CC BY
63БогословиЕ
Протоиерей Василий Смагин, кандидат богословия
«Вольному — воля, спасенному — рай»: о свободе человека с христианской точки зрения1
-X-
«Свобода, свобода!.. / Где ж рай твой веселый? / Следы твои страшны, / отмечены кровью / На пестрой странице / Широкой земли! / И лютое горе / Ее залило, / Ту дивную землю, / Бесславную землю!..»
(А.В. Кольцов. «Великое слово»)1 В этом году исполняется 200 лет со дня рождения Алексея Васильевича Кольцова (1809-1843), для нас это повод помянуть воронежского поэта, помянуть и вспомнить его творческое наследие. Воспевая природу,
1 Письменная форма выступления на Пасхальной научной конференции перед
студентами филологического факультета Нижегородского государственного педагогического университета (2009).
он прославлял Творца. Мы верим поэтому, что в священных селениях он получил свободу которой ему так не доставало в этой жизни. Цитируемое нами стихотворение в рукописном варианте называлось «Великая истина».
Идея свободы личности занимает особое место в системе ценностей человека Нового времени, идея эта лежит в самих основах той культуры, которую мы называем современной. Свою свободу человек решительно воспринимает как самое основоположное право, фундаментальную ценность, всегда стоящую на первом месте (шкала ценностей, конечно, устанавливается самим человеком, то есть произвольно, часто для удовлетворения собственных желаний). Слово свобода, превращаясь в символ отрицания Бога и христианской веры, само иногда приобретало религиозный смысл2. История показывает, как далеко может зайти человек ради этой идеи. Но она же преподает и следующий урок: «великие» походы за свободой могут заканчиваться новой формой рабства, а бегство от Единого Истинного Бога — возведением других алтарей, только уже «богу чужому» (Пс. 43: 21).
Находясь на словесной площадке при рассмотрении нашей темы, рискнем дать такое определение: свобода — это не просто ключевое слово современного тезауруса, а смысловой опорный пункт, кодирующий саму жизнь человека Нового времени и определяющий иерархию его ценностей, причем лексему свобода можно понимать и как тезаурус в буквальном смысле этого слова3. У Сервантеса Дон Кихот говорит своему оруженосцу: «Свобода, Санчо, есть одна из самых драгоценных щедрот, которые небо изливает на людей; с нею не могут сравниться никакие сокровища: ни те, что таятся в недрах земли, ни те, что сокрыты на дне морском. Ради свободы, так же точно, как и ради чести, можно и должно рисковать жизнью, и, напротив того, неволя есть величайшее из всех несчастий, какие только могут случиться с человеком» (М. Сервантес. «Дон Кихот»)4.
Отметим еще в препозиции, что по вопросу о свободе человека Русская Православная Церковь имеет два базовых документа: «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви»5 и «Основы учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе и правах человека»6. На тему свободы и прав человека неоднократно
высказывался в своих многочисленных выступлениях и публикациях Патриарх Московский и всея Руси Кирилл7.
ГЕНЕЗИС ИДЕИ
«И нет ничего нового под солнцем» (Еккл. 1: 9). Происхождение и развитие современной идеи свободы обычно связывают с двумя вехами в истории европейской культуры: эпохой Возрождения и появлением протестантского богословия. Уместно поэтому сделать краткий экскурс в историю.
История Реформации, как известно, связана с именем Мартина Лютера (1483-1546), открыто выступившего против Римско-Католической Церкви. В 1520 году он написал три полемических сочинения, одно из которых так и называлось «О свободе христианина». В нем Лютер формулирует суть своего учения в двух основных тезисах: 1) христианин является свободным господином всего сущего и не подвластен никому, это справедливо для веры, для «внутреннего человека»; 2) христианин является покорнейшим слугой всего сущего и подвластен всем, это справедливо для «добрых дел», «для внешнего человека»8. М. Лютер противопоставил личную веру формально понимаемым «добрым делам» и свободу толковать Священное Писание — авторитету Священного Предания. «Христианин не нуждается ни в каких делах закона для того, чтобы обрести спасение, поскольку через веру он свободен от всякого закона и делает все совершенно добровольно и свободно», — писал он9. «Sola fide» — этот его лозунг провозглашал, что человек может быть оправдан исключительно верой; именно вера превращает человека в свободную личность, способную служить своими делами другим людям. В 1521 году Лютер был отлучен от Римско-Католической Церкви.
Таким образом, как писал выдающийся немецкий философ Гегель, в Реформации человек сам себя предназначил к тому, чтобы быть свободным10. Отметим, что речь тогда шла больше о свободе религиозной, и идеал церковности виделся прежде всего в свободе христианина от внешних церковных авторитетов.
Говоря о Возрождении, нельзя не вспомнить некоторые банальные факты. Эта эпоха (XIV-XVI вв.), как известно, была обращена
к культурному наследию античности, в стремлении возродить его (отсюда и название — Ренессанс). Возрождение характеризовалось следующими чертами: гуманизмом, культом античности, антропоцентризмом, индивидуализмом, обращением к земному, плотскому началу и т. п. Но самой отличительной чертой эпохи Возрождения стало изменение мировоззрения. Если для Средневековья был характерен теоцентризм, то в период Возрождения утвердился антропоцентризм как основа восприятия мира. Человек стал восприниматься как центр, к которому сходятся все силы и от которого проистекают все движения этого мира. Одним из главных моментов нового взгляда на общество явилось понимание его как суммы не зависимых друг от друга индивидов11. Если говорить об искусстве, то во времена Возрождения личность оказалась подчиненной самой себе и своему пафосу своеволия, в то время как в период Средневековья она была подчинена Богу.
В религиозном отношении античность представляла собой язычество. В науке «История религий» такое утверждение может показаться некорректным (язычество означает народность), но в богословской литературе термин язычество употребляется до сих пор, выражая понятие идолопоклонство. Как пишут исследователи, характерная особенность и вместе с тем ложь язычества заключалась как в его содержании (признании многих богов), так и в его форме (представлении божества в не свойственных ему, чувственных формах)^; все разнообразие языческих верований сводилось или к обожествлению природы, мира внешнего, или к обожествлению самого человека^. В язычестве люди объявлялись богами14. Считается, что основной причиной преследования христиан в Римской империи являлся их отказ участвовать в прославлении обожествленных императоров. Но для христиан не было принципиальной разницы между идолами, они знали, что любой «идол в мире ничто, и что нет иного Бога, кроме Единого» (1Кор. 8: 4).
Как отразился закат эпохи Возрождения в литературе? Советский ученый И.Ф. Волков в своем исследовании о влиянии идей Возрождения и Просвещения на литературу писал: «Оптимистический, раблезианский пафос торжествующей естественной свободы сменяется на позднем этапе возрожденческой литературы шекспировским пафосом трагической судьбы изначально положительной природы человека. А в бессмертном
романе Сервантеса наряду с развенчанием средневекового рыцарства и возрожденческого плутовства слышится уже и горькая ирония над практической несостоятельностью ренессансных гуманистических идеалов»15. В конце позднего Возрождения, таким образом, выделяются имена двух великих писателей: Уильяма Шекспира (1564-1616) и Мигеля де Сервантеса (1547-1616)16.
