CC BY
56
УДК 821-3
Т. Н. Козина
Святочная повесть О. А. Николаевой «Ничего страшного»
В статье рассматривается возрождающийся в современной русской прозе жанр святочного рассказа. О. А. Николаева обращается к крупной эпической форме, что дает ей возможность включить в текст повести пять святочных рассказов и реализовать собственные интенции в рамках канонических признаков святочного жанра.
The revival some genre of atheism is coming in modern Russian prose. The Christmas story is among them. O.A. Nikolaeva deals with a big norm; it helps her to include in the text 5 Christmas stories and to realize own ideas to frames canons signs of Christmas genre.
Ключевые слова: святочный жанр, современная проза, мистификация, мотив, преображение жизни.
Key words: Christmas story, modern prose, mystification, motive, transformation of
life.
Истоки святочного жанра лежат в русском фольклоре. Его название связано со святками (от глагола «святить»). В древности христиане освящают все торжественные праздники благочестивыми делами: цари уменьшают подати, простые люди, выполняя наставления священников, творят милостыню. Эти дни, насыщенные душеспасительными делами, называют Святыми, или Святками. Простой народ после окончания Рождественского поста наполняет это время играми и забавами. «Мы нигде не видим, чтобы Святки праздновались с такой безотчетной веселостью, как среди русских», — писал исследователь отечественного духовного достояния А. В. Терещенко [5, с. 641]. Святочные забавы разнообразны. К ним относятся не только гадания, но и различные игры: фанты, жмурки, ряжение. Обычно наряжаются козой, журавлем, медведем. «... Маски, бывшие в обиходе у нас издревле, преследовались духовенством. Архиепископ Лука в поучении своем XII века запрещает «москолюдст-вовать», то есть принимать нечеловеческие образы» [5, с. 642]. В дни Святок в кругу родных, соседей, друзей было принято рассказывать бы-лички или бывальщины.
Былички, бывальщины и легенды относятся к несказочной прозе. Интерес к ней возник лишь в ХХ веке. Возможно, это объясняется тем, что «в повседневном бытовании прозаические жанры фольклора не имеют наименований» [7, с. 69]. Названные жанры имеют установку на достоверность, их прикладное назначение - передавать исторические, политические, религиозные, бытовые и другие новости.
59
Слово «быличка» было введено в фольклористику Б. М. и Ю. М. Соколовыми, услышавшими его от крестьян Белозерского края. Быличкой в народе называют небольшой рассказ о столкновении человека с инфернальной силой. Нарратив существует в форме личного свидетельства. Быличка относится к «суеверному меморату» [7, с. 70]. Когда этот одноэпизодный рассказ обрастает рядом подробностей, вносимых новыми нарраторами, то есть начинает не только информировать, пугать, но и развлекать, тогда быличка, становясь «суеверным фабулатом» [7, с. 71], переходит в другой жанр. Фольклористы обозначают его словом «бывальщина». Это определение в «Толковом словаре живого великорусского языка» В. И. Даля имеет синонимы - бывалка, былица, былина, быль - и пояснение: «что было, случилось, рассказ не вымышленный, а правдивый; старина; иногда вымысел, но сбыточный, несказочный. Бывальщину слушать лучше сказки... Быль не сказка: из нее слова не выкинешь» [2, с. 148].
Писатели часто используют в своем творчестве жанры несказочной прозы. А. Н. Толстой создает два цикла: «Русалочьи сказки» и «Сорочьи сказки» (1923). «Сказками все эти произведения можно назвать лишь условно: они сочетают в себе признаки страшной или смешной былички, рассказа и сказки. К тому же писатель вольно обращался с поверьями...» [1, с. 264]. Т. Н. Толстая, возможно, уже под влиянием этих произведений своего деда пишет рассказ «Окошко» (2003), в котором явственно прослеживаются жанровые признаки былички. Э. С. Кочергин пишет цикл «Питерские былички» (2004), куда входят рассказы о 40 - 60-х годах ХХ века.
