CC BY
67
ТЕРРОРИСТИЧЕСКАЯ ПРАКТИКА УЛЬТРАРАДИКАЛЬНОЙ САЛАФИЙИ В РЕСПУБЛИКЕ ДАГЕСТАН (На примере джамаатов «Дженнет» и «Шариат»)
Ханжан КУРБАНОВ
сотрудник Дагестанского научного центра Российской академии наук (Махачкала, Россия)
Вскоре после 1999 года специфика действий чеченских отрядов полевых командиров трансформировалась из лобовых боестолкновений с федеральными войсками в сравнительно кратковременные и внезапные тыловые диверсионно-террорис-
тические вылазки. В условиях тотального присутствия силовых структур РФ, полного (или почти полного) их контроля над территорией Чечни, в этой республике активизировались террористические «силы сопротивления», которые, по нашему мнению, следует именовать «боевиками», «членами незаконных вооруженных формирований» или просто «террористами». При этом понятие «терроризм» понимается неинституа-лизированным сопротивлением, когда силы и средства одной из сторон не позволяют достаточно легитимизироваться и противостоять противнику в форме фронтальных атак.
Однако не только отдельные силы на Западе, но и некоторые мусульманские мыслители склонны квалифицировать чеченских сепаратистов «повстанцами», «воинами джихада», «участниками сопротивления» и т.д. Например, известный на арабском Востоке муджтахид Юсуф аль-Карадави отмечает наличие нескольких видов или типов терроризма. Первый из них — терроризм гражданский, социальный, когда преступные вооруженные группировки, подстерегающие людей на дорогах и угрожающие их безопасности, используя имеющиеся у них оружие и силы, сеют страх в обществе. По отношению к ним Коран предусматривает самое суровое наказание: «И воздаяние для тех, кто против Аллаха и Посланника Его воюет», — их действия расцениваются как война против Аллаха и Его Посланника, — «усердствуя на земле посеять нечестие, — за это предание их смерти, или распятие их на кресте, или отсечение накрест рук и ног, или изгнание из страны. Сие — бесчестие для них в ближайшей жизни, а в будущей для них великое наказание» (5:33)'. Второй вид терроризма, по его мнению, — колониальный, представленный минимум двумя вариантами. Первый нацелен на совместное правление и разделение страны с коренными жителями (например, французский колониализм в отношении Алжира). Ко второму варианту, как полагает Юсуф аль-Карадави, относится колониализм, направленный на уничтожение или ассимиляцию покоренных народов и захват их земель. Здесь яркий пример — Америка, где конквистадоры, а затем и английские войска вели геноцидную политику, уничтожая коренные индейские народы и загоняя их в резервации. Далее автор отмечает: «Терроризм — это использование тобой силы и насилия против невинных, против тех, между которыми и тобой не существует никаких проблем, с целью устрашения других. Это определение терроризма»2.
Что касается Дагестана, то на его территории террористические подпольные группировки начали заявлять о себе в 2000 году. Действовавшие в рамках террористических «джамаатов», они воспринимали своих противников не иначе, как представителями «колониального терроризма», способствующего ассимиляции, подрыву культуры и традиций народов региона. Тем более что авторитетный в определенных кругах Ю. аль-Кара-дави заявил о существовании такого вида терроризма, то есть фактически героизировал отвратительную сущность весьма опасного социально-политического явления.
В 2002 году достаточно громко заявила о себе террористическая организация «Дженнет», которую возглавил Раппани Халилов, друг и соратник известного террориста Шамиля Басаева. «Специфика» ее деятельности — посягательства на жизнь сотрудников правоохранительных структур: обстрелы экипажей патрульно-постовой службы (ППС), представителей ОМОН, покушения на отдельных сотрудников милиции, ФСБ, прокуратуры, в 2002—2005 годах ставшие обыденными в общественно-политической жизни нашей республики.
Наряду с «ветеранами» боевых действий и диверсий, выступавшими на стороне незаконных вооруженных формирований (НВФ), в террористическое подполье вливались и некоторые молодые люди, прошедшие через салафитские джамааты городов и районов
1 Террор и насилие // Новое дело, 12 декабря 2002, № 50.
2 Там же.
