CC BY
26
А.Н. КУЛИК
ТЕОРИЯ РАЗМЕЖЕВАНИЙ В РОССИЙСКОМ КОНТЕКСТЕ: ИСПЫТАНИЕ ПОЛИТИЧЕСКИМИ РЕАЛИЯМИ
Институционализация социально-политических размежеваний и их репрезентация политическими партиями в процессах выработки и реализации политики государства — неотъемлемое условие существования либеральных демократий.
Уже в конце 1980-х годов, на начальном этапе перестройки, когда частью политического руководства Советского Союза во главе с Михаилом Горбачевым был сделан выбор в пользу демократизации режима правления, пришло осознание того, что его реформирование невозможно без создания механизмов «свободного формирования и выявления интересов и воли всех классов и социальных групп»1. Это означало фактический отказ от придуманного идеологами режима понятия «единый советский народ» как гомогенизированная общность, а также признание существования размежеваний общества на группы со своими интересами и права этих групп на политическое представление интересов. И хотя Генеральному секретарю КПСС было чрезвычайно трудно отказаться от монополии своей партии на власть в обществе и государстве, логика политического развития привела к изменению в 1990 г. ст. 6 Конституции СССР и принятию
1 Доклад М.С. Горбачева на XIX Всесоюзной партконференции 1988 г. Цит. по: Согрин В. Политическая история современной России. - М., 1994. - С. 39.
Закона об общественно-политических объединениях граждан, призванных представлять интересы различных социальных групп, которые стоят за размежеваниями. Протопартийные образования, претендовавшие на выражение интересов различных групп избирателей, стали возникать с проведением первых полуальтернативных выборов в Верховный Совет СССР, еще до принятия закона.
Эта была вторая в истории России попытка модернизировать политическую систему по западной модели представительной партийной демократии, если считать первой учреждение Государственной Думы как некоего прообраза европейского парламента и издание императорского Указа от 4 марта 1906 г. «О временных правилах об обществах и союзах».
После краха коммунистического режима, сопровождавшегося распадом Советского Союза в 1991 г., Россия наряду с другими бывшими советскими республиками присоединилась к третьей волне демократизации. Тогда многие отечественные политологи разделяли получившую широкое распространение на Западе парадигму транзита, согласно которой страна, расставшаяся с авторитарным режимом, обязательно движется в сторону демократии. Многопартийная система, представляющая структуру социальных размежеваний, и регулярные выборы рассматривались в этой парадигме как универсальный инструмент демократической трансформации. Предполагалось, что они не только придадут демократическую легитимность новой власти, но и будут способствовать расширению и углублению политического участия и ответственности государства перед своими гражданами. Партии в условиях «свободных и честных» выборов будут играть роль агента конфликтов и одновременно служить инструментом интеграции.
Спустя десятилетие, после выборов в Государственную Думу 1999 г. и президентских выборов 2000 г., аналитики Московского центра Карнеги охарактеризовали текущий политический процесс как завершение перехода от «советской декоративной демократии к российской манипулятивно-декоративной»1. Независимые эксперты американской неправительственной организации «Дом свободы», осуществляющей мониторинг политического развития посткомму-
1 Россия в избирательном цикле 1999- 2000 гг. / Под ред. Макфола М., Петрова Н., Рябова А. - М., 2000. - С. 611.
нистических стран, в своем докладе, посвященном состоянию демократизации в России на конец 2003 г., отмечают, что страна все больше сдвигается к авторитаризму. Значения большинства индикаторов демократизации, так же как и общего показателя, приводимые в отчете, ухудшились даже по сравнению с 1997 г., годом начала мониторинга1. Критическую оценку состояния и тенденций развития политической системы России разделяют и многие отечественные политологи и политические обозреватели.
Очевидно, что сегодня одной из самых актуальных задач политической науки является анализ механизмов, приводящих в действие российскую политическую систему, и факторов, определяющих, почему процессы, изначально заявленные как демократические реформы, приводят к результатам, которые воспринимаются, мягко говоря, не однозначно. Такой анализ тем более актуален, что первая попытка России модернизировать свою политическую систему по модели партийной представительной демократии потерпела неудачу, которая привела к установлению авторитарного режима, заморозившего социально-политическое развитие общества на 70 с лишним лет, а вторая неудача в современном глобальном социальном, экономическом и политическом контексте может низвести страну до положения несостоявшегося государства.
