разделов, посвященных болевым точкам студенческой и препода-

вательской жизни или тем проблемам, которые наиболее остро воспринимаются общественным мнением. Например, этические кодексы многих американских университетов содержат разделы или специальные приложения, касающиеся сексуальных домогательств, огнестрельного оружия, университетской "дедовщины", связанной с функционированием студенческих клубов и землячеств и т.д.».

3.5. О формате кодекса

в связи с проблемой этической инфраструктуры

«В известной мне практике создание кодекса предполагает, что для него уже существует инфраструктура, обоснована необходимость кодекса, организована его "акцептация". В определённых местах текста модели видно, что этот этап не пройден: некоторые фразы показывают, что нет той точки отсчёта, откуда следует идти при сочинении кодекса. Например: относительно этической комиссии ("А кто же судьи?") или "антикодексных стереотипов". Ответы на эти вопросы должны быть даны до создания кодекса», - пишет Н.Васильевене.

Начнем комментарий к критическому суждению эксперта с помощью замечания другого эксперта - А.В.Прокофьева. «НИИ ПЭ оказался уполномочен определять саму стратегию своего университета в вопросах профессиональной этики вплоть до выбора параметров этического режима и характера этической инфраструктуры», - пишет эксперт, цитируя фрагмент текста концептуальной модели, в котором говорится, что «прежде всего, авторам ЭК предстоит взвесить "за" и "против" самого решения о создании этической комиссии. Весьма вероятно, что вред от ее возможной бюрократизации превысит позитивный эффект». И сравнивает ситуации НИИ ПЭ с ситуацией рабочей группы кафедры этики МГУ, которая «не могла ставить вопрос о необходимости комиссии и имела возможность лишь ограниченного обсуждения ее функций. Факультетская комиссия по этике уже была создана к началу работы над

кодексом. Более того, она рассматривалась администрацией как орган, который будет выполнять не только экс-пертно-консультационные функции, но и функции разбора конфликтных случаев в режиме судебной и согласовательной процедур».

Но как быть с требовательным замечанием другого эксперта, который не обнаружил в тексте модели раздела о внедрении кодекса? «Обсуждаемая в рамках электронной конференции модель этического кодекса ТюМГНГУ, разработанная под Вашим руководством, весьма интересна и продуктивна с точки зрения требований, предъявляемых к содержанию кодекса, но оставляет в стороне механизмы его внедрения. А это, на мой взгляд, сейчас главное», - пишет Л.А.Громова.

Достаточно ли в ответ привести замечание Г.Л.Тульчин-ского? «Содержит модель и наметки относительно организационного обеспечения разработки и продвижения самого кодекса. Без организационных решений такой проект гарантированно зависнет, оставаясь ярким фактом личной биографии разработчиков - не более. И, как представляется, авторы разработки нашли удачное решение, предполагая создание и деятельность этической комиссии. Именно комиссия - с экспертно-консультационными функциями, а не что-то типа суда чести, грозящего превратить такую организационную структуру в место межличностных разборок и дрязг», - пишет эксперт.

Вряд ли этот «ход» достаточен: не только «внешняя», но и «внутренняя» экспертиза показывает, что тема действенности кодекса и ее обеспечения должна быть представлена и в самой модели. Даже если она соответствует определенному - предпочтенному в нашей модели - формату кодекса. Мы еще вернемся к этой теме в рубрике 3.8 нашего обзора. А здесь - предварительное объяснение.

«Каким бы ни был по форме или жанру документ, призванный регулировать поведение работников, он должен быть действенным. Его действенность не гарантирует-

ся собственно содержанием документа и тем более способом формулирования его положений. Его действенность обеспечивается организационно, с помощью принятых процедур - формализованных, прозрачных и известных», - пишет Р.Г.Апресян. Считая очевидным тезис о том, что действенность кодекса не гарантируется его содержанием, полагаем важным отметить, что действенность кодекса не гарантируется ничем. Считая очевидной зависимость действенности кодекса от развитой инфраструктуры, полагаем важным отметить, что действенность кодекса скорее поддерживается, а не обеспечивается этической инфраструктурой. Спор о словах?

