CC BY
16
УДК 821.0 (821.512.151)
У. Н. Текенова
Тип «маленького человека» в алтайской литературе второй половины XX и начала XXI вв. (на примере произведений Д. Каинчина и Л. Кокышева)
ФГБОУ ВО «Горно-Алтайский государственный университет», г. Горно-Алтайск, Россия
Аннотация. В данной статье рассматривается тип «маленького человека» на материале произведений алтайских писателей Лазаря Кокышева (поэма «Туба») и Дибаша Каинчина (рассказы «Дочерь тайги черневой», «Изгородь» и «На перевале» в переводе автора). Дается личностная и нравственная характеристика персонажей с нового ракурса, что является отличием от предыдущих традиционных исследований ведущих алтайских литературоведов. Автор отмечает, что тема «маленького человека» в творчестве писателей оставила неизгладимый след. Наблюдается трансформация образа, изменение авторской позиции и способы его выражения (ирония, комизм, сострадание). Между тем, судьбы их героев слиты с народной судьбой. В исследованных произведениях прослеживается тенденция создания писателями своей типологии «маленького человека»: охотник, чабан, тракторист, старушка-пенсионерка (бывшая ткачиха). Их объединяет то, что они физически и морально слабые люди, вступившие на путь смирения и соглашательства.
Ключевые слова: алтайская литература, тип, образ, «маленький человек», Каинчин, Кокышев, раб, нравственность.
DOI 10.25587/n8596-3096-2734-j
U. N. Tekenova
Type of "little man" in Altai literature of the second half of XX
and the beginning of the XXI centuries (on the example of the works by D. Kainchin and L. Kokyshev)
Federal state budgetary institution of higher education "Gorno-Altaisk State University",
Gorno-Altaisk, Russia
Abstract. The type of "little man" based on the works of Altai writers Lazar Kokyshev (the poem "Tuba") and DibashKainchin (the stories "Daughter of the Black Taiga", "Fence" and "On the Pass" translated by the author) is discussed in this article. The personal and
ТЕКЕНОВА Ульяна Николаевна - к. филол. н., доцент кафедры алтайской филологии и востоковедения факультета алтаистики и тюркологии ФГБОУ ВО «Горно-Алтайский государственный университет», с. н. с. БНУ Республики Алтай «НИИ алтаистики им. С.С. Суразакова».
Email: tekenovau@mail.ru
TEKENOVA Ulyana Nicolaevna - Candidate of Philology Sciences, Associate Professor of the Department of Altai Philology and Oriental studies of the faculty of altaistics and Turkology Federal state budgetary institution of higher education " Gorno-Altaisk State University", Budgetary scientific institution of the Republic of Altai "Research Institute of altaistics named after S. S. Surazakov".
moral characterization of characters from a new perspective is given here which is the difference from previous traditional studies by leading Altai literary scholars. The author notes that the theme of the "little man" in the writers' work left an indelible mark. There is a transformation of the image, a change in the author's position and ways of expressing it (irony, comic, compassion). Meanwhile, the fate of their heroes merged with the fate of the people. The studied works show a tendency for writers to create their own typology of "little man": a hunter, a shepherd, a tractor driver, an old retired woman (a former weaver). They are united by the fact that they are physically and morally weak people who have embarked on the path of humility and compromise.
Keywords: Altai literature, type, image, "little man", Kainchin, Kokyshev, slave, morality.
Введение
Как известно, «маленький человек» как тип («персонаж особого рода») впервые появился в русской литературе в XIX в. в произведениях А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, А. П. Чехова и др.
В XX в. в связи с изменениями в политической жизни России, в период великих преобразований, в художественном мире писателей тема «маленького человека» обретает новые черты и звучание. Другими словами, и в настоящее время актуально, что большой мир, в котором живут большие люди, существует параллельно с маленьким миром с маленькими людьми. Это ярко отразилось и в алтайской литературе. В художественном пространстве произведений все мысли, поступки «маленького человека» зависят от «смены точки зрения героя или героя-рассказчика». Благодаря этому «преодолевается замкнутость или ограниченность сознания и восстанавливается общечеловеческая полная и бесконечная субъективность (либо посредством смеха, как в анекдоте; либо «примерным» актом этического выбора, как в притче; либо «сатирическим» возвышением над обеими точками зрения, как в басне) [1, с. 304].
