Научная статья на тему 'ТАМАНСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ ГАИМК И ИССЛЕДОВАНИЯ ФАНАГОРИИ'

ТАМАНСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ ГАИМК И ИССЛЕДОВАНИЯ ФАНАГОРИИ Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
167
32
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Виноградов Юрий Алексеевич, Застрожнова Евгения Григорьевна, Медведева Мария Владимировна

Таманская экспедиция Государственной Академии истории материальной культуры во главе с А.А. Миллером была создана в 1930 г. Она была нацелена на детальное археологическое обследование Таманского полуострова. Основной результат ее деятельности - создание археологической карты этого района. Наряду с этим было запланировано проведение раскопок на двух крупных городищах - Гермонассе (Тмутаракани) и Фанагории. На втором из них исследования были осложнены, поскольку с 1927 г. там производились раскопки экспедиции Музея изящных искусств (Москва) во главе с К.Э. Гриневичем и Л.П. Харко. Несмотря на это, Таманская экспедиция провела исследования в Фанагории в 1930-1931 гг. Из-за несогласованности действий московских и ленинградских археологов возник серьезный конфликт. Его итогом стало прекращение работы Таманской экспедиции ГАИМК. С этим обстоятельством, вероятно, были связаны аресты А.А. Миллера и К.Э. Гриневича в 1933 г.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

TAMAN EXPEDITION OF THE GAHMK AND RESEARCHES OF PHANAGORIA

Taman expedition of the State Academy for the History of Material Culture (SAHMC), headed by A.A. Miller, was organized in 1930. The work of the expedition should have provided for a detailed study of the Taman Peninsula. The main result of the expedition’s activity was that the archaeological map of the area was completed. Along with this, it was planned to carry out excavations at two large ancient cities - Hermonassa (Tmutarakan) and Phanagoria. The researches at the second site were complicated, because since 1927 the expedition of the Museum of Fine Arts (Moscow) headed by K.E. Grinevich and L.P. Harko excavated there. Despite this, the Taman expedition conducted its own excavations in Phanagoria in 1930-1931. Due to the lack of coordination between the Moscow and Leningrad archaeologists, a serious conflict arose. As a result the activity of the Taman expedition of SAHMC was terminated. These circumstances may have caused the arrests of A.A. Miller and K.E. Grinevich in 1933.

Текст научной работы на тему «ТАМАНСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ ГАИМК И ИССЛЕДОВАНИЯ ФАНАГОРИИ»

Ю.А. ВИНОГРАДОВ, Е.Г. ЗАСТРОЖНОВА, М.В. МЕДВЕДЕВА IU.A. VINOGRADOV, E.G. ZASTROZHNOVA, M V. MEDVEDEVA

ТАМАНСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ ГАИМК И ИССЛЕДОВАНИЯ

ФАНАГОРИИ1

TAMAN EXPEDITION OF THE GAHMK AND RESEARCHES

OF PHANAGORIA

В истории советской археологии 1920-30 гг. остается немало белых пятен. В частности, мы очень мало знаем о работах Таманской экспедиции Государственной академии истории материальной культуры (ГАИМК), созданной в 1930 г. Во главе ее, как известно, встал выдающийся археолог и организатор науки A.A. Миллер [о нем см. Алёкшин, 2015, с. 6-19]. Результаты систематических разведок, предпринятых тогда на Таманском полуострове, составление археологической карты района сейчас оцениваются весьма высоко [Паромов, 2020, с. 242-243], но ведь задачи экспедиции ими не ограничивались. В сферу ее деятельности были включены исследования двух крупных городищ - Гермонассы (Тмутаракань) и Фанагории (рис. 1). Раскопки первого из них были запланированы на три года таким образом, чтобы в 1931 г. провести изучение культурных напластований Средневековья, в 1932 г. сосредоточиться на исследовании римских и эллинистических слоев, а в 1933 г. - классических и архаических [Виноградов, 2009, с. 20; 2013, с. 169]. Понятно, что за три года вскрыть всю толщу многометровых напластований Гермонассы - задача абсолютно не выполнима, но таковым был задуман первый шаг в изучении памятника, который, разумеется, должен был иметь продолжение. Во всяком случае в 1931 г. раскопки Тмутаракани были проведены в полном соответствии с намеченным планом [Миллер, 1932а, с. 58-60]. Ситуация с Фанагорией оказалась намного сложней, поскольку на этом памятнике с 1927 г. экспедицией Музея изящных искусств (МИИ) проводились раскопки совместно с Российской ассоциацией научных институтов общественных наук (РАНИОН) под руководством Л.П. Харко, а позже и К.Э. Гриневича [Застрожнова, 2019, с. 160-175]. На этой почве между ГАИМК и МИИ неизбежно должны были возникнуть серьезные разногласия.

Работы Таманской экспедиции ГАИМК (1930-1931 гг.) на территории Фанагории и события, им предшествовавшие, имели свою достаточно скандальную предысторию. В 1925 и 1926 гг. коллективом по изучению древностей Керченского и Таманского полуостровов, созданным по инициативе аспирантов Института археологии и искусствознания РАНИОН В. Д. Блаватского,

1 Публикация подготовлена при поддержке гранта РФФИ «A.A. Миллер и Таманская экспедиция ГАИМК (история, исследовательская деятельность, значение для современной науки)» 20-09-00180 А.

М.М. Кобылиной и Л.П. Харко, руководителем которого стал A.C. Башкиров2, проводились рекогносцировочные экспедиции по Таманскому полуострову, Керчи и ее окрестностям [Александрова, 2015, с. 164; Застрожнова, 2019, с. 156; Непомнящий, 2018, с. 60]. В ходе работ были определены основные перспективные направления для исследований, в том числе предполагалось возобновление археологических раскопок на территории крупнейшего античного города на Тамани - Фанагории, которая к тому времени не была закреплена за каким-либо научным учреждением. 1 июня 1927 г. директор МИИ Н.И. Романов направил письмо в Главнауку, в котором сообщил о намерении музея организовать стационарные работы в районе станции Сенной (древней Фанагории) ввиду заинтересованности в получении новых экспонатов для пополнения античных коллекций [Александрова, 2018, с. 36]. Исследования предполагалось проводить совместно с РАНИОН; МИИ при этом брал на себя организационную часть работ.

Такое намерение не могло не встревожить руководство ГАИМК, которое позиционировало свою организацию как ведущую силу в проведении археологических работ в стране. Противостояние московских и ленинградских исследователей в области проведения раскопок на Тамани обозначилось уже в 1927 г. A.C. Башкиров в своем письме к Л.П. Харко, посетовав на отсутствие финансирования со стороны РАНИОН на проведение полевого сезона 1927 г., резко выступил против монополии ГАИМК на право раскопок: «Нужно начать работу на Фанагории! Нужно доказать свою работоспособность! Нас в Питере греют вовсю! Ненавидят всеми силами! ... Но за нас ратует Главнаука. Петров рвет и мечет против гегемона Питера, против недалеких зубров академиков, борьба разгорается. ... Питер уже сделал прыжок3,

2 Башкиров Алексей Степанович (1885-1963) родился в селе Кукмор Мамдышского уезда Казанской губернии в семье учителя. После переезда семьи в Санкт-Петербург обучался в Археологическом институте (1910-1913) и на историко-филологическом факультете Санкт-Петербургского университета (1908-1913). В 1914 г. по рекомендации Б.В. Фармаковского и М.И. Ростовцева был направлен для продолжения обучения в Русский археологический институт в Константинополе. В 1917 г. вернулся в Петроград, но вскоре уехал в Саратов, где начал преподавание на историко-филологическом факультете университета. С 1922 г. - декан педагогического факультета Самарского университета, однако в этом же году, после знакомства с В.А. Городцовым, переехал в Москву, где был назначен на должность профессора педагогического факультета 2 МГУ по кафедре теории и истории искусств и археологии. С 1923 - действительный член РАНИОН. В 1924 проводил археологические раскопки и разведки в Юго-Западном Крыму, с 1926 - на Таманском полуострове. В 1926-1935 гг. занимал должность научного сотрудника Государственного музея Востока, с 1935 г. - научный сотрудник Всесоюзной академии архитектуры. Был арестован по доносу 8 января 1935 г., содержался в Бутырской тюрьме. В июне этого же года был приговорен к трем годам высылки в Казахстан. В 1948 г. вернулся в Москву. Вплоть до 1962 преподавал в Ярославском педагогическом институте [Непомнящий, 2018, с. 40-74].