Пять экспертов с разных сторон проблематизируют тему формата кодекса через ее связь с этической инфраструктурой. Иначе: подчеркивают роль инфраструктуры безотносительно к избранному нами формату кодекса. Точнее: один из экспертов «позавидовал» нашей свободе относительно модели этической комиссии и «пожаловался» на несвободу рабочей группы, проектирующей кодекс своего факультета.

Действительно, ситуация, в которой создавалась предложенная на экспертизу концептуальная модель, дает высокую степень свободы. Но, во-первых, обречены ли коллеги из других университетов на необходимость смирения со своей ситуацией? И, во-вторых, действительно ли им приходится именно смиряться - такой позиции требует отнюдь не любой формат кодекса (мы показали это в обзоре практикуемых в университетах форматов кодексов в своей статье для ж. «Ведомости» НИИ ПЭ, вып. 33).

В целом формат Этического кодекса университета -нормативно-ценностная декларация: профессионалу, профессиональному сообществу, «городу и миру». Декларация ценностных ориентиров базовых профессий научно-образовательной деятельности университета, рекомендательный документ, предлагающий профессионалам руководствоваться этими ценностями на основе самообязательства, ис-

ходящего из доверия общества к нравственному самоконтролю профессии.

Кодекс учитывает скептическое восприятие и университетским сообществом, и обществом в целом любых морально-акцентированных регулятивных документов и ориентирован на то, чтобы показать скептикам, небезосновательно разочаровавшимся в университетских нравах - самообязательство, конечно, не гарантия от нарушений профессиональной этики, но и не маниловские упования или кастовое высокомерие. Декларируемые кодексом нормы и ценности не избавляют профессионалов от самостоятельного нравственного выбора и решения - за Кодекс нельзя спрятаться, - но дают возможность на них опереться.

«Секрет» эффективности декларативного формата -не столько в этической инфраструктуре, о доминирующей роли которой пишут некоторые эксперты, сколько в презумпции морального доверия. Следование Кодексу - внутреннее решение, свободное решение. Но не частного лица, а профессионала. Отвечающего перед профессией и за профессию, за ее социальную миссию. А потому решение ответственное.

Напомним, кстати, уже цитированное выше суждение А.В.Прокофьева о том, что в «декларативном» типе этических кодексов «не ожидание возможных санкций, связанных с деятельностью этической инфраструктуры, а скорее чувство стыда оказывается основным психологическим регулятором».

При этом права Л.А. Громова, которая кроме уже известных замечаний экспертов по поводу обеспечения действенности кодекса с помощью этической инфраструктуры выделяет важность включения «требований соблюдения этического кодекса в политику университета и в его основополагающие документы - Устав, Программу стратегического развития».

3.6. О структуре кодекса

«Быть добрым, честным, порядочным преподавателем - это само собой разумеющееся требование, без соблюдения которого не надо приходить работать в университет. Кстати, во всем мире существует жесткая практика конкурсного отбора на право занять преподавательскую должность. В академической среде, как ни в какой другой, действует принцип рекомендации. Так надо ли прописывать в кодексе элементарные правила профессии? Мне кажется, что для высокоразвитого типа рационального мышления университетского профессионала такие напоминания излишни. Человеческая и профессиональная порядочность - это плата за право быть включенным в академическую среду», - говорит Л.А.Громова в интервью разработчикам концептуальной модели кодекса.

Обратимся к уже использованному нами приему и приведем в качестве «контртезиса» суждения двух других экспертов. Первое из них принадлежит А.Ю. Согомонову: «"Мы не обманываем, не проявляем нечестность по отношению к любому другому, не крадем чужих достижений, не проявляем завистнической дискриминации...". Именно такими -как может показаться банальными, а после заповедей христианской морали еще и избыточными - нормами заполнены многие этические кодексы современных университетов. Другие учреждения, институты и/или корпорации вряд ли могут позволить себя такой трюизм (их цели куда более прагматичные, а кодексы - более приземленные, а порой и просто этикетные). Но эта "банальность" и известная неконкретность университетских кодексов и составляет их главную особенность».

