CC BY
49УДК 94(470.316)"15/16"
ТАТАРСКОЕ ПОСЕЛЕНИЕ НА РОМАНОВЕ (ПОСЛЕДНЯЯ ТРЕТЬ XVI-XVII вв.)
© 2019 г. В.В. Черновская
Предлагаемый вниманию читателей очерк является продолжением темы служилых татар в Московском государстве. В центре внимания автора находится город Романов на Верхней Волге, где в последней трети XVI века и в продолжение следующего столетия существовало крупное поселение служилых татар. Главный сюжет статьи о том, как устроилась и менялась их жизнь, и складывались отношения с местным русским населением.
Ключевые слова: Романов, ногайские мурзы, татарская слобода, образ и уклад жизни, отношения с русским населением.
В 1563 году Иван Грозный пожаловал город Романов с уездом знатным мангытам (ногайцам), перешедшим к нему на службу. Всего их оказалось пятнадцать человек. С ними прибыли в Романов их служилые татары «в числе 700 луков». Эту цифру озвучил главный над ними мурза Иль Юсупов в короткой беседе со Станиславом Немоевским во время его недолгого пребывания в Романове в июне 1608 года. «Теперь их только 300 луков, - добавил старый мурза, - многие были перебиты в Ливонской войне» (Немоевский, 1907, с.156).
Заселение ногайцами уезда (уезд тогда называли по его центру городом) состоялось не позднее лета 1564 года и продолжалось в последующие годы. В конце XVI века в канцелярском обороте бумаг, касавшихся местного управления, Романов назывался уже татарским поселением. Логично предположить, что к этому времени численность татар с учетом женщин и детей составляла, как минимум, полторы тысячи человек.
Надо полагать, что появление кочевников на Романове привело местных жителей в смятение, если не в панику. Пугало их обличье: все низкорослые, коренастые, лица смуглые, нос приплюснут, глаза пронзительные, уши большие, речь чужая, гортанная. Одеты странно: бараньи тулупы шерстью наружу, остроконечные шапки из меха, штаны полосатого сукна или бумажной материи, настеганной сверху. Все это возбуждало страх у простого люда, которому предстояло устраивать свою жизнь под властью новых господ. Но на это была царская воля. И, как это было принято в те времена, бирючи (глашатаи) кликали государев указ об их прибытии и поселении по улицам и по торговым рядам, и на площади города. За непослушание или какое насильство и обиды по отношению к ногайцам со стороны посадских и уездных людей, грозило наказанием. В царских грамотах оно прописывалось краткой предупредительной строкой: «а кто учнет сего указу ослушаться, быть тем людям от государя в опале и казни, смотря по вине» (АИ, т. III. № 124, с. 194; № 126, с. 196; № 134, с. 211).
Внутренняя жизнь и быт кочевников устроились по их вере и обычаям. Они разводили овец, завезенных из степей, что было в диковину романовцам, держали бойни лошадей, что приводило их в ужас. Летом и по осени все, кто был не на службах, разбивали палатки на землях мурз по нескольку недель стояли табором, устраивали стрельбища, охотились. Так появилось название деревни Становое, находившейся в 30-ти верстах на север от Романова. Или уходили в кочевки. Отсюда название пустоши Кочеватка, излюбленный ими маршрут кочевки. Туда от Романова на северо-восток будет почти 60 верст (ЯЕВ, 1887, с. 76).
Обряды жизненного цикла: рождение, браки и погребение, проводились по шариату. Ногайцы были суннитами, приверженцами ханафитского мазхаба. Стеснения в вере им не было. Они построили мечеть и держали кишень (мусульманское кладбище).
Во время длительных кочевок молитвенные собрания могли проходить под открытым небом. По шариату территория под открытым небом, на которой совершаются молитвы, приравнивается к мечети. Однако из-за непредсказуемости погоды они, скорее всего, ставили шатры, предназначенные для коллективных намазов.
