CC BY
166
Т. Н. Попова
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ
РУССКОГО ДИАЛЕКТНОГО СЛОВООБРАЗОВАНИЯ
Именное историческое словообразование русского языка является одним из перспективных направлений научного поиска, ибо круг проблем, стоящих перед исследователями, постоянно расширяется. Не вызывает сомнений факт, что «словообразование в сущности своей исторично»1, потому синхронический подход к трактовке сущности словообразовательных отношений, анализу деривационных процессов и исследованию словообразовательных типов не является исчерпывающим, способным достоверно осветить суть явлений. Комплексный анализ активных словообразовательных процессов, всестороннее исследование словообразовательных моделей диктует необходимость обращения к историческому (в частности, диалектному) материалу. Очевидно, что предлагаемый подход к фактам словообразования позволит значительно расширить проблематику исследования и приблизиться к решению общетеоретических проблем, до сих пор не охваченных лингвистами. Полагаем, результаты изучения многих фактов эволюции словообразовательных типов и отношений в истории русского языка будут более достоверными при привлечении материалов словопроизводства в русских народных говорах, ибо неоспоримо, что диалекты являются, с одной стороны, консервацией многих древне- и старорусских тенденций. С другой стороны, они наименее подвержены в истории языка влиянию церковно-книжной языковой стихии. В связи с этим считаем правомерным и необходимым выделение диалектного исторического словообразования как самостоятельного направления современной дериватологии.
Нельзя сказать, что диалектное словообразование в целом оставалось до сих пор за пределами исследовательских интересов. Однако еще в 1953 г. Л. Н. Булатова предостерегала: «в сфере внимания исследователей оказываются прежде всего вопросы словообразования литературного языка, в меньшей степени изучается история отдельных словообразовательных категорий и почти совсем неразработанным остается словообразование в говорах, что, конечно, отрицательно сказывается и на изучении словообразования в литературном языке»2. На протяжении последнего пятидесятилетия появилось значительное количество работ, посвященных вопросам диалектного словопроизводства в синхронном и диахронном аспекте3. Несмотря на это нельзя не признать, что в основном это вопросы частного, не общетеоретического характера. Потому мы сталкиваемся с очевидным фактом, что диалектное словообразование сегодня рассыпано по говорам, нет общей концепции, до сих пор не выявлена отчетливо специфика проблем диалектного словообразования и их отличие от проблем словообразования общенародного языка, не учитывается зачастую характер отношения фактов диалектного словообразования к системе действующего словопроизводства в говоре (входят ли они в эту систему или лексикализованы). Кроме того, необходимость общетеоретического, обобщающего исследования продиктована рядом важных теоретических проблем, очевидных в диалектном словообразовании и ожидающих своего решения на современном этапе лингвистической науки.
© Т. Н. Попова, 2008
Одной из центральных проблем субстантивного диалектного словообразования является проблема проникновения и функционирования «славяно-книжных» суффиксальных формантов -ство, -ствие, -тель, -ость, -изна, -ние, -ение в процесс диалектного словопроизводства. Постановка данной проблемы как первостепенной не случайна, ибо в центре внимания именного исторического словообразования остается вопрос о взаимодействии генетически разнородных словообразовательных элементов, их взаимоотношение и функциональные особенности. К тому же появление названных формантов в кругу диалектных словообразовательных типов представляется неожиданным ввиду устоявшейся точки зрения относительно их стилистической принадлежности и спорного генезиса. Так или иначе исследователи истории русского языка трактуют их либо как церковнославянские (А. А. Шахматов, С. П. Обнорский, Л. А. Булаховский), либо как общеславянские (А. Мейе, Н. М. Шанский, Ж. Ж. Варбот), но однозначно распространившиеся в литературном языке под влиянием церковнославянской письменности. Следовательно, в диалектах как устной разновидности речи, языке «профанном», «сельском просторечии»4, их быть не должно. Однако анализ материалов СРНГ, областных словарей и фондов рукописной картотеки ИЛИ РАН показывает, что словообразовательные модели, созданные с участием формантов -ство, -ствие, -тель, -ость, -изна, -ние, -ение, в русских говорах довольно устойчивы, разнородны и богаты по своему составу, предоставляют исследователю обширное поле деятельности, отнюдь не являясь случаями спорадического употребления производных.
