CC BY
11
Тахара Фумики
ЛИДЕР, АГЕНТ ИЛИ НАБЛЮДАТЕЛЬ? УПРАВЛЕНИЕ И РУКОВОДСТВО В КИТАЙСКОЙ И РОССИЙСКОЙ ДЕРЕВНЯХ
TAHARA FUMIKI. Principal, agent or bystander? Governance a. leadership in Chinese a. Russian villages // Europe - Asia studies. -Glasgow, 2013. - Vol. 65, N 1. -P. 75-101.
Тахара Фумики (Токийский университет), занимаясь проблемой самоуправления в сельской местности в условиях постсоциалистических преобразований, провел в 2008-2009 гг. полевые исследования в двух китайских и двух российских деревнях. В центре внимания японского исследователя изменение типа местного руководителя.
В ходе работы были проверены гипотезы, имеющие хождение в западной политологии. Первая гипотеза, что в ходе постсоциалистических преобразований развивается деревенское самоуправление и агента государственной власти в качестве деревенского руководителя сменяет «principal» -самостоятельный местный лидер (СМЛ). Вторая - поскольку такая смена типа руководства происходит в контексте общенациональ-
ных преобразований, в более отошедшей от социализма России она зашла дальше. Тахара корректирует первую гипотезу и опровергает вторую.
Учреждение местного самоуправления было провозглашено целью постсоциалистических преобразований в обеих странах - в законе о деревенских комитетах как базовой единице местного самоуправления 1987 г. в КНР и Федеральном законе об основных принципах местного самоуправления в Российской Федерации 1995 г. Современная реальность тем не менее далека от провозглашенных целей. В деревнях нет ни автономии, ни самостоятельного руководства. Унифицированный тип государственного агента в деревне действительно ушел в прошлое, но на место ему приходит большей частью не СМЛ, а агент местной власти (АМВ) или «наблюдатель (bystander)», управленец, посторонний для деревенского общества.
Изменения в типе деревенского руководства, и это второй вывод автора, «определяются не стадией перехода от планового хозяйства к рыночно-ориентированной экономике, а совокупностью местных условий, включающих административную и избирательную систему, форму налогообложения, демографическую и социальную структуру деревни» [с. 77].
Типу СМЛ более или менее соответствует ситуация, сложившаяся в обследованной автором деревне провинции Шаньдун; и
объясняется это, таким образом, наличием здесь оставшихся от эпохи народных коммун коллективных ресурсов в виде деревенских фабрик и находящейся в общинном владении земли. На отчислениях от деятельности фабрик и арендной плате за пользование землей и базируется здесь деревенская автономия. Основная же часть коллективных расходов направляется на поддержание ирригационной системы, от которой зависит благосостояние крестьянских хозяйств, занятых преимущественно в садоводстве (яблоки, виноград).
Иная ситуация в изучавшейся автором деревне провинции Цзяньсу. Здесь тоже сельская экономика зависит от ирригации. Но провинция относится к менее развитым, чем приморская Шаньдун, континентальным регионам. Основная отрасль - рисоводство, которое менее связано с рынком, чем плодоводство. Наибольшую часть доходов крестьянским хозяйствам дают отхожие промыслы и миграция. Уровень жизни в деревне по-
1. Провинция Шаньдун — один из центров распространения так называемых предприятий поселков и волостей. Эта форма местной промышленности испытала бурный подъем в начале периода «реформ и открытости». Юридически находящиеся в общинной собственности эти предприятия как правило управляются независимыми директорами из бывшей партийной верхушки деревни, которые выступают в роли полновластных хозяев, а порой и приватизируют их. — Прим. реф.
вышается, и это очевидно по интенсивному домостроительству. Однако на общественные нужды крестьяне тратиться не спешат и подвигнуть их, например, на строительство дорог между отдельными поселениями (hamlet) (их 14 в рамках административной деревни2) затруднительно.
Коллективного хозяйства почти не существует; ресурсы, которыми располагает местный руководитель, во-первых, мизерны, во-вторых, зависят всецело от вышестоящих органов власти или от отношений с неформальными структурами3. Такой руководитель обычно становится «bystander-наблюдателем»: его статус не зависит от положения дел в деревне, и он не предпринимает усилий, чтобы мобилизовать жителей и их средства для проведения общественно необходимых мероприятий.
