CC BY
19
ТЕННИСОНОВСКИЕ МОТИВЫ В ПОЭТИЧЕСКОМ ТВОРЧЕСТВЕ О. Н. ЧЮМИНОЙ
В. К. Чернин, Д. Н. Жаткин
TENNYSON'S MOTIVES IN O. N. CHUMINA'S POETICAL CREATIVE WORK
Chernin V. K., Zhatkin D. N.
The article presents motives of the English poet of the «Victorian epoch» Alfred Tennyson's creative work in the original lyrics of the Russian poetess and translator O. N. Chumina. The authors note O. N. Chuminas desire to recreate some peculiarities of the typical atmosphere in Tennyson's works, to transfer the variety of literary details used by the English poet, emotional variations.
Key words: English Romanticism, international literary relations, literary translation, literary tradition, reminiscence.
В статье рассмотрены мотивы творчества английского поэта «викторианской эпохи» Альфреда Теннисона в оригинальной лирике русской поэтессы и переводчицы О. Н. Чюминой. Отмечается стремление О. Н. Чюминой воссоздать отдельные особенности характерной атмосферы теннисоновских произведений, передать многообразие используемых английским поэтом художественных деталей, вариации чувств.
Ключевые слова: английский романтизм, международные литературные связи, художественный перевод, литературная традиция, реминисценция.
УДК 820
О. Н. Чюмина принадлежит к числу писателей, творчество которых практически забыто в наше время. Вместе с тем в конце XIX - начале XX в. ее имя было широко известно читающей России, она много печаталась, принимала активное участие в литературной и общественной жизни. С 1882 г. произведения Чюминой публиковались на страницах журналов «Вестник Европы», «Русская мысль», «Русское богатство», «Северный вестник», «Мир Божий» и др., причем она была известна и как переводчица, и как поэт-лирик, автор произведений самой разнообразной тематики, обращавшийся и к гражданским мотивам, и к пейзажному стихотворению, и к интимной поэтической исповеди. Годы расцвета литературной деятельности Чюминой совпали с эпохой безвременья, драматическим периодом мучительных исканий русской поэзией своего нового пути, вылившимся, в конечном итоге, в появление новых поэтических течений и ярких имен, составивших славу Серебряного века. Грусть и неясные, томительные грезы, своеобразные романтические предчувствия, противопоставление высоких идеалов и низкой действительности характеризуют стихотворения Чюминой, как и лирику таких ее знаменитых современников, как поздний К. К. Случевский, А. Н. Апухтин, К. Н. Фофанов; однако в творчестве Чюминой получили отражение и восхищение подвигом героев минувших лет (стихотворение «На страже»), и напряженное тревожное ожидание неизбежных больших пе-
ремен. Чюмина состояла в дружеских отношениях с выдающимися русскими литераторами, театральными и общественными деятелями Я. П. Полонским, В. И. Немировичем-Данченко, С. А. Венгеровым, П. Н. Милюковым, Л. Я. Гуревич. В письме от 28 сентября 1888 г. со свойственной ей искренностью Чюмина просила Я. П. Полонского проконсультировать ее о порядке представления своей книги на получение Пушкинской премии; получив ответ с замечаниями по поводу отдельных стихов, в письме от 23 декабря того же года она оправдывала «узость своего кругозора» домашними заботами и хлопотами, а также отсутствием в ее творчестве личностной специфики: «Трудно ожидать от меня чего-либо крупного или оригинального. Конечно, талант большого размера и тут дал бы больше, но вся беда в том, что у меня нет крупного таланта, <.. .> я пишу свою лирику от мужского имени <.> потому, что в стихах моих нет ничего специфически женского <.>, а проявляется скорее <.> частица гражданской скорби» (1).
