CC BY
557
ГРАЖДАНСКОЕ И СЕМЕЙНОЕ ПРАВО
Вестник Омского университета. Серия «Право». 2016. № 2 (47). С. 75-85. УДК 347
ТЕОРИЯ ДОБРОСОВЕСТНОСТИ В РОССИЙСКОМ ГРАЖДАНСКОМ ПРАВЕ: СТАНОВЛЕНИЕ, РАЗВИТИЕ, ПЕРСПЕКТИВЫ
THE THEORY OF INTEGRITY IN THE RUSSIAN CIVIL LAW: FORMATION, DEVELOPMENT, PROSPECTS
С. К. СОЛОМИН (S. K. SOLOMIN)
Определены теоретические подходы к пониманию добросовестности в гражданском праве. Предложен критический анализ современной дискуссии о принципе добросовестности. Сформулирован авторский подход к решению вопроса о соотношении добросовестности и принципа добросовестности. Ключевые слова: добрая совесть; принцип добросовестности; добросовестность поведения.
In article theoretical approaches to understanding of integrity in civil law are defined. The critical analysis of modern discussion about the principle of integrity is offered. Author's approach to the solution of a question of a ratio of integrity and the principle of integrity is formulated.
Key words: kind conscience; principle of integrity; integrity of behavior.
Введение в проблему. Термин «добросовестность» прочно вошел в сферу гражданского права, что объясняется характером регулируемых частным правом отношений и сущностью метода их правового регулирования. Данным термином в гражданском праве обозначаются два правовых явления. Первое сводится к пониманию добросовестности в объективном смысле как известного внешнего мерила, которое воспринимается законом и правоприменителем и рекомендуется участникам гражданского оборота в их взаимоотношениях. Второе ограничивается пониманием добросовестности в субъективном смысле, т. е. как незнание лицом обстоятельств, с наличием которых закон связывает наступление тех или иных юридических последствий. Связь между этими правовыми явлениями прослеживается в том, что если в объективном смысле добросовестность посредством норм позитивного права отражает существо добросовестного поведения участни-
ков гражданского оборота, то в субъективном смысле она проявляет себя по содержанию некоторых норм позитивного права, каждая из которых выступает частным случаем проявления добросовестного поведения субъектов гражданско-правовых отношений, выражающегося в извинительном незнании фактов реальной действительности. Иначе говоря, такая связь проявляется через те нормы действующего законодательства, применение которых позволяет восполнить недостающую легитимацию: юридический эффект (правовое последствие) наступает, несмотря на наличие того или иного дефекта в условиях, необходимых для наступления такого эффекта, но при наличии извинительного неведения лица в тех или иных фактах. В частности, речь идет о нормах вещного права, регламентирующих отношения с участием добросовестного владельца, добросовестного приобретателя, добросовестного спецификатора.
© Соломин С. К., 2016
Последние два с половиной десятилетия контроверза вокруг bona fides приобретала разные оттенки: от признания за добросовестностью исключительно качества требования, применяемого в механизме восполнения пробелов в гражданском праве, до восприятия добросовестности в качестве правового принципа, «цементирующего» все гражданское право. При этом в цивилистической доктрине достаточно часто проводилась дуалистическая концепция понимания bona fides, суть которой отражена выше. Сегодня именно эту концепцию можно признать достоверной, что, в частности, подтверждается появлением в 2013 г. новой редакции ст. 1 Граж -данского кодекса РФ, норма п. 3 которой гласит: «При установлении, осуществлении и защите гражданских прав и при исполнении гражданских обязанностей участники гражданских правоотношений должны действовать добросовестно» [1]. Теперь с появлением среди прочих основных начал гражданского законодательства принципа добросовестности актуализируется вопрос о его содержании, а также о соотношении понятий «принцип добросовестности» и «добросовестность» (в объективном смысле).
Объективистские теории добросовестности. В конце XIX - начале XX столетия в России велась огромная работа по подготовке проекта Гражданского уложения Российской империи, в рамках которой широко дискутировались и вопросы, затрагивающие теорию добросовестности. В частности, речь шла о пределах судейского усмотрения, в том числе о возможности суда ограничить действие экономических законов, о применении норм позитивного права с целью оптимизации течения гражданского оборота.
К началу XX столетия сформировалось несколько подходов к пониманию добросовестности в объективном смысле [2].
Теория «любви к согражданам» [3] (Л. И. Петражицкий) сводится к тому, что фундамент и устои общественного здания представляют собой кристаллизации, образовавшиеся под долгим воздействием переходящих одно в другое любви и разума [4]. Соответственно, целью цивильной политики должно стать стремление к любви.
