CC BY
284
гуманитарное мышление на пороге XXI века: Тезисы докладов III саранских международных Бахтинских чтений: в 2 ч. - Саранск, 1995. - Ч. 1. - С. 61-67.
13. Шачкова В. А. Путешествие как жанр художественной литературы: вопросы теории // Вестник Нижегородского государственного университета имени Н.И.Лобачевского. - Н. Новгород: Изд-во ННГУ им. Н. И. Лобачевского. - 2008. - № 3. - С. 277-282.
Е. А. Кучина
Молитвы в лирике А. С. Пушкина
В статье в свете православного типа духовности как доминанты в отечественной культуре рассматривается лирика А. С. Пушкина; анализируется поэтическая молитва и отмечается устремленность к духовно-аскетическому мироосмыслению в молитвенной лирике поэта.
Ключевые слова: поэтическая молитва, аскетическая традиция, молитвенные темы, поэтика молитвы, духовно-аскетическое мироосмысление.
Русская литература неразрывно связана с духом Священного Писания и святоотеческого предания. Если в советское время этот контекст осмысления был под запретом, то к 80-90-ым годам ХХ века литературоведение смогло вернуться к осознанию глубинной связи русской словесности с православием. И. А. Есаулов поставил вопрос о самой необходимости рассмотрения русской словесности в свете православного типа духовности как доминанты в отечественной культуре [1]. Так, за последние два десятилетия это направление в филологии стало авторитетным и вошло в академическую науку (И. А. Есаулов, В. А. Котельников, В. С. Непомнящий, В. В. Лепахин, Ю. В. Лебедев, Т. А. Кошемчук, Г. В. Мосалёва и др.).
Русская лирика XIX века дает изобилие вариантов молитвенной лирики. Поэтические молитвы русской лирики органичны в контексте традиции (Ф. Н. Глинка «Молитва души», 1823; Н. М. Языков «Молитва», 1825; М. Ю. Лермонтов «Молитва», 1829; В. К. Кюхельбекер «Молитва», 1830; А. А. Григорьев «Молитва», 1843 и «Молитва», 1845 и т. д.). В основе жанра молитвенной лирики «лежит не стилизация молитвословия, а такой акт религиозно-языкового творчества, который включает в себя момент реального богообщения и богопознания» [3, с. 161]. В истоках нравственного, эстетического, духовного сознания русских поэтов лежит православное слово, слово молитвы, опыт безусловно усвоенной православной традиции. «В
23
творениях русских поэтов, - по мысли Т. А. Кошемчук, - звучат порой те интуитивно постигнутые откровения, которые рождаются лишь в силу причастности к Преданию, и что поэты порой говорят (возможно, иной раз неведомо для себя) почти теми же словами, что и святые отцы» [4, с. 24]. Язык церковной службы, ее музыкальность, строгость и простота задают тон душевной жизни, который отразился и в древнерусской литературе, в литературе XVIII века, а в особенности - в русской классической поэзии.
С А. С. Пушкина началась культура, впитавшая в себя все достижения национальной и европейской духовной и интеллектуальной жизни. Но при этом отечественная культура не потеряла своих корней, самобытности, основанных на традициях православнохристианского миропонимания и миропостроения, закрепленных в самосознании, подсознании каждого русского человека. «Пушкин взял культурные европейские формы, - пишет Г. В. Мосалёва, - но применил к ним духовные законы, ввел их в храм многовековой отечественной словесности» [6, с. 80]. Миросозерцание Пушкина как раз и характеризуется генетической предопределенностью религиозного сознания в русской культуре и проявляется в его творчестве через православно-христианское видение мироустройства. Молитва как обращение к Богу встречается во всем творчестве Пушкина: и в романе в стихах «Евгений Онегин», и в трагедии «Борис Г одунов», и в поэме «Анджело» и других произведениях. Высшим проявлением верности духу предания стало поэтическое переложение великопостной молитвы («Господи и Владыко живота моего...») преподобного Ефрема Сирина в стихотворении «Отцы пустынники и жены непорочны.». Это стихотворение подробно прокомментировано в работах В. П. Старка [8], В. В. Лепахина [5] и др.
В лирике Пушкина мы выделяли: во-первых, молитвенное обращение к Богу, то есть собственно поэтическую молитву (такое обращение по духовной наполненности ассоциативно связано с канонической молитвой: поэт находится в состоянии ясного сознания веры, устремленности к Г осподу сердцем и умом); во-вторых, молитву-прошение, это, как правило, просьба, мольба за кого-то; в-третьих, восклицания, взывающие к Богу, - закрепленные в православнохристианском сознании речевые обороты в минуты счастья или горя, радости или утраты: «слава Богу», «о Боже». Среди текстов Пушкина встречается и несерьезное прошение. Это использование христианских речевых оборотов в пародийных, шутливых стихотворениях, не-
24
сколько сниженных по содержанию. Таких стихотворений значительно меньше, к тридцатым годам они исчезают.
