CC BY
20
В.Марчиняк
СВОБОДА ПРОТИВ ЗАКОНА. ВЛАСТЬ И СВОБОДА
В РОССИЙСКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ*
Марчиняк Влодзимеж -
доктор наук, профессор
Варшавской школы экономики.
Нет необходимости доказывать значимость категорий власти и свободы как для политической организации общества, так и для политической деятельности. В России сформировались определенные понятия, относящиеся к некоторым аспектам свободы, однако общая идея свободы как центральной политической проблемы не сформулирована. Вместе с тем стороны, проблематика власти в России начали выделяться в самостоятельную область исследований в результате интерпретации понятий, описывающих политическую систему с использованием категорий деспотизма и антидеспотизма. Парадоксально, но в России нет общих понятий и общего подхода к проблеме свободы. Вместе с тем амбивалентный подход к понятиям, относящимся к свободе, обусловил развитие социологической интерпретации проблематики власти.
Единство пространства и власти
Для ранних этапов формирования политических сообществ характерно отождествление и взаимозаменяемое употребление понятий, относящихся к разным (языковым, территориальным, религиозным, родовым, военным) аспектам жизни сообщества. Восточные славяне, очевидно, изначально наибольшее значение придавали языковым различиям (славяне - немцы), впоследствии различиям территориальным (земля, прежде всего своя, а затем «пределы земли» -страны, или территория, прилегающая к ней). Другим важным термином была отчизна, которая кроме чисто родового имела также много других значений (1).
Чисто политический аспект появился вместе с употреблением по отношению к земле и отчизне термина держава. В этом понятии политический принцип орга-
* Сокращенный вариант статьи, опубликованный в журнале "Отказ: БЬийш г/Иого/п роШуЫ" — Щ-та, 2001, N5.
низации сообщества был отождествлен с сакральным представлением об источнике всяческих благ, который «держит» язык, землю и отчизну. Консолидация политического сообщества при помощи высшего и неоспоримого этического принципа явилась выражением автократической и самодержавной политической организации. Это понятие было также явно связано с политической централизацией. Со временем термин «самодержавие» стал применяться по отношению к более сложным формам организации, что было связано с имперской фазой развития России. Самодержавие на протяжении нескольких веков было нерушимой политической основой московского царства и российской империи вплоть до 1917 г. В настоящее время термин держава употребляется главным образом в сфере международных отношений.
Вместе с развитием авторитаризма, управления из одного центра, а также концентрацией вокруг этого центра транспортной, бюрократической, военной и информационной инфраструктуры возникла необходимость более сложного описания внутренней территориальной структуры политического сообщества. Самые универсальные понятия были введены римлянами? которые «изобрели» термин «империя», употребляемый, во-первых, применительно к самому принципу организации политического сообщества и, во-вторых, применительно ко всей политической системе.
Утверждение имперской формы политической организации привело на Руси к разграничению понятий града и области (об-власти), а также стола/столицы (стольного града) и страны. Окраина (украина) таким образом противопоставлялась уже не «своей земле», но имперскому центру власти. Сам имперский принцип и империя в целом определялись термином царство, производным от титула императора в форме царь/цесарь. Царский титул изначально употреблялся для обозначения главы империи, в состав которой входила Русь. Некогда «царем» называли православного патриарха Царьграда (Константинополя), а затем светского владыку Сарая, столицы Золотой Орды. В результате разделения православной «Украины» и империи хана (татарского царя) титул царя перешел к московскому князю.
