CC BY
65
УДК 821.133.1:82.09 Peguy
Вестник СПбГУ. Сер. 9. 2013. Вып. 3
М. К. Великанова
К ВОПРОСУ О НАЦИОНАЛИЗМЕ Ш. ПЕГИ
Французский поэт и философ Шарль Пеги — фигура уникальная и противоречивая. Он был известным защитником Дрейфуса, публицистом социалистического толка и автором пьес о Жанне д'Арк, погиб на фронте в 1914 г. Во времена Пеги быть одновременно дрейфусаром (а значит, скорее всего, социалистом) и националистом (а значит, скорее всего, антидрейфусаром) было в самом деле непросто. И до сего дня Пеги продолжают делить между собой правые и левые... Поэтому важно рассмотреть, какое значение имела нация для Шарля Пеги.
Может показаться странным, что в данной работе анализируется поэзия Пеги, тогда как изучить его публицистику с данной точки зрения было бы логичнее, ведь именно в этой области литературы он напрямую говорит о своих политических и исторических воззрениях. Однако поэзия Пеги — это песнь о земле, не теряющая при этом строгости рассуждения: в ней сосредоточена мысль поэта, философа о нации и о стране.
Пеги родился в Орлеане. Он посвятил большую часть своего творчества Жанне д'Арк, героине «его» земли, а позже — святой покровительнице всей Франции. Помимо паломничества в Шартр единственным за всю его жизнь путешествием стала поездка по местам, связанным с памятью о Жанне: он отправился в Лотарингию, когда писал свое первое литературное произведение — драматическую трилогию о Жанне д'Арк. Всю взрослую жизнь Пеги провел в Париже и посвятил этому городу множество поэтических текстов.
Ален Финкелькрот в работе «Внесовременник: Пеги, читатель современного мира» пишет о том, что в 1905 г., после посещения Танжера Вильгельмом II1, Пеги осознал, насколько личность каждого человека обусловлена историческим и географическим происхождением: свобода — это не только принцип, но и земля, которую нужно защищать. «Идея обретает контур места, место становится вместилищем и опорной точкой идеи. <.> Вовсе не стремясь променять земную устойчивость на эфирность свободы, Пеги видит как свобода приземляется, и это открытие заставляет Пеги выбрать служение нации»2 [1, р. 89].
Для Пеги человек неотделим от земли, на которой живет. Его национализм никого не исключает. Если кто-то вырос на французской земле, он несомненно француз. Пеги — националист из любви к своей стране, а не из ненависти к другим.
Когда Шарль Пеги в 1907 г. напечатал драму в трех частях «Жанна д'Арк» — он не мог быть понят: социалист не мог писать о Жанне д'Арк, в некотором смысле
Великанова Мария Кирилловна — аспирант, Санкт-Петербургский государственный университет; докторант университета Лотарингии (Метц, Франция); e-mail: puhvelikanov@gmail.com
1 31 марта 1905 г. император Вильгельм II посетил Танжер и на торжественной встрече, устроенной марокканскими властями в его честь, выступил против англо-французского договора по Ма-рокко1904 г., согласно которому Франция должна играть главную роль в Марокко, а роль Германии незначительна. Это выступление послужило причиной Первого Марокканского кризиса.
2 Здесь и далее, если не указано иначе, перевод М. Великановой.
© М. К. Великанова, 2013
символе Старого Режима, центральной фигуре для антидрейфусаров, для националистов в традиционном смысле слова, далеком от того значения, которое Пеги придавал слову «нация».
Но уже в первой пьесе трилогии, «В Домреми», речь идет не о том, чтобы прогнать англичан или победить бургундцев. Нужно «убить войну», остановить войну на французской земле. Когда Жанна впервые упоминает свою страну, она говорит не «Франция», а «французская земля» [2, p. 63].
Об этом пишет Жан Дюпюи: «Понятие республики у Пеги опирается не на юридическую или политическую концепцию, а на мистику. В ней должна воплотиться та Франция, что обитала раньше в стране Королей: Республика должна стать нашим Французским Королевством. За это королевство стоит биться: изнутри, чтобы восстановить его, ведь оно стоит в развалинах, а когда оно вновь обретет свое истинное лицо: снаружи, чтобы защитить от вожделения его вечных врагов» [3, p. 18].
Как и Жанна д'Арк, Пеги против захватнических войн. Французы должны защищать свои земли и уважать чужие.
