CC BY
45
УДК 02
О. И. Тиманова, А. Р. Тиманова
СВЯЗАННОСТЬ РОССИЙСКОЙ «КНИГИ ДЛЯ НАРОДНОГО ЧТЕНИЯ» С ПОПЕЧИТЕЛЬСТВОМ О НАРОДЕ КАК СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ ТРАДИЦИЯ XIX СТОЛЕТИЯ
Предмет исследования - зарождение в России XIX столетия социокультурной традиции связанности книг для народного чтения с развитием попечительства о народе, благотворительности, педагогических технологий. Литературная и общественная деятельность В. Ф. Одоевского, А. П. Заблоцкого, К. Ф. Эн-гельке и других авторов «народной» книги представлена как способ социальной коммуникации, значительная составляющая социальной системы, важное звено преобразования России, ее социокультурного прогресса.
Ключевые слова: просветительство, благотворительность, попечительство о народе, хрестоматия, книга для народного чтения
The subject or research is formation in the Russia of the 19th century of the socio-cultural tradition of connection between books for public reading and development of patronage of the people, charity, pedagogical technologies. Literature and social activity of V. F. Odoyevskiy, A. P. Zablotskiy, K. F. Engelske and other authors of “public” book is represented as a method of social communication, a significant chain of transformation of Russia, its socio-cultural progress.
Keywords: educating, charity, patronage of the people, anthology, book for public reading
Характерной содержательной и функциональной чертой так называемых народных чтений в России являлась их связанность с задачами попечительства о народе и благотворительностью, которые на протяжении XIX столетия переживали интенсивное становление.
Филантропическая тема в наши дни получила развитие в богатейшем научнометафизическом и литературно-художественном дискурсе, но по-прежнему нуждается в непредвзятом анализе. Точно так же для постижения особенностей народных чтений сегодня далеко не достаточно одних только книговедческих изысканий, имеющих целью описание типологической специфики и истории издания разновидностей учебно-познавательной книги. Для полноты обрисовки требуется корректировка научных подходов, применение совокупного инструментария гуманитарных наук. Не случайно междисциплинарные и комплексные гуманитарные исследования в последние десятилетия набирают силу, становятся знамением времени. В нашем случае продуктивно сочетание историко-социологи-
ческого, историко-культурологического и историко-книговедческого ракурсов рассмотрения.
С книговедческой точки зрения «чтения» -познавательно-образовательные издания, содержащие учебно-развивающие материалы теоретического и практического характера, разновидность хрестоматии (греч. chrestomatheia, от скге81о8 - ’полезный’ и тап^апо - ’учусь’). Адресованные малограмотному читателю, чаще всего простолюдину, книги для народного чтения в XIX в. были подчинены претворению в жизнь задач просветительских и попечительских в первую очередь: через вырабатывание навыка чтения служили общему развитию, самообразованию и воспитанию соответствующей целевой аудитории; являясь важным звеном процесса воспроизводства культурных и социальных ценностей, способствовали социализации своего читателя через усвоение устойчивых социокультурных стандартов поведения, определенных нравственноидеологических норм и ценностей. При этом, с точки зрения материальной формы, они представляли собой иногда вовсе даже не кни-
31
гу, а журнал, периодическое издание, хотя в большинстве случаев конструировались по принципу сборника-хрестоматии.
Хрестоматийный подход к построению учебно-образовательных изданий в европейском просветительстве корнями уходит во времена греческого грамматика Элладия. В IV в. н. э. им был составлен сборник избранных мест из произведений греческих писателей, впервые названный хрестоматией. Разновидностью хрестоматии как учебно-практического издания является отечественная «Родная речь», в наши дни активно использующаяся в начальной школе. Классическими образцами русских хрестоматий, созданных в XIX столетии, считаются «Родное слово» и «Детский мир» - книги для чтения, составленные К. Д. Ушинским.