На закате Средневековья в Европе возникла потребность в выработке нового общего понятия для обозначения политического устройства, что было обусловлено вытеснением идеи теократической империи самостоятельными политическими организмами. Термин «республика» употреблялся применительно к разнородным политическим организмам, начиная от сообщества всех христиан (respublica populi Christiani) и кончая отдельными городами. Одновременно в большинстве европейских языков появился термин, происходящий от латинского понятия status (stato, estate, stato, ütat, estado, Staat). В настоящее время этот термин применяется по отношению к национальным государствам. Первоначально, однако, этот термин использовался как применительно к личности монарха и подвластной ему системе
политической власти, так и применительно к различного рода корпорациям и республикам. Кроме того, данный термин использовался для обозначения социальных различий (имущественных, профессиональных). Эта терминологическая разнородность выражала появление разных «статусов» внутри мистического тела западноевропейской христианской империи, а также предопределила в дальнейшем развитие социального и политического плюрализма. Со временем произошло парадоксальное соединение двух «статусов» в одном термине «сословное государство», что отражало выделение двух разных аспектов термина (политического и социального). Идея государства-статуса последний раз восторжествовала в эпоху абсолютизма.
На Руси к исходу Средневековья вызревает понятие государства, конкурентное по отношению к понятию царства. Однако оно не сумело в то время трансформироваться в аналог европейской республики и государства-State, в чем проявилось принципиальное своеобразие развития российской политической организации. Термин «государство» происходит от архаичной формы господь - глава рода (дома), регулирующий отношения с чужими, как с врагами, так и с гостями (host - чужой, враг, гость, pot - «сам», хозяин, господин). Господь, как организатор отношений с чужими, исполнял также чисто политические функции, хотя и в примитивной форме. Со временем это понятие обрело два значения - бытовое (господин, гостеприимство), а также религиозное - Господь, как верховный защитник своих и защитник от чужих (2).
Сакральность и даже гиперсакральность были важной чертой древнерусской традиции. В соответствии с этой традицией все должно быть освящено и тем самым избавлено от власти зла и возвращено к своей изначальной и чистой сущности. Согласно древнеиранскому принципу дуализма и позднейшему манихейству, в стремлении к сакрализации всего возможен лишь максималистский подход и никакие уступки недопустимы. Единственной и универсальной целью является святое царство (святость, состояние святости, святая жизнь) на земле и для каждого человека. Состояние святости может быть приближено во времени и пространстве посредством духовного совершенствования. Так, понимаемая святость, являясь основополагающим этическим идеалом, порождала убежденность в единстве времени и духовности, в существовании духовного наследия и приводила к стиранию границ между sacrum иprofanum. Согласно этим представлениям стирались границы между небом и землей. Небо опускалось на землю, а человек переставал быть творением по образу и подобию Божию и становился материализованной Божественной энергией, хотя бы потенциально (3). Отсюда берут свое начало концепции обожествления человека в русской культуре, а также характерное для прошлого убеждение в Божественном характере царя и земли (Святая Русь, святая земля, святой царь) (4).
Происходящий от слова господь термин государь первоначально означал любого независимого господина, но постепенно стал применяться по отношению к владыке всей державы. В период ранней демократии термин «пан», «господин» мог применяться также и по отношению к политическим сообществам, например, Господин Новгород или Господин Псков. Великий князь Иван III принял в 1493 г. титул Государя Всея Руси, что выражало царские и даже имперские амбиции московских властителей. Принятие в 1547 г. Иваном IV Грозным титула царя и самодержца (соответствующего византийскому автократор) было всецело поддержано константинопольским патриархом. Таким образом, титул царя или владыки всей православной империи был легально передан московским властителям. Эти имперские и вместе с тем универсалистские амбиции были подтверждены установлением в Москве патриаршества (1589), что превращало ее не только в политическую, но и в духовную столицу православного мира. Со временем термин государь стал применяться по отношению к любой царствующей особе и предшествовал официальному титулу монарха (например, Государь император).
Титул государь явно свидетельствовал о сакральном происхождении власти. В дохристианский период сакральный характер княжеской власти обусловливался тем, что княжеские роды определялись как внуки Даждьбога, т.е., по сути, расценивались как тотемы сообщества. После принятия христианства князья, а потом цари были освящены церковью и Богом, от имени которого они держали землю и людей.