Современные писатели редко обращаются к святочному жанру. Их новаторство проявляется в создании крупных видовых форм. О.А. Николаева определяет жанровые особенности святочного произведения в первой части повести «Ничего страшного» (2005). Один из героев отмечает: «Во-первых, события должны происходить между Рождеством и Крещеньем, то есть на Святках по определению. Во-вторых, в рассказе должен быть некий элемент недоразумения или мистификации, и в конце концов недоразумение должно быть разрешено, а мистификация разоблачена <...>. И, в-третьих, все заканчивается преображением жизни. Если этого нет, то это просто байка [4, с. 62-63].
Следовательно, О. А. Николаева считает непременным признаком святочного рассказа возвращение или обращение человека к Богу, упование на него в сложных жизненных ситуациях. Христианско-нравственная проблематика, по ее мнению, является доминирующей в содержании святочного произведения. Основу первой части повести составляют пять святочных рассказов. Это дискурсы хозяйки дома и её гостей-монахов, пришедших отметить наступление Святок. Каждый рассказ раскрывает собственную тему, мотивы которой продолжают развиваться во второй части и получают некое завершение.
Первый сюжет звучит из уст монаха Лазаря. Он повествует об истории любви своей сестры и школьного приятеля Алеши. «Гордая» и «самолюбивая» девица, «сама к себе невероятные предъявляла претензии», «но особенно несносна и придирчива была. к окружающим» [4, с. 63], поэтому долго не могла увидеть искреннего чувства Алеши. Кульминацией первой святочной истории становится сцена в ванной комнате, куда молодых людей закрывают воры-домушники: «прямо в шубах, в зимних ботинках, связали веревками - спина к спине плюс заткнули затычку и включили горячую воду» [4, с. 65]. Казалось бы, смерть героев неизбежна. Силу их веры раскрывает сохранившаяся способность шутить. Сестра Лазаря поучительно заявляет: «Жаль, до Крещенья еще два дня, а то было бы это купанье с мистической окраской, очистительное и от грехов, и кое от каких заблуждений» [4, с. 65]. Но затем, почувствовав трагизм ситуации, герои обращаются с молитвой к Матери Божией и Святителю Николаю. Соседи с нижнего этажа, увидев у себя потоки воды, прибежали на помощь, и «услышали дивное пение. Два ангельских голоса вдохновенно взывали к небесам». Спасенные сестра Лазаря и Алеша «поют до сих пор. Трое детей уже у них» [4, с. 66]. Алеша служит в московском храме, особенно любит праздник Крещенья. Во время этой службы звучат стихиры: «Глас Господень на водах вопиет глаголя: приидите, при-имите вси Духа премудрости, Духа разума, Духа страха Божия, явльшагося Христа» [4, с. 66]. Эта святочная история рассказывает не только о чудесном спасении героев, она свидетельствует о просвещении разума и души человеческой, обратившейся с молитвой к Богу.
Следующая история, приготовленная хозяйкой, была связана со святочными гаданиями о замужестве. В юные годы подруга рассказчицы обращается к такому варианту народных гаданий: на тарелке свечой сжигает бумагу, затем рассматривает тень, отбрасываемую на стену оставшимся пеплом. Повествовательница медитативно пересказывает эту историю, решив, что она не дотягивает до высокой планки поучительности первой.
Тогда она озвучивает другой реальный случай, связанный со Святками. Здесь присутствует современный вид гаданий - гороскоп. Рассказчица, работавшая в небольшой газете, под Новый год вынуждена была в срочном порядке придумывать гороскоп. Поскольку события происходят в святые дни, то её предсказания сбываются. Начальник мужа повество-вательницы предлагает отметить собственный день рождения на их даче. Не желая подводить супруга, она соглашается и поэтому вынуждена выслушивать хвастовство неприятного человека: «он себя нахваливал, даже сам по головке себя гладил, все рассказывал, какой он крутой парень .» [4, с. 68]. Когда именинник с женой решают уехать, выясняется, что машину засыпало снегом и сдвинуться с места невозможно. Выталкивая свою машину, Главный попадает в канализационный люк, откуда компа-
ния вытаскивает его «зловонного и несчастного, в самом что ни есть мизерабельном виде» [4, с. 69]. История заканчивается тем, что начальник мужа никогда больше не изъявлял желания праздновать с ними свой день рождения. Мораль этого святочного рассказа выводит Лазарь: «По вере вашей да будет вам» [4, с. 70]. Главный объясняет происшедшее предсказанием гороскопа.