Теория «социального идеала» (Штамм-лер, Штейнбах): bona fides указывает суду
направление, в котором необходимо двигаться, разбирая конкретную спорную ситуацию [5]. В ходе рассмотрения дела суд должен стремиться к высшей цели всего правопорядка, которая заключается в идее такой общественной жизни, при которой любые субъекты права относились бы друг к другу безлично правильным образом, цели одного субъекта становились бы целями другого (Штаммлер). При этом не во всех ситуациях требуется одинаковая мера доброй совести для оценки поведения участников правоотношения (Штейнбах).
Теория «нравственных основ оборота» (Эндеман) предполагает установление объективного масштаба, основанного на нравственных убеждениях общества, а также честном образе мыслей каждого члена такого общества [6].
Теория «противоположных экономических интересов» (Шнейдер): судья, разрешая спорную ситуацию в соответствии с доброй совестью, должен соблюдать нормы закона и условия договора, беспристрастно взвешивать противоположные экономические интересы сторон спора [7].
Теория «согласования частных и публичных интересов» (И. Б. Новицкий) основана на комбинировании двух начал - доброй совести и обычаев гражданского оборота: в принципе доброй совести заключается общая граница выявления индивидуалистического стремления, в пределах которого проявляется регулирующее значение обычаев гражданского оборота; в свою очередь, обычаи гражданского оборота оказывают помощь в спорной ситуации по установлению требования доброй совести, а также дополняют собой это требование в тех ситуациях, которым невозможно дать оценку с позиции доброй совести [8]. Учитывая изложенную основу, bona fides выступает средством согласования частных интересов между собой и с интересом общественным.
Добросовестность в советском гражданском праве. Глубокое теоретическое осмысление bona fides в начале XX столетия должно было послужить существенным толчком для формирования отечественной теории добросовестности. Однако со сменой экономической формации в 1917 г. принципиально поменялся подход к существу судей-
ского усмотрения и его роли при решении гражданских споров. Принцип доброй совести как пережиток буржуазного законодательства был исключен из системы основополагающих начал советского гражданского права, что потребовало иного теоретического осмысления применения механизма недопустимости злоупотребления гражданскими правами. Теперь возможность судейского усмотрения опиралась на ст. 1 ГК РСФСР 1922 г., гласящую: «Гражданские права охраняются законом за исключением тех случаев, когда они осуществляются в противоречии с их социально-хозяйственным назначением». И если в первые годы НЭПа к данной норме суды прибегали достаточно часто, то к концу второй половины 1920-х гг. практика судейского усмотрения при ограничении отдельных гражданских прав постепенно сошла на нет. Причиной тому стало мнение Верховного Суда РСФСР, окончательно оформившееся к 1927 г. Данная судебная инстанция указывала на неправильное использование ст. 1 ГК в тех случаях, когда имелись достаточные правовые основания, предусмотренные действующим законодательством, для разрешения спорной ситуации [9]. Попытки Верховного Суда РСФСР определить дозволительные рамки применения ст. 1 в отсутствие какого-либо достоверного научного обоснования её применения привели к тому, что к 1930 г. она вообще исчезла из сферы интересов не только правоприменителя, но и циви-листической науки.
Позже, а именно во второй половине 40-х гг. прошлого столетия, стали появляться научные работы, посвященные отдельным проблемам злоупотребления правом в советском гражданском праве. Так, в частности, М. М. Агарков, возвращаясь к оценке ст. 1 ГК РСФСР 1922 г., приходил к выводу о том, что её положение следует рассматривать как «анахронизм, не соответствующий современному состоянию советского права» [10]. В условиях плановой экономики, в рамках которой гражданские права хозяйствующих субъектов являются средством выполнения государственного народно-хозяйственного плана, использование правоприменителем ст. 1 ГК, по мнению М. М. Агаркова, недопустимо как «возложение на суд и арбитраж не принадлежащей им функции... они пре-
вратились бы из органов, разрешающих споры, в органы регулирования народного хозяйства» [11]. В итоге квинтэссенция его размышлений свелась к отрицанию необходимости установления каких-либо границ осуществления гражданских прав (исключение составила лишь шикана как форма злоупотребления), а значит, и к исключению какой-либо деятельности, связанной с судебным усмотрением.
Ценность работы М. М. Агаркова заключается не столько в ограниченном понимании злоупотребления, сколько в упоминании в ходе рассуждений о добросовестности (в объективном смысле). Ученый, рассматривая данную категорию за пределами вопросов об осуществлении гражданских прав, все-таки находит ей место в советском гражданском праве. Он пишет: «Начало доброй совести означает борьбу с прямым или косвенным обманом, с использованием чужого заблуждения или непонимания. Не об этом идет речь в вопросе злоупотребления правом». «Начало доброй совести, введенное в надлежащие рамки, означает ничто иное, как честность в отношениях между людьми» [12]. Подобный подход к пониманию добросовестности в объективном смысле можно назвать теорией «честности в отношениях между людьми».
