CC BY
379
ТАТАРЫ СРЕДНЕГО ПОВОЛЖЬЯ И ПРИУРАЛЬЯ В РЕЛИГИОЗНОЙ ПОЛИТИКЕ ЕКАТЕРИНЫ II (ПО МАТЕРИАЛАМ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА)
Царствование Екатерины II (1762-1796 гг.) отмечено рядом значимых событий в истории татар Среднего Поволжья и Приуралья. Большинство из них тесно связано с кардинальным изменением отношения государства к исламу. После многолетнего пребывания в положении гонимой религии он получил официальное признание и статус терпимой конфессии.
Первым заметным шагом в данном направлении стал указ Сената от 6 апреля 1764 г.[1]. В соответствии с ним прекратила существование Новокрещенская контора - орган, с начала 1770-х годов осуществлявший и направлявший христианизаторскую деятельность в Среднем Поволжье. Другим законодательным нововведением стало лишение новокрещеных ряда льгот, предоставленных им в прежние царствования и лежавших до того времени тяжким бременем на остававшихся в «неверии». Было отменено материальное вознаграждение за принятие православия, ликвидированы платежи, поставка рекрутов, выплата недоимок за крестившихся [2]. Последние из подчинения Конторы передавались в ведение местных органов власти и по истечении трехлетнего льготного срока должны были платить подати и нести прочие повинности наравне с другими государственными крестьянами. Подобный шаг центральной власти, резко противоречащий политике предшествующих десятилетий, объяснялся несколькими причинами.
Различные формы материального поощрения нерусского населения к обращению в православие использовались царской администрацией с момента вхождения Среднего Поволжья в состав Русского государства. В период проведения известной христианизаторской кампании 1740-1750-х годов эта практика получила наиболее широкий размах. Однако, в отличие от более раннего периода, государство не пожелало взять на себя материальное обеспечение льгот, декларируемых законами. Указом Анны Иоанновны от 11 сентября 1740 г. все подати и повинности новокрещеных были возложены на живущих поблизости некрещеных [3]. В 1743 г. власть пошла еще дальше. Она отказалась от административнотерриториального принципа раскладки этого дополнительного бремени, которое отныне равномерно распределялись между «иноверцами» Казанской губернии, в независимости от их этнической принадлежности. Очевидно, главной целью данного мероприятия было оказание давление на татар, наиболее упорно сопротивлявшихся христианизации. Однако на деле оно оказалась своеобразной миной замедленного действия. Увеличение налогообложения привело к обнищанию значительной части татарского населения, противопоставило татар другим народам края, за которых их вынуждали платить, а также крайне обострило отношения с центральной властью. Предвестником грядущих социальных потрясений стало вспыхнувшее в Приуралье в 1755 г. выступление татар и башкир под предводительством Батырши, имевшее, по словам Н.А. Фирсова, «все признаки борьбы за веру Магомета» и стремившееся охватить и мусульманское население Поволжья [4]. Под влиянием этой опасности правительство Елизаветы Петровны было вынуждено спешно свернуть в крае христианизаторскую деятельность, пойти на смягчение ряда законов антимусульманской направленности.
Указ 1764 г. стал логическим завершением серии законодательных решений, направленных на устранение «перегибов» в религиозной политике. Он устранил из нее элемент экономического принуждения - орудие, дающее сиюминутный результат, однако весьма опасное по своим отдаленным социальнополитическим последствиям.
Кроме соображений охранительного характера, причиной появления упомянутого законодательного акта стало также качественное изменение конфессиональной ситуации в Среднем Поволжье к началу 1760-х годов Н.А. Фирсов, опираясь на материалы III ревизии (1762 г.), указывает, что в Казанском уезде: «... из 44687 черемис мужского пола некрещеных осталось только 1673 души; из 23652 чуваш некрещеных только 750 душ; что вотяки, коих сочтено было 26209 душ, оказались все крещеные, за исключением лишь 502 душ; что мордва, коей было 4960 душ, крещена вся» [5]. Эти цифры свидетельствуют о практически поголовной христианизации языческого населения названного уезда. Примерно такая же ситуация наблюдалась в других регионах.
Добившись принятия православия большинством представителей языческих народов края, а также вынужденно отказавшись от попыток силовым путем преодолеть приверженность татар исламу, верховная власть уже не видела необходимости сохранения в полном объеме прежних привилегий новокрещеным. Это было невыгодно для казны, поскольку лишало ее налоговых поступлений, вызывало недовольство не только татар, но и русских, не имевших подобных льгот, а также противоречило унификационным устремлениям государства, со времен Петра I стремившегося максимально нивелировать социальную структуру российского общества.