Чтобы справиться с этой задачей, политологи нуждаются в адекватном теоретическом и методологическом инструментарии. В этой связи вполне уместен и актуален интерес к теории размежеваний Липсета—Роккана, которая на протяжении многих лет стимулировала эмпирические исследования, посвященные партиям, выборам и распределениям предпочтений избирателей в состоявшихся демократиях Запада, а в последние годы — и исследования процессов формирования социальных размежеваний, их отражения в складывающихся партийных системах и реакции избирателей на обращения партий за поддержкой в новых развивающихся демократиях Восточной и Центральной Европы.
Теория размежеваний Липсета—Роккана была предложена политологическому сообществу в 1967 г. в вышедшей под редакцией ее авторов работе «Party systems and voter alignments: Cross-national
1 Страновой доклад «Дома свободы» по России за 2004 г. на сайте организации http://www.freedomhouse.org/research/nattransit.htm.
perspectives», ставшей классикой сравнительной политологии1. Эта публикация сразу же привлекла к себе активное внимание исследователей и спровоцировала одну из самых плодотворных в истории дисциплины теоретических дискуссий. Достаточно полное представление о содержании этой дискуссии дает аналитический обзор Анд-реа Реммеле, перевод которого публикуется в настоящем выпуске. Активная фаза дискуссии продолжалась три десятилетия, и в 1997 г. Конференция в Бергене (Норвегия) подвела ее итоги, а немного позднее, в 2000 г. под редакцией Lauri Karvonen, который и организовал эту конференцию, была опубликована монография «Party systems and voter alignments revisited». — Routledge, 2000 (Партийные системы и предпочтения избирателей: пересмотр теории). В ней не только отмечается вклад Липсета и Роккана в историю политической социологии, но и дается критическая оценка того, в какой мере их классическая работа релевантна теоретическим и эмпирическим исследованиям выборов, избирателей и партий в начале XXI в. Предмет исследования монографии распространяется на новые области, такие, как сообщественные демократии, страны Восточной и Центральной Европы и Третьего мира, недавно вступившие на путь демократического развития, и др. Введение к монографии «Размежевания, партии и демократия» написал Сеймур Мартин Липсет. В целом в монографии отмечается как адекватность общего подхода Липсета—Роккана, так и наличие проблем, порожденных структурными изменениями западного общества, а также отличием условий, в которых возникли социальные размежевания и сформировались партийные системы на Западе, от тех, что сегодня наблюдаются в других регионах мира.
Но эта последняя публикация остается незнакомой большинству отечественных исследований, и они продолжают ссылаться на работу 1967 г.2
Длительность жизненного цикла социально-политической теории, до того как она становится частью истории политической мысли, относительно невелика. Дж. Сартори в предисловии к своей
1 Заслуживает внимания уточнение авторами в названии своей публикации метода исследования - кросснациональный подход, которое обычно неоправданно опускается при ссылках на работу.
2 Монография стоит около $150, а экземпляра в публичном доступе нет даже в Фундаментальной библиотеке по общественным наукам РАН.
широко известной работе по теории политических партий, опубликованной в 1976 г., объяснял тот факт, что классической работе Мориса Дюверже «Политические партии» не было адекватной замены на протяжении 25 лет со времени ее появления, только чрезвычайной сложностью и трудоемкостью создания эмпирической теории, обладающей предсказательной способностью1. Продуктивность использования теории в страновых исследованиях сохраняется так долго, как долго существуют условия, определяющие пределы ее применимости. Период с 1967 г., когда была предложена теория Липсета--Роккана, и до нашего времени не идет ни в какое сравнение по своей насыщенности структурными трансформациями, изменившими картину мира, с относительно спокойным периодом 1951— 1976 гг., на который ссылается Сартори.
Среди ключевых событий и явлений этого времени можно отметить в первую очередь такие, как падение авторитарных режимов в Южной Европе; мирная революция в странах Восточной Европы в конце 1980-х годов; крах Советского Союза и появление на его месте 15 постсоветских республик в 1991 г.; широкое распространение нелиберальной демократии в странах третьей волны; глобализация политической и экономической картины мира, меняющую традиционное представление о национальном государстве и его суверенитете; укрепление Европейского союза как наднационального образования со своим парламентом, выборами и европейскими наднациональными партиями и включение в него посткоммунистических стран Центральной и Восточной Европы; информационная революция в постиндустриальных обществах, меняющая способы политической мобилизации и модели политического участия, отношения государства с гражданами и избирателей с партиями; «американизация» по-
1 Sartory G. Parties and party systems. Vol. 1: A framework for analysis. — Cambridge. 1976. - P. X. По замыслу автора, эта работа должна была состоять из двух томов, и в заключительной части последнего тома предполагалось дать анализ партии в широком контексте, включающем такие характеристики, как политическая культура и идеология, размежевания и социальная система, под которой Сартори понимал социологию партий. Но этот замысел остался нереализованным. Очевидно и в его случае сложность и трудоемкость задачи создания теории оказались выше уровня знаний, которым к этому времени располагала политическая наука.
