CC BY
65
М.К. Великанова (Санкт-Петербург - Мец, Франция)
СВЯТАЯ ЖЕНЕВЬЕВА ПАРИЖСКАЯ В ПОЭЗИИ ШАРЛЯ ПЕГИ:
концепция святости
Аннотация. Тема святости играет большую роль в творчестве французского писателя, поэта, публициста и философа Шарля Пеги (1873-1914); особое место в его наследии занимают святые - покровители какой-нибудь местности, страны, в том числе святая Женевьева, покровительница Парижа. В статье анализируются поэтические тексты Пеги, посвященные святой Женевьеве Парижской, с целью определить, в чем состоит новизна его восприятия святой, а также на примере отношения автора к святой Женевьеве в общем виде сформулировать его концепцию святости.
Ключевые слова: Шарль Пеги; Святая Женевьева; святость; труд; наследие; «раса»; надежда; воплощение.
M. Velikanova (St. Petersburg - Metz, France)
St. Geneviève of Paris in the Poetry of Charles Péguy: The Concept of Holiness
Abstract. The idea of holiness plays a significant role in the works of French writer, poet, publicist and thinker Charles Péguy (1873-1914). Saints as patrons of a certain territory or country, like St. Genevieve, a holy patron of Paris, hold a special place in his literary and philosophical heritage. The present article, including the analysis of Péguy's poetry on St. Geneviève, is aimed to show the novelty of his understanding of this saint as well as following his attitude towards St. Genevieve to describe in general terms his vision of holiness.
Key words: Charles Péguy; Saint Geneviève; Holiness; labour; heritage; "race"; hope; incarnation.
Французский поэт и философ Шарль Пеги (1873-1914) - фигура уникальная и противоречивая: известный защитник Дрейфуса, публицист социалистического толка и автор пьес о Жанне д'Арк, он погиб на фронте в 1914 г. Во времена Пеги быть одновременно дрейфусаром (а значит, наверняка, социалистом) и националистом (т.е., скорее всего, антидрейфу-саром), было немыслимо, и до сих пор его наследие делят между собой французские «правые» и «левые».
Теме святости посвящено почти все творчество Пеги; если рассматривать его поэзию как единую ткань, можно увидеть, как концепция святости пронизывает тексты, создавая «литературу мысли», как часто определяют творческое наследие Пеги.
Хотелось бы уточнить, что в рамках данной работы подразумевается
под концепцией святости. Святость - явление, изучаемое на стыке разных цивилизаций и дисциплин. Святые есть у разных народов и в разных религиях. Природу и сущность святости исследуют не только с точки зрения богословия, библеистики, агиологии, но также культурологии, философии, психологии и социологии, искусствоведения (образы святых) и др. Мы рассматриваем святость в контексте христианства, унаследовавшего иудейское понимание этого явления. Слово «святой» в переводе с библейского иврита означает - отделенный для Бога. Именно такое понимание святости как отделенности - ключ к филологическому рассмотрению интересующего нас понятия и анализу концепции святости у Шарля Пеги.
На страницах мировой литературы часто появлялись герои, тем или иным образом выделявшиеся из системы персонажей не линией сюжета, не законом построения произведения и даже не логикой своей литературной биографии, а особенностями личности и совершаемых выборов. Такова Корделия, таков Алонсо Кехано Добрый и его верный слуга Санчо Панса, таков Платон Каратаев, князь Мышкин, таковы праведники Лескова. В случае Толстого и Достоевского, и особенно Лескова, как и, много позже, Камю, Бернаноса и Турнье - святость оказывается осознанной темой рефлексии и, тем самым, может рассматриваться с литературоведческой точки зрения.
Святость - не просто положительные качества героя. У Диккенса много положительных героев, даже идеальных, но для английского писателя качества этих героев как раз не отделяют их от других людей; для него важно, что в каждом человеке живет доброта, ее просто нужно увидеть. Не все герои - святые так отделены от других, как, например, дон Кихот. Лесковские праведники часто вполне обычные люди. Их отделяет от других особая точка зрения на окружающий мир и остальных людей, а также особая точка зрения автора на них. Неслиянный с другими, звучащий отдельно, голос святого, тем не менее, вплетается в человеческий хор, создавая полифонию текста. Так образ святого организовывает литературное пространство. Как пишет один из самых известных специалистов по Пеги Жан Онимюс:
«Вот что такое для Пеги святость: для того, кто смотрит со стороны, она предполагает довольно противоречивое поведение вовлеченности и отделенности, противоположных чувств грусти и радости, жертвы и полноты. На самом деле нет ничего более простого и адекватного. Святому свойственно по благодати осуществлять единство в себе самом. Поэтому он, действительно жертвуя, обретает. Именно в полном обнажении святой больше всего получает даров и в глубоком горе обретает радость»1.