Следующим знаковым событием для российского ислама, непосредственно связанным с личностью Екатерины II, стало обнародование 30 июля 1767 г. «Наказа» императрицы Комиссии для составления проекта нового Уложения [6]. В статьях 494-496 этого документа было сформулировано идеологическое обоснование новой религиозной политики государства. Выражалось это кредо в следующих положениях:
«Ст. 494. В том великом государстве, распространяющем свое владение над (с)толь многими разными народами, весьма бы вредный для спокойства и безопасности своих граждан был порок, запрещение или недозволение их различных вер;
Ст. 495. И нет подлинно иного средства, кроме разумного их законов дозволения, православною нашею верою и политикою неотвергаемого, которым бы можно всех сих заблудших овец паки привести к истинному верных стаду;
Ст. 496. Гонение человеческие умы раздражает, а дозволение верить по своему закону умягчает и самые жестоковыйные сердца и отводит их от заматерелого упорства, утушая споры их, противные тишине государства и соединению граждан» [7].
В содержании статей «Наказа» и, соответственно, взглядах Екатерины на конфессиональную ситуацию в России, безусловно, сказалось влияние идеологии Просвещения, одним из базовых постулатов которой являлся принцип религиозной толерантности. Вместе с тем не вызывает сомнения, что необходимость проведения «благоразумной» религиозной политики также обусловливалась утилитарными целями, интересами безопасности многонациональной империи. Есть основания полагать, что пониманию этого способствовала поездка императрицы по Волге, совершенная в мае-июне 1767 г.
В путешествии Екатерина II зримо убедилась в этноконфессиональном многообразии России, пришла к выводу, что ислам - это реалия, которая ни-
кому не мешает жить, ее не нужно страшиться и искоренять, а следует признать как данность. Во время посещения Казани 30 мая 1767 г. губернатором А.Н. Квашниным-Самариным ей были представлены «старой слободы абызы татары и их жены». Российская императрица изволила их жаловать к руке «при поднесении от них хлеба и соли с серебряною солоницею и всего их богатого женского убора и двух ковров» [8]. В ходе этой встречи произошло признание русской государыней реального статуса неофициального мусульманского духовенства и той роли, которую оно играет в жизни населения, возникло осознание необходимости сотрудничества с ним. Тогда же ею было дано личное разрешение на строительство в городе двух каменных мечетей.
Идеология мирного сосуществования различных конфессий, провозглашенная в «Наказе» 1767 г., выходила за рамки сферы религиозной жизни. По сути, на десятилетия вперед закладывался новый принцип имперской политики, ставящий политическую лояльность выше этнического и религиозного единообразия. Последующие шаги Екатерины II в целом были направлены на упрочение принципа веротерпимости. 17 июня 1773 г. вышел указ Синода «О терпимости всех исповеданий и о запрещении архиереям вступать в дела, касающиеся до иноверных исповеданий и до построения по их закону молитвенных домов, предоставляя все сие светским начальникам» [9], который уже был не общей декларацией, а документом, обязательным к исполнению, согласованным с Сенатом и лично императрицей [10].
Вместе с тем придание исламу нового статуса не означало отказа самодержавия от первенствующего и господствующего положения православной церкви. Все неправославные конфессии в Российской империи вплоть до 1917 г. могли функционировать лишь в определенных рамках. Право же установления «разумности» этих рамок целиком оставалось за государством. Декларируя терпимость всех вероисповеданий, верховная власть на практике препятствовала свободному развитию ислама. Например, указом от 2 августа 1770 г. Сенат отказал татарам в просьбах о разрешении строительства мечетей «в больших и малых деревнях без исчисления душ» [11]. Тем же указом были фактически отменены все переселения на религиозной почве. Данное решение являлось завуалированным запретом на строительство мечетей, поскольку закон запрещал возведение мусульманских культовых сооружений в местах совместного проживания мусульман с православными» [12].