Все названные форманты, будучи сложными по структуре, представляют собой результат редупликации исходных формантов, что доказано многими исследователями (см. Г. Павский, А. Мейе, Н. М. Шанский, Г. А. Николаев, В. В. Колесов и др.), как, например, -ость >*-аі(а)+іь, -ние>*-п+у(в) и т. п. Наблюдения над диалектным материалом позволяют утверждать, что структурное осложнение сопровождалось сложным семантическим процессом, связанным с распадом древнего синкретизма. Следует учесть, что в словообразовательной системе русского языка издревле присутствует два семантических центра: имена со значением лица и со значением действия. Все остальное - производные от них. В анализируемом материале оба центра имеют ряд диалектных выражений, но все - так или иначе - с определенной коннотацией. Мы же принимаем за основу «чистое» значение лица и действия.
Первостепенную важность при выявлении специфики производных со «славянокнижными» формантами имеет соотношение диалектной и литературной составляющей. Так, передавая в говорах словообразовательные значения потіпа а§епй8, потіпа асгіош8 и потіпа а^іїа^а, производные на —ство, -ствие, -тель, -ость, -изна, -ние, -ение зачастую (практически в равном соотношении с литературными) осложняют собственно диалектные основы, ср.:
потіпа а§епй8 (имена на -тель): копнитель - «человек, который складывает сено в копны» (— копнить - «сгребать в копны, копнить»); выхожатель — выхожать - «человек, вышедший откуда-либо»;
потіпа асйопІ8 (имена на -ние, -ение): бздавание (— бздавать - «поддавать пару в русской бане» или «ударять резко и сильно»); блешничание (— блешничать - «распутничать»); бугрование (— бугровать - «шипеть, пениться (о молодом квасе)»; глуздание (— глуздать - «щелкать семечки»); глохтенье (— глохтить - «пить (водку), сопровождая питье громкими горловыми звуками»); возяканье - «возня» (— возякаться); гала-вешенье (— галавесить - «шутить или говорить пустяки, обычно громко и смеясь»); блыканье - «брожение без дела» (— блыкаться);
потіпа а^іїасіа (имена на -ство, -ость, -изна): гидливость - «чувство отвращения, брезгливости; гадливость» (— гидливый - «брезгливый»); наянливость - «нахальство, наглость» (— наянливый - «назойливый, навязчивый, надоедливый; наглый, дерзкий»); очестливость и очёстливость - 1) «вежливость, учтивость» 2) очёстливость - «опрятность, аккуратность» 3) очестливость - «сдержанность» (— очестливый, очёстливый - «вежливый, учтивый, почтительный; опрятный, аккуратный»); костычливость - «упорство, грубость, нахальство» (— костычливый - «упрямый, строптивый, несговорчивый»); млявость - «вялость, слабость» (— млявый = мливый - «томный, вялый, сонный»); сивизна - «седина, проседь» (— сиветь - «седеть»); безульство - «шалости, баловство» (— безулиться — «шалить, баловаться, дурачиться»); бергальство - «горнозаводская работа» (— бергал - «горнозаводский рабочий»); грабарство - «работа землекопа» (— грабар - «землекоп»), нерповство — «охота на нерп (тюленей)» (— нерповать - «охотиться на нерпу (тюленя))», лашманство — «отбывание государственной повинности по заготовке и возке корабельного леса государственными крестьянами — лашманами» (— лашман - «государственный крестьянин, занимающийся заготовкой, обработкой и доставкой к месту сплава корабельного леса») и мн. др. Высокая активность общенародных и диалектных производящих основ может означать, что они функционируют как равноценные, равнозначные. Производность от чисто диалектных основ ярче всего свидетельствует в пользу исконности дериватов в говорах.
