CC BY
862
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 5 (143).
Филология. Искусствоведение. Вып. 29. С. 104-111.
ТЕКСТ КАК ОБъЕКТ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ СЕМИОТИКИ
В работе доказывается необходимость лингвосемиотического анализа всех знаков в художественном тексте - вербальных и невербальных, а также особенностей композиционного и архитектонического построения текста; демонстрируется, как графика текста влияет на его смысловую структуру.
Ключевые слова: художественный текст, смысловая структура, лингвосемиотический анализ.
В семиотике понятие текста получает самое широкое толкование: текст - это наполненная смыслом структура, состоящая из знаков. Таким образом, текстом считается не только вербальное, но и невербальное произведение: это может быть музыкальное произведение, произведение живописи, танец, театральная постановка и др., то есть все, что построено с использованием знаковых систем, невзирая на их тип (Г. Е. Крейдлин, М. М. Филиппова,
A. В. Кинцель и др.). Кроме того, текстом признается также совокупность различных предметов, выполняющих знаковую функцию.
С лингвистической точки зрения, под текстом понимается только вербальное произведение. В то же время вербальный текст, согласно современным представлениям, - это и феномен реальной действительности, и способ отражения действительности, построенный с помощью элементов системы языка. Кроме того, текст представляет собой основную единицу коммуникации, способ хранения и передачи информации, форму существования культуры, продукт определенной исторической эпохи, отражение психической жизни индивида и т. д. Все это создает основы для множественности описаний текста и для его многочисленных определений. Исследователями отмечается, что достаточно ясного ответа на вопрос, что в тексте, особенно в тексте художественном, следует считать основным предметом лингвистического анализа, до сих пор нет.
Дискуссионным также остается вопрос о знаковом статусе текста. В связи с этим выделяются следующие основные точки зрения:
1) текст - это языковой знак (П. Хартманн,
B. Дресслер, Д. Фивегер); 2) текст - это речевой знак (Н. И. Серкова); 3) имея знаковую природу, текст не является знаком (М. Я. Дымарский).
Несостоятельность и первого, и второго определений убедительно доказал М. Я. Дымарский, приведя следующие аргументы: 1) текст изначально многозначен, многозначность текста не сформирована в результате диахронического его развития (как у знака-слова), 2) восприятие текста произвольно,
3) текст не является простым средством передачи информации, он концептуализирует ее и определенным образом окрашивает1. Кроме того, несмотря на то, что, как и языковой знак, текст обладает и планом выражения, и планом содержания, он не может иметь статуса языкового знака, так как обладает особым статусом, детерминированным такими свойствами речевой организации, как цельность и связность, невыводимость общего смысла из простой суммы значений составляющих.
Но если текст не является знаком, то к каким единицам он относится - к единицам языка (текст - это микросистема, функционирующая «в обществе в качестве основной языковой единицы» и обладающая смысловой коммуникативной законченностью в об-щении2, языковая единица как «исходная примарная величина»3), или же текст является единицей речи (текст является сложным речевым единством4, «текст в широком смысле
- это то же самое, что речь <.. .> текст в узком смысле - это единица речи <...> максимальная конструктивная единица»5)?
Из всех подходов к решению вопроса о статусе текста нам наиболее близка точка зрения О. И. Москальской (в той ее части, которая характеризует текст как целое речевое произведение), которую исследователи чаще относят к первой из приведенных выше (текст - это языковой знак), но которая, на наш взгляд, несколько от нее отличается: текст, по мнению О. И. Москальской, является не только единицей речи, но и единицей языка,
так как в основе построения текстов лежат общие принципы, которые относятся не к области речи, а к системе языка или к языковой компетенции6. (Мы не имеем в виду в данном случае точку зрения О. И. Москальской на текст в узком значении - СФЕ, которое, без сомнения, является языковой, синтаксической, единицей7). Представляя данное определение, О. И. Москальская опирается на работу В. А. Бухбиндер: текст, являясь единицей речи, состоит из единиц языка - предложений; текст «.объединяет в себе языковые сущности и речевые свойства. Он - одновременно единица языка и произведения речи»8. Думается, что данное определение не противоречит и позиции И. Р. Гальперина: «Текст
- это произведение речетворческого процесса, обладающее завершенностью, объективированное в виде письменного документа, литературно обработанное в соответствии с типом этого документа, произведение, состоящее из названия (заголовка) и ряда особых единиц (сверхфразовых единств), объединенных разными типами лексической, грамматической, логической, стилистической связи, имеющее определенную целенаправленность и прагматическую установку»9. Как видим, автор подчеркивает отнесенность текста к речевому произведению, состоящему, однако, из языковых единиц - СФЕ.