3 Попытки восстановить прерванные в 1917 г. работы в Ольвии, Крыму и на территории юга России РАИМК предпринимал начиная с 1923 г. Н.Я. Марр в своем докладе заведующему Главнаукой Н.Ф. Петрову подчеркивал роль РАИМК в охране памятников и в организации археологических работ на территории СССР. Под руководством A.A. Миллера в 1923-1924 гг. разрабатывался проект по отправке на Таманский полуостров сотрудников РАИМК Г. И. Боровки и А. П. Смирнова для выявления античных памятников, нуждающихся в охранных раскопках (Фанагория, Гермо-

но пока не допрыгнул, открытый лист я получил первый по линии РАНИОНа! Как выразился Петров, "начинается освобождение Москвы", "первая ласточка" без Академии вылетела4.... Прочитайте это письмо в наших кругах, ознакомьте молодежь...» [Александрова, 2018, с.38].

Однако в ходе проведения раскопок 1927 г. наметился конфликт уже между самим Л.П. Харко и A.C. Башкировым [Александрова, 2015, с. 165-168], который не смог лично присутствовать на раскопках, поручив руководство ими Л.П. Харко. Прибыв в экспедицию в самом конце работ, он требовал как можно скорее начать раскопки в районе выявленного разведочным шурфом помещения с полом из полихромной штукатурки, против чего выступил Л.П. Харко, опасаясь разрушения всего комплекса. Обострение отношений привело к тому, что в январе 1928 г. Л.П. Харко написал заявление о выходе из Коллектива по изучению древностей РАНИОН [Александрова, 2018, с. 40]. Вполне очевидно при этом, что о работах МИИ по проведению раскопок на территории Фанагории и о возникающих разногласиях были хорошо осведомлены в Ленинграде. Сотрудница МИИ и член Фанагорийской экспедиции C.B. Разумовская сообщала в письме Л.П. Харко о том, что в ходе личной встречи с Г.И. Боровкой они обсуждали создавшееся положение по изучению памятника. По ее свидетельству, Г.И. Боровка «главной ошибкой A.C. Башкирова» считал его «оторванность» от предшествующих работ на Таманском полуострове и стремление к самостоятельным исследованиям, тогда как очевидно, что на таком памятнике требуется совместная работа и «содружество нескольких человек и многих сил». C.B. Разумовская отметила также в разговоре с Г.И. Боровкой, что разрыв с A.C. Башкировым произошел в том числе и по причине его принципиального отрицания «Ленинграда и Академии» [Александрова, 2018, с. 40].

Весной 1928 г. конфликт между A.C. Башкировым и Л.П. Харко перешел на уровень противостояния МИИ и РАНИОН, после чего по инициативе Музейного отдела Главнауки была создана Комиссия по согласованию планов археологических работ на Таманском полуострове летом 1928 г. На заседании комиссии присутствовали представители Музейного отдела Главнауки (К.Э. Гриневич), РАНИОН (В.А. Городцов,

насса, Семибратнее городище и курганы к нему относящиеся). Помимо топографической фиксации обозначенных городищ и некрополей, планировалось проведение раскопок с целью установления границ памятников и выяснения их стратиграфии. Все работы должны были сопровождаться зарисовкой, фотофиксацией, съемкой карт, планов и чертежей. Предполагалось выполнить весь объем работ за 2-3 месяца, израсходовав при этом 200 руб. А. А. Миллер допускал, что К.Э. Гриневич может поехать на Таманский полуостров в составе рабочей группы сотрудников РАИМК. Открытый лист на данные ра-ботыполученнебыл,исследованиянепроводились [РОНАИИМКРАН. Ф.1. Оп. 1. 1924. Д. 1. Л. 17].

4 Крайне важно упомянуть, что всего лишь год назад, в мае 1926 г., в своем письме к Б.В. Фармаков-скому, которого A.C. Башкиров считал своим учителем, он писал «что надеется на доброе к нему расположение» и не без гордости отмечал свой карьерный рост и успехи на раскопках в Старом Крыму. В этом же письме он приглашал Б.В. Фармаковского войти в состав Института археологии РАНИОН. К письму также приложено заявление М.М. Кобылиной с просьбой принять ее в состав Ольвийской экспедиции ГАИМК [Непомнящий, 2018, с. 63].

18 БИ-XLII 273

И.Н. Бороздин, A.C. Башкиров), МИИ (Н И. Романов, Л.П. Харко) и ГАИМК (A.A. Миллер). РАНИОН и МИИ высказались о своих дальнейших планах работы, A.A. Миллер также заявил о намерении ГАИМК предпринять исследования на территории Таманского полуострова. В итоговом постановлении комиссии было решено исключить Фанагорию из археологических работ 1928 г. ввиду незначительности выделенных Главнаукой средств [Александрова, 2018, с. 41]. О роли ГАИМК в предстоящих работах в резолюции комиссии ничего определенного сказано не было.

Однако, решив подготовить основания для дальнейших исследований, в сентябре 1928 г. ГАИМК направила Г.И. Боровку в ознакомительную командировку на Тамань [Застрожнова, 2019, с. 169]. По свидетельству самого исследователя, на Тамани он пробыл три дня и два дня в Керчи. В ходе поездки Г.И. Боровкой были осмотрены античные памятники этого района и сделана серия их фотографий [Архив УФСБ по СПб и ЛО. П-74160. Л. 33], которые впоследствии демонстрировались археологом на заседании в ГАИМК во время представления отчета о поездке. В составленных им «тезисах» об организации исследования и охраны памятников древности на Таманском полуострове, датированных 16 марта 1929 г., в частности, говорилось о необходимости проведения топографических работ «в районе станции Сенной (т.е. в районе городища Фанагории) с целью подробного выяснения ландшафтного окружения городища и его связи с искусственными сооружениями в окрестностях» [РО НА ИИМК РАН. Ф.2. Оп.1. 1929 г. Д. 201. Л. 14 об.].

На заседании археологической Комиссии по делам экспедиции при Ученом совете МИИ в феврале 1929 г. новый директор музея Н.Ф. Ильин поставил вопрос о целесообразности продолжения раскопок в Фанагории. При активной поддержке научных сотрудников В.Д. Блаватского, Е.А. Столяревского, Н.И. Новосадского, A.A. Захарова экспедицию было решено продолжить, однако Л.П. Харко неоднократно критиковал дирекцию музея за задержку финансирования и перенос сроков начала работ. Когда данный вопрос обсуждался в Москве, в ГАИМК понимали сложность ситуации, но были уверены, что сумеют с ней справиться.

В 1930 г. Таманская экспедиция ГАИМК была создана, на этот сезон перед ней были поставлены задачи, носившие предварительный, разведывательный характер. 25 июля группа ленинградских сотрудников во главе с A.A. Иессеном прибыла в Тамань, A.A. Миллер присоединился к ним немного позднее. Однако еще 24 июля 1930 г. ему стало известно о приезде в Фанагорию Л. П. Харко и К. Э. Гриневича. На следующий день в письме, направленном в ГАИМК, A.A. Миллер писал: «Из этого [т.е. из приезда названных лиц] видно, что Таманская экспедиция Музея Изящных Искусств (или Vox'a) - этот факт, который следует считать для Таманской экспедиции ГАИМК - крайне вредным. Прежде всего, должен указать, что Фанагорийское городище входило в план обследовательских работ нашей экспедиции в этом году и обойтись без этого я считаю совершенно невозможным. Затем, я сейчас веду переговоры с научным Комитетом при Краевом исполкоме о тех основных положениях, которые можно будет принять за основной момент к последующему соглашению

между ГАИМК и Комитетом на совместные и длительные работы на Тамани, при условии сохранения плана и руководства за Академией. Переговоры эти пока вполне успешны, мне одному из сотрудников сегодня поручено составить смету по линии краевых средств. Я веду эти переговоры, но рискую срывом, который может произойти в случае, если обнаружится, что нет единого плана, что на Тамани работает еще какая-то экспедиция из центра. Особенно трудным мое положение может оказаться в Краснодаре, где, наверное, осведомлены об экспедиции Харко - Гриневича» [РО НА ИИМК РАН. Ф.2.0п.1.1930 г.Д.118. Л. 48-48 об ].

Естественно, такие действия стали причиной беспокойства среди московских археологов, что хорошо выражено в письме К.Э. Гриневича, направленном A.A. Миллеру 26 июля 1930 г.: «Глубокоуважаемый Александр Александрович! Очень сожалею, что не имею возможности лично повидаться с Вами и обсудить создавшееся положение, когда две экспедиции находятся на Таманском полуострове. Я бы очень хотел устроить согласительное совещание для устранения ненужного параллелизма. Я до последнего момента не знал, что АИМК пошлет экспедицию, в Главнауке же на заседании Ваш представитель сообщил, что он видит экспедицию АИМК, если она будет согласованной с нашей экспедицией, которая работает здесь уже 4 год. Экспедиция МИЗИС носит исключительно разведочный характер, хотя Открытый лист я имею и на раскопки. Моей задачей является установление границ Фанагории и изучение ее культурных слоев. Кроме того, я хочу ознакомиться с сетью мелких городищ на п.о. Фонтан и в районе Бугаза. Последнее - для установления экономики. Очень хотелось бы повидаться в районе Сенной, куда я еду, и побеседовать более детально. Я хотел бы познакомиться и с Вашими задачами, так как несомненно одно, что обе экспедиции являются прелюдией для больших работ с немцами. А так как до последнего момента переговоры с немцами шли через Археологическую] Секцию ВОКС, то всё это меня интересует очень близко» [РО НА ИИМК РАН. Ф. 2. Оп. 1. 1930 г. Д. 118. Л. 101].