Перенесение практики деспотично-родовой власти на масштабное политическое сообщество (что было обусловлено территориальной экспансией Москвы) породило существенную напряженность в функционировании сословной структуры общества. Конфликт в тройственных отношениях между царем, боярами и землей в конечном итоге был разрешен в пользу абсолютной монархии. Именно такое развитие ситуации было связано со спецификой российского самосознания, формирование которого началось еще во времена Киевской Руси. Речь идет прежде всего об идее единства власти и пространства, что выражалось в форме дуалистического понятия царь - земля. Все конфликты по поводу власти неизбежно приобретали форму территориальных споров. Вместе с тем и представления о царе, и представления о земле были проникнуты идеей святости, что придавало особую остроту политическим конфликтам, например, конфликту идеи «Москва - Третий Рим» с идеей «Святой Руси». Поднятая до уровня святости идея единства пространства и власти получала свое продолжение в тенденции к крайней централизации и гипертрофированному автократизму.
Понятие «русская земля» выражало не только осознание географического и политического единства земель, управляемых потомками легендарного Рюрика. «Русская земля», как «святая земля», явилась понятием, означающим религиозное единство всех людей, исповедующих русскую/православную веру. Сознание рели-
гиозного единства усиливалось дополнительно существованием единого языка и единой письменности. «Святая Русь» как единственное в мире царство истинной веры и истинной святости не имела границ и была там, где жил православный народ (5).
Термин «земля» имеет сложное политическое значение. Первоначально «земля» — это просто Русская земля, понимаемая как политическая система, предполи-тическое и деспотическое принуждение к дисциплине, так же как определенный порядок (например, устав земской). С середины XVI в. до середины XVII в. особое место в системе органов власти занимали земские соборы (Земский собор) как форма представительной, а в ограниченной степени и законодательной властей.
Земля (земский, земство) выражала как идею политического единства и централизации власти, так и идею народного представительства, осуществляющего важнейшие политические функции, особенно в периоды осложнения политической обстановки (принятие основных законов или избрание власти). В 1612 г. в Ярославле возник Совет всей Земли. В таких ситуациях помимо сакральных источников власти появился новый источник, связанный с идеей представительства земли. Однако в связи с тем, что в традиционном обществе установление власти и становление законности должны быть деянием единым и законченным, земский собор можно рассматривать скорее как форму коллективного поиска правды, чем как представительство групповых интересов, которые должны быть ограничены (6). Возникновение такого органа могло также способствовать постепенной трансформации православной теократии в идеократическую автократию, в задачу которой входило достижение соответствия с идеей «земли русской».
Понятие «земля» выражало также факт растущей социальной дифференциации. Трансформация социальной структуры сословного общества связана была не только с появлением новых форм собственности (поместье), но и с трансформацией политических институтов. Абсолютизм в конфликтах с боярами апеллировал к новым служилым людям. В основе боярского могущества лежали как наследственная вассальская служба, так и наследственная земельная собственность. Когда князь Андрей Курбский критиковал царя Ивана Грозного, он не подвергал сомнению сам институт самодержавия, но доказывал, что оно не тождественно самовластью, ибо предполагает уважение естественного права, справедливый суд и «добрый совет», очевидно наиболее знатных бояр (7).
Употребление термина «земля» в религиозном, политическом и социальном контекстах чрезвычайно характерно для традиционного российского сознания. В Западной Европе дезинтеграция мистического тела христианской империи обусловливала не только постепенное обособление суверенных политических субъектов, но и формирование суверенного гражданского общества. Постепенная деградация идеи мировой христианской империи, являющейся элементом мироздания, привела к возникновению идеи суверенного государства, суверенного общества и
суверенной личности. В интеллектуальном плане это означало появление общества как «суверенного» объекта социологических теорий. В известном смысле возникновение социологии стало ответом на появление гражданского общества, бросающего вызов старому порядку (8). В России же, наоборот, триумф идеи православного царства как бы замыкал социальную рефлексию в кругу застывших религиозных и политических представлений.
Вместо возникновения идеи суверенного национального государства, в России утвердилась идея суверенной верховной власти, целью которой является выражение Правды. Эта власть не только должна стать над всеми групповыми интересами, но и деятельно им противостоять. Вместе с тем социальная дифференциация воспринималась в категориях органических сообществ типа семьи, рода, круга друзей. Отсюда проистекает большое значение религиозно-политико-пространственных форм концептуализации политических субъектов и одновременно постоянный перенос разнообразных синонимов непосредственных референтских групп на все общество. Quasi - общество с неизбежностью требовал только quasi - социологической рефлексии.
