CC BY
76
УДК 821.161.1-14
Е. А. Кучина
«БЛАГОГОВЕЯ БОГОМОЛЬНО / ПЕРЕД СВЯТЫНЕЙ КРАСОТЫ»: ТЕМА ЛЮБВИ И ОБРАЗ ВОЗЛЮБЛЕННОЙ В МОЛИТВЕННОЙ ЛИРИКЕ И В ПОЭМЕ В СТИХАХ «ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН» А. С. ПУШКИНА
В свете православного типа духовности как доминанты в отечественной культуре рассматривается лирика А. С. Пушкина, в которой отмечается поэтическая молитва и наблюдается устремлённость к духовно-аскетическому мироосмыслению.
A. S. Pushkin's lyrical poetry is analysed in the article in the context of Christian Orthodox type of spirituality which is viewed as the dominant of Russian culture. The author marks that Pushkin's poems, having prayer motifs, reflect his aspiration after spiritual and ascetic comprehension of the world.
Ключевые слова: поэтическая молитва, творчество, молитвенные темы, Священное Писание, духовно-аскетическое мироосмысление.
Keywords: poetic prayer, works, prayer motifs, the Holy Bible, spiritual and ascetic world's comprehension.
B течение последних десятилетий в литературоведении наблюдается стабильная заинтересованность изучением художественных текстов в контексте православной христианской традиции [1]. Это труды И. А. Есаулова, B. B. Лепахина, B. С. Непомнящего, B. Н. Захарова, B. А. Воропаева, В. А. Котельникова, Т. А. Кошемчук, Г. B. Мосалёвой и др.
Этот совершенно новый контекст понимания начинает деятельно осваиваться учёными, ведь многие зрелые вершинные художественные произведения могут быть значительно переосмыслены, если «православный вектор» русской культуры будет раскрыт при конкретном анализе их текста.
B русской литературе существует давняя и устойчивая традиция молитвенной лирики. B истоках нравственного, эстетического, духовного сознания русских поэтов лежит церковное Слово, Слово молитвы, опыт безусловно усвоенной православной традиции [2]. Язык церковной службы, её тональность, музыкальность, ритмичность, строгость и простота задают тон душевной жизни, который отразился и в древнерусской литературе, и, далее, в новой, а в особенности - в русской классической поэзии.
Стихотворения А. С. Пушкина о любви - это художественное откровение, очистительное по
© Кучина Е. А., 2011
силе нравственного воздействия. В сокровенно-интимной сфере Пушкин остается Пушкиным - воплощением высокой и вдохновенной духовности человеческого общения. Удивительны по своей духовной составляющей стихотворения с поэтической молитвой, обращенные к женщине.
Не пренебрегая достижением текстологов, фактографов двадцатого века, мы изучали пушкинские тексты по дореволюционным изданиям, с правописанием, сохраняющим глубинные смыслы русской православной культуры (в данной статье тексты Пушкина будут представлены согласно полному собранию сочинений в 17 томах) [3].
«Акафист Екатерине Николаевне Карамзиной» (14 ноября 1827) был написан в альбом Е. Н. Карамзиной (по мужу княгини Мещерской), дочери историка; при жизни Пушкина не опубликовано. Важным является выбор формы; акафист - молитва-восхваление, похвала, торжественная песнь. Акафисты посвящаются или составляются Господу, Божьей Матери, святым, иконам. Выбирая такую форму, возвышенный тон, поэт возвеличивает женщину, словно она послана самими небесами, горним миром.
В рукописных редакциях мы видим, как тщательно выбирал поэт необходимое слово: «...Святой Владычице пловец / (Звезде морей, Небесной Деве) / Свой дар несет с благоговеньем...» [4]. Здесь создаётся параллель: мореплаватель, мореход, благодарящий Богородицу о своем спасении, и поэт, славословящий женщину: ...Так посвящаю с умиленьем Простой, увядший мой венец Тебе, высокое светило В эфирной тишине Небес... Он благоговеет, умиляется тому, что видят его глаза. Такое состояние есть состояние любви (не плотской, а христовой) к другому или другим и ко всему сущему на земле и на небе [5]. Заметим, что В. Н. Захаров умиление считает одной из «нетрадиционных» эстетических категорий, которая присуща русскому национальному самосознанию. Он считает, что «умиление как особое духовное состояние любви человека к человеку и Богу выражено в языке Пушкина» [6].