В дореволюционной школе хрестоматии получили широкое распространение. Наряду с хрестоматиями историко-литературного характера и хрестоматиями, созданными на основе тематической и идейно-художественной общности отдельных произведений, существовали хрестоматии, отбор и расположение материала в которых подчинялись задаче изучения конкретной дисциплины, скажем, теории словесности.
В исследованиях конца XX - начала XXI в., в той или иной степени затрагивающих тему книг для народного чтения, участвуют представители различных гуманитарных специальностей. Для изучения обозначенной темы полезны историко-культурные, историко-социологические и историко-литературные труды, посвященные, в частности, социальнофилософскому творчеству и благотворительной деятельности В. Ф. Одоевского - одного из наиболее крупных русских писателей и общественных деятелей XIX в. (В. С. Виргинский,
A. В. Воробьева, В. И. Егорова, М. И. Медовой, Н. М. Михайловская, П. И. Федотова, И. Ф. Ху-душина и др.). В научных публикациях социологов и историков культуры (В. Г. Афанасьев,
B. Г. Бобровников, П. В. Власов, Е. Ю. Горбунова, П. Н. Мешалкин, А. В. Скоч, А. Р. Соколов и др.) проблемы благотворительности и попечительства о народе получают новое ос-
вещение. Особый интерес в этом ряду представляют исследования, инициированные активным возрождением благотворительных обществ, откликающиеся на проблемы организации сельскохозяйственных интернатов и детских деревень нового типа, центров воспитания и образования детей-сирот и детей беднейших родителей (С. В. Агулина, О. В. Папкова и др.).
Сегодня актуально воспроизведение общего социокультурного контекста бытования в XIX столетии изданий хрестоматийного характера, предназначавшихся для чтения детей и народа. Небезынтересно наблюдение за обстоятельствами зарождения и реализации на практике идеи «народной» книги на фоне поступательного развития в России просветительского книгоиздания, попечительства о народе, благотворительности, за реакцией современников на проблемы филантропии, нашедшей отражение в литературной критике, частной переписке, официальных документах. Анализ соответствующих источников, однако, пока слабо представлен в научной литературе, здесь можно назвать совсем небольшое количество имен, что множит потребность в свежих научных подходах (Б. Ф. Егоров, М. И. Медовой, Д. И. Стогов). Обновленной интерпретации требует также корпус дореволюционных исследований о филантропии, в том числе посвященных созданию Общества посещения бедных просителей, устройству больниц и приютов (В. Ф. Боцянов-ский, О. О. Буксгевден, С. К. Гогель, В. А. Ин-сарский, Е. Д. Максимов, Н. В. Путята и др.). Непреходящую ценность представляет монография П. Н. Сакулина «Из истории русского идеализма. Князь В. Ф. Одоевский» (М., 1913) -фундаментальный труд об идейных исканиях русских идеалистов и князе Одоевском. В печати вышел лишь один том исследования, многие из материалов, подготовленных для второго тома, остались неизданными [7; 8], что инициирует дальнейшие изыскания российских ученых (Б. Ф. Егоров, В. И. Егорова, М. И. Медовой, М. А. Турьян и др.).
Функционирование учебной литературы конца XVIII - первой половины XIX в. рас-
32
смотрено в исследованиях системы дореволюционных учебных заведений (П. А. Лебедев,
A. Г. Небольсин, В. В. Григорьев, В. И. Фарма-ковский, С. А. Князьков, В. Я. Струминский и др.), истории педагогики (Г. А. Фальборк,
B. И. Чарнолуский, Н. Х. Вессель, М. И. Дем-ков, П. Ф. Каптерев и др.), методики преподавания словесности (Ц. П. Балталон, М. С. Лапа-тухин, И. М. Богданов, В. Ф. Чертов и др.). Отдельные шаги по реализации книговедческой составляющей темы сделаны в работах по детской литературе, касающихся вопросов истории издания и типологии учебных изданий (А. П. Бабушкина, С. А. Карайченцева, М. В. Сеславинский и др.). В частности, в новейшем исследовании А. А. Сенькиной разработана научная книговедческая база возможного использования в современной издательской практике опыта особого вида образовательного издания - «книги для чтения», дефинированной как «учебное пособие для начальных классов, составленное из отдельных текстовых фрагментов и предназначенное для упражнений в чтении, пересказе и заучивании наизусть, для развития кругозора и когнитивных способностей учеников» [9, с. 10].