Второе суждение: ключевой рекомендацией НИИ ПЭ называет А.В.Прокофьев «разграничение нормативных минимумов и максимумов, а также профессионально-специфического и общекорпоративного содержания кодекса. В принципе это очень ценное в теоретическом плане разграничение». Заметим, эксперт говорит о включении в

структуру кодекса не только раздела «Нормативный ярус», но и раздела «Минимальный стандарт», раздела, конкретизирующего «само собой разумеющееся требование» -«быть добрым, честным, порядочным преподавателем», конкретизирующего для того, чтобы дать профессионалу ориентиры в столь часто возникающих в его практике ситуациях нравственного конфликта.

«Тезис из рубрики "Проблемная ситуация" о "распространенности 'антикодексных' стереотипов", таких, как "достаточно законов, десяти заповедей и регламентов" целесообразно вынести и использовать на этапе предварительной работы внутри организации по обеспечению функциональности кодекса», - полагает Н.Васильевене.

Как уже было отмечено выше, конструируемая нами структура кодекса не случайна. Эта структура соответствует формату нормативно-ценностной декларации и обстоятельная Преамбула в нашей модели не может быть заменена предварительной работой. Более того, организация публичного дискурса по вопросам, поднимаемым в Преамбуле, -необходимый элемент процесса ее создания.

Сравнивая структуру проекта кодекса философского факультета МГУ с «модельными параметрами кодекса по версии НИИ ПЭ», П.А.Сафронов отмечает, что определенные соответствия «носят скорее тематический, нежели содержательный характер. В работе над проектом кодекса профессиональной этики философского факультета мы стремились избежать какого бы то ни было мора-лизаторского пафоса, который ощущается в проекте тюменских коллег. Кроме того, содержащиеся в проекте НИИ ПЭ формулировки "мировоззренческого яруса" выглядят излишне описательно и неконкретно. На наш взгляд, отраженный в структуре проекта кодекса профессиональной этики философского факультета, изложение принципов этического регулирования должно предполагать возможность их последующей операционализа-ции/конкретизации. Отдельной проблемой является ста-

тус этической комиссии. Исследовательская группа "Этический поворот" полностью разделяет точку зрения, в соответствии с которой комиссия должна быть не карательной, а экспертно-консультативной инстанцией с рекомендательными функциями».

Радуясь поддержке нашими коллегами предложенной на экспертизу модели этической комиссии, считая целесообразным задуматься по поводу упрека в морализаторстве, отложим наши комментарии по поводу мировоззренческого яруса кодекса - до того момента, когда коллеги смогут увидеть не его каркас, а собственно текст кодекса.

3.7. О смысле выделения в кодексе двух видов этики -профессиональной и корпоративной

«Представляется несколько надуманным дуализм профессиональной этики и корпоративного самосознания применительно к университету. Именно и особенно на примере высшей школы профессиональная этика и корпоративное самосознание не противостоят, а дополняют и проникают друг в друга... И как мне видится, подобные кодексы как раз и должны формализовать содержание этой задачи - без искусственных различений и противопоставлений. Да и сами авторы разработки видят своей целью вмонтировать императивы корпоративной этики в формат этического кодекса профессии при установке на доминирование профессиональной этики над этикой корпоративной. Но зачем сначала разводить единое (создавать искусственное различение, дуализм), чтобы потом не менее искусственно вмонтировать одно в другое?» - пишет Г.Л.Тульчинский.

Хорошо бы просто противопоставить скепсису одного эксперта позитив другого: «Большинство положений модели совместимы с моим подходом. Например, тезис об интеграции в Этический кодекс университета форматов "кодекс профессиональной этики" и "кодекс корпоративной этики"», - говорит Н.Васильевене. Но ведь не уйти от во-

проса: на каких основаниях интегрировать в кодекс сразу две этики?

Вернемся к открывающей рубрику цитате. «Зачем искусственно разводить»? Именно затем, что известный конфликт двух этик существует на самом деле. Даже если учитывать пессимистический диагноз П.А. Сафронова: «Инициативы, подобные проекту НИИ ПЭ Тюменского нефтегазового университета остаются единичными примерами, только оттеняющими неприглядность общей картины. Говорить о "дуализме" корпоративной самоидентификации университета при такой картине не приходится. Отечественный университет ёще не стал в полном смысле этого слова ни профессиональной корпорацией, ни образовательным предприятием. Более того, колебание между этими двумя полюсами создаёт ситуацию опасной моральной неопределённости в поведении членов университетской среды».