Незыблемой оставалась и монополия православной церкви на ведение религиозной пропаганды, хотя формы ее осуществления менялись. С 1764 г. эти функции в епархиях вместо упраздненной Новокрещенской конторы стал выполнять институт проповедников [13]. В 1770-е годы неоднократно подтверждались постановления прежних лет о наказаниях за обращение в ислам [14]. Таким образом, несмотря на определенные послабления в духовной сфере, правительство не потеряло контроля над ситуацией. Более того, в начале 1780-х годов оно существенно активизирует религиозную политику, что проявилось в выработке новой позиции по отношению к мусульманскому духовенству, которое на протяжении десятилетий генерировало антиправительственные настроения в татарском обществе. Неуспех кампании 1740-1750-х годов в отношении татар был во многом обусловлен влиянием и позицией мусульманских духовных лиц [15]. Сумев привлечь их на свою сторону, самодержавие смогло бы не только нейтрализовать возможные оппозиционные проявления среди татарского населения, но и приобрести мощное средство воздействия и манипулирования его настроениями, а фактически - контроля и управления. Осознав это, верховная власть предприняла конкретные шаги по налаживанию отношений с мусульманским духо-
венством. Этот курс становится отличительной чертой государственно-исламских отношений двух последних десятилетий ХУШ в. По нашим подсчетам, из 17 законодательных актов этого периода, представленных в Полном собрании законов Российской империи и имеющих отношение к исламу, в 13 рассматриваются вопросы, связанные с назначением на должности, деятельностью, обязанностями и привилегиями мусульманских духовных лиц.
Особое место среди них занимает именной указ от 28 января 1783 г. «О дозволении подданным магометанского закона избирать самим у себя ахунов» [16]. Его появление преследовало цель прекращение практики приглашения мулл из среднеазиатских государств. По замыслу Екатерины II, это не только устранило бы влияние тамошних мусульман на их единоверцев во внутренней России, но и позволяло выдвигать на духовные посты верных людей, которых можно было использовать в своих интересах. А интересы эти просматривались весьма определенно.
В Полном собрании законов среди указов 80-90-х годов ХУШ в. нет ни одного документа, характеризующего религиозную ситуацию в Среднем Поволжье, тогда как в предшествующий период основная масса постановлений правительства адресовалась именно сюда. Теперь же они или носили общегосударственный характер, или направлялись должностным лицам Оренбурга, Уфы, других приграничных или близлежащих к Казахстану и Средней Азии регионов.
Весьма примечательным становится и содержание законодательных актов. Только в течение 1782-1786 гг. вышло четыре указа, предписывающих скорейшее строительство мусульманских мечетей в киргиз-кайсацких (казахских. - А.Н.) степях [17]. Были открыты новые мечети в Оренбурге и Троицке. Культовые сооружения у мусульман в это время возводились и в Среднем Поволжье. Но, как правило, при открытом или глухом противодействии со стороны светских и духовных властей. В Приуралье же гражданской администрации вменялось в обязанность изыскивать способы к ускоренному строительству мечетей. Все это говорит о том, что самодержавие начинает делать ставку на ислам как на силу, способную содействовать укреплению его влияния на Востоке. Одними насильственными методами добиться желаемого результата было невозможно. Поэтому с начала 80-х годов XVIII в. правительство берет на вооружение политику «двойного стандарта». Препятствуя росту влияния ислама в Среднем Поволжье и других «цивилизованных» районах империи, оно в то же самое время всеми силами содействует его пропаганде в «азиатских» областях, видя в нем действенное средство привлечения тамошних народов в российское подданство и удержания их в повиновении. Строительство мечетей должно было сыграть в этом не последнюю роль.
Ту же цель имела посылка на места в качестве мулл верных правительству людей. Чаще всего в этой роли выступали казанские татары. Показателен в этом плане указ Екатерины II от 27 ноября 1785 г., адресованный оренбургскому губернатору барону Игельстрому, в котором проводилась следующая мысль: «Снабжение разных родов киргизских муллами немалую пользу в делах наших принести может; почему вы и старайтесь определить оных, истребовав из казанских татар людей надежных, дав им потребные наставления к удержанию киргиз-цев в верности к нам, и к удалению их от набегов и хищничества в границах наших ...» [18]. Намерения царского правительства использовать казанских татар в качестве духовных лиц у степных народов зафиксированы также в именном указе от 21 апреля 1787 г. [19]. А указ Екатерины II от 28 февраля 1792 г. говорит о попытках их привлечения для «приведения в веру» кабардинцев и строительства мечетей на Северном Кавказе - в «Большой и Малой Кабарде» [20].
Выход законодательных актов подобного содержания красноречиво свидетельствует о роли, отводимой правительством татарам в планах продвижения на Восток, прежде всего в казахские степи. Православная церковь не могла рассчитывать на успех среди тамошних кочевых народов. Поэтому мусульманской экспансии с юга, со стороны среднеазиатских ханств, верховная власть была вынуждена противопоставить пропаганду ислама в «российском» варианте. И здесь татарам альтернативы не было.
