CC BY
12
'Соловьёв B.C. Духовные основы жизни. СПб., 1897. С. 5. 2Соловьёв B.C. Соч. В 2 т. Т. 1. М., 1988. С. 277.
3Соловьёв B.C. Статьи и письма (Небо или земля?) // Новый мир. 1989. № 1. С. 225.
4Трубецкой E.H. Владимир Соловьёв и его дело // Вопросы философии и психологии. 1910. № 5. С. 649.
5Бердяев H.A. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX и нач. XX в. Париж, 1946. С. 208.
6См. Мочульский К.В. Владимир Соловьёв: жизнь и учение. Париж, 1936. С. 130.
7Гессен С.И. Борьба утопии и автономии добра в мировоззрении Ф. М. Достоевского и Вл. Соловьёва // Современные записки. 1931. № 46. С. 332.
8 Там же. С. 346.
Т.А. ЁЛШИНА
Костромской государственный технологический университет
ТАЙНЫЕ ПУТИ СОЛОВЬЁВСКИХ ИДЕЙ
Данная статья посвящена анализу небольшого эпизода из культурной жизни Серебряного века и призвана проиллюстрировать еще одну сторону взаимоотношений В. Соловьёва с русской поэзией, не в символистском, а в акмеистическом её изводе. Эпизод этот напрямую касается двух героев: В. Соловьёва и Н. Гумилёва, - но невольно в своё развитие вовлекает и других персонажей.
Прежде чем обратиться к сути истории, необходимо заметить, что соседство имен Соловьёва и Гумилёва не случайная прихоть исследовательского ума. Конечно, мы не можем говорить о личном знакомстве наших героев, его не было и не могло быть, а только о схожести личностей и судеб Н. Гумилёва и В. Соловьёва. Большинство исследователей оставляет этот вопрос без внимания, а между тем ответ на него даст нам право ставить эти имена рядом.
С Вл. Соловьёвым Гумилёва сближало стремление к независимости, к творческому самоопределению - они оба сумели сказать новое слово в науке и в искусстве, в эстети-
ческой теории и в поэтической практике. Вл. Соловьёв создал свою философскую систему и тем самым вывел русскую науку за рамки западных систем. Гумилёв на фоне вездесущего символизма создал новое поэтическое направление и встал во главе его. Нельзя не заметить иного рода общности между Соловьёвым и Гумилёвым - речь идет об интимных взаимоотношениях с прекрасной половиной человечества: и тот, и другой пользовались успехом у женщин, но их личная жизнь складывалась неудачно из-за отсутствия взаимности с той единственной, которая могла дать счастье. Когда Вл. Соловьёва спросили: «Были ли Вы влюблены и сколько раз?» - он с присущим ему чувством юмора ответил: «Серьезно один раз, а так - 27 раз»1. Но не то же ли самое на такой вопрос мог ответить и Гумилёв?2. Оба они были скитальцами. Соловьёв говорил: «Мне сведущие люди предсказали много странствий», - и всю жизнь он скитался по странам, городам, по домам друзей3. А о Гумилёве как-то сказала Ахматова: «Он великий бродяга был»4. В возрасте 21 года их посещает «муза дальних странствий», оба сначала отправляются в Европу, где изучают западную культуру, с особой пристальностью - оккультизм, оба оттуда неожиданно едут в Африку. Вл. Соловьёв побывал в Африке два, а Гумилёв - три раза. Стремление это объяснимо: и тот, и другой приняли представление спиритуалов и оккультистов об Африке как о непосредственной предшественнице нынешней ступени цивилизации, т.е. как о месте, где сохранились важнейшие остатки предыдущих цивилизаций и столь же важные зачатки нынешней. Поиски путей движения к будущему, в котором Гумилёв готовился сыграть ведущую поэтическую роль, а Соловьёв хотел раскрыть тайны Софии Премудрости Господней, и привели поэта и философа в Африку.