Таким образом, текст признается основной единицей не только речи, но и языка, так как он объединяет «.единицы всех низших уровней общностью замысла, целей и условий коммуникации»10. Значения всех единиц языка реализуются в тексте, где данные единицы приобретают коммуникативную значимость и обусловленность, подвергаются определенной систематизации, в которой каждая единица - каждое языковое средство
- не только наиболее полно проявляет свои сущностные признаки, но и обнаруживает новые, текстообразующие, функции. В рамках данного подхода доказано, что текст представляет собой коммуникативную структуру с отправителем и получателем сообщения, а также используемым ими кодом, что текст
- это продукт совместной коммуникативной деятельности автора и адресата, в результате чего он приобретает черты речеповеденческого акта, который всегда семиотичен, так как рассчитан на восприятие его другим.
Многочисленныеисследованиятекста впси-холингвистическом аспекте также показывают,
что текст представляет собой не линейную последовательность языковых элементов, а сложный, иерархически организованный репрезентант некоей смысловой нелинейной целостности (В. А. Пищальникова, Г. Г. Москальчук,
А. А. Залевская, Ю. А. Сорокин и др.). В частности, Ю. А. Сорокин обращает внимание на следующее: «Текст понимается как знаковая продукция, представляющая собою систему визуальных/звуковых сигналов, интерпретируемых реципиентом и образующих у реципиента систему представлений (смыслов)»11.
Общим и особо значимым для нас является положение о том, что текст - это связный знаковый комплекс, который строится по законам языка, содержащего для этого необходимые языковые средства, которые можно воспроизвести и повторить при производстве других текстов. Таким образом, один и тот же знаковый комплекс может быть проанализирован и как грамматическое явление, и как речевое явление. Данные подходы, по мнению М. М. Бахтина, «.не должны просто механически сменять друг друга, но должны органически сочетаться <...> на основе реального единства языкового явления»12. Эта мысль М. М. Бахтина представляется нам достаточно продуктивной в плане открывающейся перспективы анализа всех единиц (вербальных и невербальных), объединенных в знаковый комплекс (поле) для выражения личностного смысла автора текста. Письменный текст мы рассматриваем, вслед за Ю. Лотманом и Р. Бартом, как семиотическую систему, то есть систему знаков - вербальных и невербальных. Обращаясь к тексту как к лингвосемиотическому феномену, мы опираемся на дефиницию Ю. М. Лотмана: «Текст представляет собой устройство, образованное, как система разнородных семиотических пространств, в континууме которых циркулирует некоторое исходное сообщение»13. Под «исходным сообщением» понимаем доминантный смысл данного текста.
Семиотический подход к письменной речи начал оформляться во второй половине ХХ века, точнее - в последней его четверти, хотя еще А. А. Реформатский обращал внимание на то, что «.графические знаки, будучи специфическими средствами выражения семантической информации, содержащейся в рукописных и печатных текстах, выступают также как выразительные способы или приемы, вносящие в текст дополнительные смыслы»14.
О необходимости изучения вербального текста с точки зрения семиотического подхода как последовательности знаковых единиц, объединенных смысловой связью, писал
В. Я. Пропп; на содержательную специфику параграфемных элементов, используемых в тексте, также обращали внимание ученые. Так, В. Я. Задорнова более 20 лет назад отмечала, что предметом исследования на втором, метасемиотическом, уровне должно быть некоторое новое мета- (коннотативное, метафорическое, образное) содержание языковых элементов в художественном контексте.