Переводные произведения заняли основное место в творческом наследии Чюми-ной, обращавшейся к сочинениям Данте, Ф. Петрарки, В. Шекспира, Дж. Мильтона, Дж.-Г. Байрона, В. Скотта, Х.-К. Андерсена, Т. де Банвиля, Л. де Лиля, П. Бурже, А. де Мюссе, Ф. Коппе, В. Гюго, А. Тенни-сона, Г. Лонгфелло, Ш. Петефи, В. Сыро-комли, А. Сюлли-Прюдома, Р. Гамерлинга, Т. Готье, Ш.-М. де Эредиа, Ж. Ришпена, Э. Браунинг, П. Фора, Д. фон Лилиекрона, Ф. К. фон Герока, Р. Прутца, П. Гейзе, Ф. Дана, Э. Шенайх-Каролат, Р. Гарнета, М. Конопницкой, Н. Мошалеса. Переводы составили значительную часть вышедшего в 1905 г. нового сборника стихотворений Чюминой (1898-1904 гг.), также удостоенного почетного отзыва Императорской Академии наук. Наряду с авторскими сборниками (по информации газеты «Товарищ» (1907. №396), в которой Чюмина активно выступала под псевдонимом Бой-Кот с произведениями общественно-политической и социальной тематики), почетных отзывов Академии были удостоены и выполненные ею переводы «Потерянного рая» Мильтона (в
19G1 г.) и «Божественной комедии» Данте (в 19G5 г.) (2).
На протяжении 1889-19G4 гг. Чюмина неоднократно обращалась к творчеству Тен-нисона, переведя такие его стихотворения, как «Rizpah» («Рицпа»), «Mariana» («Мариа-на») и «Mariana in the South» («Мариана на юге»), «Morte d'Arthur» («Смерть Артура»), «Break, break, break...» («Бей, бей, бей...»), «The Sisters» («Сестры»), «The Poet's Song» («Песнь поэта»), «The Lady of Shalott» («Леди из Шалотта»), «Lady Clara Vere de Vere» («Леди Клара Вир де Вир»), «A Farewell» («Прощание»), «Edward Gray» («Эдвард Грей»), «The Poet» («Поэт»), «Locksley Hall» («Локсли Холл»), «The Dying Swan» («Умирающая лебедь»), «Come not, when I am dead.» («Не приходи, когда я умру.»), «A Dirge» («Погребальная песнь»), а также четыре фрагмента «In Memoriam» («В память») (V, XXI, XLIX, L) и сборник «The Idylls of the King» («Королевские идиллии»).
В конце 188G^- первой половине 189G^ гг. Чюмина также создала целый ряд поэтических произведений на мотив Тенни-сона: «Два голоса» (1889), «Первых дней воспоминанья.» (189G), «Я на встречу иду к беспощадной судьбе.» (189G), «Забвенья! Сна! Бесчувствия нирваны!..» (1891), «С дней первых юности, когда на крыльях грезы.» (1892), «Бывают дни, когда расправив крылья.» (1892), «За беседою шумно-веселой.» (1892), «Чем сильней бушуют грозы.» (1892), «Сегодня, после дней холодных и ненастных. » (1894).
Стихотворение Чюминой «Два голоса» (1889) написано на основе раннего и значительного по объему (152 строфы по три стиха в каждой) произведения Теннисона «The Two Voices» («Два голоса», 1833-1834, опубл. в 1842 г.), первоначально названного «The Thoughts of a Suicide» («Мысли о самоубийстве») и содержательно обусловленного автобиографическими обстоятельствами, прежде всего, отчаянием, охватившим поэта после смерти Артура Хэллема. «The Two Voices» - история о предложениях и контрпредложениях ума, погрязшего в безнадежном унынии и медитирующего о саморазрушении и последующем самовосстановле-
нии в новом, здоровом и гармоничном состоянии: «So might we, if our state were such / As one before, remember much, / For those two likes might meet and touch» (3, с. 146) [Так, могли бы мы, если бы наше состояние было такое, / Как то, что прежде, помнить много, / Ибо те два подобия могли бы встретиться и соприкоснуться].