Но все-таки, несмотря на многочисленные совпадения жизненных ситуаций, психологический склад личности Вл. Соловьёва очень отличался от Гумилёвского. Так, Соловьёв был склонен приспосабливаться к существующим ситуациям, тогда как Гумилёв предпочитал диктовать судьбе свои условия. Для Соловьёва не была характерна страсть к лидерству - Гумилёв стремился быть первым во
всём (стоит вспомнить его попытки занять одно из ведущих положений в редакции журнала «Аполлон», а затем, когда это не удалось, - организовать собственный журнал, его лидерство в акмеизме, в петроградском Союзе поэтов и т.д.). Если философ Соловьёв был человеком наития, то поэт Гумилёв - человеком цели; философ - мысли, поэт -действия. Вл. Соловьёв считал, что «быть лучше других» -утомительное и скучное занятие5. В бытовом поведении философа окружающие отмечали расточительность, беззаботность, отстранённость от мелочей и постоянную сосредоточенность на своем, даже в Африку Соловьёва «гнали» интересы мысли. В отличие от Соловьёва Гумилёв искал в Африке опасностей и приключений - поэту нужно было найти и испытать себя. Его вело по жизни волевое, мужественное начало «избранника свободы, мореплавателя и стрелка».
Вл. Соловьёв учил: «Совершенное искусство в своей окончательной задаче должно воплотить абсолютный идеал не в одном воображении, а и в самом деле...»6. Следуя завету Соловьёва, Николай Гумилёв сотворял себя сам, чтобы сделаться достойным искусства и жизни. В 1908 году он писал В.Е. Арене: «Что есть прекрасная жизнь, как не реализация вымыслов, созданных искусством? Разве не хорошо сотворить свою жизнь, как художник творит картину, как поэт создает поэму?»7.
В 1905 году у молодого поэта выходит первый сборник «Путь конквистадоров». Впоследствии этот юношеский сборник, получивший нелестный отзыв В. Брюсова, Гумилёв сознательно вычеркнет из своей литературной биографии, но для анализа становления поэта и выявления источников его мировоззрения книга представляет большой интерес. В этот период творчества для Гумилёва характерно прямое цитирование философа.
Поэма «Дева Солнца» рисует образ Вечной Женственности, соответствующий образу Софии из «Трёх свиданий» Вл. Соловьёва. Соловьёв передает свои переживания, вызванные явлениями ему образа Софии Вечной Женственности, так:
Пронизана лазурью золотистой, 161
В руке держа цветок нездешних стран, Стояла Ты с улыбкою лучистой, Кивнула мне и скрылася в туман. Дева Гумилёва живописуется теми же красками: белые цветы, золото, лазурь:
Она во сне ко мне слетала, И наклонялася ко мне, И речи дивные шептала О золотом, лазурном дне. Она вперед меня манила, Роняла белые цветы, Она мне двери отворила К восторгам сладостной мечты.
У Гумилёва, как и у Соловьёва, мир еще не подготовлен к принятию божественной красоты. Вл. Соловьёв в «Общем смысле искусства» заметил, что «дурное начало» в мире органическом проявляется как смерть и разложение, причём безобразие особенно явно торжествует не в разрушении растений, а «в смерти и разложении животных, и между ними у высших более, чем у низших»; в человеке дурное начало, кроме физической смерти, имеет ещё и «свою глубочайшую сущность» в виде нравственного зла8.
В поэме «Дева Солнца» образу Вечной Женственности противополагается стихийный человек, обуреваемый страстями. Он ещё не готов к принятию божественной истины:
Он как гроза, он гордо губит В палящем зареве мечты, За то, что он безмерно любит Безумно-белые цветы. Но дремлет мир в молчаньи строгом, Он знает правду, знает сны. И Смерть, и Кровь даны нам Богом Для оттененья Белизны.