Дагестана. Однако, как в беседах с автором этих строк отмечал следователь прокуратуры Республики Дагестан Варис Варисов, большинство членов террористических групп (джа-мааты «Шариат» и «Дженнет») — граждане, ранее осужденные за грабеж, кражи и другие тяжкие преступления. Тем не менее их криминальное прошлое не мешает этим «партизанским» отрядам эксплуатировать исламские призывы и лозунги, апеллировать к кораническим аятам, высказываниям пророка, в том числе в заявлениях, которые следуют за совершенными ими террористическими вылазками и, как правило, размещаются на интернет-сайте чеченских сепаратистов Кавказ-Центр [www.kavkazcenter.com].
Согласно данным МВД республики, группировка джамаата «Шариат» взяла на вооружение террористические методы борьбы с существующей политической системой, пытаясь для начала уничтожить ее охранно-силовое кольцо — милицию и представителей спецслужб. В частности, в 2002—2005 годах она совершила серию «громких» преступлений. А конечная ее цель — свержение существующего политического строя и установление исламского теократического государства, основанного на шариате.
Регулярные покушения на представителей МВД республики, прежде всего на сотрудников Управления по борьбе с экстремизмом и уголовным терроризмом (УБЭиУТ), начались с убийства начальника управления полковника Ахбердилава Акилова (сентябрь 2002 г.). Это преступление следует считать не просто единичной акцией, направленной на высокопоставленного милицейского чина, а первым звеном в череде кровавых расправ с сотрудниками МВД, участвующими в «репрессиях» и «гонениях» против «ваххабитов». Исполнители таких актов — боевики того же террористического джама-ата «Шариат», возглавляемого Расулом Макашариповым (проводником и личным переводчиком Ш. Басаева на аварский язык в период вторжения в августе 1999 г. банд из Чечни на территорию Дагестана), и джамаата «Дженнет», руководимого Раппани Халиловым.
В 2003 году кровавый список их вылазок дополнили новые преступления. В августе был убит сотрудник УБЭиУТ майор Тагир Абдуллаев, а сотрудника этого же управления Салиха Шамхалова и его жену расстреляли в автомобиле. На склонах горы Тарки-Тау, в окрестностях Махачкалы, 6 сентября произошло боестолкновение с боевиками, в ходе которого погибли четыре милиционера. Во время оперативных мероприятий в лесистой местности представители правоохранительных органов обнаружили стоянку боевиков, так называемую «хижину», со следами их долгого пребывания. Представители МВД говорили о ней как о месте подготовки убийств милиционеров. В октябре в Хасавюрте погибли Заур Бекболатов, прикомандированный к УБЭиУТ, и четыре милиционера. В ноябре было совершено покушение на жизнь начальника УБЭиУТ Магомеда Магомедова. Однако мина, заложенная на обочине дороги, была подмочена начавшимся дождем и не взорвалась.
Следует сказать и о социальном составе участников террористических джамаатов. Первоначально это были люди, слабо сведущие в тонкостях мусульманства, но испытавшие на себе все формы давления силовых структур. Однако во второй половине 2005 года в экстремистском подполье появились отдельные представители мусульманской интеллигенции. Например, Ясин (Махач) Расулов начинал свою активную деятельность как журналист, публицист и переводчик, был аспирантом кафедры религиоведения Дагестанского государственного университета, членом президиума Союза мусульманских журналистов Российской Федерации. Однако, не сумев интегрироваться в систему новых общественно-гражданских отношений, он неожиданно для друзей и знакомых пошел по диверсионно-вооруженному пути. Во всяком случае, СМИ сообщали о нем как об активном участнике группировки террористического подполья джамаата «Шариат»3.
3 [www.kavkaz-memo.ru], 12 сентября 2005.