Из отобранного лирического материала мы остановились, прежде всего, на первых трех группах стихотворений, поскольку именно эта часть имеет важнейшее значение для разрабатываемой проблемы.
Обращение к молитве зарождается и появляется у Пушкина в дружеской лирике. В посланиях к друзьям представлены, в основном, молитвы просительные и молитвы-пожелания. Например: «...Одно желание: останься ты со мной! / Небес я не томил молитвою другой» в «Чедаеву» (1821), «Молю святое Провиденье: / Да голос мой душе твоей / Дарует то же утешенье.» в «Мой первый друг, мой друг бесценный.» (1826) и др. И. Ю. Юрьева пишет о соответствии стихотворения «19 октября 1827 года» («Бог помочь вам, друзья мои.») Великой ектенье («О плавающих, путешествующих, недугующих, страждущих, плененных, и о спасении их Господу помолимся») [9, с. 336]. Пушкину дан свыше особый дар - дар дарения, душевная и духовная «солнечность», «просветленная энергия» гения. В стихотворениях друзьям эти свойства личности Пушкина, человека и поэта, особенно открыты. В них дружество понимается как братство - «святому братству верен я» («Разлука», 1817). Это соборное и святое единение становится благодатным единением людей.
В этом же тематическом ряду находится стихотворение «Он между нами жил.» (1834). Что было ближайшим поводом к написанию стихотворения, осталось неизвестным. «Мирный, благосклонный» и «злобный» - это все об Адаме Мицкевиче - друге, собрате по перу, предавшем идеалы братства. Пушкин являет благородство, терпимость и любовь к «врагу». Молитва поэта к Всевышнему открывает нам, прежде всего, мировосприятие «нового» Пушкина: цельность, особую глубину, тихую мудрость его православного миропонимания: «...О Боже! Возврати / Твой мир в его озлобленную душу!». А в первоначальных редакциях: «Боже! Освяти / В нем сердце правдою Твоей и миром / И возврати ему.», «.Боже! / Ниспошли Твой мир.» [7, III, с. 942-945]. Следует добавить, что эти строчки структурносемантически повторяют слова первомученика архидиакона Стефана (I век), молившегося об убивающих его: «Господи! Не вмени им греха сего» (Деян. 17, 7:59) [1, с. 1162]. И «мир возвратился»: ответом-примирением на это стихотворение явилась во многом замечательная статья Адама Мацкевича о Пушкине, написанная после его смерти (напечатана во французском журнале «Le Globe»).
25
В стихотворениях к женщине звучит молитва-восхваление (например, в «Акафисте Екатерине Николаевне Карамзиной», 1827), молитва-благословение («Я вас любил: любовь еще, быть может...», 1829), молитва-благодарение («Мадона», 1830) и богомольное благоговение («Красавица», 1832). В изображении «гения чистой красоты» нет произвольной творческой фантазии, почти нет личных эмоций - в стихотворении описывается духовная красота женщины, раскрывается ее внутренний смысл, идея. Не случайно женщина предстает в символике обратной перспективы - иконы; ее красота светоносна, как явленное добро и истина. Поэтому в отмеченных стихотворениях представлен молитвенно-иконический тип художественного воплощения образности. Здесь поэтической молитве сопутствует поэтическое умиление - духовное созерцание красоты и мудрости, которыми Бог одарил женщину.
Покаянное, молитвенное состояние передают стихотворения «Воспоминание» (1828), «В начале жизни школу помню я.» (1830). Без словесного выражения в «Пророке» (1826) передана молитва-молчание как абсолютное или временное уклонение от земного и предельная внутренняя жажда Бога и Богообщения: «Духовной жаждою томим, / В пустыне мрачной я влачился». Наверное, не было бы «во-прошания», томления «жаждущего» - не было бы явления небесной силы (шестикрылого серафима), не было бы Божьего ответа и призыва-благословения: «Восстань, Пророк, и виждь, и внемли, / Исполнись волею Моей.».
Но молитва в лирике Пушкина может звучать и от лица «другого» человека - это молитва героя: молитва мамушки («Сон», 1826), молитва русских за Царя («Там громкой славою.», 1816), игумена и кающегося грешника на Таинстве Исповеди («Вечерня отошла давно.», 1823), молитва «девы юной» («Безверие», 1817, «Дочери Кара-георгия», 1820), селянина на кладбище («Когда за городом, задумчив, я брожу.», 1836); также молитвы героев в стихотворении «Родриг» (1835), в циклах «Подражания Корану» (1824), «Песни западных славян» (1834). Это может быть эпизод обращения к молитве в стихотворениях военной тематики («Сто лет минуло, как тевтон.», 1828; «Стамбул гяуры нынче славят.», 1830) и т. д.