литики в странах Европы1; усложнение социальной структуры и системы размежеваний и постепенная эволюция представительной демократии от мажоритарной модели, в которой партии играют главную роль в репрезентации размежеваний, к плюральной, где партии все больше уступают эту роль группам интересов; кризис традиционных институтов представительной демократии, выражающийся в падении доверия к выборам, партиям и государству, росте абсентеизма и аномии, и наконец, превращение международного терроризма в фактор внутренней политики, ограничивающий права и свободы граждан. Все эти изменения не могли не сказаться на описательной и объяснительной способности теории размежеваний.
Рассматривая перспективу применения этой теории для анализа политического процесса в современной России, следует отметить также хорошо известные принципиальные ограничения, присущие сравнительным исследования, к каковым относится работа Липсета—Роккана с ее макросоциологическим и макроисторическим подходами.
Каждое общество представляет собой уникальную систему взаимосвязанных социокультурных установок, политических институтов и практик. Кросснациональное исследование строит теоретическую модель, которая позволяет выделить в них сопоставимые ключевые элементы и производить операции над значениями их характеристик. Набор характеристик в модели определяется каждый раз специфическими целями исследования. Сравнительный метод позволяет сопоставлять результаты политического процесса, но его объяснительная способность ограничена, так как за одними и теми же результатами в разных странах могут стоять разные причинно-следственные зависимости, определяемые уникальным сочетанием взаимовлияющих факторов. Если системный подход предполагает анализ и синтез, т.е. выделение элементов целостности и исследование их во взаимодействии, определяющем идентичность системы, то сравнительный метод такой возможности не дает. Неизбежной платой за получение сравнительных данных и обобщающих выводов является концептуальная гомогенизация, упрощение страновой ре-
1 Явление, которое определяется как «копирование типа демократической политики, в котором партии слабы, кандидаты сильны и им доступна на контрактной основе электоральная экспертиза любого вида. Janda K., Berry J.M. , Goldman J. The challenge of democracy. - Boston, N.Y., 2004. - С.166.
альности, за которым теряются зависимости, представляющие наибольший интерес в анализе политического процесса в конкретной стране.
Одни и те же факторы могут обладать сильно различающимся весом в политическом процессе в разных странах. Частичным решением этой проблемы является региональная локализация сравнительных исследований. Теория Липсета—Роккана построена на материале стран Западной Европы, которые объединяет историческая и культурная общность, и не претендует на глобальную универсальность. В масштабном кросснациональном исследовании политических партий Кеннета Джанды страны мира, являющиеся объектом анализа, разбиты на 10 культурно-географических регионов1.
Специфика кросснационального сравнения заставляет исследователя оперировать переменными, имеющими количественное выражение. Но далеко не все ключевые для политического процесса характеристики могут быть представлены в количественной форме — за кадром остается то, что во многом определяет его индивидуальность.
Так, в частности, в России с ее традиционно моноцентрической персонализированной моделью власти установки и политические практики, используемые верховным лицом, принимаемые ими решения оказывают несопоставимо большее влияние на формирование и эволюцию партийной системы и распределения электоральных предпочтений избирателей, чем в странах Западной Европы середины прошлого века. Достаточно вспомнить и сравнить трех российских президентов — М.Горбачева, Б.Ельцина и В.Путина. Но теория Липсета—Роккана не рассматривает этот фактор как независимую переменную. Самуэль Хантингтон расценивает отсутствие должного внимания к решающей роли политических лидеров как один из самых серьезных просчетов сравнительной политологии за последние 40 лет2.
Возможно, не в последнюю очередь по причине этих ограничений рабочая группа «Выборы и партии» Исследовательского комитета по политической социологии Международной социологической
1 Janda K. Political parties: A Cross-national survey. - N.Y., 1980. Исследование охватывало 158 партий в 53 странах мира за период 1950- 1978 гг.