Правовой дуализм
Консолидация верховной политической власти на Руси явилась результатом взаимодействия двух различных типов власти - родовой и сакральной. Власти князя Северо-Восточной Руси (московского государя Всея Руси) и самодержавной власти ханов (царей Золотой Орды). Основой этого взаимодействия была не столько репрессивная сила власти, сколько ее неограниченный и самодостаточный характер (9). Подчинение взамен защиты, соединяя людей узами личной зависимости, неограниченной формальным законодательством, создает архетип господства-подчинения, являющегося основой всех форм патернализма. Однако эволюция этих форм по-разному протекала в России и Западной Европе.
Становление гражданского общества и национального государства в Европе было результатом революционных социальных перемен, происшедших на рубеже ХУ1-ХУ11 вв. Примерно в то же время на Руси также происходит великая революция - самодержавная. Возникает единая и неделимая самодержавная власть, а все те субъекты, которые еще со времен Киевской Руси обладали самостоятельностью - церковь, бояре, князья, Господин Великий Новгород, - утрачивают последнюю. Вдобавок церковный раскол и реформы царя Петра устранили с исторической сцены единственного реального конкурента царской власти.
Церковный раскол уничтожил социальный консенсус, основывающийся на ключевых ценностях (10).
В результате этой революции вместо четкого разграничения сфер влияния различного рода авторитетов (как это было в Европе) возникла ситуация взаимопроникновения различных правил и образцов поведения при отсутствии регулирования их отношений.
Многие российские историки права обращают внимание на никогда не преодоленный правовой дуализм - постоянный конфликт между официально установленным правовым порядком и спонтанно формирующимся народным обычным правом. Вдобавок это правовой дуализм систематически поддерживался. При очередных кодификациях законов нормы обычного права игнорировались, но вместе с тем они повсеместно применялись чиновниками низшего уровня и волостными судьями, избираемыми самими крестьянами для решения возникающих между ними споров.
В результате порядок повседневной жизни определялся умением приспособить и использовать в собственных интересах неясные, непонятные, а часто ненавистные правовые нормы. Самовольное использование властных полномочий на низовом уровне политической структуры создавало условия для вторичной легализации «нелегального» обычного права. Несовпадение сословного и обычного права делало невозможным рационализацию и формализацию политических отношений и, следовательно, превращение империи в государство. Этот правовой дуализм усиливал также характерную для традиционного общества приверженность к неформальным связям и готовность противопоставления «своего круга» государству и обществу.
Советский период - с характерной для него классовой интерпретацией права, репрессивным характером последнего, нестабильностью правовых норм и произвольным их использованием («равенство перед беззаконием»), чиновничьей коррупцией и развитием «неформальной» экономики — лишь усилил правовой дуализм. В экономике совершалась «вторичная формализация» неформальных, а часто и нелегальных методов управления, создающих стабильную систему регулирования «теневой экономики». Одновременно происходила парцелляция прав собственности в рамках различных (отраслевых, региональных, групповых) сфер влияния. В результате возникла сложная система обычного права, регулирующая поведение субъектов разного рода на административном рынке. Новыми сферами проявления правового дуализма стали стихийный процесс приватизации, постоянные конфликты между обычным и формальным правом собственности, попытки легализации этого права, а также неправовые методы регулирования гражданских споров (11). Правовой дуализм обусловливал значительное уменьшение роли государства в процессе трансформации и перенесение проблем частной собственности и экономической свободы в сферу частных интересов. Легализация же неформального обычного права в России чрезвычайно затруднена вследствие наличия культурной традиции ограничения частных интересов. Это может поро-
дить обусловленное нормами морали непрогрессивное отношение к этим интересам во имя «порядка» (12).