Мечеть на Романове, о которой сохранилось упоминание, находилась в селе Богородском, в полуверсте от города. В 1609 году она сгорела, как и старинная православная церковь, которую спалили поляки, разорившие село (Конюшев, 2007, с. 51). Выходит, мечеть была действующей без малого полвека. При ней должны были находиться ученые люди, умевшие читать азан над новорожденным, проводить обряд имянаречения, заключать браки, проводить похоронно-поминальные обряды, лечить травмы и болезни. В традиционном ногайском обществе все эти функции выполняли муллы. По степени осведомленности в основах веры их называли сеитами, шаехи (шейхами) и абызами. Сыновья духовных лиц несли воинскую службу наряду с казаками мурз. Когда, по какой-то причине в Романове не оказывалось муллы, мусульмане обращались в Разрядный приказ с просьбой отпустить из полков сведущего в вопросах веры татарина для исполнения обязанностей абыза. Так, в 1676 году они подали в разряд челобитную, в которой «ради вдовишек, женишек, детишек наших и помина усопших» просили отпустить в Романов из отряда мурз, находившегося тогда в Невле, абыза Белека Маметева. В 1620 году за ним значился двор в татарской слободе. Получается, ему было около 70 лет, когда он находился в Невле. Царь удовлетворил просьбу романовских мусульман (РГАДА. Ф. 210. Оп. 11. Д. 268. Л. 75, 76; Ф. 137. Кн. 1-а. Л. 9 об.).
К религии подвластного населения татары относились с пренебрежением, исходящим отчасти из ее неприятия, отчасти из непонимания обрядности христианства. Если прислушаться к жалобам романовцев, то случалось, что татарчата во время службы на папертях играли, из луков в кресты стреляли, попов «лаяли и позорили». В посты татары заставляли своих православных слуг есть кобылятину, а тех, кто жаловался, нещадно били (Гурлянд, 1906, с. 7). В ответ на жалобы православных из Москвы слали предупреждения не допускать подобного своеволия. Мурзам было велено смотреть за своими татарами, чтобы они никакого поругания христианской вере не делали и храмов не сквернили, православных слуг у себя в домах не держали. Что же до их веры, то татары магометане, пусть правят свою веру, никто им мешать не станет (Там же, с.9). Пока Иль мурза Юсупов Княжево управлял Романовым, увещеваниями все и ограничивалось. Отношение татар к религии подвластного им православного населения списывали на бесцеремонность кочевников.
В дозорной книге 1592/93-1593/94 годов местом проживания ногайских мурз и их казаков названа татарская слобода. В ней сказано, что в 1587 году межевал землю, на которой она встала, «по государеве цареве и великого князя Федора Ивановича указной грамоте» дьяк Дмитрий Тургенев. Выходит, при Иване Грозном слободы еще не было. Мурзы и их татары жили в городе. Романов из-за опоясывающих его земляных валов с крепостными сооружениями назывался тогда земляным городом (Теляковский, 1913, с. 24).
В упомянутой выше дозорной книге в татарской слободе показаны 3 двора мурз и 98 дворов их казаков (142 чел., мужчин). Все казаки написаны в дозоре татарами мурз. С учетом жен и детей, которых дозорщики не переписывали, население татарской слободы с избытком покрывало русское население посада (Смирнов, 1917, с. 88; Города России, 2002, с. 122-124).
Через 26 лет, ко времени составления второй дозорной книги (1620 г.) в слободе было 92 двора. Да 4 двора татары поставили на посадской земле, отведенной под осадные дворы еще в 1614 году. Владельцами большинства дворов были татары, к которым эти дворы перешли по наследству от отцов и дядей. В их числе дворы Алевека и Маметкула Янгильдеевых, отец которых сгинул в Смуту; двор Мамыша Турсенева с пометой писаря: «а ныне живут дети ево»; двор Калмакана Ку-лабердеева с пометой: «а ныне живет сын ево Бажтарам»; двор Шемяка, отца которого Бакая Того-таева не стало; дворы Курмаша и Сюлдекея Семениевых и другие (РГАДА. Ф. 137. Кн. 1-а. Л. 7 об., 8 об., 9-9 об., 10 об.).
Рождение ребенка, особенно мальчика, в татарской семье было радостным событием. В нем видели наследника и продолжателя рода, его процветание и благополучие. Над новорожденным совершали обряды, некоторые из них существуют у ногайцев и по сей день.
Первое купание младенца проводили в кобыльем молоке или в воде с добавлением душистых трав. Потом его заворачивали в рубашку отца, чтобы он получил от него силу и мужество. Девочку пеленали в платье бабушки, чтобы к ней перешли ее мудрость и долголетие. Первенца посвящали Богу, в знак чего девочке вдевали золотую сережку в правую ноздрю, а мальчику такую же вдевали в мочку левого уха.
У ногайцев сохранялись элементы язычества и связанные с ними ритуалы против сглаза и злых духов. Чтобы защитить от них, девочке на дно кроватки клали амулет, мальчику под матрац прятали нож, а над его изголовьем вешали маленький лук со стрелами. На седьмой день жизни ему
делали первую стрижку волос. Срезанные волосы закапывали в укромном месте, подальше от чужих глаз.