Неизвестно, ответил ли А. А. Миллер на это послание, но, вероятно, он проинформировал о нем руководство ГАИМК, после чего получил от С.Н.Быковского письмо от 10 августа 1930 г. Этот крайне показательный документ хранится в Научном архиве ИИМК РАН [РО НА ИИМК РАН. Ф.2. Оп.1. 1930 г. Д.18. Л.77-79]. С.Н. Быковский в то время являлся заместителем председателя ГАИМК по науке, т.е. был человеком весьма и весьма влиятельным, деятельность которого остается почти неизученной [Застрожнова, 2019, с. 178, прим. 68]. Его письмо A.A. Миллеру не оставляет сомнения в том, что руководство ГАИМК придерживалось убеждения, что именно Академия должна возглавить все исследования на Таманском полуострове. A.A. Миллеру по существу была дана инструкция, которая во многом напоминает план подготовки к войне. Необходимо было исключить любые компромиссы с Л.П. Харко и К.Э. Гриневичем, отклонять все их попытки достижения соглашения о совместных работах. Помимо того следовало вести наблюдение за действиями москвичей, фиксировать все их

«промахи и ошибки», чтобы использовать добытую таким образом информацию в нужный момент. Наконец, среди местных научных учреждений необходимо было найти союзников для будущей борьбы.

Работы Таманской экспедиции ГАИМК в 1930 г., как было сказано выше, носили подготовительный характер. В отчете об исследованиях этого года, в частности, говорится: «Экспедицией обследовано было всего свыше 60 городищ и древних поселений, относящихся к различным эпохам, причем в некоторых из них сделаны были и разведочные разрезы для изучения культурной стратиграфии, именно в городищах Таманском, в гор. у станции Сенной, у Фанагорийской крепости» [РО НА ИИМК РАН. Ф. 2. 1930 г. Д. 118. Л. 68]. Что это были за «разведочные разрезы», нам не известно, но исследования на городище у станции Сенной (т.е. на Фанагории) действительно были предприняты. С 18 по 22 августа на памятнике проводились работы по определению стратиграфии в береговой его части. Было заложено два «участка», в каждом из которых было снято по 29 штыков. Записи в полевом журнале не очень подробны, так что сложно установить, в каком именно районе берега находились эти участки, скорее всего, в районе Нижнего города. Среди находок были зафиксированы фрагменты пифосов и амфор римского периода с ребристыми стенками, столовой, рельефной и сероглиняной керамики. В дерновом слое встречались фрагменты фарфора [РО НА ИИМК РАН. Ф. 1. Оп. 1. 1930 г. Д. 121. Л. 117-144]. Некоторое представление о раскопках Таманской экспедиции ГАИМК в Фанагории в 1930 г. дают архивные фотографии (рис. 1-3,5).

Краткие упоминания о раскопках, произведенных Таманской экспедицией в 1930г. в прибрежной части городища, имеются и в других архивных документах [РО НА ИИМК РАН. Ф. 2. Оп. 1. 1931г. Д. 777. Л. 164;Ф.2.0п. 1. 1932 г. Д. 111. Л. 55], но они не содержат никакой более конкретной информации. В докладе А.А. Миллера, сделанном 21 марта 1932 г., было сказано лишь следующее: «Стратиграфический разрез на Фанагорийском городище показал, что классические слои частично залегают под водой» [РО НА ИИМК РАН. Ф. 2. Оп. 1. 1932 г. Д. 113. Л. 52].

Еще в ходе проведения работ Таманской экспедиции, в начале августа 1930 г., весьма любопытный документ6 был направлен уполномоченному по охране памятников старины Таманского района Кубанского округа: «Осведомившись о том, что в городище у станции Сенной производятся раскопки тт. Гриневичем и Харко, и зная то обстоятельство, что в текущем году утверждена была Таманская экспедиция ГАИМК, я запросил по этому вопросу Гос. Академию Истории материальной культуры и сегодня получил по телеграфу ответ с извещением о том, что по справке в Главнауке открытые листы на право производства] археологических раскопок тт.Гриневичу и Харко выданы не были. Прошу Вас не отказать выяснить формальную сторону этого дела для моего сообщения в ГАИМК, а также узнать у лиц, произво-

6 В рукописном отделе Научного архива ИИМК РАН сохранился черновик этого письма, составленный A.A. Миллером.

дящих раскопки, о мерах, которые предполагают принять для сохранности обнаруженных древних каменных кладок» [РО НА ИИМК РАН. Ф. 2. Оп. 1. 1930 г. Д. 118. Л. 77-77 об.].

И вскоре, 9 августа 1930 г., A.A. Миллер писал в Академию: «По полученным мною сведениям экспедиция МИЗИС закончила раскопки в городище у станции Сенной, 7-го числа А.Е. Гриневич выехал в Керчь, а т. Харко остался на месте работ еще на два дня» [там же, Л. 52]. Видимо, таким образом он сообщал, что экспедиция ГАИМК может начать там свои работы.

Одновременная работа двух экспедиций на Таманском полуострове в наши дни никого смутить не может (правда, не на одном памятнике!), но в то время, когда ГАИМК стремился возглавить все археологические исследования в СССР, этот вопрос встал весьма остро. A.A. Миллер, который вел работы своей экспедиции без особой оглядки на московских коллег, тем не менее проявлял здесь некоторую обеспокоенность и считал «параллелизм (территориальный) двух экспедиций» «вещью недопустимой». В письме С.Н. Быковскому от 28 августа 1930 г. он писал:

«В отношении выяснения вопроса о двух экспедициях на Тамани в 1930 году мне кажется, что следовало бы документально установить тот факт, что Главнауке план ГАИМК был известен. В ноябре м[есяце] (если я точно припоминаю) в Главнауке состоялось совещание по рассмотрению всех заявок на экспедиции 1930 года7. В это заседание были приглашены Н.Я. Марр, Ф.В. Кипарисов и я. Н.Я. Марр не смог быть, были в заседании Ф.В. Кипарисов и я, а со стороны Музея изящных искусств один представитель и Харко. Когда обсуждался вопрос об экспедиции на Тамань, то представитель МИЗИСа (кажется, директор) сказал, что для Музея не ясно, нужно ли ему вести на Тамани работы или нет, что до сих пор это все шло по инициативе Харко8. При этом он заявил, что никакой увязки с ГАИМК не было и что впредь этого нужно достигнуть. Ф.В. Кипарисов сказал, что ГАИМК возьмет на себя проведение систематических исследований на Таманском полуострове. Очевидно, как я понял тогда же, вопрос о Тамани был уже Ф.В. Кипарисовым подготовлен раньше, были какие-то сношения с немецкими учеными9 и проч. В тот же день вечером в Москве в

7 Некоторые подробности заседания изложены A.A. Миллером в «Отзыве о работах научного сотрудника Таманской экспедиции ГАИМК - Г.И. Боровки», датированном 30 апреля 1931 г. Отзыв был подготовлен по запросу ОГПУ в ходе следственного процесса над арестованным ранее Г.И. Боровкой и подшит в его следственное дело [Архив УФСБ по СПб и ЛО. П-74160. Л. 51-56].

8 Как было упомянуто выше, документально подтверждено, что в 1927 г. от имени Музея было подано прошение в Главнауку о включении музея в качестве официального участника в Фанагорийскую экспедицию [ОР ГМИИ. Ф. 5. Оп. V. Д. 2. Л. 3].

9 Имеется в виду неофициальная просьба Ф.В. Кипарисова к Г.И. Боровке о возможности договориться в Германском археологическом институте о проведении совместной экспедиции на Тамань. Из показаний Г. И. Боровки на допросе в 1930 г.: «Перед моим отъездом в Берлин в 1928 году Кипарисов сказал переговорить еще раз о возможности организации такой экспедиции, что я и сделал, сообщив об этом Шмидт-Отту и Виганду. Я упомянул, что некоторые памятники размываются морем и требуют первоочередного исследования, как Фанагория (район Сенного). В Германском археологическом обще-

Восточном институте Н.Я. Марр зашел ко мне и предложил организовать и провести Таманскую экспедицию. Помню, что я возражал против этого, но когда Н.Я. Марр сказал, что Таманская экспедиция может сыграть роль некоторого организационного начала для Академии, я согласился при некоторых оговорках в отношении личного состава и проч. Главное же мое замечание сводилось к необходимости, ставя проблемой изучение сравнительно небольшой территории, охватить всю ее историю, начиная с древнейших нам известных моментов, а не ограничивать лишь пределами т[ак] наз[ываемой]"античности"» [РО НА НИМК РАН. Ф. 2. Оп. 1. 1930 г. Д. 118. Л.58об.-59].