Стоит отметить, что на уровне монографических работ советского периода добросовестность как внешнее мерило при установлении пределов осуществления гражданских прав так и не подлежала рассмотрению, а принцип добросовестности, прижившийся в развитых зарубежных законодательствах, был надолго забыт отечественным законодателем. Даже с появлением ст. 5 Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик 1961 г. стали вести речь исключительно о новом этапе развития теории злоупотребления гражданскими правами [13]. Однако именно в ч. 2 этой статьи содержалась норма, которая недвусмысленно указывала на необходимость добросовестности участников гражданского оборота: «При осуществлении прав и исполнении обязанностей граждане и организации должны соблюдать законы, уважать правила социалистического общежития и моральные принципы общества, строящего коммунизм». Вместе с тем ни в одном из научно-практических
комментариев к Основам гражданского законодательства 1961 г. (а также к ГК РСФСР 1964 г.) того времени мы не найдем отсылку к принципу добросовестности [14].
Добросовестность в переходный период. Только с принятием Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 г. требование добросовестности поведения участников гражданского оборота начинает приобретать некоторые очертания того, что в 2013 г. мы назовем принципом добросовестности. Так, п. 3 ст. 6 данной кодификации предписывал: «Участники гражданских правоотношений предполагаются добросовестными, поскольку не доказано обратное». Очевидно, что в таком виде признать за добросовестностью качество руководящего мерила, которое может помочь суду в оценке интересов сторон конфликта, соотнося их между собой, а также с публичными интересами, ещё нельзя. Законодатель пока ведет речь о добросовестности как о некотором оценочном критерии, которым суд руководствуется только в том случае, если одна из сторон спора доказывает недобросовестность другой стороны. Иначе говоря, bona fides (в объективном смысле) использовалась исключительно в механизме защиты гражданских прав, но не выступала пока в качестве предела осуществления гражданских прав. Этот недостаток отчасти был устранен введением в действие части первой Гражданско -го кодекса РФ, когда законодатель поставил защиту гражданских прав в зависимость от того, «осуществлялись ли эти права разумно и добросовестно» (п. 3 ст. 10 ГК РФ).
Отсутствие теоретических наработок, затрагивающих добросовестность как руководящего мерила, а также судебной практики по вопросам судейского усмотрения в вопросах ограничения гражданских прав сделало механизм определения пределов осуществления гражданских прав, предусмотренный ст. 10 ГК РФ, непопулярным. Лишь спустя десять лет суды начали применять данный механизм, а к концу 2008 г. появилось информационное письмо Президиума ВАС РФ «Обзор практики применения арбитражными судами статьи 10 Гражданского кодекса Российской Федерации» [15].
Вместе с тем именно с момента введения в действие части первой ГК РФ начинает
формироваться дискуссия вокруг добросовестности в объективном смысле, в том числе с позиции выделения самостоятельного принципа гражданского права - принципа добросовестности. Справедливости ради заметим, что термин «принцип добросовестности» получил законодательное закрепление ещё в 1996 г. с введением в действие части второй Гражданского кодекса РФ. Так, например, в п. 3 ст. 02 ГК РФ указывается: «При разрешении спора между сторонами об объеме содержания, которое предоставляется или должно предоставляться гражданину, суд должен руководствоваться принципами добросовестности и разумности». Правда смысловое наполнение этого термина осталось за пределами Гражданского кодекса. Не исключено, что для цели ст. 602 ГК РФ речь все-таки идет не о принципе, а о требовании добросовестности (т. е. как об оценочной категории) [16].
С 2009 г. законодатель инициировал так называемый процесс совершенствования гражданского законодательства, одним из первых результатов которого (2013) [17] стало легальное закрепление принципа добросовестности среди основных начал гражданского законодательства. Таким образом, сегодня можно вести речь о новом этапе развития гражданско-правовой доктрины относительно осмысления добросовестности в объективном смысле через существо добросовестности поведения участников гражданского оборота, раскрывающего суть принципа добросовестности.
Походы современной гражданско-правовой доктрины. В современной юридической литературе добросовестность далеко не всегда рассматривается через призму основных начал гражданского законодательства. Так, например, В. И. Емельянов в своей работе 2002 г. исключает возможность признания за добросовестностью каких-либо признаков объективной категории. Он пишет: «Не правы авторы, утверждающие, что согласно российскому законодательству все права и обязанности должны осуществляться добросовестно» [18]. Это замечание было адресовано В. А. Белову [19], который, как оказалось, смотрел на десять лет вперед и, в принципе, сказал то, что сейчас стало восприниматься в качестве аксиоматичного положения. Сам же В. И. Емельянов указывает
на то, что «определение добросовестности совпадает, в сущности, с определением невиновности» [20]. Задаваясь вопросом о допустимости отождествления недобросовестности с виновностью, он отметил, что в гражданском праве не все недобросовестные действия покрываются понятием виновности, а значит, необходимость в использовании категории недобросовестности возникает тогда, когда недобросовестные действия участников гражданского оборота не покрываются понятием виновности. В итоге он пришел к выводу о том, что понятие «недобросовестность» в широком смысле включает в себя понятие «недобросовестность» в узком смысле и понятие «виновность» [21].