Перед обрядом имянаречения головку младенца, покрытую шапочкой, клали на подушку так, чтобы его лицо было обращено в сторону Каабы. Потом мулла читал над ним азан и трижды сообщал ему в оба ушка нареченное имя. Теперь, согласно шариату, ему можно было делать сунет (обрезание) (Азизова, 2009, с. 56, 58, 64. 156-157, 195).
Выбору имени ребенка придавали особое значение. Из перечня имен, приведенных в дозорах 1593/94 - 1620 гг., попытаемся выявить предпочтения романовских татар в выборе имен для своих сыновей.
Основанием для имени могли послужить обстоятельства появления ребенка на свет. Например, Танатор (рожденный на рассвете), Сафар (месяц лунного календаря) или Уразлый (Ураза пост в течение месяца рамадан). Но гораздо чаще в именах находили отражение пожелания родителей будущему продолжателю рода долгих лет жизни, здоровья, счастья, силы и крепости: Арслан (лев), Бакы (Бакай) - вечный, Булат (сталь), Девлет (счастливый) и т.д.
С той же целью к имени мальчика прибавлялось слово «тере», означавшее «живой, здоровый». Например, Теребердей или Иштерек. В других случаях самостоятельной частью имени становилось слово «кабыл» (везучий, удачливый). Например, Ермет Кабыл или Мурат Кабыл.
Хан, имя со значением «хозяин, властелин» и пример но в том же значении слова «бек» или «бай» входили в состав таких имен как Алибек, Бекбулат, Алыбай, Байбердей, Балыбай, Сарыбай, Янбай и т.д.
Имена Мухаммед и стяжное от него - Мамет или Мамеш, нередко сопровождались словом «кул» (раб), например Маметкул; приставкой - «иш» (друг), например Ишмамет или «кутлу» (счастливый), например Кутлу Мамет. Присутствие в именах приставки «ак» (белый) или «кара» (черный), например, Актул, Акборда, Кармыш или Карамыш указывало на цвет кожи малыша и шире -на его племенную принадлежность.
Чтобы обеспечить сыну покровительство и защиту Всевышнего, родители давали ему корани-ческое имя, например, Ислам или добавляли к тюркскому имени имя Аллаха либо начальный слог имени Всевышнего. Например, Аллабердей, Аллагул, Албулат, Аллатай и т.д.
Но в количественном отношении у татар, родившихся и возмужавших на Романове, преобладали имена, восходившие к тюркскому антропонимическому фонду, что отражало стойкую привязанность их родителей к обычаям и традициям предков (Атай, Атыкшей, Ачакай, Евсобак, Елбол-да, Елбося, Клеуш, Иль, Иткора, Кудайбердей, Наторляк, Сапай, Серваш, Сююн, Топонай, Тохтар, Шигай, Ярболда и др.).
В течение первых двух лет жизни матери кормили детей грудным молоком. Год рождения по обычаям ногайцев датировался временем зачатия, т.е. на девять месяцев раньше фактического появления ребенка на свет. Соответственно возрастной ценз готовности к воинской службе у сыновей кочевников начинался с 14-ти лет. Доспехи и оружие переходили им по наследству от отцов. Боевого коня каждый воспитывал и обучал сам.
Предшествующий возмужанию возраст был подготовкой к воинской службе. В три-четыре года дети ногайцев садились на коня, через пару лет умели стрелять из детского лука. Скачки, метание стрел, борьба и приемы лучного боя, все это они постигали в юности. В этом отношении жизнь татарского мальчишки ничем не отличалась от жизни его знатного сверстника.
Любимой забавой подростков и юношей была охота на уток, изобиловавших в зарослях реки Колокши, близ села Чирково. По вечерам их нехитрый досуг заполняли рассказы о кочевьях на бескрайних просторах Орды, о храбрости батыров, сказания об Идиге (Едигее). В народном изложении легенды он представал сыном святого Баба Теклеса и сказочной пери. Эта пери, удалившись от Баба, оставила их общего сына на перекрестке девяти дорог, где его подобрали и воспитали кочевники. Уже в юные годы приемыш прославился умом, находчивостью и мудростью. Прослышав о том, хан Тохтамыш призвал его и сделал своим табунщиком. Вскоре он стал вторым лицом в его владениях и получил имя Идиге, что означало «человек, заботящийся обо всех».
