CC BY
22Сюжет «Гостеприимство Авраама» в западноевропейской живописи
"The Hospitality of Abraham" Plot in Western European Painting
РУЦИНСКАЯ Ирина Ильинична
доктор культурологии, профессор, профессор кафедры региональных исследований, Факультет иностранных языков и регионоведения, МГУ имени М.В. Ломоносова;
тел.: (499) 783 04 62, e-mail: irinaru2110@gmail.com
В западной художественной традиции известный библейский сюжет о трех путниках, явившихся Аврааму, интерпретировался преимущественно как застольная сцена. Она представляла собой подробное повествование о событии и содержала множество деталей. В докладе исследуются основные подходы к изображению данного сюжета, их трансформации во времени.
Ключевые слова: гостеприимство, библейский сюжет, живопись.
In Western artistic tradition the well-known biblical story of three travelers who appeared at Abraham's tent was interpreted mainly as a prandial scene. It represented an accurate account of the event and contained many details. This article examines the main approaches to the depiction of this plot and their transformation in time.
Keywords: hospitality, biblical story, painting.
Как известно, в Библии описано множество примеров проявления высших человеческих добродетелей: мужества, терпения, преданности, почитания старших, трудолюбия, доброты. Не последнее место в этом ряду занимает гостеприимство. Его статус в традиционных культурах чрезвычайно высок. Не случайно, поэтому, что образцовое проявление данной добродетели демонстрирует праотец Авраам - персонаж, в библейском тексте наделенный исключительными чертами.
Библия, а точнее, 18 глава Книги Бытия, дает нам необыкновенно подробное, детальное описание того, как это гостеприимство было проявлено:
1. И явился ему (Аврааму) Господь у дубравы Мамре, когда он сидел при входе в шатер (свой), во время зноя дневного.
2. Он возвел очи свои и взглянул, и вот, три мужа стоят против него. Увидев, он побежал навстречу им от входа в шатер и поклонился до земли,
3. и сказал: Владыка! если я обрел благоволение пред очами Твоими, не пройди мимо раба Твоего;
4. и принесут немного воды, и омоют ноги ваши; и отдохните под сим деревом,
5. а я принесу хлеба, и вы подкрепите сердца ваши; потом пойдите (в путь свой); так как вы идете мимо раба вашего. Они сказали: сделай так, как говоришь.
6. И поспешил Авраам в шатер к Сарре и сказал (ей): поскорее замеси три саты лучшей муки и сделай пресные хлебы.
7. И побежал Авраам к стаду, и взял теленка нежного и хорошего, и дал отроку, и тот поспешил приготовить его.
8. И взял масла и молока и теленка приготовленного, и поставил перед ними, а сам стоял подле них под деревом. И они ели» (Быт.18).
А дальше они предсказали ему, 99-летнему старцу и его жене Саре, которой исполнилось 89 лет, что через год у них будет сын.
Так и случилось. Родился долгожданный сын, которого назвали Исааком.
За этим, столь любовно и подробно прописанным сюжетом, и в богословии, и в научной литературе, и в изобразительном искусстве закрепилось определение «Гостеприимство Авраама», хотя, казалось бы, акценты могли бы быть расставлены совершенно иначе. Например, сюжет мог быть назван «благовестием Аврааму и Сарре», ведь все застольное гостеприимство патриарха, это, по сути, только преамбула для дальнейшего события: один из его гостей обещает, что через год Сарра родит наследника. И это не просто рождение долгожданного сына. Это исполнение божьего завета, божьего обещания патриарху благословить его, возвеличить его имя и произвести от него великий народ. Этот завет был дан несколько раз. Однако о каком великом народе могла идти речь, когда брак Авраама с Саррой оставался бесплодным. И вот теперь, когда обещано рождение сына, великое могло свершиться.
Тем не менее сюжет получил название «Гостеприимство Авраама», указывая на особую значимость именно этого аспекта, именно этого эпизода в общем повествовании.