Как известно, коннотативное содержание имеет свой план выражения - первичные денотативные знаки естественного языка, коннотация может возникать в результате глубинных семантических отношений, устанавливающихся между языковыми единицами в пространстве текста. В художественном тексте могут актуализироваться не только коннота-тивные смыслы, создающиеся благодаря содержательным компонентам языковых форм, но и имплицитные, возникающие в результате невыраженности формальными средствами грамматических и лексико-грамматических категорий, но осознаваемые в коммуникативном акте. Преимущество тех или иных компонентов (знаков), составляющих художественный текст и выступающих в качестве маркеров личностных смыслов (концептов) авторской картины мира, обусловлено стратегией автора и соотносится, в силу этого, с коммуникативным заданием данного текста.
Одним из способов выражения скрытого смысла являются графические средства языка, используемые автором текста. Тем более что «.смысл как образующая сознания включает все характеристики объекта - вербальные, слуховые, визуальные, тактильные, вкусовые и др.»15. Как отмечают современные исследователи, «.мысль никогда не бывает безобразной, всегда сопровождается какими-то представлениями, большей частью зрительными. Вследствие этого соотнесение какой-либо внешней репрезентации с идеальным содержанием оказывается скрытым “понятийным движением”, а сами средства формализации “являются выражением определенного содержания в исходном пункте и находят в конечном счете понятийную интерпретацию”. Таким образом, идеальное содержание опознается “сквозь знак” благодаря способности человеческой психики соотно-
сить и соединять материальную репрезентацию и ее идеальный аналог»16. Текст в этом случае понимается как вербальное произведение, имеющее знаковую природу и представляющее собой целостную коммуникативную систему с определенной прагматической программой.
Структура текста, с традиционной точки зрения, рассматривается как модель с вертикальным (глубинным) и горизонтальным (поверхностным) развитием. Это отмечали Т. А. Ван Дейк,А. Нойберт,деБограндиряддр. исследователей. В работах Л. С. Выготского, Н. И. Жинкина и А. А. Леонтьева также высказывалась идея о смысловой структуре текста как многоступенчатой иерархии смысловых единиц. Идея «нелинейности» смысловой структуры текста подтверждается в трудах М. М. Бахтина, В. В. Виноградова, Г. А. Гуковского, Б. А. Успенского. В частности, предложенная Б. А. Успенским теория исследования структуры текста с позиции определения точек зрения, с которых ведется повествование, способствует выявлению новых элементов содержательного и идейнообразного уровней художественного произведения, а также смысловой глубины текста.
Мы согласны с М. Я. Дымарским в том, что попытки представить смысловую структуру текста только с опорой на элементарные пропозиции, как это присутствует в работах И. П. Севбо, Б. А. Маслова, или на денотативные элементы («сетки денотатов») в исследованиях А. И. Новикова и Л. А. Черняховской (нам импонирует предложенное Л. А. Черняховской самое общее определение смысловой структуры как нелинейной иерархии взаимосвязанных смысловых единиц различных степеней сложности) (Черняховская, 1983) не вполне удовлетворительны, так как «...в первом случае результаты резко расходятся с синтаксической организацией текста, а во втором происходит неизбежная потеря важных смысловых элементов и в конечном итоге - существенное искажение смысла целого»17.
К таким же выводам приходит и Г. Г. Москальчук: ссылаясь на работу
Е. А. Коржневой, Г. Г. Москальчук пишет, что в указанной работе доказано, «.что методика определения доминантного смысла текста посредством слова оказывается неадекватной получаемым результатам. Эксперимент, направленный на обозначение в тексте доминантного смысла посредством слов, вы-
являет инвариант восприятия текста, а не важный смысл. При определении смысла важен лексико-синтаксический уровень текста, который включает в себя весь комплекс языковых средств и связей. В отличие от содержания, моделирующего определенный фрагмент действительности, и которое, вероятно, можно изучать при помощи отдельных слов, выделяется смысл как ментальное образование, который является результатом всей совокупности языковых средств, составляющих текст. И минимальным уровнем, на котором начинает структурироваться смысл, является лексико-синтаксический»18.
