CC BY
14
Так, интроверты... имеют меньше шансов заключить брачный союз, чем экстраверты (39 и 60% соответственно)» (с. 134).
Матримониальная практика в сельской местности имеет свои особенности, если ее сравнивать с общераспространенной. Так, хотя по закону мужчинам разрешается вступать в брак лишь по достижении 22 лет, в китайской деревне начиная с 18-летнего возраста юноша рассматривается вполне зрелым, чтобы жениться. «В настоящее время весьма часто можно столкнуться с тем феноменом, что первую встречу устраивает какой-либо посредник - член семьи или иной общественной структуры; именно так обстоит дело даже и в случаях, когда семьи жениха и невесты проживают в разных провинциях. (с. 133).
Следует, однако, учитывать, что наличие широкой социальной сети отнюдь не автоматически способствует успеху в матримониальной сфере: «Возможность положиться на широкую сеть посредников значительно увеличивает вероятность первого брака для мужчины; но разные типы подобных сетей оказывают различное воздействие на респондентов: до 25 лет семейные связи существенно увеличивают шансы на успех, тогда как для тех, кто перешагнул этот возраст, более эффективными оказываются связи несемейного характера. Те же, у кого связи носят смешанный характер, в целом оказываются менее успешными» (с. 134).
К.Б. Демидов
ВЛАСТЬ
2016.03.024. МАТЦУДЗАТО КИМИТАКА, ТАХАРА ФУМИКИ. МЕСТНЫЕ РЕФОРМЫ В РФ (2003) В ИСТОРИЧЕСКОЙ ПЕРСПЕКТИВЕ. СРАВНЕНИЕ С КНР.
MATSUZATO KIMITAKA, TAHARA FUMIKI. Russia's local reform of 2003 from a historical perspective: a comparison with china // Acta slavica iaponica. - Sapporo, 2014. - T. 34. - P. 115-139.
Ключевые слова: Китай; Россия; реформы местного самоуправления.
Авторы (Токийский университет, Япония) анализируют реформы в РФ и КНР с точки зрения перспектив развития местного самоуправления. Исторически Китай и Россия имели немало обще-
го: «В обеих странах государственная власть не проникала глубже... уездного («сянь») уровня; администрирование на более низких ступенях осуществлялось посредством переговоров между правительственными чиновниками и представителями общин. В обеих странах крестьяне. на ротационной основе участвовали в государственных функциях, так как последние не были ни прибыльными, ни престижными. Когда же царское правительство и цинская администрация перестали удовлетворяться подобным отсутствием активности в общинном самоуправлении - поддерживавшим общественный порядок, собиравшим налоги и дававшим рекрутов, но и только, - были предприняты попытки проникнуть внутрь замкнутого крестьянского мира» (с. 126).
Налаживание системы управления на низшем уровне в настоящее время представляет огромную важность: «И Россия, и Китай - это державы, находящиеся на пути к пику собственного могущества, однако их рост в значительной мере зависит от стабильного и эффективного управления деревней» (с. 115).
Казалось бы, в современном мире, уже ставшим благодаря глобализации «большой деревней», реальное село - величина, которой можно пренебречь, тем более, что сельское хозяйство повсеместно дотируется. Однако политическое значение деревни продолжает оставаться весьма серьезным: «Во многих странах деревня служит базовой ареной партийной политики - особенно важной, если учесть те отношения по образцу «патрон / клиент», которые помогают элитам заключать сделки с массами» (с. 116).
Когда речь заходит о таких странах, как Россия и Китай, выясняется, что огромное значение имеет географический фактор. Если в Японии и многих странах Европы провинции в ходе модернизации утратили свои административные полномочия, сохранив одни лишь названия - как память о былой славе и мощи - то в государствах, обладающих огромными территориями (Россия, Китай, США) региональные органы «остаются жизненно важным уровнем государственной администрации» (с. 137).
Следует также иметь в виду, что данный слой административного аппарата часто имеет ключевое значение для всей политической структуры: «Даже в урбанизированной Японии Либерально-демократическая партия десятилетиями господствовала на полити-
ческой арене лишь потому, что могла рассчитывать на безусловную поддержку на селе» (с. 116).