Единство свободы и власти
В России европейские термины, означающие политическое сообщество (politea, res publica), в течение нескольких столетий не принимались во внимание. Только в XVIII в. как следствие польского и голландского влияния появились отдельные примеры использования этих терминов. Одновременно возникли славянские аналоги этих универсальных понятий.
Первым славянским словом этого ряда было слово свобода.
Свобода/слобода являет собой архетип российской вольности, тесно связанной с территориальной локализацией, а также определенными привилегиями/правами конкретных сообществ. Свобода - это сфера самостоятельной индивидуальности групповой активности. Понятие «свобода» имеет четко выраженный социальный характер и относится к конкретному сообществу. Свобода тесно связана с правами, прежде всего с основополагающими правами человека -свободой мысли, печати, слова, вероисповедания, совести и т.д. (13). Свобода предполагает некую цикличность явлений - «отделение от целого - включение в целое» (обособление - общность). По сей день свобода предусматривает определенную структуризацию действительности, четкое разделение внутреннего порядка и внешнего окружения. Свобода основана на внутренней самодисциплине и понимании того, что сохранение внутреннего порядка требует ограничения внешней экспансии (14).
Понятию «свобода» в польском языке соответствует слово «wolnosc». Однако более точно его выражает латинский термин stutus, как понятие, означающее определенный социальный и правовой порядок в рамках более широкого политического сообщества. Для сохранения свободы важно соблюдение границы, отделяющей res sua от всего политического сообщества. Поэтому свобода никогда не приобретала некого более универсального значения, распространяющегося на всю политическую организацию общества. Свобода всегда оставалась островом в море окружающей ее не-свободы. Из этого ограниченного характера свободы проистекает, очевидно, специфический российский способ восприятия политических связей. Личность взамен опеки подчинена была прежде всего неформальным, семейно-дружеским кругам.
Концептуализация социальных связей и общества (общение - общность) происходила в России одновременно с концептуализацией политического сообщества... Старославянские понятия, относящиеся к человеческим сообществам, возникали в результате выделения «круга» людей близких, «своих» или «наших». В
результате происходило явное противопоставление неформальных и близких связей в «своем кругу» связям формального характера и одновременно шел процесс «социализации» семейных и дружеских связей (15).
Уже для древнерусского общества было характерным особое значение, которое придавалось дружбе, добровольной привязанности, выражаемым с помощью ключевого понятия м1ръ/мил (16). В соответствии с характерной для традиционных обществ логикой отождествления части и целого м1р - это одновременно и сельская община и мир. «Святая Русь» - это тоже м1р, универсальное сообщество православных. В соответствии с этой логикой современная Россия может быть описана с применением понятий м1р м1ров, универсальное сообщество различных обществ, культур и цивилизаций (17).
Неприятие формальных, безличностных связей, основанных на обмене или соглашении, по-прежнему остается актуальной. Для современного чиновника, мэра европейской столицы круговая порука — это «незыблемый закон жизни» и основа всей системы ценностей, а рынок с его безличным механизмом - это враждебный и опасный мир (18).
Другим понятием, претендующим на определение политического сообщества, была волость. Это термин, обозначающий вместе с тем территориальный и частичный элемент политической системы, - край, землю, часть государства, пребывающие во власти одного человека. Иногда же волость - это просто сельская территория, находящаяся под властью одного старосты. Отсюда волость - это прежде всего сама власть, властная функция, а волосить означает господствовать, управлять (19).
Так же как и в случае применения термина «свобода» мы имеем дело с характерным перенесением значения целого слова на его часть, а также с социально-политической амбивалентностью понятий. Последние могут обозначать и само сообщество, и отношения внутри него, и властные отношения.
Семантическое богатство термина волость обусловлено его связью со словом воля, имеющим множество разнообразных смыслов (20). Значение этого термина для анализа эволюции политических понятий обусловлено его принадлежностью к сфере причин политической деятельности, а не к самому политическому процессу и его структуре... Со временем термин «воля» приобретает религиозное значение и относится к высшей, Божьей воле. Бог самоволен, человек же самохотен. У дьявола есть сила, но нет воли.