Безусловно, на Я. Расулова большое влияние оказали ультрарадикальные идеи сала-фитов, согласно которым джихад — начало и завершение борьбы с «системой Куфра» и ее «пособниками» из числа «лицемеров» (мунафиков). 24 октября 2005 года Я. Расулова и его единомышленников Мурада Лахиялова и Гаджимагомеда Исмаилова обнаружили в одной из квартир дома на проспекте Насрутдинова в Махачкале. Бой с ними продолжался около девяти часов, двое омоновцев были ранены, но в результате мощной атаки дагестанской милиции и прикомандированных специальных сил этих террористов уничтожили. Отметим, что Г. Исмаилов стал амиром джамаата «Шариат», а М. Лахиялов — его «правой рукой», после того как был уничтожен Расул Макашарипов (6 июля 2005 г. в доме на ул. М. Гаджиева в Махачкале). По данным МВД республики, они были в числе организаторов поджога здания прокуратуры Ленинского района Махачкалы, убийства известного дагестанского политолога М.-З. Варисова и министра З.С. Арухова, а также подрывов экипажей милиции. А непосредственно в убийстве З.С. Арухова обвинили (посмертно) М. Лахиялова.
9 октября 2005 года в Махачкале (на ул. Первомайской) завязался бой между боевиками джамаата «Шариат» и силами дагестанской милиции. Он продолжался несколько часов, террористы оказали ожесточенное сопротивление, два бойца спецназа погибли, и два получили ранения. Затем к этому дому подогнали БТР и под прикрытием крупнокалиберных пулеметов боевиков забросали гранатами. В результате были убиты четыре члена этой тергруппы. Отметим, что в 2002 году один из них, Абузагир Мантаев, защитил диссертацию и получил степень кандидата политических наук. Кстати, тема его диссертации — «Ваххабизм и политическая ситуация в Дагестане». Некоторое время он работал в Духовном управлении мусульман европейской части России (ДУМЕР, муфтий — Р. Гай-нутдин), затем переехал в Махачкалу, где в начале — середине 2005 года вступил в джама-ат «Шариат».
Участие представителей мусульманской интеллигенции, в том числе молодых людей с высшим и даже послевузовским образованием, в террористической деятельности свидетельствует об определенном кризисе дагестанского общества. Например, часть молодежи позиционирует себя как Ахл аль-Сунна ва аль-Джамаа4, то есть салафитами, независимыми мусульманами, желающими участвовать в процессах исламизации и развития «религии Аллаха». В связи с этим их «выдавливают» из занимаемых ими социальных ниш, и они либо покидают регион, либо отдаляются от активного общественно-политического ислама, либо, наоборот, радикализируются настолько, что создают потенциальную «группу риска», пополняющую ряды диверсионных и террористических группировок. Именно так они противопоставляют себя государству, обвиняя его, а заодно его институты и официальное духовенство в своих бедах.
Определенным числом реальных и потенциальных «воинов ислама» располагают и тарикатские (суфийские) исламские структуры (т.н. «традиционалисты»). По заверениям самих боевиков (в частности, Докку Умарова5), тарикатисты воюют на стороне чеченских «повстанцев», насаждая ту же идеологию, ту же сакральную историю и теорию ислама, что и их «ваххабитски» настроенные собратья. И в данном контексте следует отметить, что не только салафизм может быть экстремальным в достижении религиозно-политических целей. Это свидетельствует о том, что нельзя допускать трансформации ислама в учение крайней нетерпимости, ксенофобии и агрессии. Недостаточно видеть в религиозно-политическом экстремизме (как базовом понятии на пути к диверсиям и терроризму) лишь социально-экономическую составляющую — бедность и безработицу, хотя они оказывают значительное влияние на радикализацию значительной части молодежи.
4 С араб. букв. «Представители сунны и общины».
5 [www.kavkazcenter.com].
Поэтому, на наш взгляд, не следует объяснять активизацию боевиков лишь увеличением их финансирования (внешнего и внутреннего), хотя к этому склонны некоторые представители федерального командования, желающие все свести к валютизации (долларизации) «движения сопротивления», то есть показать его безыдейность, а потому и гибельность. Этим они преследуют несколько целей. Во-первых, подорвать доверие и популярность боевиков в молодежной среде — действительно, убивающие друг друга при дележе долларов, они вызывают моральное отторжение. Во-вторых, щедрыми валютными поступлениями из-за рубежа можно объяснить и собственные неудачи в борьбе с диверсионно-террористическим подпольем, предпосылки зарождения экстремизма и воспроизводства «движения сопротивления» не только в Чечне, но и в Дагестане. Другими словами, ссылаясь исключительно на экономические факторы, эти представители Центра игнорируют (или отрицают) другие причины вспышек религиозно-политического экстремизма. Однако его предпосылки намного глубже. Тем не менее после 1999 года борьбу с салафитским течением в исламе ведут только силовыми методами, не учитывая истинный характер конкретной группировки, ее отношение к конкретному крылу (умеренному или экстремистскому).