Обратимся к алтайской литературе второй половины XX в. В поэме «Туба» (1958, 1974) и рассказах «Дочерь тайги черневой» (1990), «На перевале» (1990) и «Изгородь» (1993) Л. Кокышева внимание Д. Каинчина привлекают личностные особенности «маленьких людей» и причины их неблагополучия. Все они выходцы из села, в социуме занимают низкое подчинительное положение, на их проблемы никто не обращает внимания, их не ценят, но герои самостоятельно осознают свое место в жизни. Здесь следует обратить внимание на то, что «Методологически обоснованный подход к проблеме видится в опоре на установление сюжетных функций героя в различных эпических жанрах: эти функции должны быть связаны с природой (и спецификой) основной эпической ситуации» [1, с. 304].
Впервые такой литературный тип в алтайской литературе появился в поэме «Туба» (1958, 1974) Л. Кокышева. Туба - герой одноименной поэмы, представляет собой человека, мало заботящегося о себе и о своей семье, который не удручен сложностями мироздания. Известный алтайский литературовед В. И. Чичинов справедливо отмечал: «В нем воплощен совершенно новый национальный характер в его нетрадиционном звучании, когда надежда растворяется в сатирическом смехе, в революционных проявлениях, носящих общечеловеческий характер» [2, с. 13]. Весь смысл жизни Туба заключается в борьбе за выживание, в защите от реальности, от внешнего мира только одному ему присущими методами и приемами. Поэт раскрывает его образ, используя
такой излюбленный прием, как «юмористическая стилизация в духе народного творчества, служащая средством создания комического эффекта» [2, с. 13]. Немаловажным является и портрет героя, который является индивиду ально-авторским отношением к своему герою. Из разных метафор и эпитетов автор воссоздал эмоционально воздействующий портрет «маленького человека»: старая стоптанная обувь, шапка из лисьих лапок на затылке, одежда из кожи, стоит подбоченившись и бойко торгует на базаре. Автор не дает описания черт лица Туба, отсутствует фамилия, но подчеркивается принадлежность к определенному алтайскому соок/ роду - «кузен» [3, с. 369]. Это очень живой, подвижный, мечущийся персонаж с кратковременным бунтарским порывом, остро чувствующий несправедливость существующего порядка вещей.
Деньги не были целью Туба, но попытка взять их в долг и потом вернуть обернулась провалом. Это история частного лица, его переживаний, отягощенная множеством личных обстоятельств. Туба занимался промысловой деятельностью (охота, сбор орехов), но собранные кедровые шишки пришлось продавать на базаре по низкой цене. Вырученных денег не хватило на детей и семью и даже на возврат долгов баю, купцу, шаману, зайсану. Из-за безвыходной ситуации герой бросает вызов судьбе: отчаявшись, он заходит в «пивную», где сразу же находит «друзей». От выпитой кружки пива, веселья у него закружилась голова, и он бросает вызов судьбе:
Автор включает народную поговорку «Кижи - алтын, акча - чаазын» («Человек - золото, деньги - бумага»), тем самым подчеркивая, что человеческие отношения дороже золота, а деньги в поэме не являются главной движущей силой. На короткое время Туба «превращается» в «бая», «купца», «зайсана», чувствует себя «кааном» («ханом»): «Мында кажызы ла каан» («Здесь каждый хан») [3, с. 314]. После такой вечеринки простодушный весельчак Туба попадает в долговую тюрьму, где его уже все устраивало: в тепле, ничего не надо делать, одевают-обувают, кормят, выводят на прогулку и прочее. У него даже появляется какое-то «самоуважение» к своей личности. Отсидев в тюрьме 8 месяцев, Туба выходит на свободу и оказывается в обществе, где сменилась власть (Временное Правительство и большевики). Его разум не готов к принятию новой жизни. Опять оказавшись в пивной, устраивает драку с приставом, затем убегает через горы домой. Далее продолжаются конфликты из-за неоплаченных долгов с зайсаном, шаманом, но весельчак и балагур Туба выделяется оптимистичным взглядом на жизнь. Он решает принять крещение, сообщает об этом жене и убеждает ее о правильности своего решения. Нравственно переступивший однажды, Туба уже не может остановиться. Он ни в чем себя не винит, свои неблаговидные поступки пытается оправдать, при этом не хочет возвращать долги. Л. Кокышев в своем герое изображает протест «маленького человека», доведенного до предела бедностью и нищетой, показав влияние социальных потрясений на жизнь и психологию «маленьких людей». Бедность подавила личность Туба, но на уровне своих
Кей Тубанык ке]ири Кенейте изип, кычыды. Койнындагы баштыгын Кодорып, столго таштады: - Кижи - алтын, акча -чаазын, Эй,
Jоктуга ]ол беригер! Алдамыш Туба акчазын Кысканбай]ат - ичигер!