Естественным продолжением эпохи Возрождения явилась эпоха Просвещения. На протяжении всего развития периода Просвещения в центре рассуждений его идеологов находилось понятие «разум». Деятели эпохи просветительства боролись за установление «царства разума», основанное на «естественном равенстве». Тогда было провозглашено: «Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах» (Декларации прав человека и гражданина. 1789 г. Статьи 1 и 4У7. Христианская вера или отрицалась, или ставилась на второй план.
Исследователи просветительской эпохи обычно ссылаются на английского материалиста Джона Локка (1632-1704) и его французских последователей, утверждавших, что человек не имеет никаких врожденных идей, а его характер формируют обстоятельства жизни и воспитания. Локковская формула «tabula rasa» (лат. — чистая доска) утверждала, что сознание человека является нормальным и адекватно отражает внешний мир. Конечно, таким нормальным сознанием просветители считали только свое собственное сознание, свои идеи о происхождении человека и его естественных правах. Что же касалось прочих людей (например, «обремененных деспотизмом и религиозными предрассудками»), то таковых предлагалось... воспитывать вновь, «в соответствии с их подлинной, извечной естественной природой или, что то же самое, в соответствии с сознанием просветителей»!8. Под воспитанием понималась вся совокупность воздействий социальной среды на личность, однако сама эта среда рассматривалась как определенный политический режим. Поэтому при оценке первой Декларации прав человека не следует забывать и о тех ужасах, которыми сопровождалась Французская революция (1789-1794).
В итоге современного движения за свободу появилась Всеобщая Декларация прав человека, принятая Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 1948 года (60-летие этого документа отмечалось в прошлом
году). Считается, что в эти послевоенные годы на политическую жизнь Европы оказывали свое влияние католическая социальная доктрина и евангелическая социальная этика. Действительно, если сравнивать две Декларации (1789 и 1948-го гг.), то найдем, что в последней добавляются понятия разума и совести: «Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах. Они наделены разумом и совестью и должны поступать в отношении друг к другу в духе братства»!9. Совесть и разум — это уже христианские категории. Преподобный Иоанн Дамаскин определяет образ Божий в человеке как разум и свободу (Кн. 2: 12)2°. А совесть в христианстве традиционно истолковывается как голос Божий в человеке. Совесть человека должна быть ориентирована на истину, то есть на идею Бога. Если из совести исчезает Бог, то она развращается (существует и так называемая «прожженная совесть»)21.
Таким образом, идея свободы имеет свой генезис, который берет начало в эпохе Возрождения и появления протестантского богословия. И хотя его истоки имеют разные мотивы, находятся они в русле одной и той же тенденции, направленной на освобождение человека22. Оснастим свою речь таким тропом: Реформация поставила веру на рельсы индивидуалистических религиозных принципов, а Просвещение, как локомотив, привело человека к понятию автономной личности, освобожденной от аскетической церковной морали и видящей свой идеал в удовлетворении земных интересов з.
В связи с темой свободы можно вспомнить и события более раннего времени, относящиеся к началу V века, когда Церковь рассматривала вопрос о свободе человека в русле учения о благодати. Тогда появился еретик Пелагий, который отрицал первородный грех как поврежденность человеческой природы и весь акцент делал на человеческой свободе. Ему противостоял Блаженный Августин, который учил, что человек, будучи изначально свободным, в грехопадении утратил способность выбирать добро (здесь акцент делался на действии благодати Божией). Православная Церковь не приняла ни одного из этих крайних мнений и уточнила свое учение формулировкой о взаимодействии благодати Божией и свободного выбора человека в деле его спасения. Взглядов Августина придерживался и М. Лютер.
Бог и свобода: проблема ВЫБОРА
«Проблема свободы вообще бессмысленна, так как она тем или иным образом связана с проблемой Бога. Узнать, свободен ли человек, можно узнав, есть ли у него хозяин», — писал А. Камю24. Этот французский философ-экзистенциалист атеистического направления считал, что признание Бога превращает проблему свободы в проблему зла; в качестве основных ценностей человеческой жизни он провозгласил абсурд и бунт25. В сочинениях Камю вызывает симпатию искренность, с которой он ставит вечные вопрось^6. Но, конечно, его концепция неприемлема с христианской точки зрения, да и с точки зрения здравого человеческого смысла, потому что человека, обреченного на бессмысленный труд, нельзя назвать счастливым (как это делает Камю)27. Показательно также, что у Камю истина для человека абсурда соседствует с печалью28. А в христианстве истина возвещает радость. Печально, что собственное существование этого французского экзистенциалиста продлилось всего лишь 46 лет (1913-1960).
Более правильно, наверное, было бы сказать, что это человек — проблема для Бога, а не наоборот. Всемогущий Бог мог бы легко и быстро решить все проблемы, связанные с человеком, но Он всегда действует в рамках Им же созданной природы. Бог уважает свободу человека, поэтому никогда и ни к чему его не принуждает. И у христианства есть свой ответ на происхождение зла: оно появилось в мире в результате злоупотребления разумными существами своей свободной волей. Без Бога же существование человека в мире будет действительно безнадежным и бессмысленным, как Сизифов труд.
В «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви» говорится: «По мере секуляризации высокие принципы неотчуждаемых прав человека превратились в понятие о правах индивидуума вне его связи с Богом. При этом охрана свободы личности трансформировалась
29
в защиту своеволия» 9.
Здесь просто невозможно не вспомнить Ф.М. Достоевского, который в своих книгах ясно показал, что основной мотив отрицания Бога — это Своеволие (большая буква поставлена согласно источнику. — В.С.)3о. «Если Бога нет, значит, все позволено», — эта «сводная»
цитата из сочинений Достоевского также известна всем3\ Альбер Камю писал по этому поводу: «Мы имеем здесь дело с рассуждением о вполне земном божестве. „Я три года искал атрибут божества моего и нашел: атрибут божества моего — Своеволие!" Теперь понятен и смысл установки Кириллова: „Если Бога нет, то я Бог". Для него быть Богом означает стать свободным в этом мире, чтобы не служить высшему существу. Из мучительного своеволия предстоит вывести все следствия. Если Бог существует, то мы зависим от Него и подчинены Его воле. А если Его нет, то все зависит от нас самих. Кириллов, как и Ницше, стремится убить Бога и стать Богом самому, реализуя на земле вечную жизнь, о которой говорится в Евангелии»32.
Священное Писание открывает нам эту тайну свободы: в глубинах человеческого своеволия лежит предпосылка стать «как боги» (Быт. 3: 5). Еще в раю сатана указал Адаму и Еве на Бога как на их врага, говоря, что это Бог не желает, чтобы они приобрели познание добра и зла. Сегодня многие так считают: если Бог есть, то тогда человек не может быть полностью самим собой, господином самого себя и своей судьбы. Поскольку Бог ограничивает человеческое своеволие законами, то люди начинают отказываться от Него, пытаясь жить с мыслью «как будто Бога нет». Однако эта известная формула для обозначения фикции удобна в философских рассуждениях, но ее опасно применять на практике. Интровертность жизни, где Бога нет, не только неестественна, но и губительна для человека. Можно сколько угодно представлять, что Бога нет, но Он все равно есть: «Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, говорит Господь, Который есть и был и грядет, Вседержитель» (Ап. 1: 8). Отрицая Бога «в обмен на свои права», человек лишь откладывает свою неизбежную встречу с Ним, потому что каждому, хотя бы однажды, но встретиться с Богом всё же придется (Евр. 9: 27).
