CC BY
104
СЕВЕРНЫЙ КАВКАЗ: ПРОЦЕСС «РАСТЕКАНИЯ ДЖИХАДА»
Игорь ДОБАЕВ
доктор философских наук, профессор, заместитель директора Центра системных региональных исследований и прогнозирования при Южном федеральном университете (Ростов-на-Дону, Россия)
Пришедшие на постперестроечной волне в начале 1990-х годов к власти в Чечне сепаратистски ориентиро-
ванные элиты в целях идеологической консолидации чеченского общества первоначально пытались реанимировать
элементы древней традиционной социальной системы вайнахов — коренного этноса. В ее основе лежат кровнородственные кланы (снизу — вверх: дьозал, вар, варис), более крупные социальные образования — тайпы и тукхумы, в своей совокупности образующие чеченскую нацию — нохчи кьам. Однако наличие огромного числа тайпов и тукхумов, отсутствие у вайнахов на протяжении их истории собственной государственности не дали возможности реализовать эту идею. И ставка была сделана на идеологию традиционного «местного ислама», прежде всего суфийских вирдов Кунта-хаджи и Вис-хаджи, относящихся к кадирийскому тарикату (ордену), известному в Чечне под брендом «зик-ризм». Но и эта попытка не увенчалась ус-
пехом в силу разобщенности чеченцев по нескольким десяткам суфийских структур (вирдовых братств). Тогда пришел черед интегристского ислама, не признающего деления мусульман на расы, этносы, тай-пы, другие локальные этнические и конфессиональные группы, ставшего известным в регионе как «ваххабизм» (сала-физм).
Сегодня, несмотря на успехи в восстановлении Чечни, ситуация, как представляется, еще далека от идеала. Поражение сепаратистов и распыление салафитского движения в других республиках Северного Кавказа трансформировало сопротивление частично в партизанщину, частично в мобильные, слабо связанные между собой террористические группировки.
Молодежные джамааты — форма институализации терроризма в регионе
В нынешних условиях Северного Кавказа экстремистские религиозно-политические организации, как правило, являются сетевыми структурами, не несущими обязательств даже перед своими рядовыми членами, не ограниченными в выборе целей и средств. Сети в широком смысле слова представляют собой самоорганизующиеся полицентричные структуры, ориентированные на достижение конкретных целей и решение определенных задач. Они состоят из вполне автономных коллективов, иногда даже временных, с прозрачной легитимацией власти, децентрализацией ответственности, с горизонтальной (а не только вертикальной) направленностью связей и коммуникаций. Это открытые структуры свободно связанных между собой равноправных и независимых участников, что способствует их неограниченному расширению на основе включения все новых узлов, если последние используют аналогичные коммуникационные коды (решают те же задачи и/или исповедуют те же ценности).
Эти сети являются куда более подвижной и трудно уязвимой целью, нежели централизованные организации. Более того, они прекрасно приспособлены к инфильтрации в органы власти и управления, коррупционным практикам и т.п., обладают большей устойчивостью и способностью к регенерации1.
В последнее время террористические сообщества трансформируются главным образом по пути адаптации сетевых форм организации к потребностям террористических
1 См.: Соловьев Э.Г. Трансформация террористических организаций в условиях глобализации. М.. 2006. С. 16.
групп. Иногда наблюдается их отказ от иерархических, линейных моделей организации и переход к сетевым.
Сетевая модель террористической организации позволяет ей действовать более конспиративно и эффективно, а также достигать финансовой самодостаточности в условиях глобализирующегося мира. В связи с распространением информационных технологий у данных организаций появляется возможность оперативно координировать любые акции отдельных боевых групп в любых масштабах.
Таким образом, на смену централизованным террористическим организациям прошлого приходят транснациональные сетевые структуры, состоящие из автономных ячеек, способные в русле общего идейно-политического направления проводить теракты в любой географической точке планеты. В структурном плане наиболее распространенная и опасная модель построения международной террористической сети — сеть сегментированная, полицентричная, идеологически интегрированная. Здесь могут найти свое место и криминальные организованные группы, и представители теневого бизнеса, то есть круг потенциальных участников практически не ограничен.