Квинтэссенция размышлений В. И. Емельянова в целом соответствует высказанному чуть ранее выводу Е. Богданова (1999 г.): «Недобросовестными могут быть признаны лишь граждане и организации, которые, совершая противоправные действия или бездействие, знали или должны были знать о характере этих действий и их последствиях» [22]. При изучении приведенных выше точек зрения обращает на себя внимание то, что как бы отрицательно не относились их авторы к восприятию добросовестности в объективном смысле, все они так или иначе отражают ту или иную сторону понимания добросовестности в субъективном смысле. Более того, не исключено, что под воздействием законотворческого процесса, когда одни нормы заменяют другие, в том числе по причине их анахронизма, мнения одних и тех же правоведов могут трансформироваться, привнося всё новые и новые оттенки в отечественную теорию добросовестности. Примером тому могут выступать научные взгляды А. В. Волкова, сформировавшего свою авторскую теорию злоупотребления гражданскими правами [23], в рамках которой ученый не обошел вниманием и принцип добросовестности, который в его авторской интерпретации часто называется принципом добросовестного правоосуществления.
На стадии действия первоначальной редакции ст. 1 ГК РФ (до 1 марта 2013 г. [24]) А. В. Волков выводит содержание принципа добросовестности из содержания другого принципа - принципа равенства участников гражданских отношений: «Юридическое ра-
венство заключается не только в наделении лиц гражданскими правами, но и в обязанности не нарушать права других. Нарушение принципа равенства при злоупотреблении правом проявляется в высокомерном, эгоистическом использовании своих гражданских прав в ущерб законным интересам других членов общества» [25]. Отталкиваясь от изложенной установки, А. В. Волков вводит два синонимичных термина - «принцип добросовестного правоосуществления» и «принцип недопустимости злоупотребления правом», отвечающие «за то, чтобы правовые регулятивные нормы гражданского права не превращались в "жертву" свободы усмотрения (диспозитивности) субъектов права» [26]. При этом содержание принципа добросовестного правоосуществления раскрывается через две составляющие: добросовестное использование гражданских прав и добросовестное исполнение гражданско-правовых обязанностей.
Так ученый писал в 2011 г., что в целом соответствует обновленной в 2013 г. редакции ст. 1 ГК РФ. Однако уже в 2013 г. А. В. Волков отказывается от ряда принципиальных положений своей теории добросовестности [27] и рассматривает принцип добросовестности (добросовестного право-осуществления) и принцип недопустимости злоупотребления правом в качестве отдельных принципов гражданского права. При этом, по его мнению, принцип недопустимости злоупотребления правом, в отличие от «размытого» принципа добросовестности, выражен в абсолютно конкретной, специальной по отношению к ст. 1 ГК РФ норме ст. 10 ГК РФ и образует конструкцию виновного правоосуществления с конкретными санкциями за недобросовестное использование предоставленных субъекту правовых средств [28]. Указанные им принципы «работают» только в ситуации правовой неопределенности: либо отсутствует специальная норма права, позволяющая разрешить конкретный казус, либо специальная действующая норма гражданского права не способна в силу своего юридического содержания (формализма, ошибок, пробелов) качественно разрешить стоящую перед ней задачу [29].
И даже несмотря на то, что изначально А. В. Волков делает содержание принципа
добросовестности достаточно емким [30], в итоге он приходит к весьма противоречивому, даже с позиции его учения, выводу о том, что принцип добросовестности регулирует и случаи злоупотребления правом, и ситуации, где такое злоупотребление отсутствует (в том числе когда ст. 10 ГК РФ своим содержанием не справляется с возникшим казусом). К таким случаям он относит применение принципа добросовестности при аналогии права, а также случаи, когда ст. 10 ГК РФ, несмотря на свои собственные барьеры, сама станет орудием злоупотребления [31]. Не обращая внимание на некоторую внутреннюю противоречивость данного вывода, в целом подход А. В. Волкова применительно к добросовестности в объективном смысле можно назвать теорией «сдержек и противовесов». Эта теория нашла свое место и при совершенствовании ст. 1 ГК РФ, когда по её содержанию объективировался принцип добросовестности.