Глотка ветреного Туба Вдруг согрелась, зачесалась. Мешочек из-за пазухи Достает, кидает на стол - Человек - золото, деньги -бумага, Эй,
Дайте дорогу бедняку! Легкомысленный Туба деньги Не жалеет - пейте! [3, с. 313; пер. У. Т.]
нравственных понятий и принципов он все же пытается защитить свое человеческое достоинство. Но даже смена своей традиционной веры на православную, смена данного богом от рождения имя Туба на имя Амвросий и т. д. не дают ему ожидаемого благополучия, и он возвращается домой. На Алтай приходит Советская власть, начинается гражданская война, и Туба попадает к белым, затем окончательно переходит к красным. Лишается семьи (детей и жену расстреляли белые). Корень зла этого персонажа заключается в его внутренней слабости и несовершенстве. Комизм образа Тубы тесно связан с психологическим подтекстом, а смех окрашивается нотами грусти. Кокышевскую мысль о «маленьком человеке» долгое время не могли понять читатели и литературоведы советской эпохи, считая Туба жертвой самодержавия и неблагоприятной социальной среды.
Какие же нравственные характеристики присущи героям рассказов «Дочерь тайги черневой», «На перевале» и «Изгородь» Д. Каинчина? Нельзя сказать, что это люди непорядочные, злые или безнравственные, но это герои, уставшие от инструкций, приказов и бюрократических проволочек и выбравшие путь смирения и соглашательства. Им присущи такие черты характера как порядочность, честность, любовь к родине, забота о судьбах близких и государства. Для Д. Каинчина важно социальное переосмысление жизни «маленьких людей». Рассмотрим каждого героя отдельно.
Моронот - «Смородинка» («Дочерь тайги черневой») из дальней деревни в поисках счастья приезжает в город. Д. Каинчин мастерски углубляется в исследование души «маленькой» женщины через прием ретроспекции. Из-за войны ей не удается закончить педтехникум, и она встает к ткацкому станку, с надеждой после войны продолжить учебу. Однако судьба юной девушки сложилась совсем по-другому. «Простояла» она у станка сорок лет, стала матерью-одиночкой, утратила свежесть сил: «Так и увяла, прошла ее молодость в грохоте станков, загнанная в клетку, в вонь, в удушье, среди железа, камня, не выходя на поляны-ковры, не восходя на перевалы, вершины гор, так и не обдутая освящающими ветрами, не охлажденная прохладою чистых вод. Кто позарится на Моронот: бедная, серенькая, ни лица, ни стати. И живет-то она в «общаге», в «коммуналке», в общей комнате, в углу, в сыром подвале многоэтажного дома. К тому же ребеночек у ней незаконнорожденный - доченька-суразеночка...» [4, с. 167].
Но был период, когда она достигла определенного положения в коллективе ткацкой фабрики, в городе и не была такой как сейчас: «Не шла, а плыла, летала. Работа разная так и горела у нее в руках. <...> Целый век не слезала с городской Доски почета. Значков, медалей, грамот - целый сундук. Было время и в депутатах походила, по разным барнаулам, москвам поездила, позаседала в президиумах разных» [4, с. 168].