Переплетение различных сетей друг с другом — террористических, финансовых, криминальных (наркотрафик, нелегальная торговля оружием, людьми и др.) — придает возникающему сетевому конгломерату новые качества и делает его совершенно автономным, еще более аморфным, чем ранее, но при этом трудноуязвимым2.
Эффективность организации таких террористических сетей и входящих в их состав боевых групп обусловливается повышением уровня координации действий, расширением организационных возможностей и активизацией обменов информацией, в том числе в режиме реального времени. В связи с этим они почти идеально адаптируются к условиям так называемых «роевых» войн или войн с использованием принципа «боевой стаи»3, когда за нанесением четко скоординированного по месту и времени удара прибывающих с разных сторон (из разных районов, республик РФ, даже стран) боевиков и подразделений поддержки группа буквально исчезает, «растворяется». Другими словами, она вновь распадается на отдельные сегменты, стремительно исчезающие с места действия или сливающиеся с населением.
Применение подобной тактики в конфликтах малой интенсивности было и остается весьма результативным даже против защищенных целей и военных объектов. Эффективна она и в современных мегаполисах, так как террористические акты направлены против слабо защищенных гражданских объектов и собственно населения.
Именно в этом направлении в последние три-четыре года трансформируется террористическое движение на Северном Кавказе. Это вызвано, в первую очередь, уничтожением первого эшелона главарей и активистов незаконных вооруженных формирований (НВФ), ориентировавшихся на прямое противостояние федеральному Центру. Пришедшее им на смену новое поколение северокавказских радикалов такой возможности уже не имело, потому вскоре трансформировалось в подпольно действующие в городских условиях сетевые террористические структуры, орудующие сегодня почти во всех республиках региона.
Наиболее характерной формой самоорганизации радикалов на Северном Кавказе стали так называемые «джамааты», которые выстроены в целом по этническому принципу и действуют в основном в «своих» республиках. Поскольку в результате естественной
2 См.: Соловьев Э.Г. Указ. соч. С. 18—20.
3 См.: Добаев И.П., Дугин А.Г. Роль и место «цветных революций» в геополитических трансформациях в Каспийско-Черноморском регионе. В кн.: Евразийский проект: кавказский вектор / Южнороссийское обозрение. Вып. 30. Ростов н/Дону, 2005. С. 76.
убыли боевиков старшего поколения «джамааты» пополняются молодыми людьми, их нередко в научных изданиях и публицистике называют молодежными джамаатами4.
Сегодня практически во всех субъектах Южного федерального округа РФ сложились собственные террористические сети молодежных джамаатов. Если в конце 1990-х — начале 2000-х годов они были связаны друг с другом на уровне руководителей, даже рядовых членов, то сегодня самостоятельные сетевые структуры объединяются опосредованно, преимущественно поставленными целями, то есть идеологически.
Организационно структуры молодых копируются с ближневосточных: жесткое единоначалие, сплоченность рядов, широкая внутренняя благотворительность и взаимопомощь (как, например, у палестинского «Движения исламского сопротивления» — ХАМАС).
Анализ материалов, связанных с деятельностью молодежных джамаатов, показывает, что эти сетевые структуры уже проявили свою жизнеспособность, автономность и са-мовосстанавливаемость. Сегодня группировки боевиков-ваххабитов объединяются на новейшей идеологической основе, созданной в зарубежных исламистских центрах и уже дополненной собственными наработками.
Неизбежной политической практикой носителей идеологии религиозно-политического экстремизма всегда был, есть и будет терроризм. Радикальные идеологии позволяют их апологетам оправдывать совершаемые ими диверсионно-террористические акции.
