CC BY
7Мі
Ренат Харис
татарский «титлник»
Не я ль зарекался — на взрывы, теракты, аварии не тратить отныне в стихах ни единой строки?..
Но, мир содрогнув, захлебнулась волною «Булгария» и клятву мою утащила в пучину реки.
Сегодня душа моя там — в бездне темного омута, где, лежа на правом боку, лайнер в иле увяз.
Дрожит моя Муза, пугаясь смертельного опыта, но льются слова на бумагу, как слезы из глаз.
Что проку от криков, повисших над волжскими кручами, как будто людей здесь пытают на адском огне?
Я рта не открыл бы, одним состраданием мучимый, но рвет мое сердце на части — не горе, а гнев.
Кому его высказать? Кто эти страшные новости способен впустить в свои уши, как в душу — удар? Найдется ль хоть капля за взятки не проданной совести в стране, где витает не знающий чести базар?
Услышат ли те, кто, подкрасив гробы полусгнившие их, как самолеты, пускают с людьми от земли, иль те, кто винты прицепив под дырявыми днищами, на воду речную спускают гробы-корабли?
Услышит ли тот, кто, бездумно гонясь за наживою, обрек сотни душ в своем клубе сгореть, как в печи, и тот, кто в Ижевске, прикрывшись служебной ошибкою, тысячи снарядов пустил разрываться в ночи?
Публицистическая поэма
Прислушайтесь все — повара, доктора и водители, все те, кто нас травит, калечит, фасует в гробы; те руководители, что дело ведут, как вредители — на ваших руках нет ли крови от чьей-то судьбы?..
Плывет над землею тяжелый кладбищенский запах, какой персперант его может собой перебить?
Эпоха сплошных катастроф, прогибаясь на лапах, бредет по стране, сладкой крови людской перепив.
Одно МЧС, выжигая бензина канистры, спешит к пострадавшим и днем, и в чернильных ночах... А вы, господа — депутаты, юристы, министры, — спокойно ль сидеть вам гурьбой на народных плечах?
* * *
Под волжской водой, по фарватеру, лежит теплоход на боку.
К закрытому иллюминатору прижало девичью щеку.
В глазах, удивленно распахнутых, сияет воды синева.
А, может, как в поле распаханном, в них радость зачатья жива?
За нею — в колеблемой темени — белеет мужской силуэт.
На самом счастливом мгновении судьба погасила им свет...
* * *
В соседской каюте открыто окно — там плавает пара седая устало.
Последним приютом холодное дно сегодня на веки им вечные стало.
Во славу Всевышнего хадж совершив, они захотели увидеть воочью селенье Булгары — источник души, не раз им в деталях являвшийся ночью.
Увидев места, где татарский народ культуру растил, как детишек в ауле, они возвратились на свой теплоход и там, словно дети, в каюте уснули...
дзо;
ВРЕМЯ В СУДЬБАХ И ДОКУМЕНТАХ
«ГАСЫРЛАР АВАЗЫ - ЭХО ВЕКОВ», № 3/4, 2011
ЛЗе ваш голос, державные наши мужи, почему ваше слово слабее, чем шепот? Равнодушие прочно вошло в нашу жизнь и трагедии не углубляют наш опыт.
Только горе способно нас вырвать из сна, мы кричим, что отныне задача ясна и все будет исправлено!.. Но самолеты — снова падают вниз, и пылают леса, рвутся шахты, и тянется бед полоса нескончаемо, будто на марше пехота.
Нынче славен в стране не поэт, а бандит.
Даже днем без опаски не выйдешь на площадь! Кто в милиции спал — тот в полиции спит, не спеша, как и прежде, бежать нам на помощь.
И когда, набрав в трюмы тяжелой воды, погружалась «Булгария» в волны покорно, мимо плыли суда, от смертельной беды отвернув свои взгляды позорно...
Равнодушие — сделалось нормой.
На «Булгарии» были десятки детей.
Чтобы им не скучать без веселых затей — их собрали в одном помещении...
Тут и вырубилось освещение.
Водолазы, что в комнату эту вошли и десятки детей утонувших нашли, видя это, по их же признанию, под водою теряли сознание.
