ОБЗОРЫ И СООБЩЕНИЯ
УДК 821.161.1-14
Е. А. Кучина
Тема творчества в молитвенной лирике А. С. Пушкина
В свете православного типа духовности как доминанты в отечественной культуре рассматривается тема творчества и предназначенности поэта в молитвенной лирике А. С. Пушкина, отмечается устремлённость поэта к духовно-аскетическому мироос-мыслению.
There is a long tradition in studying of the maintenance of artistic texts which means that art texts are connected with the Holy Writ. Pushkin's poems reflect spiritual and ascetic world’s comprehension.
Ключевые слова: поэтическая молитва, творчество, молитвенные темы, Священное Писание, духовно-аскетическое мироосмысление.
Key words: poetic prayer, works, prayer teams, the Holy Writ, spiritual and ascetic world’s comprehension.
Молитва как обращение к Богу встречается и в стихах, и в прозе
A. С. Пушкина: «19 октября 1827 года», «Я вас любил...», «Подражания Корану», «Евгений Онегин», «Борис Годунов», «Анджело», «Капитанская дочка» и др. В пределах данной работы мы ограничимся темой творчества и предназначения поэта в молитвенной лирике Пушкина.
Молитвы в лирике поэта не остаются не замеченными пушкинистами. Так, И. Ю. Юрьева исследует жанр молитвенной лирики поэта [5]. Она рассматривает две формы молитвенной лирики поэта - молитвы-пожелания и молитвы за друзей. В научной литературе целостного осмысления и подробного описания молитвенной лирики нет. Тем не менее, в течение последних десятилетий в литературоведении наблюдается стабильная заинтересованность в изучении художественных текстов в контексте православной христианской традиции. Это труды И. А. Есаулова,
B. С. Непомнящего, В. Н. Захарова, В. А. Котельникова, Т. А. Кошемчук, Г. В. Мосалевой и др.
Не пренебрегая достижениями текстологов, фактографов двадцатого века, мы изучали пушкинские тексты по дореволюционным изданиям, с правописанием, сохраняющим глубинные смыслы русской православной культуры, в частности, стихотворения «Пророкъ», «Поэтъ», «Памятникъ».
8 сентября 1826 года Пушкин пишет стихотворение «Пророкъ», напечатанное в 1828 году в «Московском в вестнике». Это произведение сфокусировало основные мотивы, которые продолжатся во всём творчестве Пушкина и сконцентрируются в его лирике последних лет. Формально это стихотворение не является молитвой - молитва словесно не оформлена; но
молитва есть, и она выражена несколько иначе. «Духовной жаждою то-мимъ, /Въ пустыни мрачной я влачился... », — так передано поэтом молитвенное состояние: молитва-молчание как абсолютное или временное уклонение от земного и предельная внутренняя жажда Бога и богообще-ния. И Господь послал Своего вестника: «.И шестикрылый серафимъ / На перепутье мнЬ явился...», а после откликнулся Сам: «Восстань, Про-рокъ, и виждь, и внемли...» [2, II, с. 214-215]. Наверное, не было бы «во-прошания», томления «жаждующего» - не было бы явления Небесной Силы, не было бы Божьего ответа, призыва-благословения.
В. А. Котельников и А. Н. Архангельский правомерно считают, что стихотворение «Пророкъ» восходит не столько к ветхозаветной традиции (к пророку Исаие), сколько к молитве святителя Иоанна Златоуста из «Последования» к Таинству Святого Причащения [1, с. 324]. Следовательно, «угль, пылающш огнемъ» есть символ Святых Тайн Христовых и Нового Завета. Тогда поэт в стихотворении «Пророкъ» - новозаветный проповедник, призванный апостол: «Исполнись волею Моей». Пророку не даётся право выбора - теперь он идёт путём послушания, путём христианской веры и проповеди, передачи слова Божьего: «... И, обходя моря и земли, /Гла-голомъ жги сердца людей» [2, II, с. 214-215]. Выражение такого глубокого религиозного содержания передано посредством мастерски исполненной поэтической формы. Справедлива мысль В. А. Котельникова о том, что «в движение лирического дискурса Пушкина широко вовлекается аскетическая традиция», и слово поэта «становится столь духовно упорядоченным, прозрачным, что в нем просвечивает Логос. <...> Это стиль, - рассуждает учёный, - продолжающегося откровения Святого Духа, о чем говорил Г ри-горий Богослов <...>. То есть это язык Церкви. Пушкин выступает создателем русского “православного языка”» [1, с. 324].