Мысль о том, что зло дано человеку свыше для осознания добра и истины, повторяется у Гумилёва на протяжении всего творческого пути. Задача поэта - творить кра-
соту, и зло - такой же материал для творчества. Так и у Соловьёва: «положительное всеединство» означает «абсо-
9
лютную солидарность всего существующего» , то есть все предметы и явления получают право на жизнь.
У Гумилёва, как и у Соловьёва, с обретением образа божественной красоты герою открывается всевидение мира. Так у Соловьёва в «Трёх свиданиях»: «Всё видел я, и всё одно лишь было - один лишь образ женской красоты. Безмерное в его размер входило...». В стихотворении «Credo» Гумилёвскому герою, замершему перед явлением красоты, дается божественное зрение, способное охватить все времена и пространства мира:
Мне всё открыто в этом мире -И ночи тень, и солнца свет.
В конце 1906 года Николай Гумилёв, наконец-то закончив Царскосельскую гимназию, отправляется в Париж для учебы в университете. Он, автор пока единственного сборника стихотворений, активно работает над следующим. Однако для продолжения поэтической карьеры Гумилёву нужен был мастер, который мог открыть секреты техники стихосложения, нужен был глубокий теоретик и, конечно, влиятельный мэтр, имеющий отношение к издательской деятельности, к формированию поэтических вкусов общества. Надо отдать должное интуиции начинающего поэта - он не побоялся адресовать свой первый сборник непосредственно в «Весы» Брюсову - и этот шаг оказался судьбоносным для Гумилёва. Вклад противоречивой личности В. Брюсова в становление русской поэзии невозможно переоценить. Как бы современники ни критиковали его изменчивое творческое кредо, все до одного отдают Брюсову должное как начинателю и лидеру отечественного литературного декаданса.
В общении с Брюсовым Гумилёв открывал для себя всё новые грани литературной деятельности. При подготовке второго сборника «Романтические цветы» шел скрупулезный отбор качественных произведений для создания единой концепции поэтической книги. Влияние Брюсова сказа-
лось на композиции сборника - стихи подбирались по определённому плану, объединённые общей мыслью, чувством, стилем. До Брюсова вопрос о принципах формирования стихотворных сборников в русской поэзии не поднимался.
Во время жизни Гумилёва в Париже (а история, о которой мы повествуем, случилась там) Валерий Брюсов по-прежнему был единственным собеседником, который, к сожалению, находился в России. Желание обрести друзей в Париже оставалось неудовлетворённым. Не увенчалась успехом попытка контакта с Бальмонтом. Сокрушительный крах потерпел молодой поэт при знакомстве с Мережковскими, к которым он отправился, запасшись рекомендательным письмом от писательницы Микулич.
Историю визита к Мережковским мы знаем из нескольких источников: из письма Гумилёва к Брюсову, воспоминаний Андрея Белого, а также из письма З.Н. Гиппиус к В.Я. Брюсову. Все источники по-разному передают содержание беседы, но все они солидарны в описании её итога. Гумилёв говорит, что Мережковских интересовали его политические убеждения10. Андрей Белый вспоминает, что Гумилёв с пафосом читал свои стихи, которые вызвали тайную издевку слушателей11. Зинаида Гиппиус, передавая сбивчивую речь Н. Гумилёва, подчеркивает её религиозную тематику12. Сетуя Брюсову на его дурной вкус в выборе сотрудников и подборе журнальной поэзии, она пишет о Гумилёве: «О Валерий Яковлевич! Какая ведьма «сопряла» вас с ним? ... Мы прямо пали. Двадцать лет, вид бледно-гнойный, сентенции - старые ... Нюхает эфир (спохватился!) и говорит, что он один может изменить мир. «До меня были попытки. Будда, Христос. Но неудачные». нашла № «Весов» с его стихами ... Неоспоримая дрянь»13. Провал Гумилёва перед знаменитостями был естественен: «Я смутился., оправдывался он перед Брюсовым. - Я отвечал, как мог, отрывая от своей системы клочки мыслей, неясные и недосказанные. Но, очевидно, желание общества было подвести меня под какую-нибудь рамку»14. Конечно, мысли двадцатилетнего декадента об изменении мира, на фоне всеобщих умонастроений и личных жизнетворческих амбиций, были вполне понятны. Но, возможно, существует
ещё нечто, что побудило его тогда выступить подобным образом. Его душа, открытая для всего нового, находилась в стадии выбора ценностей, когда вектор истинного пути ещё не сложился, когда требовалось наставничество не только творческое, но и идеологическое.