Данный библейский сюжет, как и другие, на протяжении многих веков вызывал жаркие споры богословов. В центре дискуссий стояли два вопроса. Первый: кто были те путники, которых принимал Авраам. Этот вопрос не столь важен для нашего исследования, поэтому кратко скажем, что существовало и существует три основных варианта ответа на него. Согласно одной из них: это были три ангела, посланные Богом. Данная точка зрения распространена в основном в иудейской традиции. Называются даже имена этих ангелов: Гавриил, Михаил и Рафаил. Две других трактовки разрабатывались в святоотеческой литературе. Согласно второй, это был Бог и два ангела. Согласно третьей, самой распространенной в христианстве, и особенно - в православии, и подробно обоснованной еще в VI веке - это было первое явление Святой Троицы, первое откровение человеку о триединстве божества: в трех ангелах видели Бога-отца, Бога-сына и Бога-святого духа.
Самым одухотворенным и самым возвышенным воплощением этого взгляда в искусстве стала икона Андрея Рублева «Троица». За образами трех рублевских ангелов всегда видели три ипостаси новозаветной Троицы.
В западноевропейской живописи гости Авраама изображаются иногда в виде трех простых путников, но чаще всего в виде трех ангелов, в образах которых можно прочитывать ту или иную из перечисленных выше трактовок.
Однако, как было указано выше, данный аспект для нас не очень важен. Важнее другой вопрос, на протяжении многих веков вызывавший жаркие споры богословов. Он вызван фразой из текста: «сам стоял подле них под деревом. И они ели». Они ели. Как могли ангелы или боги есть? В средние века данная фраза вызывала смущение умов. Например, «Иустин говорил, что «ангелы питаются на небесах и не могут питаться пищей, подобной той, которую употребляет человек» (Разговор с Трифоном иудеем. LVII). «Разделение пищи с божественными гостями... создало проблему, поскольку это противоречило общим убеждениям о природе ангелов. По этой причине отцы Церкви подчеркивали, что ангелы на самом деле не ели, а только «выглядели едящими» или «притворялись»,
что едят, так как они так же появились в образе мужей, но только «притворялись» мужами» [3].
Некоторые христианские авторы трактовали эту фразу как аллегорию, говорили об аллегорическом вкушении пищи. Однако большинство богословов все же склонялись к тому, что это было действительное и реальное ее принятие, наподобие того, как вкушал пишу Иисус Христос, когда являлся своим ученикам уже после Своего воскресения, в своей уже преображенной плоти, проходившей даже через запертые двери (Все это описано, например, в евангелии от Луки (Ев. от Луки 24: 42-43).
То есть это было реальное застолье в доме Авраама.
Художникам надо было данную фразу визуализировать. И это не представляло собой проблему. Вообще-то изображение жующего человека - редкость в живописи, особенно в средневековой или в живописи раннего нового времени. Изображая любую трапезу, художники просто показывают людей за столом. В библейской сцене эта художественная традиция позволяла уходить от необходимости давать однозначный ответ на сложный вопрос. Гости принимают и оценивают гостеприимство хозяина, а едят ли - это уже вопрос, на который живопись может не отвечать. И если мы посмотрим на самые ранние изображения, например, на мозаики церкви Санта-Мария-Маджоре, созданные в 432-440 гг., то увидим, что гости величественно сидят за столом, на который Авраам выставляет угощения. Подобная композиция бесконечное количество раз повторялась в средневековых манускриптах, в настенных росписях и мозаиках, и на полотнах художников.
Однако в XVII веке появились иные трактовки, отступающие от художественной традиции. Так, на картине, которая приписывается фло-рентинскому художнику Якопо Виньяли один из ангелов подносит ко рту ковш, очевидно принимая из рук Авраама воду или, как прописано в Библии - молоко. Дальше - больше. На картине неизвестного голландского художника средний ангел держит в руках бокал с вином. И это не единичный пример. На картине, которая приписывается Виллему ван Херпу также средний ангел держит бокал из тонкого стекла, предназначенного отнюдь не для молока или воды. Авторская вольность удивляет. Во-первых, как мы видели, ни о каком вине в библейском тексте не упоминалось. Во-вторых, ангелы впервые явно начинают проявлять внимание к тому, что находится на столе. Художники начинают вовлекать гостей Авраама в трапезу. Возвышенное, торжественно-отрешенное пребыва-
ние за столом сменяется сценой, все более наполняемой бытовизмами, земными реакциями.
В этом контексте свою собственную, уникальную трактовку предложил Рембрандт ван Рейн.