В самостоятельную ветвь научных разысканий выделилась тема «В. Ф. Одоевский и книги для народного и детского чтения» (А. П. Бабушкина, В. В. Греков, О. Е. Евдокимова, А. А. Краевский, Е. С. Некрасова, Л. Е. Оболенский, О. Н. Субаева и др.). Закономерно внимание исследователей привлекала и такая разновидность книги для народного чтения, задуманная и осуществленная Одоевским совместно с его другом, видным государственным деятелем Андреем Парфенови-чем Заблоцким-Десятовским, как «Сельское Чтение» (СПб., 1843-1848, кн. 1-4). В рецензии на вторую книжку «Сельского Чтения»
В. Г. Белинский подчеркивал: «...нельзя не радоваться, что с некоторого времени книги для простого народа сделались целою отраслью русской литературы. Это счастливое направление произведено было первою книжкою “Сельского чтения”, изданною князем Одоевским и г. Заблоцким» [1, с. 27].
Широкий подход к вопросам просвещения, попечительства и благотворительности характерен прежде всего для самого Одоевского - идейного вдохновителя «Сельского Чтения». По глубокому убеждению писателя, успех мог быть достигнут только в единстве литературно-просветительского, педагогического и филантропического подходов. Авторитетный русский сенатор, гофмейстер Двора Его Величества, один из последних потомков Рюриковичей, князь свободно владел несколькими европейскими языками (французским, немецким, итальянским, английским, испанским), знал церковнославянский, латинский и древнегреческий. Разносторонние увлечения Одоевского сформировали его как философа и педагога, музыкального деятеля и благотворителя, мастера по изготовлению музыкальных инструментов и алхимика, археолога и кулинара. Вместе с В. К. Кюхельбекером Одоевский издавал «Мнемозину» (1823-1825), первый в России альманах для читателей-интеллектуалов. Писатель стоял у истоков любомудрия (1823-1825), писал педагогические сочинения, был автором первых в России утопических романов и научно-популярных рассказов и сказок для детей, фантастических повестей в духе Э.-Т.-А. Гофмана, за что получил титул Hoffmann II (от известной русской поэтессы XIX столетия Е. П. Ростопчиной). Уже в преклонные годы Одоевский изучал стенографию, интересовался тюремной реформой. Писатель ратовал за отмену крепостного права и день издания царского Манифеста (19 февраля 1861 г.) в кругу семьи и друзей предлагал отмечать как Великий первый день свободного труда. Одоевским создано несколько музыкальных произведений (романсов, фортепианных и органных пьес), усовершенствованы музыкальные инструменты, написано множество музыкально-критических и музыкальноисторических статей, брошюр и заметок.
Создание «народной» книги Одоевским и другими писателями детерминировалось стремлением изменить к лучшему условия жизни и быта простого крестьянства, исходило от действительно прогрессивных предста-
33
вителей российского общества. Закономерно поэтому, что «Сельское Чтение» изучалось в рамках теории и истории российской печати и цензуры (Н. А. Паршукова), рассматривалось в контексте просветительских взглядов кн. Одоевского (Н. М. Михайловская). В 1960-е гг. в научный оборот были введены данные, связанные с финансовой стороной, тиражами и распространением по учебным заведениям «Сельского Чтения», выпускавшегося в рамках деятельности Ученого комитета Министерства государственных имуществ, членом которого был Одоевский (Д. Ф. Тарасов).