Святочный рассказ, поведанный игуменом Иустином, содержит предысторию его прихода к вере. По своей сути это комическая ситуация положений. Студент МГИМО, что пришел к однокурснице, пригласившей его на день рождения, врывается в квартиру декана, часом ранее завалившего его на экзамене. В руках у юноши была трость, и декан, испугавшись мести двоечника, убегает от преследовавшего его студента. Получив сильный удар по голове от перепуганного преподавателя, Азаров оказывается в больнице с сотрясением мозга. Здесь он пролежал целый месяц, «кровать к кровати со старым священником» [4, с. 72]. Выйдя из больницы, юноша покрестился и решил поступать в семинарию. Сам игумен считает свою святочную историю иллюстрацией того, как «Хозяин «собирает, где не сеял». Все может сделать орудием нашего спасения» [4, с. 72]. Эта цитата из Евангелия взята из притчи о талантах (Мф. 25, 14-30).
Иконописец Дионисий рассказывает историю, произошедшую с неким иноком, под маской которого, вероятно, скрывает себя. Его рассказ, основанный на широко известном анекдотическом сюжете с попугаем, утверждает идею о том, что «может Господь и через неразумную тварь учинить свое святое заступничество» [4, с. 74].
Последняя история этой части повести является мистической. Она основана на фольклорном мотиве неразменного рубля. Её рассказывает шофер монастыря. Беспокоящаяся о коте жена выпроваживает Никифоровича из санатория, где они отдыхают, домой. Чтобы вернуть пропавшего за время отъезда кота, герой тратит много времени и денег. В итоге в полночь на перекрестке четырех дорог он покупает своего черного кота за рубль у какого-то странного человека. Слушатели объясняют Никифоровичу, что тот принял его за лукавого и решил, что получил за проданного кота неразменный рубль.
Рассказанные святочные истории помогают передать атмосферу Святок, показывают дружеское расположение героев друг к другу и объясняют, почему они откликаются на призыв повествовательницы о помощи по защите дома. В то же время все пять историй и сама повесть в целом раскрывают основную идею текста: «ничего страшного не произойдет, если душа человека устремлена к Богу».
Для усиления мистификации О.А. Николаева вводит в сюжет повести нехарактерный для этого времени года предмет - рыболовную сеть. Эпизод появления среди защитников дома Лазаря с сетью является ре-
минисценцией на евангельский сюжет о призвании первых учеников на апостольское служение. В нем говорится, как окруженный толпой слушателей Иисус Христос проповедовал на берегу озера. Увидев лодку Петра, Он вошел в нее и попросил отплыть от берега. Будущий апостол сказал, что они трудились всю ночь, но ничего не поймали. Когда же по просьбе Спасителя Петр забросил сеть, то они с Андреем наловили столько рыбы, что сеть прорвалась. Пришедшие на помощь товарищам Иаков и Иоанн быстро наполнили рыбой обе лодки, и те стали тонуть. Тогда Петр, увидев такое чудо, припал к ногам Иисуса Христа: «Выйди от меня, Господи! Потому что я человек грешный». На что Иисус Христос ответил: «Не бойся: отныне будешь ловить человеков» (Лк. 5. 1-11). Так начинается служение апостолов, которым предстоит исходить весь мир. Вместо ловли рыбы они будут привлекать ко Христу души людей.
В повести О.А. Николаевой монах Лазарь уподобляется апостолам. Он любитель рыбной ловли, получил сеть в подарок от крестника. Лазарь пытается использовать сеть по прямому назначению - для ловли. Спутывать герой предполагает бандитов, засевших, как ему представляется, в доме. В итоге был «пойман» Ваня. Для характеристики своего бывшего студента рассказчица вводит в текст известную дразнилку:
Ваня, Ваня - простота Купил лошадь без хвоста.
Сел задом наперед И поехал в огород [6, с. 56].