Художник много раз обращался к данному сюжету. Одна из его известнейших работ «Авраам, принимающий странников», датируется 1646 годом. Глубина, философское мышление Рембрандта, как всегда, поражают. Из библейского текста понятно, что первоначально Авраам видел в своих гостях только путников, но позже, когда прозвучало предсказание о рождении сына, он осознал, что перед ним не простые люди. Рембрандт разворачивает перед зрителем этот процесс узнавания и процесс постепенного преображения человеческой плоти. Ближний ангел, изображенный со спины, - одет в одежду странника, рядом с ним лежит посох, его крылья сложены за спиной. У второго ангела - крылья уже расправлены, что выступает знаком проявления его ангельской природы. Он ест! Мы видим, что он подносит кусок ко рту. Телесная природа его еще до конца не утрачена. Но третий ангел уже полностью явил свою божественную природу - и это не только расправленные крылья, но и исходящее от него небесное сияние. И он, конечно же, уже не смотрит на стол. Еда, наряду с другими приметами, становится индикатором степени ухода от земной оболочки к божественной природе. Рембрандт разворачивает перед зрителем удивительную сцену, пребывающую на границе двух миров - материального и духовного, человеческого и божественного.
Помимо двух упомянутых остро дискуссионных вопросов, богословов волновала еще одна проблема, которая представляет интерес для нас в рамках гастрономического дискурса: что ели путники? Казалось бы, здесь нет никакой проблемы, в библии четко названо, что приготовил Авраам: «пресные хлебы», «теленка нежного», «масла и молока».
С пресным хлебом все понятно: хозяева спешили, у них не было времени делать тесто на закваске, поэтому был приготовлен пресный хлеб, который можно изготовить за считанные минуты. Широко распространенный среди иудеев, пресный хлеб в последствии станет одним из символов иудейской пасхи.
А вот сочетание теленка и молока, казалось бы, должно вызывать недоумение.
Как известно, иудеи тщательно избегают смешивать молочные и мясные блюда. Эта традиция основывается на Моисеевом Законе, который гласит: «Не вари козленка в молоке матери его» (Исход 20: 19). Но, этот запрет был дан намного позднее. А в жизни Авраама законы кашрута еще не были обязательными. Тем не менее на данную тему можно найти очень много рассуждений в раввинистической литературе. Что же касается европейских художников, существовавших в рамках христианской традиции, то их данный аспект тревожил мало. Главными, а долгое время единственными продуктами на столе были представлены хлеб и мясо. Молоко и масло не изображались не потому, что авторы хотели указать на несовместимость данных продуктов на столе патриарха, а потому что стремились сохранить и донести сакральное отношение к еде. Стол был своего рода жертвенником. И на нем долгое время не изображали профанные объекты. Только те, которые имели сакральный смысл и значение.
Современные исследователи феномена гостеприимства в архаических культурах все чаще пишут о тесной связи между угощением -важнейшей частью ритуала гостеприимства и жертвоприношением. Еще О.М. Фрейденберг указывала: «Между едой за домашним столом и церковной литургией нет разницы бытового или религиозного содержания в нашем, современном смысле» [4, с. 55]. В раннехристианском и средневековом искусстве эта близость была репрезентирована особенно наглядно.
Так в мозаиках в церкви Сан-Витале в Равенне, выполненных в VI веке, художник отказывается от традиционной двухчастной композиции, какую мы видели в церкви Санта-Мария-Маджоре, где первый эпизод посвящен встрече путников Авраамом, а второй - собственно застолью. Вместо него в едином пространстве совмещаются два эпизода, которые в Библии значительно разнесены во времени. Первый - «Гостеприимство Авраама», а второй - «Жертвоприношение Авраама», когда патриарх, по божьему требованию готов принести в жертву того самого сына Исаака, рождение которого предсказано за этим столом. И Исаак, как агнец, приготовленный к закланию, перекликается с тем агнцем, которого подает Авраам своим гостям. Тема жертвенности, жертвоприношения звучит в этом рассказе особенно отчетливо, проходит через все его эпизоды.
В православном искусстве эта тема со временем стала основной: на уже упоминавшейся нами иконе Андрея Рублева на столе стоит только
одно блюдо с жертвенным агнцем и этот агнец уже символизирует жертвенность не Авраама, а самого Бога-отца, отдавшего во искупление грехов человеческих на заклание своего сына.