В этом же письме были даны крайне негативные оценки методике работ А.С.Башкирова, Л.П. Харко и К.Э. Гриневича: «Пользуясь во время территориальных обследований для установления культурной стратиграфии естественными обнажениями, я нашел необходимым все же в двух городищах (Таманском и Сенном) сделать разрезы у береговых обрывов. Разрезы эти дали основного значения материал, относящийся к хорошим, не поврежденным отложениям. Наша стратиграфия для Сенного городища (вероятно, Фанагории) совсем иная, чем та, которую мы знаем по печатным и рукописным отчетам Башкирова (Гриневича) - Харко» [РО НА ИИМК РАН. Ф. 2. Оп. 1. 1930 г. Д. 118. Л. 55]. Далее он писал: «В отношении деятельности на Таманском полуострове Башкирова - Харко - Гриневича теперь, после осмотра их раскопов у ст. Сенной и в городище у Красной Звезды, я могу сказать следующее: очевидно, им совершенно не известно археологическое содержание термина "стратиграфия", который они часто употребляли в своих отчетах в качестве некоторой цели их исследований. Я видел только поиск в направлении отдельных частных тем: цементированный пол, часть стены, гончарная печь10. Если же их раскопы в Фанагории (Сенной), будучи по существу бесполезными, в то же время являются относительно и безвредными со стороны возможных дальнейших разрушений обна-

стве я прочитал доклад об античной топографии Таманского полуострова. Мне ответили, что средств на 1929 г. уже нет, но в 1930 г. это возможно было бы организовать. В 1929 г. мы также не предполагали проведения исследований, а в 1930 г. по общим причинам вопрос о сотрудничестве отпал» [Архив УФСБ по СПб и ЛО. П-74160. Л. 50].

10 Л.П. Харко в 1929 г. заложил несколько разведочных участков. Он предпринял раскопки в береговой части, по направлению к Западному некрополю, в ходе которых были открыты остатки постройки площадью 9 кв. м, сложенной из плохо отесанных известняковых блоков. Южнее вдоль берега были зафиксированы три небольших помещения, располагавшиеся на «бетонированной площадке, выложенной кирпичами», внутри помещений сохранились гладкие полы из цемянки. Площадка была датирована по боспорским монетам I в. н.э. Помимо того были замечены следы богатого фанагорийского дома либо какого-то общественного здания в «700 м от бывшего хутора Семеняки», где в осыпи были выявлены фрагменты известнякового пола, ярко окрашенного красной краской, и фрагмент мраморной плиты с изображением бегущей собаки. Там же в слое строительного мусора были зафиксированы фрагменты штукатурки красного, желтого, черного, белого, лилового и голубого цветов с остатками росписи. В ходе раскопок В.Д. Блаватского в 1936 г. это здание было исследовано и определено как «дом с распис-нойштукатуркой» [Кузнецов, 2013. С. 24; Застрожнова, 2019. С. 218].

жения берега, то нельзя, к сожалению, этого же сказать о раскопке A.C. Башкирова в замечательном во многих отношениях городище у коммуны Красная Звезда. По возвращении в Ленинград мне, как члену Комиссии по раскопкам, предстоит сделать по этому делу доклад, считая работу Башкирова худшим видом разрушения памятника старины» [там же, Л. 56 об. - 57]. Раскоп К.Э. Гриневича и Л.П. Харко, вероятно, с этой самой целью был специально сфотографирован (рис. 4).

16 сентября 1930 г. A.A. Миллер в письме в ГАИМК опять указывал на то, что организации работ на Тамани «не соответствуют такие обстоятельства, как приемы раскопок Башкирова, методы исследований Гриневича - Харко и деятельность В.А. Городцова в Крае при поддержке Лунина, известного Академии. Я полагаю, что хорошая постановка исследовательского дела Академией будет в то же время и оценкой деятельности упомянутых лиц» [РО НА ИИМК РАН. Ф. 2. On. 1. 1931 г. Д. 777. Л. 5 об.]. Несложно понять, что к этому времени все отчетливей разворачивалось межличностное противостояние главных участников археологического изучения Таманского полуострова, но этот вопрос требует специального исследования. Сам же A.A. Миллер видел проблему еще глубже. В вышеупомянутом письме С.Н. Быковскому он прямо указывал, что суть ее прежде всего состоит в несогласованности действий ГАИМК и Главнауки и двойственности позиций последней: «...дело правильных взаимоотношений Главнауки и ГАИМК получит свое разрешение, когда в ГАИМК безоговорочно будут поступать без исключения все планы археологических исследований, все заявки на открытые листы и все отчеты. До сих пор достигнуть этого не удавалось (позиция РАНИОНА, сопротивление Городцова, Гриневича)» 11 [РО НА ИИМК РАН. Ф. 2. On. 1. 1930 г. Д. 118. Л. 59 об.].

Позиция руководства ГАИМК в этом отношении была непреклонной и бескомпромиссной, так что в 1931 г. вмешательство Таманской экспедиции в изучение Фанагории заметно активизировалось12. A.A. Миллер 1 августа этого года

11 Судя по всему, столкновения на этой почве происходили между К.Э. Гриневичем и A.A. Миллером еще в 1928 г. во время утверждения «Генерального плана археологических работ по РСФСР» [Гайдуков, Яновский, 2015, с. 104,107]. С 1927 г. К.Э. Гриневич работал в Москве в Главнауке, затем был избран в РАНИОН. На всех этих должностях он полностью поддерживал позицию В.А. Городцова и принимал участие в разработке его планов по централизации археологического контроля в Москве под руководством Главнауки, что абсолютно не соответствовало интересам ГАИМК. Мнение В.А. Городцова о том «насколько для русской археологии вредна Академия истории материальной культуры» и его взгляд на борьбу с «произволом» и «захватническими стремлениями» «этого пережиточного учреждения» хорошо изложен в дневниках ученого [там же, с. 351-353, 362]. В эту борьбу был активно вовлечен и К.Э.Гриневич [там же, с. 439-440]. Личностный конфликт, без сомнения, сыграл не последнюю роль и в развитии таманской ситуации.

12 Как ни странно, несмотря на активную позицию МНИ по изучению Фанагории, никаких решительных шагов по проведению раскопок московскими учеными в то время не предпринималось: в 1931 г. финансирование на проведение раскопок выделено не было, а в 1933 и 1934 гг. музей проводил исследования в Ай-Тодоре и Хараксе [ОР ГМИИ. Ф. 5. Оп. V. Д. 49. Л. 7].

писал в Академию [РО НА ИИМК РАН. Ф. 2. On. 1. 1931 г. Д. 777. Л. 167]: «На основании заявлений тт. Равдоникаса и Карасёва о том, что городище Фанагория подвергается сильному разрушению, вследствие чего, по их мнению, необходимо приступить к исследованию путем раскопок в 1931 году именно этого городища, по Таманской экспедиции выделена особая комиссия в составе председателя зав. Таманским музеем А.Г. Остроумова и членов научных сотрудников ГАИМК товарищей Карасёва, Манцевич и Круглова. Комиссии этой надлежит выехать на указанное городище и на месте провести следующие работы:

1). Выяснить причину и характер разрушений, происходящих в городище "Фанагория" и ухудшивших его сохранность по сравнению с прошлым 1930 годом.

2). Войти в сношения с учреждениями и отдельными лицами, производящими на городище работы, следствием которых является разрушение этого памятника старины, подлежащего охране на основании существующих декретов и положений, и выяснить возможность прекращения всех подобных работ.

3). Ознакомиться на месте с характером строительных и иных работ в районе городища, намеченных на 1931, 1932 и 1933 годы, сделав соответствующие отметки на плане.

4). Предварительно наметить границы участка городища Фанагория, подлежащего отчуждению для его сохранности и предстоящих научных исследований.

5). Осмотреть открытую в прошлом году Московской экспедицией древнюю гончарную печь и выяснить, в какой степени эта печь, не вполне доследованная, предохранена засыпкой от разрушения».