Способен ли человеческий разум построить мир без Бога? Если и способен, то только как мир бесчеловечный, направленный против самого себя, как предупреждал об этом В.С. Соловьевзз. Человек не может быть источником собственной жизни. Библия предлагает нам поучительный пример, как в древности люди пытались построить «город и башню, высотою до небес». Но произошло именно то, чего
опасались эти исполины34: они рассеялись по лицу земли (Быт. 6: 11; 11: 4). И сегодня, как и прежде, результатом такого рода строительства будут разобщенность и столкновения, не только между отдельными личностями, но и между целыми цивилизациями.
Таким образом, с точки зрения христианской веры, в центре нашей темы находится вопрос о Боге, здесь всё зависит от решения этого главного вопроса. Или человек рассматривает себя как творение Бога, от Которого он получает свободу, открывающую ему большие возможности, но и возлагающую на него высокие обязанности, или же человек возносит самого себя до абсолюта, наделенного такой свободой, которая, будучи лишена закона, оставляет его во власти инстинктов. В первом случае для человека открывается путь в будущее, на небо, если использовать терминологию христианской веры. Второй путь приковывает человека к земле, к его настоящему, здесь он и будет искать себе убежища: дети земли строят свои башни на земле и из земли. Но если человеку не нужно будущее, то и настоящее он начнет создавать по собственному образу и подобию, а каков он есть, этот настоящий человек, красноречиво свидетельствует вся его история. Культура не может развиваться лишь в материальном измерении, иначе она будет работать на червя, как об этом напоминает нам ШекспирЗ5.
Проблема свободы, как известно, рассматривалась по преимуществу в западном христианстве, в то время как восточное более интересовали вопросы обожения человека. Приведем здесь высказывание современного западного богослова по поводу идеи автономии как основного вопроса Нового времени: «Осуществима ли вообще концепция радикальной автономии человека как чистого самоопосредования; или же осуществленная тождественность человека самому себе может быть только свободой, полученной в дар и обязывающей к благодарности? Является бытие автономным или же полученным извне? Может ли автономия иметь другое (не теономное) обоснование? Как можно представить себе теономию, не означающую гетерономии, а обосновывающую автономию, более того, приводящую автономию к совершенству? Слово „любовь" уже указывает на ответ богословия. Ведь любовь означает единство, которое не поглощает другого, а освобождает его своеобразие и, таким образом, приводит его к совершенству. Ответом богословия атеизму
Нового времени в перспективе человеческой автономии является высказывание: „Чем больше единение с Богом, тем больше и совершеннее свобода человека"»^.
Свобода и служение: связь идей
«Для христианского правосознания идея свободы и прав человека неразрывно связана с идеей служения» (Основы социальной концепции Русской Православной Церкви)зу.
В одной евангельской притче рассказывается, как рядом одновременно жили два человека: богач и Лазарь. Богач «одевался в порфиру и виссон и каждый день пиршествовал блистательно». А Лазарь был нищим и, к тому же, тяжело больным, он лежал у ворот дома богача, желая напитаться хотя бы остатками трапезы богатого (Лк. 16: 19-31). Когда оба они умерли, богач попал в ад, а Лазаря ангелы отнесли в рай.
Отметим, в качестве отступления, особенность славянского перевода этого текста Священного Писания: «Веселяся на вся дни светло» (Лк. 16: 19). То есть: богач веселился, но не радовался. Радость задает общий тон звучанию христианской веры в мире, это ключевое понятие Нового Завета, его первое и последнее слово (Лк. 1: 28; Мф. 28: 9). Она перечисляется среди плодов Святого Духа (Гал. 5: 22), и ее никто не может отнять у христианина. Но эта радость исходит от Бога (Фил. 4: 4), а веселье мирских пиров проистекает из дионисийской стихии мира. Как говорят психологи, эмоциональная природа человека такова, что в один и тот же момент он не может переживать двух противоречивых эмоций: человек не может одновременно любить и ненавидеть, молиться и грешить, радоваться и веселиться (Ср.: Мф. 12: 30).
По слову св. Иоанна Златоуста, у евангельского богача было два основных порока: он не имел чувства справедливости и сострадания и каждодневно беззаботно предавался веселью, что привело его к забвению Бога и ответственности пред Ним. Богач не просто пировал, но пиршествовал блистательно и каждый день38. В итоге он обеднел настолько, что у него не нашлось даже капли воды, чтобы хоть как-то охладиться в адском огне. Апостол Павел пишет: «К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к угождению
плоти, но любовью служите друг другу» (Гал. 5: 13). Любовь состоит не в том, чтобы просто давать (это подчеркивает дистанцию между людьми), а в том, чтобы разделять. Апостол указывает нам на пример Иисуса Христа: «Ибо вы знаете благодать Господа нашего Иисуса Христа, что Он, будучи богат, обнищал ради вас, дабы вы обогатились Его нищетою» (2 Кор. 8: 9).
Святые отцы Церкви предупреждают человека, что в этом мире ему всё дано, но ничего не принадлежит: всё лишь вверено во временное пользование. «Будем же беречь имущество, как чужое, чтобы оно стало нашим. Как же нам сберечь его, как чужое? Если будем тратить его не на излишние надобности, и не на свои только, но и уделять в руки бедных; если ты богат, но тратишь сверх нужды, то ты дашь отчет во вверенных тебе деньгах»з9. В вечность человек унесет с собой только свои дела — добрые или худые, — его действительной собственностью будет лишь то, чем он свободно поделился в этом мире с другими. Когда человек учится преодолевать собственническое видение земных благ, тогда он учится и верить, и надеяться независимо от наличия или утраты этих самых благ. «Истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне», — такими будут слова Господа на Последнем Суде (Мф. 25: 40). То есть критерием этого Суда будет любовь и проявление милосердия по отношению к ближнему. Действие Евангелия на людей таково, что оно связывает их между собой и со Спасителем, так что чаша воды в лице нищего может быть подана Самому Богочеловеку, потому что Иисус Христос отождествляет Себя с «одним из братьев Своих меньших»4°. Св. Исаак Сирин говорит: «Будь послушен Ему в изобилии своем, чтобы в скорбях иметь пред Ним дерзновение»4\
Таким образом, христиане, водимые Духом Святым, призваны жить в свободе, которая обретает свое высочайшее выражение в служении другим людям. Тема служения приобретает все большую актуальность в связи с разрастающимся экономическим кризисом в мире, который христиане будут пытаться богословски осмыслить. На первый план выдвигаются такие вопросы, как этическое содержание экономики (экономики не может быть без этики), справедливость, милосердие, солидарность, потребительская умеренность и взаимопомощь.
Христианство и две светские концепции свободы
Притча, которую мы вспомнили, богата отношениями, но не следует спешить делать из нее вывод, хорошо знакомый нам из недавнего прошлого: чтобы стать свободными, необходимо всех уравнять. Это марксистское понимание, где считалось, что свобода связана с равенством (произвольное уравнение всех ради достижения социального равенства). Учение, созданное К. Марксом (1818-1883), связало свободу с социальной справедливостью, последователи Маркса пытались осуществить эту связь (очевидную и для других) на практике, применяя при этом радикальные средства. Б. Рассел пишет, что марксизм все перевел в практическую плоскость, где первостепенный интерес представляли не познание и объяснение мира, а его изменение, не права человека, а создание нового человека^.