Прошло несколько лет и хан Тохтамыш, завидуя его популярности в народе, по другой версии по навету своей злобной жены, решил погубить Идиге. Узнав об этом, тот с несколькими преданными ему друзьями бежали к Са Тимуру (Тамерлану), могущественному правителю Мавераннахра. По дороге они освободили из плена дочь Са Тимура, и он выдал её за Идиге. Потом по приказу Са Тимура он разорил владения Тохтамыша, часть которых - территория между Волгой и Яиком пе-
решла под его власть и управление и стала называться Ногайской Ордой (Тюркская сказка об Иди-ге, с. 301-304).
Эту чудесную сказку слышали в детстве, если не все, то многие татарские мальчики, родившиеся на Романове. Сыновья Иль мурзы заучивали её и передавали своим потомкам как свое достоверное родословие. Некоторые волшебные моменты из этой легенды были включены в поколенную роспись князей Юсуповых, представленную в Разрядный приказ в 1668 году.
Образ общего предка Едигея, каким он запечатлелся в их памяти, представил Николай Борисович Юсупов в своей книге «О роде князей Юсуповых». Он назвал его «знаменитейшим полководцем Тимура, который помог ему уничтожить опаснейшего врага - Тохтамыша» (О роде князей Юсуповых, 1866, с. 17). А еще он утверждал, что их предок «Идиге взял юрт у Джанибека царя и учинился на его месте государем» (О роде князей Юсуповых, 1867, с. 344). Хотя в реальности, конечно, этого не могло быть. Когда хан Джанибек правил улусом Джучи (Золотой Ордой), Едигей был еще отроком. С Тохтамышем он, действительно, воевал, но, изгнав его с юрта, царем, не будучи по рождению Чингизидом, он быть не мог. При ханах, которых он возводил или низводил с престола по своему усмотрению, Едигей оставался беклербеком.
Жены романовских мурз принадлежали к мангытской знати. Они носили титул ногайских принцесс «Тота», который в семьях потомков Едигея передавался по женской линии. Сыновей мурзы женили на девушках из знатных татарских родов, дочерей выдавали замуж за представителей тюркской знати. Ногайцы практиковали многоженство. Сколько было жен у Алей мурзы или Айдара мурзы Кутумовых, неизвестно. В Орде, откуда они приехали в Россию, у них, наверняка, были гаремы. У Иль мурзы Юсупова известны две жены. Первая то ли умерла, то ли осталась в Орде и не последовала за ним в Романов. Вторую жену, Ахтанай, Иль мурза взял в России. В числе его жен упоминается еще и некая Алтуган ханыш. Но А.В. Беляков считает, что это, скорее всего, ошибка в написании имени (Беляков, 2011, с. 135). Если это так, писарь, вероятно, исказил имя второй жены Иль мурзы - Ахтанай. Она была дочерью астраханского Чингизида Гайбуллы, получившего в удел город Юрьев-Польский. Айдар мурза Кутумов выдал свою дочь (Кутукай Тота) за Сююша, сына Иль мурзы Юсупова. Салтан бике, дочь Алей мурзы Кутумова стала женой касимовского хана на Мустафы Али, сына Гайбуллы.
По смерти Мустафы Али (ок. 1590) Салтан бике вышла замуж за следующего касимовского царя Ураз Мухаммеда из ветви казахских Чингизидов (1600-1610), связав его тем самым родством и свойством с романовскими мурзами. Третьим мужем Салтан бике стал Арслан Али, с которого в Касимове началось правление сибирских Чингизидов (1614-1626).
Салтан бике пережила всех трех мужей. В 1628 году ее сослали на жительство в Ярославль. В том же году в Касимове находился ее брат Барай мурза, который, вероятно, устраивал ее переезд и сопровождал на новое место жительства. Сохранились челобитные Салтан бике, датированные 1628 и 1630 годами, о даче ей поденного корма из ярославских городских доходов «по полугодно». Но в описании татарских дворов в Ярославле (1631 г.) двор касимовской царицы не значился. Остается предположить, что она поселилась в доме своего свекра, последнего сибирского царя Алея Кучумова, проживавшего пленником в Ярославле. Возможно, по этой причине в 1628 году он обращался в Посольский приказ с просьбой о строительстве второго двора. И эта его просьба была удовлетворена.
В 1634/35 году Салтан бике получала поденный корм в Касимове, что, по-видимому, было связано с ее возвращением туда. Ей уже было за шестьдесят лет, возраст, в котором ее не могли не тревожить мысли о вечном доме и переходе в лучшую жизнь. Источники указывают на пребывание в Касимове в 1638 году ее брата Барай мурзы Кутумова, возможно в связи с ее смертью и погребением. Ближе него кровных родичей у Салтан бике не было. Ее единственная дочь от первого брака, так Бильды ханыш, умерла в 1608 году.