«Джамааты», совершенствуя свою боевую тактику и стратегию, отошли от практики фронтальных сражений, взяв на вооружение диверсионно-террористическую тактику «пчелиного роя». Они способны быстро менять места дислокации, маневрировать, при необходимости объединяться с аналогичными группами. Между этими структурами и их базами налажена устойчивая связь; действия (в случае необходимости) согласовываются и координируются. Иначе говоря, деятельность неоваххабитских групп приобрела все основные черты современного исламистского террористического движения, в основе структурного строения которого лежит сетевой принцип (принцип «паучьей сети»). К тому же, что особенно важно, вчерашние «партизаны» из лесисто-гористой местности перебрались в города, привлекли в свои сети молодых людей без криминального прошлого, в том числе из среды учащихся средней и высшей школы.
Последствия растекания терроризма на Северном Кавказе
Таким образом, тенденция растекания терроризма в регионе, которую ранее прогнозировали лишь отдельные эксперты, стала реальностью. Особенно непростая ситуация сложилась на Северо-Восточном Кавказе: в Дагестане и Ингушетии, что, в свою очередь, предопределило процессы в других республиках региона, прежде всего в Кабардино-Балкарии.
Иными словами, с «замирением» Чечни активность боевиков не снизилась. Она просто распространилась на другие субъекты Северного Кавказа и практически полностью перешла в террористическую плоскость5. Эксперты фиксируют сохранившуюся скоординированность действий боевиков, их подготовку, конспирацию и синхронность. К тому же теракты нередко осуществляются одновременно в нескольких республиках. У терро-
4 Термин «молодежные джамааты» ввел в научный и публицистический оборот российский исламовед и кавказовед А.А. Ярлыкапов.
5 См.: Независимая газета, 14 мая 2007.
ристов порой даже обнаруживают подробные списки сотрудников милиции и ФСБ, номера их автомобилей, литературу по изготовлению самодельных бомб. Боевики, отмечается в СМИ, столь же фанатичны, как и прежде, — их приходится уничтожать вместе со зданиями, где они укрываются6.
Важной вехой в эволюции террористического движения стало проходившее в июле 2005 года заседание «маджлис-уль-шуры» с беспрецедентными позициями на тот период боевиков-арабов: из 12 членов «шуры» лишь Ш. Басаев был чеченцем, остальные — арабами. Тогда «шура» приняла далеко идущие решения по активизации исламистского подполья в регионе. Так, один из лидеров религиозно-политического экстремизма Кабардино-Балкарии — «амир Сейфулла» (Анзор Астемиров), печально известный по событиям 13—14 октября 2005 года в Нальчике, отмечает: «Летом 2005 года я присутствовал на военном маджлисе в Нальчике, где амиры Абу Идрис Абдуллах Басаев, Ханиф Илесс Горчханов и Абу Мухаммад Муса Мукожев решали вопрос о присоединении джамаатов Ингушетии и Кабардино-Балкарии к Кавказскому фронту»7. Тогда же кабардинскому и карачаевскому «джамаатам» было поручено «разогреть» ситуацию соответственно в Адыгее и на Кавминводах. Вскоре, в октябре того же года боевики «кабардино-балкарского джамаата» атаковали ряд объектов в столице КБР — Нальчике.
То, что бандподполье уже много лет выступает под лозунгами радикального исламизма, ни для кого не секрет. Крен к религиозно-политическому экстремизму обозначился еще в масхадовский период. Следующий президент ЧРИ (Чеченская республика Ичкерия) Абдул-Хаким Садулаев открыто заявил, что так называемый план Масхадова — Ахмадова («демократический», или «парижский план»), согласно которому вся Чечня становится независимым от России светским демократическим государством8, себя не оправдал. Он утверждал, что цель «джихада» на Северном Кавказе — общее для мусульманских народов региона исламское государство. Однако Садулаев, сформулировав главную идею, не успел реализовать ее. Он создал промежуточную структуру (т.н. Кавказский фронт), разбив его на сектора, границы которых совпадали с административными границами северокавказских республик. Он начал менять не только идеологию, но и стратегию сопротивления, сделав акцент на развитии сети вооруженных «джамаатов» по всему Северному Кавказу9.
