CC BY
276
Список литературы
1. Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. М.: Наука, 1974-1983. Сочинения. Т.3. М., 1975. 623 с.
2. М.П. Чехов. Вокруг Чехова: встречи и впечатления. М., 1981. 355 с.
3. Ильюхина Т.Ю. Антоша Чехонте, Макар Балластов и другие: Учеб. пособие. Кемерово, 2002. 83 с.
4. Чехов А.П. Сочинения. Т.16. М., 1979. 623 с.
5. Батюшков Ф.Д. Антон Павлович Чехов // История русской литературы XIX в. / Под ред. Д.Н. Овсянико-Куликовского. М., 1910. T.V. С. 187-215.
6. Измайлов А.А. Чехов. 1860-1904: Биография набросок. М., 1916. 592 с.
7. Вуколов Л.И. Чехов и газетный роман («Драма на охоте») // В творческой лаборатории Чехова: Сб. статей. М., 1974. С. 208-217; Секачева Е.В. Проблема личности в «пародийных» произведениях А.П. Чехова 80-х годов // Творческий метод Чехова. Ростов н/Д., 1983. С. 16-19.
8. Виноградова Е.Ю. «Драма на охоте»: Пародийность и пародичность аллюзий // Чеховиана: Из века XX в век XXI: итоги и ожидания. М., 2007. С. 296-308.
9. Смола К.О. К типологии «текстов второй степени» в ранней прозе А.П. Чехова // Чеховиана: Из века XX в век XXI: итоги и ожидания. М., 2007. С. 364-374.
10.А.П. Чехов: энциклопедия / сост. и науч. ред. В.Б. Катаев. М., 2011. 695 с.
11.Бялый Г.А. Русский реализм. От Тургенева к Чехову. Л. 1990. 638 с.
12.Шмид В. Нарратология. М., 2003. 312 с.
13.Пруайар Ж. де. Гордый человек и дикая девушка: Размышления над повестью «Драма на охоте» // Чеховиана: Чехов и Пушкин. М., 1998. С. 113-116.
14.Гвоздей В.Н. Секреты чеховского художественного текста. Астрахань, 1999. 127 с.
Об авторе
Алехина И.В.- кандидат филологических наук, доцент, Орловский государственный университет, Ir-alekhina@rambler.ru.
УДК 83.343.4
СЮЖЕТНЫЕ ТОПОСЫ В АГИОГРАФИИ. ПОСТАНОВКА ВОПРОСА
М.В. Антонова
Работа выполнена в рамках Госзадания ФГБОУ ВПО «Орловский государственный университет». Тема НИР 63547.2011.
Данная статья посвящена рассмотрению проблемы выделения устойчивых сюжетных конструкций (сюжетных топосов) в житиях святых. Автор предлагает рассматривать макроуровень агиографической топики и выделять эпизоды с относительно устойчивой семантикой сюжетным строением. Ключевые слова: древнерусская литература, агиография, топос, сюжет.
В последние десятилетия особенно актуальными стали исследования топики разножанровых произведений средневековой русской литературы, и в частности агиографии. В основном проводится работа, связанная с текстологическим изучением ряда произведений, позволяющим выявить некие повторяющиеся языковые модели, которые формируют, в свою очередь, мотив, характерный для определенного корпуса сочинений. Т.Р. Руди в статье «Топика русских житий (вопросы типологии)» (2005) перечисляет встречающиеся в научной литературе термины, именующие данное явление: "устойчивая литературная формула", "традиционная формула", "стилистическая формула", "стилистический трафарет", "стилистический шаблон", "трафаретная формула", "традиционное устойчивое словосочетание", "устойчивый словесный комплекс", "литературное клише", "повторяющийся мотив", "общее место" [1, с.61]. Как видим, здесь действительно на первое место выдвигается именно языковой аспект, то есть микроуровень анализа текста. В то же время в данной статье показано, что микроуровень топики непосредственно связан с макроуровнем, в первую очередь с образной системой, а если точнее — устойчивые языковые конструкции поддерживают формирование и функционирование имитационных моделей, которые соответствуют типам святости. Собственно в своих исследованиях Т.Р. Руди в основном концентрирует свое внимание на микроуровне изучения агиографических топосов, которые, с ее точки зрения, «обслуживают элементы житийной системы». В то же время исследовательница, проанализировав значительное число работ по проблеме топоса, дает его максимально широкое определение, которое представляется нам весьма удачным и продуктивным: «топосом может быть любой повторяющийся элемент текста - от отдельной устойчивой литературной формулы до мотива, сюжета или идеи» [1, с.61]. Нам близко в данном высказывании утверждение существования как микроуровня, так и макроуровня функционирования топосов, в том числе и на уровне сюжета.