Служанка Салтан бике касимовская татарка Акслой Молаева осталась в Ярославле. В 1647 году она перешла в православие (Сборник материалов для VII-го археологического съезда, 1887, с.4).
Татары романовских мурз женились не только на единоверках. Случалось, они брали в жены славянок, захваченных в плен в воинское время. Трудно сказать, насколько были распространены такие браки. Но по закону они разрешались. Предварительно пленниц, вероятно, обращали в ислам. В случае отказа поменять веру, им бы была уготована участь холопок-наложниц.
В дошедших до нас источниках нашли отражение два случая смешанных браков. Оба получили огласку в связи с неблагополучными семейными обстоятельствами. В 1627 году сбежала от мужа,
татарина Клеуша Байсобина Пирра Андреева дочь. Судя по имени, она была польской пленницей. В съезжей избе, где Пирра укрылась от мужа, она заявила, что хочет креститься в православную веру. Ислам-де она приняла неволею, а ее брак с Клеушем Байсобиным скрепил мулла. Похоже, Пирра надеялась, что крещение избавит ее от нежелательного брака с татарином, и она обретет свободу. Но брак был исключительно религиозным установлением и решение о крещении Пирры и ее разводе с мусульманином мог вынести только патриарх. Поэтому воевода поспешил отправить ее в Москву. Дальнейшая ее судьба не известна. Клеуш через год умер. Их единственный сын крестился Степаном, за что Барай мурза Кутумов согнал его с отцовского поместья. Тот подал жалобу в Посольский приказ на самоуправство мурзы. В ответ романовскому воеводе пришла указная грамота с царским повелением вернуть Степану Клеушеву сыну Байсобину поместье его отца (РГАДА. Ф. 141. Оп. 1. Д. 62, Л. 5; Д. 79. Л. 62-64).
В 1637 году история повторилась. От романовского татарина Аллабердея к посадскому человеку Сенке Маркову сбежала его жена Лшея. Судя по имени, она тоже была полькой. Татарин выследил любовников и подал жалобу на них воеводе. На этот раз дело разбирал сам воевода. Сенку «за блудное воровство» велел примерно наказать кнутом, а неверную жонку Лшею вернуть Алла-бердею (Опись архива Посольского приказа 1673, 1990, с. 470).
Иль мурза Юсупов умер в 1611 году. Спустя два столетия на Старопосадском кладбище города Касимова был найден надгробный камень с арабской вязью, которая сообщала, что «1019 году хиджры (1910/1911) скончался сын Юсуф бика мирза Ваиль 84 лет» (Вельяминов-Зернов, 1864, № 4, с. 496). Дата и возраст усопшего совпадают с годом смерти и продолжительностью жизни Иль мурзы. Что же касается имени, начертанном на надгробном камне, не исключено, что таковым было его полное имя. Например, Чин его сын, в обыденном говоре назывался Ин мурзой (О роде князей Юсуповых, 1866, с. 55).
Невольно связывает с Иль мурзой и фраза, завершающая текст на лицевой стороне надгробного камня: «не знает никто в какой стране умрет» (Вельяминов-Зернов, 1864, № 4, с. 495). В рамках предопределения, но иными словами, выразил свое отношение к превратностям судьбы незадолго до своей смерти и сам Иль мурза. В короткой беседе со Станиславом Немоевским в Романове он сказал: «... я, прибывший сюда добровольно лет 40 назад, Бог весть, увижу ли еще свою отчизну» (Немоевский, 1907, с. 157).
Погребение и связанные с ним обряды самые значимые моменты жизненного цикла мусульман. День смерти считается днем второго рождения в ином мире, где у мусульманина будет вечный дом. Чтением молитв и сур из Корана мулла помогает душе усопшего выйти из тела и перейти в лучший мир. Перед погребением он напоминает покойному ответы на вопросы, которые будут задавать об его вере в могиле ангелы смерти Накир и Мункар, и тем самым обрести спасение. Наградой за правильные ответы ему будет рай. Иначе говоря, для мусульманина уйти в мир иной без духовного отца означало худшее из того, что с ним могло случиться в нем, очутиться в аду. Оказавшись по службе в уездах, в которых не было абызов, татары слезно просились на жительство в соседний с Романовым Ярославль. В 1626 году такое прошение подал в Посольский приказ ногайский мурза Бегей Канбаев сын Смаилев. Приглаженная канцелярским языком писарей, его челобитная пронизана отчаянием, что в случае смерти он будет лишен слова веры и погребения по шариату: «Милосердный государь, царь и великий князь Михаило Федорович всея Русии, пожалуй, меня, меня, холопа твоего за мою службу и за кровь, и за старость, вели, государь, мне, холопу твоему быть в Ярославле, меж своей братьи и родителей своих, чтобы мне, холопу твоему без отца духовна не умереть. По нашей бусурманской вере абызов в Суздальском уезде нет и при смерти взять негде» (РГАДА. Ф. 131. Оп. 1. Д. 6. ЛЛ. 40-41; Ф. 141. Оп. 1. Д. 75. ЛЛ. 123-124).