Многообразием восприятий (например, Ю. Б. Балашовой «Сельское Чтение» трактовалось еще и как литературный альманах календарного типа) отмечено также и прошлое состояние «народных» хрестоматий и сборников, поскольку в России XIX столетия практические методы разрешения проблемы народного чтения были сопряжены с разногласиями, порождали идейные споры. Так, участвовать в «Сельском Чтении» отказался старинный друг Одоевского, поэт, близкий к кружку любомудров, Алексей Степанович Хомяков, который, по его словам, был не согласен с самой «ипостасью» издания. Принимая необходимость «и новых данных, и нового строя мысли» для разрешения просветительской задачи или «для проло-жения путей, по которым она может быть разрешена», идеолог славянофильства не увязывал успех дела ни с социальным служением и благотворительностью, ни с деятельностью по созданию книг для народного чтения (Письмо А. С. Хомякова В. Ф. Одоевскому от 9 июля 1845 г.) [6]. С точки зрения отвлеченного рассуждения, свойственного Хомякову-философу, деятельность подобного рода представлялась «мнимою»: «отстраняющей» те «новые и живые начала, на которые должна опереться мысль, чтобы уясниться и подвинуть вперед человечество» [Там же]. Вопреки мнению Хомякова, однако, печатание «Сельского Чтения» и его неоднократное переиздание имело серьезный общественный резонанс. Книга разошлась в количестве до 20 000 (по некоторым сведениям и до 30 000) экземпляров в течение первых
двух лет выпуска; тома-книги «Сельского Чтения» неоднократно переиздавались (с 1843 по 1848 г. - 7 раз; в 1864 г. кн. 1 вышла в 11-й раз).
Вот почему Одоевский на это и подобные этому нарекания со стороны людей, хотя и одного поколения, одной с ним культуры, но умозрительно воспринимающих суть вопроса, давал аргументированную отповедь. «Я пишу для народа и для детей, - говорил он, - потому, что никто другой не пишет... Если вы, господа, знаете всю подноготную русского человека, зачем вы не пишете для него, для чего нас своим письмом не учите?» (Письмо А. С. Хомякову от 20 августа 1845 г.) [6]. Свой общественный долг Одоевский видел в социальном служении, литературно-издательской и благотворительной деятельности на всеобщее благо, в распространении полезной детской и народной книги - даже в том случае, если такая книга не лишена недостатков. «Завели вы “Библиотеку для воспитания”, - многое в ней мне не по сердцу, - замечал он, - но я сую ее всюду, где могу, и что только успел написать, послал в нее; так я понимаю жизнь; а не в отстранении, не в затворничестве, не в терпимости, не в кулачном бою ни за что ни про что, а так, оттого, что не по-нашему» [Там же].
«Go а head, never mind, help yourself!» («брось прохладушки - неделанного дела много») - квинтэссенция жизни Одоевского. Еще в 1830-х гг. писатель жаловался на «безлюдье» в России при массе дела («О вражде к просвещению, замечаемой в новейшей литературе», 1836). Ту же жалобу Одоевский повторил и четверть века спустя: «В России еще нет ни отдельного пространства, ни отдельного времени для искусства. Мы находимся еще почти в положении первых плантаторов в Америке, где каждый должен был быть и хлебником, и сапожником и дровосеком; в такие эпохи отказываться от скучного сухого дела для труда более привлекательного было бы, при известной личной обстановке, до некоторой степени эгоизмом, особливо теперь, когда Россия зажила новой жизнью, когда кипит в ней сильное благодетельное движение, когда все отрасли общественной жизни, словно раскрытые рты,
34
требуют здоровой разумной пищи, а между тем безлюдье большое!» [5]. В глазах писателя, просвещение - великая созидающая сила, о чем в 1843 г. по поводу 1-й книжки «Сельского Чтения» он писал М. Н. Загоскину, одному из авторов сборника: «Это дело не литературное, не блестящее, но, может быть, более дело кровное; беда, если разрастется наш народ с первой минуты чтения, под влиянием нелепой блудни. безверия и прочих гадостей. наша минута - важная минута: теперь нашему простому народу, кажется, не более лет тринадцати; беда, если [он]. испортится и физически и нравственно, и после не поправишь никаким лекарством; а чем кормить его теперь - о том не худо подумать и раздумать» [5].