В рассказе автор наблюдается разрастание амбиций «маленького человека», который пытается выбиться в «большие»: Моронот отказалась от ключа заслуженной однокомнатной квартиры с надеждой получить «двушку». Но не смогла Моронот выбиться в «большие люди», «смирилась». «Маленький человек» Д. Каинчина полностью осознает свою ненужность, бесполезность для общества в целом, так и для близких и знакомых ей людей (Маркелу, дочери Нине). Но «умеет тетушка Моронот постоять за себя. Иначе давно бы ее склевали в этой «городской» жизни» [4, с. 160]. Успела старушка купить «избушечку-насыпушечку» «об одно окошечко»: «... Хотя она и скособоченная, и трухлявая, но своя, собственная. Всю жизнь выкраивала по «трешке», по «пятерочке». В целом городе не нашлось избушки дешевле, потому и купила ее. Сейчас - она хозяйка. Человек!.. Собственное подворье: изгородь, огород, земля. Словом, будто государство» [4, с. 168]. Кульминация произведения происходит в эпизоде, где местом действия писатель выбрал «цементное крыльцо» продуктового магазина. В жаркий и душный летний денек ослабевшая старушка падает в обморок: «. Тут ей вдруг сделалось плохо. Соскочило с места серчишко, затрепыхалось, будто сжало его обручем.
Закружилась голова, замельтешило в глазах, закачалась узкая улочка, и, страшнее всего, показалось, что будто гора Тугая наклонилась и вот-вот обрушится на нее» [4, с. 157]. Но она еще не лишилась способности к мысленному рассуждению и самоанализу своих поступков. Моронот, придя в себя, думала о корнях случившейся с ней беды, почему она оказалась здесь, вспомнила нелепый случай в автобусе и «пустой» разговор с милиционером сжалиться над ней. Из-за трехлитровой банки с брагой она была оштрафована на 300 рублей: «Считай, полетела псу под хвост полугодовая пенсия!» [4, с. 164]. Милиционер в рассказе представлен как человек, не поддающийся чужому влиянию и обладающий своим стереотипом мышления. Социальная тема в рассказе звучит очень сильно. Заметим, что Мороноти в физическом развитии тоже обделена природой: «...Ноги у ней тонкие, как у синицы, и вся она худенькая, будто пташечка...» [4, с. 157]. Писатель ставит судьбу Моронот в зависимость от материальной стороны вопроса, но считает, что «маленький человек» не заслуживает подобного обращения. Он с пониманием изображает проблемы и беды Моронот с бытовыми неурядицами, попытками заявить о себе, о своей индивидуальности и социальной значимости. К старости она незаметно стала опускаться, пенсии не хватало, старушка собирала пустые бутылки, сдавала их и таким образом выживала: «А как бы ни было - надо жить. Раз живется - надо жить. Чуть полегчает, выходить на свою обычную работу-охоту -самое время собирать бутылки или как там?... «пострелять бельчишек». <...> Главное, не стыдиться, и не думать. Не стыдиться и не думать. Не она виновата. Разве не работала?.. Забыть про стыд. Забыть, кто она. Иначе нельзя.» [4, с. 172].