Такая комиссия была создана, ее участники осмотрели Фанагорию, и 3 августа этого года директору местного Хлопкового завода было направлено письмо, подписанное А.П. Кругловым, А.П. Манцевич и А Н. Карасёвым [РО НА ИИМК РАН. Ф. 2. On. 1. 1931 г. Д. 777. Л. 163, 172]: «Комиссия, выделенная из состава Таманской археологической экспедиции Государственной Академии Истории Материальной Культуры для осмотра городища у ст. Сенной (древняя "Фанагория"), обращает Ваше внимание на то, что из культурных слоев древнего городища по береговой полосе были произведены выборки камня для производства строительных работ. Из расспросов местных жителей выяснилось, что камень выбирался для построек вверенного Вам завода. Ввиду того, что вышеуказанное городище является исключительно ценным памятником для исторических исследований, а также, согласно декретов Совета Народных Комиссаров от 1918 и 1924 гг., Комиссия обращается к Вам с просьбой воспрепятствовать дальнейшему разрушению древнего памятника и содействовать его охране».

Теми же лицами был составлен акт о состоянии городища, текст которого стоит привестиполностью [тамже. Л. 164-165, 168-171]:

«I. Осмотр городища был произведен совместно с местным жителем Николаем Кучеренко, который по поручению археолога Л.П. Харько [так в документе - Ю.В., Е.З., М.М.] следил за сохранностью городища и знал о работах,

ранее производившихся на его территории. Был осмотрен береговой обрез городища у залива от коммуны "Береговой" до противоположного конца городища (у балки с колодцем)13. Так же, как в 1930 г., береговой обрез городища довольно интенсивно размывается водой. Произошли значительные обвалы культурного слоя. Примером такого размывания может служить раскоп, произведенный Таманской экспедицией ГАИМК в 1930 г. Но, помимо размывания, при осмотре обреза было обнаружено несколько выемок, из которых производилась выборка камня. Часть его была сложена в кучи на береговой полосе. Товарищ Кучеренко сообщил, что камень брался хлопкоочистительным заводом для производимых им строительных работ, между прочим, расширения пристани. Согласно заявления того же тов. Кучеренко, выемка камня заводом была прекращена после сделанного им директору завода уведомления о недопустимости вывозки камня с территории городища.

Следов новых разрушений поверхности городища, кроме одного, приводимого ниже, комиссией обнаружено не было. Большая часть поверхности городища засеяна гл[авным] образом пшеницей и подсолнухами; лишь у коммуны "Береговой" производятся земляные работы по сооружению силосной ямы для кукурузы. Размеры ямы: длина - 30 метров, ширина - 3 метра. К моменту прибытия комиссии размеры выкопанной ямы достигали 4 м длины, 3 м ширины, 2 м глубины. На указанной глубине были обнаружены кости человека, каменный жернов и фрагменты глиняных амфор и пифоса. По сообщению лица, копавшего яму (заведующий] молочной фермой), целого скелета не было, встречались лишь разбросанные кости. Приводимые сведения у комиссии вызывают сомнения. В обрезах ямы были видны черепки и кости. Комиссия считает необходимым для наблюдения за дальнейшим ходом работ откомандировать одного из участников экспедиции. Ввиду отсутствия председателя коммуны, приостановка работ быть не могла. Силосная яма существенного вреда городищу принести не может, так как находится на окраине его; но надзор специалиста все же необходим. Найденный жернов комиссия просила сохранить до приезда кого-либо из участников экспедиции.

II-III. Для выяснения возможности в дальнейшем охранить городище от разрушений комиссия вошла в сношения с местными организациями. Переговоры велись с опытной хлопковой станцией, хлопкоочистительным заводом и работниками коммуны "Береговая". Земли опытной станции находятся к северу от городища, строительных работ в текущем году станция не производила, а потому комиссия лишь осведомила о местонахождении городища и ознакомила с существующими положениями об охране памятников. На хлопкоочистительном заводе переговоры велись с директором завода т. Полозовским. Из разговора выяснилось, что камень с городища завод действительно брал, но, по словам дирек-

13 Современными исследованиями установлено, что протяженность города в период расцвета составляла 900 м и проходила между двумя глубокими лощинами на западе (в районе упоминаемой «балки с колодцем») и на востоке (в районе «коммуны «Береговой») [Кузнецов, 2013, с. 34].

тора, лишь "вымытый волной". Кроме того, завод скупает камень на всех хуторах; таким путем точно так же древние материалы могли попадать на постройку завода. При этом директор убеждал комиссию, что вины администрации завода в этом нет. Комиссия обратилась к директору с письменной просьбой оказать содействие в деле охраны городища и отметила недопустимость выборки камня. Записка директору была написана в двух экземплярах с тем, чтобы на одном из них он наложил резолюцию об уведомлении. Директор категорически отказался это сделать, и даже такая малообязывающая пометка, как "читал", для него оказалась неприемлемой. Им было предложено дать справку комиссии в том, что она задержалась на Сенной из-за отсутствия парохода. После переговоров комиссией была осмотрена пристань и среди камней, из которых она сложена, на поверхности были обнаружены обломки карниза с фризом лотосов и пальметок и обломок верхней части надгробия. В забутовке попадаются обломки амфор и черепицы. Директор завода обещал изъять оба вышеупомянутые камня и сохранить их до приезда кого-либо из участников экспедиции.

В коммуне "Береговой", как было упомянуто выше, за отсутствием председателя сведений о предстоящих работах получить не удалось. Заведующий молочной фермой сообщил, что в коммуне в текущем году никакого строительства не будет, а посеянная площадь будет сокращена.

IV. Осмотрев городище, комиссия предварительно наметила следующие границы отчуждения: с южной стороны - дорога, идущая параллельно берегу, с западной - балка у хутора Кучеренко, с северной - берег залива и с восточной - коммуна "Береговая". В указанные границы включен как нижний город, так и возвышенная часть поселения.

V. Кроме вышеперечисленных работ комиссией была осмотрена древняя печь, открытая Московской экспедицией в 1930 г. Печь после раскопок разрушениям не подвергалась, так как была засыпана землей, размытой дождями, так что в настоящее время обнажились верхние кирпичи стенок печи. Для предохранения от размывания комиссией был нанят рабочий для засыпки печи землей.

Заключение. Комиссия считает необходимым в целях охраны городища от разрушения объявление его государственным заповедником с установкой пограничных знаков и организацией постоянной его охраны. Ввиду того, что на территории городища в настоящее время не производится угрожающих его сохранности работ, раскопки его в текущем году комиссия не считает необходимыми. Одновременно с этим признается желательным исследование его в последующие годы с предварительным включением в план работ Таманской экспедиции ГАИМК».

Оба приведенных выше документа, в частности, сообщают, что экспедиция Музея Изящных Искусств, производившая разведочные обследования городища Фанагории в 1930 г., обнаружила и частично расследовала керамический обжигательный горн -письмо A.A. Миллера (пункт 5) и акт о состоянии городища (пункт V). Он оказался поразительно близким как по своему конструктивному устройству, так и в хроноло-

гическом отношении к печи, раскопанной в 1929 г. в Керчи. На заседании Античного отдела ГАИМК 18 июля 1931 г. был заслушан доклад В.Ф. Гайдукевича по поводу этих открытий и принято решение включить доследование фанагорийской печи в план работ Таманской экспедиции [РО НА НИМК РАН. Ф. 2. On. 1. 1931 г. Д. 777. Л. 99]. Такое решение в свете изложенного выше, в общем, вполне понятно, но оно закономерно вело к дальнейшему разжиганию конфликта.

13 сентября 1931 г. A.A. Миллер докладывал руководству академии: «Спешу сообщить, что согласно распоряжения председателя ГАИМК сегодня мною организован особый отряд для исследования гончарной печи у Фанагорийского городища, причем в его состав вошли от Керченского музея тт. Марти и Гайдукевич. На совещании с т. Марти выработано было особое соглашение на производство работ, и к исследованиям на месте будет приступлено 15-16 сентября. Производство работ поручается сотруднику экспедиции т. Подгаецкому, имеющему достаточный опыт по изучению саманных построек и глинобитных печей. Дополнительные сведения сообщу в ближайшие дни, сейчас же ограничиваюсь этим, стараясь послать письмо с т. Марти через Керчь и этим избежать задержек, обычных при почтовых отправлениях через Керчь» [РО НА ИИМК РАН. Ф. 2. On. 1. 1931 г. Д. 777. Л. 92].

Доследование фанагорийской обжигательной печи было произведено вполне успешно (рис. 6-10), его результаты вошли в публикацию В.Ф. Гайдукевича, посвященную памятникам такого рода на Боспоре, которая до сих пор не потеряла своего научного значения [Гайдукевич, 1934. С. 51-92]. Однако нетрудно догадаться, каким образом эти действия Таманской экспедиции ГАИМК были оценены в среде московских археологов.