В октябре 2007 года сменивший А. Садулаева новый президент непризнанной Чеченской Республики Ичкерия Докку Умаров в своем обращении, размещенном на сайтах сепаратистов, провозгласил себя «амиром всех боевиков Кавказа и предводителем джихада», а также «единственной законной властью на всех территориях, где есть моджахеды». Он также заявил, что не признает законы официальных властей, которые установлены в мире и на Кавказе: «Я отрицаю, объявляю вне закона все те названия, которыми неверные разделяют мусульман. Объявляю вне закона этнические, территориально-колониальные зоны под названием «северокавказские республики» и тому подобное. ...Наш враг не только Россия, но и Америка, Англия, Израиль — все, кто ведет войну против ислама и мусульман»10. Таким образом, Чеченская республика Ичкерия прекратила свое существование, войдя на правах административно-территориального образования (вилаета) в состав Северокавказского эмирата.
Провозглашение Д. Умаровым «Кавказского эмирата» на территории Северного Кавказа привело к серьезному расколу в руководстве чеченских сепаратистов. Наиболее
6 См.: Независимая газета, 14 мая 2007.
7 [www.kavkazcenter.com].
8 См.: Яхимчик М. Две Чечни — утопия или факт? // Завтра, 18 ноября 2003.
9 См.: ИА «Caucasus Times», 22 ноября 2007.
10 Доку Умаров распустил Ичкерию // Настоящее время, 2 ноября 2007, № 8.
остро на это отреагировал эмиссар сепаратистов Чечни Ахмед Закаев, ныне проживающий в Лондоне и возглавивший новое правительство «Ичкерии». Он считает, что «за расколом стоят спецслужбы России»11.
По сути же дела, как утверждают некоторые эксперты, Умарову по наследству от Садулаева досталась уже готовая структура (Кавказский фронт), он лишь переименовал ее в государство (Северокавказский эмират). Почему же столь бурной была реакция осевших на Западе вчерашних активных чеченских боевиков? Ответ кажется очевидным: «Северокавказский эмират сегодня — внеочередной кандидат на попадание в список террористических организаций. Оказаться в роли представителей террористической организации в Европе эмигрантам совсем не хочется. Поэтому наиболее дальновидные сумели отвести от себя всякую опасность уголовного преследования в будущем»12.
Как показывает анализ, главный вектор террористической активности боевиков многочисленных «джамаатов» на Северном Кавказе направлен в основном против сотрудников милиции и других силовых структур, представителей органов государственной власти, а также официального мусульманского духовенства. Особенно зримо эта тенденция проявляется в деятельности террористических группировок «Шариат» и «Джен-нет» (Дагестан), «Ярмук» (Кабардино-Балкария), «Халифат» (Ингушетия) и др. С 2002 года они целенаправленно уничтожают граждан вышеуказанных категорий.
Об этом свидетельствуют, например, многочисленные теракты и посягательства на жизнь сотрудников государственных структур в Чечне. В ее правоохранительных органах отмечают, что в последнее время вооруженное подполье в республике значительно активизировалось. Так, в 2008 году отряды боевиков численностью до нескольких десятков человек дважды захватывали населенные пункты, совершили ряд нападений на военных и сотрудников правоохранительных органов, неоднократно вступали в боестолкно-вения с подразделениями федеральных сил и местных правоохранительных структур13.
Пик террористической активности в Дагестане пришелся на 2005 год: тогда было зарегистрировано 108 фактов посягательств на жизнь и здоровье сотрудников правоохранительных органов, из них с применением взрывных устройств — 44. В результате принятых мер в 2005 году было раскрыто 39 терактов и 44 факта посягательств на жизнь сотрудников правоохранительных органов, задержано 123 и уничтожено при оказании вооруженного сопротивления 50 членов бандподполья, предотвращено 13 спланированных участниками бандгрупп диверсионно-террористических акций.
На состоявшейся в июне 2007 года конференции в Махачкале глава МВД России Рашид Нургалиев оценил ситуацию в республике как весьма сложную и отметил, что «за последние 2,5 года совершено почти 270 терактов, жертвами которых стали десятки сотрудников милиции, в том числе и ряд руководителей МВД Дагестана, включая замминистра Магомеда Омарова. .за это время погибли 80 сотрудников МВД и 47 получили ра-
нения»14.