Как от всего сердца, трепеща и благоговея, благодарит Святую Владычицу молящийся, так же чист в чувствах поэт, посвящая эти строки Е. Н. Карамзиной: «...Тебе сияющей так мило / Для наших набожных очес».
Умиление перед неземной красотой женщины и рождает то благоговение, то благочестивое настроение, которые составляют благодатную, христианскую любовь и открывают милость Божью. Не от страсти его слова, не от привязанности - не от глаз, а от глубоких сердечных дум, умозрения красоты женщины.
В этом же тематическом ряду находится стихотворение «Я вас любил: любовь еще, быть может...» (1829), напечатанное в «Северных цветах» (1830 г.).
Художественная ткань стихотворения «держится» на поразительной способности местоимений выразить глубину возвышенно-духовного настроя поэта: Я - Вы (Вас, Вам) - Другой (Другим). Перед нами не просто благородно уступающий выбору возлюбленной рыцарь поступка. Перед нами смиренный, кроткий, мудрый, благородно возвышенный христианин, уважающий выбор любимой и ее избранника:
... Я вас любил так искренно, так нежно, Как дай вам Бог любимой быть другим. Поэт молитвенно благословляет возлюбленную, и в этом ощущается просветленность стихотворения.
«Мадонна. Сонет» (8 июля, 1830) - стихотворение, посвященное, как приписывают исследователи, Н. Н. Гончаровой. Оно было напечатано в альманахе «Сиротка» в 1831 г.
Письма Пушкина к жене и друзьям свидетельствуют о нем как о заботливом отце и любящем муже. Мы это видим из его писем к жене и друзьям. Поэт охранял от злой молвы ее доброе имя. Именины жены - Натальин день 26 августа, а день рождения Н. Н. Пушкиной 27-го - Пушкин никогда не забывал. В этот день у него было две именинницы - жена и теща, а в 1836 г. появилась и третья: младшую дочь окрестили Натальей. «Поздравляю вас со днем 26 августа, - пишет он Наталье Ивановне Гончаровой в Полотняный Завод, - и сердечно благодарю Вас за 27-ое. Жена моя прелесть, и чем долее я с ней живу, тем более люблю это милое, чистое, доброе создание, которого я ничем не заслужил перед Богом» [7].
Наталья Николаевна вполне отвечала его семейным идеалам: добрая, кроткая, религиозная (мать, Наталья Ивановна, воспитывала дочерей в строгости и послушании). Он дарит ей возвышенно-прекрасные строки:
... Исполнились мои желания. Творец Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна... Звучат слова благодарности Создателю, это молитва-благодарение. К поэту, словно с невиданных высот, сошла «чистейшей прелести чистейший образец» - его невеста.
Красота, чрезвычайно приближенная к совершенству, как будто не находит себе знакового выражения в слове (движение от «буквы» к «духу»): намеренно подряд идут однокоренные слова (например, «чистейшей прелести чистейший образец», подобное этому - «Я вас любил: любовь еще...» др.), близкие по семантике слова (например, «Мадонна» - «чистейшей прелести чистейший образец», и сравним с другими стихотворениями: «высокое светило» - «тебе сия-
ющей так мило» в «Акафисте..»-, «гармония» -«диво» - «торжественная краса» - «сиянье» в «Красавице» и др.), повторы слов, в результате чего возникает синтаксический параллелизм (например, «Одной картины... / Одной... / Одни..», сравним с другими: «Тебе../ Тебе...» в «Акафисте..», «Я вас любил... / Я вас любил... / Я вас любил.», «Всё в ней., все.., / Всё...» в «Красавице», «...печаль моя светла; / Печаль моя полна тобою, / Тобой, одной тобой...» в «На холмах Грузии...» и др.) и т. д. Пушкин благоговеет перед посланной Богом избранницей, его сонет исполнен молитвенного обращения-благодарения, которое сложно выразить словами, подобными и соотносимыми со славословиями Пречистой Девы. Сравним возвышенное поэтическое обращение поэта к женщине с молитвенным обращением святых отцов к Божьей Матери: «Не-весто Неневестная» (кондак Благовещению), «Надежде Ненадежных», «Чистшая светлостей солнечных» (стихиры, «Канон молебный к Богородице» и др.) [8].