Отношение Пеги к святым во многом сохранило простонародную веру его бабушки, не знавшей грамоты. Помимо свв. Женевьевы и Жанны Пеги особенно любил и почитал святого Людовика, также святого покровителя
Франции, святого Дионисия (saint Denis), покровителя Парижа, которому святая Женевьева построила собор, и святого Эньяна (saint Aignan). Святость для Пеги оказывается глубоко связана с корнями. Святые французской земли постоянно населяют созданный им мир как земляки и друзья: в некотором смысле он так их и воспринимает, для него святость укореняется в земле.
При том, как много и с каким вниманием поэт читал слово Божие, он нигде не упоминает, например, апостолов или новозаветных персонажей; исключение он делает только для Богородицы. Изредка персонажи из Ветхого Завета появляются на страницах его книг, да и то, в основном, в связи с рассуждениями о судьбе еврейского народа или в комментарии к его любимому произведению Виктора Гюго - «Спящий Вооз».
Пеги не был крестьянином, но нередко называл себя так, чаще всего -дровосеком, поскольку благодаря маме - плетельщице стульев и неграмотной бабушке крестьянке ощущал свою принадлежность к крестьянскому роду. Поступление в лицей, тем более - в Эколь Нормаль было для Пеги, в некотором смысле, разрывом со своими корнями, однако вся его жизнь, все творчество - это процесс укоренения и осмысления укоренения человека, нации, общества в своей земле, культуре, истории. Он писал: «Моя кожа станет корой, я хотел бы писать так, как они подвязывали виноградные лозы»2. (Здесь и далее, если не указано иначе, пер. М.К. Великановой).
Пеги много писал о ритме сезонных работ, о монотонном, повторяющемся крестьянском труде, который делает время цельным, единым, и укореняет человека во времени. Таким образом, любимая святая Пеги, Жанна Д'Арк, оказывается почти что нашей современницей, она ведь тоже помогала родителям на сенокосе. А святой для Пеги - это и есть тот, кто наиболее ТОЧНО выполнял свой работу на земле, кто точным и послушным исполнением предназначенного укоренялся в этом мире3.
У Пеги земля обязательно переходит от родителей к детям, это - отечество, земля, принадлежащая народу, «расе». Заметим, что во время Пеги у слова «раса» не было привычных нам коннотаций. В то время под расой подразумевалась «мечта об энергии, приложимая к человеческим ресурсам группы»4, весьма далекая от ксенофобии и «расизма». Значение слова «раса» у Пеги соответствует определению французского толкового словаря Литтре: «Раса - это все те, кто принадлежал одному роду» и уточнение «Раса - это семья воспринимаемая во времени» (http://www.littre.org).
Т.е. речь идет об исторических корнях, о том, во что погружается память, о преемственности следующих друг за другом поколений, где каждый человек или группа людей наследует предшественникам. У Пеги раса - это люди, объединенные общей памятью, она созидается в результате поступков, которые человек совершает в истории, при содействии божественной благодати. Землю и расу объединяет глубина, создаваемая повторением, в том числе - монотонным крестьянским трудом.
Раса для Пеги - наиболее полная форма наследия, передаваемого «по вертикали», приходящего изнутри, из глубины, идущего от корней:
«укорененность, укоренение вечного через расу в народе. Во времени»5. Пеги часто обыгрывает то, что по латыни слова «раса» и «корни» -однокоренные («radix» - корень, лат.).