Аналогичные акции фиксируются и в Ингушетии, на территории которой начиная с 2004 года буквально произошел выброс террористической активности — в июне того же года было проведено массированное нападение боевиков на объекты республиканского значения, а в сентябре произошла трагедия в Беслане, которую подготовили и провели представители так называемого «ингушского джамаата». В последующие годы на территории республики фиксировалось усиление количественных и качественных характеристик террористической активности, что превратило ее в своеобразное «слабое звено» в регионе.
11 Tам же.
12 MA «Caucasus Times», 22 нoябpя 2007.
13 Cм.: Koммepcантъ, 1 ceнтябpя 2008.
14 Вести «Ceвepный Кавказ», 6 июня 2007.
Из других республик Северного Кавказа напряженностью выделяется Кабардино-Балкария, где вновь заговорили о «миссионерах», которые настраивают молодежь на джихад. В КБР к экстремистским организациям религиозной направленности эксперты относят две замкнутые, альтернативные Духовному управлению мусульман республики исламские структуры, придерживающиеся религиозно-экстремистских взглядов — «Республиканскую Шуру» и так называемый «джамаат «Ярмук».
«Шура» представляет собой хорошо организованную структуру, состоящую из «ваххабитских джамаатов» с четко выраженной «вертикалью шариатской формы правления». В ее составе функционируют так называемый «шариатский суд» и не зарегистрированный Минюстом КБР «Кабардино-Балкарский институт исламских исследований». Стратегической целью «Республиканской Шуры» является создание условий для поэтапного «мирного» прихода к власти. А на счету «джамаата «Ярмук», члены которого ранее входили в банду Р. Гелаева, террористические акты, совершенные на территории КБР, в том числе предпринятая 13—14 октября 2005 года попытка захватить ряд силовых структур в Нальчике.
В феврале 2006 года в Министерстве внутренних дел республики прошел «круглый стол», посвященный проблеме противостояния терроризму и экстремизму. На нем был представлен социально-психологический портрет участников этого нападения, составленный правоохранительными органами на основе данных о 166 участниках нападения: 87% из них — молодые люди в возрасте 20—30 лет, 13% — старше 30 лет. При этом 20% боевиков имеют высшее образование, 15% — среднее специальное, 65% среднее, 1,2% — неоконченное среднее. Более половины из них состояли в браке, 56 боевиков проходили в качестве подозреваемых по различным уголовным делам (7 — в связи с наркотиками, 8 — с незаконным оборотом оружия).
В ходе ряда спецопераций, проведенных правоохранительными органами КБР в 2005—2007 годах, большая часть членов структуры «Ярмук» была уничтожена. Оставшиеся в живых боевики объявлены в розыск. Тем не менее лидеры радикальных исламистов республики, находясь на нелегальном положении, продолжают вести активную террористическую и пропагандистскую деятельность. В качестве трибуны для этого они выбрали Интернет. На сайтах «Kavkaz-Center», «Gamagat» и других регулярно размещаются так называемые «обращения к мусульманам» с претензиями в адрес тех из них, «кто не берет в руки оружие», звучат призывы к диверсионно-террористической деятельности и угрозы совершения терактов на территории КБР.
Сегодня несмотря на некоторое снижение активности террористов по сравнению с пиковым 2005 годом, ситуация в регионе остается сложной. Так, по заявлению руководителя ФСБ России, сделанному им 4 июля 2008 года в ходе заседания Национального анти-террористического комитета (НАК) в Ростове-на-Дону, с начала года в регионе было предотвращено семь терактов, удалось пресечь деятельность 80 глав и активных участников бандформирований, предотвратить более 30 преступлений террористической направленности, изъять 130 самодельных взрывных устройств, около 900 килограммов взрывчатых веществ и 600 единиц огнестрельного оружия. В то же время он признал, что Южный федеральный округ по-прежнему остается эпицентром террористической активности. Именно здесь совершается 80% таких преступлений. «В Чечне, Ингушетии и Дагестане продолжаются нападения на сотрудников правоохранительных органов, из-за чего гибнут мирные жители. Своими действиями бандиты стремятся обострить обстановку, затормозить восстановление мира и показать зарубежным спонсорам свою активность», — отметил он. Руководитель ФСБ признал, что внутри субъектов не всегда удается эффективно организовывать профилактику преступлений15.
