CC BY
229
Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2015. № 1 (5). С. 53-61.
УДК 930.1
Д. А. Коновалов
НАПРАВЛЕНИЯ ИЗУЧЕНИЯ РОССИЙСКОЙ САМОДЕРЖАВНОЙ МОНАРХИИ В ИСТОРИОГРАФИИ СЕРЕДИНЫ XIX - ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XX ВВ.
Выделены основные подходы к изучению российской самодержавной монархии в среде научного сообщества, а также критиков и апологетов самодержавия. Автор делает вывод, что статус российской монархии сводится к морально-нравственным и политико-управленческим основаниям. История монархии в России показывает, что она становится общественным идеалом для большинства людей традиционного общества, превращаясь в религиозную идею.
Ключевые слова: самодержавная монархия; монархическая идея; историко-экономический подход; марксистско-ленинский подход; культурологический подход; семиотический подход; политико-философский подход.
D. A. Konovalov
THE DIRECTIONS OF STUDYING OF THE RUSSIAN AUTOCRATIC MONARCHY IN THE HISTORIOGRAPHY OF THE MIDDLE OF XIX -THE SECOND HALF OF THE XX CENTURIES
In article the main approaches of studying of the Russian autocratic monarchy in the environment of scientific community, and also critics and apologists of autocracy are allocated. The author draws a conclusion that the status of the Russian monarchy is consolidated to the moral and political and administrative bases. The monarchy history in Russia shows that it becomes a public ideal for most of people of traditional society, turning into religious idea.
Keywords: autocratic monarchy; monarchic idea; historical and economic approach; marxist-leninist approach; culturological approach; semiotics approach; political and philosophical approach.
Интерпретация идеи самодержавной монархии не является такой однозначной, как принято считать. Принимая целостность монархической идеи, мы считаем, что в истории российской общественно-политической мысли были разные взгляды на монархию даже среди людей, имеющих монархические взгляды. В контексте исследования нам предстоит выделить и рассмотреть различные способы интерпретации монархии в отечественной общественно-политической
мысли середины XIX - первой половины XX вв. Мы начинаем с периода 18301840-х гг., потому что именно в это время происходит оформление теории «официальной народности», которая стимулировала общественные дискуссии, в результате чего появились оригинальные целостные концепции самодержавия, написанные мыслителя-
ми консервативно-монархических взглядов, а также фундаментальные работы учёных, посвящённые исследованию российского самодержавия. Совокупность данных трудов и составляют различные подходы к изучению и репрезентации монархии в качестве политической идеологии и типа государственного управления, основным из которых является исторический подход, предполагающий анализ истоков, сущности, развития монархии во времени. Естественно, что исторический подход к изучению самодержавия в основном связан с деятельностью и творчеством дореволюционных историков, которые, по нашему мнению, показали, что монархия зарождается из определённых предпосылок; что это деятельность политических институтов и прежде всего монарха; историческое исследование базируется на источниках,
© Коновалов Д. А., 2015
53
Д. А. Коновалов
которые представляют собой одновременно факт и его интерпретацию.
А. Романович-Славатинский, изучая смысл российской монархии, связывает воедино коллективную память общества и государственной власти: «Власть Русского царя есть самодержавная, то есть самородная, не полученная извне, не дарованная другой властью. Основанием этой власти служит не какой-либо юридический акт, а всё историческое прошлое русского народа» [14]. Получается, что самодержавная власть, с точки зрения исследователя, не имеет внешнего источника своего происхождения, как и не определяется её сущность, а историческое прошлое представляется попыткой нивелирования деятельности народа в качестве источника признания власти монарха.