Святая Женевьева, покровительница Парижа, известна тем, что защитила Париж от нашествия гуннов: в результате переговоров с ней Аттила не стал входить в город. Она была дочкой городского магистрата и, судя по ее первому, латинскому житию - сама была городским магистратом. Однако французская традиция, как народная, так и литературная, чаще всего изображает ее пастушкой. Шарль Пеги остается в рамках сложившейся традиции. Неизвестно, читал ли он текст жития, но он, безусловно, был знаком с народной легендой. Для того чтобы понять, как через образ святой Женевьевы в его текстах формируется концепция святости, важно обратить внимание на одну малозаметную деталь в житии, а также на традицию изображения святой Женевьевы. Это, во-первых, эпизод из «жития», когда святой Герман отдает святой Женевьеве ключи от Парижского баптистерия. Тем самым он как бы вручает ей «ключи церкви», но не всей церкви, как святому Петру, а церкви города Парижа. Святая берет на себя ответственность за души парижан. Во-вторых -традиционное изображение святой Женевьевы с посохом. Посох, конечно, может восприниматься лишь как пастушеский, но в сочетании с ключами он становится атрибутом «хранителя города».
Святость для Пеги, прежде всего, деятельна. В понимании Пеги, святой после смерти продолжает тот труд, которому посвящал себя прежде, просто остается работать там, где работал во время земной жизни. Святая «пастушка» Женевьева пасет стада, оберегая их от волков, затем хранит Париж и спасает его от нашествия гуннов, после смерти - Бог вверяет ей всю Францию, и после Второго Пришествия Христа - она поведет свой народ на Суд, к Престолу Божьему6.
Образ святой Женевьевы в поэтическом творчестве Шарля Пеги странно статичен. Поэта не интересует сюжетная сторона жития святой, только суть - она сохранила Париж, защитила город от врагов, как внутренних, так и внешних, как физических, так и духовных. Образ Парижа и Франции не менее важен, чем сам образ святой. В посвященных св. Женевье-ве стихотворениях Пеги прослеживается тема Парижа, далеко ушедшего от христианства, заблудшего, но возвращающегося на истинный путь по первому зову «великой пастушки». «Временный, плотский, чувственный город служит ложем, локализует, обнимает город вечный, духовный»7. Святая Женевьева у Пеги - свидетельница перед лицом истории и Бога. Она, как храмовая статуя, вознесена над Парижем и неподвижно смотрит на страдающий город, молясь и заступаясь за него, воплощая собой саму историю, т.к. все время присутствует и все помнит, чтобы потом свидетельствовать у престола Божьего на страшном суде о том, что Париж шел за ней к Богу и остался верен.
Образ святой «хранительницы города» и его народа разворачивается во всех текстах, которые Пеги посвящает святой Женевьеве. Их три: венок
сонетов «Гобелены святой Женевьевы и Жанны д'Арк», «Святая Женевьева, покровительница Парижа» и последние строфы поэмы «Ева». Последние два текста написаны александрийским стихом, верлибр Пеги использовал только в драматургии. Выбор александрийского стиха, казалось бы, устаревшего в начале XX в. неслучаен, Пеги выбирает его не только из любви к классицизму. Жесткая поэтическая форма делает цельным такой текст, как поэма «Ева», у которой нет определенной литературной формы. В «Еве» Пеги описывает женщин, например, Еву, Марию и других, как тех, кто делает уборку, и благодаря этому ничего не потеряно, все сохраняется в единстве и сопричастности, потому что то, что убрано, то, что существует в некоем строе, форме, ритме, не теряется: «внимательная пастушка сочла овец и молодых ягнят»8. Сергей Аверинцев писал, что ритм обещанием повторения создает форму, которая, даже если в ней беспорядочное содержимое, может служить теодицеей9. Пеги любит приводить в пример дерево: «Жесткая шершавая кора, ветки, как нагромождение огромных рук (нагромождение, в котором есть порядок), и корни, погружающиеся в землю, хватающие ее, как нагромождение огромных рук (нагромождение, в котором есть порядок)»10. Ритм выражает надежду, потому что заставляет нас ждaть следующей доли, он содержит в себе обетование11.
Католическая церковь празднует день святой Женевьевы 3 января, в этот же день начинается новенна святой Женевьеве. «Гобелен» - это фактически написанные Пеги «хвалы» на каждый день новенны. Цикл «Гобелен святой Женевьевы и святой Жанны д'Арк» по форме представляет из себя венок сонетов, хотя последние стихотворения выходят за рамки сонетной формы; он состоит из девяти частей, что соответствует девяти дням новенны.
В сонете первого дня Новенны Пеги пишет, что так же, как святая Же-невьева пасла овец в Нантерре, ведению ее пастушеского посоха теперь вручают Париж:
Comme elle avait gardé les moutons à Nanterre, On la mit а garder un bien autre troupeau, La plus énorme horde où le loup et l'agneau Aient jamais confondu leur commune misère12.