Чюминой создано компактное и четко структурированное произведение (шесть строф, из которых в пятой строфе - четыре стиха, в остальных - по пять), в основу которого положен контраст двух точек зрения на поэзию, не предполагающий наличия в тексте глубоких философских рассуждений о бессмысленности жизни. Русская поэтесса опустила контраргументы творца, противопоставленные доводам его собеседника («первого голоса»), отговаривающего от служения высоким поэтическим идеалам. Также не нашла отражения в произведении Чюминой мечта поэта погибнуть почитаемым, известным («In some good cause, but not in my own, / To perish, wept for, honour'd, known, / And like a warrior overthrown» (3, с. 135) [По какой-то хорошей причине, но не по моей собственной, / Погибнуть, оплакиваемым, почитаемым, известным, / И как воин поверженным]), подвергшаяся жесткому осуждению его собеседника: «'Twere better not to breath or speak, / Then cry for strength, remaining weak, / And seem to find, but still to seek. / Moreover, but to seem to find / Asks what thou lackest, thought resign'd, / A healthy frame, a quiet mind». / <...> / «This is more vile», he made reply, / «To breath and loathe, to live and sigh, / Than once from dread of pain to die» (3, с. 132) [Было бы лучше не дышать или не говорить, / Чем кричать о силе, оставаясь слабым, / И, кажется, найти, но все еще искать. / Более того, кажется, находить / Вопросы, что тебе не хватает, мысль покоренная, / Здоровое тело, спокойный ум. / <...> / «Это более низко», он ответил, / «Дышать и чувствовать отвращение, жить и вздыхать, / Чем однажды от страха боли умереть»].
У Чюминой звучат только два противоположных, взаимоисключающих мнения: уверенность в необходимости отказаться от
грез и мечтаний и покориться судьбе, поскольку борьба отнимает и силы, и человеческие жизни («Оставь эти грезы свои, / О служении правде мечты, / И в душе затаи / Идеалы твои: / Им услышишь проклятия ты. / Отрекись от всего, что манило к себе, / Будь одним из довольных глупцов; / Поко-рися судьбе, - / В непосильной борьбе / Гибнет много отважных бойцов» (4, с. 91)), и искренняя убежденность в способности человека пресечь зло праведной борьбой, ради которой не жаль и собственной жизни («Под неволи ярмом / Не склоняйся челом, / Можно зло лишь борьбою пресечь! / Если ты и падешь - хороша и славна / Эта смерть в увлеченьи святом. / Не бесплодна она, / И борцов имена / Мы в грядущем помянем добром!» (4, с. 91-92)). При том, что слова «первого голоса» в стихотворении Чюминой перекликаются с настойчивыми утверждениями теннисоновского «тихого маленького голоса» («still small voice») о бессмысленности искусства, погруженного в страдание («Thou art so full of misery, / Were it not better not to be?» (3, с. 127) [Твое искусство так наполнено страданием, / Не лучше ли было ему не быть?]; «Thou art so steep'd in misery, / Surely 'twere better not to be» (3, с. 129) [Твое искусство так погружено в страдание, / Несомненно, лучше его бы не было]), русской поэтессе удается умело обойти пессимистический подтекст ненужности, ничтожности жизни («A life of nothings, nothingworth, / From that first nothing ere his birth / To that last nothing under earth!» (3, с. 145) [Жизнь ничто, ничего стоящего, / От того первого ничто перед рождением / До того последнего ничто под землей!]).