Жажда практической реализации «кровного» дела побуждала Одоевского служить в цензурном комитете Министерства внутренних дел (с 1826 г.), где он участвовал в составлении нового, более либерального цензурного устава (1828 г.). После перехода комитета в ведение Министерства народного просвещения Одоевский продолжал службу в должности библиотекаря, служил в департаментах Духовных дел иностранных исповеданий и Государственного хозяйства, редактировал «Журнал Министерства внутренних дел». Ученый комитет Министерства государственных имуществ, в котором около четверти века (1838-1862) Одоевский работал в должности старшего члена Комитета по народному образованию, занимался школами для государственных крестьян, что немаловажно: к началу 1840-х гг. государственных крестьян в России было более 20 млн, и Министерство осуществляло педагогическое руководство ими. В обучении грамоте вместо трудно воспринимаемого буквослагательного метода Одоевский предлагал звуковой метод («Таблицы складов», 1839). Издания, подготовленные Одоевским, способствовали развитию умственных способностей учащихся, расширяли объем общеобразовательных знаний.
В 1846 г. Одоевский вступил в должность помощника директора Императорской публичной библиотеки и директора Румянцевско-
го музея в Санкт-Петербурге. По инициативе писателя в Санкт-Петербурге в 1844 г. была учреждена Елизаветинская детская больница (впоследствии - больница Л. Пастера).
В 1839 г. Одоевский был назначен правителем дел Комитета главного попечительства о детских приютах. Согласно положению, приюты состояли в ведении Комитета главного попечительства о детских приютах, находившегося под покровительством царицы. Комитет должен был издавать для детских приютов учебные пособия и руководства, и Одоевский создал «Положение о детских приютах» и «Наказ лицам, непосредственно заведывающим детскими приютами», при разработке которых учел успешный педагогический опыт школы для малолетних детей русского педагога Е. О. Гугеля, зарубежных детских учреждений. Детские приюты Одоевский желал сделать не просто убежищами, в которых дети получали бы питание, но воспитательными учреждениями, где они находились бы под надзором и опекой. Согласно документам, разработанным Одоевским, эти воспитательные детские учреждения должны были доставлять убежище бедным детям, оставшимся без надзора во время дневных работ их родителей, - убежище, которое до некоторой степени заменило бы им семью; внушать детям чувство доброй нравственности и к этой цели направлять детские занятия и игры; приучать детей к порядку и опрятности, развивать их умственные способности путем наглядного изучения простых предметов, их окружающих; давать детям элементарные знания об окружающем, навыки ремесла и рукоделия. Дети должны были находиться в приютах с 7 часов утра до 8-9 часов вечера. Жизнь в детском приюте, по мысли Одоевского, должна была быть организована на семейных началах. В связи со сказанным, смотрительниц следовало назначать из числа окончивших женские учебные заведения и практиканток, уже работавших с детьми в приютах. Если в приюте по какой-то причине необходимо было прибегнуть к наказаниям, то они должны были соразмеряться с важностью проступка, и никогда
35
дитя не должно было быть наказано телесно. При выборе смотрительниц, полагал Одоевский, особое внимание должно быть обращено на их «душевное» образование: «Чистая нравственность, нрав тихий и миролюбивый, здравый смысл и врожденное чувство любви к ближнему - вот необходимые качества в женщине, долженствующей быть в некотором смысле матерью многочисленного семейства, составленного из детей, ей чуждых» [4, с. 63].