В этом сонете звучит важнейшая для понимания наследия Пеги мысль: он не допускал самой возможности существования вечных мук. Поэт настаивает на том, что в огромном «стаде» жителей Парижа волк и ягненок разделили одну судьбу и что в последний день святая Женевьева «твердой стопой и легкой рукой» («D'un pas ferme et d'une main légère») всех приведет по правую руку Отца - т.е. в вечную жизнь. Во втором сонете Пеги подчеркивает, что святой Женевьеве поручили вести всех за собой в небесное Царство Париж потому, что она хорошо трудилась, поскольку любое дело - служение:
Comme elle avait gardé les moutons à Nanterre Et qu'on était content de son exactitude, On mit sous sa houlette et son inquiétude Le plus mouvant troupeau, mais le plus volontaire13.
Женевьева не просто добросовестно пасла стада, она делала это «точно». Не случайно Пеги употребляет здесь слово «exactitude»: точность создает пророческую связь между Богом и людьми. Пророк - не тот, кто прорицает будущее, а тот, кто слушает, слышит Бога и точно передает людям услышанное. Это может быть и пояснением прошлого, и толкованием настоящего, и вестью о будущем. Женевьева пасла стада с «точностью»: она слышала, что Господь хочет сказать стаду, и без искажений передавала это вверенным ей овцам. Очень важное для Пеги слово звучит в третьем стихе - «inquiétude» («беспокойство»). Катаржина Перейра в статье «Шарль Пеги и евреи: мистика дружбы» пишет: «Есть у Израиля еще одна пророческая черта: беспокойство, укорененное в богобоязненности. Пеги постоянно призывает к этому "еврейскому беспокойству", которое через переход Ветхого Завета в Новый было завещано христианам»14. В контексте «Гобеленов» это «беспокойство» - за других, за стадо.
Третий сонет ближе всего к той версии жития св. Женевьевы, которая была известна Пеги; он переломный, поскольку в первой терцине нарра-тив сменяется прямой речью, обращением к святой: книга сонетов действительно становиться новенной, поэтический цикл - молитвой. Поэт обращается к святой Женевьеве и молитвенно просит ее привести все стадо парижан и жителей окрестностей столицы в небесное Царство.
В четвертом сонете Пеги описывает святую Женевьеву как самую «старую родственницу» Жанны.
Comme la vieille aïeule au plus fort de son âge Se réjouit de voir le tendre nourrisson, L'enfant à la mamelle et le dernier besson Recommencer la vie ainsi qu'un héritage15.
Как старшая в роду радуется появлению младенца, так и святая Жене-вьева девятьсот двадцать лет ждала появления святой, которой тоже можно доверить стадо - уже не только жителей Парижа и его окрестностей - всю Францию. Бельгийский исследователь творчества Пеги Рене Авис в своей книге «Пеги, паломник надежды» пишет о том, что святому Бог дает знак надежды. Ева могла спокойно умереть потому, что знала от Бога о приходе девы Марии - «Новой Евы» и рождении Искупителя греха, совершенного Евой. А святая Женевьева могла спокойно умереть, ибо знала, что Бог пошлет Жанну спасти Францию16.
В этом стихотворении надежда святой Женевьевы «закладывает семя и возделывает землю», на которой вырастет святая Жанна. Второй катрен говорит о том, что святая Женевьева узнает в Жанне великую француз-
скую святую так же, как старейшая в роду, глядя на младенца, узнает в нем будущего лучшего деревенского певца. Это узнавание, род пророчества, ясновидения, полного надежды, - то, чему Бог учит своих святых. В понимании Пеги, подобное узнавание в надежде делает возможным превращение маленькой пастушки в деву-воительницу Жанну. Надежда - центральная тема творчества Пеги, для него это всегда активное действие, внешнее, или внутреннее. Женевьева смотрит, как Жанна «вновь начинает жизнь, как наследие» - «ainsi qu'un héritage». «Общее дело» святых - спасение грешников, общее дело Женевьевы и Жанны - спасение Франции, французов. Дева Мария искупила грех, совершенный Евой. Святая Женевьева унаследовала от Богородицы «Общее Дело» спасения душ, населяющих Францию; Жанна отважилась продолжить это дело, и вместе они укрепляют тех, кто, как Пеги, стремится к действию.