Другой российский историк - В. Ключевский - относится к российской самодержавной монархии критически. Главная линия противоречия, по его мнению, сводится к пересечению ценностей свободы, частной собственности и централизованного управления. Для него «самовластие само по себе противно; как политический принцип его никогда не признает гражданская совесть. Но можно мириться с лицом, в котором эта противоестественная сила соединяется с самопожертвованием, когда самовластец, не жалея себя, самоотверженно идёт напролом во имя общего блага, рискуя разбиться о неодолимые препятствия и даже о собственное дело» [8]. И с этой точки зрения единственным российским самодержцем, по мнению
В. Ключевского, был Пётр Великий. Также историк был убеждён, что «самодержавие -не власть, а задача, то есть не право, а ответственность» [8]. В. Ключевский говорит об ответственности монарха, а не только о неограниченном понимании его власти. Самодержавная монархия как принцип и самодержец как конкретный носитель власти вступают в противоречие, а потому не дополняют друг друга в управленческой деятельности. В этом и заключается, на наш взгляд, существенное методологическое основание, которое даёт В. Ключевский - разграничение принципа монархии и носителя власти (монарха).
Ещё один российский историк - П. Милюков, рассматривая историю России пре-
имущественно с точки зрения культуры, всё же анализирует историю русской монархии и приходит к следующим выводам. Поскольку, с точки зрения П. Милюкова, общественная организация на Руси была поставлена в прямую зависимость от государства, то русскую монархию, в отличие от западной, «не ограничивали никакие права сословий, никакие привилегии областей, и на широком просторе собранной ею Руси она хозяйничала, как хотела... собственно правового обоснования идеи монархии, которая упорно хотела оставаться вотчиной, у нас так и не было найдено. А обоснования, взятые напрокат у Запада, все вели туда, куда вел и закон эволюции, но куда самодержавие не хотело пойти: ко монархии конституционной» [4, с. 36]. Самодержавие, по мнению П. Милюкова, не смогло и не захотело превратиться из личной хозяйской власти в институт государственного права, а потому русская монархическая власть осталась до конца патриархальной, что и погубило её в итоге.
Поскольку историческое направление исследования русской монархии является очень широким, в нём мы можем выделить историко-экономический подход, представленный русским историком конца XIX - начала XX в. Н. Рожковым, который предложил рассматривать верховную власть и, добавим, в свою очередь, монархию в России, выделяя в ней две стороны: административно-техническую и политическую. Основной вопрос административной техники - это организация и функции учреждений верховного управления, их отношение к подчинённым учреждениям. Политическая сторона заключается в определении того, кто является носителем верховной власти, и если таковым является несколько физических или юридических лиц, то в каких взаимных отношениях эти лица находятся.
Процесс происхождения самодержавия в России принимает для Н. Рожкова следующий вид: зарождение денежного хозяйства с обширным рынком во второй половине XVI в. и сопровождающий его экономический кризис, выразившийся особенно в центре страны, вызвали крепостной социальный строй, перевес средних классов общества, особенно дворянства, и ослабление боярства, известную степень развития административ-
54
Направления изучения российской самодержавной монархии...
ной техники, избавившую верховную власть от вмешательства во все мелочи текущей работы по управлению, и в результате всего этого сложилась самодержавная власть московских царей. Основной причиной установления самодержавия является, таким образом, зарождение и первоначальное развитие денежного хозяйства с обширным рынком.
Преимущество данного подхода состоит в том, что показаны экономические основы русского самодержавия, хотя в меньшей степени Н. Рожков уделяет внимание социально-политическим характеристикам российской монархии, которые не стоит игнорировать.
Следующим, с нашей точки зрения, направлением изучения российской монархии, выделим марксистско-ленинский подход. Монархия в данном случае воспринимается как главный инструмент классового господства эксплуататорского класса над трудящимися массами, соответственно, самодержавие в данном случае отождествляется с государством, выделяется его классовая сущность, против которой нужно вести борьбу для освобождения трудящихся масс от капитализма. А. Давидович считает, что «царское самодержавие на протяжении всей своей более чем двухсотлетней истории могло существовать прежде всего потому, что было политическим выражением власти крупных земельных собственников-дворян, державших в своих руках многомиллионное крестьянство» [5, с. 36].