Несостоявшийся поэт Ваня попадает из одной неприятной ситуации в другую. Подмосковный священник, познакомившись с юношей, видя его бесхитростность и слабый характер, советует: «Ваня, ... тебе нельзя от храма ни ногой. Пропадешь ведь. Это точно про тебя сочинили: «Ваня, Ваня, простота, купил лошадь без хвоста». Лучше бы тебе прочь из Москвы, от всей этой литературной среды» [4, с. 79]. Все попытки младенчески наивного героя жить самостоятельно заканчиваются потерей. Он лишается семьи, имущества, крова, свободы. Пройдя через тяготы жизни и лишения, Ваня в конце повести обретает дом и наставника.
В повести О. А. Николаевой взаимодействуют два принципа сюже-тостроения. Циклическое обрамление сочетается с «нанизыванием» событий внутри рамки. Рассказ повествовательницы о покупке дома в Троицке играет роль экспозиции и вводит в текст мотив дома. Проходя через нарративную структуру произведения, он открывает себя в финальной сцене. Начальная и конечная ситуации подобны, хотя в последней происходят внутренние изменения. Теперь «непутевый» Иван пытается обрести дом - место для жизни. Мотив дома становится пуантом для структуры повести, придавая ей органичность. Рассказчица покупает дом, чтобы иметь возможность почаще приезжать к своему
духовному отцу, живущему в здешнем монастыре. Этот дом стоит на возвышении. Он так понравился повествовательнице, что она сокровенно думает о ином его назначении. Если вдруг вновь начнутся гонения на православную веру, то его можно будет использовать в качестве потаенного монастыря.
Эти размышления нарратора вполне соответствуют символике слова «дом», которая отличается внутренним единством и богатством значений. Дом является уменьшенной моделью вселенной. Это «освоенное, покоренное, «одомашненное» пространство, где человек находится в безопасности» [8, с. 159]. Не случайно дети рассказчицы воспринимают его как родовое гнездо. Для защиты дома в зимнее время повествова-тельница поселяет туда по очереди разных людей, но никто из них не справляется с обязанностями: имущество расхищается, интерьер портится.
Во второй части произведения О. А. Николаева повествует о том, как знакомые рассказчицы пытаются охранять дом. Эта часть текста выдержана в традициях фольклорных бывальщин. Мистификацию подготавливает ожидание появления сына бывшей хозяйки дома, который после отбывания тюремного срока хотел здесь встретиться с родным братом. Прежние владельцы живут в Эстонии, а визу получить сложно. В связи с этим вышедший из заключения посетил рассказчицу и ознакомил её со своим планом встречи. С этого момента сюжет второй части произведения развивается по законам кумулятивной сказки. Каждый встреченный рассказчицей герой обещает присмотреть за домом, уверяя её в своих способностях защитить его. Так, шофер наместника Клим Никифорович говорит: «Не бойся. Если надо, мы всем монастырем там засядем, тебя в обиду не дадим!» [4, с. 62]. А местный житель Мурманск успокаивает: «Не горюй!.. Раз они сидельцы, значит, ментов крепко боятся. А у меня кум Игорек - кто? Здешний мент. Мы его вызвоним, он их и повяжет. Так что не дрейфь» [4, с. 61]. Обещает присматривать за домом соседка Эльвира и матушка Харитина. Последняя предлагает поселить в доме паломницу Валентину. Она «суровая, строгая, решительная. Такая не спасует и перед бандитами» [4, с. 77]. Все последующие немотивированные события нанизываются, присоединяются друг к другу. Поступки персонажей, наделенных аналогичной функцией (присматривать за домом), нарастают и приближаются к катастрофе.
В кумулятивный сюжет второй части вплетаются элементы святочного рассказа: ряжение и переодевание. Явившийся за своим дневником отец Дионисий, чтобы скрыться от городских гуляк и избежать насмешек, переодевается в искусственную собачью шубку. А шедший от крестника монах Лазарь, путь которого лежал через весь город, «перекинул полы подрясника на плечи, а сверху надел черное длинное пальто, замотал лицо шарфом, надвинул на лоб осеннюю кепку, да еще для вящей маскировки надел - и это в кромешной-то темноте! - темные же очки» [4, с. 88].