На самом деле ни для кого не является новостью, что в средневековой агиографии имеются некие устойчивые сюжетные конструкции. Впервые на это обратил внимание, пожалуй, Хр. Лопарев. В своей известной работе 1914 года «Греческие жития святых VIII и IX вв.» знаток агиографии установил наличие и усвоение составителями текстов так называемой «агиографической схемы» и предложил на основании изучения житий византийских святых «теорию или схему похвального жития». Нет нужды повторять основные положения «агиографической схемы» жития, но следует подчеркнуть, что Лопарев по существу обращается к двум аспектам структуры текста. Во-первых, он определяет особенности собственно композиции жития, говоря о трехчастности произведения, которое включает в себя вступление, повествовательную агиобиографическую часть и заключение, как правило, в форме похвалы. А во-вторых, он описывает типичное сюжетосложение жития биографического типа (от рождения до смерти героя). Известное и часто цитируемое, это описание, конечно, в теоретико-литературном смысле не имеет никакого отношения к собственно композиции, в строгом смысле это даже не сюжетика, а абсолютно идеализированная, абстрагированная фабула. В то же время именно фабульность «агиографической схемы» позволила исследователю обозначить устойчивые компоненты, характерные для агиографии. Подчеркнем, что в агиографической схеме Лопарева не различаются макро- и микроуровень анализа устойчивых компонентов; вернее, им не придается значения, что имеет смысл при определении фабульной схемы. Так, характеристика родителей, рождения святого, его учения, его склонности к праведной жизни могут существовать в форме краткого высказывания и представлять собой некую устойчивую словесную формулу, а могут разворачиваться в более или менее обширный сюжетный повествовательный эпизод. Еще один любопытный аспект концепции Лопарева — вариативность элементов «агиографической схемы». Так, например, он указывает, что родители святого должны быть благочестивыми, но есть (и немало) случаев, когда родители нечестивы. Второй пример: святой, как правило, очень быстро усваивает книжную науку, но могут быть приведены примеры тупости героя, который постигает грамоту только посредством чуда. Наиболее подробно Лопарев описывает варианты взаимоотношений святого с женщинами. Правда, исследователь, представив фабульную схему в общем виде или перечислив возможные варианты сюжетной ситуации, структуру повествовательного эпизода не конкретизирует.
Мы полагаем, что в аспекте сюжетосложения жития существуют эпизоды с единой семантикой и относительно устойчивой конструкцией, которые можно рассматривать на макроуровне житийной топики и именовать сюжетными топосами.
Обозначенная проблема находится на начальной стадии осмысления, однако мы можем перечислить ряд устойчивых сюжетных конструкций (их именования, конечно, условны): «обетный ребенок», «поиски святого родителями», «прения с антагонистом», «ободрение мученика», «искушение мученика», «страсти», «обнаружение святого в пустыни», «выбор жизненного пути» (или формы подвижничества), «перемена участи героя», «возведение сакрального объекта», «успение героя», «погребение героя».
Вполне понятно и очевидно, что устойчивые сюжетные конструкции существуют в повествованиях о чудесах и подвигах святых, о борьбе с бесами, о наказании антагонистов и пр., и пр.
К сожалению, формат статьи не позволяет прокомментировать все выделенные сюжетные то-посы, нет возможности обратиться и к детальному анализу их функционирования в конкретных текстах. Позволю себе остановиться только на нескольких примерах.
1. «Обетный ребенок». Данная сюжетная конструкция включает в себя следующие обязательные компоненты: бесчадие родителей - молитва о даровании плода чрева (к богу или конкретному святому) -чудесное знамение (как правило, в тонком сне видение Богородицы, ангела, святого и т.п. и глас, возвещающий зачатие и в самом общем виде судьбу ребенка) - радость родителей и обещание посвятить его богу. Подобная структура, несомненно, восходит к евангельской модели «Благовествования». Кроме Христа, обетными детьми оказываются Дева Мария и Иоанн Креститель, поэтому топос, естественно, имеет место в житиях Иоакима и Анны, Захарии. Можно привести и другие примеры: переводные жития Симеона Столпника, Феодора Тирона, преп. Евфросинии и св. Февронии, более поздние древнерусские жития Евфросинии Суздальской и Ефрема Перекомского. Факультативно в данной сюжетной конструкции появляются компоненты 1) поношение бездетных родителей (или только матери), 2) получение в дар благовоний, которые должны подтвердить истинность предсказания. Компоненты в конкретных текстах в рамках сюжетной конструкции могут вариативно повторяться, как правило, утраиваться. В качестве примера сошлемся на Житие Евфросинии Суздальской, в котором Пресвятая Богородица трижды является родителям в сонном видении: в первом в подтверждении слов передает благовония, которые наутро обнаруживаются в изголовии; затем передает голубицу, причем, дом снова наполняется благоуханием; в третьем видении Богоматерь является вместе с преп. Антонием и Феодосием.