Важно отметить, что среди имен со значением абстрактности субстантивы на - ствие в русских говорах следует квалифицировать либо как прямые заимствования из литературного языка, либо как производные, возникшие по литературной модели: они встречаются редко и имеют своеобразную функциональную направленность - стремление жителей села блеснуть ученостью, казаться образованнее, сделать свою речь красивее. «Другой тип стилизации мы имеем в разговорном (диалектном) языке, когда отдельные носители диалектов, желая в своей речи быть похожими на городского носителя языка, увеличивают в разговоре регулярность слов с книжными суффиксами (особенно суффиксами -тель и -ствие)»5, ср.: Всем как есть он взял: и пригожеством, и дородствием, обхождением величавыим (Арх., 1895); И себе-то беспокойствие (Покр. Влад., 1910); На меня так всё в неудовольствиях был (Камч., 1962); Это сено хорошее я вас уверяю, я имею это средствие. Т. е. познание в качестве сена (Арх., 1852, 1961); Емууж какие средствия ни давали, ничаго не помогат. (Брян., Орл., 1850); Засевается хлеб только для собственного продовольствия (Енис., 1857) и мн. др. При этом суффикс -ствие настолько книжный, что все отмеченные производные образуются исключительно от литературных основ, расширяя при этом деривационный потенциал словообразовательной модели: в литературном языке подобные производные отсутствуют либо производящие основы осложняются другими суффиксальными формантами. В десяти случаях из 43 зафиксированных в СРНГ и его Картотеке имен на - ствие находим факты мены форманта -ство в литературном языке на -ствие в говорах: удобствие - «удобство»: У них три комнаты, такая (такое) удобствие (Моск. 1946-47, 1952, Яросл. 1961, Ср. и Ниж. теч. р. Урал, 1976, Кемер. 1976, Дон. 1975, Смол. 1982 (Картотека ИЛИ); чувствие - 1) «чувство» (Тамб., Орл., 1850, Зауралье, 1962); средствие - 1) «средства, деньги» (Тамб., Арх., 1850, 1961); 2) «средство, способ» (Дон., 1848, 1961); 4) в речи тех, кто пытается щегольнуть образованностью (Яросл. Мельниченко 1961); средствие найдёмте (Моск., 1910; Костром. 1853, 1961); 5) «лекарство или какое-либо средство от болезни»: Ему уж какие средствия ни давали, ничаго не помогат (Брян., Орл., 1850; Томск., 1913, Вятск., 1907, 1959; Урал, 1934. (Картотека ИЛИ); беспокойствие - «беспокойство». И себе-то беспокойствие (Влад., 1910); государствие - фольк. «Государство» Мне-ка-ва не надо ни злата, ни серебра, Ни половины
твово государствия (Олон., Гильфердинг); лекарствие - «лекарство, снадобье от болезни, зелье» (Ворон., 1914, Смол., Пск., Твер., Вят., Перм.); любопытствие - «любопытство» Для любопытствия (Калуж., 1905-21); недовольствие- «неприятность» Недовольствие с женой получилось (Перм., 1971);убранствие- «наряд невесты» Убранствияразныя была, платьив таких-то как щас не было (Орл., 1998 (Картотека ИЛИ); детствие - «детство - детский возраст»:Маё детствие и дявичество прошло ф пачинении чужыхрадитилий (Пск.). Примечателен в этом отношении комментарий к слову чуствие составителя рукописной Картотеки ИЛИ: «существительные с суффиксом -ие (-]ё), свойственные особенно книжным стилям литературного языка, в говорах имеют место лишь в специфически определенных стилях диалектной речи, а именно их можно услышать в рассказах крестьян о своих болезнях, о посещении врачей и т. п.: способье, стрясенье, иссушенье, чувствие. 1, 945. Волго-Камье, 1961; 1, 967 Смол., 1890; П 1180 Холмог. Арх., 1961».