И в модель кодекса, наряду с самостоятельными разделами, посвященными каждой из двух этик, включена рубрика «Конфликты профессиональной и организационной этик в университете».

Включена, учитывая наш прежний опыт. Не случайно наш партнер по проекту ТЭМК, Ю.В.Казаков, отмечает, что «"не заметив" корпорации-организации, ТЭМК как бы не заметила и реальной меры несвободы журналиста на рабочем месте, его зависимости и от менеджеров крупной медиакорпорации, особенно в сфере электронных СМИ, и от ее реального владельца, хозяина. Тот факт, что прочтение долженствования в наших медиа слишком часто задается, предписывается журналисту не "горизонтальным" кодексом (кодексом корпорации-ассоциации) и даже не редактором, а менеджером, представляющим интересы владельца, или же самим владельцем..., по ходу семинаров, конечно же, обсуждался. А вот в текст документа не попал - даже и назывным предложением. Независимо от того, почему так случилось, в конвенции-документе в

итоге оказалась не обозначенной территория серьезного, жесткого внутрикорпоративного (внутри "вертикальной" корпорации) конфликта, в котором безусловно зависимый от работодателя журналист сплошь и рядом имеет дело с единственной доступной ему свободой выбора: между рабочим местом (в редакции) - и местом на улице (на свалке, а не на рынке журналистского труда, даже и в городе средней величины практически отсутствующем)».

Даже эксперт, активно продвигающая идеи организационной этики - Н.Васильевене - говорит о необходимости преодоления этого конфликта. «Профессиональная и организационная этики в университете (как и вообще в хорошо - инновативно - управляемой организации) не должны конфликтовать. Когда организация берётся управлять ценностями (value management), ориентируется на экс-пектации общества, а значит на политику социальной ответственности (corporate social responsibility) и честное (integrity) выполнение своей Миссии в обществе, то традиционный дуализм профессиональной и организационной этик - долга перед профессией и долга перед работодателем - исчезает. Разумеется, не сам по себе, а при целенаправленной, научно обоснованной, институционали-зации профессиональной этики в организации». Но, опять, в качестве реплики: на каких основаниях интегрировать?

«Искусственно вмонтировать одно в другое»? Но, не принимая определенной позиции в вопросе о соотношении требований двух этик, вряд ли можно уйти от их конфликта.

«Работающий в организации обязан подчинить свою профессиональную ответственность корпоративной, так как его профессия служит достижению общей цели организации. Но в профессиональной среде, которая выступает референтной группой, его профессиональная ответственность за совершаемые действия превыше корпоративной ответственности. И если эти два вида ответственности приходят в противоречие друг с другом, перед человеком встает дилемма: уйти из организа-

ции или быть подвергнутым остракизму профессиональным сообществом», - говорит Л.А.Громова. Профилактику этой дилеммы она видит все же в корпоративном этическом кодексе, который «должен помочь гармонизировать интересы профессионала и организации». Но вот характерное продолжение суждения эксперта: «Если организация неэтична, такую организацию нужно оставить и пусть она вымрет сама - в ней не останется профессионалов», - говорит Л.А.Громова.

Реально ли ждать от профессионалов такого решения? Может быть, все же профилактировать неизбежность их ухода (исхода?) моральной поддержкой ценностей профессии в кодексе?!

В то же время наш вариант «одно в другое» как соединение в этическом кодексе университета двух «идеологий-форматов» университетских кодексов: «кодекса корпорации-профессии и кодекса корпорации-предприятия», при котором кодекс корпорации-предприятия должен был подчинен кодексу профессии, - вызвал настороженность у Р.Г.Апресяна. «Таким образом, получается, что корпоративность связывается с деловой активностью, в то время как преподавание (но не предоставление образовательных услуг) - с высокой профессией. Но даже такая, скорректированная "корпоративистская" спецификация академического кодекса и университета меня настораживает... Принимая во внимание семантическую неопределенность термина "корпорация" и к тому же юридическую неопределенность самого этого концепта, считаю предпочтительным исходить из реального официального статуса университета как образовательной организации (учреждения), в рамках которого легко актуализируются все те дополнительные ценностные смыслы, которые В.И.Бакштановский и Ю.В.Согомонов привносят с помощью идей "высокая профессия", "дух университета", "мировоззренческий выбор" и т.п.».