Царь разрешил Бегею мурзе поселиться в Ярославле и велел дать ему деньги на дворовое строение. Бегей мурза прожил еще 11 лет. Он и его сын Акманай значились в сметном списке ярославских служилых мурз за 1637 год. Двое других его сыновей - Бири и Сарый перешли в православие.
В Ярославле мусульманского кладбища не было. Не исключено, что Бегей мурза был погребен на романовском кишене. Не все мурзы, а тем более рядовые татары, могли позволить себе доставку усопших родичей и организацию их похорон в Касимове.
Усопший мусульманин, погребенный не на мусульманском кладбище, считался неверным, а его могила поганой. Это не распространялось на тех, кто погиб на войне. Но на Романове в трех поколениях умирали старики, жены и дети служилых татар. Значит, должно было быть и мусуль-
манское кладбище. Где оно находилось, неизвестно. Правда, одна зацепка, указующая на его местоположение, все же есть. По обычаям ногайцев кладбище устраивали за рекой, на расстоянии четырех-пяти верст от населенного пункта, на открытом месте. Могилы не разравнивали, отчего на старых захоронениях появлялись новые, образовывая небольшую возвышенность. Такая возвышенность находится в пяти километрах от села Чирково, за рекой Колокшей. Позже, когда мусульман выслали в Кострому, на том месте появилась деревенька. Её название - Татарский Холм, как бы указывает, что холм «за татары» мог быть мусульманским кладбищем или его частью. В Твери, например, холмистое место, на котором находилось древнее мусульманское кладбище, называлось Татарскими горами.
По местному преданию, на том месте, где встала деревенька Татарский Холм, ногайские мурзы будто бы имели дворец. Но зачем бы он понадобился здесь, если их резиденции находились в селе Чирково? Скорее всего, в этом предании нашла отражение народная память о ногайском дворце в перевернутой форме. Тем дворцом, а в представлении крестьян любое доброе строение казалось хоромами, скорее всего, была мечеть. Сюда собирались родственники усопших, в присутствии которых мулла проводил джаназа намаз, погребальный обряд. Но местным жителям, которым доводилось издалека наблюдать движение татар к мечети, она казалась жилым, а не культовым зданием. Во-первых, по обычаям кочевников мечети строили без минаретов. Во-вторых, у мусульман в проводах усопшего участвовали только мужчины, а плача и причитаний над ним не было слышно, они запрещены по шариату. Так и родилась легенда о ногайском дворце, якобы возведенном на Татарском холме.
Мурзы и их татары легко осваивали разговорный русский язык, но грамоты не разумели. Из-за ее незнания с ними происходили курьезные случаи. Когда ногайский мурза, в крещении Дмитрий Сатыевич Шейдяков, был отправлен воеводой в Галич, против него восстал весь город. Оказалось, что при составлении смотренных списков посадских людей, он не умел поставить свою подпись на документе. Дьяк, приставленный к нему, помочь не мог. Подделка подписи могла стоить ему головы. Дело встало, и галичане, всяких чинов люди, били челом государю Алексею Михайловичу об отставке князя Шейдякова от воеводства, просили на замену ему прислать нового воеводу, который «русскую грамоту и извычье знает», за которым дело бы не стопорилось». Государь исполнил их просьбу (МАМЮ, 1901, с. 124).
Прошения, распоряжения и приказы романовских мурз излагали на бумаге писари, находившиеся при них как в походах, так и на Романове. Писарями им служили пленники из числа тех, кто знал или выучил русскую грамоту. Понятно, чтобы попасть в число доверенных слуг мурз, им приходилось принимать ислам. В дозоре 1620 года дьячком (писарем) Барая мурзы Кутумова назван Данка Максимов. Судя по имени, он был из пленных поляков. В татарской слободе за ним значился свой отдельный двор (РГАДА. Ф. 137. Кн. 1-а, Л. 7 об.).