Мы видим, что весь этот сюжет - это постоянное и сложнейшее балансирование между материальным и духовным и еда нем - не просто угощение, а величайший символ жертвы, жертвоприношения. В православном искусстве эта тема звучит во всей своей чистоте, она не отягощена никакими материальными, бытовыми контекстами. В западноевропейском искусстве художники не стремились к предельной символичности языка. Они хотели сохранить то особое, свойственное библейскому тексту сочетание самого возвышенного и духовного с самым обыденным, то свойство, когда через самые простые, повседневные приметы проступают божественные смыслы. Поэтому сюжет, описанный в Книге Бытия, разворачивается в работах европейских мастеров во всех деталях.
У данного сюжета есть еще один аспект. Вся история про гостеприимство Авраама вписывается в широко распространенные мифологические представления о том, что человек, оказавшийся на пороге дома, может быть Богом или посредником между богами и людьми. Мотив Бога-гостя, посещающего людей, встречается в ведийских текстах; его происхождение относят к общеиндоевропейской эпохе. Он был распространен в греческой мифологии. Его яркий пример - миф о Филемоне и Бавкиде - бедной престарелой паре, которых под видом обычных путников посетили Зевс и Гермес. Старики Филемон и Бавкида им оказали радушный прием, в отличие от остальных жителей села. За что в итоге были вознаграждены и богатством, и желанной участью - умереть в один день. На картинах европейских художников данный сюжет появлялся очень часто. Когда смотришь на эти работы, не всегда с первого взгляда даже различаешь их с гостеприимством Авраама, настолько композиция и приметы радушного гостеприимства между собой схожи.
«Позже во многих европейских странах получает распространение поверье, что Иисус Христос со своими апостолами и святые ходили по земле, переодевшись в лохмотья, и испытывали людское милосердие» [2, с. 41]. Да и сам апостол Павел взывал к христианам: «Страннолюбия не забывайте, ибо чрез него, не зная, оказали гостеприимство ангелам» (Евр. 13,2) - имея, конечно же, в виду Авраама и Сарру.
Гостеприимство в традиционных культурах выступает как обмен дарами. А в случае, когда гостеприимство оказано богам или божественным посланникам, ответный дар становится особенно ценным: гостеприимство Авраама венчается дарованием ему сына, а Филемону и Бевкиде - богатством и желанной земной участью. То есть мы опять возвращаемся к архаическому восприятию гостеприимства как ритуала, имеющего сакральное значение.
Однако по мере того, как происходила секуляризация культуры, менялись и трактовки сюжета, все более очевидно утрачивая глубокую символичность, сущая поле трактовок и превращаясь в иллюстрацию библейского текста. Начиная с XVII века еда на столе становится просто едой, угощением, знаком щедрого гостеприимства патриарха.
Мы уже говорили, что описание приема Авраамом гостей всегда рассматривалось как высший образец проявления гостеприимства, как «образ идеального приема гостей»
Святые отцы обращали внимание на сам характер библейского описания, на частое использование слов «побежал», «поспешил». Вот как комментировал этот текст святой Иоанн Златоуст: "смотри, как все делается со скоростью, с пламенным усердием, с радушием, с радостью и большим удовольствием!.. Сам все делает и предлагает! Он даже не признал себя достойным сесть вместе с ними, но, когда они ели, он стоял пред ними под деревом. Какое величие страннолюбия! Какая глубина смирения!» (Творения т.14, кн.1, с.114)
И живопись, сосредотачиваясь на теме гостеприимства, демонстрирует представление своей эпохи о том, что есть идеальное гостеприимство богатого человека. И поскольку представления о гостеприимстве и его приметы, атрибуты, нормы менялись во времени, художники, все более и более сосредотачиваясь именно на этом аспекте, неизбежно начинали дополнять библейский текст.
Прежде всего на столе появляется дорогая серебряная посуда, сосуды из тонкого стекла, которых не могло быть у Авраама. Новые продукты: помимо вина - фрукты, оливки. Помимо тарелок появляются блюда разной формы, инкрустированные кувшины, приборы.