Отмечены также случаи мены формантов -ствие /-ие, -ствие /-ние, -ствие /-ость по сравнению с литературным материалом: подобствие - «подобие». Сделал подобствие человека (Смол., 1890) (лит. подобие); насильствие - «насилие» (Ряз. Мещора, 1960) (лит. насилие); расследствие - «расследование, следствие». Пока шло расследствие, он лежал в анатомке (Омск., 1975) (лит. расследование); дородствие - «дородность». Всем как есть он взял: и пригожеством, и дородствием, обхождением величавыим [песня] (Агре-нева-Славянская [без ук. места], 1877) (лит. дородность). Полагаем, в подобных случаях мы можем, с одной стороны, наблюдать освоенность форманта, с другой стороны - стремление стилизовать речь под более грамотную, деловую либо торжественную. Возможность употребления имен на - ствие во множественном числе является несомненным свидетельством того, что в говорах употребляются в более конкретных значениях, чем аналогичные литературные формы, ср.: Сели за стол, ели такие ествия, каких не слыхано, Пили питья, каких не видано (Олон.); Сколько яствиев, сколько питиев; Убранствия разныя была, платьив таких-то как щас не было (Орл., 1998 Картотека ИЛИ).
Высказывание С. П. Обнорского о том, что народная лексика не пользуется суффиксами -ство, ние, -тье как живыми образовательными элементами6, современными диалектологами или подтверждается, или оспаривается. Обширный фактический материал позволяет опровергнуть данное теоретическое положение С. П. Обнорского.
При этом необходимо учитывать лингвогеографические сведения. Анализ материалов диалектных словарей7 и Картотеки СРНГ ИЛИ РАН показывает, что в разных говорах продуктивность словообразовательных типов с исследуемыми суффиксальными формантами различна. В одних говорах, например, вологодских, нижегородских, слова с отвлеченным значением составляют значительный пласт лексики; в других, например, в русских говорах Прииссыккулья, существительные с суффиксами -ство, ние, -тье употребляются как слова женского рода. Производные на -ствие имели не только жанровое, но также и территориальное ограничение - они употребительны в чешском, болгарском и русском языках, причем свойственны только великорусскому наречию и не распространились на западе или юге Руси. Диалекты подтверждают и развивают данную тенденцию: зафиксированные в СРНГ субстантивы на -ствие принадлежат в основном северно-русским или среднерусским говорам (Новгородской, Вологодско-Вятской, Владимиро-Поволжской группам и др.) и относятся по времени своего появления к началу XX в., когда в результате социальных изменений подражание книжной речи, влияние «учености» на носителей диалектов было значительным. Следует учитывать и тот факт, что хронологические рамки данных заимствований - 2-я половина XIX - начало XX вв. - совпадают со временем
активной деятельности русской церкви на селе. Это можно считать одной из основных причин появления имен на -ствие в говорах.
Не имеют территориального ограничения производные на -тель, -ние, -ение. Что касается имен на -тель, то об устойчивости в говорах данного словообразовательного типа со значением лица свидетельствует их распространение практически во всех диалектных группах и время появления - 30-70-е гг. ХХ в., когда влияние литературного языка и городского просторечия на диалекты было особенно значительно, что, вероятно, и поспособствовало развитию именной соотнесенности в пределах собственно диалектных единиц, послуживших в качестве мотивирующего и производного слова.
Имена на -ние с семантикой отвлеченного действия составляют значительный пласт как в современном русском языке, так и в более ранние стадии его развития, «они не утратили своей продуктивности на протяжении столетий и продолжают пополняться новообразованиями»8.
В системе литературного языка на разных этапах его эволюции они, изначально присущие разным книжно-письменным жанрам, относятся к наиболее продуктивному словообразовательному типу среди потіпа асгіопЇ8. Материалы СРНГ также фиксируют абсолютное преобладание имен на -ние, -ение над другими книжными словообразовательными типами, также распространившимися в диалектном языке, - это около 61 % общего числа форм со «славяно-книжными» суффиксальными формантами. Разнообразие производящих основ, свобода их словообразовательных связей и обилие чисто диалектных слов на -ние, -ение, -ньё свидетельствует в пользу их самобытности в диалектах. Кроме того, имена с названными формантами очень продуктивны во всех современных русских говорах без территориальных ограничений. Таким образом, в диалектном словопроизводстве среди устойчивых словообразовательных моделей можно отметить приуроченные к определенным территориям либо не имеющие подобного ограничения. Полагаем, что в этом отношении словообразование может служить одним из критериев разграничения диалектов.