Так, ещё в проекте Концепции совершенствования общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации от 11 марта 2009 г. [32] (далее - Проект Концепции) указывалось на необходимость законодательного оформления принципа добросовестности по причине того, что правила о добросовестности являются естественным противовесом правилам, утверждающим свободу договора и автономию воли сторон [33]. Вместе с тем, как нам представляется, разработчики указанного документа смогли отказаться от ограниченного восприятия принципа добросовестности как естественного ограничителя действия других принципов гражданского права и постарались максимально наполнить его существо. В частности, они определили сферу действия данного принципа, подчинив ему не только действия по осуществлению прав и исполнению обязанностей, но и оценку содержания прав и обязанностей сторон [34]. Иначе говоря, разработчики попытались сделать из принципа добросовестности не просто противовес всем остальным основным началам гражданского законодательства, а ту «красную нить», которая должна была пронизывать все позитивное право, представая в разных ипостасях - и в виде предела осуществления гражданских прав, и в виде требования, позволяющего восполнить пробелы в праве, и в виде презумпции, опровергнуть ко-
торую может только заявитель, и в виде меры извинительного заблуждения в тех или иных фактах реальной действительности и некоторых других. Очевидно, именно так мы и должны воспринимать законодательную норму п. 3 ст. 1 ГК РФ. Однако некоторым правоведам такое положение вещей представляется неуместным.
В частности, Т. В. Дерюгина весьма критично оценивает подобный подход к использованию категории добросовестности [35]. В попытке ответить на вопрос, является ли категория добросовестности принципом права, презумпцией или пределом осуществления права, ею выстраивается цепочка интересных рассуждений. С одной стороны, её понимание добросовестности схоже с теорией «честности в отношениях между людьми» (М. М. Агарков), поскольку добросовестность, помимо всего прочего, ею воспринимается в качестве внутреннего состояния определенного субъекта, его представления о честности [36]. Однако если М. М. Агарков данную категорию рассматривал за пределами вопросов об осуществлении гражданских прав, то Т. В. Дерюгина добросовестность относит исключительно к сфере осуществления гражданских прав и считает, что она в форме принципа должна размещаться в ст. 9 ГК РФ [37].
С другой стороны, говоря о принципе добросовестности, Т. В. Дерюгина указывает на то, что он «устанавливает равновесие интересов, требует проявлять известное внимание к чужим интересам» [38], что, несомненно, сближает её подход с теорией «согласования частных и публичных интересов» (И. Б. Новицкий). Но, в отличие от И. Б. Новицкого, который находил применение своего объективистского подхода к широкому спектру вопросов (и ограничению свободы договорных соглашений, и толкованию договора, и исполнению обязательства, и границам осуществления прав), Т. В. Дерюгина сводит принцип добросовестности не к общеотраслевому принципу, а к принципам осуществления права [39], отводя ему вспомогательную роль: «... когда отношения сторон урегулированы законом или договором, то введение дополнительной категории в виде добросовестности лишено оснований. И лишь в тех случаях, когда отсутствуют и специаль-
ные, и общие нормы, и другие источники, регулирующие правоотношения, мы можем обратиться к принципу добросовестности», содержание которого «необходимо ограничить конкретными запретами» [40]. В итоге, подход данного исследователя можно охарактеризовать как теорию «игнорирования добросовестности», в которой принципу добросовестности нет места среди основных начал гражданского законодательства, поименованных в ст. 1 ГК РФ. Очевидно, что ученый отводит главенствующую (исключительную) роль закону и договору, в том числе, и в случаях оценки поведения участников гражданского оборота, когда между таковыми разгорается спор. Данная позиция примечательна тем, что Т. В. Дерюгина сводит на нет восприятие добросовестности не только в объективном, но и в субъективном смысле (т. е. как незнание лицом обстоятельств, с наличием которых закон связывает наступление тех или иных юридических последствий), в частности при оценке добросовестности приобретения и владения имуществом в отношениях по возврату имущества из чужого незаконного владения. Она указывает: «. И ст. 302 ГК РФ, и ст. 303 ГК РФ содержат конкретные критерии, которыми следует руководствоваться и суду, и субъектам правоотношения: лицо не знало и не могло знать; знало или должно было знать. Употребление здесь понятия добросовестности / недобросовестности излишнее» [41].
Не углубляясь в предложенную Т. В. Дерюгиной концепцию ограниченного восприятия добросовестности, заметим, что она в целом не укладывается в существующие в отечественной доктрине гражданского права представления о диспозитивном начале правового регулирования гражданских отношений, о сущности принципов гражданского права и о той роли, которая отводится суду при урегулировании гражданско-правовых споров. По этой причине вряд ли можно признать теорию «игнорирования добросовестности» жизнеспособной.
Разброс в теоретических подходах к пониманию добросовестности в объективном смысле приводит порой к тому, что термином «добросовестность» начинают обозначать разные понятия, тем самым скатываясь к проблеме «многоликости» добросовестности.
Так, одни авторы утверждают, что категория добросовестности является комплексным понятием, сочетающим в себе различные оттенки значения «доброй совести» [42]. Другие ведут речь о необходимости комплексного понимания категории добросовестности, поскольку добросовестность не сводится только к применению критерия «знал - не знал», характерного для вещного права, а имеет более широкое содержание и значение для всех типов гражданских правоотношений [43]. Третьи говорят о том, что «добросовестность является собирательным понятием, которое может пониматься в различных значениях, отражать различные явления действительности» [44].