В пьесе «В Домреми» Жанетта совсем не из-за воинственного настроения молится о том, чтобы Бог дал Франции военачальника, и говорит, что «Францию должны спасти не шотландцы, а французы» [2, p. 63]. Национализм Жанетты, так же как и национализм Пеги, связывает навеки, даже после смерти, человека и землю, на которой он родился и вырос. Это не вопрос происхождения или принадлежности, это вопрос географии и созревания, связи человека со временем. Страна знает того, кто в ней вырос, видела, как он родился. А человек трудом отдает земле долг созревания: землю пашут, не думая о землях других, наша страна соразмерна тому полю, которое мы способны обработать. Земля щедрая: она плодородна; так же приносит плод и история живущих на этой земле людей, хотя поэт и называет ее трагической («tragiquehistoire» [2, p. 907]). В «Представлении земли Бос Шартрской Божьей Матери» Пеги пишет:
Deux milles ans de labeur ont fait de cette terre Un réservoir sans fin pour les âges nouveaux [2, p. 896].
(«Две тысячи лет трудов сделали из этой земли безграничное вместилище для новых веков».)
Франция видела, как взрослела Жанна, и во второй части трилогии, «Сражения», Жанна говорит: «Но ведь это же вовсе не трудно — понять, что Франция — наша; это ведь так просто — оставить нас здесь, в покое» [2, p. 112].
Жанна — родом из Домреми, когда пасет овец и прядет шерсть в своей деревне, Жанна — из Лотарингии, когда отправляется в Вокулер, Жанна — из Франции, когда она бьется за Францию, она трудится ради своей страны, и тогда эта страна — ее.
А еще Жанна говорит, что отвечает за Орлеан «непосредственно перед Тем, благодаря кому у королей есть королевства» [2, p. 134]. Бог дает землю — людям, и короля — этой земле. Король отвечает за эту землю и может выбирать себе друзей. Но небесный король тоже может находить себе друзей, святых, как Жанна, которая помогает Богу и тому королю, которому Бог доверил французское королевство. Для республиканца Пеги — это просто вопрос ответственности. Раз королей больше нет, французская земля теперь вверена каждому родившемуся и живущему на ней французу. Пеги умер за это.
Пеги делает Жанну своим альтер эго, потому что для него невыносимо, неприемлемо то, что французы могут вести себя «как англичане»: Пеги полагает, что первое поражение Жанны вызвано отчаяньем, которое она пережила, услышав от Жиля де Ре, что не англичане, а французы разоряют деревни, насилуют и убивают женщин и детей [2, р. 159]. Национализм Пеги — это доведенное до крайности моральное требование. Да, французы живут на французской земле и должны быть достойны ее. Французская земля дарована им, нужно ее заслужить. Как говорит Пеги устами Жанны во втором акте «Сражений»: «люди — такие как есть, но мы должны думать о том, какими мы должны быть», и чуть позже: «Если бы для того, чтобы спасти Францию, нужно было произнести те слова, которые господин де Ре произнес при мне..., я предпочла бы..., чтобы Франция не была спасена» [6, р. 173]. Для Пеги эти слова — о нации: нация — это те, кто достойны земли, на которой живут.
Жанна д'Арк была беатифицирована в 1909 г., одно из самых знаменитых произведений Пеги, «Мистерия милосердия Жанны д'Арк», вышло в 1910 г. Антидрей-фусары, Баррес, «Аксьонфрансез» много боролись за канонизацию Жанны, поэтому после публикации «Мистерии.» они решили, что Пеги отказался от дрейфусизма, от социализма и перешел в их лагерь. Но Пеги разочаровал их. Он остался верным той Франции, которой верил, открытой и гостеприимной, плодоносной и щедрой земле.
Жан Бастер в «Восставшем Пеги» пишет, что для Пеги душа Франции — это, в первую очередь, французская честь, и добавляет: «любая позиция, приводящая к извинению или покрытию преступлений, совершенных во имя отчизны, наносит последней намного больший ущерб, чем потеря части территорий» [4, р. 104].
Понятие страны для Пеги больше, чем геополитика. Первый народ — это еврейский народ, потому что Бог назвал его народом. Его царь — сам Бог. Бог дает своему народу землю. Эта земля должна принимать чужестранцев, так сказано в Законе. Чужестранцы занимают значительное место в Ветхом Завете. Библейский национализм не приемлет исключения, изгнания чужих, и даже Руфь, бабушка царя Давида, была чужеземкой (Руфь 1:1-4).
По Пеги, все остальные нации должны следовать этой модели. Царь, король — наместник Бога на земле, правит народом вместо Бога. Он должен следить за тем, чтобы народ соблюдал Божий Закон и предстательствует перед Богом за свой народ. Царь правит народом, который живет на земле. Народ связан с этой землей, он рождается на ней, трудится, умирает, похоронен в ней. Народ принимает на своей земле чужестранцев, но не должен допускать захвата своей земли, это часть его ответственности. А в социалистической республике, о которой мечтал Пеги, ту же ответственность должен нести каждый человек.