К этому тематическом ряду относится стихотворение «Красавица» (май, 1832), внесенное в альбом Елены Михайловны Завадовской (урожденной Влодек), жены знакомого Пушкина графа Завадовского, оно было опубликовано в «Библиотеке для чтения» в 1835 г. По свидетельствам современников, Е. М. Завадовская отличалась исключительной красотой, ее называли «первой красавицей». Поэт восхваляет красоту и мудрость, которыми Бог одарил женщину:
Всё в ней гармония, все диво,
Всё выше мира и страстей...
Пушкин изображает женскую красоту как Божье Творенье. Он раскрывает прекрасное, которое непричастно земному: «..Она покоится стыдливо / В красе торжественной своей. ». Поэтической чуткостью, духовным чувствованием Пушкин показал истинную чистоту без порока, ни внешнего, ни внутреннего: «...Ей нет соперниц, нет подруг; / Красавиц наших бледный круг / В её сиянии исчезает.». Красота как сияние, свойство духа. Соприкасаясь с этим божественным, неземным, недосягаемым Величием, Пушкин пребывает в робком удивлении: «...Куда бы ты ни поспешал... / Но, встретясь с ней, смущенный, ты / Вдруг остановишься невольно. ». Ответное состояние поэта - богомольное благоговение: «...Благоговея богомольно / Перед святыней красоты».
Вспомним то же самое замешательство поэта в уже упомянутом «Акафисте..»: «...Так посвящаю с умиленьем / Простой, увядший мой венец / Тебе, высокое светило.». Поэт теряется в чувствах, теряется в словах. Особенно ярко мы увидим подобное эмоционально-психологическое состояние Пушкина в опубликованном стихот-
ворении (исследователи приписывают адресат лирического текста Надежде Львовне Соллогуб, петербургской знакомой Пушкина) этого же тематического ряда - «К***» (5 октября, 1832): «Нет, нет, не должен я, не смею, не могу / Волнениям любви безумно предаваться!..». Пять отрицаний в одной строке; слово сбивчиво, ритм «рвется». Поэт перед небесной красотой женщины приходит в замешательство - становится «нищим духом» и «смиренным сердцем» (по заповедям блаженства). При этом открывается чувство самоумаления, которое столь присуще православному самосознанию. Такое самоощущение поэта, что было отмечено В. А. Котельни-ковым, раскрывается как кенозис Христа в личности [9]. Так, в «Первом слове» к «Чинопосле-дованию с акафистом Божественным Страстям Христовым» говорится, что грехи каждого человека и всего мира «были и остаются главной причиной жертвенного истощания и страданий Господа Иисуса Христа» [10]. Поэт следует кеноти-ческой интенции христианства: кенотический мотив сыграл смыслообразующую и формообразующую роль в молитвенной лирике.
Божественная красота женщины контрастирует с миром («бледным кругом девиц») и даже с самим поэтом. Здесь показана высокая духовность человеческого общения: «...Спокойствие мое я строго берегу / И сердцу не даю пылать и забываться...». Звучит молитва-благословение:
...Глазами следовать за ней, и в тишине Благословлять ее на радость и на счастье, И сердцем ей желать все блага жизни сей: Веселья, мир души, беспечные досуги... И снова, как в стихотворении «Я вас любил: любовь еще, быть может...» всепрощающее отношение:
...Всё ... даже счастие того, кто избран ей, Кто милой деве даст название супруги. Поэт созерцает женщину молитвенно, потому что только «набожными очами» «святыня красоты» становится видимой, сосредоточенно и глубокомысленно, потому что только в религиозном ведении человеку открыт полный объем мироздания [11].