Данное обстоятельство привело к тому, что ту задачу, которую ставили перед собой правоведы ещё сто лет тому назад, а именно - определить существо добросовестности в объективном и субъективном смыслах, на сегодняшний день свели к вопросу типа: в каком случае можно использовать слово «добросовестность» (речь уже не идет о термине или понятии), а в каком нельзя?
Естественно, что в подобном ключе о добросовестности в гражданском праве речь вести нельзя, равно как нельзя подменять одни понятия другими. Сегодня по-настоящему научные работы по проблемам добросовестности затерялись в нескончаемом потоке псевдонаучных изысканий. Порой, чтобы добраться до истины, приходится проводить первичную работу, направленную на фильтрацию всего написанного за последние два десятилетия. Современные исследователи вопросов разграничения добросовестности в объективном и субъективном смыслах нередко за основу своих умозаключений берут смысловую связку «объективное и субъективное» и по данному критерию подтягивают к теории добросовестности все то, что может быть охарактеризовано с объективной или субъективной стороны. В итоге, категория добросовестности (в объективном и субъективном смыслах) заменяется смысловой связкой «представление субъекта гражданского права о добросовестности по объективному и субъективному критерию» [45], подменяется ложными понятиями: «принцип добросовестности в объективном и субъективном значении» [46], «объективная сторона
принципа добросовестности» [47], «субъективная сторона поведения лица» [48] и т. п.
Добросовестность (в объективном смысле), добросовестность (в субъективном смысле), добросовестность поведения участников гражданского оборота, принцип добросовестности - это все отдельные категории гражданского права, как и другие категории, обозначаемые терминами, которые имеют в своей структуре слово «добросовестность» (добросовестный приобретатель, добросовестный владелец и т. п.). Указанные правовые категории могут пересекаться, дополнять другу друга, одна правовая категория может раскрывать суть другой, но это всегда разные правовые категории, отражающие основные, важнейшие признаки того или иного правового явления. Их нельзя обобщить одним понятием «добросовестность», пусть даже в самом широком смысловом значении. За ширмой «широкого смыслового значения» любое фундаментальное понятие не способно отразить специфические общественные потребности в особых правовых формах поведения субъектов гражданского права.
Принцип добросовестности как основополагающее начало гражданско-правового регулирования, пронизывая все гражданское право, объективирует себя в тех нормах, которые: устанавливают необходимость добросовестного поведения участников гражданского оборота или предполагают необходимость такого поведения; ставят защиту прав субъектов и возникновение тех или иных последствий в зависимость от наличия или отсутствия добросовестности поведения лиц, участвующих в гражданских отношениях; восполняют правовую регламентацию отношений сторон с учетом требования добросовестности их поведения.
Принцип добросовестности не может выступать ограничителем или противовесом других принципов гражданского права. Все основополагающие начала гражданского законодательства дополняют друг друга как при урегулировании конкретной ситуации, так и в процессе совершенствования граж-данско-правого регулирования, восполняя пробелы и определяя ориентиры дальнейшего развития гражданского законодательства. Более того, каждый из принципов может актуализировать различные оттенки реализа-
ции другого принципа. Так, например, установке принципа равенства участников гражданских отношений о том, что ни один из субъектов гражданского права не обладает какими-либо преимуществами перед другими субъектами гражданского права, соответствует установка о недопустимости извлечения преимуществ из своего незаконного или недобросовестного поведения, которая, в свою очередь, отражает одну из сторон проявления принципа добросовестности. С другой стороны, требование принципа добросовестности о том, что участники гражданских отношений должны действовать добросовестно, предполагает, в том числе, учет юридического равенства таких участников. Подобный механизм взаимодействия принципа добросовестности и принципа юридического равенства субъектов гражданского оборота в целом характеризует механизм реализации принципов гражданского права.
Очевидно, что принцип добросовестности всегда присутствовал в гражданском праве: если ранее он выводился через содержание огромного числа норм гражданского права, то сегодня мы может его объективировать среди установленных законодателем основных начал гражданского законодательства. Теперь закон прямо гласит (п. 3 и 4 ст. 1 ГК РФ): «При установлении, осуществлении и защите гражданских прав и при исполнении гражданских обязанностей участники гражданских правоотношений должны действовать добросовестно. Никто не вправе извлекать преимущества из своего незаконного или недобросовестного поведения».