Не вполне достаточным, на наш взгляд, является и представление о смысловой структуре текста как простой совокупности предика-тем, хотя, несомненно, именно предикатемы, объединенные в смысловые блоки, образуют базовую часть смысловой структуры текста. Однако, как отмечает и сам автор анализируемой теории, существуют тексты с эксплицитной и имплицитной смысловыми структурами. В таких текстах имеется два смысловых слоя, второй из них В. М. Бондарь называет «психолингвистическим коррелятом» подтекста, который «безошибочно воспринимается реципиентом». Очевидно, что данный подтекст формируется не только на основе рассеянных по всей структуре «формально не связанных между собою рем»19.
Г. И. Климовская, представляя смысловую структуру в виде нескольких ярусов - рядов смыслов, считает возможным разделить все смыслы, «прирастающие» в составе актуализированного текста, на коммуникативно-речевые (основные, обязательные - это прямые смыслы, лежащие на поверхности) и стилистические (дополнительные, вторичные -смыслы второго, глубинного, яруса, понятные подготовленному читателю). Стилистические смыслы Г. И. Климовская относит к непреднамеренным, незапрограммированным автором текста20. С этим положением можно согласиться только частично: безусловно, существуют тексты, подтекстное, имплицитное значение которых не могли предположить их авторы. Но существуют и авторы, программирующие подтекст (к таким авторам относится, в частности, А. И. Солженицын). Вопрос заключается в другом: какие средства могут эксплицировать имплицитные смыслы?
В предлагаемых М. Я. Дымарским условиях и механизмах преобразования смысла,
лежащих в основе смысловой структуры текста и формирующих его доминантный смысл («результирующий смысл» в терминологии М. Я. Дымарского), обратим внимание на следующий момент: по мнению исследователя, «.выбор читателем актуальной на данный момент восприятия текста модальности может быть продиктован любым сегментом текста, вплоть до фонического уровня, однако при анализе, претендующем на объективность, роль опоры должна отводиться сегментам, несущим лингвистически определяемые приметы выдвижения, актуализации»21. Смысловая структура текста, представляющая собой систему концептуально значимых смыслов, организованных в синтагматическом плане линейно, но выстраивающихся в процессе функционирования текста в иерархию, зависит определенным образом от поверхностной структуры текста, так как «отталкивается» от непосредственно видимого, наблюдаемого. Концептуально значимый смысл «.не обладает жесткой прикрепленностью к какой-либо единице плана выражения», он может быть выражен «.и отдельным высказыванием (в том числе и однословным, даже междометным), и достаточно протяженным фрагментом текста»22. Чрезвычайно интересным представляется в этом плане высказывание А. Прието: «Структура замыкает движение и значение своих элементов внутри себя самой и, регулируя все это как целое, создает свой смысл»23.
При анализе художественного текста мы исходим из положения о неотделимости содержания, проблемно-тематической структуры произведения от формальной композиционной его структуры, причем последняя, на наш взгляд, играет роль генератора глубинных пластов содержания, то есть основных концептов авторской картины мира. Языковая картина мира писателя представляет собой определенное полевое образование, формирующееся на всех языковых уровнях (ученые пишут о выделении в структуре языковой личности собственного лексикона, семантикона, грамматикона и прагматикона как структурных зон или уровней) и специфически проявляющееся в образном пространстве художественного произведения, а также выступающее своеобразным регулятором отношений между планом содержания художественного текста и планом его выражения. Определение средств выражения, таким образом, детерминировано не только стилистически (в пределах выбран-
ного стиля речи), но и идиостилистически. Языковая личность автора текста определяет самое главное соотношение - реальное (действительность) / виртуальное (текст) - иначе говоря, семиозис текста.
В определении понятия «композиция текста» мы опираемся на идеи В. В. Виноградова, И. А. Фигуровского, Е. А. Иванчиковой, О. И. Москальской и других ученых.
В. В. Виноградов выделял два типа композиции, или иначе - два типа структурирования художественного произведения: 1-й тип - это первично-содержательная внутренняя структура произведения, названная термином «композиция»; 2-й тип - первично-формальная, внешняя структура произведения, названная термином «архитектоника», проявляющаяся в принципах разделения произведения на части от тома до абзаца24.