Мотив «The Two Voices» можно видеть и в стихотворении Чюминой «Сегодня, после дней холодных и ненастных...» (1894), характерное настроение которого, выраженное в стихах «Теперь недавний страх мне кажется ничтожным. / В душе, как в небесах, становится ясней, / И снова счастие является возможным / И верю я опять возврату светлых дней» (5), перекликается с финалом теннисоновского произведения, где герой через страдание достигает заветного ощущения внутренней гармонии: «I wonder'd,
while I paced along: / The woods were fill'd so full with song, / There seem'd no room for sense of wrong. / So variously seem'd all things wrought, / I marvell'd how the mind was brought / To anchor by one gloomy thought» (3, с. 152) [Я удивлялся, пока я шагал: / Леса были наполнены так полно песней, / Казалось, нет места для чувства неправильности. / Так разнообразно, казалось все сделано, / Я изумился, как ум был приведен / К установке одной мрачной мыслью].
В оригинальных стихотворениях Чюминой «Первых дней воспоминанья.» (1890), «Я на встречу иду к беспощадной судьбе...» (1890), «Забвенья! Сна! Бесчувствия нирваны!..» (1891) ощутимы мотивы элегии Тен-нисона «Locksley Hall» («Локсли-холл», 1837-1838, опубл. в 1842 г.).
Очевидно, что именно образ Локсли-холла, где герой провел романтическую пору юности, испытал радость первой любви и где его ждало разочарование в своей возлюбленной, осознание всего несовершенства уклада жизни, подвигнул Чюмину к созданию стихотворения «Первых дней воспоминанья.», в котором рассказ о родных местах содержит как теплые воспоминания о беззаботной жизни, так и ощущения, обусловленные перенесенными страданиями: «Вспоминаются не раз / Те места, где жизнь привольно / И безоблачно неслась / <.> / Но места, где мы страдали - / Их милее в мире нет!» (6).
В стихотворении Чюминой «Я на встречу иду к беспощадной судьбе.» зачарованный лирический герой, в душе которого «проснулась безумная страсть», спешит навстречу жизненным бурям («Но бессильна рассудка холодная власть / Над душой, где проснулась безумная страсть. / Зачарованный ею, словно витязь былин, / Я и в шумной толпе - всюду с нею один. / Зачарованный ею, и во сне, на яву / Я одною лишь ею дышу и живу» (6)), что сближает его с героем элегии «Локсли-холл», жаждущим большой жизни с ее волнениями и заботами: «Yearning for the large excitement that the coming years would yield, / Eager-hearted as a boy when first he leaves his father's field» (3, с. 114) [Сильно желая больших волнений,
что грядущие годы принесут, / Жаждущий сердцем, как мальчишка, когда впервые покидает отцовское поле].
Стихотворение «Забвенья! Сна! Бесчувствия нирваны!.. » сближается с теннисонов-ской элегией ключевым мотивом неизгладимости впечатлений как о любви, так и о пережитом героем предательстве близкого человека: «Пусть нет любви, - воспоминанье свято / Храня в душе об отлетевших днях, / Я не молю, не жажду их возврата, / Не жду его в безумнейших мечтах» (7).
В также созданном «на мотив Теннисо-на» чюминском стихотворении «Чем сильней бушуют грозы.» (1892) ощутимо влияние и элегии «Локсли-холл», из которой заимствован символический образ дающей просветление бушующей грозы («Чем сильней бушуют грозы - / Тем вечерний ярче свет; / Если тьма полна угрозы, - / Будет радостен рассвет» (8, с. 108)), и стихотворения «Два голоса», с которым содержательно перекликаются строки «И воздастся полной мерой / Тем, кто в битве устоит» (8, с. 108).