Герой рассказа «Изгородь» Д. Каинчина Каалга не отличается ни страстями, ни грехами (выпивал, но редко, на собраниях больше молчал, «никому зла не делал», но и что «хорошего» сделал тоже не слышно), но он выделяется тем, что выбрал путь соглашательства с существующим порядком вещей: «А куда денешься-то. Нет другой работы, нет другой жизни. Больше некуда. Придется тянуть. Вот вернется из армии средний сын Айабас. Может с ним легче будет. Его надо натаскать у отары. Нет другого способа выжить: овца - животное благодарное, прибыльное. И пища тебе, и одежда, и, конечно же, утверждение в жизни. Каалга - чабан, отец - чабан, дед - чабан. Все предки, наверное, были пастухами. Да что другое делать то было им. Что в этом плохого-то: говорят, кто за скотом ходит, у него сердце человеческое» [5, с. 6]. Каалга при любых обстоятельствах остается спокойным, уравновешенным, не возмущающимся несправедливостью или не выражающим чрезмерной радости и ликования. Он прекрасно осознает всю сложившуюся ситуацию, приведшую его к личной трагедии, но не может изменить положение вещей. Внешний портрет героя дополняет и внутреннее спокойствие, проливая свет на сущность самого Каалга: «Про таких, как Каалга, говорят, обычно, так: «глазам он неприметен, в памяти он не задерживается». Увидишь сегодня, завтра позабудешь. Весь какой-то обычный, обтекаемый. Вот идет он: роста невысокого, но и не низкого. На лицо чернявый, а присмотришься - рыжеватый. Не скажешь, что полный, а на тощего тоже не похож. Словом, как все. Не богат, но и не беден. Дом у него крестовый в деревне, он у него небольшой, но и не маленький, и не новый, но и не старый. И детей у него пятеро, что не много, но и не мало» [5, с. 8].
В характере чабана незаметна черта раболепства, хотя автор наградил его именем Кулов Каалга. Кул - переводится с алтайского языка как раб, Каалга - калитка. Но он - раб своей работы, из-за которой загубил свою жизнь («не жил, а существовал, был вправду кулом - рабом»): «Ни тепло от него, ни холодно, все равно, то ли есть он, то ли нет его, жив он или умер. Говорят, у зверя - шкура, у человека - характер. А вот у Каалга ни шкуры, ни характера. А если хорошо подумать, то возможно, что Каалга этим и отличается, и заметен в жизни» [5, с. 9]. Скотину он бережет больше самого себя. Каалга и не стремится найти виновных в своей болезни, но в предсмертные часы отчетливо понимает всю создавшуюся ситуацию. Автор раскрывает это через
галлюцинации и видения умирающего человека. Он «лежит голый на виду у всех на снегу и по привычке высматривает калитку-проход между столами и не находит» (замкнутый круг) [5, с. 22]. Единственное, что его смущало: «Столько народу -удивлялся он, но никому не приходит на ум помочь мне. Да хотя бы кто укрыл, а то неудобно как-то...» [5, с. 20]. Каалга окружила толпа виноватых, ответственных за все его неудачи «начальников в галстуках» разного ранга, которые «От него питались все и люди, и животные, одевались, это он был коновязью, это вокруг него вращались. И это все требовало непомерного расхода его сил и энергии, нервов и дорогих дней его жизни» [5, с. 23]. Огромной художественной убедительностью звучит внутренний монолог умирающего «маленького человека». Он оказался бессилен перед лицом бездушной бюрократической машины и, в конце концов, уходит из мира сего так же незаметно, как и жил: «Устал Каалга их слышать, все перемешалось. Только с усилием прислушался к голосу того, председательствующего.
- ... пришел к такому оргвыводу: калитку не закрывать, и Кулова Каалга не спасать. В настоящий момент, когда процесс пошел, не стоит делать этого. <...> Если его оставим жить, то будет получать нам в убыток пенсию, то есть нипочем зря есть наш с вами хлеб» [5, с. 22].
Говорящие имена - одна из особенностей творчества Д. Каинчина, подчеркивающая характеры персонажей, их жизненные позиции, социальное положение в обществе. Герой рассказа «На перевале» наделен именем Таркраш, что в переводе ничего не обозначает, т. к. дается только звукоподражание реву мотора трактора. Этот «маленький человек» пытается выйти «в люди» и видит это в материальном благе (деньги, большой дом, хозяйство, машина, дети), так компенсируя свои физические недостатки. Собственное «величие» этот данный герой видит только в единстве с трактором: «С тобой я - человек, с тобой я - мужчина, без тебя ...», «Никто не знает, кем бы он был без трактора. Ведь его из-за его маленького роста и не взяли в армию. Вот, обычно, ходит позади отары валух-замухрышка, сколь ни корми его, не ухаживай, не справится, не спрямится. При виде Таркраша и вспомнится тот паршивых валух. А вот сядет Таркраш за трактор - он богатырь. И Алып-Манаш, и Алтай-Буучай (богатыри-герои одноименных алтайских героических сказаний) - оба вместе! Он гору своротит, расплющит, превратит в поле, только плати ему: солярки, запчастей не пожалей» [6, с. 85].