Со временем происходит распад ценностного понятия воли. Воля противопоставляется силе, случаю и потребности.
Понятие воли начинают связывать с определенным пространством, порядком, ограничением или свободой. Связыванию понятий воли и свободы способствовало распространение принципов христианской теократии. Воля и служба через их символы - молитву и церковную службу — были возвышены до уровня свободы
рабства Божия. Две энергии, две воли - Божья и человеческая - должны дополнять друг друга во всеобъемлющей евхаристии (21). Воля увязывается со святостью, понимаемой как достижение божественного состояния. Святой Борис, один из покровителей Руси, выбрал смерть по своей воле, его выбор был вольным. Смерть была принята им не как абсолютное зло, а как жертва. Борис принес себя в жертву, отождествил себя с ней. Посредством полного выбора смерти он вошел в царство воли. Свободная жертва явилась выходом из несвободы, необходимости и принуждения и переходом в состояние Божественной воли.
Вместе с утверждением ордынского политического порядка в обыденном сознании утверждается деспотическое понимание воли. Деспотическая воля становится синонимом своеволия, деспотической свободы действия. Своеволию деспота противопоставляется своеволие бунтовщиков и казаков. Сибирский хан Кучум называет Ивана Грозного: вольный человек, великий князь, белый царь. Вольный человек обладает всей полнотой прав, он человек независимый и властный (22). Он не является членом какой-либо общины или системы круговой поруки. Царь стал вольным, когда он обрел независимость от вечевой демократии (23). Иными словами, вольный человек - это господин и властитель, суверен, стоящий над всеми социальными группами. Таким образом, если «свобода» явно относится к определенному сообществу, то «воля» означает скорее выход за его границы. Поэтому-то казак - это тоже вольный человек (24), антидеспот, зеркальное отражение своевольного деспота.
В условиях абсолютистского полицейского государства воля императора была противопоставлена воле народа. Эта новая концептуализация деспотической/антидеспотической воли приобрела форму народного самодержавия, народной воли и иных проявлений революционного российского волюнтаризма. Воля была важным элементом самосознания участников бунтов и чаще всего означала выход за пределы сложившейся системы общественно-государственных понятий (25). Ленин, порывая с анархистским понятием воли, заменил его множеством синонимов, таких, как «живое творчество масс», «революционная инициатива масс» и т.д. В советское время «воля народа» была вытеснена «волей партии» и только после отставки Хрущёва обозначился возврат к ленинской терминологии.
В период массовых репрессий «воля» приобрела новое значение - мира, вне тюрьмы или лагеря (26). «Выйти на волю» означало выйти из тюрьмы. Вольная -это решение суда об освобождении из-под ареста. «Воля» все чаще превращалась в функциональное дополнение системы репрессий.
Мифологизация политического дискурса в период реформ привела к появлению термина «политическая воля», означающего как сознательный выбор и стремление к достижению поставленных целей, так и психологическую готовность к игнорированию других людей, применению силы, использованию крайних методов и т.д.
В современной России мы являемся свидетелями столкновения двух разных типов сознания. С одной стороны, в результате трансформации прежнего советского типа сознания происходит ренессанс различных «коллективистских» идеологических систем (национализм, империализм, ранний коммунизм). С другой - формируется новый тип сознания, проявляющийся в безусловности принятия ценности индивидуальной свободы. Свобода понимается, однако, как свобода реализации собственных интересов, ограниченная не законом, но силой других людей или обстоятельств. По сути мы имели дело не с индивидуальной свободой, а с индивидуальным своеволием. Такой тип сознания современные социологи называют «нелиберальным индивидуализмом», ибо он является удивительным сочетанием принятия индивидуализма и отвержением либеральных ценностей, таких, например, как собственность и уважение закона (27).
Правовой дуализм, о котором речь шла выше, выражается также во всеобщем убеждении, согласно которому «свобода - это для меня, и закон - для других». Из всех социологических исследований явствует, что главными проблемами, докучающими россиян, можно считать отсутствие порядка, нарушение закона, а также всеобщее ощущение угрозы личной безопасности. При этом большинство респондентов неизменно возлагают вину за такое положение дел на политиков и власть и только 8 % признают, что вина лежит и на самих гражданах. Лишь 1/5 респондентов декларируют готовность добровольного соблюдения законности (28). Идея «свободы в правовых рамках» повсеместно отвергается, превозносится же принцип: «свобода личности прежде всего».