Гумилёв, безусловно, был наслышан об устремлениях Мережковских к переосмыслению христианской догматики, и они не могли его не заинтересовать. Похоже, что к данному визиту он готовился, и все его неуверенные слова о Будде и Христе, об изменении мира были попыткой заговорить со знаменитостями на их языке.
Не зря говорят, что если хочешь проверить истинность своих мыслей, выслушай их из уст профана. Гумилёв профаном не был, но был взволнованным мальчишкой-неофитом. До сих пор остается непонятным, почему Мережковские так с ним обошлись. Общеизвестно, что Дмитрий Сергеевич с порога встречал людей разговорами, наподобие Гумилёвских. Е.Ю. Кузьмина-Караваева рассказывала, как, не успев раздеться и поздороваться с хозяевами, они с мужем были атакованы вопросами Мережковского: «С кем вы - с Христом или с Антихристом?»15.
Возможно, причина неприятия Гумилёва касалась модификаций в мировоззрении Мережковских, которые к тому времени устремили свои интеллектуальные искания от проблем нового религиозного сознания к теориям революционного преобразования мира, поэтому восторженные речи Гумилёва оказались не ко двору. Не зря Андрей Белый написал: «Николаю Степановичу, вероятно, запомнился вечер тот». И добавил: «.каюсь, и я в издевательства Гиппиус внес свою лепту»16, вот поэтому Гумилёв «полу-
17
чил мистическии ужас к знаменитостям» .
Напомним, что тема нашей зарисовки «Тайные пути соловьёвских идей». В самом начале работы упоминались соловьёвские реминисценции в первых еще ученических стихотворениях Н. Гумилёва. Пришло время обратиться к стихотворению «Андрогин», само название которого отсылает читателей к статье В. Соловьёва «Смысл любви». В ней философ, выражаясь эпиграфически, «смерть зовет на смертный бой»: чтобы преодолеть начало смерти, надо
ступить на «высший путь любви», при котором исчезнет физиологическое соитие, но вечно пребудет пол как истинный андрогинизм без внешнего смешения форм. Современный исследователь С.С. Хоружий назвал идеи Соловьёва об андрогинности «впечатляющим Тендерным Проектом»18. Если Соловьёв мыслил активные антропологические стратегии, то символисты превращали их в жизненные тактики. И Гумилёв об этом знал.
Образ андрогина, соединяющего в себе мужское и женское начала, проходит через большинство мировых религий. Понятие двуполости человека лежало в основе многих первобытных верований, широко было распространено в античном мире. Андрогинность символически воплощалась в языческих ритуалах. Представление об изначально андрогинной человеческой природе запечатлено на страницах Ветхого Завета. Много внимания андрогинной природе ветхого Адама уделяется в апокрифах раннего христианства. И в Новом Завете обращают на себя внимание несколько отрывков, проповедующих единство человечества в Боге. Так, в «Послании к Галатам» читаем: «Нет уже иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужского пола, ни женского; ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал. 3, 28). В древних апокрифах, таких как «Евангелие от Филиппа», «Евангелие от Фомы», разделение полов, сотворение Евы, отделенной от Адама, трактовалось как первопричина смерти. Разделение началось в Боге и продолжалось вплоть до разделения человека, соединение должно начаться с человека и завершиться на всех уровнях бытия, вплоть до Бога. Ибо Бог -это Все в Одном. Вопрос развития понятия андрогинности в мировых религиях и в европейской литературе подробно исследован оригинальным мыслителем XX века Мирче Элиаде19.