Так поймем ли мы души и боль матерей, тех, которым застыть суждено у дверей, глядя, как средь игрушек и книжек спят в пучине десятки детишек?
Мы обязаны это страданье понять, если мы не хотим бесконечно склонять в дни трагедий шелк нашего флага, а беду упреждать на полшага.
Вы способны ли это услышать, друзья, или вы лишь способны сидеть, как князья,
* * *
РЕНАТ ХАРИС. ТАТАРСКИМ «ТИТАНИК»
ПУБЛИЦИСТИЧЕСКАЯ ПОЭМА
за бездонной заздравною чашей, упиваясь известностью вашей?
Над Россией висит, как во мраке звезда, эта неистребимая жизнью беда — быть сильней всего мира и века, но не видеть во мгле человека!
Устремляясь все время вперед и вперед, мчит страна, как по волжской воде теплоход, позабыв, что прогресс-то — не мода, а возможность дать счастье народу.
Глупо думать, что деньги — источник всех сил, что валюта весомее детских могил — даже злато сиять перестанет, если смерть его спутницей станет.
Что мы знаем о счастье, о нем говоря?
Разговоры — лишь время, пропавшее зря.
Смерть таится не в счастья нехватке, а в беды удушающей хватке.
Не похоже пока, что крепчает страна.
И сегодня, как флюс, она воспалена.
Слабых трусость трясет, властных алчность печет. Речка слез по России, как Волга, течет.
Не одна только ветхость сгубила корабль — это алчность вцепилась в него, словно краб, это те ей придали губительный крен, кто забыл свою совесть в чаду перемен.
От тяжелых карманов богатых господ накренилась страна, как речной теплоход, над бездонным смертельным обрывом.
Наше счастье — что волны не выше горы и что волжская удаль молчит до поры.
Ну а вдруг дунут ветра порывы?..
* * *
Мое сердце сегодня стучит на затопленном дне.
Я всплываю наверх, но меня, словно неводом, тянет в черный омут, где струи колышут татарский «Титаник». И сочатся мне в голову мысли о нашей стране.
Меня мучит неясная, но очевидная связь между тем, что «Булгария», видимо, вовсе недаром свой последний маршрут совершила к Великим Булгарам и тем самым замкнула историю, что прервалась.
.132:
ВРЕМЯ В СУДьБАХ И ДОКУМЕНТАХ
«ГАСЫРЛАР АВАЗЫ - ЭХО ВЕКОВ», № 3/4, 2011
Небеса моих дум потемнели от тяжести туч.
И хотя я совсем не язычник и даже не мистик — не могу отрешиться от мучащих тягостных мыслей о причине того, что случилось среди этих круч.
Я не знаю, зачем и каким неизвестным богам
век принес эту жертву, о чем-то нас предупреждая.
Смотрит взгляд мой на воду, над местом крушенья блуждая, а душа ищет землю — для точки опоры ногам.
Не хочу говорить о плохом и пророчить беду.
Сердцу хочется звать всех к любви и заветному счастью.
Все уйдем мы в тот край, из какого нельзя возвращаться.
Но пока я живу — я от жизни лишь радости жду.
И, вобрав в свою грудь все невзгоды, что веком даны, погрузив себе в сердце погибших средь волжского моря, я всплываю наверх из глубин поглотившего горя, чтоб вдохнуть горький воздух моей катастрофной страны.
Я всплываю к живым. Вы сегодня мне очень нужны...
* * *
Татарский «Титаник» обрел свой покой, закончив движенье сквозь дали и время.
Как ночь, стоит траур над русской рекой.
Я тоже рыдаю со всеми.
Я знаю: нет пользы от плача и слез, но где найти силы, чтоб остановиться?
Пусть горе мое прогремит громче гроз, добравшись до тех, кто в столице!
Жизнь катится, как по реке теплоход, вода за бортом то светлей, то угрюмей.
Отчизна моя! Устремляясь вперед — не думай о том, как велик твой доход, а помни — о людях, что в трюме...
10-11 июля 2011 г.
Перевод с татарского языка Николая Переяслова
РЕНАТ ХАРИС. ТАТАРСКИЙ «ТИТАНИК» ПУБЛИЦИСТИЧЕСКАЯ ПОЭМА