Такое понимание писательского труда, которое характерно для литературной формации Х^ХУ веков, то есть для средневекового сознания, А. Н. Ужанков назвал синергетическим типом творчества, где «творчество осмысляется как Божественный акт» [курсив А. Н. Ужанкова. - Е.К.], а «писатель, точнее - «съповедатель, выступает по послушанию как посредник в передаче в письменах сакрального смысла, открытого ему по Благодати» [4, с. 86]. Пушкин осознанно возвращается к древнерусской традиции - к мировосприятию летописца.
В 1827 году 15 августа появляется стихотворение «Поэтъ» (опубликовано в «Московском вестнике» в 1827 году). Здесь поэт пишет: «Но лишь божественный глаголъ / До слуха чуткаго коснется, / Душа поэта встрепенется...» [3, IV, с. 255]. Пророк «ждёт» божественного глагола, божественного призыва, чтобы быть «оглашённым» словом Творца. Дар поэта -дар Божественной воли, отличительная черта от «детей ничтожных мира». Так, лира должна быть святой. Главное - душа поэта. «Святая лира» и «чуткий слух» по благодати призваны и рождать благодатное, очищенное, непорочное - «звуки сладкие и молитвы». А в 1829 году в «Московском вестнике» было напечатано стихотворение под названием «Чернь» (1828).
Только при подготовке нового издания стихотворений в 1836 году, которое тогда не вышло в свет, поэт даст иное название стихотворению - «Поэтъ и толпа», где и скажет: «...Мы рождены для вдохновенья, /Для звуковъ слад-кихъ и молитвъ... » [2, II, с. 498]. Само творчество названо молитвой.
Одним из самых последних законченных стихотворений Пушкина, является «Памятникъ» (1836). Стихотворение восходит к традиции римского поэта Квинта Г орация Флакка, которую продолжали многие русские лирики. Однако Пушкин отступает от образцов. Сюжет стихотворения составляет жизнь и творчество поэта, осмысленные духовно. Если «Памятникъ» считается духовным завещанием поэта, то необходимо и понимать его с позиций заложенного в нем духовного смысла. Стихотворение концентрирует в себе многие мотивы, разрабатываемые им на протяжении всей жизни. Это дружба, милость, послушание, суд, закон, земная жизнь, смерть и др. Пушкин глубоко проник в существо национального духа: «.И долго буду тЬмъ любезенъ я народу / Что чувства добрыя я лирой пробуж-далъ... » [3, IV, с. 44]. Своим творчеством Пушкин пробуждал «чувства добрые», «милость к падшим». Здесь поэтическое слово лишено произвольной мечтательности, оно следует духу и строю церковного слова о бытии человека. Это слово у Пушкина сдержанно, целомудренно, не избыточно в подробностях образных картин.
Итак, стихотворения о творческом труде и предназначении поэта составляют единый смысловой контекст. Пушкин чуток к традиции и к воплощению её образов в слове. Это и лексика, и символика, и логикосемантическая композиция, мелодика слога, единство высокого стиля, смысловая точность, что говорит о верности духу предания и религиозной мысли. Лексическая наполненность лирики имеет прямую соотнесенность с реминисценциями из Священного Писания. Церковнославянская лексика не утяжеляет слог, она является органической частью нового мироощущения - соотнесённости личного пребывания в мире с заданностью такового Божественным произволением. Пушкину был дан дар «внимать» гласу Божиему. Он несёт на себе таковой божий дар свыше («душа въ завЬтной лирЬ», «его святая лира») - от имени одного Пушкина-человека это было бы невозможно. Молитва, молитвенное обращение, молитвенность - это наивысшее проявление «божественного глагола» в лирике поэта.
Список литературы
1. Котельников В. А. Христианский реализм Пушкина // Духовный труженик: А. С. Пушкин в контексте русской культуры. - СПб.: Наука, 1999. - С. 323 - 329.
2. Пушкин А. С. Полное собрание сочинений / под ред. С. А. Венгерова. - СПб.: Брокгауз-Ефрон, 1908 - 1910.
3. Пушкин А. С. Сочинения. - Петроград: Имп. АН, 1916.
4. Ужанков А. Н. О специфике русской литературы XI - первой трети XVIII века: Стадии и формации. - М.: Языки славянской культуры, 2009.
5. Юрьева И. Ю. Молитвы в текстах Пушкина // Духовный труженик: А. С. Пушкин в контексте русской культуры. - СПб., 1999. - С. 329 - 338.