Данная законодательная формулировка раскрывает основное содержание принципа добросовестности. А далее по содержанию норм гражданского права мы видим проявление данного принципа, который раскрывает особенности гражданского права как отрасли права, выступает в качестве системообразующего фактора, позволяет восполнить пробелы в действующем законодательстве. Раскрывая принцип добросовестности через требование добросовестного поведения участников гражданского оборота, мы неминуемо приходим к необходимости оценки любого поведения таких участников с точки зрения определенного масштаба этого поведения, выработки его стандартов, которые ус-
танавливает и использует закон, которыми может руководствоваться правоприменитель, которые должны осознавать участники гражданского оборота в своих взаимоотношениях (т. е. с точки зрения добросовестности в объективном смысле).
Естественно, что действие любого принципа можно обнаружить только в ситуации дефекта течения гражданского оборота, в частности, при нарушении законных интересов участников гражданских правоотношений, нарушении принадлежащих им субъективных прав, когда участники ставят вопрос о восстановлении или защите своего нарушенного субъективного права (интереса). Задачу установления определенных масштабов поведения как добросовестного могут решить как сами участники спорного правоотношения, так и суд. В последнем случае речь идет о судейском усмотрении, в рамках которого судья дает оценку обстоятельствам с точки зрения норм позитивного права и тех конкретных стандартов добросовестного поведения, применение которых обусловлено конкретной жизненной ситуацией. В этом смысле судья не стоит над законом, а в процессе своей интеллектуальной деятельности выбирает из всего возможного инструментария определения масштабов добросовестного поведения только тот, который способен помочь вынести правосудное решение. В частности, это может быть конструкция «не знал и не должен был знать», которая применима к определению статуса добросовестного приобретателя как в вещно-правовых отношениях (например, при установлении границ виндикации), так и в обязательственных (например, при определении объема возмещения по кондикционному обязательству). И именно через указанную конструкцию мы наблюдаем установление масштабов поведения участников гражданского оборота через восприятие добросовестности в субъективном смысле. Важно понять, что этот масштаб поведения всегда имеет четкие границы.
Так, при уяснении надлежащего места исполнения обязательства в случае изменения места нахождения кредитора поведение последнего будет добросовестным, если он известил должника об этом факте, а значит, и масштаб добросовестности поведения кредитора будет определяться через допустимые
средства уведомления должника об изменении места его нахождения. Если кредитор принимает исполнение обязанности должника по гражданско-правовому обязательству от третьего лица, то масштабом добросовестности поведения кредитора будут выступать его действия, направленные на установление того правового основания, по которому третье лицо исполняет чужую обязанность. Примеров установления масштабов добросовестности поведения участников гражданского оборота (стандартов их добросовестного поведения) можно приводить сколько угодно, ибо они пронизывают все институты гражданского права без исключения. И в этом смысле можно вести речь о формировании теории «конкретных жизненных обстоятельств».
1. О внесении изменений в главы 1, 2, 3 и 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации : Федеральный закон от 30 декабря 2012 г. № 302-ФЭ (ред. от 4 марта 2013 г.) // СЗ РФ. - 2012. - № 53 (ч. 1). - Ст. 7627.
2. В 1916 г. И. Б. Новицкий представил достаточно полную картину, касающуюся состояния теории добросовестности в обязательственном праве. Несмотря на то, что И. Б. Новицкий провел эту работу в свете обсуждения проекта Гражданского уложения Российской империи 100 лет тому назад, своей актуальности она до сих пор не потеряла. На сегодняшний день те научные позиции, которые были озвучены ещё в начале XX столетия, остались непоколебимыми и представляют высокую ценность. - См. подробнее: Новицкий И. Б. Принцип доброй совести в проекте обязательственного права // Вестник гражданского права. - 2006. - № 1. - С. 124-134.
3. Название этой и последующих теорий являются авторскими.
4. Новицкий И. Б. Указ. соч. - С. 127.
5. Там же. - С. 128.
6. Там же. - С. 129.
7. Там же. - С. 130.
8. Там же. - С. 132.
9. Грибанов В. П. Пределы осуществления гражданских прав (Раздел I) // Осуществление и защита гражданских прав. - М. : Статут, 2000. - С. 73.
10. Агарков М. М. Проблема злоупотребления правом в советском гражданском праве // Избранные труды по гражданскому праву : в 2 т. - Т. II. - М. : ЮрИнфоР, 2002. - С. 382.
11. Там же. - С. 381.
12. Там же. - С. 376.
13. См.: Грибанов В. П. Указ. соч. - С. 20-103.
14. См., например: Научно-практический комментарий к Основам гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик / под ред. С. Н. Братуся, Е. А. Флейшиц. - М. : Государственное издательство юридической литературы, 1962. - С. 48-52.
15. Обзор практики применения арбитражными судами статьи 10 Гражданского кодекса Российской Федерации : информационное письмо Президиума ВАС РФ от 25 ноября 2008 г. № 127 // Вестник ВАС РФ. - 2009. - № 2.