15 См.: Российская газета — Юг России, 4 июля 2008.
В августе 2008 года во время очередного совещания НАК в Нижнем Новгороде глава ФСБ еще раз отметил, что на Северном Кавказе не прекращаются нападения на представителей органов власти, сотрудников правоохранительных структур, военнослужащих и мирных жителей. По его словам, в ходе адресных операций пресечены намечавшиеся террористические акции в Дагестане, Ингушетии, Кабардино-Балкарии, Чечне. Он также сказал, что анализ поступающей в НАК информации свидетельствует о значительном снижении среднего возраста участников бандформирований: привлеченная в ряды террористических и экстремистских структур молодежь подвергается целенаправленной идеологической обработке на основе идей религиозного экстремизма16.
Терроризм и геополитика в регионе
Однако и эта явно непростая ситуация резко изменилась накануне, во время и после августовского (2008 г.) российско-грузинского кризиса. Все чаще в новостных сообщениях речь идет о терактах, совершенных в Дагестане, Чечне, Ингушетии, Кабардино-Балкарии. В этой связи можно утверждать, что положение на Северном Кавказе обостряется не само по себе, а обусловливается геополитическими причинами, напрямую связано с ростом напряженности на Кавказе в целом, к чему причастны силы, известные по всему миру своим мастерством инспирировать конфликты и локальные войны.
Чаще поступают и сведения о финансовом поощрении сепаратистов из-за рубежа. Например, по данным ИА «Caucasus Times» от 13 июля 2008 года, в текущем году на деятельность неформальных организаций только в Кабардино-Балкарию поступило не менее 13 млн долл. Особенно напряженная обстановка сложилась в Ингушетии, где в последнее время практически ежедневно совершаются нападения на сотрудников правоохранительных органов, других представителей власти и служителей исламского культа. Так, в сентябре оппозиционное ингушское объединение «Народный парламент Ингушетии» устами своего лидера М. Хазбиева высказалось за выход республики из состава России и якобы уже начало сбор подписей за эту инициативу. Нападения на представителей силовых структур отмечаются и в других республиках региона: Дагестане, Чечне, Кабардино-Балкарии. По мнению аналитиков, похоже, боевики, получившие внешнюю «установку» и деньги, воспользовались тем, что все внимание властей и силовых структур было переключено на Южную Осетию, Абхазию и Грузию17.
Стратегии по усилению противодействия терроризму
Безусловно, в последние годы зримо возросла эффективность деятельности правоохранительных органов, им в определенной степени удалось переломить ситуацию на Северном Кавказе в борьбе с терроризмом и религиозно-политическим экстремизмом. Например, в результате успешных спецопераций по задержанию (ликвидации) банд-групп в Дагестане ощутимые удары нанесены по бандподполью в городах Махачкале,
16 Cм.: Pocc^c^» газета, 25 авеста 2008.
17 Cм.: Maнкuев М. Mnp norae финвала: точка нeвoзвpата // Фoнд cтpатeгичecкoй кyльтypы [fondsk.ru/article.php?id=1658].
Каспийске, а также в Хасавюртовской и Буйнакской зонах. Ликвидированы группы Халилова, Макашарипова, Дибирова, Наузова, Имурзаева, Таймасханова, Ахмедова, Хасбулатова, Шайхаева, Муташева, Меликова и другие. Однако, как показывает мировой опыт противодействия современному терроризму, даже успех «охоты» за лидерами криминальных или террористических сетей не гарантирует победы в противостоянии сетевому терроризму18.