В России реформы 2003 г. явились фактическим признанием провала реформ 1990-х годов и ознаменовали возвращение к дореволюционной практике. «Закон 2003 г. обладает многочисленными чертами атавистического характера - ведь он подтвердил законность "евразийских" особенностей в административной практике местного уровня (в 1990-е годы они были признаны нелегитимными), а именно, многоуровневого самоуправления, налоговых сборов натурой, ответственности предприятий перед обществом, тесного сотрудничества между бизнесом и администрацией» (с. 137).
Что же касается прочих инициатив на местах, например, стремления региональных властей навязать муниципалитетам систему городских менеджеров (не имеющую ничего общего с американской), которое было тесным образом связано с созданием вертикали власти. Аналогичные процессы происходили на местном уровне.
Многие неувязки и шероховатости в государственном строительстве уходят в далекое прошлое. Так, уезды были введены Екатериной II с целью территориального разграничения транспортных обязанностей. Волости появились после отмены крепостного права -они должны были взять на себя те полномочия административного и полицейского характера, которыми прежде обладали крепостники. Таким образом, хозяйственного значения (как рыночные центры, например) они не имели. Модернизационные усилия правительства не проникали глубже уездного уровня - тем более, что администрирование на более низком уровне осуществлялось путем переговоров с отдельными общинами. Главный агент модернизации (а именно, внедрения образования, медицины, современной агрикультуры и методов коммерции) - земство (представлявшее собой не что иное, как местное самоуправление) - существовало лишь на губернском и уездном уровнях. Модернизаторам на этом уровне, однако, приходилось иметь дело непосредственно с общинами в лице их глав и писарей - малообразованных и косных - что часто сводило на нет все попытки прогрессивных нововведений. «Таким образом, в дореволюционной России на губернском и волостном уровне восторжествовала англосаксонская модель, согласно которой государственные и муниципальные органы были функ-
ционально отделены друг от друга, в то время как на уровне общины подобного разделения не существовало» (с. 135).
После революции ситуация в корне изменилась - советская система не предусматривала разделения властей на государственные и муниципальные: региональные и местные советы совмещали функции и первых, и вторых, а в ведении деревенских советов остались лишь бытовые вопросы. Именно этим обстоятельством в значительной мере объясняется та жестокость, с которой была проведена коллективизация - последняя, наряду с продразверсткой и мобилизацией ресурсов села на нужды индустриализации, «сделала неизбежной укрепление гегемонии местных институтов власти над крестьянскими общинами» (с. 126).
Китайская административная система в ее отношении к хозяйственной жизни страны развивалась иначе.
Для послереволюционного Китая была характерна «относительная независимость политики на уровне отдельных общин; в силу этого обстоятельства, циркуляция элиты на этом уровне активировалась маоистским стремлением к мобилизации масс, в то время как в политике на уровне провинций доминировали чужаки» (с. 124). Таким образом, послереволюционная ситуация лишь закрепила ранее сложившуюся двойственность, что едва ли могло способствовать успешным реформам.
В результате в КНР сложилась довольно парадоксальная ситуация: «В отличие от командно-административной системы, сложившейся в РФ... китайские главы деревень несут ответственность еще и за экономический рост на подведомственных территориях и часто вынуждены добиваться этого в условиях автаркии» (с. 137).
Сеть «сянь» - некое подобие российских уездных центров - в подобных условиях едва ли могла оказаться успешной. Подобно провинциальным центрам китайские «сянь» исторически обладали большей легитимностью и укорененностью в хозяйственной жизни, нежели русские уезды. Кроме того, большая плотность населения увеличивала автономию отдельных сел - так что зачастую утрачивалась четкая стратификация: не так уж просто было понять, где центр, а где - периферия. Поэтому реформы в них шли с огромным трудом - тем более, что КПК не создала «механизма» возвращения образованной молодежи на село, так что специалистов с универсалистским (инновационным и оппозиционным к уже уко-
ренившимся на селе отношениям по типу «патрон / клиент») мировоззрением на этом уровне администрации всегда было мало.