Люди старшего поколения помнят, как в нашей стране строили коммунизм. В качестве социальных норм были провозглашены «гуманные отношения и взаимное уважение между людьми: человек человеку — друг, товарищ и брат»43. Надо сказать, что это не был просто лозунг марксистско-ленинской идеологии, но принцип, по которому многие люди действительно пытались жить. И тогда были бедные и богатые, но все-таки в те времена ценность человека не определялась толщиной его кошелька.
Вышеприведенные утверждения были типичны и для христианства, однако с точки зрения веры они требуют уточнения: для того, чтобы люди осознали себя братьями, им необходимо сначала признать, что у них есть один общий отец. В глубину веков уходит наименование Бога «Небесным Отцом» у разных народов44. Христианство учит, что во Христе Иисусе люди были усыновлены Отцу Небесному, молитва Господня называется, как известно, «Отче наш...». Марксизм же пытался вытеснить идею Бога из человеческой жизни; Маркс, исходя из идей гуманистического атеизма Л. Фейербаха (1804-1872), назвал религию опиумом народа45. При этом критика неба превратилась у него в критику земли46. В контексте нашей темы можно сказать, что в борьбе за общую свободу тогда пострадала свобода отдельной личности. Как писал А. Камю, «в тоталитарном государстве абсолютно порабощение
каждого человека в отдельности, в то время как коллектив может считаться свободным»47.
Если марксизм строил коллективистский тип культуры, то либерализм создает ее индивидуалистский тип. «Индивидуализм» — основное понятие в либерализме. На либерализме и демократических принципах основаны европейские и американское государства.
Главный принцип светской либеральной свободы можно определить следующим образом: человек свободен настолько, насколько его свобода не ограничивает свободу другого. В сущности, человеку предлагается делать то, что ему хочется делать в настоящий момент, но только чтобы из этого не вышло никаких плохих последствий для общества (и для него самого, конечно). Либерализм основывается на таких концепциях, как свобода индивидуума, достоинство человеческой личности. В принципе, это и христианские ценности, поэтому есть соблазн утверждать, что существует тесная концептуальная связь между либерализмом и христианством. Либерализму, дескать, следует просто вернуться к своим истокам, а христианству — поставить в центр основоположные права человека, принимающиеся всеми. При этом высказывается мнение, что американский и европейский — это «различные либерализмы», у них как бы даже история разная. Но в действительности эти два типа либерализма имеют один общий центр притяжения, даже если вращаются на разных орбитах.
И это только на первый взгляд все выглядит так просто и оптимистично. В Евангелии говорится: «И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними (Лк. 6: 31). Но здесь эти слова идут вслед за Заповедями блаженств, которые призывают к чистоте сердца: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф. 5: 8). Иисус Христос учил, что человека оскверняет не пища, а злые помыслы, исходящие из человеческого сердца, — прелюбодеяния, убийства, кражи, лихоимства, злобы, коварства, зависти, богохульства, гордости (Мк. 7: 15-23). Злые помыслы, исходящие из сердца, предшествуют каждому греховному поступку человека во внешнем действии, и они предполагают выбор между добром и злом в его внутреннем мире. Здесь неизбежно возникают вопросы, связанные с самим человеком: каково его нравственное состояние и, исходя из этого, — насколько он свободен.
Христианство реалистично смотрит на действительность, утверждая, что человек духовно болен и потому склонен попадать в рабство страстям, он поражен гордостью и эгоизмом, поэтому его хотения часто бывают неразумны. Либеральную же свободу не интересует чистота сердца
48
человека, ей нет дела до нравственного содержания его души .
Не следует забывать и о том факте исторического характера, что либерализм (европейский, по крайней мере) утверждался в результате борьбы с христианством, порождая феномен так называемого антиклерикализма.
В связи с нашей темой можно вспомнить имена еще двух выдающихся французов интересующей нас эпохи: Блеза Паскаля (1623-1662), крупнейшего математика, физика и философа, и Вольтера (1694-1778), писателя, философа и историка (его настоящие имя и фамилия — Франсуа Мари Аруэ). Паскаль называл природу человека испорченной и нуждающейся в восстановлении, он говорил о «себялюбии» человека, о тяготении его к себе, о том, что счастье для человека возможно только в союзе с Богом. «Нам важно понимать только, что мы несчастны, испорчены, разлучены с Богом, но искуплены Иисусом Христом», — писал он4®.
Вольтер резко полемизировал с такими взглядами на природу человека, которые высказывал Паскаль, и эта полемика прошла почти через все его творчество. Он утверждал, что человеческую природу нужно просто принимать как таковую. Человек, — говорил Вольтер, — свободен лишь там, где он способен делать то, что он хочет50. Будучи деистом, Вольтер сводил религию к соблюдению моральных норм; идею Бога он признавал и считал ее полезной, но лишь в качестве «узды» для людей, «необходимой узды» для «этих несчастных мыслящих животных»5\
Говоря о двух светских концепциях свободы, не следует забывать о том, что они появились на исторической сцене христианской Европы, поэтому в значительной мере черпают из традиции христианского послания. Этот факт обращает нас к христианским корням европейской культуры. Уже во времена Платона и Аристотеля люди спорили о форме и материи. И.В. Гете выскажется об этом применительно к литературе, повторив, что форма никогда не существует без содержания. Согласно этому правилу, всякое содержание может быть выражено лишь в присущей и адекватной ему форме; более того, содержание так тесно связано
с формой, что когда заимствуется форма, тогда невольно «зацепляется» и содержание. В связи с этим интересно посмотреть, как бывает, когда на станке истории создается реальная летопись человечества, как на практике христианские идеи вплетаются в ее ткань и подтекст? Здесь мы тоже найдем парадоксы: «Если человек создан не для Бога, почему он счастлив только в Боге? Если человек создан для Бога, почему он так противится Богу?»52.
Свобода как выбор и свобода от зла
Есть три точки зрения на свободу выбора: детерминизм (от лат. determino — «определяю»), индетерминизм (от лат. in — «не» и determinare — «определять») и самоопределение. Детерминизм существует в двух формулировках: натуралистический и теистический53.
Под свободой обычно понимают свободу выбора: чем больше у человека этой возможности, тем более он свободен; отсутствие вариантов выбора равносильно отсутствию свободы. Действительно, человек потому и ответственен, что он свободен; где царствует закон необходимости, там нет свободы. Преподобный Ефрем Сирин пишет: «Если нет в нас свободной воли, то за что волю нашу подвергать ответственности? Если воля наша не свободна, то несправедливо судит ее Бог; а если она свободна, то по праву с нее взыскивает. Требование отчета тесно соединено со свободою»54. Св. Ефрем Сирин защищал свободу против еретического учения о неизбежности судьбы и о влиянии звезд на человеческую деятельность.
Библейское учение о человеке как образе Божием снимает вопрос о том, что является причиной, побуждающей волю к действию, потому что образ Божий включает в себя свободную волю. Решение принимает не человеческая воля, а сама личность, действующая посредством этой воли. Поскольку личность — первая причина своих действий, бессмысленно спрашивать, какова причина первопричины. Еще один довод в пользу свободной воли состоит в том, что заповеди Божии — это призыв, подразумевающий, что человек может и должен их исполнять. Обязанность повиноваться Божиим повелениям подразумевает способность откликаться на них при помощи Божией благодати. Библия ясно
говорит, что даже падший человек обладает свободой выбора (Мф. 23: 37; Ин. 7: 17; Рим. 7: 18; 1 Кор. 9: 17; 1 Пет. 5: 2; Флм. 14).