2 APSA-CP Newsletter. - Vol 15, Issue 2. - Notre Dame. Summer 2004. - P. 29.
ассоциации и Международной ассоциации политической науки, в деятельности которого самое активное участие принимали Липсет и Роккан во время работы над своей теорией и где активно обсуждались ее ключевые положения, в последние годы сменила ориентиры. В исследованиях размежеваний, формирования партийных систем и предпочтений избирателей в различных регионах мира, отличных от Западной Европы, комитет сегодня отдает предпочтение сравнительно-ориентированным страновым исследованиям (comparatively oriented case studies) перед кросснациональными проектами. Акцент в них ставится на оценку влияния национального исторического, социального и культурного контекстов на политический процесс в странах определенного культурно-географического региона, а исследователи, являющиеся «включенными наблюдателями» в своих странах, не связаны априорно жесткой теоретической моделью. Этот акцент стал доминирующим в серии монографий «Политические партии в контексте», издающихся в настоящее время под эгидой рабочей группы «Выборы и партии» под общей редакцией Кэй Лоусон, до недавнего времени председателя Комитета по политической социологии.
Такое изменение исследовательской практики соответствует новым направлениям политической науки в целом. Так, анализируя эти направления, Р.Гудвин и Х.Д.Клингеман, констатируют, что «политологи уже не отстаивают исключительные достоинства... широкомасштабных межнациональных компаративных исследований по сравнению с тщательно отобранными уникальными case studies. Для современных исследователей политических процессов не менее важно скрупулезное изучение местных особенностей их протекания, вплоть до должным образом систематизированных, основанных на статистических данных явлений, характерных для поселений самых скромных размеров»1.
Наконец, самое последнее признание ограниченности сравнительного метода было сделано под влиянием растущей критики президентом секции Сравнительной политологии Американской ассоциации политической науки, который отметил, что: «никогда нельзя
1 Гудин Р., Клингеман Х.-Д.. Политическая наука как дисциплина // Политическая наука: новые направления / Под ред. Гудвина Р., Клингемана Х.-Д. - М., 1999. - С. 38
быть уверенным, найдены ли релевантные регулярности или же мы столкнулись с исключением из них. Вопреки широкой известности сравнительного метода мы все знаем, что плывем против течения»1.
Конечно, при сильном желании и в социальных размежеваниях в России, и в их отражении в уже стабилизированной партийной системе (речь идет не о количестве и названиях партий, представленных фракциями в Государственной Думе, которые менялись от выборов к выборам, а о сущности феномена российской многопартийности) можно найти следы крупных исторических конфликтов из тех, которыми оперируют Липсет и Роккан. Но формальные ссылки на их теорию и тем более попытки подогнать эмпирические данные под ее концептуальную модель (framework) могут создавать скорее иллюзию приближения к пониманию логики политического процесса, чем реальное продвижение к этой цели.
В теории Липсета—Роккана социальные размежевания предшествуют формированию партийной системы. Партийная демократия возникла на Западе в процессе «органичной» модернизации, который охватил одновременно все сферы жизнедеятельности общества — экономику, политику, право, социальные отношения. Ее корни уходят в культуру модерна, порожденную эпохой Возрождения, Просвещения и Реформации, которая провозгласила высшей ценностью человеческую личность. Становление партийной демократии происходило в течение полутора веков, параллельно с укреплением парламентаризма и стратификацией индустриализирующегося общества, формированием гражданской политической культуры.
В России и силу особенностей исторического развития сложилась «самодержавная политическая культура», в которой «Власть главное (порой и единственное) действующее лицо исторического процесса, в ходе которого она лишь меняет свои наименования — царь, император, генсек, президент»2. Период коммунистического правления способствовал лишь укреплению этой культуры. Коммунистический режим ликвидировал появившиеся в начале ХХ в. в Российской империи партии и начала парламентаризма. Индустриализация проводилась по традиционной для России «имперской» мо-
1 Hall P.A. Beyond the comparative method // APSA-CP Newsletter. - Notre Dame, 2004. - Vol. 15, Issue 2. - P. 1.
2 Пивоваров Ю.С.. Некоторые соображения по поводу исторических предпосылок административной реформы в России. - М., 2004. (Рукопись)
дели модернизации - посредством создания общественной системы мобилизационного типа, в которой все независимые от государства элементы гражданского общества либо были уничтожены, либо трансформировались в декоративные придатки власти.
После себя режим оставил тотально зависимый от государства советский социум. Отсутствие частной собственности, составляющей основу независимости индивида, разнообразных групп со своими интересами и оформляющими эти интересы организационными структурами, отчуждение граждан от политического участия и фрагментация социума после распада режима и утраты обществом советской идентичности позволили возникшей из продуктов распада новой системе правления выработать свои инструменты поддержания стабильности. В набор этих инструментов были встроены политические партии. Возникшая на поверхности аморфного социума много -партийность поддерживалась новым режимом правления в расчете на то, чтобы сделать политический процесс более контролируемым, а также для придания себе демократического имиджа. Если партии на Западе были порождением гражданского общества и изменили природу власти, многопартийность в постсоветской России стала продуктом режима правления, средством его самосохранения.
