CC BY
62
Уникальность российского самодержавия, его различия с европейским абсолютизмом, азиатской тиранией и прочими формами власти заключаются в ментальных установках общества, которое связывало свою национальную идею с образом монарха как воплощением божьей милости не только к русскому народу, но и ко всему миру, поэтому представления о верховной власти в среде российского общества всегда имели в большей мере религиозно-нравственный оттенок, чем формальную юридико-правовую основу легитимации народной воли.
Термин «самодержавие» применительно к власти и титул «самодержавный» появились после освобождения русских земель от татарского ига и возникновения Московского царства. Впервые самодержцем стал официально титуловаться великий князь Иоанн III Васильевич. Такой титул обозначал не только преемство с византийскими василевсами, но и подчеркивал самостоятельность русских государей от татарских ханов. Понятие самодержавия ХУ-ХУ1 вв. выражало не столько объем власти российских монархов, сколько ее независимый характер. Самодержавие в его первоначальном виде действительно трактуется как форма суверенитета, независимая и непроизвольная власть. С этимологических позиций слово «самодержавие» включает в себя две корневых основы: первая - «сам», которая в древнерусской литературе нередко была синонимом державы, власти или управления, к тому же она имела смысл в качестве обозначения высшей степени чего-либо; вторая - «держава» - означала власть, правление. «Отсюда, - писал профессор И. Т. Тарасов, - из состава слова "самодержавие" ясно, что этим термином определяется высшая, неограниченная верховная власть, рядом с которой нет и не может быть никакой другой равнодержавной власти» [1, с. 7].
В толковании П. Е. Казанского, самодержавие означало «обладание властью в силу собственного могущества» [2, с. 402], причем самодержавие не было тождественным единовластию: в таком смысле власть царя признавалась бы независимой даже от Бога. Поэтому верховенство самодержавной власти не означало отчуждения от нее власти божьей, напротив, именно в ней принцип верховенства и получал свои основания. Император российский не избирался по воле народа, но получал власть непосредственно от Бога, поэтому он назывался «царь божией милостию».
Глубинная и нерасторжимая связь самодержавия и православия отражалась, прежде всего, в вероисповедании самого царя, религиозная принадлежность которого служила не только условием сакрального единения с русским народом, но и была гарантом исполнения его миссианского предназначения в отношении Российского государства. Кроме того, ограниченность государя канонами веры и, соответственно, его зависимость как христианина от православной церкви подчеркивали невозможность собственной волей изменить характер власти, освященной православной церковью, что «шло бы наперекор» верованиям народа [3, с. 37-38].
Термин «самодержец», встречающийся в литературных памятниках XV - начала XVI вв. и вошедший, как и термин «царь», в титул московских князей, имел иное содержание, чем современное понятие «самодержавие». В связи с этим В. О. Ключевский справедливо заметил, что словом «самодержец» характеризовали не внутренние политические отношения, а внешнее положение московского государя; «под ним разумели правителя, не зависящего от посторонней, чужой власти, самостоятельного; самодержцу противополагали то, что мы назвали бы вассалом, а не то, что на современном политическом языке носит название конституционного государя» [4, с. 244-245]. Поэтому в общественном самосознании с самодержавием связывалась мысль о внешней независимости страны.
Во второй половине XVII в., по мере укрепления государства и расширения его публично-правовой деятельности изменилось и понятие о самодержавии, которое к тому времени означало уже не только международно-правовую независимость государства, но и полноту государственной власти внутри общества. Государственный строй России до 1905 г. терминологически определялся как «абсолютная монархия, абсолютизм», «восточная, азиатская деспотия», особый тип «буржуазного правового государства». При этом правовая регламентация государственного строя осуществлялась основными государственными законами, которые имели два раздела: «О священных правах и преимуществах Верховной Самодержавной власти» (ст. 1-81) и «Учреждение о Императорской
фамилии» (ст. 82-179) [5]. Основные государственные законы составляли первую часть Свода законов Российской империи и характеризовали российского императора как самодержавного и неограниченного монарха (ст. 1). Соединение в одной статье двух определений монарха -«самодержавный и неограниченный» - породило полемику еще в дореволюционной политико-правовой литературе. Сущность разногласий сводилась к тому, что ст. 1 Основных законов подчеркивала в определении «самодержавный» монархический суверенитет, верховенство монарха в государственном строе России, в то время как эпитет «неограниченный» означал, что императору принадлежит также и абсолютный суверенитет [6, с. 235].