В обследованных автором российских деревнях - на Тамбовщи-не в большей мере, в Татарстане меньше - главными коллективны-
2. В отличие от «естественной деревни», «административная деревня» — это административная единица, соответствующая традиционной русской «волости». — Прим. реф.
3. Ситуация в этих регионах изменилась после того, как центральная власть, столкнувшись с массовыми протестами крестьянства, лишила местное руководство возможности облагать жителей деревни различными поборами на нужды развития и разнообразными штрафами за те или иные нарушения, чаще всего по части ограничения рождаемости. — Прим. реф.
ми нуждами являются «зимние проблемы» [с. 85], включающие обеспечение топливом и уборку снега. О том, насколько серьезна последняя проблема, свидетельствует случай, когда одно из поселений тамбовской деревни на месяц оказалось изолированным от внешнего мира.
Радикальным решением топливной проблемы выступает газификация, однако газ подведен лишь к трем из 17 поселений тамбовской деревни. Впрочем, деревенское руководство, как и вышестоящее начальство, это мало волнует. Большинство таких деревушек обречены, как откровенно было сказано автору, на вымирание. В них живут немногочисленные пенсионеры, а треть жителей деревни (в деревне Татарстана больше 80%) и почти все социальные институты (сельсовет, культурно-бытовой центр, медицинские учреждения, гимназия, отделение банка и пр.) сосредоточены в центральном поселении [с. 85, 87].
Вообще Тамбовщина с ее легендарными черноземами представляется автору наглядным воплощением демографической катастрофы, которая постигла российскую деревню. Примером разительного аграрного недонаселения выступает сравнение с КНР. Уезд Пенлай провинции Шаньдун, в составе которого находится изучавшаяся автором деревня, располагает 110 тыс. га земли, что примерно соответствует площади Знаменского района на Тамбовщи-не с обследованной им деревней. Однако в первом проживают почти
полмиллиона (450 тыс.) жителей, а во втором насчитывается всего 20 тыс. населения [с. 79].
Демографические особенности накладывают отпечаток на административную структуру. В КНР система местного управления более сложная: между провинцией и административной деревней, кроме уезда, пребывает так называемый поселок (township); соответственно российская деревня оказывается ближе в экономическом отношении к власти регионального уровня («область», «республика»), чем китайская.
Особенно отчетливо это выражено в обследованной деревне Татарстана, где деревенский руководитель в наибольшей степени приближается к выделенному Та-харой типу АМВ. Здесь почти все проекты социальной сферы, включая газификацию, осуществляются за счет республиканского и даже федерального бюджета. Так, главе района удалось получить из федерального бюджета средства для уличного освещения деревни (8 млн руб.). Также за счет федерального бюджета реконструируется православная церковь (73% жителей деревни - русские) [с. 87-88].
Деревенское руководство проявляет себя значительно менее масштабными мероприятиями, например благоустройством водоснабжения, которое ограничилось сооружением некоего павильона
4. 18,8 тыс. человек, по данным 2010 г., из них в городе — 8 тыс. — Прим. реф.
над местным источником, что обошлось в 12 тыс. руб., или привлечением городских торговцев для устройства в центральном поселении еженедельного базара [с. 88].
Руководству тамбовской деревни приходится прилагать гораздо большие усилия и опираться нередко на мобилизацию средств земляков. Так, для подведения газопровода к домам местная глава лично обходила сельчан, собирая по 25 тыс. руб.5 от двора [с. 8б]. Ее усилия были оценены деревенскими жителями, и они на последующих выборах дружно переизбрали ее.
Нынешнее положение местного руководства в российской деревне определяется Законом 2003 г. Корректируя Закон 1995 г. о местном самоуправлении в контексте проводившейся В .В. Путиным «ре-централизации» власти [с. 78], нововведение 2003 г. придало этому положению двусмысленный характер. Наделив местные органы власти юридическими полномочиями и обязанностями перед населением (здравоохранение, образование, водоснабжение и т.д.), Закон 2003 г. не обеспечил их необходимыми фондами. Последние приходится испрашивать у вышестоящих, главным образом региональных, органов власти. Перекачка ресурсов происходит в возрастающей степени по каналам доми-
5. Сумма, эквивалентная цене 5 т угля, которые дворы тратили в среднем на отопление в зимний период [с. 85].