Стихотворение «The Poet's Mind» («Ум поэта», 1830), появившееся в период написания наглядно отразившего творческие представления молодого Теннисона стихотворения «The Poet» («Поэт», опубл. в 1830 г.), побудило Чюмину к созданию лирической зарисовки «Бывают дни, когда расправив крылья.», увидевшей свет в №8 «Вестника Европы» за 1892 г. В своем произведении Теннисон размышлял о неприкосновенности ума поэта, неспособности его восприятия «мелким разумом» («with shallow wit»), далеким от порывов гениальности («Vex not thou the poet's mind / With shallow wit: / Vex not thou the poet's mind; / For thou canst not fathom it» (9, с. 48) [Не возмущай, ты, ум поэта / Мелким разумом: / Не возмущай, ты, ум поэта; / Ибо ты не можешь понять его]), подчеркивал негативное влияние жесткой критики на тонкий ум поэта, проводя ассоциации с завядшими цветами («The flowers would faint at your cruel cheer» (9, с. 48) [Цветы завяли бы от твоего жестокого возгласа]), веселой птицей, упавшей вниз («In the heart of the garden the merry bird chants, / It would fall to the ground if you came in» (9, с. 49) [В
сердце сада веселая птица поет, / Она упала бы на землю, если бы ты вошел]), ушедшим в землю фонтаном («In the middle leaps a fountain / Like sheet lightning, / <.> / It would shrink to the earth if you came in» (9, с. 49) [В середине бьет фонтан, / Как поток молний, / <...> / Он ушел бы в землю, если бы ты вошел]). Чюмина, создавшая стихотворение, не соответствовавшее теннисоновскому по форме (три строфы по восемь стихов вместо двух частей из семи и тридцати стихов английского оригинала), существенно отклонялась и в содержательном плане, сравнивая воздействие скептики на мысль поэта с падением орла, сраженного во время полета вражеской пулей («Орел парит к лазурным небесам; / <...> / Но, пулею врага не пощаженный, / Весь ужас мук предсмертных испытав, / С высот своих, смертельно пораженный, / Он падает стремглав» (10, с. 792)), и с гибелью подснежника, распустившегося от первого тепла, но не пережившего «сурового дыхания» мороза («Подснежник вдруг распустится с зарей; / Но к вечеру повеет стужей снова, / В природе все притихнет и замрет, - / И в ночь своим дыханием суровым / Мороз его убьет» (10, с. 792)). Вывод, предложенный Чюминой, характеризует творца как ранимого человека, а сам акт творения как нечто неземное, спускающееся на землю свыше, но не выдерживающее суровости ударов судьбы: «Так иногда и в сердце у поэта / Восходит мысль и зреет, как зерно, / И песня ждет желанного расцвета, / Но наступить ему не суждено: / Всему конец одно положит слово - / И вновь кругом и пусто, и мертво, / Один удар все разобьет сурово - / И песнь, и жизнь его» (10, с. 792).
Стихотворение Чюминой «С дней первых юности, когда на крыльях грезы.» (1892) создано на основе третьей главы «Королевских идиллий» («The Idylls of the King», опубл. в 1856-1885 гг.) «Elaine» («Элейна»), о чем свидетельствует эпиграф, взятый русской поэтессой из сочиненной Элейной в разлуке с Ланселотом «Песни любви и смерти» («The Song of Love and Death»): «Sweet is true love, though given in vain / And sweet is death, that puts an end to pain» (10, с. 791); следует признать, что эпи-
граф, будучи, вероятно, процитированным по памяти, не буквально соответствует оригиналу: «Sweet is true love tho' given in vain, in vain; / And sweet is death who puts an end to pain» (11, с. 146) [Сладка настоящая любовь, хотя дана напрасно, напрасно; / И сладка смерть, которая прекращает боль]. Образы любви и смерти так же неразлучны в произведении Чюминой, как и в песне Элейны, хотя для их характеристики английский поэт использовал эпитет «sweet» («сладкий»), более соответствующий ситуации, нежели чюминское «светлый»: «Sweet love, that seems not made to fade away, / Sweet death, that seems to make us loveless clay, / I know not which is sweeter, no, not I» (11, с. 147) [Сладкая любовь, которая, кажется, не создана, чтобы исчезнуть, / Сладкая смерть, которая, кажется, делает нас нелюбящей глиной, / Я не знаю, которая слаще, нет, не я] - «Два светлых образа, две тени неразлучных: / Одна зовется Смерть, другая же -Любовь» (10, с. 791).