Но красота не может проявляться только внешне, она должна дублироваться и внутренне - сочетаться с добродетелью, совершенной жизнью. Это та, которой можно простить нелюбовь к себе («Я вас любил..»), которую можно сравнить с иконой («Мадонна»), с ангелами и небесным миром («Красавица», «Нет, нет, не должен я.»), с Честнейшей Херувим Божьей Матерью («Акафист..», «Мадонна»). Она «чистое светило», «чистейшей прелести чистейший образец», «святыня красоты», «небесное созданье», которую поэт молитвенно созерцает, благослов-
ляет и благодарит Бога за возможность видеть на земле неземное совершенство.
Эти стихотворения отправляют нас к образу цельной героини - Татьяне Лариной (роман в стихах «Евгений Онегин», 1825-1832 г.).
Мы это можем увидеть через прямые и косвенные характеристики Татьяны: «молчалива», «в семье своей родной / Казалась девочкой чужой», «целый день одна / Сидела молча у окна...», «задумчивость, её подруга» (вторая глава); «грустна / И молчалива, как Светлана» (третья глава); «не тороплива, / Не холодна, не говорлива», «все тихо, просто было в ней. / Она казалась верный снимок / Du comme il faut» [благопристойности], «но ей ничто не изменило: / В ней сохранился тот же тон, / Был также тих её поклон» (восьмая глава) т. д. Татьяна Ларина - «посторонняя» в кругу родных и близких, знакомых и подруг, безмолвная даже в шумном окружении. На пышном бале чужими для нее оказываются развлечения высшего света, блеск, «постылой жизни мишура», «успехи в вихре света».
«Никто б не мог её прекрасной / Назвать», но при этом она прекрасна, она «законодательница». Она тиха, благородна, благопристойна во всем, она «присутствует в тишине» и тянется к безмолвствующей природе - здесь красота торжествует в молчании, в бережном приятии непреходящих духовных ценностей и их «добро-творении». Так героиня лирических пьес Пушкина вырастет в цельный образ «гения чистой красоты».
Как в романе в стихах, так и в стихотворениях, посвященных женщине и включающих молитвенное обращение, поэтической молитве сопутствует поэтическое умиление, которое выражает нечто сокровенное в душе. Женщина предстает светло, тихо: «высоким светилом», «в эфирной тишине Небес», она «в тиши сияющая так мило» и далекая «звезда среди родных небес» (из черновых вариантов), - в «Акафисте..». В ней все - «небесная» гармония и «образцовая» красота, неземная, надмирная - «чистейшей прелести чистейший образец» («Мадонна»). Она тихий свет красоты, доброты, истины, созерцаемый духовными очами, это образ Божьего мира. Женщина восходит из молчания; она дарит, помогает, жертвует безыскусно, щедро. Жизнь земная приносит испытания, страдания - но они только очищают эту красоту (вспомним Татьяну Ларину).
Как верно обосновывает С. А. Королев, «для Пушкина важно, что подлинно "присутствует" только полнота ("плерома"), энтелехия смысла»: «значит, Моцарт, или Гринев, или Царевна, или Татьяна, или Маша Миронова просто ЕСТЬ - в плане светлого тихого НАЛИЧИЯ. Простого -значит, абсолютно полного смысла, тихо-присут-
ствующего <...> в иерархии Божиего Мироздания. И смысл этот "покоится стыдливо в красе торжественной своей", - отмечает псалмодией Пушкин <...>» [12].
Стоит отметить, что из пушкинских характеристик, представляющих женщину, в данных стихотворениях невозможно нарисовать живописный портрет, картину, этого будет мало, недостаточно. Но в то же время немыслимо вообразить ее с нимбом, при золоченом фоне, на подножии и т. д. Тем не менее в изображении «гения чистой красоты» нет произвольной творческой фантазии, почти нет личных эмоций, описание красоты происходит на духовном уровне -раскрывается ее внутренний смысл, идея. Не случайно женщина предстает в символике обратной перспективы - иконы, ее красота светоносна, как явленное Добро и Истина. Поэтому в отмеченных стихотворениях представлен молитвен-но-иконический тип художественного воплощения образности.