По мнению юриста Н. А. Захарова, принадлежащая государю-императору власть верховна, самодержавна и имеет божественное освящение, поэтому можно говорить о родственности понятий «верховенство» и «неограниченность» [7]. При этом царская власть именуется верховной, потому что является властью наиглавнейших, окончательных, чрезвычайных и крайних решений в области управления государством, властью учредительной, основополагающей, правообразующей. Такие решения называются высочайшими волеизъявлениями, поскольку им обязаны подчиняться все служебные государственные власти и подданные государства. Исходя из своего верховенства власть самодержца является универсальной властью в государстве, единственно хранящей в себе все функции государства - как исполнительную, законодательную, так и судебную - в полном их объеме.
Иной точки зрения придерживался профессор П. Е. Казанский, видевший различия между понятиями верховенства и неограниченности. По этому поводу он писал: «Если верховенство понимается как власть, стоящая над правом и над подзаконным управлением, то неограниченность есть отрицание всяких возможностей, при которых эта власть могла бы оказаться ниже какой-либо другой или хотя бы на одной плоскости с какой-либо другой, а в результате этого и подправной. Неограниченность есть действительно только отрицательное выражение верховенства» [2].
Историческая концепция самодержавной власти, сформулированная Н. И. Карамзиным в начале ХХ в., рассматривала самодержавие в качестве института, стоявшего над классами и сословиями. Центральными тезисами этой доктрины были: «самодержавие есть палладиум России» и государь -«единственный законодатель, единственный источник властей» [8, с. 131]. В законах Российской империи закреплялось правило: «повиноваться верховной власти его не токмо за страх, но и за совесть сам Бог повелевает». Персонификация полноты власти в монархе не означала, что он принимал все решения сам, напротив, он делегировал большинство полномочий подчиненных ему государственным органам.
Закрепленная в русском государственном праве юридическая неограниченность самодержавия предполагала, что фактически самодержавная власть самоограничивала себя лишь религиозными и национальными традициями, нормы же права исходили от верховной власти, которая одна только и могла законодательствовать. Неограниченность верховной власти заключалась в том, что никакая другая власть не была равной ей и не могла ограничить ее свободу, т. е. она не имела никаких юридических и фактических препятствий. При этом считалось, что полнота власти самодержца не является для него источником вседозволенности, а помогает исполнить свой долг и стать образцом служения правде. По мнению Л. А. Тихомирова, верховная власть выражена как во внутреннем, так и во внешнем полновластии, что делает ее юридически неограниченной, но подчиненной одному лишь нравственному сознанию. Единоличная власть основана на сознательном, добровольном подчинении, это не власть толпы с ее физической силой и не власть аристократии со своим богатством и умственным превосходством. Это власть, нравственно представляющая сознание подчиняющихся ей, откуда она и черпает основу своей силы. Единоличная власть подходит к решению различных интересов с этической точки зрения, и только этическое начало признается всеми как высшее.
Специфика религиозно-нравственного пафоса в измерении российской верховной власти и самодержавия в целом как идеала единовластия обусловила становление определенного институционального типа власти - православного, соборного государства.
Соборность как форма христианского жизнеустройства в Римской империи пришла на смену античной государственности, основанной на формальном праве и чуждой императивным регуляторам
христианской морали в образе церковной благодати. В период правления императора Константина, который нашел способ гражданского единения через утверждение духовной общности, состоялся первый Вселенский собор в Нике в 325 г., заложивший догматические основы единой святой соборной апостольской церкви на многие века вперед, что привело к институционализации соборной формы управления, сосредоточившей в себе духовную и светскую власть на протяжении шести столетий существования Византийской империи. В православной Византии сотрудничество имперской государственной власти с соборным разумом церкви было столь тесным, что в законодательных уложениях церковные каноны считались такими же обязательными, как и гражданские законы.
Истоки русской соборности следует искать в далеком прошлом истории крещения Руси, принявшей православную веру от Византии, представляющей собой особый тип государства, управление которого было регламентировано идеалом «симфонии властей». Вместе с этим на Руси появились поместные соборы, давшие опыт принятия совместных решений. Кроме того, на ранних этапах древнерусской государственности соборные принципы нашли применение в гражданском самоуправлении и соединились с опытом вечевого строя, решавшего не только текущие проблемы, но имевшего законодательные функции.
Восприемником соборного идеала общественного устройства в Древнерусском государстве стало великое княжество Московское, утвердившее его в качестве образа жизни всего русского народа, ценности и смыслы которого закладывались культурой церковного, соборного единения для молитвы спасения каждого. В течение столетий соборность превращалась из духовно-религиозной ценности в национальную державную идею, обосновывавшую священную миссию Российского государства. Идеал соборности как национальная идея был концептуализирован к началу XIX в. славянофилами, но его истоки обнаруживаются гораздо глубже, например, в содержании текста «Слова о полку Игореве», у Сергия Радонежского, в политико-религиозной доктрине монаха Филофея, а затем у Нила Сорского, Иоанна Кронштадтского, Серафима Соровского и т. д.