Со временем мурзы переняли некоторые увлечения русских помещиков. Кочевки поменяли на иные забавы. По примеру соседей завели псарни и пристрастились к псовой охоте. Псарню держал Барай мурза Кутумов. Свора Сююша (Сейша) Юсупова, племянника Иль мурзы была предметом зависти русских помещиков. Охотились мурзы там, где им заблагорассудится, в том числе и за пределами уезда, на правом берегу Волги. В 1663 году думный дворянин Прокофий Елизаров подал жалобу ярославскому воеводе на романовского мурзу Сейша (Сююша) и его сына Аблая в том, что они «в скопе с соседом, князем Борисом Нерыцким его вотчину разорили. «Своим приездом в многолюдстве со псовою охотою» они, по его словам, «поля потоптали и многие обиды и убытки его крестьянишкам учинили» (Сборник материалов для VИ-го археологического съезда, 1887, с. 3).
Крещение, добровольное или под принуждением, значительно сократило мусульманское население на Романове к концу XVII века. Окончательно же разрушила татарское поселение дочь Петра императрица Елизавета, повелев в 1760 году выселить всех упорствующих в исламе романовских мурз и их татар в Кострому, где они были устроены в отведенной им слободе. По данным топографического описания Ярославской губернии за 1865 год, в Романове проживали всего 4 татарина мусульманина, в уезде их не было совсем (Топографическое описание Ярославской губернии. Л. 25-27).
Почти два столетия соседства с татарами не прошли для романовцев бесследно. Из тюркских наречий в их говор перешли слова: ясак, улус, чоботы, хомут, колымага, кушак, бревно, буран, полушка, деньга, айда и многие другие, сохранившиеся в обыденной речи и по сей день (Вестник Имп. Русского географического общества, 1852, с. 1-6).
Позаимствовали они и некоторые татарские обычаи, например, празднование пятницы. Православные отмечали её, начиная с праздника Вознесенья до поздней осени, каждую 7-ю, 8-ю, 9-ю, и 10-ю пятницу. Не проходило недели, чтобы этот день в селе или деревне не было гулянья. Загодя в четверг, крестьяне готовились к празднику в пятницу, а с утра или полудня субботы приготовлялись к христианскому празднику в воскресенье. Словом, вторая половина недели проходила в приготовлении к празднику и в самом празднестве. Отсюда появилась у них поговорка: «Середа прошла и неделя вся» (ЯЕВ, 1889. Кн. 29, с. 487).
Была романовцам от татар и практическая польза. Они научились у них разводить овец, дубить и выделывать овчины, шить из них тулупы и шубы. Изделия из овечьей шерсти: сермяжные сукна, валенки, шапки, рукавицы, чулки и пр. стали зарядными (обычными) товарами на местных ярмарках. Промышлявшие ранее луком и чесноком, романовцы освоили ремесла, приносившие достаток многим семьям. В 1740 году Романов занял четвертое место после Ярославля, Севска и Верхотурья в поставках овчин и сермяжных сукон на Хлыновский рынок (Вятский край). В селе Чирково по осени, исключительно по четвергам, устраивались большие торги овцами, лошадьми и разным скотом. Сюда, на ежегодные ярмарки пригоняли тысячи голов скота. Добавим, что в рацион питания романовцев вошла баранина. По праздникам или на свадьбах жаркое из неё обязательно подавали на стол.
При Петре I на Романов завезли породистых мериносов из Силезии и скрестили с породой, завезенной ногайцами из степей. Результат превзошел ожидания. Полушубки (дубленки) из высококачественной романовской овчины получались легкими и прочными и пользовались спросом по всей России. О романовской дубленке говорили: «Весу в ней четыре фунта, а жару как от четырех печей» (Конюшев, 2007, с. 36).
Была практическая польза и православным потомкам мурз и их служилых татар от русских жителей. Они научились у них земледелию. По состоянию на 1885 год поля помещиков, предками которых был татары, «давали урожаи хлебов сам четверт, сам пят и даже сам шест». Лучшим не только в уезде, но и во всей губернии, считалось хозяйство дворян Сабанеевых, родоначальником которых был романовский татарин мурза Кутлу Мамет Саб. К этому времени поднялись на торговле мукой и хлебом в купечество 1 -ой гильдии Апаховы, кожевенным заводом в Романове владели Алаевы, фабрику по изготовлению волосяных материй (шерстяных тканей) открыли Мурзины. Их предками тоже были служилые татары (Труды Ярославского губернского статистического комитета, 1885, с. 9).