Пеги высказывает все эти идеи в видении Жанетты, в самом начале «Мистерии милосердия Жанны д'Арк»: «Реймс, ты — город, в котором венчают на царствование. Стало быть, ты самый прекрасный город Французского королевства. <...> Ноты, Иерусалим, блаженнее» [5, с. 254-255].
Госпожа Жервеза, монахиня, наставница Жанны, продолжает:
Все городки любимы в глазах Божиих, Все городки — христианские, Все городки священные,
Все городки — Божии в глазах Божиих [5, с. 262].
Жанетта в «Мистерии.» Пеги идеализирует свою нацию, французов. В той же «Мистерии.», говоря с госпожой Жервезой о Страстях Христовых, о Голгофе, Жанетта произносит: «Никогда наши французы не бросили бы Его вот так, никогда наши французы Его не бросили бы. Те, кто родом из Лотарингии, те, кто родом из Франции. <...> Никогда люди из здешних краев не бросили бы Его» [5, с. 347].
Эти слова кажутся одновременно и по-детски наивными, и полными гордыни. Но и то, и другое — неверно. Ведь произносит их Жанна д'Арк: та, что ездила на коне в доспехах, выиграла Орлеанскую битву, добилась помазания короля в Реймсе и предпочла смерть на костре отречению от своих слов и дел; потому что произносит их Шарль Пеги: «тот, кто был душой комнаты в общежитии, прозванной "Утопия", тот, кто дрался за Дрейфуса не только словом, но и кулаками, в коридорах Сорбонны, тот, кто предпочитал оставаться без подписчиков и без денег одному неточному слову, одной неверной мысли, тот, кто погиб на поле боя за Францию. По крайней мере эти два француза имеют право на смелое слово, быть может, эти два француза действительно не оставили бы Его. В конце "Мистерии о милосердии." Жанетта говорит: «Я твердо верю, что в глубине души я не труслива» [5, с. 375].
Французский мессианизм Пеги вовсе не предполагает идеи захватничества: Франция должна делиться, а не присваивать, Франция должна быть подлинным примером.
Из-за высоких моральных требований к своей нации Пеги в течение нескольких десятилетий упоминался в одном ряду с самыми одиозными фигурами французского нацизма и фашизма. Ведь он позволял себе говорить о крови, более того, о «чистой крови». Вот что пишет об этом Ален Финкелькрот: «Когда Пеги говорит о расе, он имеет в виду не физическую категорию или наследственные черты некоей общности, он утверждает тесную связь народа и идеи. <.> Героизм без биологизма: чистота, по Пеги, это не человек, страдающий фобией контакта или заражения, это человек, не приемлющий компромисса. <...> Так Пеги-националист остается дрей-фусаром» [6, р. 94-96].
Подобная моральная и политическая позиция — весьма хрупка. В одной из своих книг Жан Бастер рассказывает о том, как имя, жизнь и тексты Пеги использовали друг против друга противоборствующие политические и социальные лагеря. Из-за этого чем дальше, тем больше личность Пеги воспринималась как противоречивая, парадоксальная и даже сомнительная, в то время как он был прямым, непримиримым и непреклонным [1].
В тексте, который он не стал публиковать, но который, в некотором смысле, является продолжением «Мистерии о милосердии Жанны д'Арк» (в черновиках Пеги называет его «Мистерия призвания» [2, р. 1196-1200], и в посмертном издании редактор сохранил это название), госпожа Жервеза говорит Богу, что «невозможно не любить Францию». Потому что это земля отцов, земля, на которой она выросла, где она укоренена. А Жанетта отвечает, что Франция — старшая дочь и поэтому «она должна являть собой пример, показывать хороший пример другим» [2, р. 1208]. Раз она — старшая, ей больше дано. А раз она много получила, она должна быть самой верной, достойной даров.
Человек из народа, из французского народа, для Пеги, а значит и для Жанетты, — в первую очередь человек работающий. Поэтому, когда Жанетта узнает, что военачальник Франции — это она, для нее это просто новая работа, которую нужно
выполнить как можно лучше. Ее солдаты должны быть такими французами, которых хотел бы видеть Пеги: «... как работники, как крестьяне. Которые воевали бы так же, как выполняли бы любую другую работу. Так же, как они пашут поле» [6, p. 1262], потому что любая работа вверена нам так же, как земля, которую нужно вспахать, благословенная земля, за которую мы в ответе.