В действительности работа многих детских российских приютов, к сожалению, была далека от идей Одоевского. Занятия проводились однообразно, режим жизни детей приближался к казарменному, игры были редким явлением, внимание обращалось главным образом на религиозное воспитание и внешний порядок, на занятия детей рукоделием и ремеслами. Однако после отстранения Одоевского в 1841 г. от должности правителя дел Комитета стало и того хуже: идеи писателя, положенные в основу работы созданных им учреждений, уступили место методам официальной педагогики николаевского времени, ценившей более всего муштру и зубрежку.
Всеобщая значимость национально-
народных смысловых ориентиров, за которую ратовали прогрессивные русские деятели культуры, предполагала всеобщую их распространенность. Отсюда вытекала задача использования книг для «народного» чтения для осуществления духовного попечительства о народе, требование поддержания «народного» чтения как формы универсальной коммуникации, канала воспроизводства культуры. В этом заключались истоки социокультурной традиции связанности авторов книг подобного рода с попечительством и благотворительностью, которая характеризовала просветительское книгоиздание России 1840-1900-х гг.
Примеров тому немало. Так, «Грамотку, писанную со слов крестьянина Сидора, сыном его Тимошею» (кн. 1) и «Коли грамотка дастся, так на ней далеко уедешь» (кн. 2) для «Сельского Чтения» подготовил общественный деятель
Н. С. Волков, в поздние годы ставший товарищем председателя Санкт-Петербургского обще-
ства глухонемых (ныне это Санкт-Петербургское региональное отделение Всероссийского общества глухих). Согласно уставу, целью общества было выдавать своим членам-глухонемым пособия как заимообразные, так и безвозвратные; содействовать приисканию занятий для членов-глухонемых, которые лишатся места; способствовать улучшению быта чле-нов-глухонемых; доставлять им возможность проводить свободное от занятий время с «удобством, приятностью и пользою» и пр.
С попечительством о народе был связан и такой автор «Сельского Чтения», как тобольский губернатор К. Ф. Энгельке, написавший для «народного» сборника Одоевского-
Заблоцкого «Разговор между тремя крестьянами в селе Михайловском» (кн. 1). Уже в начале своей губернаторской деятельности Эн-гельке проявил себя как инициативный государственный служащий. 19 октября 1845 г., когда всем губернаторам было предписано предпринять меры относительно прекращения между раскольниками сводных браков, Эн-гельке докладывал, что разлучение не является действенным средством - до тех пор, пока бывшие муж и жена будут оставаться в одном селении и даже в одной волости, т. е. среди своих единомышленников. Не поможет в сложившихся обстоятельствах и переселение одного из супругов в более отдаленные места, в частности, в Закавказский край - по причине разорительности этой операции и для казны, и для крестьянской общины, которая «обременится платежом податей за расстроение семейства» [Цит. по: 2, с. 54]. Кроме того, неизбежно встанет вопрос о том, кто и за чей счет будет воспитывать рожденных в таком сводном браке детей-малолеток. Иными словами, заключал Энгельке, меры, не ведущие прямо к цели, будут не только безуспешны, но дадут «повод к безнравственности, которой сейчас у старообрядцев нет» [Цит. по: 2, с. 54].
В апреле 1846 г., пытаясь пресечь накопление недоимок за инородцами, Энгельке внес на усмотрение генерал-губернатора западной Сибири П. Д. Горчакова предложение о соединении некоторых их волостей с русскими. В марте
36
1847 г. формулярный список Энгельке пополнился записью его высокого начальника кн. Горчакова о благоразумных распоряжениях, отдававшихся Энгельке во время свирепствовавшей в Тобольске холеры, «в продолжение коей народное спокойствие в городе ничем не нарушилось и жители с полным доверием к начальству содействовали не только денежными пожертвованиями, но и личными услугами» [3, с. 625]. В 1848 г. при непосредственном участии Энгельке в Западной Сибири открылись два комитета попечительства о тюрьмах (в г. Тюмени и в г. Березове), был издан приказ о ссыльных, предписывающий им занимать помещение в новом Тобольском остроге. Вполне понятно отсюда, что «высокий, сухой и лысый немец» (М. С. Знаменский) сумел произвести благоприятное впечатление и на декабристов. Вместе с тем губернаторская власть в Тобольской, как и в любой другой губернии России, как правило, была поглощена окружающими генерал-губернатора лицами, вследствие чего губернатор становился лишь «страдательным» лицом, не имевшим и тени власти [См.: 10,
с. 274-277]. Подобного рода фигурой - «страдательной», при всей ее неоднозначности, со всей очевидностью была и фигура Энгельке - человека, не лишенного дарований, стремившегося проявить свои знания и опыт на благо народа не только на профессионально-служебном поприще, но и на ниве литературного просвещения.