Е. И. Шендельс понимает термины «композиция» и «архитектоника» как дублеты, объединяющие «строевые элементы»: «Если бы мы обратились к композиции (архитектонике) текста, - пишет автор, - то можно было бы выявить <...> цепочку единиц: текст ^ часть ^ глава ^ § (в некоторых типах текстов) ^ абзац ^ строфа (в поэзии) ^ предложение, строка (в поэзии)»25.
С. А. Кестен рассматривает композицию произведения и его архитектонику как целое и часть. Композиция, с указанной точки зрения, состоит из двух компонентов: внутреннего деления текста, то есть тематического построения, и внешнего деления - то есть архитектонического (формального) построения. Внешнее деление текста происходит при членении текста на абзацы. Абзац, таким образом, в данной структуре выполняет архитектоническую функцию26.
Нам близко определение композиции Э. Г. Ризель, в котором говорится о том, что композиция произведения представляет собой единство внутренней структуры содержания, внешнего членения произведения на части и совокупности композиционно-речевых форм27. Следовательно, анализ внешней композиции (графической формы) текста предполагает лингвосемиотический и лингвоэстетический анализ произведения в целом: внешней графической формы, структуры текста, его содержания. В художественном тексте внешняя композиция всегда связана с содержанием, она мотивирована авторским замыслом, обеспечивает художественную
целостность произведения. Для внешней композиции важны не только отбор элементов целого, но и объединение, и расчленение элементов целого, а также принцип сочетания и расстановки композиционных элементов. Следовательно, и такое явление, как делимитация текста на абзацы, нельзя рассматривать в отрыве от композиции произведения.
По мнению М. Я. Дымарского, текстовая форма предполагает «.реальную субъектную коммуникативную активность». М. Я. Дымарский обращает внимание и на такую специфику текста, как представление его в развернутой форме, предполагающей «... расчленение исходного смыслового континуума (замысла) на ряд составляющих», поэтому в организации текста, по мнению ученого, «.огромное значение приобретают средства делимитации и интеграции»28. Позволим себе продолжить мысль исследователя предположением о том, что сигналами для дешифровки свернутого коммуникативного акта, стимулирующими активность в нем адресата, могут быть невербальные графические средства и композиционные приемы их использования.
Иллюстрацией взаимоотношения между внешней графической формой и смыслом текста при подходе к тексту как лингвосемиотическому феномену может служить отрывок из 20 главы романа «В круге первом» А. И. Солженицына. Данный роман является одним из самых композиционно продуманных художественных произведений в творчестве
А. И. Солженицына. Основная идея романа
- идея всеобщей связанности, причастности всех ко всему - выражается через композицию романа, основанную на кругообразной схеме. Рассматриваемый фрагмент (композиционный блок), посвященный Сталину, также имеет кругообразную конструкцию. Мы пронумеровали абзацы для удобства анализа, сохранив все остальные особенности графического оформления текста, в том числе двойной и тройной абзацный отступ:
1) «Уже три раза сменено собрание сочинений Ленина, дважды - Основоположников. Давно заснули все, кто спорил, кто упоминался в старых примечаниях, - все, кто думал иначе строить социализм. И теперь, когда ясно, что другого пути нет, и не только социализм, но даже коммунизм давно был бы построен,
2) если б не зазнавшиеся вельможи; не лживые рапорта; не бездушные бюрократы; не равнодушие к общественному делу; не
слабость организационно-разъяснительной работы в массах; не самотек в партийном просвещении; не замедленные темпы строительства;
3) нэ простои, нэ прогулы на производстве, нэ выпуск нэдоброкачественной продукции, нэ плохое планирование, нэ безразличие к внедрению новой техники, нэ бездеятельность научно-исследовательских институтов, нэ плохая подготовка молодых специалистов, нэ уклонение молодежи от посылки в глушь, нэ саботаж заключенных, нэ потери зерна на поле, нэ растраты бухгалтеров, нэ хищения на базах, нэ жульничество завхозов и завмагов, нэ рвачество шоферов,
4) нэ' самоуспокоенность местных властей! нэ' либерализм и взятки в милиции! нэ' злоупотребление жилищным фондом! нэ' нахальные спекулянты! нэ' жадные домохозяйки! нэ' испорченные дети! нэ' трамвайные болтуны! нэ' критиканство в литературе! нэ' вывихи в кинематографии! -
5) когда всем уже ясно, что ка'мунизм на'-верной дороге и-нэ'далек а'т-завершения,
- высовывается этот кретин Тито са'-своим талмудистом Карделем и заявляет, шьто'-ка-мунизм надо строить нэ' т а к!!!»29
Часть 1-го абзаца до слов «И теперь.»