В «Еве» — последнем произведении Пеги, своеобразной «сумме богословия» — можно встретить странное и оригинальное верование автора, которое еще лучше объясняет, как много значат для него земля и история. Мало того, что Пеги не верит в то, что земля будет разрушена после Страшного Суда и Второго Пришествия Христова, он считает, что она почти не изменится, не верит в небесный град Иерусалим. Франция останется Францией, на том же месте, где всегда была, и воскресшие французы навеки останутся французами и будут жить в спасенной и преображенной Франции:
Quand les ressuscités s'en iront par les bourgs, Encor tout ébaubis et cherchant leur chemin, Et les yeux éblouis et se tenant la main, Et reconnaissant mal ces tours et ces détours [2, p. 980].
(«Когда воскресшие побредут по селам и весям, Изумленные, оторопевшие, будут искать дорогу, Ослепленные светом, держась за руки, С трудом узнавая родные пути, повороты».)
Одни из самых известных строф Пеги, которые цитируют направо и налево, и все чаще — крайне правые, на самом деле — продолжение этих рассуждений. Плотская земля, как говорит Пеги, стоит того, чтобы за нее умереть, это — залог того, что вернешься сюда после смерти, увидишь ее снова, и она станет еще прекраснее.
Heureux ceux qui sont morts pour la terre charnelle, Mais pourvu que ce fût dans une juste guerre [2, p. 1028].
(«Счастливы те, кто умер за плотскую землю, Если только война была справедливой».)
Пеги описывает смерть как возвращение. Это логично, раз «сверхъестественное на самом деле — плотское» [2, p. 1041], жизнь после смерти, жизнь после жизни, на самом деле — не совсем иная жизнь, новая земля — не совсем новая земля: это продолжение той земли, на которой мы родились, на которой мы жили, это преображенная жизнь, преображенная земля, но все же — наша, все та же.
Непрерывность, преемственность для Пеги — залог человеческой истории, истории земли. Для того чтобы жизнь на земле продолжалась, вчерашние труды должны продолжаться сегодня и завтра, ничто не должно прерываться, и люди сменяют друг друга в одной и той же стране, строят нацию через наследование работы.
Пеги говорит это о еще одном поэтическом альтер эго, дровосеке из «Врат тайны второй добродетели»:
Ses deux gars le remplaceront, ses enfants tiendrontsaplace sur la terre.
Quand il n'y sera plus.
Sa place dans la paroisse et sa place dans la forêt.
Sa place dans l'église et sa lace dan sla maison. Sa place dans le bourg et sa place dans la vigne. Et sur la plaine et sur le coteau et dans la vallée. Sa place dans la chrétienté. Enfin. Quoi. Sa place d'homme et sa place de chrétien. Sa place de paroissien et sa place de laboureur. Sa place de paysan. Sa place de père.
Sa place de Lorrain et de Français.
Car c'est des places, grand Dieu, qu'il faut qui soient tenues. Et il faut que tout cela continue [2, p. 544].
(«Его парни заменят его, двое сыновей займут его место на земле.
Когда его не станет.
Его место в приходе и место в лесу.
Его место в церкви и место в доме.
Его место на хуторе и место в винограднике.
И в поле, на косогоре и в долине.
Его место во всем христианском мире. В конце концов. Его место человека и место христианина. Место прихожанина и место пахаря. Место крестьянина. Место отца.
Место жителя Лотарингии, место француза. Потому что, Бог мой, эти места нельзя потерять. Все это должно продолжаться».)
Территория, на которой живет нация, соответствует пространству, которое эта нация может обработать. Нация длится столько, сколько могут чередоваться работники, сколько длится передача умения, сколько продолжается дисциплина, не в современном значении организации и послушания, а в первом значении этого слова — ученичества. У старшего, у мастера, должны быть ученики, и в этих учениках — обетование будущего, возможность продолжения: «Ilyenaurad'autres, Dieumerci: il faut quela France continue» [2, p. 548] («Слава Богу, найдутся другие: Франция должна продолжаться»).
Литература
1. Bastaire J. Péguycontre Pétain; l'appel du 17 juin. Paris: Salvador, 2000.
2. Péguy Ch. Œuvrepoétiquecomplète. Paris: Gallimard, Bibliothèque de la Pléiade; NRF, 1975.
3. Dupuy R.-J. Unutopiste du passé: Péguy, penseurpolitique. Aix-en-Provence: La penséeuniversitaire, 1957.
4. Bastaire J. Péguyl'insurgé. Paris: Payot, 1975.
5. Пеги Ш. Наша юность: Мистерия о милосердии Жанны д'Арк. СПб.: Наука, 2001.
6. Finkielkraut A. Le mécontemporain: Péguy, lecteur du monde moderne. Paris: Gallimard, 1992.
Статья поступила в редакцию 10 сентября 2013 г.