Подобные действия правоохранительных органов и военных структур отмечаются по всему Северному Кавказу: в Кабардино-Балкарии закрывают мечети, в Ингушетии, Карачаево-Черкесии, Дагестане преследуют не только реальных и потенциальных сала-фитов, но зачастую и просто молящихся (богомольцев). Наконец, военный режим проживания гражданского населения и продолжающиеся в Чечне спецоперации — так называемые «зачистки»— дают некоторым представителям общественности и духовенства основание говорить о давлении на развивающийся и неподконтрольный государству ислам. В частности, это мнение разделяет Идрис-хаджи Эчеда — имам мечети на ул. Малыгина в Махачкале6, у которого милиционеры, получившие оперативную информацию (скорее, по «наводке» недоброжелателя), 19 июля 2005 года искали боевика джамаата «Шариат» М. Лахиялова. В ходе этой операции мечеть и дом имама окружил спецназ, на прилегающие улицы подъехали БТРы и другая техника. Однако после выяснения всех обстоятельств представители МВД покинули мечеть. Конечно, в ней (впрочем, и в других культовых зданиях) часто находят различные листовки, в том числе джамаата «Шариат», а среди молящихся могут оказаться бывшие или действующие члены салафитских групп, что, как говорится, «на лбу у них не написано». Возможно, эти факты и привели милиционеров именно в мечеть на ул. Малыгина. Аналогичные «зачистки» случаются и в считающейся «ваххабитской» мечети на ул. Котрова, построенной на средства братьев Хачилаевых. Разумеется, при столь огульном давлении на верующих списки «ваххабитов» неуклонно пополняются. Согласно информации Министерства внутренних дел Дагестана, за последнее время «по подозрению в участии в НВФ и пособничестве им задержано 55 человек, 19 боевиков уничтожено при проведении спецопераций»7.
Наряду с другими факторами активизации религиозно-политического экстремизма способствует не всегда продуманная политика Центра и руководства республики. После 1999 года в дагестанском обществе появились «ветераны» войны в Чечне и бывшие члены «джамаатов», в частности, из так называемого «Исламского джамаата Дагестана». Власть и силовые службы практически не дали им возможности интегрироваться в систему общественных отношений и занять свое место в социально-экономической сфере. Классический пример преследования милицией бывших участников незаконных вооруженных формирований — амир джамаата «Шариат» Расул (Муслим) Макашарипов.
6 См.: Черновик, 29 июля 2005.
7 [www.riadagestan.ru].
После амнистии его освободили, однако ему, как свидетельствует наш источник, часто приходилось «отвечать» за преступления, к которым он не имел отношения. Как бывшего переводчика Хаттаба (во время событий августа — сентября 1999 г.) Р. Макашарипова вызывали в райотдел милиции, где не только унижали, но и избивали. После очередной «профилактики» он «сорвался» и ушел к боевикам, а затем создал джамаат «Шариат» и стал его руководителем. Впрочем, иные «очевидцы» предлагают другой вариант развития событий, возможно, определивший место Р. Макашарипова в авангарде террористического подполья. После амнистии его бывшие соратники не поверили «переводчику Хаттаба», столь быстро выпущенному на свободу, и обвинили его в агентурном пособничестве спецслужбам8. А чтобы доказать верность идее джихада и отмести от себя эти обвинения, он якобы и возглавил группировку, взявшую на «прицел» милиционеров республики, наиболее активно преследовавших салафитов.
Однако не следует говорить об исключительном влиянии того или иного фактора на радикализацию исламских групп и отдельных их адептов. Здесь необходимо учитывать многое: исламскую идентичность молодого человека, его экономический и социальный статус, экспрессивность, морально-психологическое состояние, отношение к агрессии, давлению извне и т.д. Именно экспрессия и жесткий характер, усугубляемые рядом других причин, привели в бандгруппу «Шариат» Газимагомеда Рамазанова, где его назвали Мансуром Цудахарским. Он был убит 28 июля 2005 года в ходе спецоперации в доме Ас-керханова (на ул. Мира в Махачкале).