- это введение, или интродукция, выполняющая служебную роль. Фрагмент текста со слов «И теперь.», с точки зрения структуры, представляет собой сложное предложение, расчлененное на 5 ложных абзацев и имеющее рамочную конструкцию. Часть данной конструкции, находящаяся в 1-м абзаце («И теперь, когда ясно, что другого пути нет, и не только социализм, но даже коммунизм давно был бы построен»), и 5-й абзац составляют сложную ключевую фразу с дистантным расположением частей. 2, 3 и 4-й абзацы - это ряды однородных придаточных условных предложений, в которых только называются лица, предметы или обстоятельства, из-за которых ситуация (построение социализма и коммунизма), представленная в главной по отношению к этим предложениям части («не только социализм, но даже коммунизм давно был бы построен»), оказывается нереальной.
Раскрытие смысла отрывка происходит «сверху вниз», «путем развертывания некоторого доминирующего смыслового ядра»30. На первый взгляд, происходит последовательное развертывание рассуждения о причинах, препятствующих завершению строительства
социализма и коммунизма в стране. Причин называется так много (25 компонентов), что они разбиты автором на блоки-ряды в зависимости от степени важности: 2-й абзац называет объективные причины, в 3-м от значительных, весомых условий, мешающих строительству коммунизма, намечается переход к более мелким, незначительным («рвачество шоферов»), в 4-м абзаце экспрессия нарастает, раздражение персонажа доходит до предела и выливается в озлобленность против всех и вся: «испорченных детей», домохозяек, литературы и кинематографии, также мешающих строительству коммунизма.
Группировка и делимитация однородных компонентов на структурные части, композиционное выделение их из структуры предложения приводит к их актуализации. В результате в тексте рождается свой внутренний механизм семантических отношений, которые образуют обратный смысл: коммунизм и не мог быть построен, если все против него, начиная от «трамвайных болтунов» и заканчивая противником Сталина - Тито; или его действительно надо было строить «не так».
От абзаца к абзацу происходит изменение коммуникативного способа (речевой формы) текста. 1-й и 2-й абзацы - это авторская речь. В 1-м абзаце используется разрядка в слове иначе («и н а ч е»), способствующая его интонационному (повышение тона, логическое ударение), логическому выделению и актуализации. В 3-м абзаце в частице не появляется твердый согласный (качество согласного передается буквенным способом: [нэ]), характерный для сталинского произношения, - таким образом речь героя «внедряется» в контекст авторского повествования. Между компонентами-синтагмами, составляющими абзац, сокращаются паузы. Графически это выражается заменой знака препинания («точки с запятой») между компонентами на («запятую»). В 4-м абзаце используется еще два графона: на частице появляется графический знак ударения (') и восклицательный знак после каждого компонента. Достигаемый этим приемом эффект приводит к тому, что данные компоненты-синтагмы воспринимаются теперь как лозунги, выкрикиваемые с трибуны. Знаки препинания в 3-м и 4-м абзацах выполняют, помимо синтаксической, метасемиотическую функцию, или, по выражению И. А. Бодуэна де Куртене, подчеркивают «.главным образом семасиологическую сторону, указывая на настроение говорящего
или пишущего и на его отношение к содержанию письменно обнаруживаемого.»31 5-й абзац имеет полностью маркированную просодию: графически он представляет собой упрощенную транскрипцию (используется буква а для обозначения <о> в слабой позиции, ь знака после <ш>, отмечено укороченное произношение [м] и т. д.). Данный прием (использование упрощенной фонетической транскрипции) обладает высокой выделяющей способностью, в силу чего интерпретатор акцентирует свое внимание на маркированном таким образом участке текста. В данном абзаце также используется разрядка на слове «н'э т а к», подчеркивающая особое значение слова, содержащего явное противопоставление подтексту. Общий уровень тона данного речевого такта [«шьто'-камунизм надо строить нэ' т а к!!!»] сдвигается вверх и произносится в верхнем регистре, а последний компонент такта - последнее фонетическое слово [«нэ' т а к»] - произносится с большей длительностью и громкостью. Вся интонационная конструкция (в данном случае ИК-6) способствует выражению неожиданного обнаружения высокой степени признака действия. Графическая презентация данного слова коррелирует с выделенным таким же способом словом иначе, замыкая логический круг и реализуя имплицитную связь значений графически маркированных слов с широким контекстом, создавая подтекстное звучание, позволяющее выявить дополнительные смыслы. Дефисное слогоделение, обилие ударений, нарушающих языковую норму, особенности произношения гласных и согласных, примененные автором в качестве выразительного и изобразительного средства графического оформления текста, создают специфическую речевую характеристику персонажа. Рассматриваемый оригинальный вариант графического оформления абзаца является прямым указанием автора на принадлежность данного отрезка дискурса: это звучащая речь персонажа. Таким образом, использование графонов способствует включению прямой речи в авторское повествование. Графоны становятся формальными маркерами прямой речи.