Разумеется, можно было и не торопиться, подождать, когда будет преодолена «семантическая неопределенность». Но как быть с реальной практикой кодифицирования, в которой, как мы показали ранее, беспрерывно рождаются корпоративные кодексы в духе кодексов бизнес-организаций? Или все же стоит профилактировать тенденцию отождествления университетов с бизнес-структурами? Наш ответ представлен в концептуальной модели.

3.8. О действенности кодекса

В 3.5 мы уже ответили на некоторые из суждений экспертов по поводу (не)действенности предложенной на экспертизу модели кодекса.

В целом в этом вопросе наша модель исходит из презумпции доверия нравственной свободе профессионала, неприемлемости страха перед непредсказуемостью его самоопределения к ценностям профессиональной этики. В избранном нами формате Кодекс предполагает противостояние любым намерениям патерналистски «опекать» свободное решение профессионала. При этом для такого формата кодекса присуще различение свободы и своеволия, кодекс ценит как свободу морального выбора профессионала, так и его готовность отвечать за (не)принятие определенных профессионально-нравственных ориентиров, за (не)способность следовать им в конкретных ситуациях.

Требования к действенности Кодекса определяется границами самообязательства профессионала. Эти требования не сосредоточены на внешнем контроле и санкциях, не допускают превращение этического по своей природе документа в репрессивный инструмент, в способ тотального контроля за поведением профессионала («корпоративный фашизм»). Кодекс предполагает бережность и деликатность даже при непрямом использовании декларируемых в документе норм в кадровых процедурах - аттестации и т.п.

Действенность Кодекса повышается стремлением преодолеть двойной риск: от ханжества завышенных требований

и, в то же время, от попустительства, оправдываемого ссылками на «плохие нравы» и на этом основании уценивающего должное. Планка моральной требовательности Кодекса по силам большинству университетских профессионалов уже сегодня.

Университет по своей природе - «постоянно обучающаяся» институция. Соответственно, Кодекс - предмет постоянного совершенствования и развития.

На следующем этапе Университету предстоит решить вопрос о создании этической инфраструктуры, поддерживающей действенность Кодекса. Этическое регулирование в этом случае обеспечивается с помощью достаточно известных «поддерживающих инструментов»: структур (например, этической комиссии), процедур (например, этического аудита); избрания/назначения особых должностных лиц (например, уполномоченный по профессиональной этике); распределения ответственности за решение этических проблем: между сотрудниками, руководителями и подразделениями (например, консультант по разработке и внедрению этических программ); разработки программ повышения этической культуры профессионалов, распространения информационных и дидактических материалов, проведения деловых игр, тренингов и семинаров и т.д.

Разумеется, речь идет о соответствии такого рода инфраструктуры формату Этического кодекса университета. В связи с постановкой вопроса о действенности кодекса, считаем перспективными следующие, весьма похожие, предложения двух участников экспертизы.

По мнению А.А.Гусейнова, «процесс формирования кодекса в чем-то более важен, чем сам кодекс. Он является прекрасным поводом и основанием для разговора на этические темы, обсуждения и осмысления вопроса о моральной атмосфере в университете.

Я себе могу представить ситуацию, когда выработка кодекса растягивается на годы. И, может быть, такая ситуация является даже предпочтительной. В одном я

убежден: нельзя ставить для этого каких-то жестких сроков и временных ограничений... Этический кодекс - не мероприятие, а знак определенного уровня, нравственно ответственного способа жизнедеятельности коллектива».

А.Ю.Согомонов полагает, что «этический кодекс может и должен полноценно жить. Не восприниматься законченным текстом, а постоянно переписываться и развиваться. Но главное - он должен не абстрактно обсуждаться, но ad hoc применяться... Его последующая история рано или поздно сделает "большой" кодекс (то есть первоначальный кодекс с прецедентным приложением) -

визитной карточкой "этического университета"».

***

Этап «внешней» экспертизы завершен. Первые ее уроки мы попытались представить в этом аналитическом обзоре. Другие уроки нам еще предстоит извлечь, и успех-неуспех такого рода работы проявится в процессе превращения концептуальной модели в собственно текст Этического кодекса.