Семантика данного сюжетного топоса, несомненно, состоит в даровании родителям чада и
определении его необычности.
2. «Поиски святого родителями». Одним из устойчивых мотивов жития является тайный уход святого из дома и попытки родственников его отыскать. Как правило, усилия родителей вознаграждаются: обычно мать или оба родителя обнаруживают святого в некоем монастыре уже в качестве инока. Вероятно, сама по себе сюжетная конструкция шире, но мы обратим внимание только на завершающие ее устойчивые компоненты, а именно: родители (или родственники) находят святого в монастыре, пытаются добиться с ним встречи, святой (или игумен) отказывают; в конце концов встреча совершается, родители тщетно пытаются уговорить свое детище вернуться, святой убеждает родителей отступиться от своей затеи; достаточно частотным разрешением ситуации становится пострижение родителей в монастырь.
Примеров сюжетных топосов такого рода довольно много: укажем на жития Саввы Освященного, Пахомия Великого, Авраамия Затворника, преп. Феофила, Феодосия Печерского. Кстати, сравнение конкретных сюжетных конструкций с базовой моделью помогает понять специфику того или иного текста. Так, родителям обычно не удается вернуть святого домой, даже если они его обнаруживают достаточно быстро. В житии преп. Феофила родители, вдохновленные беседами с сыном-монахом, просят игумена отпустить его домой вместе некоторыми из братии, чтобы был создан монастырь, что в итоге и совершается. В житии Феодосия Печерского, как мы знаем, матери несколько раз удается вернуть сына домой.
Семантика конструкции прозрачна. Очевидно, пострижение родителей в монастырь должно знаменовать воссоединение с чадом, но не на мирском, а на высоком духовном уровне. В этом смысле специфичен заключительный компонент рассматриваемой конструкции в Житии Симеона Столпника: святой отказывается увидеться с матерью, но предрекает встречу с нею; мать умирает, отходит к Господу, чтобы дожидаться воссоединения с сыном.
3. «Прения с мучителем». В переводных мученических житиях обязателен компонент допроса святого антагонистом, который имеет базовую устойчивую сюжетную модель: опознание героя как христианина (кто ты есть? - я есть христианин); предложение поклониться языческим богам и отвергнуть христианство (пожри богам!); решительный отказ святого и исповедание веры; ниспровержение идолов (факультативно). (Далее следующие сюжетные топосы - искушение и страсти). Компоненты не обязательно располагаются в приведенном порядке, во-первых, во-вторых, они могут варьироваться (например, обличение язычества может быть вложено в уста бессловесного животного - коня, получающего ради этого дар слова, как в Житии Ипатия и некоторых других). Обязательным является наличие диалога между мучеником и антагонистом. Примеров данного сюжетного топоса невероятно много, поскольку практически все переводные мученические жития имеют его в своем составе.
На русской почве данная конструкция также появляется, но она обладает определенной спецификой. Я имею в виду Сказание об убиении в Орде князя Михаила Черниговского и боярина его Феодора. Во-первых, надо отметить, что в данном тексте два героя-мученика - Михаил и Феодор, что обусловливает наличие двух сюжетных линий, которые на определенном пространстве текста смыкаются и переплетаются. Впрочем, наличие двух героев-мучеников не является особой редкостью. Во-вторых, прения носят опосредованный характер, т.е. нет прямого контакта в процессе общения между мучеником и его мучителем, герои разговаривают через посредников, в роли которых сначала выступают волхвы, а затем вельможа Батыя Елдега.
После смерти князя Михаила происходят прения между мучителем и Феодором, где обращаются уже непосредственно именно к Феодору. Интересно, что прения ведутся от третьего лица, т.е. остаётся неизвестным, кто же беседует с боярином. Таким образом, и в данном случае прения носят опосредованный характер. Феодору предлагают поклониться языческим богам, что позволит ему остаться в живых и получить княжество Михаила, но герой отказывается.
4. «Ободрение мученика». Семантика этого топоса не нуждается в специальных комментариях. Очень любопытная сюжетная конструкция, которая представляет собой взаимодействие героя-мученика и его друга, соратника или наставника. В сюжетную модель входят следующие компоненты: опасение со-ратника-ободрителя в стойкости героя; наставительные речи ободрителя; ответная речь героя. Все произведения, в которых встречается эпизод «ободрения», можно подразделить на две группы. К первой группе относятся жития, в которых функцию «ободрения» выполняет один из главных героев, который сам становится мучеником, например, Мучения св. Арефы, свв. Евлампия и Евлампии, свв. Киприана и Иустины. Смерть ободряемого героя, как правило, в таких случаях предшествует смерти ободрителя. Во второй группе произведений функцию «ободрения» выполняет второстепенный герой, роль которого и заключается в укреплении в вере мученика, например, Житие св. Анастасии, Житие св. Февронии. Зачастую ге-рой-ободритель в сюжетных топосах этого типа сопровождает мученика во время мучений.