Отметим, что в лирике есть смысловые параллели, перифразы из Псалтири пророка Давида, царя Израильского: 50-й псалом о покаянии («Помилуй меня, Боже») и «Воспоминание» (1828), 103-й о пер-вотворении («Благослови, душа моя, Господа») и «Кавказ» (1831). С молитвой Пушкин обращается к Богу: через простое восклицание
26
(«Чедаеву», 1821), развернутое обращение («Не дай мне Бог сойти с ума...», 1833). Поэтика молитвы у Пушкина может быть проявлена различными эпитетами: «чистая любви» («Дочери Карагеоргия», 1820), сердечная («Подражания Корану», VIII), безмолвная («Медок», 1830) и др.
Итак, молитва у Пушкина - часть многогранного творчества и проявление его духовного величия. Органическая часть лирических пьес, соотносимых с молитвой, проявляет себя именно в таком тематическом ряду, где это величие возможно показать в отношении к ближнему, к миру, к творчеству, к Божьим заповедям. И на пути от поры ученичества к зрелости возрастает число стихотворений высокого, духовного содержания. Пушкиным была активизирована новозаветная ориентация, что в главных своих выражениях глубоко реалистическое понимание мира и человека [3, с. 158]. Так, стихотворения, содержащие молитву, раскрывают интимно-духовный мир человека («...Глазами следовать за ней, и в тишине / Благословлять ее на радость и на счастье, / И сердцем ей желать все блага жизни сей.» в стихотворении «Нет, нет, не должен я, не смею, не могу.», 1832).
Религиозно-этическая мысль Пушкина продвигалась также под влиянием христианского кенотизма [3, с. 161]. В свете представления о вечно длящемся истощании Бога в человеческой природе раскрывается личностное переживание молитвенных тем: единение в дружестве, святая красота женщины, небесная чистота детей-ангелов - и свое (поэта) недостоинство, греховность, духовная нищета («.Но, встре-тясь с ней, смущенный, ты / Вдруг остановишься невольно, / Благоговея богомольно / Перед святыней красоты» в «Красавице» или «Дитя, не смею над тобою / Произносить благословенья, / Ты взором мирною душой, / Небесный Ангел утешенья. / Да будут ясны дни твои.» в «Младенцу», 1824). В поэтический язык Пушкина обширно входит аскетическая традиция - ее символика, словарь, мелодика, тропы («.Она, как сладкий фимиам, / Как чистая любви молитва восходила» в «Дочери Карагеоргия»). Наблюдается устремленность к духовно-аскетическому мироосмыслению взамен эмоциональночувственного.
Поэтику позднего Пушкина отличает предельная простота языка, ясность и чистота мысли, отсутствие ярких изобразительновыразительных средств, «сгущение мысли» в слове; в сжатости и лаконизме пушкинского слова звучит совершенное по духу и философскому обобщению поэтическое «размышление» о смысле жизни,
27
сущности человеческого бытия - духовно-нравственное завещание будущим поколениям («Я памятник себе воздвиг нерукотворный...», 1836). На смену экспрессии интонационно-ритмического строя приходит ровность, умиротворенность. Композиционное решение стихотворений отличается особой отточенностью формы. Церковнославянская лексика не утяжеляет слог, являясь органической частью нового мироощущения - соотнесенности личного пребывания в мире с заданностью такового божественным произволением. Это общение поэта, «исполненного воли» свыше. Поэзия обретает в творчестве истинную свою природу - молитвен-ность, поскольку изначально является сопряженной с высшим духовно-поэтическим источником.
Художественная система Пушкина-поэта есть отражение глубинных, генетически, исторически предопределенных основ православного самосознания Пушкина-человека. Гений Пушкина состоит в феномене соединения соборного национального духа с личностноиндивидуальным опытом художника-мыслителя.
Список литературы
1. Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. - М.: Российское библейское общество, 2007.
2. Есаулов И. А. Художественное творчество и православная традиция // Духовная традиция в русской литературе. - Ижевск: Удмуртский ун-т, 2009. -С. 10-28.
3. Котельников В. А. Христианский текст русской литературы // Вестник РГНФ. - М. - 2000-2. - № 3. - С. 154-162.
4. Кошемчук Т. А. Русская поэзия в контексте православной культуры. -СПб.: Наука, 2009.
5. Лепахин В. «Отцы пустынники и жены непорочны...» // Александр Сергеевич Пушкин: путь к православию. - М.: Отчий дом, 1996. - [Электронный ресурс]: http://lib.eparhia-saratov.ru/books/noauthor/pushkinway/contents.html
6. Мосалёва Г. В. Храмостроительство русской словесности: старчество и икона // Духовная традиция в русской литературе: сборник научных статей / на-учн. ред. и сост. Г. В. Мосалёва. - Ижевск, 2009. - С. 74-97.
7. Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: в 17 т. - М.: Воскресенье, 1998.
8. Старк В. П. Стихотворение «Отцы пустынники и жены непорочны...» и цикл Пушкина 1836 г. // Пушкин. Исследования и материалы. - Л., 1982. -Т. X. - С. 193-214.
9. Юрьева И. Ю. Молитвы в текстах Пушкина // Духовный труженик: А. С. Пушкин в контексте русской культуры. - СПб.: Наука, 1999. - С. 329-338.
28