Так, на картине ученика Рембрандта, прекрасного нидерландского художника Гербранда ван ден Экхаута «Авраам и три ангела» (1656 г.). Три путника сидят возле большого каменного дома, на высоких ступенях которого виден павлин, а вдали копошатся слуги. Стол покрыт до-
рогой, шитой золотом скатертью. Он ломится от яств. Три юных босоногих ангела смотрятся оборванцами рядом с богато одетым Авраамом. Его платье из парчи и бархата также расшито драгоценными нитями, на голове - роскошный головной убор, типа тюрбана. Он весь - олицетворение достатка, довольства жизнью, чувства собственного достоинства. Богатый накормил бедных, сильный пригрел слабых. Он не склоняется перед ангелами, хотя в знак радушия, прижал руку к сердцу, в а стоит величественно и расслабленно. Кажется, он даже взирает на них слегка снисходительно.
Вся сцена предстает как предельно профессионально выполненная иллюстрация к рассказу о жизни патриарха. И, кажется, нет ничего неожиданного в происходящем, жизнь кипит, павлины ходят, Авраам не теряет представительности и чувства реальности. Еда и стол здесь - элементы антуража, детали в общей цепи рассказа о мирной жизни патриарха.
На картине Питера Ластмана построек нет. Представлен деревенский пейзаж и даже - редкий случай: нет стола. Гостям накрыто угощение на дорогом ковре. Помимо хлеба и мяса - видны маслины, плетеные бутылки для вина, стеклянный бокал.
Фигура Авраама выпрямляется. Он е предстает не предупредительно склоненным, а стоящим в полный рост, исполненным чувства собственного достоинства.
Гости на картинах XVII века тоже утрачивают свою величавую неподвижность и фронтальность. «Пассивность, неподвижность гостя соответствуют его высокому статусу» [1, с. 121]. Но они обретают все большую подвижность: разговаривают между собой, интересуются едой, стоящей на столе.
Казалось, европейское искусство утратило ощущение сакрального, возвышенно-трепетного.
Однако ситуация вновь изменилась на рубеже Х1Х-ХХ веков, когда художники утратили интерес рассказу, к подробному повествовательному описанию. Самый яркий пример совершившегося переворота - картины Марка Шагала, этого, согласно по всем энциклопедиям, французского художника XX века. Впервые за всю историю изображения данного библейского сюжета, когда, казалось бы, были испробованы и созданы все возможные композиционные варианты - он создает нечто никем прежде не создаваемое. М. Шагал сажает трех ангелов за стол спиной к зрите-
лю. Они заслоняют собой стол. Впервые он отодвинут на второй план. За белоснежными крыльями ангелов зритель может рассмотреть только отдельные детали застолья. От характерной живописной легкости, даже небрежности Шагала, от наивно-детской трактовки вдруг возвращается ощущение чуда, утраченного за бытом, за рассказом, за передачей исторически точных деталей. Вдруг ясно и естественно ощущается божественное присутствие.
Сделав круг, живопись вновь вернулась к мифологичности, символичности языка как наиболее адекватного для точной передачи библейского сюжета.
Как видим, данный библейский сюжет оказался сложным для его художественной визуализации. Столь характерное для Библии сочетание божественно-великого, мироздатного с предельно бытовым, повседневным создавало своеобразную художественную ловушку. Художники либо становились бытописателями, либо, напротив, пренебрегали библейским рассказом и обращались исключительно к символическому плану изображения.
От рассказа о гостеприимстве - к символу троицы. От еды как знака гостеприимства и радушия - к еде как евхаристическому символу. Между этими двумя полюсами на протяжении 15 веков колебалась европейская живопись, актуализируя тот или иной аспект, тот или иной подход.
Список литературы
1. Байбурин А.К., Топорков А. Л. У истоков этикета: Этнографические очерки. Л.: Наука. Ленинградское отд-ние, 1990.
2. Ватолина Ю. В. Гостеприимство как антропологический феномен: автореферат дис. ... доктора философских наук. СПб., 2014.
3. Грипу Э., Сперлинг X. Ангелы в гостях у Авраама: иудейская и христианская экзегеза 18-19 глав Книги Бытия // URL: https://bo-goslov.ru/article/6028809 (дата обращения: 16.09.2020).
4. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М.: Лабиринт, 1997.