В. Ленин ограничивается характеристикой самодержавия как последней стадии феодального государства и формы классовой помещичьей диктатуры: «Самодержавие (абсолютизм, неограниченная монархия) есть такая форма правления, при которой верховная власть принадлежит всецело и нераздельно (неограниченно) царю. Царь издаёт законы, назначает чиновников, собирает и расходует народные деньги без всякого участия народа в законодательстве и в контроле за управлением. Самодержавие есть поэтому самовластие чиновников и полиции и бесправие народа. От этого бесправия страдает весь народ, но имущие классы (особенно богатые помещики и капиталисты) оказывают очень сильное влияние на чиновничество. Рабочий же класс страдает вдвойне: и от
бесправия всего русского народа, и от угнетения рабочих капиталистами, которые заставляют правительство служить их интересам» [10, с. 251-252]. Недостаток определения В. Лениным самодержавия заключается в том, что здесь переплетены чиновники, полиция, капиталисты и монарх и, таким образом, остаётся непонятной главная социальная сила самодержавия. В то же время В. Ленин считал самодержавие столь гибкой политической формой, что она имеет возможность приспосабливаться к новым, буржуазным, общественным отношениям, способствовать капиталистическому развитию и постепенно продвигаться по пути превращения в буржуазную монархию.
Благодаря трудам М. Покровского в начале 1930-х гг. под термином «абсолютизм» стала подразумеваться «бюрократическая монархия». Под абсолютизмом в России М. Покровский понимал «особый тип феодальной монархии, возникший на основе режима неограниченной власти монарха и соответствующий следующим признакам: наличие регулярной (постоянной) армии, формирование бюрократии, введение прямых денежных налогов и ликвидация самостоятельной политической роли церкви» [6, с. 7]. Появление теории «Москва - Третий Рим» вело, с точки зрения М. Покровского, к географическому расширению власти великого московского князя, которая помогла ему осознать себя самодержцем в тогдашнем смысле этого слова: под самодержавием подразумевалась не абсолютная власть царя внутри государства, а его независимость извне, от соседей - самодержцу противополагался не государь с ограниченной властью, а вассал.
Таким образом, исторический подход изучает самодержавие не только в качестве политического или духовно-нравственного, но ещё и социально-экономического феномена.
Культурологический подход изучает самодержавие как порождение культуры, его роль в истории России. Это позволяет учитывать следующие особенности, в том числе выделенные Ю. Сорокиным: с самого начала русское самодержавие носит характер восточной деспотии, а не западной абсолютной монархии; социокультурные основы само-
55
Д. А. Коновалов
державия представляют собой результат слияния восточнославянской родовой общины (в последующем вотчины) и монгольской империи Чингисхана; общественный идеал монархии как сильной централизованной власти отвечает народным настроениям, в процессе чего происходит формирование утопических представлений о «народной монархии» и «царе-батюшке», выражающихся в пословицах и поговорках; православная религия породила усиление роли самодержавия в жизни общества и сделала образ монарха священным [17, с. 5]. Сохранение центрального положения самодержавия в русской культуре происходило до того момента, пока оно опиралось на архаичное (общинное) сознание, предполагающее отрицание индивидуальности, догматическое отношение к личной и общественной жизни.
В. Викторов считает, что «монархическая самодержавная государственность - модель российской власти, вобравшая в себя опыт древневосточных деспотий, достигшая теоретического и практического апогея в Византийской империи и получившая развитие в древней Руси» [3, с. 67]. С точки зрения В. Викторова, уже в XV в. проступили очертания российского самодержавия как своеобразного феномена русской православной культуры: «Сложившиеся единое вероучение, культовая практика, семейно-бытовые традиции, общность языка богослужения и многое другое формировали у народов России, исповедующих православие, национально-культурную общность и воспитывали сакральное отношение к главе удела, княжества, государства. Владыка воспринимался как помазанник Божий, царствующий Божьей милостью, был независим от народа. Его власть ограничивалась не снизу, а сверху -Богом» [3, с. 69].