Мифу об андрогине посвящено множество литературных произведений европейских писателей XIX века. Немецкий романтизм, французский и английский декаданс изобилуют материалами на эту тему. Суть воссоединения мужского и женского начал исследовал Вл. Соловьёв, поставив его в основу своей теории всеединства. В «Смысле любви» философ так определил дар творческой
любви: воплотить в себе и в другом образ Божий, из двух ограниченных и смертных существ создать одну абсолютную и бессмертную индивидуальность. То идеальное единство, к которому стремится наш мир и которое составляет цель космического и исторического процесса, есть «вечный предмет любви Божией». Для Бога Его другое (т.е. вселенная,) «имеет от века образ совершенной Женственности»20.
Вл. Соловьёв понимал гипотетический характер своей теории на данном этапе человеческого развития и утверждал, что всякая осознанная человеческая деятельность, осуществляющая идею «всемирной сизигии», производит или освобождает реальные духовно-телесные токи, которые овладевают материальной средою и постепенно воплощают всеединство.
Но обратимся к Гумилёвскому «Андрогину». В стихотворении поэт воспевает символический обряд воссоединения мужчины и женщины в единое божественное существо. Обряд похож на языческий ритуал инициации, не лишенный некоторого эротического элемента. Суть рождения андрогина - отказ от чувственного бытия во имя объединения духовных сущностей:
Пусть двое погибнут, чтоб ожил один, Чтоб странный и светлый с безумного ложа, Как феникс из пламени, встал Андрогин.
И воздух - как роза, и мы - как виденья, То близок к отчизне своей пилигрим. И верь! Не коснется до нас наслажденье Бичом оскорбительно жгучим своим. Николай Гумилёв замыслил победить своих обидчиков Мережковских. С помощью соловьёвской идеи андрогина и своего стихотворения на эту тему он придумал изящную поэтическую шутку. Вот как рассказал он об этом в письме Брюсову: «Не могу Вам не признаться в недавней мальчишеской шутке. Я познакомился с одной барышней т-11е Богдановой, которая бывает у Бальмонтов и у Мережковских, и однажды в Cafэ ^Нагсош! она придумала отнести моё стихотворение «Андрогин» для отзыва
З.Н. Гиппиус, не говоря ни моего имени, ни моих литературных заслуг. Стихотворение понравилось, было возвращено с надписью «очень хорошо», даже Мережковский отнесся к нему благосклонно. M-lle Богданову расспрашивали об авторе и просили его привести, но, конечно, ей не удастся этого сделать. Так что, если «Андрогина» не будет в «Весах», значит для Зинаиды Николаевны останется загадкой «застенчивый» талант-метеор».»21. К сожалению, стихотворение Н. Гумилёва «Андрогин» не было напечатано в «Весах» - редактор журнала В. Брюсов играл по своим правилам и ни за что не хотел быть пешкой в чужой игре.
А З.Н. Гиппиус, собрав нешуточные силы в лице Д.С. Мережковского и Д.Д. Философова, написала пьесу «Маков цвет», где пародийно изобразила Н. Гумилёва в образе Ивана Ивановича Гущина, которому дана такая характеристика: «Очень юный поэт, высокий, лицо мертвенное. Голос подкошенный, шеей не ворочает от подпирающих его воротничков»22. Успеха драма не имела никакого, а вот от-
23
рицательные ёрничающие рецензии появились .
К слову сказать, Брюсов отомстил 3. Гиппиус за Гумилёва. В 1911 году он получил от З.Н. стихи молодого петербургского поэта и ответил ей примерно так: «Что до вашего юнца «со способностями», то таких юнцов с такими же, и даже большими способностями, у меня слишком достаточно в Москве»24. Остаётся только добавить, что Брюсов отказался печатать О.Э. Мандельштама.