Вполне справедливо глубинные корни этого идеала усматривают современные авторы, признавая, что «идея соборности, разумеется, не была «изобретением» русских философов. Они «извлекли» ее из массового, в основе своей религиозного сознания» [9, с. 39]. Исследователи русской народной ментальности отмечают, что соборность сформировала определенный национально-психологический тип человека - не индивидуалиста и не коллективиста в чистом виде, но такого, который в каждом индивидуальном проявлении своей души видит отражение всеобщей, соборной воли, поэтому и отношение к церкви у него специфично - это место, где он вместе с остальными осознает и ощущает полноту своего бытия. Только сообща, объединившись всем миром, русский человек воспринимает свое «я», оно для него - отголосок божьей любви, милосердия и человеколюбия.
В применении к политической жизни можно отметить, что соборность также означает необходимость принимать решения и действовать «всем миром», «сообща». Так, в исследовании современных авторов Н. И. Бирюкова и В. М. Сергеева о соборном принятии политических решений «предполагаемый субъект решений и действий - "сообщество" - рассматривается как некое изначальное единство и, более того, выступает (по крайней мере, нормативно) в качестве единственного законного субъекта политической деятельности. Автономные действия любых других субъектов внутри сообщества с этой точки зрения - покушение на целостность социума, отпадение от соборного единства. При такой постановке вопроса общество, разумеется, не может пониматься как продукт взаимодействия составляющих его индивидов и групп, а его внутренняя организация - как результат их взаимных усилий и соглашений. Целое есть исходная, первичная реальность; внутри этого первичного единства отдельные части имеют право на существование лишь постольку, поскольку способствуют достижению общей цели» [10, с. 61-74].
В свою очередь, Российское государство, да и сам царь воспринимались как ядро такого соборного целого, в котором заключался единственный путь спасения. Поэтому соборность способствовала сакрализации самого государства, называемого Святой Русью. В этой связи примечательно высказывание И. А. Ильина: «Быть русским - значит не только говорить по-русски.
Но значит воспринимать Россию сердцем, видеть любовью ее драгоценную самобытность и ее во всей всемирной истории неповторимое своеобразие, понимать, что это своеобразный Дар Божий, данный самим русским людям, и в то же время - указание Божие, имеющее оградить Россию от посягательств других народов и требовать для этого дара - свободы и самостоятельности на земле» [11, с. 89-90]. По мнению Ильина, подлинная религиозность не может оставаться равнодушной к правосознанию, вопросам права и государства, поэтому главенствующую роль он отдал религии: «Правосознание и царство Божие живут одною и тою же душевною тканью, осуществляют себя в одной и той же духовной среде» [12, с. 388].
Несмотря на то, что современное общество секуляризовано в основной своей массе, тем не менее религия продолжает не в малой степени влиять на социально-политические процессы страны и ценности российских граждан. Чтобы понять причины успехов и неудач трансформаций основных институтов российского общества, особенно в социальной и политической сферах, важно помнить о роли религии, в первую очередь - православия, потому что именно православие в течение многих веков играло ключевую роль в формировании традиционных властных отношений и специфики отношения к власти в стране, а вклад православной этики в правосознание русского народа трудно переоценить. Поэтому в завершение статьи уместно будет вновь вспомнить высказывание И. А. Ильина о том, что «православие несло русскому народу все дары христианского правосознания -волю к миру, к братству, справедливости, лояльности, солидарности; чувство достоинства и ранга; способность к самообладанию и взаимному самоуважению, словом - все то, что может приблизить государство к заветам Христа» [13, с. 10].
Литература
1. Тарасов И. Т. Самодержавие и абсолютизм. М., 1917.
2. Казанский П. Е. Власть Всероссийского императора. М., 1999.
3. Катков В. Д. Нравственная и религиозная санкция русского самодержавия. Харьков, 1907.
4. Ключевский В. О. Боярская дума Древней Руси. СПб., 1919.
5. Свод Законов Российской империи. СПб., 1892. Т. 1, ч. 1.
6. Давидович А. М. Самодержавие в эпоху империализма (классовая сущность и эволюция абсолютизма в России). М., 1975.
7. Захаров Н. А. Система русской государственной власти. М., 2002.
8. Карамзин Н. М. Записка о древней и новой России. СПб., 1914.
9. Бирюков Н. И., Сергеев В. М. Становление институтов представительной власти в современной России. М., 2004.
10. Бирюков Н. И., Сергеев В. М. Между дуализмом и соборностью (проблема и механизмы социальной интеграции в современном обществе) // Общественные науки и современность. 1998. № 4.
11. Ильин И. Наши задачи. М., 1992. Т. 1.
12. Ильин И. А. Собрание сочинений: в 10 т. М., 1993-1999. Т. 4.
13. Ильин И. А. Основы борьбы за национальную Россию. Берлин, 1938.