Уже после раскопок печи городище Фанагория два раза (30 сентября и 15 октября) посещалось комиссией, состоящей из сотрудников Таманской экспедиции. В обоих случаях были составлены специальные «Заключения»; приведем их полностью. В первом говорится [РО НА ИИМК РАН. Ф.2.0п.1.1931г.Д.777. Л. 166-167]:

«Комиссия в составе нач. Таманской эксп. ГАИМК A.A. Миллера, зав. Таманским музеем А. Г. Остроумова, зав. Керченским музеем Ю.Ю. Марти и научного сотрудника ГАИМК Г.В. Подгаецкого пришла к следующему заключению.

1. Основная часть городища, находящегося между МТФ "Береговая" (б. хут.Семеняки) и оврагом с колодцем у берега, отходящим от почтового тракта у хут.Кучеренко, разрушается от следующих причин: а) обвалов берега; Ь) производства силосных ям МТФ "Береговая"; с) добычи камня из древних кладок.

2. Помимо этого возможны и иные виды повреждений, как то возведение новых построек и т.п., учитывая увеличивающуюся деятельность соседней МТФ "Береговой", а также строительство находящегося поблизости хлопкозавода и предполагаемых МТС и нефтебазы. Опасность разрушения городища от ведущегося и предполагаемого в скором времени вестись строительства в окрестностях городища подтверждается характером отказа директора хлопкозавода подписать предупреждение о недопусти-

мости выборки камня хлопкозаводом из древних кладок, составленное комиссией Таманской экспедиции ГАИМК от 3-го августа 1931 г., что отмечено в ее акте.

3. В интересах охраны городища комиссия полагает целесообразным выделить особый участок^ центральный, заключенный между береговой линией, оврагом, идущим от МТФ "Береговая" (б. хут. Семеняки) к почтовому тракту Тамань - Темрюк, почтовым трактом и оврагом с колодцем (у берега), отходящим от него у хут. Кучеренко. И для этого участка, резервированного для научных исследований, воспретить поименованные и всякие работы, которые могут быть связаны с повреждением поверхности городища, за исключением поверхностной вспашки для однолетних культур».

Во втором заключении было записано [РО НА ИИМК РАН. Ф. 2. Оп. 1. 1931 г. Д.777. Л. 173]:

«15 октября 1931 года комиссия в составе нач. Таманской эксп. A.A. Миллера, зав. Таманским музеем А.Г. Остроумова, научных сотрудников ГАИМК А.П. Круглова и Г.В. Подгаецкого, осмотрев часть городища, прилегающую к береговой линии, пришла к следующему заключению:

1) Вся часть городища, которой соответствуют видимые в береговых обнажениях культурные отложения, достигающие 10 метров мощности, сильно разрушается от следующих причин: а) обвалов берега, Ь) производства саманных кирпичей местными жителями из культурных отложений, с) устройства погребов, уборных и <садков> для свиней в отложениях древнего города, d) добычи камня из древних кладок, е) постепенного расширения дворов за счет снесения культурных отложений.

Помимо этого возможны и иные виды повреждений в случаях возведения новых построек, устройства погребов, оград и т.п.

Комиссия полагает, что городище, исключительное по мощности культурных отложений, отвечающих длительной истории заселения этого пункта, должно быть ограждено от подобных разрушений и тем сохранено для науки. В интересах его охраны комиссия полагает целесообразным выделить особый участок, центральный, заключенный между береговой линией, Морским переулком, улицей Лебедя и первым к востоку оврагом, и для этого участка, резервированного для научных исследований, воспретить поименованные работы местных жителей, разрушающие древнее поселение».

Приведенные «Заключения» позволяют считать, что действия Таманской экспедиции ГАИМК на городище Фанагория были нацелены не только на предотвращение его дальнейшего разрушения, что само по себе вполне понятно и абсолютно справедливо. Выделение центрального участка, «резервированного для научных исследований», скорее всего, следует считать предназначенным для проведения раскопок экспедиции A.A. Миллера и никакой другой. Напомним, что в приведенном выше акте осмотра Фанагории прямо говорится о необходимости включения этого памятника «в план работ Таманской экспедиции ГАИМК» [РО

НАИИМКРАН. Ф. 2. Оп. 1. 1931 г. Д. 777. Л. 165, 171]. Об интересах археологов ГМИИ в этих документах вообще не сказано ни единого слова.

Любопытно, что A.A. Миллер в научной печати о работах на Фанагории 1931г. обмолвился лишь парой слов [Миллер, 19326, с. 45; ср. 1932в, с. 67-68]. И это, как представляется, отнюдь не случайно. С одной стороны, можно признать, что этот год для Таманской экспедиции ГАИМК оказался очень удачным, но, с другой стороны, как мы сейчас понимаем, он положил конец не только притязаниям академии на Фанагорию, но и знаменовал собой начало крушения всего таманского проекта. Разумеется, все это произошло не сразу, и руководство ГАИМК поначалу старалось улучшить свои позиции. В январе 1932 г. A.A. Миллер на заседании Комиссии ГАИМК по раскопкам «указал на желательность объявления заповедниками Таманского и Фанагорийского городищ (в строго определенных границах)» [РО НА ИИМК РАН. Ф. 2. Оп. 1. 1932 г. Д. 88. Л. 16]. Иными словами, он надеялся, что участие ГАИМК в археологическом изучении Тамани, в том числе и Фанагорийского городища, вполне возможно. Эти надежды, однако, были, так сказать, пустыми.

Пока еще мы не знаем, каким образом действия экспедиции ГАИМК были восприняты руководством ГМИИ, но нет сомнения, что оно предприняло всевозможные действия, чтобы оспорить их в соответствующих инстанциях и не допустить повторения ситуации 1930-1931 гг. в будущем.

В академии тоже осознали неоднозначность и опасность сложившейся ситуации, - 21 марта 1932 г. состоялось заседание президиума ГАИМК, посвященное работам на Таманском полуострове. На нем было принято решение о создании специальной комиссии в составе С.Н. Быковского, A.A. Миллера, И.И. Мещанинова, Н.И.Репникова и В.И. Равдоникаса [РО НА ИИМК. Ф. 2. 1932 г. Д. 2. Л. 52 об.], которая, как представляется, должна была разрубить гордиев узел накопившихся противоречий. Из этого документа, в частности, понятно, что тогда никто не собирался отстранять A.A. Миллера от руководства Таманской экспедицией. Да и могло ли быть иначе, ведь он не занимался, так сказать, самодеятельностью, а строго следовал «инструкциям» начальства. Эта комиссия провела определенную работу. Основываясь на ее результатах, было принято решение: «В связи с проблематикой Таманской экспедиции, обсужденной и одобренной особой Комиссией, возникает потребность в ознакомлении представителя Президиума с некоторыми отдельными памятниками старины, требующими, между прочим, организации и охраны. Работа эта могла бы быть исполнена под руководством С.Н. Быковского с участием А. Миллера и двух представителей музеев Керченского и Таманского» [РО НА ИИМК РАН. Ф. 2. Оп. 1. 1932 г. Д. 113. Л. 12 об.].

Из Керченского музея предложение о продолжении сотрудничества было направлено 13 февраля 1932 г. [РО НА ИИМК РАН. Ф. 2. Оп. 1. 1932 г. Д. 113. Л.5]: «В связи с предполагаемой Большой Северо-Кавказской экспедицией, организуемой Археологическим Комитетом летом 1932 г., Археологический музей высказывает пожелание по примеру прошлого года принять участие в на-

учно-исследовательских работах на Таманском полуострове. Близкая связь и участие Керченского музея в небольших разведках прошлых лет, предпринятых Музеем Изящных Искусств на Фанагорийском городище, работы по доследованию гончарной печи в Фанагории прошлым летом, наличие группы работников, обладающих достаточным опытом в этом деле: быв[ший] научный сотрудник Керченского музея В.Ф. Гайдукевич, н[аучные] сот[рудники] М.И. и Л.П. Харко Керченского музея, К.Н. Никохристо (топограф и фотограф), А.Ю. Марти (инвентаризатор), археолог рабочий Димиденко - все это дает нравственное право Керченскому музею ходатайствовать перед Археологическим Комитетом о выделении особого Фанагорийского отряда для археологических работ под моим [Ю.Ю. Марти - Ю.В., Е.З., М.М.] руководством, план которых должен быть увязан с общим планом экспедиции. Желательно в этом году произвести раскопки в районе исследованного горна и ряд разведок, долженствующих подготовить работы ближайшего будущего».

Письмо было подписано директором Керченского музея Ю. Ю. Марти, научным работником Эрмитажа В.Ф. Гайдукевичем и научными сотрудниками М.И. и Л.П. Харко. Вероятно, в это время уже стало вполне очевидно, что Таманская экспедиция ГАИМК не сможет продолжить свою работу. Тогда, по всей видимости, возник проект Большой Северо-Кавказской экспедиции. Напомним, что в это время A.A. Миллер возглавлял не только Таманскую, но и Северо-Кавказскую экспедицию ГАИМК.