1 Письма Владимира Сергеевича Соловьёва. В 4 т. Т. 4. СПб., 1923. С. 238 - 239.
2 Ахматова А.А. Собр.соч. В 6 т. Т.5. М., 2000. С. 122.
3 Величко В.Л. Владимир Соловьёв: Жизнь и творения // Вл.Соловьёв: pro et contra. СПб., 2000. С. 262.
4 Лукницкая В.К. Николай Гумилёв: Жизнь поэта. По материалам домашнего архива семьи Лукницких. Л., 1990. С. 65.
5 Величко В.Л. Владимир Соловьёв: Жизнь и творения // Вл.Соловьёв: pro et contra. СПб., 2000. С. 262.
6 Соловьёв B.C. Смысл любви: Избранные произведения. М., 1991. С. 15.
7 Лукницкая В.К. Николай Гумилёв: Жизнь поэта. По материалам домашнего архива семьи Лукницких. Л., 1990. С. 65.
8 Соловьёв B.C. Общий смысл искусства // Соч. В 2 т. Т. 2. М., 1990. С. 404.
9 Там же. С. 394.
10 Литературное наследство. М., 1994. Т.98. Кн. 2. С. 428.
168
11 Белый А. Между двух революций. Воспоминания. В 3 кн. Кн.3 / Под-гот. текста и коммент. А. Лаврова. М., 1990. С.492.
12 ЛН. М.: Наука, Т.85. С.691.
13 Там же. С. 691.
14 ЛН. Т.98. Кн. 2. С. 428.
15 Александр Блок в воспоминаниях современников. В 2 т. Т.2 / Сост., подгот. текста и коммент. Вл. Орлова. М., 1980. С.63.
16 Белый А. Между двух реолюций. Воспоминания. В 3 кн. Кн.3 / Подгот. текста и коммент. А.Лаврова. М., 1990. С. 492.
17 ЛН. Т.98. Кн.2. М., 1982. С. 428.
18 Хоружий С.С. Наследие Владимира Соловьёва сто лет спустя. Соловь-ёвский сборник. Материалы междунар. Конф. «В.С.Соловьёв и его философское наследие». Москва. 28 - 30 августа 2000 г. М., 2001. С. 16.
19 Элиаде М. Мефистофель и андрогин: Пер. с фр. СПб., 1998.
20 Соловьёв B.C. Смысл любви. Соч. В 2 т. М., 1990. Т. 2. С. 534.
21 ЛН. №98. Кн.2.
22 Гиппиус 3., Мережковский Д., Философов Д. Маков цвет: Драма в 4-х действиях. СПб.: Издание М.В.Пирожкова, 1908. С. 154.
23 Измайлов A.A. Помрачнение божков и новые кумиры. М.: Типография Т-ва И.Д.Сытина, 1910. С. 52 - 68.
24 Гиппиус Зинаида. Живые лица. Воспоминания / Сост., предисл., коммент. Е.Я.Курганова. Тбилиси, 1991. С. 49.
Н.Г. БАРАНЕЦ
Ульяновский государственный университет
КАТЕГОРИИ И КОНЦЕПТЫ В ФИЛОСОФИИ B.C. СОЛОВЬЁВА И «НОВЫХ ИДЕАЛИСТОВ»
Исходной категорией, определяющей философские системы новых идеалистов, выражающей органическое единство универсального мирового бытия, соединяющее позиции космистов, символистов, персоналистов, феноменологов, неокантианцев, интуитивистов, было понятие -«принцип всеединства». Сама категория «всеединство» в отечественную литературу была введена B.C. Соловьёвым и прочно привязана к его личности и влиянию. Хотя это действительно личностная (персональная) категория, она, по всей видимости, задумывалась B.C. Соловьёвым как категория для универсального словаря философов идеалистического направления.