Различные варианты самодержавия, по мнению другого российского историка и культуролога И. Кондакова, объединяются в России как сквозной социокультурный феномен, по-разному воплощённый на разных этапах истории, но в то же время единый на протяжении всей истории русского государства. И. Кондаков утверждает, что в России периода X-XVII вв. постепенно осваивается «социокультурная почва для рождения синкретического единства самодержавия и на-
родности: идеал сильной централизованной власти, воплощающей в себе высшую и единственную Правду, действительно, отвечал народным чаяниям. Почвой для будущего самодержавия становилась массовая психология - народный культ власти, персонифицированной в царе» [9, с. 183]. Православие и самодержавие как феномены культуры сходились принципиально в господстве всеобщего (подавляющего частное), признании лишь того нового, что укрепляет старое, растворении человека в социальном абсолюте, невычленённости отдельной личности из «соборного» целого и нерасчленённости синкретического сознания, опирающегося на абсолютизацию мифологической целостности. В конечном счёте, по мнению И. Кондакова, «социокультурный “альянс” православия и самодержавия держался и укреплялся именно на актуализации архаичных структур сознания и поведения людей в исторически новых условиях, на их последовательной консервации и ужесточении (окостенении). Это не могло не предопределить в дальнейшем усиливавшееся противоречие между “живой жизнью” и застывшими (на каком-то этапе своего развития) социокультурными формами церковности и государственности». В этом и заключается, с нашей точки зрения, глубокое видение И. Кондаковым связи между православием и самодержавием, которое «до тех пор сохраняли своё главенствующее положение в отечественной культуре, пока коллективистское (общинное) нерасчленённое синкретическое сознание сохраняло господствующие позиции; самодовлеющий “социальный абсолют” продолжал растворять в себе человеческую личность; вера, внушение, некритическое отношение к авторитетам вытесняли из общественной жизни научные аргументы и доказательства, опытное знание, критику» [9, с. 185].
Семиотический подход, представленный в работах Б. Успенского и Ю. Лотмана, показывает, каким образом менялось отношение к царю в России в разные периоды русской истории и прежде всего те языковые - и вообще семиотические - средства, в которых проявлялось это отношение.
Б. Успенский утверждает, что сакрализация монарха в России на разных этапах связана с внешними культурными фактора-
56
Направления изучения российской самодержавной монархии...
ми, которые могут давать импульс новому развитию или быть предметом социальной ориентации. Результатом прочтения чужой традиции становится создание принципиально новых текстов. Сакрализация монарха в России возникает в результате принятия им царского титула и переосмысления роли правителя: «Царь оказывается сопричастником божества на личных началах, и это определяет его отношение к человеку и Богу. В результате византийское и западное влияние приводят к созданию новой культуры, противопоставленной традиционной своим отношением к знаку, способами интерпретации новых текстов» [19, с. 122]. Титул царя, присваиваемый русскому великому князю в результате перенесения на него функций византийского василевса (царя), приобретает в России отчётливо выраженные религиозные коннотации, поскольку для традиционного культурного сознания это слово ассоциируется прежде всего с Христом. Подобным же образом позднее сакрализация монарха может быть обусловлена буквальным истолкованием того, что первоначально имеет лишь условный, переносный, игровой смысл.
Ю. Лотман считает, что религиозная (православная) социокультурная модель предполагает безоговорочное вручение человеком самого себя во власть. Отношения этого типа характеризуются не заключением договора между подданными и государством, но определяются следующими факторами: односторонностью, когда отдающий себя во власть субъект рассчитывает на покровительство, но не всегда его получает; отсутствием награды за такой поступок, что приводит к отсутствию какой бы то ни было принудительности в отношениях, поскольку одна сторона отдаёт всё, а другая может не дать ничего, её действия необъяснимо произвольны; отношения не имеют характера эквивалентности и исключают психологию обмена; эти же отношения имеют характер безусловного дара. Некоторые типы поведения человека, вручающего себя власти, являются вполне рациональными, например, стремление к покровительству и обмену, безопасности и потребности в любви. Именно последняя, с нашей точки зрения, становится главным фактором легитимации русского традиционного общества, и для большинства лю-
дей она была основой для подданства между государем и народом. Далее Ю. Лотман описывает черты власти, представленные в сознании обычного жителя средневековья (и, по сути, человека традиции). Выделяя святость и истинность, их абсолютную ценность, автор считает, что монархия представляет собой «образ небесный власти и воплощает в себе вечную истину. Ритуалы, которыми она себя окружает, являются подобием небесного порядка. Перед лицом её человек подобен капле, вливающейся в море. Отдавая себя, они ничего не требует взамен, кроме права себя отдавать» [12, с. 34]. Таким образом, интерпретируя точку зрения Ю. Лотмана, мы заключаем, что самодержавная монархия, репрезентируя себя в определённом социокультурном контексте, а также сознании отдельного человека, постепенно превратилась в общественный идеал, соединяющий ценности относительного и абсолютного, примиряющий нравственные основания жизни человека и социальную реальность, и результатом данного примирения мы можем считать конкретизацию этого идеала именно в институте монарха, а не только отдельном правителе.