Для Таркраша трактор был не только кормильцем его семьи, но и его страстью. Самые счастливые моменты в жизни - это воспоминание о матери и момент обладания новой техникой. Он любил свою работу и также с любовью относился к трактору: «. Таркраш до сути, назначения каждой детали, вплоть до какой-нибудь шайбочки, своим разумом докумекивал, собственноручно ее оглаживая, ощупывая» [6, с. 84]. Один из недостатков у этого персонажа, это образование («грамотешки мало, если говорить правду, то совсем голо»). Он так доволен своей работой, потому что ничего больше он не умеет.
Если отсутствует внутреннее развитие героя, как известно, оно подменяется видимостью внешнего движения. Карьерный рост Таркраша ограничивается получением нового трактора, о котором он мечтал, заслужил своим потом, и на котором мечтает заработать еще больше. хотя тракторист иногда и грешит против своей совести, беря за свою работу частникам и «бутылочкой». Его незначительное общественное положение не оправдывает его личностных и человеческих недостатков. характерная черта каинчинского персонажа - это стремление уйти от ответственности, найти виноватого, сделать ответственным за свои неудачи других: руководство колхоза, начальников, как типичное поведение «маленького человека». В ирреальном мире на обвинения Священной Лиственницы о погубленных и уничтоженных лесах, тайге и заброшенных полях он оправдывается: « - Это не я. Это начальство. Они решали.
- А ты почему слушался их?! - вся задрожала Священная Лиственница, заскрипела.
- Работа у меня такая, - стал оправдываться Таркраш. - Я детей своих хочу кормить. Самому надо чем-то кормиться. Дерево мне нужно. Дрова. Чтоб себе дом построить, обогреться.» [6, с. 91]. Не своим умом он стремится жить: «Откуда я знаю. Пусть начальство решает. Пусть у него болит голова. Да сколько леса я расходую-то. Вот знала бы, сколько лесы вывозит лесхоз в степь? Лесовозы целыми колоннами идут. Вот где беда» или «- Это все начальство. Какие у меня права. Маленький я человек. Мне лишь бы живот мой был полон. А там. Другое не мое дело» [6, с. 92]. В данном эпизоде наблюдается отсутствие личностной ответственности и желание переложить принятие решения на других. Такова позиция «слабого» и привычка обвинять других. Д. Каинчин добавляет к характеристике «маленького человека» мотив рабского подчинения власти и начальству. Именно подчинения. Всю жизнь выполнявший распоряжения руководства колхоза, он весь сжался перед обвинениями Священной Лиственницы, и в конце оказывается во власти самого трактора: «.Стало ясно, Таркраш бессилен! Не он хозяин!» [6, с. 94]. Таркраш вызывает жалость и искреннее сочувствие. Он тоже стал рабом своей работы и трактора. Даже при обращении к Священной Лиственнице с благопожеланиями он ни на миг не забывает о новом тракторе, что у него даже на какой-то миг появляется пугающая мысль: «. Столько работы он на ней сделает. Все ему нипочем. Да если надо будет и даже эту. лиственницу Священную. запросто сможет.не устоит она.» [6, с. 89]. Благословляя Священную Лиственницу и Алтай на перевале, в этот же момент Таркраш готов благословить и свой трактор: «Вот была бы бутылочка. Благословил бы тебя в этом священном месте на долгую жизнь. На большую работу» [6, с. 85]. «Превращение» трактора в ирреальном мире в «железное чудовище» с «клыками-разрыхлителями», «трясущийся», «плюющийся», как будто «само зло, сам шайтан сидит в его чреве» становится как привидение и пугает тракториста. Таркраш уже не может оказать сопротивление бездушной груде железа и оказывается в его подчинении.