Не следует, однако, преувеличивать значение процессов, происходивших в 80-90-е годы ХУШ в. на юго-восточных рубежах Российской империи. За некоторой свободой развития, предоставленной исламу на окраинах, стояли стратегические интересы самодержавия. Мусульманская пропаганда допускалась лишь исключительно в отношении тех народов, которые или еще не пришли в российское подданство, или могли в любой момент с ним расстаться по своей воле. Указы, предписывающие строительство мечетей, носили локально-территориальный характер. Татарское духовенство теряло былую независимость и все более попадало под контроль государственных органов. Уже в первой половине 1780-х годов многие муллы находились на государственном жалованье [21]. С выходом же 22 сентября 1788 г. указа «Об определении мулл и прочих духовных чинов магометанского закона и об учреждении в Уфе духовного собрания для заведывания всеми духовными чинами того закона, в России пребывающими», царская администрация получила полный контроль над их назначением и деятельностью [22].
Когда возникала потребность в определении на должность того или иного духовного лица, претенденты первоначально испытывались на «благонадежность», а затем подлежали утверждению генерал-губернатором [23]. Учрежденное Оренбургское магометанское духовное собрание, в ведение которого отдавалось мусульманское духовенство всей империи (за исключением Крыма. - А.Н.), представляло собой одно из подразделений российского бюрократического аппарата, со всеми свойственными ему атрибутами. С момента основания в его штате были секретарь, канцелярские и прочие служители, получавшие казенное жалованье за выполнение соответствующих функций [24]. Отличие Духовного собрания от других государственных учреждений состояло в том, что по указу 1792 г. пятница была объявлена для него днем, свободным «от присутствия», так как «по магометанскому закону пятничный день есть праздничный» [25]. Муллы, заседавшие в собрании, должны были меняться каждые три года. Принимая данное решение, Сенат, как следует из указа от 17 августа 1793 г., руководствовался «предписаниями для средних судебных мест... с которыми сравнено во всем сие Духовное собрание» [26]. Таким образом, было вполне четко определено место данного органа в бюрократической иерархии Российской империи. С 1812 г. сведения о составе его членов стали помещаться в «Росписи штатов Российской империи» [27].
Самодержавие с самого начала стремилось сделать Оренбургское магометанское духовное собрание «ручным», показателем чего является назначение на должность первого муфтия Мухамеджана Хусаинова. Бывший до этого «главным ахуном» среди мусульман, он активно содействовал привлечению на сторону России «начальников и салтанов киргизских» [28]. За свои заслуги именным указом от 21 ноября 1786 г. был освобожден «от всякой личной подати» [29]. Кроме 1500 рублей жалованья за свое пребывание в должности муфтия [30], указом от 13 августа 1790 г. Мухамеджан Хусаинов получил право покупать у башкир земли [31], а законодательным актом от 26 января 1793 г. «заселять оные покупаемыми за границею иноверцами» [32]. Обязанный царскому правительству своим поло-
жением, деньгами и привилегиями, он без сомнения, служил ему верой и правдой, оставаясь муфтием до самой своей смерти в 1824 г.
Политика Екатерины II по отношению к исламу оказалась дальновиднее, а результаты действеннее, чем у ее предшественников. Пойдя на сознательное ослабление религиозного гнета, поступившись на какое-то время унификацион-ными устремлениями в духовной сфере, власть компенсировала это тем, что добилась превращения мусульманского духовенства из оплота оппозиционных самодержавию сил, в своего приверженца и пособника (в лице значительной части ахунов и мулл, лично обязанных властям чинами, деньгами и т.д.).
Нельзя упускать из виду и следующее обстоятельство, отмеченное еще Н.А. Фирсовым. Характеризуя политику самодержавия в Поволжье в ХVII в., он писал, что тому никогда не было чуждо желание обратить инородцев к христианству, но его стремления, «совпавшие с религиозной ревностию многих подданных русского происхождения и в особенности духовенства, сталкиваясь с фискальными ея стремлениями, в значительной степени умерялись» [33]. Есть все основания полагать, что интересы государственного фиска сыграли не последнюю роль в изменении политики правительства при Екатерине II. Она прекрасно сознавала, что залог благополучия государства - благополучие его подданных. Поэтому из политики в религиозной сфере были в первую очередь исключены положения, отрицательно сказывавшиеся на материальном положении неправославного населения. Не случайно в именном указе от 10 марта 1781 г. «О взыскании с купечества одного процента с капитала, без различия вероисповедания», объявлялось: «исповедание торгующих не долженствует служить поводом ни к какому различию» [34].