Романов тогда назывался уже Романовым-Борисоглебском. Изменился облик города. На посаде каменных приходских церквей было шесть, обывательских домов - 520, в том числе два каменных, лавок (деревянных) - 145, в наемном каменном доме находились два магазина, винный и соляной. В ветхом деревянном строении, которое когда-то было воеводской избой, ютились уездный и земский суды. Неподалеку находились городская богадельня и «домы отставных солдат». Всех жителей в городе было 2099 человек. О том времени, когда Романов был татарским поселением, напоминали только земляные валы и каменный Крестовоздвиженский собор, возведенный на месте старого деревянного храма с одноименным названием, татарские топонимы на карте губернии, соединившей границы Романовского и Ярославского уездов да местные сказания и легенды, украсившие родословные православных потомков ногайских мурз и возведенных в дворянское достоинство потомков их служилых татар.
ЛИТЕРАТУРА
1. РГАДА. Ф. 131. Татарские дела. Оп. 1. Д. 6.
2. РГАДА. Ф. 137. Боярские и городовые книги. Кн. 1-а.
3. ргада. Ф. 141. Посольский приказ. Оп. 1. Д. 62. Д. 75; Д. 77.
4. ргада. Ф. 210. Разрядный приказ. Оп. 11. Д. 268.
5. Города России. Материалы писцовых описаний. М.: Древлехранилище, 2002. 470 с.
6. Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции. М.: В типографии правительствующего Сената, 1901. Кн. 12. 551 с.
7. Опись архива Посольского приказа. 1673. М.: Археографическая комиссия, 1990. Ч. I. 470 с.
8. Топографическое описание Ярославской губернии вообще // Ярославская областная универсальная библиотека им. Н.А. Некрасова. Рукопись. № 336190.
9. Труды Ярославского губернского статистического комитета. Ярославль: Типография М.Г. Вол-чанинова, 1885. Т. IX. 382 с.
10. Азизова Н.Р. Обряды жизненного цикла астраханских (юртовских) татар: социокультурный анализ. М.: Московская финансово-юридическая академия, 2009. 260 с.
11. Беляков А.В. Чингисиды в России XV-XVII веков. Рязань: «Рязань мiр», 2011. 512 с.
12. Вельяминов-Зернов. Исследование о касимовских царях и царевичах. СПб.: В типографии Имп. Академии наук, 1864. Ч. II. 498 с.
13. Вестник Императорского русского географического общества. СПб., 1852. С. 1-6.
14. Гурлянд И.Я. Романовские мурзы и их служилые татары. // Труды II Областного Тверского археологического съезда, 1903 г. Тверь. Б.и. 1906. Отд. II. 14 с.
15. Конюшев К. По Волге и Отчему краю. Ярославль: Изд-во «Аверс Плюс», 2007. 88 с.
16. Немоевский С. Записки Станислава Немоевского (1606-1608). М.: Печатня А. Снегиревой, 1907.
297 с.
17. О роде князей Юсуповых. СПб.: Типография Н. Тиблена и К., 1866. Ч. I. 193 с.; СПб., 1867. Ч. II.
421 c.
18. Сборник материалов для VIII-го археологического съезда в Ярославле: Типография Губерн. правления, 1887. 29 с.
19. Ярославские Епархиальные ведомости. 1889. Кн. 29. Неофициальная часть. С. 487. Список сокращений
РГАДА - Российский государственный архив древних актов
АИ - Акты исторические. Собранные и изданные археографическою комиссиею. СПб.: В типографии экспедиции заготовления государственных бумаг, 1842. Т. III. 501 с.
МАМЮ - Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве министерства юстиции. М.: В типографии правительствующего сената, 1901. Кн. 12. 551 с. ЯЕВ - Ярославские Епархиальные ведомости
V.V. Chernovskaya
TATAR SETTLEMENT ON ROMANOV (LAST THIRD OF THE XVI-XVII CENTURIES)
The essay offered to the readers is a part of the theme concerning Service (slujilyi) Tatars in Central Russia in the XVI-XVII centuries. Reviewed issues, relating Nogai - Tatar settlement in Romanov on Upper Volga, their mode and way of life, customs and relations with local Russian population.
Keywords: Romanov, Tatar settlement, Nogai murzas, Tatar's mode and way of life, relations with local Russian population.
Сведения об авторе:
Черновская Валентина Вениаминовна - доктор исторических наук, профессор, старший научный сотрудник отдела новой истории Института истории им. Ш. Марджани АН РТ (г.Казань); [email protected]
Chernovskaya Valentina V. - Doctor of Historical Sciences, Professor, Senior Researcher of the Department of New History of the Marjani Institute of History of Tatarstan Academy of Sciences (Kazan).