16. Указание на принцип добросовестности (скорее всего, в значении требования добросовестности) содержится также в ч. 2 ст. 662 ГК РФ, предусматривающей возможность освобождения судом арендодателя от обязанности возмещения арендатору стоимости произведенных им улучшений, если, в частности, при осуществлении улучшений арендатором были нарушены принципы добросовестности и разумности.
17. О внесении изменений в главы 1, 2, 3 и 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации.
18. Емельянов В. И. Разумность, добросовестность, незлоупотребление гражданскими правами. - М. : Лекс-Книга, 2002. - С. 108.
19. Белов В. А. Добросовестность, разумность, справедливость как принципы гражданского права // Законодательство. - 1998. - № 8. -С. 49.
20. Емельянов В. И. Указ. соч. - С. 91.
21. Там же. - С. 108.
22. Богданов Е. Категория «добросовестности» в гражданском праве // Российская юстиция. -1999. - № 9. - С. 12.
23. Волков А. В. Злоупотребление гражданскими правами: проблемы теории и практики : авто-реф. дис. ... д-ра юрид. наук. - М., 2010. -иКЬ: http://law.edu.ru (дата обращения: 15.02.2016). См. также: Его же. Принцип недопустимости злоупотребления гражданскими правами в законодательстве и судебной практике : анализ более 250 судебных дел о злоупотреблении правом. - М. : Волтерс Клу-вер, 2011.
24. Дата вступления в силу Федерального закона от 30.12.2012 № 302-ФЗ (ред. от 04.03.2013) «О внесении изменений в главы 1, 2, 3 и 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации».
25. Волков А. В. Принцип недопустимости злоупотребления гражданскими правами в законодательстве и судебной практике.
26. Там же.
27. См.: Волков А . В. Соотношение принципа добросовестности и принципа недопустимости злоупотребления правом в современном гражданском праве // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия
«Юриспруденция». - 2013. - № 3 (20). -С. 44-50.
28. Там же. - С. 48.
29. Там же. - С. 46.
30. Ученый пишет, что в принципе добросовестности заключены: а) добросовестное установление гражданских прав; б) добросовестное осуществление гражданских прав;
в) добросовестная защита гражданских прав;
г) добросовестное исполнение гражданских обязанностей; д) запрет на извлечение любых преференций из своего недобросовестного поведения (см.: Волков А. В. Соотношение принципа добросовестности и принципа недопустимости злоупотребления правом в современном гражданском праве. - С. 46).
31. Там же. - С. 49.
32. Концепция совершенствования общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации. - URL: http://www.center-bereg.ru/ b8740.html (дата обращения: 15.02.2016).
33. Обратим внимание на то, что теория «сдер-жек и противовесов» в той или иной степени находит свое отражение в работах последних лет. Так, например, Г. В. Вердинян рассматривает принцип добросовестности как один из способов ограничения действия принципа свободы договора (см.: Вердинян Г. В. Место и роль принципа добросовестности в гражданских правоотношениях в условиях реформирования Гражданского кодекса Российской Федерации // Образование и право. - 2013. -№ 11).
34. В частности, в Концепции указывалось на то, что толкование условий договора должно основываться на презумпции добросовестности сторон. Это предложение так и не получило законодательного оформления в рамках ст. 431 ГК РФ.
35. Дерюгина Т. В. Добросовестность участников гражданских правоотношений как предел и принцип права // Вестник Волгоградского го -сударственного университета. Серия «Юриспруденция». - 2013. - № 3 (20). - С. 51-55.
36. Там же. - С. 52.
37. Там же. - С. 53.
38. Там же. - С. 54.
39. Там же. - С. 55.
40. Там же. Заметим, что и ранее в юридической литературе имело место суждение о воспол-нительной роли добросовестности. Так, в частности, С. В. Сарбаш отмечал, что требование добросовестного поведения необходимо там и тогда, где и когда позитивное право упустило возможность урегулировать должное поведение (Сарбаш С. В. Исполнение обязательств // Хозяйство и право. - 2009. -№ 3. - С. 26).
41. Дерюгина Т. В. Указ. соч. - С. 53.
42. Гладких Д. Н. Принцип добросовестности в гражданском праве // Законодательство. -2012. - № 1.
43. Михайлов С. В. Значение категории добросовестности для обязательственных отношений и последствий недействительности договоров цессии. - М. : Статут, 2006. - URL: http ://center-bereg. ru/b 14666. html (дата обращения: 17.02.2016).
44. Жгулев А. А. Добросовестность при исполнении обязательства. - М. : Инфотропик Медиа, 2011.
45. Дерюгина Т. В. Указ. соч. - С. 52.
46. См.: Жгулев А. А. Указ. соч. ; Гладких Д. Н. Понятие и значение принципа добросовестности в договорном гражданском праве // Законодательство. - 2012. - № 3.
47. Дерюгина Т. В. Указ. соч. - С. 53.
48. Гладких Д. Н. Принцип добросовестности в гражданском праве.