Рассказчица, поручив своим знакомым приглядывать за домом, спешит на железнодорожный вокзал за проездным билетом. Но в этой части сюжета начинает действовать закон эпической ретардации. Неожиданная встреча с бывшим студентом Ваней, ставшим по ряду жизненных обстоятельств бездомным, заставляет её принять участие в его судьбе. Повествовательница, вручив «непутевому» герою ключ от своего дома в Троицке, отправляет его пожить в нем. Противоречия «планов» персонажей и «стихии жизни», которые выражаются в ретардации, откладывают отъезд основного нарратора: «что-то вдруг стало у меня в душе щемить. Этот уголовник придет, а Ваня - бомж, проведший полтора года в КПЗ, начнет ему на фене объяснять, чтобы он проваливал, да сплошное кровавое побоище будет. Кончится все тюрьмой» [4, с. 98 - 99].
Ретардация значительно драматизирует ситуацию. Сюжетная структура второй части повести «Ничего страшного» асимметрична: нисходящая линия заметно короче восходящей. Все персонажи сходятся в одну точку: приходят проверить все ли в порядке в доме. По законам святочного жанра возникает мистификация: добропорядочные герои из-за нелепой одежды принимают друг друга за бандитов. Подобно катастрофе в архаическом жанре, в повести О. А. Николаевой финал получается веселым. В то же время символика дома синонимична храму, церкви, монастырю. Храм - «дом Божий, Небо на земле» [3, с. 504]. Греческое слово «церковь» переводится как «дом Господень» [3, с. 514]. В Евангелии читаем: «... и говорил им: написано - дом Мой домом молитвы наречется» (Мф. 21, 13), а также: «И учил их, говоря, не написано ли: дом Мой домом молитвы наречется для всех народов?» (Мк. 11, 17). Отношение к монастырю, как к дому, усматривается в поведении наместника Иустина. Обеспокоившись долгим отсутствием братий, он отправляется на их поиски. И именно его появление (а затем возвращение рассказчицы) кладет конец путанице и неясности. Забирая Лазаря и Дионисия под крепкие своды монастыря, Иустин предлагает взять с собой Ваню, «чтобы он хоть в ванну окунулся...» И «непутевый» персонаж, уйдя с наместником, «больше никогда не выходил из монастыря» [4, с. 99]. Таким образом, и эта «заблудшая овца» возвращается к своему истинному пастырю. Возникает аллюзия на Небесный Дом, Небесную Родину.
Этот финальный эпизод позволяет переосмыслить ход событий в целом. Выбор героя вызывает этическую оценку его поступка рассказчицей. В заключительном дискурсе нарратора возникает антитеза. Шофер наместника Никифорович «оказался неблагонадежен для монастыря» [4, с. 100]. Он, хоть и принял постриг, но в свободное время стремится побывать в собственном доме, купленном неподалеку. Этот персонаж более привязан к земному, нежели к небесному. Мотив дома становится доми-
нирующим в повести «Ничего страшного». Его истинный смысл открывается только в заключительных эпизодах. Почти все герои произведения О. А. Николаевой стремятся обрести собственный дом - Небесную Родину.
Список литературы
1. Арзамасцева И. Н., Николаева С. А. Детская литература. - 5-е изд., испр. -М.: Академия, 2008.
2. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. - М.: Рус. яз., 1989. - Т.1: А-З.
3. Мовлева Н. С. Малый православный толковый словарь. - М.: Рус. яз.; Медиа, 2005.
4. Николаева О. А. Ничего страшного: святочная повесть // Знамя. - 2005. -№ 12. - С. 56-100.
5. Терещенко А. В. История культуры русского народа. - М.: Эксмо, 2007.
6. Трынцы, брынцы, бубенцы: русские народные потешки, прибаутки, заклич-ки, считалки, дразнилки, колыбельные / сост. Г. Науменко, худ. Н. Попов. - М.: Дет. литература, 1984.
7. Шафранская Э. Ф. Устное народное творчество. - М.: Академия, 2008.
8. Энциклопедия. Символы, знаки, эмблемы / авт.-сост. В. Андреева, В. Куклев, А. Ровнер. - М.: Астрель; АСТ, 2004.