Крен исключительно к силовому и административному давлению — один из факторов, вытесняющих молодых мусульман (вне зависимости от их отношения к разным течениям в исламе) на девиантную плоскость, где они вливаются в террористические и диверсионные группы. Однако в 2000—2005 годах экс-боевики уходили уже не в Чечню, как это было в 1994—1999-м; многие, создав местные банды, действовали в Дагестане. Взрывы, диверсии, покушения (часто с использованием ведер с аммиачной селитрой) особенно участились в 2004 —2005 годах, когда с помощью «ведерного» терроризма взрывали экипажи патрульно-постовой службы, автомобили других сотрудников милиции, в том числе ОМОН, и т.д. Так, 15 апреля 2005 года был совершен теракт, в результате которого уничтожено здание прокуратуры Ленинского района Махачкалы; 20 мая в подъезде дома прогремел взрыв, ставший причиной смерти министра по национальной политике, информации и внешним связям Загира Арухова и его телохранителя; 28 июня того же года убит директор Центра стратегических исследований и политических технологий Магомедзагид Варисов; первого июля террористы взорвали бомбу у банно-прачечного комбината, в результате чего погибли 10 военнослужащих спецназа.
Ответственность за убийство М.-З. Варисова «официально» взяла на себя группировка джамаат «Шариат». Заявление с соответствующим «признанием» она поместила на сайте чеченских боевиков: «Был казнен сотрудник ФСБ, рупор кремлевской пропаганды и дагестанских марионеток, один из активнейших идеологов русской кафирской власти и борьбы против установления Шариата в Дагестане — Загид Варисов. Этот лакей кафиров занимался агентурной службой и вел активную пропаганду против Аллаха и Его Посланника (мир ему и благословение) на страницах местных марионеточных газет. Этот раб, усердно служивший захватчикам, палачам и кровопийцам собственного народа, посмел оскорблять Исламский джамаат «Шариат» — Законную Власть Дагестана. После того, как мы уничтожили марионеточного министра Загира Арухова, который являлся полковником службы внешней разведки РФ, он в одной из своих гнусных статеек заявил,
Полевой материал автора.
что будто мы не существуем и наши заявления — это «дежурные заявления разного рода виртуальных джамаатов»9.
Налицо демонизация убитого известного дагестанского ученого Варисова и министра Арухова. Идеологам джамаата «Шариат» важно было подчеркнуть, что убит не просто кафир, а, как они отмечали, «сотрудник ФСБ, рупор кремлевской пропаганды и дагестанских марионеток», который к тому же боролся против установления шариата и позволил себе усомниться в существовании террористического подполья. Подобные террористические вылазки, комментируемые их организаторами в таком стиле, должны были сыграть на чувствах, идейных симпатиях и антипатиях разных слоев дагестанского общества, по большей части молодежи. Несомненно, в некоторой части социума нашей республики превалируют антиправительственные настроения, власть ассоциируется со злом и воспринимается как наихудшее, антинародное проявление политической элиты, коррумпированной и мафиозной.
Что касается шариата, то отрицательное отношение к нему в исламизированной среде — признак невежественного человека, с недостаточным иманом, а в некоторых религиозных кругах оно вызывает определенную враждебность. Шариат — Закон Аллаха, Всевышнего Творца, кто же против Закона Творца, Создателя?! Даже милиционеры часто говорят: «Мы тоже не против шариата!» Однако в данном случае антишариатская деятельность того же М.-З. Варисова, которая якобы имела место, — попытка притянуть «за уши» оправдательную фразеологию и донести до сочувствующего контингента, что теракты, организуемые джамаатом, — справедливое возмездие за «вредную антиисламс-кую» деятельность.
Некоторые аналитики представляют убийство З. Арухова и М.-З. Варисова как уничтожение важного звена идеолого-информационного фронта Дагестана и как планомерное устранение террористическим подпольем своих идеологических оппонентов. Однако такая трактовка действий джамаата «Шариат» представляется нам не совсем правильной. Что касается З.С. Арухова и М.-З. Варисова, то отметим их открытость, доступность для террористического акта. В адрес министра по национальной политике, информации и внешним связям поступали неоднократные угрозы, тем не менее у столь высокопоставленного чиновника был всего лишь один телохранитель. А у М.-З. Варисова вообще не было телохранителя, хотя ему также неоднократно угрожали по телефону, за ним установили слежку, но его обращения в соответствующие службы с просьбой предоставить ему охрану остались без ответа.