В следующих сонетах Пеги больше внимания уделяет Жанне, а не Же-невьеве, для него роль святой Женевьевы во многом заключается в том, что ее заступническая молитва привела для спасения Франции Жанну. Работа святого - это ожидание, полное терпения, и непрестанная молитва о рождении на земле нового святого, ведь земля живет молитвами святых и каждый святой - предтеча. Святой трудится на земле и молится о земле, и то, и другое - работа земледельца, не только возделывающего землю, но и созидающего ее.
Стихотворение «Святая Женевьева, заступница Парижа» начато 17 июля 1912 г., опубликовано в «Le Figaro» 16 августа 1913 г. Оно также написано александрийским стихом; аналогичную поэтическую форму избирает для переложения литургических гимнов, посвященных святой Женевьеве, любимый поэт Шарля Пеги Пьер Корнель. И хотя буквальных текстуальных совпадений между текстами Пеги и Корнеля нет, есть все основания полагать, что Пеги не только читал это произведение Корнеля, но и опирался на него при создании стихотворения «Святая Женевьева, заступница Парижа». Между этими двумя произведениями, помимо формы, есть также тематическая связь: большая часть гимнов, переведенных с латыни и переложенных стихами на французский язык Пьером Корнелем, посвящена легенде о том, как по заступничеству святой Женевьевы в Париже прекратилась чума. Текст Пеги рассказывает о бедствиях Парижа, которым Женевьева была свидетельницей, сострадала, спасала, исцеляла. Стихотворение пронизано темой внимательного и сосредоточенного сострадательного взгляда святой Женевьевы на оберегаемый город. В этом стихотворении мало повествования о святой, ее характеристик, это описание города, который тем самым как бы передается в руки святой, как поэтическое ex voto. Святая присутствует в этом стихотворении, как святой в молитве, обращенной к нему. В такой молитве часто нет жизнеописания, есть только обращение по имени, а основной текст молитвы - просьба к святому.
Последнее законченное произведение Шарля Пеги, датированное 28 декабря 1913 г., поэма «Ева» состоит из почти двух тысяч катренов,
написанных все тем же любимым Пеги александрийским стихом. Это фактически богословский трактат, своеобразная сумма теологии. «Ева» -квинтэссенция поэтической манеры Пеги, бесконечных повторений, нанизываний, все новых витков бескрайней спирали. От катрена к катрену поэт иногда меняет только одно или два слова. Собственно говоря, он следует в своем принципе стихотворного развития мысли законам медитативного молитвенного чтения, принятого в католических созерцательных орденах: размышлять над неким образом, или текстом Библии, медленно погружаясь в него, задерживая внимание на одном слове, одной детали, очень медленно перенося внутренний взгляд на что-то новое, смакуя каждое слово, каждый оттенок слова или мысли. Поэма посвящена Еве, но охватывает всю Библию, все исторические эпохи и заканчивается сравнением двух смертей любимых святых Пеги, Женевьевы и Жанны:
Et l'une est morte ainsi d'une mort solennelle Sur ses quatre-vingt-dix ou quatre-vingt-douze ans Et les durs villageois et les durs paysans, La regardant vieillir l'avaient crue éternelle.
Et l'autre est morte ainsi d'une mort solennelle. Elle n'avait pas passé ses humbles dix-neuf ans Que de quatre ou cinq mois et sa cendre charnelle Fut dispersée aux vents17.
Пеги называет конкретную дату, день, когда Католическая церковь вспоминает смерть святой Женевьевы Парижской: «L'autre est morte un matin et un trente de mai». Неизвестно, соответствует ли это число исторической дате смерти святой, но для Пеги важно поместить жизнь и смерть святого в историю.
Пеги говорит о том, что история города или страны начинается со святого, поскольку святой - действует в истории. Очень важна строка: «L'amour de tout un peuple était son espérance». Не только молитва святой Женевьевы о Париже хранит Париж и делает возможным появление воительницы Жанны, но и молитва жителей Парижа своей любимой святой возделывает почву для рождения новой святой, продолжательницы ее дела. Общение святых происходит и через живущих на земле верных, которые обращаются к ним в молитве.
Жанна и Женевьева оказываются предтечами Второго Пришествия, теми двумя пастушками, что после смерти поведут Францию к Престолу Агнца, поэтому их смерти, хотя их разделяет несколько веков, оказываются последним рубежом истории.