Рассматривая проблемы диалектного словообразования в историческом аспекте, мы должны отметить динамику его основных процессов. Наличие устойчивых словообразовательных моделей со «славяно-книжными» суффиксальными формантами отражает существование в истории языка сложного эволюционного процесса, при котором «взаимодействовали такие резко противоположные языковые сферы, как церковно-книжный письменный язык и устный диалектный язык, поэтому историю имен с суффиксами -тель,
-ние, -ость, -ство, -ствие нужно представлять во всей сложности взаимодействия славянских и русских языковых стихий, не преуменьшая роли и значения каждой из них как в формировании этих имен, так и их активизации, распространении, функционировании»9. При этом для диалектных производных характерно нарастание большей, по сравнению с литературным языком, конкретизации имен на -ость, -ство, -ние, -ение. Ср., например: падость - «предмет, к которому питают слабость». Во кругу ли красно солнышко? Моя жалость жалостливая, Моя падость упадчивая, Моя родимая матушка (Волог., 1883-89) (— падкий - «притягательный»); молодость - «женская легкая верхняя крестьянская одежда из грубой холщовой ткани» (Перм.); обсёдлость - «приусадебный участок». На обседлости-то только картошка посажена (Волог., 1950); подсёдлость - «часть усадьбы с хозяйственными пристройками» (Куйбыш., 1939-1955); подлость - бранно. «Подлый человек» (Костром., 1896, Пск., Твер., Ленингр.) (— подлый - «плохой, плохого качества»); срамость - неодобр. «о плохой еде, плохом питье» (Барнаул., 1930); необходимость - «самое нужное, предметы первой необходимости» (Нижн. и сред. теч.
р. Урал, 1976); батраковство - «заработок на батрацкой работе» (Пск., Смол., 1902-1918); грошовничество — «дешевая плата за труд» (Урал., 1930); домаство — «домашнее хозяйство» (Самар., 1912); домашество — «домашнее хозяйство» (Поволж., 1858, Калуж., Твер., Пск., Смол., Енис.); крестьянство/кресьянство - «домашнее хозяйство крестьянина» (Олон., Моск.); кушство — «еда, кушанье» (Смол., 1890); заведение - «домашняя утварь»; умывание - «умывальник»; брашенье - «вспаханное поле» и мн. др.
Показательно нарастание на протяжении периода с конца XIX до 2-й половины XX в. словообразовательной синонимии с анализируемыми формантами. Анализ диалектного материала позволил выявить суффиксально-синонимические параллели, хорошо известные системе русского языка с древности, результатом чего, вероятно, служит и их появление в говорах. Весьма продуктивно осложнение одной производящей основы разными синомор-фемами. В говорах подобные суффиксальные синонимы весьма ярки в плане экспрессивной и семантической нагрузки: -ость/-ство (злоб-ость/злоб-ство - «злоба, враждебность; недоброжелательность» - оба субстантива искони имели одно и то же словообразовательное значение - отвлеченный признак); -ость/-ство/-ество (домашн-ость, домачн-ость/дома-ство/домаш-ество - «домашнее хозяйство»). В подобные синонимические отношения вступают в говорах «славяно-книжные» и общерусские суффиксы, например: -ость/-ота (срам-ость/срам-ота - неодобр. 1) «стыд, позор, срам» 2) о плохой еде, плохом питье);
-ость/-ина (неудобность/неудобина - 1) «неудобство» 2) «неудобная, непригодная для обработки и посева неплодородная земля»). Участвуют в выстраивании таких синонимических рядов и «просторечные» фоноварианты суффиксов (-сво, -енье, -нье, -ньё), и общеславянский суффикс -ьба: знакомл-енье/знаком-ость/знаком-сво/знать-ба - «знакомство». Не так многочисленны суффиксальные синонимы, возникшие в результате сближения производного и производящего слов: -ство/-ствие (доволь-ство/доволь-ствие - «удовольствие; о большом количестве, изобилии чего-либо»; неудоволь-ствие/неудоволь-ство - «недовольство»; дородинство/дородствие/дородчество - «дородность». Такая синонимия свойственна историческим словообразовательным процессам русского языка.