Следует выделить также политико-философский подход, по существу своему являющийся апологетическим, представленный светскими мыслителями, которые преимущественно разделяли монархические взгляды. В целом политико-философский подход содержит, по нашему мнению, следующие основные утверждения.
Русское царство есть облечение в государственную форму русского народа для возможного выражения и охранения его культурно-бытовых особенностей, без всякого агрессивного отношения к другим народностям. Полновластие царя (единовластие) -самодержавие - не имеет ничего общего с европейским абсолютизмом: «Царь есть “отрицание абсолютизма” именно потому, что он связан пределами народного понимания и Царь есть “отрицание абсолютизма” именно потому, что он связан пределами народного понимания и мировоззрения, которое служит той рамой, в пределах коей власть может и должна почитать себя свободной» [20, с. 133]. С точки зрения Ю. Самарина, Россия представляет единственный в истории пример государства, в котором впервые
57
Д. А. Коновалов
осуществилась истинная народная монархия, в смысле «всесословности верховной власти, одинаково беспристрастной и доброжелательной ко всем разрядам подданных, народная по отсутствию каких-либо насильственных форм, навязанных извне завоеванием» [15, с. 373]. Онтологическая связь монарха и народа основана не столько на принципе «господство - подчинение», сколько на ценностях правды и любви. А. Хомяков пишет: «Послушный до конца народ русский не только не восставал против государя, верховного правителя и представителя народного единства, но еще сознавал в себе высший долг, долг любви. Царю-правителю обязан он был повиновением, царю-человеку - правдою; и, во имя правды и любви христианской, шли к царям люди русские, принося к ним стон народа и голос праведного обличения. Палачи окружали дворец, палачи ждали их во дворце, но они вступали спокойно, помолившись Богу и приготовившись к расставанию с жизнью: мученическая
жертва, жертва любви народа к государю» [20, с. 223].
Государство является главным и единственным субъектом политических отношений, тогда как народу предоставляется свобода нравственной жизни, что возможно только при самодержавной неограниченной монархии: «Только власть монарха есть
власть неограниченная. Только при неограниченной власти монархический народ может отделить от себя государство и избавить себя от всякого участия в правительстве, от всякого политического значения, предоставить себе жизнь нравственно-общественную и стремление к духовной свободе. Такое монархическое правительство и поставил себе народ Русский. Сей взгляд русского человека есть взгляд человека свободного. Признавая государственную неограниченную власть, он удерживает за собой совершенную независимость духа, совести, мысли. Слыша в себе эту независимость нравственную, русский человек, по справедливости, не есть раб, а человек свободный» [1, с. 39-40].