Кровавые «успехи» террористических джамаатов объясняются, в частности, тем, что они, по всей видимости, располагали «своими» людьми в органах внутренних дел республики. Иначе трудно объяснить, как в руки членов террористического подполья «Шариат» попали анкетные данные сотрудников МВД с их подробными координатами, с диапазоном используемых милиционерами радиочастот. Руководство МВД Дагестана даже заявило об «оборотнях в погонах»: шестого марта 2005 года у задержанного в ходе проверки Рустама Абдуллаева обнаружили «расстрельный» список с адресами и телефонами 140 сотрудников правоохранительных органов10. Сами боевики отреагировали на это следующим образом: «Так называемое «дагестанское МВД» было шокировано наличием у нас подробного расстрельного списка его руководителей и сотрудников с указанием домашних и рабочих адресов и телефонов. Да, действительно, мы располагаем подробными сведениями обо всех руководителях, начальниках и оперативных сотрудниках так называемых МВД, ФСБ, прокуратуры. И мы будем продолжать планомерную работу по их уничтожению, так как они несут прямую ответственность за преследования и убий-
9 [www.kavkazcenter.com].
10 См.: Новое дело, 15 июля 2005, № 27.
ства мусульман». Обратите внимание, что джамаат «Шариат» пытался выступать не только как политическая сила, то есть как «законная власть Дагестана», но и в качестве «защитника обиженных мусульман».
Заместитель министра внутренних дел России Андрей Новиков, после серии террористических акций и диверсий джамаата «Шариат» командированный в Дагестан», сообщил журналистам, что сейчас правоохранительные органы заняты не только разбором криминогенной ситуации, но и экономикой. Однако затем последовала банальная сентенция о том, что необходимо перекрыть каналы финансирования боевых группиро-
вок11.
Конечно, это важно, однако не всегда решает проблему существования и активизации религиозно-политического экстремизма, тем более — террористических группировок. Последние, подпитываясь определенными идейно-политическими и социо-этически-ми предпосылками, создали автономные и мобильные отряды, не нуждающиеся в стабильном и щедром финансировании. В условиях массовой коррупции террористическому подполью отнюдь не трудно установить (хотя бы путем шантажа и угроз) контроль над некоторыми коммерческими предприятиями. По словам известного чеченского террориста Ш. Басаева, именно таким образом они получают значительные суммы денег от глав администраций ЧР12.
Как свидетельствует заявление А. Новикова, представители МВД понимают, что финансирование террористических группировок имеет в основном эндогенное происхождение; то есть для перевода денег не нужно пересекать границы и проходить таможенный контроль.
Радикализации религиозных групп наряду с уже отмеченными нами факторами способствует и непрофессионализм отдельных государственных чиновников. Так, обсуждая причины развития салафизма, министр внутренних дел Дагестана Адильгерей Магомед-тагиров отметил: «Ни один начальник милиции на наших коллегиях еще ни разу не сообщил, что какой-то имам или посторонний пришел к нему и сказал: «Вот человек — ваххабит. Он пришел в мечеть, помолился и ушел. Надо принимать меры»13. Другими словами, глава МВД республики призывает общество и религиозные группы («традиционного» ислама) выявлять так называемых «ваххабитов» и доносить о них в соответствующие органы. Однако поскольку ни сам министр, ни другие государственные чиновники не упоминают о признаках и явных чертах «ваххабитов», то, по их мнению, руководители Духовного управления мусульман республики и прихожане должны сами определить их, но отнюдь не понятно, каким образом. Подобная практика лишь накалит ситуацию в обществе, породит и усугубит раскол и противостояние в нем, вселит в людей страх, подозрительность, ненависть, глубокое взаимное недоверие, что приведет к массовой депрессии жителей республики.