Также святая Женевьева связывает небо и землю, время и вечность тем, что подражает Христу и является сама примером для подражания. Здесь важно сказать, что для Пеги важна общность между святым и героем. Герой также совершает поступки - примеры для подражания. «Одна
лишь мысль о всеобщей солидарности допускает в мирском плане мысль о гении и о герое, в духовном плане - мысль о свидетеле и святом»18. О связи святости и героизма в творчестве Пеги много пишет исследователь его творчества Жан Делапорт. В этом поэт близок своему любимому автору - Корнелю: герои Корнеля, не только святые, во многом близки к тому, как Пеги понимает святость. Их добродетели - это величие, мужество, чистота, цельность, глубинный, органический порядок и гармония, честь и долг. Герои Корнеля приближены к святым, а святым приданы героические черты - его Сид почти что брат мученика Полиевкта. «Герой - это сверхчеловек или полубог; святой, наоборот, становясь любимым Божьим сыном, от этого только крепче становится человеком; один высвобождается, другой укореняется. Если в воздухе не витает святость, герой оказывается в положении эквилибриста»19. Пеги видел в истории последовательность событий, в центре его философии истории - событие, в котором историк -пребывающий в со-бытии с существующей рядом с ним реальностью. Для Пеги герой - это в первую очередь тот, кто способен откликнуться на событие, в полной мере включиться в него, здесь и сейчас, и дать наиболее адекватный ответ. Святой также откликается на событие, но делает это благодаря божественной благодати, а не с помощью присущих герою качеств, отличающих его от других. Однако для Пеги божественная благодать воплощена, как говорят об этом знаменитые строки из «Евы»: «Car le surnaturel est lui-même charnel / et l'arbre de la grâce est raciné profond» («Сверхъестественное на самом деле - плотское, и древо благодати глубоко укоренено»)20. А значит именно укоренение и внимание к событию делает святого более открытым благодати, способным стать деятелем воплощения, тем, кто осуществляет диалог между земным и небесным.
Одна из центральных тем в наследии Пеги, важнейшая для понимания его концепции святости, - общение святых (communion sanctorum) - слова из Апостольского Символа веры, уточняющие догмат о Церкви: «Верую в святую вселенскую Церковь, в общение святых...». Известный филолог и поэт, посвятивший свою жизнь исследованию творчества Шарля Пеги, Жан Бастер в книге «Пеги восставший» пишет: «Согласно Пеги, человеческая сущность Иисуса проявляется в том, что тот хотел быть обычным святым, чья святость подтверждается не постоянным чудом, а людьми»21. Догмат об общении святых предполагает и возможность молитвенного общения с умершими, и единство живущих на земле христиан через таинство Евхаристии. Пеги же больше всего говорит об общении святых между собой, о преемственности между ними. Подобная преемственность позволяет говорить о свойственном Пеги восприятии общения как мистики дружбы. Общение - это некий совместный путь, полный сострадания, милосердия, совместного делания и ожидания в надежде.
Представление Шарля Пеги об истории и о времени также связано с мыслью об общении святых, создающем возможность для единения человечества. «От христиан зависит, чтобы вечное не осталось без временного, не прервалось, чтобы духовное не осталось без плотского, не рассеялось,
чтобы Иисус не остался без Церкви, Бог - без своего творения»22, - пишет один из немногих российских исследователей творчества Пеги священник Павел Карташев. «Время у Пеги разрывается там, где разрывается духовная связь поколений»23. Святой - тот, кто осуществляет эту связь.
Святой - часть этого мира, он ходил по этой земле, по определенной местности, знает ее рельеф, пастбища и водопои, знает, каким путем вести овец к Богу, знает каждую овцу по имени. Но при этом святой принадлежит вечности, вечной жизни. «Все святые, по образу Христа, укоренены в истории. История отделяет от вечности, но ведет в землю обе-тованную»24, - пишет литературовед Мари-Клэр Бланкар. Святой видит со стороны каждое событие, поэтому может стать свидетелем истории, но он также участник, созидающий связь времен: незримо пребывая в истории, он передает «эстафету надежды» тем, что ждет рождения нового святого и второго пришествия Христа.