Это свидетельствует о том, что лишь силового противодействия современному религиозно-политическому экстремизму явно недостаточно. Ориентация России на репрессивные методы подавления этнорелигиозного экстремизма эффективна только при борьбе с его вооруженными проявлениями. Напротив, использование силы против радикальных исламских организаций и носителей радикального сознания, выдвигающих альтернативные современной российской модели проекты государственно-правового устройства, но не прибегающих к насилию для их реализации, объективно превращает государственно-правовую политику в один из факторов расширения социальной базы этнорелигиозного экстремизма19.
Об этом свидетельствует широкая мировая практика борьбы с радикальным исламским движением: одни лишь репрессивные меры не только не способны поставить точку в деятельности исламистов, но и ведут к росту экстремизма. Да и опыт репрессивного подавления этнорелигиозного экстремизма на Северном Кавказе в бытность Российской империи и Советского Союза показывает, что запрет и силовое подавление антиправительственной деятельности на этнорелигиозной почве не преодолевает социальные девиации, а консервирует их.
Поэтому необходимо более эффективно использовать и иные возможности, среди которых в первую очередь следует назвать информационно-пропагандистскую и разъяснительную работу, а также усиление борьбы с финансированием терроризма.
Вместе с тем, на наш взгляд, ошибочной следует считать попытку связать активизацию боевиков только с увеличением их финансирования (внешнего и внутреннего). Такую формулировку можно часто слышать от некоторых представителей органов власти того или иного уровня, желающих все свести к валютизации (долларизации) «движения сопротивления», то есть показать его продажность, безыдейность, а потому и гибельность. Этим самым они преследуют минимум несколько целей: подорвать доверие к боевикам и популярность их среди населения, в том числе в молодежной среде, так как, разумеется, регулярно убивающие невинных людей и друг друга из-за неподеленных долларов боевики вызывают моральное отторжение.
Кроме того, щедрым валютным финансированием из-за рубежа можно объяснить и собственные промахи в борьбе с диверсионно-террористическим подпольем и таким образом списать все предпосылки зарождения экстремизма и воспроизводства «движения сопротивления» среди боевиков в Чечне и в других республиках региона исключительно на пресловутый экономический фактор, тем самым отмести прочие причины этого явления20.
Однако перекрытие каналов финансирования бандгрупп, хотя и важное мероприятие, но не всегда разрешает проблему существования и разрастания религиозно-политического экстремизма, тем более террористических группировок, которые подпитываются определенными идейно-политическими доктринами, а также имеют автономную самоор-
18 См.: Kenney M. From Pablo to Osama: Counter-Terrorism Lessons from the War on Drugs // Survival, Autumn 2003, Vol. 45, № 3. P. 187—206.
19 См.: Добаев И.П., Немчина В.И. Новый терроризм в мире и на Юге России. Ростов н/Дону, 2005. С. 281.
20 См.: Курбанов Х.Т. Религиозно-политический экстремизм на Северо-Восточном Кавказе. Ростов н/Дону, 2006. С. 117.
ганизацию и мобильные отряды, не нуждающиеся в особо стабильном и щедром финансировании. При массовой коррупции, казнокрадстве и клановости установить (даже путем шантажа и угроз) контроль над несколькими фирмами и коммерческими предприятиями для террористического подполья не является делом сложным. В свое время Ш. Басаев утверждал, что «моджахеды» именно таким образом получали немалую финансовую поддержку даже от глав администраций ЧР. Как представляется, за минувшие годы ситуация здесь вряд ли изменилась кардинальным образом.
При наличии разветвленной сети террористических группировок в субъектах Северного Кавказа не совсем уместно считать контртеррористическую операцию завершенной. Это означает выдавать желаемое за действительное. В борьбу с терроризмом необходимо внести существенные коррективы, сделав упор не только на силовые и административные механизмы, но и на политические, экономические, социальные, культурно-образовательные и другие формы и методы противодействия. Важное место в этих процессах должна занять модернизация отечественного ислама, прежде всего путем резкого повышения уровня мусульманского образования в РФ.