Фактически многопартийность в России была учреждена в качестве элемента политической системы в 1993 г. указом Б.Ельцина, который «зарезервировал» за партиями половину мандатов Государственной Думы первого созыва из соображений «политической целесообразности». Расчет был сделан на то, что в условиях острейшего политического кризиса и действия дискриминационных по отношению к оппозиции мер такие «правила игры» обеспечат избрание лояльного ему большинства и одновременно будут способствовать легитимации новой системы власти. Этот исторический генезис и сегодня во многом определяет сущность многопартийности.
Следует также отметить, что на распределение голосов избирателей и на формирование партийной системы значительное влияние, достаточно независимое от структуры социальных размежеваний, оказывает избирательная система. И это влияние тем сильнее, чем слабее механизмы самоорганизации и саморегулирования общества, как в случае России. Еще Дюверже отмечал, что отделить партийную систему от избирательной можно лишь условно, в качестве приема исследования. Но влияние избирательной системы учитывается Липсетом и
Рокканом лишь опосредствованно, там, где они вводят «пороги», которые должна преодолеть политическая организация, чтобы стать частью партийной системы.
Закономерности или регулярности электорального поведения, на которых построена теории Липсета—Роккана с ее гипотезой замерзания, работают до тех пор, пока не происходит «политическое землетрясение», подобное тому, что привело в Италии к появлению феномена Берлускони и его партии1. Что касается посткоммунистических и постсоветских стран, то социальные структуры, политические размежевания, отношения между социальными группами и партиями, модели электорального поведения в них еще только складываются и очень подвижны.
Партийные системы, фигурирующие в теории размежеваний Липсета—Роккана, являются институтом индустриального общества. Современные партийные системы отражают социальные размежевания общества постиндустриального. В России сосуществуют небольшие постиндустриальные анклавы в сфере информационно-коммуникационных технологий и программирования, индустриальный сектор — крупный бизнес, совместные предприятия и добывающие отрасли производства — и одновременно сегменты общества с традиционным укладом, появление которых обусловлено процессами демодернизации. По информации в СМИ, со ссылкой на Госкомстат, для значительной доли населения основным средством выживания является приусадебное хозяйство, ведущееся на примитивном уровне. Какие размежевания продуцирует эта социально-экономическая система, и как они могут отражаться партийной системой в контексте существующего дизайна власти и политических практик?
Обращаясь к теории Липсета—Роккана, необходимо помнить также о методологической ловушке, с которой приходится сталкиваться в кросснациональных исследованиях. Она представлена проблемой концептуальной эквивалетности (или traveling capacity) понятий и состоит в следующем: всегда ли понятия, которые мы переносим из одного контекста в другой, сохраняют в этом новом контексте свою идентичность, в частности, при переносе из контекста стабильных
1 На это указал Хуан Линц в одном из интервью. APSA-CP Newsletter. - Vol 15, Issue 2. - Notre Dame, 2004. - P. 27.
либеральных демократий Запада в контекст стран, которые в парадигме транзита до сравнительно недавнего времени именовались переходными1 ?
Термин переходные страны утратил свое значение, когда стало очевидно, что из порядка ста стран третьей волны, расставшихся с авторитарными режимами, только около двадцати - преимущественно страны Центральной Европы и Балтийского региона - продемонстрировали успехи на пути перехода к демократии, а остальные либо потерпели очевидную неудачу и авторитарные режимы в них снова укрепились, либо - таких явное большинство - вступили в политическую серую зону. Страны серой зоны обладают некоторыми признаками демократизации политической жизни, такими, как существование оппозиционных партий, выборы и демократические конституции. Но при этом «для них характерны слабое представительство интересов граждан, низкий уровень политического участия, не выходящего за пределы голосования, частые нарушения законов должностными лицами государства, сомнительная легитимность выборов, почти полное отсутствие доверия общества государственным институтам и устойчиво низкая институциональная эффективность государства»2. К этим странам большинство западных (и не только) аналитиков относит сегодня и Россию. Опросы общественного мнения и официальная отечественная статистика также фиксируют наличие многих признаков серой зоны.
Когда мы говорим о российских партиях и их связи с социальными размежеваниями, то обычно по умолчанию полагаем, что речь идет о политическом институте, аналогичном тому, что сложился в «партийных демократиях» Запада, институте, который выполняет аналогичные функции. А так ли это?