Налаживанию отношений с мусульманами способствовало также издание в 1787 г. по личному указанию императрицы и за казенный счет Корана на арабском языке. До конца XVIII в. он был издан несколько раз: в 1787, 1790, 1793, 1796 и 1798 гг. [35]. Со стороны Екатерины это был весьма прагматичный шаг. По свидетельству А.Г. Каримуллина, издание Корана позволило на время отвести просьбы татар о заведении ими собственного книгопечатания, было использовано в политических целях в войне с турками, как пример покровительства мусульманам российской короны, а также принесло существенную финансовую выгоду казне [36].
В целом перемены в духовной сфере, в сочетании с отменой ограничений на ведение торговли и дарованием татарским мурзам прав российского дворянства, составили Екатерине II доброе имя среди татарского населения и более того - дали ей весьма показательное прозвище - «Аби-патша» («бабушка-царица»), закрепившееся в памяти народа.
Литература и источники
1. ПСЗ-1. Т. 16. № 12126.
2. Там же. Т. 15. № 11099.
3. Там же. Т.11. № 8236.
4. Фирсов Н.А. Инородческое население прежнего Казанского царства в Новой России до 1762 г. и колонизация закамских земель в это время. Казань, 1869. С.209.
5. Там же. С.183.
6. ПСЗ-1. Т. 18. № 12949. С. 275.
7. Там же.
8. Камер-фурьерский журнал 1767 г. СПб., 1767. С.189.
9. ПСЗ-!. Т. 19. № 13996. С. 775-776.
10. Там же. № 13996.
11. Там же. № 13490. С. 101-105.
12. Из текста документа следует, что в Казанской губернии было 56 населенных пунктов, где «новокрещены обще с иноверцами жительство имели». В них насчитывалось 4964 некрещеных и
601 новокрещеный татарин. На просьбы некрещеных татар о переселении православных соседей Сенат предписал властям селить их «особыми слободами» в пределах одного населенного пункта: ПСЗ-1. Т.19. № 13490. С. 101-105.
13. Там же. Т. 16. № 12126. С. 704-707.
14. См.: Указ Сената «О донесении сенату из всех присутственных мест по делам об отвращения людей от православной веры» от 1 мая 1775 г.: ПСЗ-1. Т. 20. № 14313. С. 134.
15. Фирсов Н.А. Инородческое население ... С. 177.
16. ПСЗ-к Т. 21. № 15653. С. 805.
17. Там же. № 15352. С. 406-407; Т. 22. № 15991. С. 142-144; №16255. С. 450; № 16400. С. 604-606.
18. Там же. № 16292. С. 493.
19. Там же. № 16534. С. 839.
20. Там же. Т. 23. № 17025. С. 307-308.
21. ПСЗ-!. Т. 22. № 16014. С. 160-161.
22. Там же. № 16710. С. 1107.
23. Там же.
24. Там же. Т. 23. № 16759. С. 20-21.
25. Там же. № 17053. С. 341.
26. Там же. № 17146. С. 452-454.
27. Вишленкова Е.А. Религиозная политика: официальный курс и «общее» мнение России александровской эпохи. Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1997. С.83.
28. ПСЗ-1. Т. 22. № 16400. С. 604.
29. Там же. Т. 23. № 16897. С. 164.
30. Там же. Т. 22. № 16710. С. 1107.
31. Там же. Т. 23. № 16897. С. 164-165.
32. Там же. № 17099. С. 399.
33. Фирсов Н.А. Положение инородцев Северо-Восточной России в Московском государстве. Казань, 1866. С. 200.
34. ПСЗ-!. Т .21. № 15130. С. 73.
35. Крымский А. История мусульманства. 2-е изд. М., 1904. Ч.1/2. С. 138
36. Каримуллин А.Г. У истоков татарской книги. Казань: Тат. кн. изд-во, 1992. С. 98.
НОГМАНОВ АЙДАР ИЛЬСУРОВИЧ родился в 1965 г. Окончил Казанский государственный университет. Кандидат исторических наук, доцент, старший преподаватель кафедры истории татарского народа Казанского университета. Автор 29 научных работ, в том числе 2 монографий.