Л. Тихомиров подвергает обстоятельному анализу различие между абсолютной и самодержавной монархией. Монархическая власть, с его точки зрения, может быть только неограниченной для того, чтобы быть
верховной, поскольку при ограничении произошёл бы переход монархии в разряд делегированных. Будучи, по существу, неограниченной, монархия из всех начал верховной власти менее всего отличается абсолютизмом, который означает абсолютную власть государства, и таким образом выражает не форму, а способ правления. Государство представляется обладающим абсолютной властью тогда, когда оно сливается с массой, не признающей по своему нравственному состоянию никакой над собой власти выше собственной массовой силы, тогда как «монархическое начало должно быть выразителем высшего нравственного идеала, а следовательно, заботиться о поддержании и развитии условий, при которых в нации сохраняются живые нравственные идеалы, а в самой монархии их отражение» [18, с. 67]. То, что монархия аккумулирует в себе идею абсолютизма, свидетельствует о прямом искажении монархического принципа, адекватность которого, с точки зрения Л. Тихомирова, выражается в правильном соотношении между понятиями государя и государства: «Но совершенно ясно и очевидно, что государство есть государство, а король есть король... У нас “государство” истекает от Государя, составляет организацию для проявления его Верховной власти, но никак не составляет его. Он выше государства, но он не есть государство. Явно произвольное и ошибочное отождествление Государя и государства по внешности даёт монархической власти характер абсолютной, черпающей содержание из самой себя, но в действительности отнимает у неё всякую реальность» [18, с. 64]. Так как, по мнению Л. Тихомирова, внешним источником самодержавной власти государя является Бог, то в этом и заключается фундаментальное отличие российской монархии от других. Соответственно, основным фактором, показывающим отличие монархии от других форм государственного устройства, что, кстати, акцентировалось на протяжении российской истории, становится воплощение религиозных ценностей в деятельности общественно-политических институтов, способствующих формированию высших принципов нравственности, консолидирующих народное единомыслие. В этом аспекте монархия предстаёт в качестве прин-
58
Направления изучения российской самодержавной монархии...
ципа верховной власти, основывающегося на получении монархом власти от Бога, что позволяет управлять от Его имени, не подчиняясь более никому. По выражению Л. А. Тихомирова, «только религия ставит высшую Божественную Личность превыше всего в природе и таким образом в нашей человеческой жизни сохраняет высшее место для начала нравственного, личного... Как бы то ни было, в исторической действительности всеобъемлющий идеал, способный объединять все цели, все стороны жизни на почве нравственной, человечество находило постоянно именно в религии. Те или иные религиозные концепции, точно так же, как те или иные расстройства религиозного сознания, могущественно влияют на общественную и политическую жизнь» [18, с. 64].
Монархическое начало является в России единственным организующим началом, главным орудием дисциплины. В связи с этим К. Леонтьев утверждает: «У нас родовой наследственный царизм был так крепок, что и аристократическое начало у нас приняло под его влиянием служебный, полуродовой, слабородовой, несравненно более государственный, чем лично феодальный, и уже нисколько не муниципальный характер. Известно, что местничество носило в себе глубокослужебный государственный, чиновничий характер. Гордились бояре службой царской своих отцов и дедов, а не древностью самого рода, не своей личностью, не городом, наконец, или замком, с которыми бы сопряжены были их власть и племя» [11, с. 53].
Православие является основой подданнических отношений русского народа к монарху, не разделяя при этом царя, церковь и отечество. Самодержец является не только защитником православия, но и верховным судьёй, решающим на началах божественной справедливости как божий помазанник в окончательном виде все вопросы государственного управления и общественных отношений: «При самодержавной форме правления личный суд царев есть единственное прибежище всякого подданного, поэтому никто и не должен быть его лишаем: он один может быть вполне беспристрастен, потому что один не причастен ни к каким партиям, один вполне свободен и независим, один,
пред которым все равны: дальше этого суда идти некуда, и вот почему русский народ до тех пор не удовлетворяется никакими административными распоряжениями, покуда не удостоверится, что они исходят из самого источника власти» [1, с. 234].
Нравственное единство монарха и нации закрепляется только династичностью, которая является детерминантой социального строя и главным оформителем религиозной идеи самодержавия: «Династичность наилучше обеспечивает постоянство и незыблемость власти, и её обязанность - выражать дух истории, а не только личные особенности государя. Государь в глазах монархического народа есть наследник одной и той же династии, как бы вечно бывшей с нацией. Если даже физически преемство прерывается, то идеально это не допускается, этого перерыва не признают, Династия остаётся во чтобы то ни стало единой» [18, с. 118]. Принцип династичности зафиксировался на Земском соборе в 1613 г. составленной представителями народа грамотой об избрании Михаила Федоровича Романова на царство, где наглядно показана идея преемственности, связующая царя и народ с предыдущей историей: «Государь является преемником всего ряда своих предшественников, он представляет весь дух Верховной власти, тысячу лет управлявшей нацией, как сами подданные представляют не свою личную волю данного поколения, но весь дух своих предков, царям служивших. Духовное единство власти и народа получает тут величайшее подкрепление. Устраняя по возможности всякий элемент «избрания» «желания» со стороны народа и со стороны самого государя, династическая идея делает личность царя живым воплощением того идеала, которого верховенство нация поставила над собой. Государь одновременно и обладает всей властью этого идеала, и сам ему всецело подчинён» [18, с. 118].