К тому же модернизаторам сверху было затруднительно дотянуться до отдельных деревень, так как последние были весьма многочисленны и сами себя обеспечивали всем необходимым. В отличие от российских деревень, где социальные связи - и, следовательно, демография - были разрушены процессами укрупнения (Хрущёв в этом отношении ничуть не уступал коллективизато-рам), китайская деревня - это весьма густо населенный мир, обладающий специфической системой ценностей и мало поддающийся влиянию извне. Чтобы хотя бы в какой-то мере воздействовать на это, весьма своеобразное, сообщество, «китайским модернизаторам представлялось абсолютно необходимым создать. сеть небольших городов и поселков городского типа, которые бы послужили связующим звеном между округом и деревнями» (с. 129).
Кроме того китайские модернизаторы пытались использовать уже существующие патерналистские и клиентеллистские отношения на селе - по этой причине вновь созданные, современные сельские предприятия Китая во многом опираются на уже сложившиеся, многовековые, чрезвычайно инерционные отношения между людьми. Если к этому добавить то, что в послереволюционный период китайские власти всячески продвигали самообеспечение села (что автоматически увеличивало его независимость от центра), можно понять, почему «КПК не удалось создать формализованный институциональный механизм, который бы обеспечивал гегемонию уездных модернизаторов над деревнями» (с. 131).
Быстрое экономическое развитие страны весьма болезненно отразилось на китайской деревне. «Китайские крестьяне страдают от непрестанно увеличивающегося неравенства в доходах, экспроприации земель и прочих негативных последствий ускоренного экономического развития; их недовольство часто перерастает в мятежи. Местные структуры самоуправления. вынуждены искать выход из сложившейся ситуации» (с. 116). Решения, которые они предлагают, часто носят компромиссный - антимодернизационный -характер. Кроме того «местное руководство как на провинциальном, так и на деревенском уровне - более не уполномочено мобилизовать население для нужд. социальной инфраструктуры.
В результате китайская деревня пребывает в состоянии серьезнейшего упадка» (с. 132).
Государство пыталось сделать последнюю проницаемой, прибегая к помощи своего рода крестьянских «брокеров власти». Однако последовательной данную политику назвать нельзя - КПК то проводила данную линию, то бросалась в другую крайность, пугая локальные власти периодическими мобилизациями народных масс. В результате в китайской деревне господствует ощущение хаоса и неразберихи, так что коммунистические времена начинают казаться утерянным раем (отсюда - частые беспорядки под маоистскими лозунгами): «Любое социальное напряжение в аграрных областях страны имеет тенденцию превращаться в насильственную конфронтацию. В целом, нет никакой гарантии, что, упразднив однопартийную систему, Китай может перейти к авторитаризму соревновательного характера» (с. 138).
К.Б. Демидов
2016.03.025. МАНЬОН М. АВТОРИТАРНАЯ ОПОРА НА МЕСТНЫЕ ИНТЕРЕСЫ: СОБРАНИЯ НАРОДНЫХ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ В КИТАЕ.
MANION M. Authoritarian рагосЫаЬ8т: Local congressional representation in China // China quarterly. - L., 2014. - N 218. - Р. 311-337.
Ключевые слова: Китай; государственный строй; лоббирование; местничество.
Мелани Маньон (Университет штата Висконсин, США) рассматривает попытки в КНР адаптировать демократические институты к авторитарному стилю управления. Особенно ярко это проявляется на местном уровне, где власти, стремясь завоевать популярность, применяют политику «казенной кормушки» («pork-barrel politics»). В Китае она принимает вид взаимодействия между делегатами собраний народных представителей (СНП), отстаивающими интересы своих территорий, с одной стороны, и правительством - с другой.
В Китае делегаты СНП действительно заботятся о местных интересах, ощущая себя представителями народа, однако выступают лишь как «толкачи», выбивающие из центра те или иные материальные выгоды для тех, кого они представляют. Народные мас-