Но свободу нельзя ограничить лишь рамками выбора, ее подлинная концепция включает и другие суждения. «Свобода выбора не есть абсолютная и конечная ценность», — говорится в «Основах учения РПЦ о достоинстве, свободе и правах человека»55. А Н. Бердяев отмечает, что свобода есть не только свобода выбора, но и самый вы-бор5б. Принцип самоопределения сам по себе позитивен, но его нельзя применять в абсолютном смысле, как это часто делается, безо всяких ограничений. Свобода не может быть предоставленной самой себе, и она вовсе не означает возможности «делать все, что хочу», все для своего удовольствия. Св. Исаак Сирин говорит о Боге, что «Он и свободе не попускает приводить все в действие. А если бы не было того, не осталась бы в живых никакая плоть»5у.
Свобода в христианстве — это в первую очередь свобода от греха (¿\eu0epia). Абсолютной духовной свободой обладает только Бог, великой свободы достигли подвижники, очистившиеся от страстей, относительной духовной свободой обладает каждый обычный человек, потеряли ее ожесточившиеся во зле и ставшие не способными к добру58. Блаженный Августин лаконично выразил это так: «Велика свобода — быть в состоянии не грешить; но величайшая свобода — не быть в состоянии грешить»5'.
В «Славянорусском корнеслове» А.С. Шишкова говорится, что русское слово свобода связано с понятием слабости: «Слабость и свобода суть смежные понятия. из слабоды сделалась свобода»бо. То есть в славянском наречии понятие освобождения человека связано с ослаблением каких-то уз, неволящих его. Свобода — это отсутствие стеснений, ограничений, находим в словаряхб1. В контексте нашей темы под слабостью-свободой следует понимать освобождение человека от гнета греха и власти сатаны. «Тот свободен, кто не подчиняется страстям и прихотям своим», — говорится в словаре В. Даляб2. Такое освобождение осуществляется, конечно, при помощи благодати Божией: если человек примет просвещающую благодать, то в итоге она станет для него оправдывающей и освящающей, освобождающей от греха. Когда приходит благодать, уходит рабствоб3. Как писал И.А. Ильин,
«освободить себя не значит стать независимым от других людей, но значит стать господином своих страстей»64.
Свобода и истина
«И познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин. 8: 31-32). Блаженный Феофилакт Болгарский таким образом истолковывает эти слова Иисуса Христа: «Если вы пребудете в слове Моем и вере, то познаете истину, то есть Меня, ибо Я есмь... истина (Ин. 14: б)... Если познаете Меня, Который истинен, то истина сделает вас свободными, то есть Я освобожу вас от грехов. Ибо кто верует во Вземлющего грех мира, тот, без сомнения, свободен от грехов»б5.
Истина (<Ш0аа), по мнению лингвистов, — это то, что «есть», что является действительностью, справедливостью, правдой (в отличие от кривды)бб. В контексте нашей темы мы можем говорить о двух значениях истины: 1) это правда о том, кем человек является в действительности, 2) это то, что «истина во Иисусе» (Еф. 4: 21).
«А ты создан по образу и подобию Божию; потому что как Бог свободен и творит, что хочет. так свободен и ты; и если хочешь погибнуть, то природа твоя удобоизменяема», — говорит преподобный Макарий Великийб7. Современный греческий богослов Христос Яннарас предлагает следующее определение: «Мы бы сформулировали православное церковное понимание „образа Божия" в человеке так: Бог одарил человека способностью быть личностью, то есть реализовать свою жизнь согласно модусу Божественного бытия»б8. То есть человек свободен потому, что он — личность, а личностью он является благодаря образу Божиему, лежащему в основе его природы.
Такое понимание свободы принципиально отличается от секуляр-ных ее истолкований. Ж.П. Сартр (еще один представитель французского атеистического экзистенциализма) бросил такое утверждение: «Мы приговорены к свободе»б9. У Сартра свобода открывается человеку в тревоге, он пишет о тоске «бездомности»7°. Но в христианстве свобода — это не приговор человеку, а великий дар ему от Бога. Бог не устраняется от мира (как учат деисты), и человек у Него никогда не бывает «брошенным», это сам человек иногда свободно выбирает участь блудного сына:
«Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3: 16). Апостол пишет: «В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение» (1 Ин. 4: 18).
Таким образом, человек, если он не хочет, чтобы его собственная свобода увела его ко лжи и самоистреблению, должен ориентироваться на истину, то есть на то, чем он сам является по существу и чему он должен соответствовать. То есть на Бога, по образу Которого человек сотворен. Христиане же призваны преобразовывать свою жизнь еще и в соответствии с образом Иисуса Христа, Который есть для них основание жизни и Истина. Только через Иисуса Христа можно прийти к Отцу (Ин. 14: 6), человек должен взирать на Него, если хочет увидеть Бога. Свобода в таком понимании — не только путь к истине, но и результат познания истины. В конечном счете, Истина — это Личность, Господь Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель мира. Только жизнью в Нем и можно познать истину, и только Он может дать человеку истинную свободу — освобождение от греха.
Говоря об истине человеческой природы, нельзя пройти мимо аспекта греха. Настоящая реальность нашей жизни такова, что мы живем в падшем мире. Образ Божий в человеке повредился (оказался поврежденным, но не был утрачен) в результате первого грехопадения, когда люди захотели поставить себя на место Бога, чтобы самим быть «как боги, знающие добро и зло» (Быт. 3: 5). С тех пор падший человек склонен понимать свою свободу как свободу грешить, а его жизнь обуреваема страстями. Христианство призывает отложить прежний образ жизни ветхого человека и облечься в нового человека, созданного по Богу, в праведности и святости истины (Еф. 4: 20-24). Для этого Иисусом Христом создана Церковь, через которую ниспосылается благодать, дарованная людям в результате Его искупительного подвига.
Может ли человек преодолеть грех только собственными силами? Ответ христианства на этот вопрос отрицателен. Сцена, где Дон Кихот нападает на ветряные мельницы, принимая их за чудовищных великанов, не только комична, но и поучительна7\ Как пишут исследователи, роман Сервантеса имеет два плана: идеальный и реальный. И человеческое бытие имеет два измерения: духовное и материальное. Но
в жизни — не как в романе: в ней духовный план вовсе не иллюзорен, он не только реален в настоящий момент, но и определяет будущую участь человека. Апостол пишет: «Если говорим, что не имеем греха, — обманываем самих себя, и истины нет в нас» (1 Ин. 1: 8). Греховные страсти живут в душе каждого человека, и они могут вырастать до исполинских размеров. Собравшийся бороться с ними только собственными силами будет похож на зерцало рыцарства, который вышел на свои подвиги с таким вот оружием: копьецо, шлем с картонным забралом, круглый щит для подростков, тяжеленные доспехи, конь, хромающий на все четыре ноги (Ср.: Еф. б: 11-17).
Итак, свобода, предлагаемая человеку Богом, неотделима от истины. Быть свободным для человека, согласно Евангелию, — это значит быть тем, кем Бог его сотворил, и верным в том, что Бог ему доверил. То есть подлинно свободным является тот человек, который целиком отвечает собственной природе и своей цели, положенной для него Творцом. Будучи образом Божиим, человек в своей жизни должен соответствовать Первообразу. Только в общении с Богом человек сохраняет свою свободу, а теряет он ее в том мире, где Бога нет.