По утверждению И.Л. Солоневича, русское самодержавие представляет собой совершенно индивидуальное и типично русское явление, организованное русской «низовой массой» и выражающее «волю не сильнейшего, а волю всей нации, религиозно оформленную в Православии и политически оформленную в Империи» [16, с. 109]. Преимущество монархии перед республикой он
59
Д. А. Коновалов
видит в характерной для нее «безболезненности» перехода власти: «Самодержавие,
т. е. совершенно своеобразное сочетание начал авторитета и демократии, принуждения и свободы, централизации и самоуправления. Одно из самых изумительных явлений в истории русской историографии заключается в том, что она проворонила, ухитрилась проворонить или предпочла проворонить самые очевидные вещи в нашей истории» (цит. по: [2]). С точки зрения И. Л. Солоневича, монархия в наибольшей степени соответствовала общественному идеалу в эпоху Московского царства, когда общество не обрело жёстко сословного характера, не происходило деления людей на классы и подклассы. В тех условиях царь выражал интересы всей «земли», а не отдельных социальных групп. Поэтому И. Солоневич и называет московскую монархию «народной», «соборной».
Для И. Ильина настоящая монархия осуществима только в порядке внутреннего, душевно-духовного делания человека, общества и государства: «Монархия не сводима к внешней форме наследственного единовластия или к писаной монархической конституции; формализация губит её; она расцветает, укрепляется и начинает государственно и культурно плодоносить только тогда, когда имеет живые корни в человеческих душах» [7]. Это является крайне важным для мыслителя, поскольку главную причину крушения монархического строя он видит в том, что России не хватило крепкого и верного монархического правосознания, являющегося не только инстинктивным, но и осмысленным и актуализированным в политической деятельности, что в итоге привело к превращению простого народа в «чернь», легко поддавшуюся манипуляциям со стороны революционеров.
Образование в монархической среде «идеологического вакуума» и резкое сокращение работ (статей, монографий) в период с середины 1950-х до конца 1980-х гг. обусловлено, с нашей точки зрения, следующими обстоятельствами. Во-первых, уход из жизни мыслителей первой волны русской эмиграции. Во-вторых, на их смену пришло другое поколение, которое не ставило приоритетом идеологическое противостояние с коммунистическим режимом; понимание в
кругах эмигрантов того, что СССР после Второй мировой войны стал обладать колоссальным могуществом, а потому разговоры о восстановлении монархии отошли на второй план. В-третьих, резкое снижение интеллектуального потенциала монархистов, что свидетельствует не о снижении умственных способностей отдельного человека, но о возможности создания новой монархической доктрины в изменившихся условиях. На тот момент многим монархистам было проще опираться на теоретический опыт и фундаментальные работы предыдущего поколения монархистов.
В работах историков представлены противоположные оценочные суждения относительно роли самодержавия в истории России, влияния на личность человека и его свободу. Статус российской монархии сводится к морально-нравственным и политико-управленческим основаниям. История монархии в России показывает, что она становится общественным идеалом для большинства людей традиционного общества, превращаясь в религиозную идею.
Таким образом, исходные положения самодержавной монархии в истории и современности, по нашему мнению, можно свести к двум основным: православная самодержавная идея служит не только для оправдания, но и для объяснения политической реальности; концепция самодержавной монархии -это своеобразный способ овладения беспорядком. Следует понимать, что идея российского самодержавия означает понимание того, что Бог, каким Он предстает в христианском сознании, - это Бог порядка. Все, что противоречит Его установлениям и вносит в них разлад, подлежит реорганизации и упорядочению. Это относится и к социальнополитической сфере.