Отголоски «Смерти Артура» Теннисона слышны в стихотворении Чюминой «За беседою шумно-веселой.» (1892), где беседа напоминает встречу «за чашей с пуншем» («round the wassail-bowl»), описанную в прологе теннисоновского произведения: «С каждой шуткой твоей остроумной, / Что сверкала как в чаше - вино, / Сердце билось...» (10, с. 793). В финале стихотворения звучат мысли рыбака о неопределенности его судьбы, выражены предчувствия бури и смерти, причем песня героя характеризуется как «лебединая» («Суждено ли ей (песне) стать лебединой?» (10, с. 793)), что не только соответствует традиции «Смерти Артура», но и свидетельствует об обращении Чюминой к одному из наиболее типичных теннисонов-ских мотивов, получившему выражение во многих произведениях английского поэта (особенно ярко в «Умирающей лебеди»).
Как видим, в конце XIX в. поэтесса и переводчица О. Н. Чюмина интерпретировала многие лирические произведения Тенни-сона, среди которых были как тексты, к которым ранее обращались русские переводчики, так и стихи, прежде не переводившиеся на русский язык. Для чюминского
восприятия лирики Теннисона характерна утрата значимых психологических нюансов при сохранении общей сюжетно-тема-тической линии и идейной направленности текстов. Оригинальные стихотворения Чю-
миной, как правило, создавались на мотивы тех произведений Теннисона, которые привлекли также и ее переводческое внимание («Два голоса», «Локсли-холл», «Смерть Артура» и др.).
ЛИТЕРАТУРА
1. Институт русской литературы (Пушкинский дом) РАН. - Фонд Я. П. Полонского (Ф. 241). - Ед. хр. 275. - Л. 3.
2. <Об О. Н. Чюминой> // Товарищ. - 1907. -№396. - С. 4.
3. The Poetical Works of Alfred Tennyson. - Leipzig: Ferlag Hector, 1860. - Vol. IV.
4. Чюмина О. Н. Два голоса (На мотив из Тен-нисона) // Наблюдатель. - 1889. - №9. - С. 91-92.
5. Чюмина О. Н. «Сегодня, после дней холодных и ненастных... » (Из осенних мелодий (мотив Теннисона)) // Северный вестник. - 1894. -№11. - С. 314.
6. Чюмина О. Н. «Первых дней воспоминанья... ». «Я на встречу иду к беспощадной судьбе... » (На мотив Теннисона) // Звезда. -1890. - №36. - С. 823.
7. Чюмина О. Н. «Забвенья! Сна! Бесчувствия нирваны!» (На мотив из Теннисона) // Артист. - 1891. - №17. - С. 92.
8. Чюмина (Михайлова) О. Н. Стихотворения. 1892-1897 гг. - 2-е изд. - СПб.: Кн. маг. «Новостей», 1900.
9. The Poetical Works of Alfred Tennyson. - Leipzig: Ferlag Hector, 1860. - Vol. III.
10. Чюмина О. Н. «С дней первых юности, когда на крыльях грезы... ». «Бывают дни, когда расправив крылья... ». «За беседою шумно-веселой... » (На мотив Теннисона) //Вестник Европы. - 1892. - №8. - С. 791-793.
11. The Poetical Works of Alfred Tennyson. - Leipzig: Ferlag Hector, 1860. - Vol. I.
Об авторах
Жаткин Дмитрий Николаевич, Пензенская государственная технологическая академия, заведующий кафедрой перевода и переводоведе-ния, доктор филологических наук, профессор, академик Международной академии наук педагогического образования, почетный работник высшего профессионального образования РФ, член Союза писателей России, член Союза журналистов России. Сфера научных интересов -переводоведение, международные литературные связи.
Чернин Владимир Константинович, Ульяновский государственный педагогический университет им. И. Н. Ульянова, кандидат педагогических наук, доцент кафедры методики начального образования. Сфера научных интересов - перево-доведение, международные литературные связи. [email protected]