По гипотезе Липсета-Роккана партии в Западной Европе возникали для представления интересов различных групп общества, разделенного по линиям исторических конфликтов центр—периферия, государство—церковь, труд—капитал, город—деревня. Их основная функция состояла в том, чтобы перевести эти конфликты из деструктивной борьбы в публичное поле представления интересов этих
1 Janda K. Political parties: a cross-national survey. - N.Y., 1980. - P. XIII.
2 Карозерс Т.. Конец парадигмы транзита // Политическая наука. - М., 2003. -№2. - C.42-66.
групп в политике государства через электоральный процесс. Таким образом возникли региональные и национальные партии, партии, созданные на конфессиональной основе, аграрные партии для защиты интересов сельских хозяев от наступления городской буржуазии («новых европейцев» по аналогии с «новыми русскими»), рабочие и буржуазные партии. Партии легитимировали государство в обществе, разделенном на группы со своими специфическими интересами, и интегрировали общество в политию.
В России Закон о политических партиях 2001 г. изначально не допускает создания никаких партий по принципам профессиональной, расовой, национальной, религиозной принадлежности, даже вопреки Конституции, запрещающей любые формы ограничения прав граждан по этим признакам1. Он также вкупе с поправками к законам о выборах по сути блокирует представление размежеваний по линии центр—периферия в политическом процессе. На эту цель направлены и последние предложения Президента В.Путина по изменению системы власти в стране.
На Западе в конфликте труд—капитал интересы трудящихся защищали массовые рабочие партии, выросшие из мощного профсоюзного движения. Но в России профсоюзы, выродившиеся за 70 лет авторитарного правления, играют сегодня незавидную роль, а действующее трудовое законодательство фактически запрещает проведение забастовок, которые могли бы привлечь внимание политиков к проблемам в отношениях между собственниками и рабочими. В списке из 20 акторов, оказывающих влияние на политический процесс в России, предложенном в общенациональном опросе ВЦИОМ в 2002 г., респонденты поставили профсоюзы на последнее место2.
Интеграция общества через репрезентацию социальных размежеваний составляет основу партийной демократии на Западе. Политическая система России, напротив, эволюционирует в сторону все большего усиления вертикали власти, «единоначалия Президента», укрепления административного аппарата и наращивания силовых структур как универсального средства решения всех болевых
1 Федеральный закон «О политических партиях». №95-ФЗ от 11 июля 2001 г.
2 Общественное мнение - 2002. - М.: ВЦИОМ. http://www.wciom.ru/vciom/ info/cnew/opinion2002.htm.
проблем. В этой практикуемой концепции власти не остается места для развития механизмов самоорганизации и саморегулирования общества. При каждом очередном кризисе власть призывает общество к единению, игнорируя по сути проблему легитимации и институ-ционализации размежеваний, через которые только и можно прийти к интеграции общества. Симптоматично, что партии власти, сменявшие одна другую, назывались «Наш дом -Россия», «Единство и отечество», «Единая Россия» и даже не претендовали на представление какого-то или каких-либо размежеваний...
Если партиям запрещено или они не могут представлять размежевания и стоящие за ними социально-политические интересы, то какие же и чьи интересы они представляют? Конечно, вполне понятны опасения политического руководства страны, соображения сиюминутной политической целесообразности и стремление поставить еще один заслон децентрализации власти, которые сыграли решающую роль в принятии Закона о партиях в его нынешней редакции, а также в принятии целого ряда поправок к законам о выборах и референдуме, по сути лишивших партии какой-либо независимости и поставивших их создание и функционирование под полный контроль федеральной администрации. Но неполноценность партий оборачивается слабой легитимностью государства, низким уровнем доверия к его институтам. В США в процессе государственного строительства в конце XVIII в. партии, представляющие групповые интересы, рассматривались как зло, способное помешать федеральному правительству проводить политику «в интересах всего общества»1. Однако это зло в конечном счете было воспринято как неизбежное и меньшее по сравнению с тем, чем мог бы стать запрет на создание гражданами партий. Вся дальнейшая эволюция политической системы США шла в направлении более полного представления размежеваний. Но то, что стало понятным Горбачеву в 1988 г., когда распад авторитарной системы был уже неизбежен, снова предается забвению. Стабилизация режима как цель проводимой политики заменила интеграцию общества.
Расхождение нормативных актов, регламентирующих создание и деятельность партий, с реальными интересами различных групп
1 Madison J. Federalist: A Commentary to the Constitution of the United States. -N 10. - P. 1787.
порождает неформальные практики продвижения интересов, которые уводят политику из публичной и правовой сферы в область подковерной борьбы «византийской политики», способствуют росту коррупции и организованной преступности.