Смена коммуникативного способа подтверждает мысль о том, что в романе «В круге первом» А. И. Солженицын «.избирает метод изображения, который приводит к формированию фокусированно рассредоточенного гетеродиегетического повествования (по классификации Я. Линтвельта). Поэтому от-
ношения между “голосами” автора и героев в романном целом не статичны, а, напротив, отличаются крайней подвижностью и плас-тичностью»32. Можно добавить, что голоса автора и героев смешиваются, переплетаются в текстовом поле романа, создавая контами-нированную синтаксическую конструкцию.
Итак, особое абзацирование фрагмента текста не только делает текст обозримым (если все 25 однородных компонентов включить в один абзац, его восприятие будет затруднено: такой способ представления информации создает очень высокий уровень избыточности сообщения), но и способствует более глубокому пониманию личностных смыслов, заложенных автором в тексте, так как при восприятии читатель декодирует не только денотативный срез текста, но и конно-тативный, создаваемый запрограммированными автором импликациями как языкового (вербального) уровня, так и кинетического, паралингвистического и особенно ритмикоинтонационного рядов. Форма предъявления поступающей информации (оптический образ анализируемого композиционного блока) способствует концентрации смыслов на данном участке текста и завершает процесс создания у реципиента полного образа произведения, помогая расставить необходимые акценты в соответствии с замыслом автора и обеспечивая реализацию авторской интенции.
По мнению У. Эко, автор может вводить в текст «формы организованного беспорядка» для увеличения способности текста передавать информацию33. В анализируемом фрагменте текста А. И. Солженицына в качестве таких форм выступает система невербальных знаков, являющаяся следствием опосредованного способа референции текста к действительности. В процессе образования различных знаковых комбинаций, данная система разрушает однозначность и каузальность связей текста с реальной действительностью. Возможные трансформации текста нарушили бы экспликацию репрезентированных автором смыслов.
Примечания
1 Дымарский, М. Я. Проблемы русского текстообразования : сверхфразовый уровень организации художественного текста : автореф. дис. ... д-ра филол. наук / М. Я. Дымарский. - СПб., 1999. - С. 11-12.
2 Колшанский, Г. В. Коммуникативная фун-
кция и структура языка / Г. В. Колшанский.
- М., 1984. - С. 35.
3 Шендельс, Е. И. Грамматика текста и грамматика предложения / Е. И. Шендельс // Иностр. язык в шк. - 1985. - №4. - С. 17.
4 Тураева, З. Я. Лингвистика текста / З. Я. Тураева. - М., 1986. - С. 7.
5 Касевич, В. Б. Семантика. Синтаксис. Морфология / В. Б. Касевич. - М., 1988. -
С.50-51.
6 Москальская, О. И. Грамматика текста (пособие по грамматике немецкого языка для ин-тов и фак. иностр. яз.) : учеб. пособие / О. И. Москальская. - М. : Высш. шк., 1981. - С. 9.
7 Там же. - С. 13.
8 Бухбиндер, В. А. О некоторых прикладных и теоретических аспектах лингвистики текста / В. А. Бухбиндер // Лингвистика текста и обучение иностранным языкам. - Киев, 1978.- С. 35.