Распад советской ментальности привел к проявлению содержащихся в ней криминальных потенций. Уже в начале 90-х годов 54% респондентов полагали, что нельзя решить важных проблем, не используя нелегальных методов (29).
Современный представитель российского среднего класса не считает законо-послушание необходимой нормой поведения. «Сейчас трудно выжить, не нарушая закон» - такую точку зрения разделяют 62 % участников новейшего исследования, посвященного стилю жизни среднего класса. Целых 65 % респондентов признали, что «успешные руководители могут сделать больше, чем все законы». Успешный человек в современной России - это личность решительная, трудолюбивая, прагматичная и крайне своевольная, старающаяся в современных условиях выжить в одиночку (30). Изолированные и «внеобщественные» индивидуумы не могут выработать идеи «общего блага», а без этой идеи общество обречено на неразрешимые и постоянно возобновляемые конфликты.
Вольность в России - это нечто «свое», свое добро, частная сфера, сфера частных прав. Российская свобода - это также ограниченное общественное пространство (слобода), ограниченная территория (земля) и ограниченное право (круговая порука) . Общими благами являются только национальная культура, внутренний общественный порядок и внешняя безопасность. Политическое сообщество, таким
свобода против закона. власть и свобода в российской
РОССИЕВЕДЕНИЕ В РОССИИ И ВНЕ ЕЕ полиТичесоой мыысли
образом, явно разделено на две сферы - частную и государственную, - между которыми идет острая борьба. Механизм культурной амбивалентности обусловливает тенденцию развития сферы частных интересов в направлении превращения в самодостаточный общественный порядок, при том, что политическая власть может подавить проявление любых групповых интересов.
Власть не обеспечивает в России вольности, естественная же вольность не создает власти для своей защиты. Вольность буквально опутана необычайно интенсивными отношениями господства. Вольная верховная власть и частная вольность пребывают в состоянии непрерывного конфликта. Вместе с тем для власти характерны два противоположных стремления - конфликт народного самодержавия с монаршим самодержавием. Взаимопроникновение двух полюсов власти и вольности приводило к возникновению понятия воли, относящегося прежде всего к мотивам политической деятельности и мотивации послушания. Амбивалентное понятие воли обусловило существование в российской политической мысли соответствующей сферы социологии власти, которое понимает власть как господство-подчинение (воля-служба). Причем авторитаризм монарха (вольный человек) был неразрывно связан с авторитаризмом сообщества (воля народа). Из этого столкновения противоположных сил родилась «воля власти». Это понятие, возможно, наиболее полно определяет перспективы изучения эволюции политических отношений в России.
* * *
Итак, историческая эволюция политических понятий в России привела к формированию двух концепций, отражающих определение особенности способа понимания политических действий и союзов. Во-первых, речь идет о концепции единства власти и пространства, во-вторых, - о концепции единства власти и свободы. Обе концепции определяют как смысл политических процессов, так и методологические рамки их изучения. Из первой концепции вытекает, что любая вертикальная социальная и политическая структура существует прежде всего в своем пространственном измерении, означает изучение политики в России, требует геополитического подхода. Концепция единства власти и свободы может привести к выводу, что в России идет неустанная борьба между свободой и властью. Механизм амбивалентности обусловливает взаимопроникновение обоих полюсов, приводящее к абсолютному доминированию либо своеволия власти, либо своеволия личностей.
Примечания
1. Ильин М. Политический дискурс: слова и смыслы. Государство // Полис. - М., 1994. — № 1. - С. 133-135; Ильин М. Политический дискурс: слова и смыслы. Империя. Держава // Там же. — № 2. - С. 123-129.
2. Об общем происхождении религиозной и политической терминологии убедительно свидетельствуют слова молитвы: «Владыко, Господи, Вседержателю створивый небо и землю и вся яже на ней...».