У каждого человека свой путь, и у Таркраша тоже свой: «.Едущий да одолеет путь. И едешь все больше задним ходом, потому что так чуть побыстрее, чем на самой высокой передней. Вот и пятишься задом вперед, голова у тебя повернута назад, и все у тебя повернуто назад: и мысли, и поступки, весь мир на 180 градусов.» [6, с. 82]. И этот долгий путь от Бийска до родного села Корболу оказывается для героя дорогой истины. В пути через его воспоминания и поступки раскрывается: готов он к принятию решения или нет, готов он нести ответственность за свои поступки и его последствия или будет искать себе оправдание? Таркраш является представителем «маленьких людей», он пытается избежать ответственности и ищет себе оправдание.
Таким образом, исследованные герои Д. Каинчина динамичны, их внутренний мир передается с помощью внешних маркеров (речь, действия, реакции на внешние возбудители). Язык героев прост и максимально приближен к разговорному. Моронот, Каалга и Таркраш Д. Каинчина, также как и Туба Л. Кокышева находились в одной из самых низших ступеней социальной иерархии общества своего времени, и место их в социуме фактически незаметно и незначительно.
Д. Каинчин тоже охарактеризовал своих героев как малозаметных и незначительных людей. Кругозор их духовной жизни тоже беден и узок, а человеческие интересы ограничены и сужены. В жизни одной отведена роль пенсионерки-старушки, другому -чабана (дед чабан, он чабан и сын будет чабаном), а третий не мыслит себя без трактора. Только с ним он «мужчина», «человек». Нужно отметить, что тема «маленького человека» в прозе Д. Каинчина является превалирующей. Каинчинские «маленькие люди» это типы не только социальные, сколько нравственные. И они есть всегда, в любое время, независимо от политического режима.
Л и т е р а т у р а
1. Тамарченко Н. Д., Тюпа В. И., Бройтман С. Н. Теория художественного дискурса. Теоретическая поэтика // Теория литературы в 2-х томах. - М.: Академия, 2004. - С. 303-305.
2. Чичинов В. И. Мир уцелел, потому что смеялся // Улыбка поэта. - Горно-Алтайск, 1993. - С.10-17.
3. Кокышев Л. В. Туба // Мен слердисуугем (Избранное). - Горно-Алтайск, 1983.
- С. 305-376.
4. Каинчин Д. Б. Дочерь тайги черневой // Живу и верую. - Горно-Алтайск, 2008.
- С. 157-172.
5. Каинчин Д. Б. Изгородь // Дома я, дома. - Горно-Алтайск, 2010. - С. 3-27.
6. Каинчин Д. Б. На перевале // Дома я, дома... - Горно-Алтайск, 2010. - С. 81-94.
7. Поэтика. Словарь актуальных терминов и понятий. - М.: Издательство Кулагиной; Intrada, 2008. - С. 263-264.
R e f e r en c e s
1. Tamarchenko N. D., Tyupa V. I., Brojtman S. N. Teoriya hudozhestvennogo diskursa. Teoreticheskaya poetika // Teoriya literatury v 2-h tomah. - M.: Akademiya, 2004. - S. 303-305.
2. Chichinov V. I. Mir ucelel, potomu chto smeyalsya // Ulybka poeta. - Gorno-Altajsk, 1993.
- S.10-17.
3. Kokyshev L. V. Tuba // Men slerdisyygem (Izbrannoe). - Gorno-Altajsk, 1983. - S. 305-376.
4. Kainchin D. B. Docher' tajgi chernevoj // Zhivu i veruyu. - Gorno-Altajsk, 2008.
- S. 157-172.
5. Kainchin D. B. Izgorod' // Doma ya, doma. - Gorno-Altajsk, 2010. - S. 3-27.
6. Kainchin D. B. Na perevale // Doma ya, doma... - Gorno-Altajsk, 2010. - S. 81-94.
7. Poetika. Slovar' aktual'nyh terminov i ponyatij. - M.: Izdatel'stvo Kulaginoj; Intrada, 2008.
- 263-264.