Для Пеги самым главным догматом христианской веры было Воплощение. «В воплощении Бог освятил время, выбрал историю, чтобы явиться в ней»25, - отмечает Бенуа Шантр. Христос не просто посетил землю, он родился на ней, стал человеком из плоти и крови (из праха земного, как Адам), умер и воскрес. Как пишет замечательный специалист по творчеству Шарля Пеги Бернар Гийон, для Пеги человек - это память, материя: «Творение - это язык, на котором Бог Творец разговаривает с человеком, своим творением»26. Святой в художественном мире Пеги предстает как дерево, уходящее корнями в землю, но стремящееся ветвями в небо. Он, как видно на примере рассмотренных нами произведений, продолжает дело вечности, восстанавливает связь между временами. Как формулирует в статье «Образ Пеги» богослов Ганс Урс фон Балтасар, «духовное должно воплощаться, невидимое выявляться в видимой форме»27. Святая Женевьева стоит как страж на стене города. Она не только вечно хранит Париж. Она ждет пришествия Христа. Тем, что она человек и связана с землей, причем не с какой угодно, а укоренена в парижской земле, она соединяет разные исторические эпохи, хранит непрерывность времени, обращенного в вечность.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Onimus J. La route de Charles Péguy. Paris, 1962. P. 168.
2 Péguy Ch. Œuvres en prose complètes. Vol. 1. Paris, 1987. P. 671-673.
3 Великанова М.К. Укоренение у Шарля Пеги и Симоны Вейль // Традиция и перевод. Киев, 2014. С. 325.
4 Citti Р. Contre la décadence. Histoire de l'imagination française dans la roman 1890-1914. Paris,1987. P. 167.
5 Péguy Ch. Œuvres en prose complètes. Vol. 3. Paris, 1992. P. 624.
6 Великанова М.К. Образ святой Женевьевы у Георгия Федотова и Шарля Пеги // Россия и Франция: XVIII-XX вв.: Лотмановские чтения (Monumenta Humanitatis: Чтения ИВГИ-ИВКА-ЦТСФ. Вып.1). М., 2013. С. 296.
7 Карташев П.Б. Шарль Пеги о литературе, философии, христианстве. М.,
2009. С. 41-42.
8 Péguy Ch. Œuvres poétiques et dramatiques, Paris, 2014. P. 1203. 9Аверинцев С.С. Связь времен. Киев, 2005. C. 208-211.
10 Péguy Ch. Œuvres poétiques et dramatiques. Paris, 2014. P. 781.
11 Великанова М.К. Общение святых у Шарля Пеги // Общение-Communio-Koinonia: Истоки, пути осмысления и воплощения. Успенские чтения. Киев, 2015. С. 411.
12 Péguy Ch. Œuvres poétiques et dramatiques, Paris, 2014. С. 1081.
13 Péguy Ch. Œuvres poétiques et dramatiques, Paris, 2014. С. 1081.
14 Перейра К. Шарль Пеги и евреи: мистика дружбы // Дружба: ее формы, испытания и дары. Успенские чтения. Киев, 2008. С. 274-283.
15 Péguy Ch. Œuvres poétiques et dramatiques. Paris, 2014. P. 1083. 16AviceR. Péguy, pèlerin d'espérance. Bruges, 1952. P. 180-183.
17 Péguy,Ch. Œuvres poétiques et dramatiques. Paris, 2014. P. 1397.
18 Avice R. Péguy, pèlerin d'espérance. Bruges, 1952. P. 17.
19 Delaporte J. Connaissance de Péguy. Vol. 2. Paris, 1959. P. 211.
20 Péguy Ch. Œuvres poétiques et dramatiques. Paris, 2014. P. 1275.
21 Bastaire J. Péguy, l'insurgé. Paris, 1975. P. 164.
22 Карташев П. Шарль Пеги о литературе, философии, христианстве. М., 2009. С. 41.
23 Тайманова Т.С. Шарль Пеги: философия истории и литература. СПб., 2006. С. 106.
24 Blancquart M-C. Les écrivains et l'histoire d'après Maurice Barrès, Léon Bloy, Anatole France, Charles Péguy. Paris, 1966. P. 272.
25 Chantre B. «L'âme charnelle» chez Péguy, noyau du temps, noyau du monde // Mil neuf cent. Revue d'histoire intellectuelle. 2002. № 20. P. 100.
26 Guyon B. Péguy devant Dieu. Paris, 1974. P. 120.
27 Фон Балтасар Г.У. Образ Пеги // Пеги Ш. Проза, мистерии, поэзия. М., 2006. C. 11.