3. Топоров В. Святость и святие в русской духовной культуре. - М., 1995, т. 1, с. 438439, 479-480. В связи с древнеиранскими и манихейскими элементами древнерусской религиозности В. Топоров отмечает, что термин вера как синоним религии означает правильный выбор между добром и злом. См. там же, с. 546.
4. О святости царя см. Uspeiíski B., Zywow W. Car i bóg. Semiotyczne aspekty sakralizagi monarchy w Rosji. - W-wa, 1992.
5. Лурье С. Россия: община и государственность // Цивилизации и культуры, т. 2, Россия и Восток: цивилизационные отношения. - М., 1995. — С. 149.
6. Найшуль В. О нормах современной российской государственности. - Сегодня. — М., 1966. — 23 мая.
7. Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. - М., 1993. — С. 168-180.
8. Филиппов А. Социология и космос. Суверенитет государства и суверенитет социального // Социо-логос. Социология, антропология, метафизика, т. 1. - М., 1991. — С. 241273.
9. Пивоваров Ю., Фурсов А. Русская система // Рубежи. - М., 1995. — № 5. -С. 45-46.
10. Пивоваров Ю., Фурсов А. Русская власть: история и современность // Поли-тия. - М., 1998. — № 1. - С. 78-79.
11. Найшуль В. Либерализм, обычные права и экономические реформы // www.libertarium. ru/ libertarium/1-libnaul cright.
12. Более подробно об этом см. Марчиняк В. Российские ночи // Arcana. - W-wa, 2000. — № 1. - С. 128-134.
13. Даль В. Толковый словарь великорусского языка, т. 3. - М., 1991. — С. 151.
14. Померанц Г. Европейская свобода и русская воля // Дружба народов. - М., 1994. — № 4. - С. 139.
15. Хлопин А. Гражданское общество или социум как российская дилемма // Поли-тия. Вестник фонда «Российский общественно-политический центр». - М., 1997. — № 1. - С. 10-11.
16. Ильин М. Слова и смыслы: общение-общность // Полис. - М., 1994. — № 6. -С. 88-89.
17. Гефтер М. Мир, уходящий от «холодной войны» // Свободная мысль. - М., 1993. — №11. — С. 73.
18. Давыдов О. Посад и Кремль // Независимая газета: приложение «Фигуры и лица». М., 1997. — № 1.
19. Uspienski B. Kult sw. Mikoiaja na Rusi. - Lublin, 1985. — S. 261-262.
20. Ильин М. Слова и мысли: воля // Полис. - М., 1995. — № 3. - С. 73-75.
21. Лосский Н. Очерк мистического богословия восточной церкви: Догматическое богословие. - М., 1991. — С. 272-276.
22. «А жаловати есмя своих холопей вольны, а и казнити вольны же есни были». -Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским... — С. 26.
23. Даль В. Указ соч. — С. 239.
24. «Козак» в переводе с турецкого означает «вольный», свободный человек, свободный воин Со временем казацкая вольница обрела корпоративные рамки.
25. Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. — С. 153.
26. «Тут тебе не воля. Тут и во сне смотри в оба». - Росси Ю. Справочник по ГУЛАГу, т. 1. - М., 1991. — С. 59.
27 Капустин Б., Клямкин И. Либеральные ценности в сознании россиян // Полис. -М., 1994. — № 1. - С. 74 и далее.
28. Лапкин В., Пантин В. Русский порядок // Полис. - М., 1997. — № 3. - С. 78, 83.
29. Советский простой человек. Опыт социального портрета на рубеже 90-х годов. -М., 1993. — С. 80.
30. «В жизни в России привлекает свобода, иногда граничащая со вседозволенностью» -вот характерный ответ представителя среднего класса. Блаженкова О., Гурова Т. Все, что вы уже знали о среднем классе, но боялись произнести вслух // Эксперт. - М., 2000. — № 34. - www.expert. ru/expert/special/ styl 100/sr01.htm.
Перевод Л.СЛыкошиной