В «партийных демократиях» партии при всех их хорошо известных недостатках обладают властью и являются основным механизмом смены правительства (government) вместе с проводимой им политикой через выборы: партии формируют законодательную власть, являющуюся полноценной ветвью в системе распределения властей; партии надзирают (oversight) через парламент за деятельностью исполнительной власти и контролируют ее. В президентской системе партии избирают президента. Это тот механизм, который приводит в действие всю процедуру представительной демократии.
Среди основных функций, выполняемых партиями в либеральных демократиях, смена власти — это единственная функция, которая не может быть выполнена какими-либо другими общественными институтами, и которая является интегрирующей, системообразующей функцией, обеспечивающей идентичность демократии как политического режима. В конце 1980-х годов в западной партео-логии центральной стала тема упадка партий. Тогда многим казалось, что институт партий уходит безвозвратно1. Итог этой дискуссии подвела статья патриарха американской политологии С.Липсета в первом в 2000 г. выпуске «Journal of Democracy», дающая оценку развития демократии за прошедшее столетие. Статья носила знаковое название — «Неизбежность политических партий»2. Сегодня сухой остаток дискуссии о закате партий можно сформулировать следующим образом: меняется общество и меняется сам характер демократии, а вместе с ними меняются и политические партии, их функции, идеология, организация. Они все меньше выполняют функции артикуляции и агрегирования интересов и формирования политической повестки дня, а также функции коммуникатора и посредника между обществом и государством, — с этим лучше справляются новые акторы. Век массовых партий кончился, и вряд ли можно ожидать их возрождения. Но партии остаются тем процедурным механизмом, кото-
1 When parties fail: Emerging alternative organization. Ed. Lawson K., Merkl P. -Princeton, 1988.
2 Lipset S.M. The indispensability of political parties // J. of democracy. - Washington, 2000. - Vol. 11, N. 1 - P. 49-56
рый приводит в действие представительную демократию, так как сегодня нет иного института передачи власти и ее легитимация, перевода сформировавшейся повестки дня в поле практической политики.
А что представляют собой партии в России, какие функции в обществе и политической системе они выполняют?
После краха коммунистического проекта в России проект партийной демократии оставался единственной альтернативой, и у нового режима правления не было никакого иного выбора, как задекларировать его приятие в качестве оправдания своей легитимности. Однако при этом большинство прежней элиты, за исключением немногих одиозных фигур в высшем звене руководства, сумело не только сохранить свои позиции, но и укрепить их. Поэтому «российский транзит» пошел по пути, который прежде всего обеспечивал выживание «номенклатуры», расколовшейся на множество бизнес-бюрократических кланов, борющихся между собой за ресурсы и сферы влияния. Российский конституционный дизайн 1993 г. зафиксировал победу Б.Ельцина над Верховным Советом по принципу «Победитель получает все». Конституция воспроизвела и законсервировала традиционную для России модель политической системы, в которой власть сосредоточена в руках верховного правителя. Президент выделен из всех ветвей власти, поставлен над ними и наделен широкими и расплывчато определенными полномочиями1. Система сдер-жек и противовесов в Конституции ставит Государственную Думу в полную зависимость от президента. Дума не имеет возможности формировать правительство и контролировать его деятельность. Она практически не может объявить импичмент президенту, как и изменить Конституцию. В этой моноцентрической модели власти просто нет места для партий как самостоятельных политических акторов.
Борьба партий на выборах и сами выборы лишены основного смысла, которым они наделены в партийной демократии, где их ос-
1 Как гарант Конституции президент имеет, в интерпретации председателя Конституционного Суда М.Баглая, широкое право действовать по своему усмотрению, следуя не только букве, но и духу Конституции и законов, восполняя пробелы в законодательной системе и в ситуациях, не предусмотренных Конституцией. Президент должен действовать решительно, исходя из собственного понимания своего долга как гаранта Конституции. См: Шейнис В. Конституционный процесс на современном этапе // Куда идет Россия?.. - М.,1997. - С. 116.
новная цель - смена правительства, когда оно утратило поддержку избирателей, и его курса. При наличии института голосования избиратели лишены возможности выбора, способного как-то защитить их интересы1.
Когда победа все равно не дает партии возможность реализовать свою программу, теряется какая-либо связь партийных программ с размежеваниями и распределением предпочтений электората. А поскольку статус Думы не позволяет партии контролировать правительство, теряется такой решающий для отношений избирателей с партиями критерий, как оценка партии по социально-экономическим результатам работы сформированного ею правительства.