Итак, в стихотворениях к женщине звучит молитва-восхваление (например, в «Акафисте..»), молитва-благословение («Я вас любил..»), молитва-благодарение («Мадонна») и богомольное благоговение («Красавица», 1832). Пушкин с поэтическим умилением восхваляет красоту и мудрость, которыми Бог одарил женщину, духовным чувствованием раскрывает истинную красоту, непричастную земному. Поэт духовными очами взирает на женщину, ее красота умиряет страсти, торжествует в молчании, в тишине, напоминает нам о горнем мире, необходимости «добротворения», духовного очищения.
Так Пушкиным была активизирована новозаветная ориентация, что в главных своих выражениях глубоко реалистическое понимание мира и человека в свете православного гнозиса: представленные стихотворения раскрывают интимно-духовный мир человека [13]. В поэтический язык Пушкина обширно входит аскетическая традиция - её символика, лексика, мелодика, тропы; наблюдается устремлённость к духовно-аскетическому мироосмыслению взамен эмоционально-чувственному.
Поэзия обретает свою истинную природу -молитвенность, так как изначально является сопряжённой с Высшим духовно-поэтическим источником. Художественная система Пушкина-поэта есть отражение глубинных, генетически, исторически предопределённых основ православного самосознания Пушкина-человека.
Примечания
1. Есаулов И. А. Художественное творчество и православная традиция // Духовная традиция в русской литературе. Ижевск, 2009. С. 10-28.
2. Кошемчук Т. А. Русская поэзия в контексте православной культуры. СПб., 2009. С. 19-24.
3. Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: в 17 т. Т. 1. М.: Воскресенье, 1998.
4. Пушкин А. С. Сочинения. Т. 4. Петроград, 1916. С. 254, 356-366.
5. Свт. Игнатий (Брянчанинов). О любви к ближнему // Аскетические опыты. Т. 1-2. Минск, 2008. С. 45-51.
6. Захаров В. Н. Умиление как категория поэтики Достоевского // Теория Традиции: христианство и русская словесность. Ижевск, 2009. С. 164.
7. Лебедева Э. С. «Святому Невскому служил» // Духовный труженик: А. С. Пушкин в контексте русской культуры. СПб., 1999. С. 11-16.
8. Канонник или полный молитвослов. Минск, 2006. С. 99, 121.
9. Котельников В. А. Христианский текст русской литературы // Вестник РГНФ. М., 2000-2. № 3. С. 154162.
10. Пассия, или чинопоследование с акафистом Божественным Страстям Христовым. М., 2003. С. 127-128.
11. Свт. Игнатий (Брянчанинов). Плач мой / Свт. Игнатий (Брянчанинов) // Аскетические опыты. С. 474495.
12. Королёв С. А. Черты православной культуры // Духовный труженик: А. С. Пушкин в контексте русской культуры. СПб., 1999. С. 256-262.
14. Котельников В. А. Указ. соч. С. 154-162.
УДК 821.161.1
О. А. Полякова
«КАК ТЫ ХОРОША ПОДЧАС, ДАЛЕКАЯ, ДАЛЕКАЯ ДОРОГА!» (ПУТЕШЕСТВИЕ В ТВОРЧЕСКОМ СОЗНАНИИ Н. В. ГОГОЛЯ)
В статье на основании писем Н. В. Гоголя и воспоминаний его современников характеризуется отношение писателя к путешествиям, которые можно рассматривать как один из важнейших источников творческого вдохновения автора поэмы «Мертвые души».
The article based on N. V. Gogol's letters and his contemporaries' recollections reveals the writer's attitude to travels which can be considered an important source of artistic inspiration for the author of "Dead Souls".
Ключевые слова: путешествие, творческая индивидуальность, эпистолярное наследие, «свое/чужое».
Keywords: travel, artistic individuality, epistolary heritage, familiar/strange.
Творческая индивидуальность любого писателя определяется множеством факторов, в том числе сложным воздействием среды, социальным окружением и реакцией на все это самого человека, которая отражается в мемуарах, дневниках, письмах. В эпистолярном наследии Н. В. Го-
© Полякова О. А., 2011