Интересно, что семантика ободрения мученика, как дополнительная, может возникать в эпизодах чудесных знамений, сопровождающих описание страстей святого.
Возвращаясь к Сказанию об убиении в Орле Михаила, заметим, что боярин Феодор выполняет функцию ободрения по отношению к князю Михаилу. Данный сюжетный топос следует после прений между мучеником и его мучителем и вклинивается в эпизод «уговоров» боярами Михаила смириться с требованиями Батыя и сохранить себе жизнь. Феодор выступает с ободрительной речью, после того как к Михаилу обращается его кровный родственник - внук, князь ростовский Борис. Несмотря на решимость Михаила «не поступать как поганый», Феодор испытывает некоторые сомнения в его стойкости. Автор сказания не просто фиксирует эти сомнения, а передает внутреннюю речь героя, что является довольно редким приемом в средневековой русской книжности. Феодор обращается к князю с напоминанием о любви к Господу, о вечной жизни, о спасении души. Но после произнесённой Михаилом речи князь Борис и бояре ещё настойчивее уговаривают Михаила, что может уже трактоваться как компонент другого сюжетного топоса, а именно топоса искушения. Михаил же проявляет стойкость и отвергает предложения бояр.
Таким образом, специфика данного топоса в Сказании о Михаиле Черниговском состоит в наличии антагонистов у героя-ободрителя и в пересечении этой сюжетной конструкции с топосом искушения.
Теперь, пожалуй, самый главный вопрос: к каким результатам можно прийти, исследуя устойчивые сюжетные конструкции (или сюжетные топосы)?
Во-первых, это позволяет определить семантику и разграничить типы сюжетных эпизодов, в которых могут присутствовать одинаковые мотивы. Так, чудесные знамения, представляющие собой явления Господа, Богородицы, ангелов, святых, обращающихся к герою с речами, предопределяющими тот или иной поворот сюжета, встречаются, по нашему мнению, в сюжетных топосах, по крайней мере, трех типов. Именно смысл Гласа определяет семантику сюжетной конструкции. О первом типе мы говорили, это «обетный ребенок». Второй тип можно назвать «выбором пути», так как он появляется именно на этапе определения святым формы подвижничества. Третий тип - «перемена участи» -связан с изменениями в жизни святого (перемещением в пространстве, обращением к какому-то виду деятельности, в том числе к строительству церквей, основанию монастырей или принятию монастырского устава, как в Житии Сергия Раджонежского).
Во-вторых, анализ сюжетных топосов позволит построить сюжетную типологию и определить относительно устойчивый набор сюжетных конструкций, свойственных житиям той или иной разновидности. Понятно, что это направление исследования связано с рассмотрением имитационных моделей и будет способствовать расширению наших представлений об эстетике уподоблений, характерной для средневековой книжности.
И, наконец, третье, пожалуй, самое важное: конкретный анализ сюжетной топики позволит показать своеобразие национальной агиографии и особенности творческой манеры древнерусского агиографа.
This article is devoted to considération of a problem of allocation of steady subject designs (subject топосов) in lives sacred. The author suggests to consider macrolevel hagiographical topics and to allocate episodes with rather steady semantics a subject structure.
The key words: Old Russian literature, hagiography, top wasps, plot.
Список литературы
1. Руди Т.Р. Топика русских житий (вопросы типологии) // Русская агиография. Исследования. Публикации. Полемика. СПб., 2005.
Об авторах
Антонова М. В.- доктор филологических наук, профессор, ФГБОУ ВПО «Орловский государственный университет», gavrila05@yandex.ru.
УДК 83.343.4
СПЕЦИФИКА СЮЖЕТНОГО ТОПОСА «СТРАСТИ СВЯТОГО» В «СКАЗАНИИ ОБ УБИЕНИИ В ОРДЕ КНЯЗЯ МИХАИЛА ЧЕРНИГОВСКОГО
И ЕГО БОЯРИНА ФЕОДОРА»
М.В. Антонова, Е.М. Иванова Работа выполнена в рамках Госзадания ФГБОУ ВПО «Орловский государственный университет». Тема НИР 6.3547.2011.
В статье рассматривается сюжетный топос «страсти святого» на материале «Сказания об убиении в Орде князя Михаила Черниговского и его боярина Феодора». Авторы показывают специфическое сюжетное строение цепочек эпизодов, формирующих топос, которое связано с особенностями персонажной системы. Ключевые слова: агиография, топос, святой, сюжет.