Свобода и рабство «по вкусу»
В дневнике одного из героев французского писателя Шарля Нодье (1780-1844) была записана такая мысль: «Высшая степень свободы, которую может достичь народ, понявший, что стал властелином, — это право выбрать себе рабство по вкусу» («Жан Збогар»)72. В провиденциальном смысле между жизнью отдельного человека и жизнью целого народа несложно провести аналогию; классический пример — исход израильтян из египетского рабства при Моисее и их 40-летнее странствование к свободе по Синайской пустыне.
В философских трудах говорится о том, что человеческая воля должна быть разумной, а «смысл человеческой жизни состоит в осуществлении свободы, или, что то же, в целостном раскрытии разумной и благой воли»73. Но можно ли назвать волю естественного человека разумной, а самого его свободным, если в нем разыгрывается борьба между разумом и страстями? Яркое описание такого противоборства
дает апостол Павел, когда говорит о двух законах, живущих в человеке: закона Божиего, призывающего творить доброе, и закона греховного, восстающего против закона ума и делающего человека пленником смерти. (Рим. 7: 9-23).
Суровой действительностью человеческой жизни является то, что люди всегда находятся в состоянии борьбы, эта внутренняя борьба происходит как в личной жизни каждого человека, так и в жизни целого общества. «Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей», — также известная цитата из Ф.М. Достоевского74. Великий русский писатель со свойственной ему проницательностью отметил, что это дьявол борется с Богом, потому что исполнен вражды именно он (и семя его). «Не Бог враждует против нас, но мы против Него. Бог же никогда не враждует», — говорит св. Иоанн Златоуст75. Преподобный Макарий Египетский определяет сердце человеческое как «подлинно необъятную бездну». Он пишет: «Само сердце — малый сосуд, но там есть змии, там есть львы, там есть ядоносные звери, там все сокровища порока, там пути негладкие и стропотные, там пропасти; но там также и Бог, там Ангелы, там жизнь и царство, там свет и Апостолы, там сокровища благодати, там есть всё»7б. Именно в сердцах человеческих Бог встречается со свободой людей, и здесь каждый должен выбрать, с кем он хочет быть: с Богом и Его ангелами или же с дьяволом и со всей споспешной его силой. Тайна свободы состоит в том, кому человек отдаст свое сердце. А от выбора зависит его вечное спасение — это еще одна составляющая христианского взгляда.
Внутренняя борьба в человеке всегда когда-то завершается. Эта борьба многократно завершается сейчас в отдельных битвах невидимой брани, но однажды она завершится и окончательно. И тогда кто-то кем-то будет побежден. Апостол Петр, когда дает характеристику лжеучителям последнего времени, пишет такие знаменательные строки: «Обещают им свободу, будучи сами рабы тления; ибо, кто кем побежден, тот тому и раб» (2 Пет. 2: 19). Кто кем побежден, тот тому и раб: если в человеке побеждает грех, то он становится рабом греха, рабом диавола. А когда в человеке побеждает закон Божий, тогда он становится рабом Бога.
«Раб Божий» — это название кому-то может показаться унизительным. Но христиане с самого начала охотно называли себя таковыми
(Рим. 1: 1), рабство Богу означало для них освобождение от рабства диаволу. Вообще, христианство различает три состояния человека по отношению к Богу: раба, наемника и сына. Раб повинуется из чувства зависимости или по принуждению, он живет в страхе перед последствиями в случае невыполнения им своих обязанностей. Наемник трудится в ожидании награды, его подход формален. И только сын покоряется по причине любви; его труд бескорыстен, но именно он вознаграждается, поскольку сын получает то, что имеет отец. Апостол пишет: «Потому что вы не приняли духа рабства, [чтобы] опять [жить] в страхе, но приняли Духа усыновления, Которым взываем: „Авва, Отче!" Сей самый Дух свидетельствует духу нашему, что мы — дети Божии. А если дети, то и наследники, наследники Божии, сонаследники же Христу» (Рим. 8: 15-17). Раб Божий стремится отразить Бога в своей жизни, а «Бог есть любовь» (1 Ин. 4: 8). Иисус Христос, как мы это видим из евангельских повествований, требовал от своих учеников не рабской преданности, а любви. После Своего Воскресения Он трижды обратился к апостолу Петру с вопросом: «Любишь ли ты Меня?..» (Ин. 21: 15).
У Г.Р. Державина находим такое пафосное самоопределение: «Я царь, — я раб, я червь, — я Бог!»77. В святоотеческих писаниях говорится, что человек в своей духовной жизни не может быть абсолютно независимым, его положение в иерархии бытия таково, что он всегда оказывается в положении ведомого. И принципиально важно, кто у него ведущий, потому что за кем он идет, туда он и придет: человек может достичь Царствия Божиего, но он может попасть и в ад. Святитель Игнатий (Брянчанинов) в своем определении человека пишет: «Тот человек, который не захочет быть домом Божиим, сосудом Божественной благодати, соделывается домом и сосудом греха и сатаны. Человек не может не быть тем, чем он создан. Не дано ему пребывать единственно с самим собою, вне общения; это ему неестественно»^.
Зло объясняется возможностями человека, но отсылает оно нас к сатане. Человек, хотя и «малым чим от ангел» умален (Пс. 8: б), однако это малое дает злым духам принципиальное преимущество, они превосходят его «крепостью и силою» (2 Пет. 2: 11). Поэтому, если бы в борьбе добра и зла человек оставался один, без Бога, то сам он из этой
борьбы никогда бы не вышел, не то что победителем — живым бы не вышел (Ср.: Еф. 6: 11-17). Но Бог помогает тому человеку, который в борьбе со злом свободно выбирает Его сторону. В Библии есть поучительное описание поединка между Давидом и Голиафом. Сорок дней вызывал Голиаф соперника на поединок, гордясь своим ростом, силой и оружием, и никто из еврейского войска не решался выйти к этому великану-единоборцу. И только юный Давид, случайно оказавшийся здесь, смело выступил против него, имея оружие пастуха — пращу и пять гладких камней, которые он подобрал в ручье (одного хватило). И победа была за Давидом, потому что вышел он во имя Господа Саваофа (1 Цар. 17).
Таким образом, если человек не захочет быть рабом Божиим, то он станет рабом дьявола, и это рабство окажется для него игом мучительным и бременем непосильным. У евреев понятие ига было связано с рабством. Но Христово иго ведет к свободе, и оно является посильным и радостным: «Ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко» (Мф. 11: 30).