Вполне естественно поэтому, что партии устойчиво пользуются наименьшим среди всех политических институтов доверием общества. В 2002 г., т.е. через 12 лет после принятия первого закона, легитимировавшего институт партий, общественное мнение отвело им предпоследнее по значимости место в списке из 20 акторов, оказывающих наибольшее влияние на жизнь России2.
В то же время парламентский статус является критическим фактором выживания партии, так как он открывает доступ к ресурсам государства (административным, финансовым, коммуникационным, информационным, транспортным, материальным и пр.). Это обрекает партии, стремящиеся к успеху, на политический конформизм и зависимость от федеральной администрации, которая контролирует региональные администрации, электронные СМИ, финансовые потоки и распределение ресурсов. Даже для КПРФ и
1 На вопрос: «Какие способы отстаивания собственных интересов Вы считаете наиболее результативными в нынешних условиях?» - 36,5% опрошенных во всероссийской выборке в 1998 г. заявили, что не видят никаких способов, 32,2 - указали на использование личных связей, еще 18,7 - на «решение проблем с помощью вознаграждения» (эвфемизм взятки, предложенный организаторами опроса). К участию в деятельности партий для отстаивания интересов в течение предшествовавшего опросу года прибегали 0,5% (Российское общество: Становление демократических ценностей? - М., 1999. - С. 206.
2 Общественное мнение - 2002. - М.: ВЦИОМ. http://www.wciom.ru/vciom/ info/cnew/opinion2002.htm.
ЛДПР оппозиционность правительству служит скорее электоральным брендом, чем выражением социальных размежеваний1.
Стремительно растущая стоимость избирательных кампаний ставит выживание партий в зависимость от внешних источников финансирования. При этом близость парламентских партий к реальным центрам принятия решений в условиях, когда государство активно вмешивается в экономику, делает партии объектом коррупционной активности финансово-промышленных кланов. Соответственно, как были вынуждены признать сами парламентарии, подводя итоги первого десятилетия российского парламентаризма, при прохождении законов через Думу на втором, после Кремля, месте в системе приоритетов стоят интересы олигархии2.
Таким образом, партии находятся в замкнутом кругу. Лишенные властных полномочий и ограниченные существующим законодательством, они не могут рассчитывать на установление прочных связей с обществом, а без поддержки общества не могут играть самостоятельную роль в политическом процессе. Кроме того, функционирование партийной демократии невозможно без наличия заинтересованных в этом политиков, независимых СМИ и независимой судебной системы. При отсутствии данных условий в существующем институциональном и социокультурном контексте они превращаются в одну из политических технологий, используемых властью для стабилизации существующего политического режима. Слабость гражданского общества позволяет власти игнорировать социальные размежевания и кроить партийную систему, исходя из собственных приоритетов и целей.
Что же тогда остается общего у этих образований, которые закон конституирует как политические партии, с институтом партий в либеральных демократиях? Оперируя этими сущностями в понятийном контексте теории Липсета—Роккана, мы, по сути, совершаем подмену понятий. Ложность посылки ведет к получению ложных выводов.
1 Римский В. Нужны ли России политические партии? // Парламентаризм и многопартийность в современной России / Лысенко В. (ред.). - М., 2000. - С. 151152.
2 Парламентаризм и многопартийность в современной России. - М., 2000. -
С. 39
Классику полезно перечитывать, но не фетишизируя ее. Как отметил в свое время Жан-Мари Денкэн, «Фетешизированные классические работы порождают страх или боязнь новых исследований, а это в свою очередь может вызвать интеллектуальный склероз, ибо их комментируют, повторяют, не подвергая сомнению, не видя в них недостатков.»1. Перечитывая работу Липсета-Роккана, не следует забывать и об имманентных ограничениях сравнительно метода. Оценивая теоретические прорывы сравнительной политологии за последние 40 лет, Хантингтон констатирует: «Теоретические схемы. приходят и уходят - они могут быть полезны в течение определенного периода времени»2.
Отечественные социологи сегодня накопили большие массивы информации о формирующихся социальных размежеваниях, проблемах, разделяющих общество, распределении и перераспределении партийных предпочтений избирателей и результатах выборов за более чем десятилетний период со времени распада коммунистического режима. Чтобы осмыслить эту информацию и получить обоснованные ответы на вопросы о характере власти и политического процесса, нужна некоторая теоретическая конструкция. Способна ли теория Липсета-Роккана выполнить эту функцию?
1 Денкэн Ж.-М. Политическая наука. - М., 1993. - С. 100.
2 APSA-CP Newsletter. - Notre Dame. - 2004. - Vol 15, Issue 2.