Однако даже в рамках Большой Северо-Кавказской экспедиции проведение работ на Тамани становилось все более проблематичным. Пытаясь спасти положение, С.Н. Быковский 7 марта 1932 г. направил письмо в Одессу М.Ф.Болтенко [РО НА ИИМК РАН. Ф. 2. On. 1. 1932 г. Д. 111. Л. 1]: «Государственной Академией Материальной Культуры на текущий 1932 год предположено организовать на Таманский полуостров экспедицию, которая является продолжением работ последних лет. В порядке их производства в текущем году предположена разработка культурных слоев, относящихся к феодальной формации. Академия считает желательным участие в намеченных работах представителей Украины, причем из них 2-3 человека могли бы быть оплачены из средств Академии. Экспедиция запроектирована на время с 15/V - 15/VII. Академия просит не задерживать ответа и сообщить Ваши соображения по данному вопросу». Тогда же подобное письмо было послано в Киев П.П. Куринному, возглавлявшему Антирелигиозный музей (здание Киево-Печерской лавры) [там же, Л. 2]. На Украине, однако, к таманским делам не проявили никакого интереса.

В принципе, Таманская экспедиция перестала существовать. В заметке A.A. Миллера «О плане археологических исследований на Таманском полуострове», составленном, вероятнее всего, в начале 1932 г., о работах на Тамани по существу ничего не говорится. Речь в нем по большей мере идет о состоянии

дел на Северном Кавказе [РО НА ИИМК РАН. Ф. 24. Д. 146]. В конце апреля 1933 г. A.A. Мнллер стал уполномоченным представителем ГАИМК «в работах Академии Наук по совместной проработке плана исследовательских работ в Дагестанской АССР» [РО НА ИИМК РАН. Ф. 2. Оп. 1. 1933 г. Д. 3. Л. 12]. Как представляется, о Тамани в это время лучше было не вспоминать вообще.

Амбиции руководства ГАИМК, его нежелание идти на какие-либо компромиссы стали роковыми для очень перспективного научного проекта. По сути, история Таманской экспедиции оказалась одним из витков в борьбе за власть в археологической науке в 1930-х гг. между ленинградскими и московскими археологами. Закончилась она трагично для всех сторон. Вскоре начались аресты участников разразившегося конфликта. Для высших научных структур было вполне очевидно, что здесь имело дело нарушение важнейшего для социализма принципа планирования работ. «Компетентные» органы тоже сделали из него нужные им выводы. В 1933 г. произошли аресты главных участников конфликта - К.Э. Гриневича и A.A. Миллера. Последний подвергся аресту в сентябре 1933г., осужден по политической статье и из сталинских лагерей уже не вернулся [Застрожнова, 2019, с. 185-187]. Такой ценой было оплачено глупое упрямство С.Н. Быковского и др. По злой иронии судьбы оба оппонента (К.Э. Гриневич и A.A. Миллер) в 1935 г. оказались в одном и том же печально известном месте тоталитарного режима - Карлаге14 [Алёкшин, 2015; Дьячков, Ручинская, 2016, с. 183]. В 1935 г. в Казахстан был отправлен и A.C. Башкиров [Непомнящий, 2018, с. 73].

Проиграл свою битву за Фанагорию и Л.П. Харко. Только в 1937 г. ему удалось еще раз побывать там, далее его опыт и умения Фанагорийской археологической экспедиции, которую возглавил В.Д. Блаватский, уже не понадобились [Александрова, 2015, с. 172-174]. 16 мая 1937 г. в ГМИИ для выработки дальнейшей стратегии работ в Фанагории состоялось заседание дирекции музея. В результате дирекция постановила, что проведение экспедиций ГМИИ в Фанагории целесообразно и что этот античный памятник следует закрепить за Москвой, поскольку «бывший глава ГАИМК Ф.В. Кипарисов оказался разоблаченным врагом народа15, ведущим двурушническую политику, официально он разрешал проведение Фанагорийской экспедиции, а не официальным, частным письмом <она> запрещалась». Таким образом претензиям ленинградских археологов на этот памятник был положен окончательный предел, но к тому времени на Керченском полуострове уже развернулись систематические работы

14 Карагандинский исправительно-трудовой лагерь - один из крупнейших исправительно-трудовых лагерей СССР в 1930-е гг., был расположен в Карагандинской области, состоял в системе ГУЛАГ НКВД СССР.

15 Ф.В. Кипарисов в числе многих других научных сотрудников ГАИМК, МАЭ и ИКП был арестован 27 августа 1936 г. по сфабрикованному ОГПУ делу «О террористической организации ГАИМК». Приговорен к расстрелу 19 декабря 1936 г. Реабилитирован 27 июня 1957 г. [Панкратова, 2020, с. 721].

Боспорской экспедиции ГАИМК (ИИМК АН СССР), направленные на изучение «малых» городов Боспора.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Александрова Н.В. Организация археологической работы ГМИИ в 1920-1930-х годах в переписке Л.П. Харко (по материалам отдела рукописей ГМИИ им. A.C. Пушкина) // РА. 2015. № 3. С. 163-175.

Александрова Н.В. Страсти по Фанагории. Археологические экспедиции 1920-1930-х годов // Фанагория. Результаты археологических исследований. Т. 6. Материалы по археологии и истории Фанагории. Вып. 3. М., 2018. С. 35-57.

Алёкшин В.А. A.A. Миллер и его вклад в развитие отечественной археологии // Музей. Традиции. Этничность. № 2. СПб, 2015. С. 6-19.

Виноградов Ю.А. Отдел истории античной культуры ИИМК РАН и его предшественники в РГАК - РАИМК (ГАИМК) - ИИМК АН СССР - ЛОИА АН СССР // Записки ИИМК РАН. 2009. № 4. С. 7-36.

Виноградов Ю.А. Отдел истории античной культуры // Академическая археология на берегах Невы (от РАИМК до ИИМК РАН, 1919-2014). СПб, 2013. С. 160-190.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Гайдукевич В.Ф. Античные керамические обжигательные печи (по раскопкам в Керчи и Фа-нагориив 1929-1931 гг.). ИГАИМК. 1934. Вып. 80.

Гайдуков П.Г., Яновский А.Д. (ред.). Городцов Василий Алексеевич. Дневники ученого. 1928 -1944: Из собрания Государственного исторического музея, т. 1. М., 2015.

Дьячков C.B., Ручинская O.A. Константин Эдуардович Гриневич (1891 - 1970). Страницы биографии // Древности. Вып. 14. Харьков, 2016. С. 178 -198.

Застрожнова Е.Г. Фанагория. История археологического изучения (конец XVIII - середина XX в.). СПб, 2019.

Кузнецов 5.Д.Фанагория: некоторые итоги исследований // Фанагория. Результаты археологических исследований. 2013. Т. 1. Вып. 1. М. С. 12 -41.

Миллер A.A. Таманская экспедиция ГАИМК в 1931 г. (Краткий предварительный отчет об исследованиях в Таманском городище) // СГАИМК. № 3-4. 1932. С. 58-60.

Миллер A.A. Выставка работ экспедиций государственной Академии истории материальной культуры // СГАИМК. 1932. № 7-8. С. 43-50.

МиллерА.А. Таманская экспедиция ГАИМК в 1931 г [ч. 2] // Там же. С. 67-68.

Непомнящий A.A. Алексей Башкиров в крымоведческих коммуникациях первой трети XX столетия // Ученые записки Крымского федерального университета им. В.И. Вернадского. 2018. Т.4. № 4. С. 40-83.

Панкратова Е.Г. Последний председатель ГАИМК - Ф.В. Кипарисов (новые материалы к биографии) // ВДИ. 2020. №З.С. 698-722.

Паромов _Я!МИстория археологических исследований на Таманском полуострове. Часть 2 (1918-1991) //БИ. 2020. Вып. 40. С. 239-305.

REFERENCES

AleksandrovaN.V. Organizacija arheologicheskoj raboty GMII v 1920 -1930-khgodahvperepiske L.R Harko (po materialam otdela rukopisej GMII im. A.S. Pushkina). Rossijskaja arheologija, 2015, № 3. S. 163-175.

Aleksandrova N.V Strasti po Fanagorii. Arkheologicheskiye ekspeditsii 1920 - 1930-kh godov.

Fanagoriya. Rezul 'taty arkheologicheskikh issledovaniy. T. 6. Materialy po arkheologii i istorii Fanagorii. Vol. 3. Moscow, 2018, pp. 35-57.