Заключение
Обобщим наши размышления. Свобода — это великий дар Божий человеку, свойство его природы — как разумного и свободного существа, созданного по образу и подобию Божию: человек не был бы человеком, если бы не обладал свободной волей. Поэтому свобода должна пониматься личностно, а не индивидуалистски. Свобода — это способность человека к осознанному самоопределению между добром и злом. Христианство понимает ее не только как выбор, но и как свободу от зла: подлинная свобода для человека наступает только тогда, когда он освобождается от уз греха. Свобода — это не вседозволенность, а ответственность и служение: человек должен ответственно распоряжаться вверенным ему даром, своей свободой, помня, что на пире жизни он является не распорядителем, а простым служителем. Между свободой и истиной существует самая тесная связь. Христиане убеждены, что «истина во Иисусе» (Еф. 4: 21), что только Иисус может дать знание истины каждому человеку, способному принять ее, а подлинная свобода возможна только в союзе со Христом. Христианство — это благая весть о том, что человек
возвращается к Божественным истокам, освобождается от рабства и получает подлинную свободу (Рим. 8: 15). Но Бог открывается лишь свободной вере, в основе веры лежит свобода. Своими корнями свобода уходит в послушание Богу, а послушание — в любовь; чтобы отношения с Богом были подлинными, человек должен свободно и всецело принять Его закон.
Слова молитвы Господней являются единственно верным ответом Богу со стороны человеческой свободы: «Да будет воля Твоя и на земле, как на небе» (Лк. 11: 2).
«Да будет! — и было, — / И, видим, — и будет. / Всегда — без конца. / Кто ж Он, Всемогущий? / И где обитает?.. / Нет Богу вопроса, — / Нет меры Ему!..» (А.В. Кольцов «Великое слово»).
Примечания и библиографические ссылки
1. Цит. по: Кольцов А.В. Полное собрание стихотворений. М.: Советский писатель, 1958. С. 120.
2. Например, у итальянских неогегельянцев. См.: Гарин Э. Хроника итальянской философии ХХ века. М., 1965. С. 385.
3. Как утверждают лингвисты, понятие ключевой и опорный пришли в лингвистику из математики.
4. СервантесМ. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский. Ч. 2. М., 1955. С. 453.
5. Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. М., 2001. С. 33.
6. Основы учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе и правах человека // ЖМП. 2008. №9. С. 6.
7. См.: Кирилл, митр. Смоленский и Калининградский. Нравственные ценности православия // Духовно нравственное воспитание: Научно-просветительский журнал. 2001. № 1. С. 9.
8. ЛютерМ. Избранные произведения. СПб., 1997. С. 13. См.: Кюнг Г. Великие христианские мыслители. СПб., 2000. С. 232.
9. Лютер М. Указ. изд. С. 25, 29.
10. См.: Гегель. Г.В.Ф. Лекции по философии истории. СПб.: Наука, 1993. С. 424.
11. См.: Краткий очерк истории философии. М., 1975. С. 135.
12. См.: Кудрявцев-Платонов В.Д., проф. Философия религии. М., 2008. С. 47-50.
13. См.: Хрисанф, архим. Религии древнего мира в их отношении к христианству. Т. 1. СПб., 1873. С. 15.
14. Понятно, что не все люди, но особенные. Например, в Египте наместниками бога считались фараоны. Они даже по земле своими ногами не ходили (только в храме), но их носили, потому что на землю наступали ноги простых смертных (как видим, естественный человек мало изменился: и сегодня некоторые даже в воздухе не желают перемещаться вместе с прочими; хотя их стяжания несопоставимы с блеском богатства и славы фараонов). Аменхотеп IV (Эхнатон) пошел дальше других, объявив богом самого себя. А заодно и свою жену (правда, это была царица Нефертити). Данный факт делает еще более непонятным удивительную религиозную реформу этого фараона (выдвижение Атона, солнечного диска, в качестве единственного верховного божества). См.: Клитин А.М., проф., прот. История религии. Одесса, 1910. С. 374. Или еще один пример, ближе по времени: в Риме «богом среди богов» был объявлен император Юлий Цезарь. Это произошло, правда, после его смерти, официальный титул «божественного Юлия» ему присвоили в 44 г. до Р. Х., но две скульптуры Цезаря с надписью Deo invicto выставлялись в храмах еще при его жизни. См.: Элиаде М. История веры и религиозных идей. Т. 2. М., 2002. С. 308.
15. Волков И.Ф. «Фауст» Гете и проблема художественного метода. М.: Изд-во МГУ, 1970. С. 150.
16. И.С. Тургенев, выступая 150 лет назад на публичном чтении с речью «Гамлет и Дон Кихот», предпринял попытку свести все многообразие человеческих характеров к двум типам, представленными этими литературными героями. См.: Тургенев И.С. Сочинения. М.-Л., 1964. Т. 8. С. 172.
17. См.: Международные акты о правах человека // Сборник документов. М., 1998. С. 32.
18. Цит. по: Волков И.Ф. Цит. соч. С. 170.
19. Международные акты о правах человека. Указ. изд. С. 39.
20. См.: Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. Кн. 2, гл. 12. М., 1992. С. 151.
21. В Ветхом Завете не было слова «совесть», это понятие выражалось с помощью термина «сердце». См.: Теологический энциклопедический словарь /
«Вольному — воля, спасенному — рай»: о свободе человека ... Под ред. Уолтера Элвелла. М., 2003. С. 1084. Говорят, что у древних евреев была такая традиция: когда требовалось сказать «Бог», человек замолкал и прикладывал руку к сердцу или показывал рукой на небо, и все понимали, что речь идет о Боге, но само священное Имя не произносилось. См: Иларион (Алфеев), иером. Таинство веры. Москва-Клин, 1996. С. 26.
22. См.: Гегель. Г.В.Ф. Лекции по философии истории. Указ. изд. С. 443. М. Хайдеггер: «Новая свобода есть — в метафизическом видении — приоткрытие всего диапазона того, что впредь человек сам сознательно сможет и будет себе полагать в качестве необходимого и обязывающего... Внутри истории Нового времени и в качестве истории новоевропейского человечества человек пытается, во всем и всегда опираясь на самого себя, поставить самого себя как средоточие и мерило в господствующее положение, т. е. заниматься самообеспечением» («Европейский нигилизм»). ХайдеггерМ. Время и бытие: Статьи и выступления. М.: Республика, 1993. С. 119-120.
23. Отметим попутно, что Лютер и другие реформаторы отрицательно относились к светским гуманистическим идеалам своего времени. Разум, частичному освобождению которого он сам когда-то содействовал, Лютер называл «невестой дьявола». Цит. по: Жирмунский В. Очерки по истории классической немецкой литературы. Л., 1972. С. 93.
24. См.: Камю А. Миф о Сизифе. Мн., 2000. С. 65.
25. Там же. С. 63-64.
26. «Должна ли жизнь обладать смыслом, чтобы ее следовало прожить? ... Кто такой бунтарь? Это человек, который говорит нет. Он отрицает, но не отрекается, — таким образом, своим первым действием он говорит да». Камю А. Цит. изд. С. 62, 156.
27. Там же. С. 62, 128.
28. Там же. С. 55.
29. Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. Указ. изд. С. 38.
30. См.: Достоевский Ф.М. Бесы. Ч. 3, гл. 6, II. Здесь же: «Если нет Бога, то я Бог».
31. См.: Он же. Братья Карамазовы. Ч. 4, кн. 11, IV.
32. Камю А. Цит. изд. С. 114.
33. См.: Соловьев В.С. Сочинения. М., 1994. С. 199.
34. Слово «исполин», или «великан», как сообщается в словарях, является буквальным переводом слова «гигант», что в греческой мифологии
Раздел I. Научные работы, статьи ... преподавателей. Богословие
означает «сын Геи», т. е. земли (См.: Преображенский А. Этимологический словарь русского языка. М., 1910-1914. С. 275). М. Лютер сравнивал возгордившихся людей с «огромными, сильными великанами древности, которые громоздили гору на гору и строили вавилонскую башню» (См.: Жирмунский В. Цит. изд. С. 93).