нирующей партии («Единая Россия»).
Озабоченный привлечением электората, аппарат партии спонсирует поступление средств на те или иные деревенские нужды. Сформировался своеобразный механизм обмена «деньги - голоса», который приобщил деревенское руководство к общегосударственной «политике кормушки (pork barrel politics)». Деревенские руководители становятся «электоральными агентами» партии власти. В Камско-Устьинском районе Татарстана (включающем обследованную деревню) все 20 деревенских руководителей были членами «Единой России». В Знаменском районе Тамбовщины четверо руководителей состояли в «Единой России», остальные ее поддерживали. В обследованной деревне этого района партячейка состояла из 17 человек, занимавших те или иные должности [с. 95].
Таким образом, если в КНР значение сельской ячейки правящей партии в последнее время уменьшается, то в России, напротив - резко возрастает. Возникает парадокс: демократическая система в образе всеобщих выборов (в КНР они проходят лишь на деревенском уровне) работает на закрепление монопольного положения доминирующей партии в местной жизни, становясь важным звеном «управляемой демократии».
Авторитаризм в современной России имеет глубокие исторические корни и восходит к становлению постреволюционной госу-
дарственности. Если в КНР этот процесс характеризовался «мобилизацией масс через их участие (participatory mobilisation)», то в Советской России - «мобилизацией по команде (command mobilisation»6). Соответственно социалистические преобразования в КНР меньше затронули традиционно общинный строй деревни и даже укрепили ее автономию [с. 97].
Принципиально разнятся формы деколлективизации. В КНР последняя привела к воссозданию семейных хозяйств, в России крестьяне стали своеобразными «издольщиками (shareholders)»7 крупных хозяйств квазисоциалистического типа. Не стоит в этом винить только руководителей этих хозяйств и сельскую администрацию. Русские крестьяне, отученные от хозяйствования, и сами в своей массе не спешили брать на себя сопутствующие этому риски. А главное без средств механизации с обработкой крупных наделов невозможно было справиться. К тому же крупные хозяйства выполняли в советской деревне важные социальные функции [с. 90-91].
6. Bernstein T.P. Leadership and modernization in the collectivization of agriculture in China and Russia: A comparison — Ann Arbor: Univ. microfilm intern., 1971.
7. Allino-Pasano J. The post-Soviet Potemkin village: Politics a. property
rights in the Black Earth. — Cambridge: Cambridge univ. press, 2008.
Как бы то ни было, «по контрасту с китайскими деревнями социально-экономические условия российских деревень гораздо меньше позволяют им самостоятельно справиться с общественными потребностями» [с. 94]. И основная проблема в том, что, в отличие от жителей китайских деревень, как правило не расставшихся со своим наделами, российские крестьяне либо так и не получили свои земельные паи, либо уже продали их. Теперь, кроме огородов, источниками крестьянского дохода являются средства госбюджета - пенсия и жалованье за выполнение социальных функ-
ций8.
Кроме максимальной зависимости от государства, современная российская деревня в большей степени зависит от частного капитала. В отличие от деколлективи-зации по-китайски, носившей эгалитарный характер, особенностью российского пути сделалось формирование «экономической элиты» в образе директоров крупных агрофирм смешанного происхождения. Они находятся в отношениях взаимозависимости с руководителями деревень: последние легализуют приобретение земельных паев, взамен директора помогают техникой, особенно важной для
8. В российской деревне, в отличие от китайской, оказывается немало чиновничьих должностей, а также людей, находящихся на государственном жалованьи. По расчетам автора, последние могут составлять 20—40% рабочей силы [с. 91].
поддержания в надлежащем состоянии местных дорог, оказывают шефские услуги деревенским школам и учреждениям культуры
9
и т. п. .
В китайской деревне тоже происходит формирование «экономической элиты», однако этот процесс еще не достиг классовой консолидации.
А.В. Гордон
9. Директор такой агрофирмы в Татарстане говорил автору, что на подобную «шефскую» помощь местным жителям у него уходит более полумиллиона руб., или 0,5% всех расходов [с. 91].