9 Гальперин, И. Р. Текст как объект лингвистического исследования / И. Р. Гальперин.
- М., 1981. - С. 18.
10 Бухбиндер, В. А. О некоторых прикладных и теоретических аспектах. - С. 30-31.
11 Сорокин, Ю. А. Психолингвистические аспекты изучения текста / Ю. А. Сорокин.
- М. : Наука. - 1985. - С. 6.
12 Бахтин, М. М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках / М. М. Бахтин // Бахтин, М. М. Эстетика словесного творчества / М. М. Бахтин.- М., 1979. - С.244.
13 Лотман, Ю. М. Текст в тексте / Ю. М. Лотман // Текст в тексте. Труды по знаковым системам. XIV. - Тарту, 1981. - С. 7.
14 Реформатский, А. А. Техническая редакция книги / А. А. Реформатский. - М., 1933.
- С. 90.
15 Босова, Л. М. Соотношение семантических и смысловых полей качественных прилагательных : психолингвистический аспект : автореф. дис. ... д-ра филол. наук / Л. М. Босова. - Барнаул, 1998. - С. 14.
16 Там же. - С. 18.
17 Дымарский, М. Я. Проблемы русского текстообразования... - С. 15.
18 Москальчук, Г. Г. Структурная организация как аспект общей теории текста / Г. Г. Москальчук // Вестн. Оренб. гос. ун-та. - 2006.
- № 1. - Т. 1. Гуманитарные науки. - С. 78.
19 Бондарь, В. М. Смысловая структура текста в языках различных типов (психолин-
гвистический анализ на материале газетных текстов английского и русского языков) : авто-реф. дис. ... канд. филол. наук / В. М. Бондарь.
- М., 1990. - С. 15.
20 Климовская, Г. И. Стилистическая культура атрибутивного смыслового акцентирования в современном русском языке : автореф. дис. ... д-ра филол. наук / Г. И. Климовская.
- СПб., 1992. - С. 16.
21 Дымарский, М. Я. Проблемы русского текстообразования. - С. 17.
22 Там же. - С. 19.
23 Прието, А. Из книги «Морфология романа» / А. Прието // Семиотика : антология / сост. Ю. С. Степанов. - Изд. 2-е, испр. и доп.
- М. : Академ. Проект ; Екатеринбург : Делов. кн., 2001. - С. 409.
24 Виноградов, В. В. О теории художественной речи / В. В. Виноградов. - М. : Высш. шк., 1971. - С. 105-211.
25 Шендельс, Е. И. Грамматика текста и грамматика предложения. - С. 17.
26 Кестен, С. А. Структура абзаца и его роль в архитектонике и композиции художественного текста / Е. А. Кестен // Иностранные языки в вузах Узбекистана : науч. тр. / Ташкент, гос. пед. ин-т им. Низами. - Ташкент, 1975.
- Вып. 8. - С. 257-258.
27 Ризель, Э. Г. Текст как целостная структура в аспекте лингвостилистики / Э. Г. Ризель // Лингвистика текста. Ч. II. - М., 1974. - С. 38.
28 Дымарский, М. Я. Проблемы русского текстообразования. - С. 8.
29 Солженицын, А. И. В круге первом : роман / А. И. Солженицын. - М. : Худож. лит., 1990. - С. 136.
30 Колшанский, Г. В. Коммуникативная функция и структура языка. - С. 119.
31 Бодуэн де Куртенэ, И. А. Избранные труды по общему языкознанию / И. А. Бодуэн де Куртенэ. - Т.Н. - М. : Изд-во АН СССР, 1963.
- С. 239.
32 Молько, А. В. Поэтика автобиографического повествования в прозе А. И. Солженицына и некоторые проблемы художественного сознания ХХ века / А. В. Молько // Культура и текст. Литературоведение. Ч. 2 : сб. науч. тр. - СПб. ; Барнаул, 1998. - С. 69.
33 Эко, У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию / У. Эко ; пер. с ит.
В. Г. Резник и А. Г. Погоняйло. - СПб. : Симпозиум, 2004. - С. 60.