Alekshin V.A. A.A. Miller i yego vklad v razvitiye otechestvennoy arkheologii. Muzey. Traditsii. Etnichnost'. No. 2. SPb, 2015, pp. 6-19.

D'jachkov S.V., Ruchinskaja O.A. Kontantin Jeduardovich Grinevich (1891 - 1970). Stranicy biografii. Drevnosti. Vol. 14. Har'kov, 2016. S. 178 - 198.

Gaydukevich V.F. Antichnyye keramicheskiye obzhigatel'nyye pechi (po raskopkam v Kerchi i Fanagorii v 1929 -1931 gg.). Izvestiya Gosudarstvennoy Akademii Istorii Material'noy Kul'tury, 1934, vol. 80.

Gajdukov P.G., Janovskij A.D. (eds.) Gorodcov Vasilij Alekseevich. Dnevniki uchenogo. 1928 -1944: lz sobranija Gosudarstvennogo istoricheskogo muzeja. Vol. l.M.,2015.

Kuznecov V.D. Fanagoriya: nekotorye itogi issledovanij // Fanagoriya. Rezul 'taty arheologicheskih issledovanij. 2013. T. 1. Vol. 1. M., S. 12 - 41.

Miller A.A. Tamanskaya ekspeditsiya GAIMK v 1931 g. (Kratkiy predvaritel'nyy otchet ob issledovaniyakh v Tamanskom gorodishche). Soobscheniya Gosudarstvennoy Akademii Istorii Material'noyKul'tury 1932, no. 3-4, pp. 58-60.

Miller A.A. Vystavka rabot ekspeditsiy gosudarstvennoy Akademii istorii material'noy kul'tury. Soobscheniya Gosudarstvennoy Akademii Istorii Material'noy Kul'tury, 1932, no. № 7-8, pp. 43-50.

Miller A.A. Tamanskaya ekspeditsiya GAIMK v 1931 g [CH. 2]. Soobscheniya Gosudarstvennoy Akademii Istorii Material'noy Kul 'tury, 1932, no. № 7-8, pp 67-68.

Nepomnyashchiy A.A. Aleksey Bashkirov v krymovedcheskikh kommunikatsiyakh pervoy treti XX stoletiya. Uchenyye zapiski Krymskogo federal'nogo universiteta im. V.I. Vernadskogo, 2018, t.4,pp. 40-83.

Pankratova E.G. Poslednij predsedatel' GAIMK - F.V. Kiparisov (novye materialy k biografii) // VDI. 2020. № 3. S. 698-722.

Paromov Ya.M. Istoriya arkheologicheskikh issledovaniy na Tamanskom poluostrove. Chast' 2 (1918-1991). Bosporskie issledovaniya, 2020, Vol. 40, pp. 239-305.

Vinogradov Yu.A. Otdel istorii antichnoy kul'tury IIMK RAN i yego predshestvenniki v RGAK - RAIMK (GAIMK) - IIMK AN SSSR - LOIA AN SSSR. Zapiski IIMK RAN, 2009, no. 4, pp. 7-36.

Vinogradov Yu.A. Otdel istorii antichnoy kul'tury. Akademicheskaya arkheologiya na beregakh Nevy(otRAIMKdoIIMKRAN,1919-2014). SPb, 2013,pp. 160-190.

Zastrozhnova Ye.G. Fanagoriya. Istoriya arkheologicheskogo izucheniya (konets XVIII - seredina XXv.). SPb, 2019.

19 EH-XLII

289

Резюме

Таманская экспедиция Государственной Академии истории материальной культуры во главе с A.A. Миллером была создана в 1930 г. Она была нацелена на детальное археологическое обследование Таманского полуострова. Основной результат ее деятельности - создание археологической карты этого района. Наряду с этим было запланировано проведение раскопок на двух крупных городищах - Гермонассе (Тмутаракани) и Фанагории. На втором из них исследования были осложнены, поскольку с 1927 г. там производились раскопки экспедиции Музея изящных искусств (Москва) во главе с К.Э. Гриневичем и Л.П. Харко. Несмотря на это, Таманская экспедиция провела исследования в Фанагории в 1930-1931 гг. Из-за несогласованности действий московских и ленинградских археологов возник серьезный конфликт. Его итогом стало прекращение работы Таманской экспедиции ГАИМК. С этим обстоятельством, вероятно, были связаны аресты A.A. Миллера и К.Э. Гриневича в 1933 г.

Summary

Taman expedition of the State Academy for the History of Material Culture (SAHMC), headed by A.A. Miller, was organized in 1930. The work of the expedition should have provided for a detailed study of the Taman Peninsula. The main result of the expedition's activity was that the archaeological map of the area was completed. Along with this, it was planned to carry out excavations at two large ancient cities - Hermonassa (Tmutarakan) and Phanagoria. The researches at the second site were complicated, because since 1927 the expedition of the Museum of Fine Arts (Moscow) headed by K.E. Grinevich and L.P. Harko excavated there. Despite this, the Taman expedition conducted its own excavations in Phanagoria in 1930-1931. Due to the lack of coordination between the Moscow and Leningrad archaeologists, a serious conflict arose. As a result the activity of the Taman expedition of SAHMC was terminated. These circumstances may have caused the arrests of A.A. Miller and K.E. Grinevich inl933.

СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ Виноградов Юрий Алексеевич, д.и.н., ведущий научный сотрудник Института истории материальной культуры РАН (С-Петербург), (812) 764-85-71. vincat2008@yandex.ru

Застрожнова Евгения Григорьевна, к.и.н., заведующая Отделом обработки фондов, комплектования и ведомственных архивов СПбФ АРАН (С.-Петербург), (812) 323-67-64. pankratova0484@yandex.ru

Медведева Мария Владимировна, к.и.н.,

старший научный сотрудник,

Институт истории материальной культуры

(Санкт-Петербург),

(812) 571-67-78.

marriyam@mail.ru

INFORMATION ABOUT THE AUTHORS Vinogradov Iurii Alekseevich, doctor ofthe historical sciences, leading scientific researcher ofthe Institute for the History ofMaterial Culture RAS (St. Petersburg), (812)764-85-71. vincat2008@yandex.ru

Zastrozhnova Evgenia Grirorievna, PhD,

Pead ofDepartment of Saint-Petersburg

branch ofthe Archive

ofthe Russian Academy ofSciences

(St. Petersburg),

(812) 323-67-64.

pankratova0484@yandex.ru

Medvedeva Maria Vladimirovna, PhD,

Senior researcher ofthe Institute for the History ofMaterial Culture RAS (St. Petersburg), (812) 571-67-78. marriyam@mail.ru

Рис. 1. Городище у ст. Сенной. Общий вид. Материалы Таманской экспедиции, 1930 г. Фото A.A. Гречкина. ФО НА ИИМК РАН, отп. О. 13/68.

Рис. 2. Береговые отложения городища у ст. Сенной. Материалы Таманской экспедиции, 1930 г. Фото A.A. Гречкина. ФО НА ИИМК РАН, отп. О. 14/5.

Рис. 3. Раскоп на городище у ст. Сенной. Материалы Таманской экспедиции, 1930 г. Фото A.A. Гречкина. ФО НА ИИМК РАН, отп. 0.14/9.

Рис. 4. Раскоп К.Э. Гриневича и Л.П. Харко на городище у ст. Сенной. Материалы Таманской экспедиции, 1930 г. Фото A.A. Гречкина. ФО НА ИИМК РАН, отп. 0.14/7.

Рис. 5. Отпечаток пифоса в обнажениях культурного слоя городища у ст. Сенной. Материалы Таманской экспедиции, 1930 г. [Ср. с Александрова, 2015, с. 171, рис. 8]. Фото A.A. Гречкина. ФО НА ИИМК РАН, отп. 0.14/6.

Рис. 6. Ст. Сенная, Фанагорня. Начало разборки гончарной печи. Материалы Таманской экспедиции, 1931 г. Фото Г.В. Подгаецкого. ФО НА ННМК РАН, отп. 0.201/31.

Рис. 7. Ст. Сенная, Фанагорня. Раскопки гончарной печи. Материалы Таманской экспедиции, 1931 г. Фото E.H. Бузина. ФО НА ННМК РАН, отп. 0.199/46.

Рис. 8. Ст. Сенная, Фанагорня. Гончарная печь после расчистки. Материалы Таманской экспедиции, 1931 г. Фото E.H. Бузина. ФО НА ННМК РАН, отп. 0.199/47.

Рис. 9. Участок ВС раскопа гончарной печп после окончания раскопа. Материалы Таманской экспедиции, 1931г. Фото E.H. Бузина. ФО НА ННМК РАН, отп. 0.199/77.

Рис. 10. Участники Фанагорийского отряда Таманской экспедиции, 1931 г. ФО НА ИИМК РАН, отп. 0.201/52.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.