Р е 3 ю м е
После успешных боевых действий против боевиков Басаева и Хаттаба, в 1999 году вторгшихся из Чечни на территорию Дагестана, и уничтожения «исламского анклава» в трех даргинских селах — Карамахи, Чабанмахи, Кадар — федеральные власти и руководители нашей республики целенаправленно противодействуют религиозному и политическому экстремизму, организовав широкомасштабное силовое и идеологическое на-
11 См.: Новое дело, 22 июля 2005, № 28.
12 [www.kavkaz-center.com].
13 Новое дело, 23 апреля 2004, № 16.
ступление на дагестанский салафизм. Кроме того, представители власти регулярно призывают религиозных деятелей и проповедников более активно участвовать в этом процессе.
Экстремизму (в лице идейных и политических противников духовенства — «ваххабитов») была объявлена война. Однако при этом не сказано, как отличить «ваххабитов» от «ихванистов» (сторонников политической стратегии египетских «Братьев-му-сульман» — с араб. «ихвануль муслимун»), сепаратистов — от исламских радикалов, которые могут «окопаться» под лоном абсолютно разных групп и группировок. Ведь не случайно многие исследователи отмечают, что ваххабизм нельзя отождествлять с экстремизмом.
Вместе с тем многие мероприятия Духовного управления мусульман республики способствуют окончательной деинституализации салафизма в условиях Дагестана и всего Северного Кавказа, что лишь стимулирует радикализацию этих групп, появление новых явных экстремистских призывов и действий. Особенно это характерно для групп, колеблющихся в выборе пути, форм и методов и, вполне вероятно, способных склониться к экстремизму. Ситуация, когда у изначально вполне мирных салафитских структур (джамаатов) нет возможности социализироваться, порождает в них синдром маргинализации.
Следует подчеркнуть, что на Северо-Восточном Кавказе религиозный и религиозно-политический экстремизм приобрели наиболее яркое выражение, а радикализации религиозных групп способствуют военно-политические процессы в Чечне, некоторые действия власти и духовенства. Все это наложилось на негативные социальноэкономические и социально-политические факторы (в том числе социально-этические), что привело к масштабному кризису идентичностей (этнической, религиозной, культурной).
В связи с этим после масштабных силовых мер, направленных против салафитов Дагестана и других республик Северного Кавказа, и завершения активной фазы военных действий в Чечне, многие отряды боевиков вступили на путь партизанской, по сути своей террористической борьбы с действующей властью. Особенно очевидным это стало тогда, когда специфика военного противостояния отрядов полевых командиров и федеральных войск перестала носить характер лобовых боестолкновений (2000 г.), трансформировавшись в постоянные сравнительно кратковременные и внезапные тыловые диверсионные и террористические вылазки.
Террористические группы, так называемые «джамааты», сформировались на северокавказском политическом пространстве как под влиянием чеченских боевиков, так и автономно — в местном религиозном организме, отражающем накал разнообразного внутреннего и внешнего давления. В 2002 году началась активная фаза деятельности группировки «Дженнет», возглавляемой Раппани Халиловым, и джамаата «Шариат» под руководством Расула Макашарипова. Оба они воспитанники «чеченской школы», то есть прошли войну в Чечне. Специфика деятельности таких «джамаатов» — покушения на жизнь сотрудников правоохранительных органов: обстрелы экипажей ППС, подразделений ОМОН, нападения на отдельных сотрудников милиции, ФСБ, прокуратуры. В 2002—2005 годах подобные вылазки стали обыденным явлением общественно-политической жизни нашей республики.
Участие в террористической деятельности представителей мусульманской интеллигенции (Я. Расулов, А. Мантаев), молодых людей с высшим, даже с послевузовским образованием, говорит о кризисе дагестанского общества. Например, часть молодежи продолжает позиционировать себя как Ахл аль-Сунна ва аль-Джамаа, то есть салафитами, независимыми мусульманами, изъявляя желание активно участвовать в исламизации и
развитии «религии Аллаха». В условиях нынешнего общественно-политического и религиозного климата Дагестана (как и всех других республик Северного Кавказа) этих людей выдавливают из их социальной ниши, в результате чего они либо покидают регион, либо отдаляются от активного общественно-политического ислама, либо радикализируются настолько, что попадают в потенциальную «группу риска», из которой пополняются ряды диверсионных и террористических группировок.