ЛИТЕРАТУРА
1. Аксаков И. С. Наше знамя - русская народность / сост. и коммент. С. Лебедева ; отв. ред. О. Платонов. - М. : Институт русской цивилизации, 2008. - 640 с.
2. Башилов Б. Монархия. Республика. Диктатура. - URL: http://samoderiavie.ru/bashilov (дата обращения: 4.01.2013).
3. Викторов В. В. Российская цивилизация: тенденции развития от истоков к современности : учебное пособие. - М. : Вузовский учебник, 2009. - 336 с.
60
Направления изучения российской самодержавной монархии...
4. Грязнова Т. Е., Корзун В. П. Проблема российской монархии в творчестве П.Н. Милюкова // Монархия и её роль в истории : тезисы межвузовской научной конференции / отв. ред. Л. Р. Ротермель. - Омск : Омский гос. ун-т, 1994. - 57 с.
5. Давидович А. М. Самодержавие в эпоху империализма: классовая сущность и эволюция абсолютизма в России. - М., 1975. - 352 с.
6. Зуляр Ю. А. Генезис русского самодержавия и дискуссия о его особенностях : учебное пособие. - Иркутск, 2006. - 112 с.
7. Ильин И. А. О монархии и республике. - URL: http://www.magister.msk.ru/library/philos/ilyin/ ilyin03.htm (дата обращения: 26.03.2013).
8. Курсеева О. А. В. О. Ключевский о роли и исторической судьбе самодержавия в России. - URL: http://sadsvt.narod.ru/kluch3.html (дата обращения: 16.11.2012).
9. Кондаков И. В. Введение в историю русской культуры : учебное пособие - М. : Аспект Пресс, 1997. - 687 с.
10. Ленин В. И. Полн. собр. соч. - Т. 4. - М., 1950. - 566 с.
11. Леонтьев К. Н. Славянофильство и грядущие судьбы России / сост., вступит. ст., указ. имен и коммент. А. В. Белова ; отв. ред. О. А. Платонов. - М. : Институт русской цивилизации, 2010. - 1232 с.
12. Лотман Ю. М. Очерки по истории русской культуры XVIII - начала XIX века // Из истории русской культуры. - Т. IV. - М., 1996. - 652 с.
13. Рожков Н. А. Избранные труды / [сост., автор вступ. ст. О. В. Волобуев, сост., автор ком-
мент. А. Ю. Морозов]. - М. : РОССПЭН, 2010. - 736 с.
14. Романович-Славатинский А. В. Пособие для
изучения русского государственного права по методу историко-догматическому. - Вып. 1 : 1) Введение и 2) Организация верховной власти и династии (законы основные) ; Вып. 2 : Организация государственных учреждений и министерств. Вып. 1-2. - URL: http://
www.lawlibrary.ru/article1119023.html (дата обращения: 14.06.2014).
15. Самарин Ю. Ф. Православие и народность / сост., предисл. и коммент. Э. В. Захарова ; отв. ред. О. Платонов. - М. : Институт русской цивилизации, 2008. - 720 с.
16. Солоневич И. Л. Народная монархия / отв. ред. О. Платонов. - М. : Институт русской цивилизации, 2010. - 624 с.
17. Сорокин Ю. А. Православные традиции в русском самодержавии XVI-XVII вв. // Исторический ежегодник / под ред. А. В. Якуба. -Омск : Омский гос. ун-т, 1998. - 176 с.
18. Тихомиров Л. А. Руководящие идеи русской жизни / отв. ред. О. Платонов. - М. : Институт русской цивилизации, 2008. - 640 с.
19. Успенский Б. А. Избранные труды. - Т. 1 : Семиотика истории. Семиотика культуры. -М. : Гнозис, 1994. - 432 с.
20. Хомяков А. С. Всемирная задача России / сост. и коммент. М. М. Панфилова ; отв. ред.
О. А. Платонов. - 2-е изд. - М., 2011. - 784 с.
21. Хомяков Д. А. Православие, самодержавие, народность. - М. : ДАРЪ, 2005. - 464 с.
61