References (Articles from Scientific Journals)
1. Chantre B. "L'âme charnelle" chez Péguy, noyau du temps, noyau du monde. Mil
neuf cent. Revue d'histoire intellectuelle, 2002, no. 20, p. 100. (In French).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
2. Velikanova M.K. Ukorenenie u Sharlya Pegi i Simony Veyl' [The Rooting in the Work of Charles Péguy and Simone Weil]. Traditsiya i perevod [Tradition and Translation]. Kiev, 2014, p. 325. (In Russian).
3. Velikanova M.K. Obraz svyatoy Zhenev'evy u Georgiya Fedotova i Sharlya Pegi [The Image of Saint Geneviève in the Works of Georgy Fedotof and Charles Péguy]. Rossiya i Frantsiya: XVIII-XX vv.: Lotmanovskie chteniya (Monumenta Humanitatis: Chteniya IVGI-IVKA-TsTSF. Vyp. 1) [Russia and France: 18-20 ss. (Monumenta Humanitatis: Readings of IVGI-IVKA-CTSF. Issue 1)]. Moscow, 2013, p. 296. (In Russian).
4. Velikanova M.K. Obshchenie svyatykh u Sharlya Pegi [The Communion of
Новый филологический вестник. 2016. №2(37). ----
Saints in the Work of Charles Péguy]. Obshchenie-Communio-Koinonia: Istoki, puti osmysleniya i voploshcheniya. Uspenskie chteniya [Communion-Communio-Koinonia: Sources, Ways of Understanding and Embodiment. Assumption Readings]. Kiev, 2015, p. 411. (In Russian).
5. Pereira K. Sharl' Pegi i evrei: mistika druzhby [Charles Péguy and the Jews: Mystic of Friendship]. Druzhba: ee formy, ispytaniya i dary. Uspenskie chteniya [Friendship and Its Forms, Ordeals and Gifts. Assumption Readings]. Kiev, 2008, pp. 274-283. (In Russian).
6. Fon Baltasar G.U. Obraz Pegi [The Image of Péguy]. Péguy Ch. Proza, misterii, poeziya [Prose, Mystery and Poetry]. Moscow, 2006, p. 11. (Transl. from French to Russian).
(Monographs)
7. Onimus J. La route de Charles Péguy. Paris, 1962, p. 168. (In French).
8. Citti Р. Contre la décadence. Histoire de l'imagination française dans la roman 1890-1914. Paris, 1987, p. 167. (In French).
9. Kartashev P.B. Sharl' Pegi o literature, filosofii, khristianstve [Charles Péguy about Literature, Philosophy, Christianism]. Moscow, 2009, pp. 41-42. (In Russian).
10. Averintsev S.S. Svyaz'vremen [Junction of Time]. Kiev, 2005, pp. 208-211. (In Russian)
11. Avice R. Péguy, pèlerin d'espérance. Bruges, 1952, pp. 180-183. (In French).
12. Avice R. Péguy, pèlerin d'espérance. Bruges, 1952, p. 17. (In French).
13. Delaporte J. Connaissance de Péguy. Vol. 2. Paris, 1959, p. 211. (In French).
14. Bastaire J. Péguy, l'insurgé. Paris, 1975, p. 164. (In French).
15. Kartashev P.B. Sharl'Pegi o literature, filosofii, khristianstve [Charles Péguy about Literature, Philosophy, Christianism]. Moscow, 2009, p. 41. (In Russian).
16. Taymanova T.S. Sharl' Pegi: filosofiya istorii i literatura [Charles Péguy: Philosophy of History and Literature]. St. Petersburg, 2006, p. 106. (In Russian).
17. Blancquart M-C. Les écrivains et l'histoire d'après Maurice Barrès, Léon Bloy, Anatole France, Charles Péguy. Paris, 1966, p. 272. (In French).
18. Guyon B. Péguy devant Dieu. Paris, 1974, p. 120. (In French).
Мария Кирилловна Великанова - аспирант филологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета; докторант университета Лотарингии, исследовательский центр «Ecritures» (Мец, Франция).
Научные интересы: французская литература рубежа XIX и XX вв., литература и религия, возрождение жанра мистерии в XX в, история идей.
E-mail: [email protected]
Maria Velikanova - PhD. Student of the philology department of Saint Petersburg State University; PhD. Student of the University of Lorraine, research centre "Ecritures" (Metz, France).
Research interests: French literature abroad 19 and 20 centuries, literature and religion, the revival of a genre of the mystery in the 20 century, the history of ideas.
E-mail: [email protected]