«Человека можно направить, но не исправить: человек исправляется сам собою, то есть когда сам сознает необходимость своего исправления. Не передавайте человеку знания, но старайтесь, чтобы он получил способность сам доходить до него - вот крайний предел педагогии во всех степенях учения, а тем более на степени элементарной», - писал Одоевский, человек «благоволения ко всему прекрасному и полезному» [4, с. 65]. Этой благой цели, как показывает погружение в историю русской общественной мысли, было подчинено общественное и литературное служение русских писателей, государственных деятелей и благотворителей XIX столетия, создавших «книгу для народного чтения» - важное звено механизма преобразования России.
1. [Белинский В. Г.] Сельское чтение, книжка вторая, изданная князем В. Ф. Одоевским и А. П. Заблоц-ким. Санкт-Петербург, 1844. В типографии Министерства государственных имуществ. В 12-ю д. л. 188 стр. // Отечественные записки. - 1844. - Т. XXXIII. - № 3. - Отд. VI «Библиографическая хроника». -
С. 25-28. - С. 27. Без подписи.
2. Бежан, Е. М. Законодательство о старообрядческих браках и семье и особенности его реализации в Западной Сибири в первой половине XIX в. / Е. М. Бежан // Омский научный вестник. Сер. Общество. История. Современность. - 2008. - № 5 (72). - С. 52-55.
3. Культурное наследие Сибири: биогр. справ. / сост. В. Ю. Софронов; Урал. гос. ун-т им. А. М. Горького. - Екатеринбург, 2008. - 635 с.
4. Одоевский, В. Ф. Наказ лицам, непосредственно заведывающим детскими приютами // Избранные педагогические сочинения / В. Ф. Одоевский. - М.: Учпедгиз, 1955. - С. 61-69.
5. Одоевский, князь Владимир Федорович [Электронный ресурс]. - Режим доступа:
http://dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/94520 (Дата обращения: 08.10.2012).
6. Переписка Одоевского с Алексеем Степановичем Хомяковым [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://az.lib.rU/o/odoewskij_w_f/text_0550.shtml (дата обращения: 25.10.2012).
7. Сакулин, П. Н. «Сельское чтение». Материалы для книги об Одоевском В. Ф. / П. Н. Сакулин // РО ИР ЛИ. Ф. 272. Оп. 1. № 91. 114 л.
8. Сакулин, П. Н. Просветительская деятельность В. Ф. Одоевского. Выписки и заметки / П. Н. Сакулин // РО ИР ЛИ. Ф. 272. Оп. 1. № 145. 149 л.
9. Сенькина, А. А. «Книга для чтения» как вид учебного пособия для начального обучения: вопросы типологии и истории издания (конец XVIII - первая половина XIX в.): автореф. ... канд. филол. наук / А. А. Сенькина; С.-Петерб. гос. ун-т культуры и иск-ва. - СПб., 2010. - 22 с.
10. Сибирские и тобольские губернаторы: исторические портреты, документы / Упр. по делам арх. администрации Тюмен. обл., Тюмен. гос. ун-т; [авт. и сост. Т. И. Бакулина и др.]. - Тюмень: Тюмен. изд. дом, 2000. - 576 с. Сдано 27.05.2013
37