Активно вовлекаются в построение синонимических рядов образования с нулевыми формантами - тенденция, свойственная словообразовательным процессам литературного языка. В значительном количестве представлены случаи синонимии слов на
-нье и слов с нулевым суффиксом типа ласк-ё(а)/ласка-нье - «ласка, милость» и т. п. Обычно такие образования обладают общим процессуальным значением, ср.: зноб-ение/ зноб-ё/зноб-ота - «озноб»; застрига-ние/застриг-ё(и)/застриж-к(и) - «древний обряд подстригания волос на темени у годовалого ребенка»; зачура-нье/зачур-ё - «произнесение «чур» или другого слова, чтобы обезопасить себя, по суеверным представлениям, от колдовства, нечистой силы»; зва-ние/зва-ньё/зов-ё - «зов, приглашение»; звяга-нье/звяг-ё(а) - «надоедливое обращение с просьбами, беспрестанное напоминание о чем-либо»; здека-нье/здек- ё(и) - «издевательство»; здвиж-енье/здвиг-ё(и) - «Воздвижение (церковный праздник)». Представлена суффиксальная синонимия -ость/нулевой суффикс, ср.: при-скорбность/прискорбь - «огорчение, печаль»; переживность/пережив - «переживание; тяжелое время в жизни, невзгоды» и др. Их семантические особенности и взаимодействие с именами на -ость, -ство, -ние и др. иллюстрируют тезис В. М. Маркова о том, что «образования нулевой суффиксации дают множество примеров суффиксальной синонимии в параллелях с именами на -ка, -ние, -ство и т. д. Одним из следствий взаимодействия... явилась в современном русском языке специализация их ранних значений, все большее закрепление образований нулевой суффиксации в роли названий конкретных предметов»10.
Диалектный материал подтверждает, что «в результате синонимические отношения установились между приглагольными именами нулевой суффиксации и образованиями на -ние, генетически восходящими к именным основам»11.
Наиболее распространенным способом формирования словообразовательной синонимии на протяжении всей истории русского языка является сближение («синонимическое притягивание») ранее не синонимичных словообразовательных типов. В говорах довольно распространена суффиксальная синонимия, возникшая в результате сближения в процессе развития глагольно-именных и субстантивно-адъективных словообразовательных отношений исконно не синонимичных словообразовательных типов, среди них - -ение/-ство (глагол-ение/глаголъ-ство - «речь, слово»; кулач-енъе/кулач-ест-во/кулач-иванъе - «раскулачивание»; куша-нъе/куш-ство - «еда, кушанье» - процессуальное значение или значение результата действия), -телъ/-ник/-ё/-енъ (зарос-телъ/заростелъ-ник/зарост-ё/заростъ-ё/зарост-енъ - «заросль» - локальное значение). Примечательны такие случаи синонимии этого типа, как -ние/-остъ (влад-ение/влад-остъ - «сила»; гиб-енъе/гибл-остъ - «гибельность»; - значение отвлеченного признака). Исторически имена на -(е)ние соотносятся в русском языке с глаголами, имена на -остъ - с прилагательными, поэтому сближение между ними может происходить или за счет «оглаголивания» имен на
-остъ, или за счет «адъективации» имен на -(е)ние. В данном случае, исходя, в частности, из контекстуальной семантики, следует говорить о тенденции к «оглаголиванию», ср.: Что в гибенъе, то в веденье; полная гиблостъ. Процесс этот активизировался с XVIII в., отмечается в современном литературном языке, отразился он и в диалектах. Выявленная обширная синонимия может служить предпосылкой семантической интеграции (образования с синоморфемами -остъ/-ство, -ение/-ство) и семантической дифференциации абстрактное - конкретное (и одновременно - усилении глагольности, значения действия), как -остъ/-ство.