35. В переводе Б. Пастернака: «Червь, что ни говори, единственный столп всякого истинного порядка. Мы откармливаем всякую живность себе в пищу и откармливаем себя в пищу червям. Возьмете ли толстяка-короля или худобу-горемыку — это только два блюда к столу, два кушанья, а суть одна». Шекспир У. Гамлет, принц Датский. М.: НФ «Пушкинская библиотека»; АСТ, 2008. С. 659.
36. Каспер В., кард. Бог Иисуса Христа. М.: ББИ св. апостола Андрея, 2005. С. 61.
37. Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. Указ. изд. С. 38.
38. Св. Иоанн Златоуст. Полное собрание творений. В 12-ти т. Репр. воспр. изд. 1897-1906 гг. (СПб.). М., 1991. Т. 1, кн. 2. С. 806.
39. Там же.
40. Между прочим: Лазарь и поющий Лазаря — не всегда одно и то же, даже если последний и в голосе, когда просит поддержать его человеческое существование. Дидахи: «Пусть запотеет милостыня в руках твоих, прежде чем ты узнаешь, кому даешь». См.: Раннехристианские отцы Церкви: Антология. Брюссель, 1978. С. 16.
41. Св. Исаак Сирин. Слова подвижнические. М., 1993. С. 301.
42. См: Рассел Б. История западной философии и ее связи с политическими и социальными условиями: от Античности до наших дней. М., 2006. С. 935.
43. Слова из Программы КПСС, принятой XXII съездом (1961), стали одним из принципов морального кодекса строителя коммунизма. См.: Моральный облик строителя коммунизма. М., 1964. С. 72.
44. Греч.: ДеОд^еОд-Дюд-беод; лат.: Беш-Бшз, !ш [[}оу1$]-Ю-питер (Беш-ра1ег или !ш-ра!ег — «отец неба»). Цит. по: Рождественский Н.П., проф. Христианская апологетика. Т. 1. СПб., 1882. С. 267.
45. Известна разница между марксистским опиумом народа и ленинским опиумом для народа. «Почем опиум для народа?» — этот вопрос из романа Ильфа и Петрова («Двенадцать стульев», гл. XII) при встрече с Церковью
«Вольному — воля, спасенному — рай»: о свободе человека ... у многих советских людей возникал тогда почти на рефлекторном уровне. Со временем Бог разомкнул эти дурные рефлекторные дуги.
46. См.: Каспер В., кард. Цит. изд. С. 44.
47. Камю А. Цит. изд. С. 436.
48. Н.А. Бердяев так писал о различии в понимании свободы в либерализме и христианстве: «Либерализм требует формальной свободы, равнодушной к истине и к содержанию человеческой жизни. Христианство же требует свободы как содержания самой христианской истины, как качественного содержания человеческой жизни». Бердяев Н.А. Философия свободного духа. М., 1994. С. 336.
49. Паскаль Б. Мысли. М., 1999. С. 197. Трудно удержаться, чтобы не привести здесь его знаменитую метафору о «мыслящей тростинке»: «Человек всего лишь тростинка, самая слабая тростинка в природе, но это тростинка мыслящая. Не нужно ополчаться против него всей вселенной, чтобы его раздавить; облачка пара, капельки воды достаточно, чтобы его убить. Но пусть вселенная и раздавит его, человек все равно будет выше своего убийцы, ибо он знает, что умирает, и знает превосходство вселенной над ним. Вселенная ничего этого не знает. Итак, все наше достоинство заключено в мысли. Вот в чем наше величие, а не в пространстве и времени, которых мы не можем заполнить. Постараемся же мыслить как должно: вот в чем основание морали». Там же. С. 137. Мыслить как должно по Паскалю — это значит познавать Бога через познание собственных грехов. Там же. С. 129.
50. Краткий очерк истории философии. Указ. изд. С. 197.
51. Цит. по: Кузнецов В.Н. Вольтер и философия французского просвещения XVIII века. М.: МГУ, 1965. С. 193-195.
52. Паскаль Б. Цит. изд. С. 182.
53. Теологический энциклопедический словарь. Указ. изд. С. 1016-1019.
54. Св. Ефрем Сирин. Творения. Сергиев Посад, 1912. Ч. 5. С. 31.
55. См.: Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. Указ. изд. С. 6.
56. Бердяев Н.А. Цит. изд. С. 331.
57. Св. Исаак Сирин. Слова подвижнические. Указ. изд. С. 140.
58. Осипов А.И. Свобода христианина, свобода Церкви и религиозная свобода // ЖМП. 2002. №7. С. 69.
59. Цит. по.: Франк С.Л. Реальность и человек. СПб., 1997. С. 298.
60. Славянорусский корнеслов. СПБ., 2009. С. 391. В Толковом словаре
B. Даля — так же. С. 151.
61. Отсюда произошло слово слобода — поселение свободных землепашцев, освобожденных от уплаты налогов.
62. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 2008. Т. 4.
C. 152.
63. Гегель представлял историю человечества как прогресс в сознании свободы. По его мнению, свобода составляет внутреннюю природу человека, но лишь постепенно, на протяжении многовековой истории она осознается человеком, благодаря чему он и действительно становится свободным. См.: Краткий очерк истории философии. М.: «Мысль», 1975. С. 288. Всю мировую историю Гегель разделял на три основные эпохи: восточную, античную и германскую: «Восток знал и знает только, что один свободен, греческий и римский мир знает, что некоторые свободны, германский мир знает, что все свободны». Гегель. Г.В.Ф. Лекции по философии истории. СПб., 1993. С. 105, 147, 148.
64. Ильин И.А. Собрание сочинений: В 10-ти т. М.: Русская книга, 1993. Т. 1. С. 96.
65. Блж. Феофилакт Болгарский. Толкование на св. Евангелие. М., 2008. Т. 2.
С. 657.
66. См.: Срезневский И.И. Материалы для Словаря древнерусского языка по письменным памятникам. СПб., 1893. С. 1144.
67. Прп. Макарий Египетский. Духовные беседы. Св-ТСЛ, 1904. С. 121.
68. См.: Яннарас Х. Вера Церкви. Введение в православное богословие. М., 1992. С. 101.
69. Сартр Ж..П. Бытие и ничто. Опыт феноменологической онтологии. М., 2004. С. 493.
70. Там же. С. 70.
71. Примечательно, что Дон Кихот, нападая на мельницы, говорит при этом: «Это война справедливая: стереть дурное семя с лица земли значит верой и правдой послужить Богу». См.: Сервантес М. Цит. соч. Ч. 1. Гл. VIII.
72. Нодье Ш. Избранные произведения. М.-Л., 1960. С. 232.
73. Гегель Г.В. Цит. по: Ильин И.А. Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека. СПб., 1994. С. 280.
74. Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы. Ч. I. Кн. 3, 3.
75. Св. Иоанн Златоуст. Цит. изд. Т. 10, кн. 2. С. 575.
76. Прп. Макарий Египетский. Духовные беседы. Цит. изд. С. 417.
77. Ода «Бог». См.: Державин Г.Р. Стихотворения. Л., 1981. С. 46.
78. Игнатий (Брянчанинов), свт. Слово о человеке // Избранные творения. СПб., 2008. С. 30.