Усиление конкретизации производных имен с суффиксами абстрактности, наличие производных как от собственно диалектных, так и литературных основ, обширная словообразовательная синонимия свидетельствуют о том, что диалектному словопроизводству в целом еще не свойственна четкая дифференциация суффиксов по функции и значению. Прослеживается некоторая незакрепленность определенного значения за определенным суффиксом, т. е. специфика их значений выражена не так четко, как в литературном языке. Подобное «отставание» обусловлено развитием говоров, протекавшим в прошлом в известной изоляции, что и воспрепятствовало процессу уточнения функций словообразовательных формантов и их семантической дифференциации. Данные наблюдения позволяют нам утверждать, что в говорах идет интенсивный процесс словообразовательного поиска, уже завершившийся в литературном языке в сфере имен со значением абстрактности, процессуальности и агентивности. Широта словообразовательных связей и разнообразие производящих основ наводят на мысль о том, что словообразовательная активность суффиксальных формантов -ство,
-ствие, -телъ, -остъ, -изна, -ние,(-ение) в говорах выше, чем в современном литературном языке, что предполагает дальнейший рост производности в сфере исследуемых субстантивов, характеризуемый ярким своеобразием и динамизмом.
1 Трубачев О. Н. Этимологические исследования и лексическая семантика // Принципы и методы семантических исследований. М., 1976. С. 154.
2 Булатова Л. Н. Отглагольные существительные на -нъе, -тъе в русских говорах. М., 1953. С. 3.
3 О разных аспектах и направлениях изучения словообразования и морфемики в русских говорах см.: М. Н. Янценецкая, Н. А. Янко-Триницкая, О. И. Блинова, Л. А. Араева, А. С. Герд, Г. Г. Мельниченко, Ю. С. Азарх, Е. Н. Шаброва и др.
4 Использованы термины В. В. Колесова, см.: Колесов В. В. Русская диалектология. СПб., 1994. С. 11.
5 Николаев Г. А. «Сознательное отношение к языку» и словообразование. Казань, 2000. С. 1.
6 Обнорский С. П. К истории словообразования в русском литературном языке // Русская речь (Новая серия). Л., 1927. С. 75-89.
7 Привлекались материалы следующих диалектных словарей: Краткий Ярославский областной словарь / Под. ред. Г Г Мельниченко. Ярославль, 1961; Псковский областной словарь с историческими данными (ПОС). Вып. 1-16. Л., 1967-2004; Словарь русских говоров Новосибирской области. Новосибирск,1979; Словарь русских говоров Низовой Печоры. Т. 1. СПб., 2003; Словарь современного русского народного говора (д. Деулино Рязанского района Рязанской области) / Под ред. И. А. Оссовецкого. М., 1969; Словарь русских говоров Волжско-Свияжского междуречья. Казань, 2002.
8Маркаръян Н. Е., Николаев Г. А. Сопоставительное словообразование и формообразование русского и польского языков. Казань, 1990. С. 39.
9 Николаев Г. А. Теоретические проблемы русского исторического словообразования. Казань, 1988. С. 350.
10 Марков В. М. Явления нулевой суффиксации в русском языке // Избранные работы по русскому языку. Казань, 2001. С. 103.
11 Маркаръян Н. Е., Николаев Г. А. Сопоставительное словообразование и формообразование русского и польского языков. Казань, 1990. С. 94.
Литература
1. Булатова Л. Н. Отглагольные существительные на -нъе, -тъе в русских говорах. М., 1953.
2. Колесов В. В. Русская диалектология. СПб., 1994.
3. Маркаръян Н. Е., Николаев Г. А. Сопоставительное словообразование и формообразование русского и польского языков. Казань, 1990.
4. Марков В. М. Избранные работы по русскому языку. Казань, 2001.
5. Николаев Г. А. Теоретические проблемы русского исторического словообразования. Казань, 1988.
6. Николаев Г. А. «Сознательное отношение к языку» и словообразование. Казань, 2000.
7. Попова Т. Н. К вопросу о суффиксальном словообразовании в русских говорах // Ученые записки Казанского государственного университета. Т. 143. Бодуэн де Куртенэ и современная лингвистика: Материалы международной научной конференции «Бодуэновские чтения» (Казань, 11-13 декабря 2001 г.) / Сост. Г. А. Николаев. Казань, 2002. С. 198-203.
8. Словарь русских народных говоров. Вып. 1-40. М.; Л., 1965-2006.
9. Трубачев О. Н. Этимологические исследования и лексическая семантика // Принципы и методы семантических исследований. М., 1976.
